Текст книги "Тень Одержимого (СИ)"

Автор книги: Феликс Эйли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

– Пойдём со мной, – сухо сказала Н. С.

– Зачем? – спросил Карл.

– Нужно провести небольшое исследование мозга.

Члены «Чумы» привели Карла в маленькую каморку – тесное помещение с неотделанными стенами и окошком, за которым виднелось сиреневое небо планеты, было заставлено всяким оборудованием на металлических стеллажах. Изрядную часть комнаты занимала железная кушетка, куда и следовало лечь Птитсу.

– Расслабься, мы не кусаемся, – заверила Н. С., встав у компьютерной консоли. – И не клюём тоже.

Карл постарался послушаться, хотя его разум медленно сдавался червю отчаяния. Два человека в клювастых масках закрепили руки и ноги Птитса специальными скобами. Затем один из них вставил в вену у локтя иглу с подсоединённой трубкой, а другой ушёл куда-то назад. Н. С. нажала кнопку, и кушетка с Карлом повернулась почти вертикально. На голову Птитса надели некий шлем с датчиками, от которого к стеллажу шли провода. По трубке в кровеносную систему Карла потекла прозрачная жидкость. Приборы за его спиной зажужжали, набирая обороты.

Птитса снова охватили гнетущие мысли. О Барбаре и том, что всё было напрасно. И перед его взором мелькнул страшный рисунок тени. Вот она, судьба. Все мы идём к смерти.

Нет, ещё есть смысл бороться! Н. С. проведёт сканирование мозга и затем, возможно, даст нужные лекарства…

Или?..

Мысли затихли. Птитс вяло закрыл глаза, засыпая. И очнулся во мраке и холоде. Вокруг него летали призраки. Карл постепенно понял, что находится в вестибюле с серыми квадратными колоннами. Стены были украшены мозаикой, на которой имперские святые и учёные вели школьников к светлому будущему.

Клочки чёрного дыма становились всё гуще, обретая форму.

– Витёк? Дэн? Юра? Ваня? Игорь? – Птитс узнал кружащиеся фигуры.

Им было всего по семнадцать-восемнадцать лет, как в то время, когда Карл их видел в последний раз. Но почему-то он чувствовал себя перед ними маленьким и слабым.

– Ты жалкий лох, Птитс! – едко произнёс Витёк Флаеров. – И всегда им будешь!

Он широко улыбался, обнажив длинные клыки. Надеясь избавиться от наваждений, Карл закрыл глаза. Но они не думали уходить.

– Чё, заплачешь сейчас, педик? – насмехался Витёк.

– Бескрылый птиц, бескрылый птиц! – другие мальчики плясали вокруг Карла.

Он отчаянно замахал руками, разгоняя обидчиков, точно надоедливых мух. И услышал хрип. Один из них – Денис или Юра, ему было всё равно – лежал на полу, истекая кровью. Птитс посмотрел на свою руку – из-под рукава выступало лезвие. С заострённого, сияющего клинка капала алая кровь.

– Нет, нет… – Карл был в замешательстве.

Он не хотел убивать парня. Даже во сне. А остальные замерли и протянули к Птитсу когтистые руки.

– Бескрылый птиц, бескрылый птиц, да без яиц! – теперь их голоса больше походили на рычание.

– Уйдите… от… меня! – выпалил Карл в ответ.

И в его голосе послышалась беспомощность.

– Мы от тебя не уйдём, лошара, – рот Флаерова превратился в гигантскую, неестественную пасть. – Мы навсегда поселились в твоей голове, так что нормальным тебе уже не стать!

К тем мальчикам присоединились и другие школьники.

– Ты думал, я тебе друг? – раздался голос Бори Дмитриева. – Да я просто пожалел тебя, убогого!

– Я дружила с тобой только потому, что ты давал мне списывать, – манерно произнесла Императрина Синицына. – А так кто из девочек вообще на тебя посмотрит?

Больше всего он хотел сбежать, но тени окружили его со всех сторон.

– Нет! Нет! Нет! – в отчаянии кричал он, маша руками.

Металл впивался в мягкую плоть школьников, пуская кровь. Вот подвернулось чьё-то брюхо, а вот – чьё-то горло. И вдруг Птитс осознал, что испытывает удовольствие. Ему нравилось, как одноклассники дохли один за другим от его лезвий. Он вонзил клинок в сердце Флаерова и с упоением повернул руку. Витёк, хрипя, повалился на пол.

Карл хотел смеяться. Он и смеялся – громко, злобно, безумно. Он испытывал удовлетворение – такое, какого давно у него не было в жизни. Или вообще никогда. Сердце Птитса билось в сладостном предвкушении, и дышал он часто и прерывисто. Теперь он мог восстановить утраченную справедливость.

С невероятным удовольствием он прирезал и Борю с Императриной. И обнаружил, что стоит посреди кучи трупов в тёмном вестибюле.

– Что это такое, Птитс? – к нему подошла Инесса Михайловна Кальман, классная руководительница.

Карл уже не чувствовал ни страха, ни замешательства.

– Торжество справедливости, – он скривил губы.

Птитс рывком очутился подле Кальман и росчерком лезвия отсёк ей голову. Старое, тощее тело учительницы, из шеи которого фонтаном хлестала кровь, рухнуло на пол рядом с её учениками.

Карл смотрел в разные стороны и видел тела. Тех, кого ОН только что убил. Неужели он так желал этого? Невозможно… Или?..

– Боль, – послышался чей-то голос.

Карл обернулся. У выхода из школы стоял обнажённый мужчина. Атлетично сложенный, но с едва заметными пеньками вместо рук. А лицо… Эти чёрные волосы и глаза, этот выдающийся нос… Птитс будто смотрел в своё отражение.

– Боль, – повторил безрукий.

Он произносил это слово безразлично. Равнодушно. Карл же чувствовал, как присутствие того человека давит на него, как заставляет его дрожать…

– Боль.

Птитс направился к лишённому рук мужчине, перешагивая через трупы одноклассников. Карл до сих пор был ростом со школьника, поэтому безрукий возвышался над ним, словно титан.

– Боль. Боль. Боль, – холодно, почти как робот твердил мужчина.

Внутри Карла медленно закипал гнев. Птитс поднял правую руку, сжав пальцы в кулак, и лезвие сверкнуло в полумраке на фоне серых колонн.

– Боль. Боль. Боль…

– А-А-А!!! – исступлённо проревел Карл.

Он набросился на безрукого и вонзил клинок в его сердце.

И очнулся на кушетке, по инерции дёргая руками и ногами в зажимах.

– Как он? – спросил член «Чумы».

– Пульс выше нормы, повышенный уровень адреналина, – ответил другой.

– Он боится… – в словах Н. С. послышалось упоение. – И его страх… переходит в ярость.

Такие проныры, как Флаеров, всегда стремились оказаться поближе к власть имущим. В школе Витёк сумел убедить Кальман, что злой монстр Птитс постоянно изводил его, а не наоборот. А сейчас уже депутат Виктор Евграфович продвигал имперские ценности среди молодёжи, попутно набивая свой кошелёк звонкими империалами. Вот к этой мрази Одержимый бы наведался, но на Великородине ждали другие дела.

Он внезапно вздрогнул и пригнулся – почти над его головой зелёной молнией пронёсся ховербайк. Человеку в маске захотелось рассечь лезвием реактивный двигатель, чтобы техника взорвалась, а её пилот вылетел и впечатался в бетонную стену. Но следовало быть осторожным, чтобы себя не выдать, да и клинков под рукавами не было – с ними не пустили бы в метро.

Наверняка на байке летел курьер, который развозил еду. В детстве Карла этим занимались парящие роботы, но, похоже, после какого-то инцидента их решили запретить и заменили живыми людьми. Одержимый не думал, что такое положение станет вечным. Рано или поздно случится громкая авария, ховербайк врежется в толпу, и власти снова обратятся к дронам, а по телевизору будут рассуждать о пользе искусственного интеллекта по сравнению с человеком.

Рынок закончился, и Одержимый завернул за угол, где поднялся по узкой железной лестнице на бетонную опору моста. Тот простирался вдаль, исчезая в синеватом тумане, где слабо горели огни ресурсоперерабатывающего завода. Слева от Одержимого тянулись рельсы, а справа за металлическим бортиком раскинулся город.

Котельная, из трёх труб которой шёл дым, а за ней – бесчисленные ряды жилых домов. Небоскрёбов, растущих из дымки. Между зданиями медленно ползли потоки флаеров. Жители города отправились за подарками или на работу, чтобы встретить праздник с коллегами. Или уже возвращались домой. Выше в небе было меньше машин, а над мостом висели роботы-буйки, которые проецировали на фоне сизых облаков ярко-красные надписи: «Полёт запрещён».

Одержимый затаил дыхание, видя место, где вырос. Он брёл по мосту вдоль железной дороги, поглядывая на город внизу. В лицо дул холодный зимний ветер и летели снежные хлопья.

Вдруг слева, грохоча, поехал поезд. Серебристый локомотив с двумя реактивными двигателями вёз двухъярусные товарные вагоны и гигантские цистерны на завод. Одержимый словно провалился в прошлое, когда ему было пять лет. Они с мамой шли домой по тому же мосту – тогда Птитсы ещё не могли позволить себе личный флаер.

– Мам, а что там? – спросил маленький Карлуша, показывая на размытые пятна вагонов.

– Это вагончик с манной кашей, – ответила Эльза Птитс, – а это – с вареньем…

Воспоминания были такими далёкими от настоящего… Одержимый разозлился на эту пустую сентиментальность. Ускорив шаг, он направился не к остановке маршрутных флаеров, откуда Карл с мамой добирались до дома, а к ведущей вниз лестнице. Там он спустился чуть ниже по клетке, продуваемой холодным ветром, и оказался на узком мостике.

Слева и справа из тумана рос город, который тонул в постепенно надвигающейся синеве сумерек. Небоскрёбы засверкали жёлтыми огнями окон, к которым прибавились красно-зелёные праздничные украшения. Одержимый вытянул руки, как канатоходец, и осторожно пошёл над пропастью, где медленно двигались цепочки флаеров. Такая высота даже могла напугать, но в его сердце не было места страху.

Достигнув конца, он миновал вентиляционную шахту, откуда валил белый пар, и взобрался на крышу жилого дома. Одержимый прошёл мимо рядов антенн и тарелок-локаторов, а затем оказался у бетонного бортика. Теперь котельная была где-то далеко на горизонте, как и железнодорожный мост. А прямо впереди поднимались одинаковые железобетонные коробки, на каждой из которых горели цифры.

Одержимый достал из кармана куртки электронный бинокль и всмотрелся вдаль в поисках здания с номером 288. Вот оно, на том же самом месте… И вот те самые окна квартиры Птитсов…

Цифровое увеличение сработало хорошо. Прибор сфокусировался на стеклянной панели балкона. За ней черноволосая женщина средних лет в домашних джинсах и кофте готовила на плите праздничный ужин, а рядом полный мужчина в спортивных штанах и футболке с надписью «Великородина» развешивал со стула украшения под потолком.

Карл даже прослезился, спустя столько лет увидев своих родителей. Они за свою жизнь два раза похоронили сына: первый – когда он после Антеи попал в Тёмный Замок, а второй – когда его клон взорвал себя на Зекарисе. Столько боли и горя он им принёс. Не по своей воле, но лишь отчасти… Правда, Карл Птитс на Зекарисе действительно умер. Его место занял Одержимый.

Высоко подняв хвост, из темноты прихожей на кухню пришёл кот. Белый зверь с тёмными пятнами на мордочке и лапках беззвучно раскрывал рот. Мама отвлеклась от готовки и бросила ему кусочек мяса со стола. Как сильно она изменилась с возрастом… Не постарела ещё, но выглядела уже не такой, какой он её помнил. И папа тоже. Его рыжеватые волосы поредели и приобрели седой оттенок.

Как же хорошо, что Александр и Эльза Птитс решили встретить праздник дома по своему обыкновению. Одержимый догадывался, что так и будет, но всё же хотел удостовериться лично. Ведь они ещё не знали, что вот-вот случится у Храма Императора-Благодетеля. Никто не знал.

Сквозь линзы бинокля он всматривался в лица родителей, что-то горячо обсуждавших друг с другом. И ощутил укол из недавнего прошлого…

– Мы продолжим исследовать твой мозг, – сказала Н. С. через несколько дней после первого испытания.

Или недель? Карл уже сбился со счёта, будучи запертым на базе, возведённой на шляпке гигантского гриба.

– Хорошо, – вяло кивнул Птитс.

Его опять привели в комнату с оборудованием и положили на кушетку. Под наркозом и психотронным воздействием шлема в голове снова начали рождаться образы…

Карл был дома. Он сидел в своей комнате за столом, собирая игрушечный космический корабль, который родители подарили ему на девятьсот семьдесят шестой День Империи. Он бережно соединял детали маленькими руками с тонкими пальцами, и бесформенный остовпостепенно превращался в летающее судно, в соплах которого светились диоды.

– Карл! – послышался строгий голос.

Птитс не отвечал. Ему осталось собрать лишь капитанский мостик, и корабль будет совсем готов.

– Карл! – повторил отец.

Он вошёл в комнату сына – большой и толстый. Его лицо было каменным, непроницаемым, а маленькие серые глаза за блестящими линзами очков лучились властью.

– Карл, тебе пора спать, – требовательно сказал Александр Птитс.

– Подожди, папа, – неожиданно писклявым детским голосом ответил Карл. – Я только соберу мостик!

– Завтра соберёшь, – отрезал отец. – А сейчас живо спать!

– Но папа, я хочу сейчас! – возмутился сын.

– Ты смеешь перечить родителям? – повысил голос отец.

Его серые глаза покраснели, а кожа приобрела багровый оттенок.

– Я не…

Но Александр Птитс впился когтистой лапой в маленькую, тоненькую руку сына, и поволок его в прихожую. Стало очень больно. Карл отчаянно пытался вырваться из хищной хватки, однако это было невозможно – отец гораздо сильнее его.

– Ты будешь наказан! – строго сказал тот, бросив сына на пол прихожей. – Я тебя запру здесь, пока ты не поймёшь, что был неправ!

– Папа! Папа! – молил Карл.

Он опустил голову, из его глаз потекли слёзы. Он надеялся забыться в плаче, надеялся, что окружающий мир исчезнет, что он сам исчезнет…

– Что ты расхныкался? – отец возвышался над ним, словно гора. – Настоящий мужчина не должен плакать!

Карл перестал рыдать. Он посмотрел на отца исподлобья. В чёрных выразительных глазах больше не было ни слезинки. В них поселилась обнажённая, ледяная ненависть.

– Мне… нет… нужды… плакать… отец! – процедил он по одному слову.

Этот голос уже не был детским. Карл вырос над своим отцом – уже не слабый восьмилетка. Испепеляя Птитса-старшего взглядом, Птитс-младший лезвием пронзил его толстый живот. Отец беспомощно плюхнулся на плитку прихожей, и вокруг него образовалась лужа крови. Из соседней двери выбежал рыжий кот и принялся лакать языком алое пятно.

– Карл! Карл!

Мать тоже появилась в прихожей. Она стояла с открытым ртом, глядя на труп своего мужа. Карл повернулся к ней. Сожаление разъедало каждую клетку его тела… но в то же время ненависть придавала этим же клеткам новых сил. Тех, что не было у него в бытность «хорошим мальчиком»…

– Карлуша… – в шоке произнесла Эльза Птитс

Теперь он не был человеком – он стал тенью. Чёрной, неумолимой тенью.

– Нет, – кричал он внутри себя, пытаясь остановить это безумие. – Нет! Нет!

И с облегчением увидел, что находится на базе «Чумы», прикованный к кушетке и окружённый оборудованием. Он больше не бился в конвульсиях. Он лишь учащённо дышал, пытаясь прийти в себя после кошмара.

– Прекрасно, – рядом восторгалась Н. С. – Результат меня устраивает…

Вскоре Карл стоял в небольшом тренировочном зале. Стены были покрыты мягкими серыми квадратами, а в центре располагался робот-манекен. Облачённый в чёрный облегающий костюм, Птитс нащупал кнопки внутри перчаток, и из наручей на запястьях вылезли лезвия. Такие же, как в его подсознании.

Зло усмехнувшись, Карл побежал на тренировочного робота и выбросил руку вперёд. Однако торс манекена наклонился назад на механических шарнирах, и лезвие рассекло лишь воздух. Вздохнув, Птитс сделал следующий выпад и ещё один, однако робот отразил один удар рукой в массивной перчатке, а от второго уклонился.

Но Карл не заметил механического кулака, который нёсся прямо на него. Робот дал Птитсу под дых, и человек отлетел в сторону. Тело раскалывала боль.

– Ты всего лишь жалкий мальчишка, который искал любви и принятия у строгого отца, – за спиной Карла послышался голос Н. С., – и затем перенёс свою обиду на Отца Человечества…

Тренировочный робот, вмонтированный в пол, равнодушно наблюдал за происходящим.

– Ненавижу тебя!

Птитс повернулся, буравя её ледяным взглядом. Он бросился на женщину в маске, замахнувшись обоими лезвиями – и ощутил сильный электрический разряд.

– Но ты способен стать чем-то большим, – спокойно говорила Н. С., держа в руке пульт управления. – Своей ненавистью привести Галактику к истинно верному будущему, тому, что узрел наш повелитель. Вставай, продолжай бой!

Карл фыркнул, но поднялся. В костюме он сильно вспотел. Оно плохо слушалось и ныло от боли, но Птитс заставил себя шевелиться. Ведь то, что могла сделать «Чума», было ещё хуже…С нечленораздельным, почти звериным криком он принялся наносить удары, метя в уязвимый живот робота.

На следующих тренировках движения Птитса стали менее беспорядочными и более сосредоточенными. Хаотичные всплески ненависти будто превратились в лезвие, длинное и острое. А Н. С. оценила коротким кивком, что Карл превратил руку манекена в искрящийся обрубок и выпустил провода из его туловища.

– Теперь ты… готов… – сказала она, однажды зайдя в его каморку.

Потом его привели в помещение, похожее на переговорный зал. Кроме Н. С. за небольшим столом собрались ещё несколько членов «Чумы» – все как один в масках.

– Ты исполнишь то, что мы задумали уже давно, – вкрадчиво произнесла Н. С. – Вернёшь кинжал Пастырей, который сам же и отдал Охранительному Бюро. Ты поступил правильно, не позволив Леди Серпентире завладеть им, ведь Разрушение безрассудно и не умеет распорядиться своей властью. А наш Чумной Владыка, Лорд Пестиленс, видит цель и знает, что этим кинжалом можно не только обнажить истинную суть Императора, но и уничтожить Философа и Серпентиру. Покончить с их губительным правлением в Тёмном Замке!

Карл слушал, смотря на неё невидящим взглядом. Значит, вот какое поручение он должен был выполнить…

– Мы установили, что пинас с кинжалом отбыл с Зекариса на Рейвенхольд, но дальше его след затерялся, – продолжала заговорщица. – Твоя задача – отыскать его.

– Но у меня нет даже своего корабля…

– Ты его найдёшь, как и команду. Это ещё простые задачи – куда сложнее будет проникнуть в Охранительное Бюро. Но мы верим в твои силу и ум! И знаем, что они принесут нам победу!

Кто-то из «Чумы» протянул Птитсу чёрную коробку. Карл раскрыл её, и изнутри на него посмотрело собственное отражение – уродливое и искривлённое. Обрамлённое длинными чёрными волосами лицо выпятилось в области носа, а лоб и подбородок, наоборот, были тонкими и вытянутыми. Вскоре Карл сообразил, что это маска. Золотистая безликая маска на красном бархате. Кривое зеркало человеческих пороков. Всё, как Птитс себе и представлял.

– Но если ты оступишься и предашь нас, как раньше предал Разрушение, кара будет суровой, – пригрозила Н. С. – Лорд Пестиленс найдёт тебя, где бы ты ни прятался, и тогда твои страдания будут не сравнимы ни с чем, что ты пережил прежде!

Карл молчаливо кивнул.

Он очнулся на крыше здания, заметённого снегом, а в его руке до сих пор был бинокль. Вдалеке за окном ходили родители. Они не были виноваты, они были жертвами. Для них не существовало иной реальности, кроме ценностей Империи – и чего-то ещё более древнего, что господствовало на Великородине. Именно идеи, а не люди были главными врагами Одержимого. А по идеям он и так нанесёт сегодня очень болезненный удар.

Поезд метро довёз мстителя обратно, к зияющей шахте, проделанной в одном из престольских небоскрёбов. Оглянувшись по сторонам, Одержимый перелез через ограду и начал спускаться по вертикальной лестнице. Закончился путь глубоко внизу, где Карл не бывал – ни в детстве, ни в юности. Мама прежде запрещала ходить на нижние уровни, и не без причин. Узкая улочка, разрисованная граффити, была освещена лишь огнями из металлических бочек. В полумраке бесцельно слонялись неряшливо одетые люди в пальто и шапках с задранными ушами. Раньше бродяги напали бы на изнеженного сына не самой богатой семьи, но всё же с верхнего уровня. А теперь Одержимый бросил на одного из них ледяной взгляд, и тот с пониманием отступил.

В стене за зловонными мусорными шахтами кое-как держалась на ржавых петлях дверца с молнией и черепом. За ней куча разноцветных проводов образовала причудливую паутину. Одержимый нашёл на электронной пластине два рычажка – и полностью снял её и отложил в сторону. Панель была фальшивкой, а за ней находился тайник. Внутри лежал чемодан с кодовым замком. Одержимый ввёл комбинацию цифр и достал свои чёрные одеяния. Снял гигиеническую маску и надел зеркальную, после чего активировал устройство связи на запястье.

– Как продвигается дело, Крысюк? – спросил он искажённым голосом.

– Кэп, я связался с Серым и забрал оборудование, – суетливо отозвался старпом. – Мы вместе с его людьми начали установку.

– Отлично! Не подведи меня.

– Как скажете, кэп!

Человек в маске быстро прервал связь. Что-то он не верил этим нервным интонациям карлика.

– Теперь и мне пора вступить в игру, – заключил Одержимый.

Переодевшись в чёрный длинный плащ, он скрылся в тенях Престольного.

Глава 23

Истинные замыслы

На смотровой площадке было просторно. Немногочисленные люди в зимней одежде обозревали синеющий в сумерках город, а некоторые прильнули к установленным у гранитного борта электронным биноклям. Пиксель находился вдали от туристов – в привычной красной куртке, но в тёплом свитере под ней и штанах с подкладкой. Холодный ветер бил в лицо корсара, а лёгкие снежинки носились над его головой в вязаной шапке и садились на бортик, сливаясь с серым камнем. Люди о чём-то говорили, но корсар совершенно не понимал их речь.

Невооружённым взглядом он всматривался в однотонные коробки небоскрёбов и сновавшие между ними потоки флаеров. Разноцветные яркие вывески на крышах зданий состояли из знакомых Пикселю букв – и тех, о которых он не имел представления. Большинство планет, которые посетил корсар, пользовалось стандартным или слегка модифицированным имперским алфавитом, а здесь была своя, особая азбука. Капитан не знал, кто сильнее держится за традиции и исторические корни – рейвенхольдцы со своим левосторонним движением и странной модой или же великородинцы.

Среди одинаковых, ничем не приметных строений Пиксель разглядел несколько острых шпилей. Более светлых, чем остальные дома в городе – вероятно, белых или светло-серых, если бы не сумерки. Пусть углы этих башен были прямыми, а стены – почти без украшений, в них чувствовались величие и некое почти готическое изящество. Значит, вот они какие – «алмазовки», о которых будущему корсару вечно твердил Грюнвальд в тюрьме космоварваров. Наследие совсем иной эпохи, когда Великородина была центром собственного межзвёздного государства.

За ровными крышами небоскрёбов, на которых стояли здания поменьше, и за вытянутыми иглами «алмазовок» поднималась гигантская ступенчатая башня, увенчанная блестящим золотистым куполом. Вероятно, главный имперский собор на планете.

Выходит, родной мир Карла Птитса выглядел именно так. Холодный, строгий и неприветливый. Таким казался и сам капитан-шпион до того, как надел маску… Сдержанный на вид, но внутри раздираемый противоречиями, будто всю жизнь из-за чего-то мучился.

И в самой планете Пиксель чувствовал нечто безрадостное – и невыразимое словами. Прямо как на знакомом ему с детства Сэхримнире. Небольшие поселения, возведённые в кратерах посреди бесплодных просторов под зелёным небом, на первый взгляд имели мало общего с огромным городом из сотен циклопических зданий, на которых росли другие здания. Но дух этих мест был чем-то безусловно похож. Может, это и помогло раньше двум капитанам сблизиться…

– Кэп? – кто-то окликнул Пикселя.

Корсар развернулся в сторону заснеженного парка рядом с площадкой, и увидел Хаямуру. Рулевой, облачённый в пухлую куртку жителя ледяных миров, держал большой рюкзак и пару пакетов.

– Я решил, что… – замялся он. – Что я ухожу из команды. Охранители…

Ему было тяжело говорить.

– Понимаю, – с горечью ответил Пиксель. – Извини, что мне пришлось втянуть тебя в это.

– Ничего страшного. Я уже отлетал своё.

– Куда ты теперь отправишься?

– Покину Империю, – пояснил рулевой. – Слышал, что с Антеи можно добраться на перекладных до Кровавого Предела. Здесь мне будет проще, чем в системе Рейвенхольда – люди более терпимы к моей внешности, помнят ВССМ и дружбу народов… А на платформе я разменяю империалы на иены и вернусь в Синто, к жене и детям. Они будут рады…

– Что ж… – задумался капитан. – Если тебе так будет лучше, улетай.

– Конечно, будет. Там меня не расстреляют, – вид Хаямуры был грустным и растерянным.

– Удачи, друг, – Пиксель протянул ему руку.

Рулевой поставил сумки на запорошенную снегом плитку.

– Саёнара, Пиксэру-сан, – он сложил ладони и поклонился.

– И тебе, – капитан ему подмигнул на прощание.

* * *

В центре Престольного среди серых небоскрёбов выделялось строение из красного кирпича. Несмотря на большое число этажей, оно не выглядело высоким, ибо растянулось вширь, словно щупальца спрута. Длинные прямоугольные стены с классическими арками и портиками наверху венчали острые башенки, а над каскадом балконов над главным входом сверкал круглый циферблат, похожий на всевидящее око.

Ефросинья Пронина быстро шагала в сторону здания, где проработала несколько лет своей жизни. Она надела поверх чёрного мундира белую зимнюю куртку – почти такую же, как на Рейвенхольде, только плотнее и с меховым воротником, и пышную меховую шапку. За Фросей шли Надя Мышкина и целый взвод штурмовиков сержанта Козлова.

На площади перед Красным Домом стояли в ряд чёрные угловатые флаеры с большими радиаторными решётками. Неподалёку от машин разговаривали и курили агенты в неприметной гражданской одежде, а штурмовики в броне, как у отряда Фроси, проверяли оружие и ставили щиты.

Перед входом, на заметённом снегом клочке газона высился памятник Войцеховскому. Первый главный охранитель Великородины грозно замахнулся мечом на невидимого врага, ногой в высоком сапоге попирая побеждённого Змея Разрушения. За спиной навечно застыл вздёрнутый бронзовый плащ.

Ефросинья миновала памятник и направилась к массивным прямоугольным дверям. Вытянутые стёкла были украшены строгими латунными линиями. Десять штурмовиков, которые выстроились у стены, синхронно отсалютовали Фросе. Те двое, кто стоял ближе к дверям, распахнули их, и охранительница вошла внутрь.

Она давно уже не была там, но вестибюль с тех пор не изменился. Такой же ярко освещённый зал с серым, расписанным красными линиями полом и прямыми золочёными колоннами. У стены рядом с дверями стояли лавочки и цветочные горшки – простые, лишённые каких-либо изяществ, кроме желтоватых блестящих элементов.

В середине зала крутилась астрономическая модель. Неточная с научной точки зрения, но прекрасно отражающая суть. Множество мелких планет вращалось вокруг одной крупной, подписанной «Великородина». Там были Милославия, Владар, Бжезинка, Антея и все прочие миры, которые входили в одну девятую Империи, управляемую из Престольного.

Фрося заметила в вестибюле совсем немного людей. У лифтов мужчина в чёрном мундире раздавал указания своим подчинённым, а охраняли его два гвардейца с энергетическими пиками. Эти воины носили золотистую блестящую броню – более тяжёлую и вычурную, чем у штурмовиков, и похожие на луковицы шлемы с бородатыми масками.

– Настрой это, Георгий, – издалека послышались знакомые интонации.

Охранительница невольно поморщилась.

– А, Фросечка, – добродушно воскликнул главный, увидев её. – Сколько лет, сколько зим… И ты давно к нам не заглядывала, Наденька…

– Я тоже рада вас видеть, Матвей Алексеевич, – Пронина с трудом, но изобразила вежливость. – Вы хорошо выглядите.

Полная ложь – главный охранитель Руденко с годами обрюзг и заплыл жиром. Чёрный строгий мундир даже не скрывал большого круглого живота. Некогда утончённое, как у рейвенхольдского викария, лицо превратилось в опухшую морщинистую кляксу, а прилизанные седые волосы заметно поредели.

– Благодарю, – его улыбка тоже была притворной, как и всё радушие. Фрося настолько хорошо знала своего бывшего начальника, что не представляла его искренне добрым. – Великий Охранитель Баррада уже предупредил меня о возможном прибытии Одержимого.

– Знали бы мы, где его база – давно бы уже поймали, – сухо ответила Пронина.

– Это так, но никаких зацепок ни у меня, ни у Грейвулфа, ни у охранителей с Альберика нет. Может, получится поймать здесь. Я уже поднял флот и усилил контроль на орбите – перед праздником не помешает осторожность.

– А что насчёт обороны здания? На Рейвенхольде Одержимый разыграл целый спектакль, лишь бы вломиться в серверную. Уверена, он и здесь сделает отвлекающий манёвр.

– Не беспокойся, девочка моя, – Руденко похлопал Фросю по плечу. – Мы усилили оборону штаб-квартиры. Золотые гвардейцы не дадут врагу пройти.

Он кивнул на воинов, напоминавших богатырей древности.

– А вы можете положиться на своих охранителей? В Рейвентоне Одержимому изрядно помог «крот», который позвал меня на ужин, а потом хотел убить.

– Ты обижаешь меня, – демонстративно расстроился он. – В наших рядах нет предателей. Я внимательно слежу за ручными ведьмами и колдунами и даю то, что им нужно.

Ефросинья окинула взглядом подчинённых Руденко. Этих мужчин и женщин, помимо строгой серой формы, объединяло одно – ледяные, почти пустые глаза. Будто это послушные роботы, а не люди…

– Хорошо, – согласилась она. – Только проясню один момент: я буду защищать серверную лично.

– А ты растёшь над собой, Фросечка. – От улыбки главного охранителя ей почему-то стало не по себе.

– Спасибо, Матвей Алексеевич, – коротко ответила она.

Она покинула Красный Дом и вышла на примыкающую к Дубовской площади улицу. Гирлянды, натянутые между разноцветными магазинами и ресторанами, разбавляли сумерки жёлтым светом круглых ламп, на которые медленно падали хлопья снега. Дети и взрослые столпились у ларьков, откуда доносился сладкий запах выпечки и сахарной ваты. Несмотря на пришедшую в город эпидемию каарианской инфлюэнцы, люди нуждались в радости, и губернатор Раков на время позволил гулять по улицам и собираться в большие компании без средств защиты.

Перед Фросей скрипачка в серебристом пальто виртуозно играла традиционные мелодии, а прохожие бросали исполнительнице звонкие империалы. Разукрашенные роботы протягивали детям и бородатым столичным модникам рекламные листовки. Туристы фотографировались с аниматорами в костюмах исторических личностей, таких как святой Макарий – родившийся в Престольном адмирал и покровитель Великородины. Пронину даже позабавил игольчатый нимб с лампочками, приделанный к флотской фуражке ряженого.

Где-то вдали мерцали огни воздушных барж, на которых горожанам и гостям столицы предложили встретить День Империи. Охранительница давно не слышала родной речи в таких объёмах. В Пирамидионе её спасала Надя, но глава исследовательского департамента была одна, а люди в массе своей говорили на общеимперском. Здесь же полностью преобладал великородный язык – что в прошлом, что сейчас.