Текст книги "Тень Одержимого (СИ)"

Автор книги: Феликс Эйли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

– Да, Великий Охранитель.

– Дальнейшие записи о перемещениях артефакта находятся в серверной штаб-квартиры Охранительного Бюро в городе Престольном. Если Одержимый поставил цель раздобыть артефакт, он отправится именно туда. А теперь идите, и да осветит ваш путь Бог-Император.

– Я исполню свой долг, – твёрдо отозвалась Фрося.

Когда она поднялась и направилась к выходу, её окликнул Грейвулф.

– И ещё, – улыбнулся рейвенхольдец. – С наступающим Днём Империи!

– Благодарю, мистер Грейвулф, – с работой Пронина даже забыла о празднике.

* * *

Пиксель хлюпал по мокрому асфальту улицы на верхнем уровне Рейвентона. С вечно пасмурных небес накрапывал дождик. Справа от корсара тянулись к тучам дома – все, как один, высокие и серые, отделанные готическими узорами и обнесённые контрфорсами. Яркие вывески и рекламные объявления на экранах разбавляли однотонный мрак – как и одежда прохожих. Здесь были не рабочие и не бродяги, а высший свет рейвенхольдского общества. Видя Пикселя, джентльмены во фраках с иголочки и дамы в широких платьях с рюшами, задирая носы, корчили презрительные усмешки – то ли из-за простецкой куртки, то ли из-за репутации пирата.

Корсар не обращал внимания на рейвенхольдских снобов и просто брёл дальше, разглядывая другой конец улицы. Поток флаеров над покрытой туманом пропастью не утихал. Чёрные пассажирские машины с нависающими над лобовым стеклом крышами, красные двухэтажные флаеробусы и ржавые громоздкие грузовики плыли по своим делам. Почему-то на Рейвенхольде флаеры летели вперёд по левой стороне улицы, а не по правой, как в большинстве имперских миров. Наверное, ещё одна из многочисленных причуд местных жителей наряду с экстравагантной одеждой и вычурной техникой.

Колокола разлились перезвоном над городом. Пиксель понял, что напевная мелодия доносится из угрюмой громадины собора Святого Бенедикта, который высился слева от него. Строгий и неприветливый, как и весь город, и даже более сдержанный, чем иные светские здания. На площадке у лишённого изысков готического нефа собрались подданные, пришедшие на службу. Над головами многих были раскрыты зонты, несмотря на то, что дождь ослабил свою хватку.

И тут Пиксель заметил, как над острой крышей собора поднимается белая тартана. Даже на таком расстоянии капитан разглядел высокий хвост и золотую эмблему Охранительного Бюро. Он ведь уже встречал этот транспортник – когда только прибыл на Рейвенхольд. Почему-то в голове корсара всплыл образ Ефросиньи Прониной. А затем головная боль усилилась. Сгоревший заживо Эпплуорт и хохочущие охранители-аристократы… И Карл Птитс, о котором не знал никто, кроме самого Пикселя. Лучше бы капитан продолжил сражаться с Освободителями и пиратами, как раньше.

Пешком он добрался до военного космопорта, куда его направили. На контрольно-пропускном пункте он просто назвал своё имя:

– Я Пиксель, корсар. Охранительница Пронина…

Флотский служащий в синей форме только просканировал капитана сверху вниз и посветил ему в глаза фонариком.

– Пройдёмте, – без эмоций сказал рейвенхольдец.

Корсара привели в каморку, где ему выдали вещи. Пиксель обрадовался, вешая на пояс ножны и кобуру с пистолетом – всё же без оружия он чувствовал себя как без рук. И наконец-то рядом был старый добрый корсарский патент, дарованный ещё губернатором Фоксом.

На площадке Пикселя ждала служебная лодка, которая довезла его до орбитальных доков. Пройдя по серым коридорам, капитан через стыковочный шлюз попал на родной бриг.

– Привет, ребята, – улыбнулся он всем, ступив на мостик.

– Хорошо, что тебя отпустили, – пробасил Босс.

– Было бы странно, если нет, – ответил Пиксель.

– Ты сейчас снова стал собой, кэп, – подметил Антимон.

И действительно, прежний жизнерадостный настрой и бодрость духа постепенно возвращались к капитану. Может, он просто находился в своей тарелке?..

– Ты прав, Антимон, – он похлопал того по плечу. – Мне надо переговорить с Бримстоуном.

Пиксель прошёл через раскрывшиеся двери в свою каюту. Обиталище капитана было небольшим и аскетичным. Из убранства там были только откидная кровать, столик с банками пива и компьютером и пара встроенных шкафов. На ребристых металлических стенах висели плакаты музыкальных групп, которые нравились корсару с детства, и фотография зекарисского пляжа из какого-то календаря. От решётчатых ламп, закреплённых на скошенных углах под потолком, лился слабый жёлтый свет, а подвешенный в центре вентилятор неспешно разгонял потоки затхлого воздуха. За длинным вытянутым окном виднелись конструкции верфи и дымчатый шар Рейвенхольда. И, главное, на стекло не капал дождь, который уже успел поднадоесть.

Устало вздохнув, Пиксель снял оружие и положил рядом с собой на помятое покрывало. Он потянулся к столику и нажал пару кнопок на проекторе, стоявшем рядом с банкой пива «Хайдеггер» и раскрытым пакетом сухарей. Над металлическим диском возник Бримстоун – маленький, зелёный и прозрачный.

– Здравствуй, Пиксель, – сказал старый рейвенхольдец, держа в руке трубку.

– Господин губернатор, – капитан вытер пот со лба. – В общем, большое вам спасибо.

– Не стоит благодарить, – отмахнулся Бримстоун. – Я верю, что ты непричастен к его побегу и честно выполнял свой долг перед Империей. На самом деле тебе повезло, что у меня остались связи на родной планете, иначе вытащить тебя было бы невозможно.

– Да уж, со здешними охранителями лучше не связываться, – признал Пиксель.

– Потише, а то О’Доэрти здесь рядом. Да и твоя работа с Бюро не закончилась. И главный охранитель Рейвенхольда Грейвулф, и сам Великий Охранитель Баррада уверены, что Одержимый не завершил свои чёрные дела и дальше отправится на Великородину.

– Великородину? – корсар не горел желанием оставаться в центральных мирах.

– Да, – подтвердил Бримстоун. – Как мне сообщили, он хочет что-то найти и проник в Рейвентауэр за данными. И теперь наверняка понял, что искомое может быть на Великородине. Я прошу тебя, Пиксель. Доведи это до конца. Останови его. Сейчас это более важная задача, чем Освободители.

– Хорошо, господин губернатор.

Корсар даже обрадовался такому распоряжению. Он обязательно докопается до правды и поможет Карлу Птитсу, как тот просил. Или же убьёт его как опасного террориста и вредителя Империи…

– Охранительница Пронина полетит с тобой на своём корабле, – продолжал Бримстоун. – До конца операции ты переходишь в её подчинение.

– Что ж, это было ожидаемо, – пожал плечами Пиксель.

– Удачи тебе. Дело очень серьёзное, и она тебе понадобится.

– Спасибо, господин губернатор. С наступающим вас!

– И тебя с наступающим, – улыбнулся правитель планеты.

Голограмма погасла. Капитан положил подушку у стены и опустил на неё голову.

Вскоре в каюту постучали.

– Входи.

Автоматическая дверь открылась, и вошёл Михаил Искандер:

– Кэп, дали добро на вылет из дока. И ещё охранители прислали инструкции, просили ознакомиться.

– Задай курс на Великородину, – капитан посмотрел на канонира невидящим взглядом. – А документы я почитаю, как прибудем.

– Сделаем, кэп!

Михаил покинул каюту, и Пиксель запустил на компьютере видеопроигрыватель. Под весёлую музыку кошка отчаянно пыталась побороть своё отражение в зеркале, теребя его лапами. Не в состоянии ухватить врага, она ударилась о стекло и упала, и раздался звонкий закадровый смех.

Капитан тоже засмеялся. Он лениво взял банку «Хайдеггера» и постепенно её осушил. Давно Пиксель так не отдыхал – если это можно было назвать отдыхом. Выбитый из колеи, сейчас он отчаянно цеплялся за привычное. А затем вспомнил, как смотрел похожие ролики вместе с Карлом, и перед его взором вновь возник худой человек в плаще и разбитой маске, стоящий под дождём у горящего флаеробуса.

Пиксель протёр глаза, качая головой. Он выключил видео, вернул подушку в изголовье кровати, залез под одеяло и лёг спать. Капитан совсем вымотался, а на Великородине силы ему точно пригодятся.

За бортом корабля зажимы и манипуляторы доков уходили вдаль вместе с затянутым тучами Рейвенхольдом. Пиксель лишь вздрогнул, когда ставни на окне захлопнулись, и бриг совершил прыжок в гиперпространство.

* * *

Люди с накладными клювами что-то возили на колёсиках за затылком Фридриха, гремя некой аппаратурой.

– Пыточные установки? – громко спросил Грюнвальд. – Да у вас мощностей побольше, чем у охранки!

– Ты нам всё расскажешь, – безапелляционно ответил кто-то из «Чумы».

– Размечтались, змеи подколодные, – бросил Фридрих. – Делайте что хотите, всё равно ничего не узнаете!

– Посмотрим.

Механизмы под Арианом заработали, и кушетка с ним поднялась, встав почти перпендикулярно к полу. Грюнвальд понял, что находится в том же просторном подземном помещении с аппаратурой в центре и кислотным отстойником по краям.

Безликие прихвостни «Чумы» нахлобучили ему на голову громоздкий шлем, подсоединённый проводами к чему-то сзади. Они что, собрались сканировать его мозги?

Ариан заметил, что по прозрачной трубке в его левую руку течёт какая-то жидкость. Он затрясся, инстинктивно пытаясь освободиться, но вскоре неведомая сила погрузила его в царство сна.

Очнулся Фридрих на улице города. С серых стен многоэтажек сыпалась штукатурка, а на грязном асфальте валялись мятые банки «Хайдеггера» и «Старины Декстера». Между неприметными зданиями по возведённому над землёй мосту, пыхтя, ехал монорельсовый поезд, ребристые стены которого были разрисованы примитивными граффити из баллончиков, а выше, под блёклым небом, летали редкие флаеры. Пахло топливным смрадом.

Заксенвельт. Беднейший мир сферы влияния Кригсхайма, если не считать совсем уж фронтира. Родина Грюнвальда. Фридрих ощутил, что стал мелким, с короткими руками и ногами. Он глянул в покрытую разноцветными разводами лужу мутной жижи и увидел там несуразное, безусое и безбородое лицо мальчишки с растрёпанными чёрными волосами.

Улица растворилась, и Ариан оказался в маленькой комнатушке – бетонной коробке, кое-как украшенной плакатами дальних миров и потрёпанными искусственными цветами. Такая же потрёпанная жизнью мать наблюдала, как маленький Фриц ест скудную пищу с химзавода.

А вот он в школе, дерётся с напавшими на него хулиганами. У их предводителя на руке криво нарисован маркером какой-то символ из резких, похожих на молнии линий, и он кричит: «Криг хайль!» «Слава Кригсхайму»? «Слава войне»? Скрюченный на холодном полу Грюнвальд, которого избивали несколько ног, не понимал этих слов, но чуял, что за ними стояла сила…

А за этим быстрым и коротким заклинанием последовало иное:

– Нет ни криганца, ни рейвенхольдца, ни великородинца, ни глизеанца, – монотонно и торжественно говорил тщедушный священник на уроке. – Все мы единый народ Господа-Императора, и все мы одинаково любимы и избраны Им…

Ученики не обращали внимания на проповедь, со скучающим видом сидя за партами, и только двенадцатилетний Фриц вслушивался в речь пастора. Ему внушали, что покорность Императору – главная добродетель, которая вознаграждается. Но Грюнвальд насквозь видел слабость этих людей, ведь настоящую силу он прочувствовал…

Он стоит у окна, а рядом сидит небритый мужчина и хлещет из бутылки дешёвый шнапс.

– Ты мог бы стать другим человеком! – Фридрих пытался достучаться до пьяницы. – Ты здоровый, крепкий! Мог бы остаться с нами! Зачем ты себя губишь?

Отец смотрел не на сына, а на обшарпанную стену напротив, где висел большой выцветший плакат ушедшей эпохи, которую мальчик уже не застал. Под красным бумажным небом, пронизанным жёлтыми лучами, гордо высился белый небоскрёб. Острый шпиль здания венчала фигура секатора, а под бесчисленными рядами окон виднелась трудночитаемая надпись: «КСР: Криганская Социалистическая Республика – наше будущее!»

– Нет будущего, – безразлично произнёс отец и глотнул шнапса.

Его глаза были пустыми, без всякой воли к жизни. Фридрих посмотрел на серое небо за окном и такие же серые невзрачные здания, между которыми медленно полз монорельс.

Вдруг тучи окрасились в оранжевый цвет. Высоко над городом хаотично, будто по случайной траектории летали самолёты, сбрасывая бомбы. Техника была собрана небрежно и наспех, и от кое-как сваренных фюзеляжей и крыльев постоянно что-то отваливалось.

На улицах отдалённо похожие на людей существа, закованные в угловатую броню, задорно отстреливали местных жителей. Широкие обезьяньи лица пришельцев светились животной радостью. С хохотом чужаки убивали гражданских и военных из своих огромных пушек, а кривые танки на асимметричных колёсах рушили дома и машины.

Фридрих сидит, спрятавшись в кладовке, и дрожит от страха. За чуть приоткрытой дверью прокралась жуткая тень. Несколько выстрелов – и женский крик. Забыв обо всём, подросток выскочил из своего убежища и увидел маму. Она бездыханно лежала в луже крови.

«Нет будущего».

Над убитой женщиной нависал чужак. Он был таким громадным, что даже в согнутом состоянии почти доставал до потолка. Движения его широких конечностей сопровождались грохотом и лязгом брони. На бочкообразной груди бешено скакала стрелка прибора, подписанного на ломаном общеимперском как «довленее», а за спиной существа пыхтели выхлопные трубы, пачкая потолок чёрным ядовитым газом. Этот пришелец сжимал гигантскими четырёхпалыми ручищами тяжёлую пушку, похожую на кривую коробку с дулом, а не на реальное оружие. Тем не менее, из этой коробки космоварвар застрелил мать Фридриха…

– Чё зыришь, йоп? – прорычало чудище, обнажив хищные зубы.

Широкой мордой с оттопыренными ушами и дырками вместо носа оно напоминало особо уродливого шимпанзе. Чужак сощурил тупые крохотные глазки, всматриваясь в Грюнвальда. А подросток стиснул кулаки и закричал, будто загнанный в угол дикий зверь.

– Ты такой смешнявый малый! – вырвалось из недр существа. – Как мелкий щеночек, йоп!

Фридрих по-прежнему скалил зубы, исступлённо рыча в состоянии аффекта.

– Слышь, ты, йоп! – гаркнул космоварвар.

Грюнвальд понял, что это было адресовано не ему. Из коридора в комнату ввалился ещё один пришелец, ненароком проломивший в потолке дырку выхлопной трубой.

– Чё те надо, йоп? – раздражённо спросил прибывший.

– Может, этого возьмём с собой? – первый космоварвар ткнул пальцем на Фридриха. – Он весёлый, а пахан хочет много розовых в тюрьму!

– Но он не боец, йоп! – возразил его соплеменник.

Щуплый и нескладный Грюнвальд замолчал, угрюмо уставившись на ближайшего космоварвара.

– Буит шестерить бойцам! – решил тот.

И облезлая квартира потонула в зелёной лавине джунглей. Посреди пышных пальм серели два старых имперских барака, соединённых переходом. Громко шумя, транспортник космоварваров приземлился и рухнул на посадочную площадку, которая находилась чуть дальше.

Вот, тыча дулами своих гигантских пушек, чужаки гонят толпу людей в казармы. В основном подростков – старших они перестреляли, как и маленьких детей. Фридрих уныло бредёт со всеми в этом ряду, руки его связаны.

Вот он уже стоит в полутёмной бетонной каморке и полирует длинное остриё копья. Рядом разминается мускулистый юноша года на два-три старше. Его смуглая кожа покрыта каплями пота и татуировками, напоминающими тигриные полосы.

– Шер-Хан! Шер-Хан! Шер-Хан! – зрители за стеной ждут его выхода.

Боец забирает копьё у Фридриха и, сжав древко обеими руками, шагает на прямоугольную просторную площадку, где его ждут другие. Схватка насмерть началась, а с трибун сверху зазвучал дружный хохот космоварваров…

А затем Грюнвальд идёт по тёмному коридору – слева и справа деревья за частично выбитыми стёклами, впереди тусклый огонёк. На него сзади нападают двое других пленников.

– Чё тут шляешься? – спрашивает один на общеимперском.

– Гулять по ночам нехорошо! – добавляет второй.

Оба вытащили перочинные ножики. Фридрих корчит рожу, но от страха, а не злости. Они бьют ногами, опрокидывая Грюнвальда на пол.

– Не трогайте меня! – отчаянно вопит шестнадцатилетний подросток. – Не трогайте, я собственность Шер-Хана! Собственность Шер-Хана!

А они пинают лежащего Фридриха не переставая. Ощущая резкие толчки по всему телу, он видит, как изо рта вылетает кровь…

– Я собственность Шер-Хана! Оставьте меня в покое! Я собственность Шер-Хана! – от безысходности повторяет Грюнвальд в надежде, что «хозяин» его защитит.

Но вдруг Лорд Ариан с ясностью мысли словно вышел из своего тощего тела, и рядом появился другой Фридрих, взрослый и плотно сложенный. Он не должен позволить травмам взять верх. Он не должен потеряться в плену прошлого. Он уже давно не «собственность Шер-Хана». Да и никогда он ей не был.

Боль от ударов стихала, а наваждение космоварварской тюрьмы развеялось. Только слабаки из Тёмного Замка наподобие Ребеллии убеждены, что травмы определяют людей. Фридрих Грюнвальд был выше своих травм. И только его воля определяет его будущее.

– Нет будущего, – из тумана выплыл отец.

Есть! Пусть Ганс Грюнвальд продолжит пьянствовать и, скорее всего, так и помрёт, если вообще пережил вторжение космоварваров, но его сын никогда не повторит тех же ошибок.

– Нет ни криганца, ни рейвенхольдца, ни великородинца, ни глизеанца, – вещал тощий имперский пастор. – Все мы единый народ Господа-Императора…

– Вы люди, – перед Фридрихом появился ещё один проповедник.

Образ был скорее собирательным, а не соответствовал конкретному лицу. Пухлый и рыхлый человек неопределённого пола с короткими разноцветными волосами, облачённый в бесформенную одежду с претензией на экстравагантность и увешанный противоречащими друг другу значками вроде Змея Разрушения, секатора коммунистов, «инь-ян» и пацифика, будто генерал – орденами.

– С рождения вы имеете право жить так, как вам хочется, верить в тех, кого вы выбрали, любить так, как вы желаете… – голос существа проникал в разум Ариана.

Ещё одна благоглупая чушь, на поверку ничуть не лучше имперского учения. Столь же пустой идеализм: в реальной жизни своё право нужно доказать силой.

И Грюнвальд выбросил вперёд обе руки. Кулаки с молниевидными рунами на костяшках направились в сторону лжепророков из Империи и Тёмного Замка… Те повалились наземь и исчезли. Они слабы.

Они слабы, а он силён! Никто не может определить его желания и цели. Ни Шер-Хан, ни Ребеллия, ни «Чума». Никто, кроме него самого. Он не марионетка в руках судьбы или властителей Галактики. Он Субъект, целиком осознавший себя и принявший Хаос Вселенной. Он хищник, подобный легендарному зверю Манулу! И он свободен!

Фридрих широко раскрыл глаза. Он был так же прикован к кушетке в подземелье Замка, а вокруг по-прежнему ходили люди в масках. Но он уже их не боялся, как не боялся и того, что они вскроют и сломят его сознание. Глядя на их клювы, он громко захохотал.

– Что ты смеёшься? – покосился один из заговорщиков.

А Лорд Ариан продолжал заливаться смехом. Ему было попросту весело от происходящего, и он с удовольствием доведёт эту игру до конца!

– Подать ещё лекарство, – распорядился кто-то незримый.

В вену Грюнвальда снова потекла жидкость. Приборы загудели громче, и к Ариану кто-то подошёл.

– Ты был собственностью Шер-Хана, а теперь будешь собственностью «Чумы», – прокаркал тот клювоголовый.

Грюнвальд лишь осклабился в ответ и высунул язык. Но сонная нега снова начала разливаться по телу. С расслабленной улыбкой Ариан закрыл глаза – в твёрдой уверенности, что ему ничего не угрожает.

Глава 22

Родной мир

В капитанской каюте фрегата царила тьма, окутав полукруглую обзорную площадку на корме. Металлические перегородки с закрытыми ставнями лишь угадывались в тусклом свечении двух электрических канделябров.

Одержимый стоял в центре, на коленях. Без шлема – тот лежал рядом. Чёрный плащ спадал на пол, образуя круг из ткани, края которого растворялись во мраке. В руке лежал осколок прежней маски, той самой, которую повредил Пиксель. Одержимый посмотрел на золочёный, помятый кусок металла – и на него взглянуло собственное отражение. Измождённое бледное лицо, выдающийся нос и глаза, полные боли.

– Нет… – тихо произнёс, почти прошептал Одержимый.

Он до сих пор помнил прикосновение Пикселя, то дружеское тепло, которого так не хватало. О чём же сейчас думал корсар? Понял ли он, что Карл находится в страшной опасности?

Карл? Кто это такой?.. Спаситель не придёт. Ничего не будет, кроме боли. Смерть. Все мы идём к ней.

И что же?.. Искать в ней спасения?

Не спасения. Забвения. Жизнь – ничто, беспросветная Вселенная загубленных надежд. И он уйдёт, сыграв прощальную симфонию.

Нет, не уйдёт… Пиксель поможет Карлу Птитсу.

Или не поможет?..

От противоречий в разуме Одержимого раскрутился маховик гнева и ярости. Он стиснул рукой кусок маски – и почувствовал боль. Бросив осколок, Карл понял, что на перчатке из чёрной кожи появился порез, из которого течёт кровь. Тёмная и блестящая.

Вдруг зазвенела сигнализация. Ужасный, раздражающий звук, который бил Одержимого по ушам.

Но на него стоило обратить внимание.

Карл быстро надел маску и направился к выходу из каюты. Он пересёк две угловатые арки с бордовыми занавесками, миновал жилой отсек и кухню в нишах, обогнул капитанский стол с компьютером и оказался у серой автоматической двери.

От нажатия кнопки створки раздвинулись. У порога, в более светлом предбаннике стоял Крысюк. Одержимый хотел изничтожить мелкого засранца лишь потому, что тот его потревожил…

Человек в маске угрожающе навис над своим старпомом, обнажив одно из лезвий. Длинный острый клинок блеснул прямо у горла Крысюка.

– ЧТО ТЕБЕ НУЖНО? – проорал Одержимый сквозь искажающее голос устройство.

Ему нравилось, как зрачки карлика расширились от страха, как задрожали короткие ручки и ножки…

– Кэп, мы скоро прибудем, – проверещал Крысюк, не отводя взгляда от лезвия у шеи. – Пора обсудить план…

– Отлично, – кивнул Одержимый, убрав оружие.

Старпом вздохнул, боязливо поглядывая на уходящего капитана.

Тень в блестящей маске поднялась по одной из металлических лестниц на мостик фрегата, расположенный прямо над каютой. Рядом с высокими и широкими окнами, сейчас задёрнутыми ставнями, находились компьютерные терминалы. Обычно за каждым сидел офицер связи, но Одержимый не мог позволить себе такой большой экипаж. Поэтому горели лишь два монитора, за которыми работали брат и сестра Раттиган. И, конечно, командная консоль в центре.

– Мы отвлечём внимание охранителей, чтобы вы проникли в их штаб-квартиру… – рассказывал Крысюк, встав у голографического проектора.

Над квадратным столом выросли зелёные очертания небоскрёбов и огромной башни собора с луковичным куполом. Великородина… Мир, кудаОдержимый не хотел бы возвращаться. Но дешифровка данных с Рейвенхольда показала, что именно туда направился корабль с заветным артефактом на борту.

Одержимый слушал Крысюка вполуха, без пристального внимания. К сожалению, на Великородине было бы сложно найти такого же полезного помощника, как Эпплуорт, да и времени на это не хватало. Тем не менее, «Чума» обещала разобраться с орбитальным контролем, а карлик знал неких ребят с нижнего уровня, которые обеспечат необходимой техникой. При таком раскладе в штаб-квартиру Охранительного Бюро можно попасть и самому, особенно когда все агенты будут заняты другим. Или не все, а большинство…

– Мы установим голопроекторы по всей улице и перехватим телесигнал… – верещал Крысюк.

– Прекрасно, – безразлично ответил Одержимый. – Только помни: без жертв среди мирного населения. Наша цель – отвлечь охранителей, а не устроить бойню.

Старпом нервно кивнул.

– Да-да, кэп.

– И учти, – Одержимый снова наклонился над ним. – Если что-то пойдёт не так, я выпотрошу тебя на глазах у команды. Лично.

Крысюк ещё сильнее задрожал от испуга, а зрачки его глазок – увеличились. Это было славно. Пусть знает, что за неповиновение придётся ответить кровью.

– Мы на месте, кэп! – воскликнула сестра Раттиган.

Тяжело дыша, Одержимый посмотрел в окно за командной консолью, которое выходило на нос фрегата. Крепкие металлические ставни спали, и за бронированным стеклом возникла чёрная пустота космоса. И в этой бездне парил голубовато-серый шарик, окружённый двумя тёмными лунами. Человек в маске так хорошо знал эту планету…

– Начинай приготовления, Крысюк, – велел он. – А я займусь своими делами.

– Да, кэп! – пропищал старпом.

Рот под маской скривился в довольной ухмылке.

«Главное празднование Дня Империи начнётся на Макариевском Проспекте с 22:00».

Одержимый читал текст на небольшом экране, который висел на стене вагона. Он стоял в забитом людьми поезде, держась за поручень. Синяя мятая куртка с мехом на откинутом капюшоне, чёрные тёплые штаны, вязаная шапка с эмблемой футбольного клуба – типичный житель Престольного, ничем не примечательный.

Лицо Одержимого от людей и камер скрывала маска, но не зеркальная, а гигиеническая, из дешёвой синтетики. Все в вагоне носили такие, или же высокотехнологичные респираторы. Похоже, город недавно охватила эпидемия, и власти приняли меры предосторожности. Впрочем, и без маски вряд ли бы кто узнал в Одержимом подростка, который исчез на войне давным-давно, чтобы лишь ненадолго вернуться в обличье армейского капитана и вновь отправиться на другие планеты. К тому же большинство людей погрузилось в коммуникаторы и информационные планшеты, так что Карл мог насладиться отсутствием внимания.

«Чучух-чучух, чучух-чучух».

Колёса поезда медленно стучали, а за окнами проносилась чернота туннеля, проделанного в гигантском небоскрёбе. Тьму разбавляли редкие жёлтые огоньки, но внутри вагон был хорошо освещён. Иногда сквозь стекло пробивался солнечный свет – поезд пересекал мосты между зданиями, и в такие короткие моменты Одержимый разглядывал серый город, над которым плыли потоки флаеров. И чувствовал, как через вентиляцию на крыше падают редкие снежные хлопья.

Экраны транслировали информацию о достопримечательностях города и прогноз погоды. Люди тесно жались друг к другу, сидя вдоль стен и стоя в салоне, и не отрывали глаз от электронных устройств. О чём-то громко разговаривала компания парней. Маленькая девочка с пристрастием расспрашивала свою маму. Пожилая женщина в пуховике спала на сиденье, закрыв глаза, и на её морщинистом лице отпечаталось многолетнее страдание.

В детстве он мало ездил на метро – в школу он летал на маршрутном флаере, а к своим друзьям родители его возили на личной машине. Поездом Птитсы пользовались, только чтобы сходить в театр или на экскурсию в труднодоступном центре Престольного. Но трясущиеся, переполненные людьми вагоны так запомнились Карлу, что сейчас он мог сравнить – с тех пор почти ничего не изменилось. Может, поезда были других моделей, да и экранов раньше не было, но и всё.

– Станция Желобино, – объявил электронный голос диктора.

Вагоны остановились, и Одержимый пробрался к распахнутым автоматическим дверям. Он очутился в просторном зале, изогнутые стены которого украшали портреты выдающихся имперских военных. С гордыми лицами и горящими праведным огнём глазами генералы вели рядовых солдат Великородины в бой с опасными врагами человечества.

А рядом с полотнами стоял на покосившихся бионических ногах мужчина средних лет в военной форме. С жалобным видом он тянул к прохожим руку – тоже имплант, и каждое движение сопровождалось скрипом. Ветеран очередной войны, которые постоянно вела Империя. Вроде той, что подтолкнула Карла Птитса на его истинный путь, к эволюции в Одержимого.

У того промелькнула мысль, не помочь ли бедному солдату. Однако потом взгляд скользнул по опухшему волосатому запястью с татуировкой «РАКОВ». Что ж, фанатик губернатора Великородины должен благодарить Императора за такой исход, и неважно, сам ли вызвался сражаться или вынудили обстоятельства.

Вклинившись в середину толпы, Одержимый попал в большой лифт, который доставил многих людей на крышу циклопического здания. Знакомый, хоть и нечастый маршрут. Из перехода мститель выбрался на улицу. Там все радостно поснимали маски, но не он – нельзя показывать лицо.

Под затянутым серыми тучами небом, с которого падали редкие снежинки, бурлила жизнь. Перед Одержимым вдаль и вширь тянулись рыночные ряды. Из громкоговорителей на столбах лилась популярная по всей Галактике праздничная музыка.

Люди в куртках и тулупах подходили к палаткам и покупали дешёвую еду с гидропонных и синтетических ферм. Продавалась там и одежда – мрачная и безликая для мужчин и кричащих цветов для женщин. Тоже синтетика, как и почти всё в этом городе.

– «Престольская правда», свежий номер бесплатно! – напевно декламировал старик в ярком жилете, раздавая газеты.

– Жи-ва-я ры-ба, толь-ко у нас! – монотонно произнёс многорукий робот, вмонтированный в столик за стеклом павильона.

И здоровым тесаком отрубил голову клоровскому сому.

Идя вдоль рынка, Одержимый всматривался в лица. Вот мужчина в длинном пальто поверх делового костюма энергично идёт по своим делам, нажимая на кнопки голографического интерфейса, спроецированного шлемом перед его головой. Женщина в короткой куртке и с блестящим от косметики лицом громко кричит на своего маленького сына. Рабочие с другой планеты, одетые в чумазые робы, шумно что-то выясняли на родном языке.

А Одержимый давно не слышал своего языка. Того, с которым вырос. Он столько времени провёл на планетах, где был в ходу общеимперский, и сам говорил почти исключительно на нём. Человеку в маске нравилось, что команда даже не знает о его национальности, и дело было не только в предосторожности. Ведь Карл Птитс ещё раньше хотел отдалиться от Великородины. Боялся навеки потонуть в той душной атмосфере, которую наблюдал и впитывал в детстве, в этом неудобном и нерациональном укладе. Вокруг него как будто в воздухе было разлито страдание, а все грехи Империи принимали совсем гротескные черты.

В детстве он наивно верил, что без довлеющей тени Айнура Алмазова и диктаторского наследия Великородина воспрянет духом и благополучно вольётся в общечеловеческую семью, объединённую Господом-Императором на Земле. Что люди не захотят страдать и станут жить лучше, как родители самого Карла – они на его глазах обзаводились благами. Но нет, чуда не произошло. Великородина осталась собой.

Всюду мерцали яркие вывески: «Мясо», «Овощи», «Ремонт планшетов и коммуникаторов». Из маленьких павильончиков доносились шлягеры, которые маленький Карл постоянно слышал в маршрутных флаерах и школе. Взгляд Одержимого остановился на больших алых цифрах «1000», под которыми продавали ёлки и подарки ко Дню Империи.А затем скользнул на анимированную рекламу.

На экране почти в полный человеческий рост мужчина в пиджаке зацикленно повторял движения, улыбаясь и поднимая палец вверх. Золотистый имперский значок картинно сверкал на красном галстуке. И внизу плаката горела надпись: «Виктор Флаеров: полетим в светлое завтра! Имперский депутат р-на Желобино г. Престольный, глава объединения „Юные сердца“». Эта дерзкая рожа с наглой ухмылкой была хорошо знакома Одержимому. В его глазах пухлые, наетые щёки депутата Флаерова словно начали сдуваться…