Текст книги "Врач из будущего. Война (СИ)"

Автор книги: Федор Серегин

Соавторы: Андрей Корнеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Значит… – начал он.

– Значит, – перебил Болдырев, откладывая перо и складывая руки на столе, – финансирование выделяется. В полном объеме, который вы запрашивали. Более того, добавлено десять процентов на непредвиденные расходы. Петруничев лично распорядился.

Сашка не сдержал низкого, победного возгласа: «Сделали!». Лев же просто закрыл глаза на секунду, чувствуя, как гигантская тяжесть спадает с плеч. Он не ощущал эйфории, лишь глубочайшее, всепоглощающее облегчение, смешанное с ошеломляющим пониманием масштаба открывающихся возможностей. Теперь можно было заказывать не один автоклав, а три. Теперь можно было пригласить не двух, а пятерых лучших химиков. Теперь…

– Но, – Болдырев поднял палец, и его лицо вновь стало строгим, словно высеченным из гранита, – за всем этим будет строжайший контроль. Не только финансовая проверка, но и техническая приемка каждого этапа. Отчетность ежеквартальная. Каждая копейка на счету. Малейшая нестыковка, малейшее подозрение в нецелевом расходовании и все будет немедленно прекращено. А с вас, Борисов, – и он посмотрел прямо на Льва, – я буду спрашивать по всей строгости. Вы получили не просто деньги. Вы получили доверие государства. Не обманите его.

– Мы не обманем, Михаил Фёдорович, – твердо сказал Лев, глядя ему в глаза. – Вы получите свои лекарства. И свою валюту.

– В этом я не сомневаюсь, – Болдырев неожиданно улыбнулся, и его лицо на мгновение стало почти отеческим. – Иначе бы не стал пробивать это решение. – Он потянулся к небольшому шкафчику, достал оттуда графин с темно-янтарной жидкостью и три небольших стопки. – Коньяк, армянский. Не самый изысканный, но с характером. Выпьем за успех вашего предприятия. И за здоровье наших будущих солдат, которым, я уверен, ваши разработки спасут не одну жизнь.

Этот жест был настолько неожиданным, что и Лев, и Сашка на секунду опешили. Болдырев налил по стопке и протянул им.

– За победу, – сказал он просто.

Они выпили. Напиток обжег горло, но был действительно хорош. В кабинете воцарилась короткая, почти дружеская пауза.

– Знаете, Борисов, – задумчиво произнес Болдырев, ставя стопку на стол, – я прошел Гражданскую. Видел, как умирают люди от гангрены и тифа. Видел, как не хватает самого элементарного: бинтов, йода, хирургических инструментов. То, что вы делаете… это меняет правила игры. Впервые у меня есть ощущение, что в следующей войне, а она, считайте, уже на пороге – наша медицина будет не догонять, а опережать. Не теряйте это ощущение. Оно дорогого стоит.

Лев кивнул, словно давая клятву. В этот момент он почувствовал не просто одобрение начальства, а передачу некоего знамени. Эстафеты, которую он был обязан донести.

– Мы не подведем, – повторил он, и в этот раз эти слова звучали еще весомее.

Они вышли из кабинета, и тяжелая дверь закрылась за ними. В коридоре, пустом и торжественно-тихом, они остановились, переведя дух. Сашка с силой сжал кулак, его лицо расплылось в широкой, безудержной улыбке.

– Сделали, Лева! Черт возьми, сделали! – прошептал он с неподдельным восторгом. – Ты слышал? В полном объеме! И еще сверху добавили! И коньяк с самим наркомом! Да о таком на заводе и не мечталось!

– Слышал, – Лев улыбнулся, наконец позволяя радости и гордости прорваться наружу. Он чувствовал легкое головокружение – от алкоголя, от усталости, от переполнявших его эмоций. – Мы это сделали, Саш. Вместе. Твой аргумент с экспортом оказался решающим. Ты был блестящ.

– Наш аргумент, – поправил его Сашка, хлопая друга по плечу так, что тот чуть не пошатнулся. – Я просто вовремя его вставил. А ты… ты говорил так, будто не просил, а докладывал о неизбежном. Как о том, что завтра взойдет солнце. Это, наверное, и убедило их окончательно. – Он оглянулся по сторонам и понизил голос. – А теперь, главнокомандующий, какие приказы? Шампанское в «Метрополе» или немедленный отход к новым рубежам?

– Приказ один: домой, – рассмеялся Лев. – Быстро собрать вещи и на вокзал. Я хочу быть в Ленинграде завтра утром. Катя ждет новостей. И я уже почти физически чувствую, как Миша там, без нас, скучает по новому оборудованию.

Они почти бегом, легкими, пружинистыми шагами, вернулись в гостиницу «Москва», стремительно собрали немногие вещи и, расплатившись, вышли на улицу. Вечер был в разгаре, но им было не до московских огней. Поймав такси, они помчались на Ленинградский вокзал. Ужинали уже в простой, шумной и дымной станционной забегаловке – ели простые, но сытные котлеты с пюре, запивая крепким, как деготь, чаем. Еда казалась им невероятно вкусной, со вкусом победы, самой честной и желанной.

«Красная Стрела» была уже подана. Они поднялись в свое роскошное купе, и на этот раз оно показалось им еще уютнее, еще роднее. Когда поезд плавно тронулся, увозя их из сверкающей Москвы обратно, к родным невским берегам, они сидели друг напротив друга, и наступило блаженное, усталое молчание, нарушаемое лишь равномерным стуком колес.

– Ну что, Саш, – нарушил тишину Лев, глядя в темное окно, где мелькали отражения вагона и их собственные усталые, но счастливые лица. – Мы выиграли сражение. Но война… она только начинается. Теперь нам нужно оправдать каждую вложенную в нас копейку. Мы должны сделать больше и быстрее, чем от нас ожидают.

– Оправдаем, – без тени сомнения ответил Сашка, уже доставая свои, чуть помятые, но такие родные вареники. – С такими деньгами мы им такой НИИ построим, что весь мир обзавидуется. Представляешь, Лева? В будущем у нас и правда будет настоящий Научно-исследовательский институт. Не лаборатория в подвале, как тогда, вначале, а целый городок науки. С собственными производствами, больницами… – Он замолчал, и в его глазах вспыхнули огоньки далеких прожекторов. – Доедай цыпленка, закругляться надо. Завтра дома будем. И знаешь, что я думаю? Самое сложное только начинается. Но оно же и самое интересное.

Лев взял кусок хлеба. Он не чувствовал полной, безмятежной победы. Он чувствовал, что только что взвалил на свои плечи еще больший, невероятный груз ответственности. Но груз этот был желанным, выстраданным. Он смотрел на верного Сашку, на темное окно, за которым лежала огромная, незнающая о его миссии страна, и думал о том, что его плацдарм только что получил тяжелую артиллерию и полномасштабное снабжение. Теперь предстояло самое сложное – правильно всем этим распорядиться и успеть до того, как грянет гром.

Глава 6
Планерка

Колеса «Красной Стрелы» отбивали все то же навязчивое «чух-чух-чух», что и пульс у Льва всю обратную дорогу. Но если в Москве этот ритм был боевым маршем, то под утро, когда поезд плавно притормозил у перрона вокзала, он стал усталым, но довольным похлопыванием по плечу: «молодец, справился, теперь домой».

Платформа встретила их серым, влажным питерским утром. Воздух пах дымом, углем и непременным балтийским бризом: запах, который Лев уже безоговорочно считал родным.

– Ну что, главнокомандующий, – Сашка, щурясь от скудного света, потянулся так, что у него хрустнули кости. – Отвод войск на позиции или немедленный штурм новых высот?

– Отвод, – устало улыбнулся Лев, подхватывая свой чемодан. – Тебе домой, к Варе и Наташке. Мне тоже. Выспаться, умыться, обнять своих. Остальное подождет до обеда.

– Выспаться? – Сашка фыркнул. – Ты шутишь? Я сейчас энергетический фонтан, а не человек! Домчусь до дому, Варьку до обморока расцелую, дочку на руки подкину, рубашку чистую надену и на работу! Не могу же я оставить нашу победу без отчета. Миша, поди, уже с утра по лаборатории как угорелый носится, новые колбы заклинает.

Лев покачал головой, но спорить не стал. Энтузиазм Сашки был заразителен и… правилен. Они и правда выиграли не отдых, а право на еще более интенсивную работу.

– Ладно, генерал-интендант. До обеда. И передавай Варе, что её провизия спасла нашу московскую миссию. Без них мы бы с тобой пропали.

– Обязательно! – Сашка, смеясь, поймал первую попавшуюся грузовую «полуторку», в кабине которой уже сидел один рабочий. Обменявшись парой слов с шофером, он ловко вскинул свой чемодан в кузов и вскарабкался в кабину. – До встречи на плацдарме! – крикнул он Льву, и машина, рыча мотором, тронулась в серую утреннюю мглу.

Лев поймал такси. Дорога от вокзала до дома слилась в одно сонное мелькание. Город только просыпался. Из труб поднимался первый дымок, трамвайные звонки звучали робко и редко. Он чувствовал приятную, выстраданную усталость. Не опустошающую, а наполняющую. Как после долгой, сложной, но успешно выполненной операции.

Ключ бесшумно повернулся в замке. В квартире пахло кофе, воском для паркета и сном. Тишина была густой, бархатной. Лев снял пальто и ботинки, прошел на цыпочках в свою почивальню, их с Катей спальню. Дверь была приоткрыта. Он заглянул внутрь: Катя спала, повернувшись к нему лицом, сбив одеяло, раскинув руку на его пустой половине кровати. В комнате рядом, в своей резной колыбели, посапывал Андрюша. Лев постоял минуту, просто глядя на них, и почувствовал, как остатки московского напряжения тают, словно иней на стекле под утренним солнцем.

Он развернулся и направился в ванную. Наполнил чугунную ванну до краев почти кипятком, всыпал горсть соснового экстракта – подарок от одного из санаториев, и погрузился в обжигающую воду с глухим стоном наслаждения.

Закрыв глаза, он позволил мыслям разбежаться. Не Болдырев, не Петруничев, не цифры финансирования. А конкретные, осязаемые дела. Завтра же Сашка начинает закупки. Нужно три автоклава, а не один. Партия кварцевого стекла для Мишиных колонок. Новые термостаты для Ермольевой. И люди, люди, люди… Нужно срочно расширять штат, искать толковых химиков-технологов, инженеров. Финансирование это не финишная лента. Это стартовый выстрел в самой сложной гонке, гонке со временем.

Дверь скрипнула. Лев открыл глаза. В дверном проеме, прислонившись к косяку, стояла Катя. На ней был только его старый хлопковый халат, сбившийся на одном плече. Волосы растрепаны, глаза слегка заплывшие от сна, но взгляд ясный, живой, полный безмолвного вопроса. На руке она держала проснувшегося Андрея, который мирно посапывал.

– Ты уже вернулся? – тихо произнесла она, расплываясь в мягкой улыбке.

– Да, не стал тебя будить, – просто ответил он, откидываясь на спинку ванны.

Катя медленно подошла, села на краешек ванны, поправляя сбившийся халат. Андрей, увидев отца, просиял и потянул к нему маленькие ручки.

– Ну, рассказывай, – потребовала она. – Как ваша поездка?

Лев встал из ванны, надел халат, взял сына на руки и стал рассказывать. Неторопливо, с подробностями. Про строгость Болдырева и его неожиданный коньяк. Про решающий аргумент Сашки про валютную выручку, от которого у самого Михаила Федоровича брови поползли на лоб. Про роскошь «Москвы» и сюрреалистический «Коктейль-Холл». И наконец, про встречу с Булгаковым.

– Представляешь, Кать, он сидел всего в двух шагах. Настоящий! Я говорил с ним, но я узнал что у него заболевание почек – Лев замолкал, подбирая слова. – И я уговорил его приехать. Сказал, что в Ленинграде есть специалисты, которые помогут с почками. Он сомневался, но… кажется, согласился.

Катя смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Я ничего не понимаю Левушка, а почему его не вылечат в Москве? – Катя недоумевала после слов о болезни писателя.

– Это… это сложно объяснить, он сказал что работает над новым романом, скорее всего самым сильным – тихо сказал Лев. – Он должен жить. Должен дописать его. Его время еще не пришло.

Они молча сидели несколько минут, и только лепет Андрея нарушал тишину. Катя не совсем понимала такую одержимость мужа, но решила не лезть с расспросами.

– А Мавзолей? – вдруг спросила Катя. – Вы ходили посмотреть?

– Да, – кивнул Лев. – Представляешь, нас даже пустили без очереди! А мавзолей, он величествен. Деревянный, облицованный камнем. Как склеп. Очень… торжественно и строго.

Катя взяла его руку, мокрую и горячую, и сжала в своей.

– Я так за тебя боялась, после истории с Мишей. И ждала. – Она помолчала. – Знаешь, о чем я мечтаю? Когда все устаканится… мы съездим в Москву вместе. Втроем. Ты покажешь мне это метро, эти дворцы… Я хочу все это увидеть с тобой.

– Обязательно, – пообещал Лев, и это было не просто обещание, а клятва самому себе. – Покажу тебе и Кремль, и Университет, и парк Побе… – он вовремя остановился, поймав себя на слове. – В общем, все, что можно.

В этот момент в квартире послышались шаги и голос Марьи Петровны.

– Катенька! Ты тут? Лев вернулся?

– В ванной, мама! – отозвалась Катя, с улыбкой глядя на Льва.

Через мгновение в дверь заглянула Марья Петровна. Увидев зятя в халате с внуком на руках, она лишь покачала головой, но в глазах ее светилась улыбка.

– Ну, герой московский, разложился тут в целебных водах! А ну, передавай мне этого бандита. Солнышко уже встало, пора и на прогулку собираться да завтракать. Вам, работникам оборонной промышленности, тоже бы вставать, а то день-то какой знатный!

Она ловко извлекла недовольно захныкавшего Андрея из объятий отца и вышла, приговаривая: «Пойдем, атаман, бабушка тебе кашу сварит, самую вкусную…»

Лев с Катей переглянулись и рассмеялись.

– Ну что, директор, – вытянулась Катя, – пойдем, завтрак ждет. И потом поедем меня на работу.

Час спустя, помытый, побритый и в свежей одежде, Лев выводил из гаража темно-синий ГАЗ-М1. Катя, уже одетая в строгий, но элегантный костюм, устроилась на пассажирском сиденье, с наслаждением растягиваясь на мягкой кожаной обивке.

– Вот это комфорт, все не могу привыкнуть – вздохнула она. – После трамвайной толкучки просто благодать.

Они ехали по набережной Невы. Туман рассеивался, открывая строгие контуры крейсера «Аврора» и золотые шпили.

– И как тебе московские впечатления, если отбросить официальную часть? – спросила Катя, глядя на него.

– Странно, – задумчиво сказал Лев. – Город… другой. Не лучше и не хуже. Просто другой. Более монументальный, что ли. Более активный. А люди… те же. Только одеваются чуть иначе и говорят немного по-другому. Но в целом, такие же как и мы, и так же радуются жизни.

– А ты смог бы там жить?

Лев помедлил с ответом, глядя на знакомый, до боли родной силуэт Петропавловской крепости.

– Нет, – честно сказал он. – Мой дом здесь. Ты, Андрей, родители, лаборатория, наши друзья… Все мое здесь.

Катя положила свою руку ему на колено, и они доехали до Моховой молча, но это было самое что ни на есть содержательное, доверительное молчание.

Они поднялись на второй этаж, в его просторный, но аскетично обставленный кабинет. Уже через пятнадцать минут здесь яблоку негде было упасть. Запахло духами, крепким чаем и возбуждением.

Пришли все: Зинаида Виссарионовна Ермольева, с ее неизменной сдержанной улыбкой и пронзительным взглядом. Миша, с растрепанными волосами и в очках, заляпанных каким-то реактивом. Арсений Ковалев, начальник отдела витаминологии, худой и нервный, постоянно поправлявший галстук. Владимир Неговский, коренастый, с умными, быстрыми глазами. Катя, уже занявшая место у стола с блокнотом. Леша, стоявший в дверях, как обычно, скромно. И еще с десяток ключевых сотрудников, лаборантов, инженеров.

В воздухе висело общее ожидание. Все знали, что Лев и Сашка вернулись из Москвы, но подробностей не было.

Лев обвел взглядом собравшихся. Он видел в этих глазах надежду, трепет, усталость и веру. Веру в него. Груз ответственности придавил с новой силой, но теперь он был тверд, как гранит.

– Ну что, коллеги, – начал он без лишних предисловий, его голос легко заполнил комнату. – Докладываю. Поездка в Москву увенчалась полным успехом.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание.

– Финансирование для СНПЛ-1 утверждено. Наркомздрав и СНК поддержали наши предложения. Все, о чем мы просили, – будет. Более того, нам выделили дополнительно десять процентов на непредвиденные расходы.

Первая секунда повисла в тишине. Казалось, люди даже перестали дышать. Потом грохот сорвавшегося с места стула, который подхватил Леша, прозвучал как выстрел. И тут же комната взорвалась.

– Ура-а-а! – кто-то крикнул не своим голосом.

Рукопожатия, хлопки по плечу, счастливые возгласы. Миша, не помня себя, обнял сначала Сашку, потом смущенно отпрянул от Ермольевой, но та, усмехнувшись, сама потрепала его по плечу.

– Ну, Лев Борисович, – сказала Зинаида Виссарионовна, и в ее голосе звучало редкое одобрение, – вы как всегда на высоте. Теперь у нас есть все необходимое для новых прорывов.

– Это общая победа, Зинаида Виссарионовна, – искренне ответил Лев. – Без ваших работ, без наших общих результатов разговаривать было бы не о чем.

– Не скромничайте, – отрезала она, но было видно, что слова Льва ей приятны.

Сашка, сияя, подмигнул Льву через головы товарищей. Арсений Ковалев, бледный от волнения, залепетал:

– Лев Борисович, значит, автоклавы… Я уже составил список самого необходимого оборудования, можно, я…

– Можно, Арсений Павлович, – кивнул Лев. – Сейчас все успеем.

Он подождал, пока стихнут первые восторги, и поднял руку.

– Внимание, коллеги! Поздравляю всех с доверием, которое оказало нам государство. Но это доверие не подарок. Это аванс. Аванс, который мы должны оправдать кровью и потом. Теперь у нас есть все, чтобы работать так, как мы всегда мечтали. Так что праздник окончен. Приступаем к работе.

Он сел за стол, и все последовали его примеру. Воздух в кабинете снова переменился с праздничного на деловой, сосредоточенный.

– Александр, – Лев посмотрел на Сашку. – Первоочередная задача: закупки. Координация с заводами, оформление заказов, логистика. Все, что мы обсуждали, плюс список от Ковалева. Используй новый фонд. Нам нужно все и сразу.

– Уже в работе, шеф, – Сашка достал свой потрепанный блокнот. – Сегодня же начну обзванивать и выезжать.

– Арсений Павлович, ваша очередь. Витамины. Особенно C и B1. Промышленный синтез наш приоритет. Получите финансирование, закупите оборудование, расширьте штат. К лету я хочу видеть не граммы, а килограммы.

– Постараюсь, Лев Борисович! – Ковалев закивал с таким рвением, что казалось, голова у него отвалится.

– Миша, Катя, – Лев перевел взгляд на них. – Димедрол. Фундаментальная работа, но сроки горят. У вас теперь есть все ресурсы. Ускоряйте синтез, отрабатывайте очистку. Все что нужно берите.

Миша что-то пробормотал себе под нос, уже уходя в себя, в мир формул и реакций. Катя уверенно кивнула, делая пометки.

– Владимир Александрович, – Лев обратился к Неговскому. – Ваше «Руководство по реанимации» и «РВ-2» в топку внедрения. Готовьте программы обучения для врачей городских больниц. Начнем с Боткинской и Обуховской.

– Сделаем, Лев Борисович, – Неговский говорил всегда кратко и по делу.

Лев обвел взглядом собравшихся.

– Вопросы есть?

Вопросов не было. Была энергия, готовность к бою и уверенность в победе. Планерка закончилась так же быстро, как и началась. Люди разошлись по своим отделам, унося с собой не радостную эйфорию, а заряженную, целенаправленную энергию.

Лев остался в кабинете один. Он подошел к окну. Во дворе института Сашка уже что-то энергично объяснял водителю грузовика, жестикулируя руками. Начинался новый день. Новый этап.

Оставшись один в кабинете, Лев с головой окунулся в бумажный океан. За два дня его отсутствия на столе выросла внушительная стопка корреспонденции: отчеты из отделов, письма из других НИИ, накладные, проекты приказов. Он взял первую папку, открыл и попытался сосредоточиться. Но мысли упрямо возвращались к Москве, к Болдыреву, к Петруничеву, к тому оглушительному доверию, что теперь лежало на его плечах гирей, пусть и почетной.

Он успел подписать три документа, когда дверь в кабинет бесшумно открылась, и внутрь, как серый призрак, вошел майор Громов. Иван Петрович был в своей неизменной форме, лицо его казалось высеченным из вечной мерзлоты, и только в глазах, холодных и внимательных, плескалась тень недовольства.

– Лев Борисович, – произнес он без предисловий, подходя к столу. Голос был ровным, но в его интонации прозвучал стальной укор.

– Иван Петрович, – Лев отложил перо. – Проходите. Что случилось?

– Случилось то, что о вашей командировке в Москву я узнал из оперативной сводки, а не от вас лично, – Громов сел на стул, положил фуражку на колени и скрестил руки. – В свете последних событий с товарищем Баженовым, так поступать не просто неразумно. Это легкомыслие.

Лев почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Не страх, а досада. Он и правда забыл, закрутившись в водовороте подготовки и переговоров.

– Виноват, Иван Петрович, – искренне сказал он. – Честно говоря, закрутился. Решение о поездке родилось спонтанно, едва не сорвалось. Я просто не успел…

– В вашем положении, Лев Борисович, – перебил его Громов, – слово «не успел» должно быть вычеркнуто из лексикона. Вы стратегический актив. Ценность. О которой нужно заботиться. И о перемещениях которой информируются соответствующие органы. Заблаговременно. Понятно?

– Понятно, – кивнул Лев. – Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – Громов слегка откинулся на спинку стула, его взгляд скользнул по бумагам на столе. – Иначе мою легкую обеспокоенность сменит суровая необходимость приставить к вам персональный эскорт. А это, поверьте, лишь добавит бюрократических сложностей. И лишит вас остатков личного пространства.

Лев представил себе эту картину и содрогнулся внутренне.

– Обойдемся без эскорта, Иван Петрович. Обещаю.

– Ладно, – Громов смягчился на градус. – Докладывайте. Как прошли переговоры?

Лев вкратце изложил суть, опуская лишь самые острые моменты вроде встречи с Булгаковым.

– Финансирование получили. В полном объеме. Теперь будем оправдывать доверие.

Громов выслушал, не перебивая. В конце кивнул.

– Поздравляю. Успех, безусловно, значительный. Но, – он снова сделал ту же паузу, что и Болдырев, – будьте внимательнее. Ваш успех на всех уровнях, это не только бонус и ресурсы. Это и мишень, которую теперь носят на вашей спине. Враг не дремлет. И если раньше вы были интересной фигурой на периферии, то теперь выходите на первый план. Одна неудавшаяся попытка похищения Баженова их не остановит. Скорее, раззадорит.

– Меры безопасности усилены, – напомнил Лев. – Вы же сами распорядились?

– Этого может быть недостаточно, – отозвался Громов. – Будьте бдительны сами. Следите за окружением. Сообщайте о любых подозрительных контактах. – Он поднялся, беря фуражку. – И, Лев Борисович… Не забывайте. Государство в вас поверило. Но государство – это я, Болдырев, Петруничев и многие другие. Не заставляйте нас сожалеть о своем выборе.

С этими словами он развернулся и вышел так же бесшумно, как и появился, оставив в кабинете легкий, но отчетливый запах опасности и лакированной кожи.

Лев откинулся на спинку кресла. Эйфория от утреннего триумфа окончательно развеялась, уступив место трезвому, собранному состоянию. Громов был прав. Они играли в очень серьезную игру. И ставки только выросли.