Текст книги "Врач из будущего. Война (СИ)"

Автор книги: Федор Серегин

Соавторы: Андрей Корнеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Катя смотрела на него с безграничным пониманием. Она знала, о чем он думает, о той тени, что висела над всеми его решениями.

– Где бы ты ни был, мы с тобой, – тихо, но очень четко сказала она, положив свою руку на его. – Андрюша и я. Наш дом там, где ты. Да и ребята, я уверена поддержат любое твое решение.

В гостинице «Москва», уложив спать уставшего за день Андрея, они долго сидели у открытого окна, глядя на огни ночной столицы, на темную ленту Москвы-реки и силуэт Кремля вдали.

– Я еще не принял окончательного решения, – сказал Лев, обнимая Катю за плечи. – Но я чувствую, что мой путь это создание своего института. Института, который будет мобильным, защищенным, современным и готовым к любым вызовам времени. Пусть это будет в тысячу раз сложнее, но это будет по-настоящему мое. Наше.

Катя прижалась к нему, и в ее молчаливой поддержке была вся сила их союза.

Лев смотрел на огни большого города и думал о будущем. Оно было тревожным и неопределенным, но впервые за долгое время он чувствовал под ногами не зыбкую почву, а твердую, надежную точку опоры: его семью, его команду и его неизменное призвание. А с такой опорой, как он теперь знал, можно было сдвинуть любую гору и построить все что угодно. Даже новую науку для новой страны.

Глава 18
НИИ

Поезд «Красная стрела», подрагивая на последних, перед Московским вокзалом, стрелках, с гулом вкатился под его ажурные, закопченные своды. За окном проплывали знакомые силуэты ленинградских фабрик и серое небо. Возвращение домой всегда ощущалось по-особому, но на этот раз Лев чувствовал не просто облегчение, а глубинную усталость, смешанную с решимостью.

Катя, прижимая к себе сонного Андрея, смотрела в окно тем же отсутствующим взглядом.

– Ну, вот мы и дома, – тихо сказала она, и в ее голосе прозвучала не радость, а скорее констатация факта. Несколько дней в Москве, несмотря н светлые моменты, вымотала их обоих. Особенно постоянное «негласное» сопровождение людей Громова.

– Дома наконец-то, – кивнул Лев, помогая ей подхватить нехитрый багаж. – Теперь можно и выдохнуть.

Они вышли на перрон, наполненный привычным гомоном, криками носильщиков и свистками паровозов. Воздух родного города, пропитанный запахом угольной гари, соленого балтийского ветра и сладковатого дыма фабрик, ударил им в нос, возвращая к реальности.

Первые дни прошли в своеобразном ступоре. Лев отсыпался, пытаясь компенсировать недели накопленного напряжения. Катя занималась Андреем и домом, с наслаждением погружаясь в привычные, уютные хлопоты. Они молчали больше, чем говорили, но это молчание было не неловким, а целебным. Им нужно было просто побыть рядом, почувствовать, что самый тяжелый виток позади, а впереди лишь работа.

Лишь спустя три дня, за завтраком, Лев развернул свежий номер «Правды» и, пробежав глазами, отложил газету в сторону.

– Кать, я сегодня еду в институт. Пора. Нужно проверить, как там без нас, и начинать готовить почву для нового проекта.

Катя, кормившая Андрюшу манной кашей, лишь кивнула.

– Я знала, что долго ты не выдержишь. Иди конечно. Только обещай, что не бросишься с головой в омут с первого дня.

– Обещаю, – улыбнулся Лев, вставая из-за стола. Он подошел, поцеловал ее в макушку, потом склонился к сыну. – Слушайся маму, сынок.

На улице его ждал знакомый до боли ленинградский ветер. Он вдохнул полной грудью, чувствуя, как остатки московской усталости и нерешительности уносятся прочь. Впереди была работа. Строительство. И начинать нужно было с самого главного: с команды.

* * *

Операционная в больнице им. Мечникова встретила Льва стерильным холодом и резким запахом хлорамина. Под ярким светом мощных ламп, отбрасывавших резкие тени, уже стоял, скрестив руки на груди, Юрий Юрьевич Вороной. Его взгляд над марлевой повязкой был оценивающим и строгим.

– Ну, Лев Борисович, надеюсь, московские рестораны не расслабили вашу руку? – прозвучал его приглушенный маской голос. – Сегодня у вас первая самостоятельная работа. Аппендэктомия. Пациент: двадцатилетний слесарь с завода. Клиническая картина ясная. Ассистировать буду я, но резать будете вы.

Лев кивнул, подходя к умывальнику. Он тщательно, до локтей, мыл руки жесткой щеткой с мылом, чувствуя, как знакомое волнение смешивается с острым, почти животным азартом. Он смотрел на свои пальцы: те самые, что держали скальпель в прошлой жизни лишь несколько раз, что писали тысячи историй болезней и ставили подписи под отчетами. Сегодня им предстояло вернуться к своему истинному предназначению.

Пациент уже лежал на столе под легким эфирно-кислородным наркозом. Анестезиолог, пожилой мужчина с усталыми глазами, нанес на побритую кожу живота разметку для разреза по Мак-Бернею.

– Хирург к столу! – раздался голос Вороного.

Лев взял скальпель. Он сделал глубокий вдох и провел линию. Кровь тут же выступила по краям раны.

– Пинцетом, пинцетом! – тут же последовала коррекция от Вороного. – Не пили, Лев Борисович, режь. Один уверенный, точный разрез. Скальпель – это перо, а не топор. Чувствуйте ткань, ее сопротивление.

Лев кивнул, сосредоточившись. Его руки, знающие всю теорию в другом веке, действовали почти самостоятельно. Он послойно рассекал ткани, бережно отводя мышцы, с удивительной для новичка аккуратностью останавливая мелкие кровотечения. Он работал молча, сконцентрированно, и Вороной, наблюдавший за каждым его движением, перестал делать замечания.

– Аппендикс визуализирован, – тихо сказал Лев, выводя в рану воспаленный, отечный червеобразный отросток. – Гнойный.

– Накладывайте лигатуру, иссекайте, – скомандовал Вороной. – Культю обрабатывайте по вашему усмотрению.

Лев, следуя канонам, надел кисетный шов на культю, погрузил ее, наложил Z-образный шов. Его движения были выверенными, экономичными. Он не суетился, не делал лишних движений. Когда последний шов был наложен на кожу, он отступил от стола и впервые за всю операцию позволил себе выдохнуть.

Вороной медленно подошел к нему. Его глаза над маской были не читаемы.

– Ну… – произнес он, снимая перчатки. – Для первого раза… сносно. Очень сносно. У вас дар, Борисов. Чувство ткани, аккуратность… Жаль, что столько лет растрачивали этот дар на бумаги. Из вас мог бы выйти отличный хирург.

Эти слова прозвучали для Льва дороже любой официальной похвалы. Он кивнул, чувствуя, как по его спине разливается волна облегчения и гордости.

– Спасибо, Юрий Юрьевич. Значит, будем продолжать?

– Обязательно, – Вороной впервые за все время усмехнулся, и в его глазах блеснул огонек. – С понедельника начнем вправлять грыжи. А там, глядишь, и до желудка доберемся.

Когда они выходили из операционной, их уже ждал главный врач больницы Анатолий Федорович Орлов.

– Ну как наш дебютант, Юрий Юрьевич? – спросил он, пытливо глядя на Вороного.

– Подающий огромные надежды, Анатолий Федорович, – ответил Вороной без тени лести. – При должном обучении из него выйдет мастер. Ваша договоренность на его обучение в моем лице остается в силе. Пока это, разумеется, не мешает его основной работе в СНПЛ-1.

Орлов удовлетворенно хмыкнул.

– Рад слышать. Значит, будем сотрудничать и дальше. Лев Борисович, успехов вам на новом поприще. Очень нестандартное решение для человека вашего уровня, но… видимо, именно так и рождаются гении.

Лев поблагодарил и вышел в коридор. Он чувствовал себя не руководителем, вернувшимся с важного совещания, а студентом, сдавшим первый сложнейший экзамен. И это чувство было прекрасным.

Возвращение в СНПЛ-1 было похоже на возвращение в родную гавань. Знакомые запахи, звуки, лица сотрудников, кивавших ему с уважением. Он прошел в свой кабинет, разобрал накопившуюся за неделю почту, провел короткое совещание с замами. Все шло своим чередом, машина, которую он создал, работала без сбоев.

Решив проверить ход работ в лабораториях, он вышел в коридор. И почти сразу же наткнулся на нее. Марина Игоревна Островская стояла, прислонившись к косяку двери в свой временный кабинет, будто поджидая его. На ней была идеально сидящая форма младшего лейтенанта медицинской службы, но взгляд ее был далек от служебного рвения.

– Лев Борисович, – ее голос прозвучал нарочито томно, – наконец-то вы вернулись. А мы тут заждались без нашего руководителя.

– Марина Игоревна, – кивнул Лев, стараясь сохранить нейтрально-вежливую интонацию. – Все вопросы по текущим проектам вы можете решить с Александром Михайловичем. Если возникнут сложности я в своем кабинете.

Он сделал шаг, чтобы пройти мимо, но она легким движением преградила ему дорогу, не физически, но всей своей позой.

– Я не об служебных вопросах, Лев Борисович. Я… скучала. Москва, говорят, город шумный, веселый. Неужели вам не хотелось… отвлечься от официальных лиц? Хотя бы на один вечер?

Лев остановился и медленно повернулся к ней. Его лицо стало каменным.

– Марина Игоревна, – его голос прозвучал тихо, но с такой ледяной нотой, что она невольно отступила на шаг. – Вы прикомандированы для решения задач государственной важности. Предлагаю сосредоточиться на них. Моя личная жизнь – это моя жена и мой сын. И это не подлежит обсуждению. Ни сейчас, ни в будущем. Уяснили?

Он смотрел на нее прямо, не моргая. В ее глазах вспыхнула обида, гнев, а затем холодная, расчетливая ярость. Она поняла, что этот путь окончательно закрыт. Все ее чары, ее уверенность в своей неотразимости разбились о его абсолютную, почти презрительную невозмутимость.

– Вполне, – выдавила она сквозь зубы, ее лицо застыло в маске официальной холодности. – Прошу прощения за беспокойство, товарищ руководитель.

Она развернулась и ушла по коридору, ее каблуки отстукивали дробный, гневный марш. Лев смотрел ей вслед, чувствуя не облегчение, а тяжесть. Он только что приобрел себе если не врага, то очень опасного недоброжелателя. Но иного выбора у него не было.

Лев вошел в лабораторию Ермольевой, и его обоняние сразу же атаковал знакомый коктейль запахов. В воздухе висела сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием капель из холодильников и скрипом пера Миши, выводившего сложные формулы в лабораторном журнале.

Зинаида Виссарионовна, стоя у стола, заставленного чашками Петри, с петлей микробиолога в руке, казалась, была вся сосредоточена на одной из колоний. Увидев Льва, она отложила инструмент, и на ее усталом лице появилась легкая улыбка.

– Лев Борисович, добро пожаловать обратно. Как раз есть что показать. Ваши «гипотезы» продолжают давать поразительные всходы.

– Это лучшая новость за сегодня, Зинаида Виссарионовна, – Лев подошел к столу. – Что у нас?

– По штамму № 169, тому самому актиномицету из подмосковной почвы, – Ермольева указала на чашку с сероватой, морщинистой колонией, – получены обнадеживающие предварительные данные. In vitro он показывает выраженную активность против палочки Коха. Мы уже начали серию экспериментов на зараженных туберкулезом морских свинках. Результаты будут через несколько недель, но начало многообещающее.

Лев кивнул, удовлетворенно. Это был первый, крошечный шаг к стрептомицину. Путь предстоял долгий, но направление было верным.

– А по пенициллинам? – спросил он, переходя к следующему столу, где в колбах мутнели растворы.

– Здесь продвижение еще интереснее, – включился в разговор Миша, поднимая голову от журнала. Его глаза за очками горели энтузиазмом. – Твоя идея с пролонгированным действием, Лев Борисович. Мы синтезировали несколько пробных солей пенициллина. Вот, смотрите. – Он взял одну из пробирок и стал медленно ее вращать. – Эта, с новокаином, выпадает в осадок. Медленно растворяется в физиологическом растворе. Теоретически, это может работать как депо. Я уже начал тесты на стабильность и скорость высвобождения на модельных средах.

– Прекрасно, Миша, – Лев с искренним восхищением смотрел на своего химика. Его способность не просто понять, а развить идею, была феноменальной. – Это может стать настоящей революцией в антибиотикотерапии. Один укол вместо двадцати…

– А над противовирусным направлением уже думаем, – добавила Ермольева, понизив голос, словно боясь спугнуть саму идею. – Пока, конечно, на уровне теоретических изысканий. Но ваша мысль о том, что клетки могут вырабатывать некий общий защитный фактор… Она не дает покоя. Мы начали собирать литературу по культурам тканей. Возможно, в следующем квартале сможем поставить первые пилотные эксперименты. Так же я подключила к работе Жданова.

Лев обвел взглядом лабораторию: два ученых, погруженных в решении задач, которые опережали время на десятилетия. Они делали первые, робкие шаги в неизвестность, вооруженные лишь его «гипотезами» и своей безграничной преданностью науке. И эти шаги были уверенными.

– Продолжайте в том же духе, – сказал он тихо. – Вы делаете невозможное и очень важное.

* * *

Кабинет профессора Жданова в ЛМИ был таким же, каким Лев помнил его всегда: заваленные книгами и препаратами столы, анатомические атласы на полках, и в центре этого творческого хаоса сам Дмитрий Аркадьевич, его умное, аскетичное лицо озаренное светом настольной лампы.

– Лев Борисович, – он отложил перо и снял очки. – Рад вас видеть. Слышал, вы в Москве снова блистали. И, как мне сообщили, приняли судьбоносное решение. Создавать свой институт.

– Да, Дмитрий Аркадьевич, – кивнул Лев, устраиваясь в кресле напротив. – Решение принято. Но есть еще один вопрос, личный. И я надеюсь на ваш совет и помощь.

– Я весь внимание.

– Я хочу вернуться в хирургию. Не оставляя руководства, конечно. Но я начал оперировать. Ассистирую Вороному в Мечникова.

Жданов поднял бровь. Его пронзительный взгляд изучал Льва с нескрываемым интересом.

– Хирургия? – переспросил он. – Зачем вам это, Лев Борисович? У вас грандиозные успехи как у организатора науки, как у стратега. Хирургия это, простите, ремесло. Высокое, искусное, но ремесло. Рутина у операционного стола.

Лев на секунду задумался, подбирая слова.

– Дмитрий Александрович, знания и стратегия это одно. А когда ты своими руками… буквально, вот этими самыми пальцами, – он показал на свои руки, – возвращаешь человеку жизнь, сшиваешь сосуд, удаляешь опухоль… это другое. Душа лежит. Это мое призвание, я это понял. И, – он сделал паузу, – у меня есть множество соображений, которые могут совершить небольшую революцию в самой хирургии. Новые методики, подходы к анестезии, послеоперационному ведению, которые пока… существуют лишь в теории.

Жданов слушал, сложив руки на столе. Он смотрел на горящие глаза Льва, на его уверенную позу.

– Горящие глаза – лучший аргумент, – наконец произнес он, и в его голосе прозвучало одобрение. – Понимаю. Не каждому дано быть и стратегом, и тактиком. Что ж… А как же формальности? Вы ведь врач-терапевт по диплому.

– Это и есть главный вопрос. Я надеюсь на вашу помощь.

Жданов задумался, постукивая пальцами по столу.

– Формально да, вы терапевт. Но ваши заслуги перед отечественной медициной… они позволяют пойти на исключение. Я поговорю с людьми в ВМА. Думаю, мы сможем организовать для вас специальную аттестационную комиссию. Вы сдадите экзамены, теорию и практику. Если комиссия признает вашу подготовку достаточной, вы получите сертификат хирурга. Без отрыва от производства, как говорится. Вам придется серьезно готовиться.

Лев почувствовал, как с его плеч свалилась огромная тяжесть.

– Дмитрий Аркадьевич, я не знаю, как вас благодарить. Я готов учиться и сдавать.

– Тогда договорились, – Жданов улыбнулся. – Я начну процесс. А вы готовьтесь. И оперируйте. Вам повезло с наставником. Вороной гений скальпеля. Учитесь у него. И, Лев Борисович… – его лицо снова стало серьезным, – … удачи вам в вашем новом-старом деле. Стране нужны не только организаторы, но и такие руки, как ваши.

Лев собрал «костяк» в своем кабинете в СНПЛ-1: Сашку, Мишу, Лешу. Позвал и Катю, хотя она была в курсе. Они сидели, устроившись кто как мог: Сашка развалился в кресле, Миша пристроился на подоконнике, Леша и Катя на диване.

– Дорогие мои. Я собрал вас, потому что принял одно решение, – начал Лев, обводя взгляд своих друзей. – Наркомздрав одобрил создание нового НИИ на нашей базе. Но строить мы его будем не в Ленинграде.

Он сделал паузу, давая им осознать сказанное.

– Этот город сердце страны. Но он же и ее самый уязвимый пункт. Порт, ворота. В случае любой серьезной угрозы он окажется на острие. Науке нужна стабильность. Нужен надежный, глубокий тыл. Мы будем строить институт там, где ему не будут страшны никакие бури.

Все ребята, как один, лишь недоумевали происходящему.

Он подошел к большой карте СССР, висевшей на стене, и провел рукой по центральным регионам.

– У нас есть несколько вариантов. Крупные промышленные и научные центры в глубине страны. Свердловск. Куйбышев. Казань. Новосибирск. Нужно выбрать один. И я хочу, чтобы этот выбор мы сделали вместе. Потому что ехать придется всем.

В комнате повисло молчание. Лев видел, как они обдумывают его слова. Он открыл свой блокнот «План „Скорая“» и на чистой странице стал делать пометки, мысленно отмечая судьбу каждого города в грядущей войне. Ленинград – блокада, голод, артобстрелы. Москва – бомбежки, паника. Киев – окружение, оккупация… Он искал место, которое станет убежищем не только для науки, но и для них самих.

– Куйбышев, – первым нарушил тишину Сашка. – Говорят, там заводы здоровые, авиационные. И Волга под боком. Логистика. Да и до Москвы недалеко, если что.

– Казань университетский город, – в размышлениях произнес Миша. – Там сильная математическая школа, что может быть полезно для наших расчетов. Но… да, Куйбышев, пожалуй, предпочтительнее с точки зрения промышленной базы для нашего опытного производства.

– А я хоть в Магадан, – хмуро пошутил Леша, но тут же спохватился, увидев строгий взгляд Сашки. – Шучу я! Конечно, Куйбышев отличный вариант. Лишь бы дело было.

Все взгляды обратились к Кате. Она сидела, обняв подушку, и смотрела на Льва.

– Ты уже все решил, я вижу, – тихо сказала она. – И твоя логика железная. Я не только врач и ученый, но я и твоя жена. Мое место всегда рядом с тобой. И с Андреем. Если ты считаешь, что в Куйбышеве будет безопаснее… значит, едем в Куйбышев.

Лев почувствовал, как по его телу разливается волна тепла. Их поддержка, их безоговорочное доверие были для него всем.

– Значит, решено? Куйбышев? – он обвел взглядом всех. В ответ увидел кивки. – Решено. Значит, Куйбышев. Но прежде чем что-то утверждать официально, мне нужно туда съездить. Посмотреть на месте. Выбрать площадку, оценить ресурсы, договориться с кем надо. Стройка с нуля это не шутки. Пока подготовлю письмо в решением в наркомздрав.

Он мысленно уже рисовал планы: единый комплекс НИИ и клиники, светлые коридоры, централизованные стерилизационные, отдельный корпус для экспериментального производства, продуманная логистика перемещения пациентов и материалов: все то, что он видел в лучших больницах своего времени.

– Поедем, посмотрим, – уверенно сказал Сашка. – Готовь сани летом, а телегу зимой. Главное чтобы проект был. А он у нас будет. И я уверен самый лучший в Союзе.

Единодушное согласие команды стало тем фундаментом, на котором теперь можно было строить что угодно. Даже новый город для науки.

Вечером того же дня Лев пришел к родителям. Они сидели в столовой за чаем. Мама, как всегда, пыталась накормить его пирожками, а Борис Борисович смотрел на него своим проницательным, ничего не пропускающим взглядом.

– Отец, мама, я принял решение, – сказал Лев, отодвигая тарелку с пирогом. – Новый институт мы будем строить в Куйбышеве.

Борис Борисович медленно отпил из блюдца, поставил его на стол и кивнул.

– Верное решение. Умное я бы добавил – он одобрительно хмыкнул, – … да, серьезный выбор. Крупный узел. Промышленность, транспорт. И, что немаловажно, – он многозначительно посмотрел на сына, – там уже многое… предусмотрено на случай непредвиденных обстоятельств. Будет надежно. Считай, что с местными властями и необходимыми ресурсами проблем не будет. Я обеспечу поддержку.

Анна Борисовна вздохнула, в ее глазах мелькнула тревога.

– Опять переезд… Андрюша маленький… Но если ты считаешь, что это нужно для дела, Лёва… мы поддержим.

Лев поблагодарил родителей и вскоре ушел. Вернувшись домой, где уже спали Катя и Андрей, он прошел в свой кабинет. Он сел за стол, открыл свой потертый, засекреченный блокнот с надписью «План „Скорая“». Он долго смотрел на последние записи, посвященные организации полевой медицины, а затем перевернул страницу и вывел новый, сугубо личный и самый тревожный заголовок.

ЭВАКУАЦИЯ. Ленинград не вариант.

Он стал тезисно набрасывать мысли, рожденные холодным, стратегическим расчетом и отцовским страхом:

*1. Приоритеты: Семья (Катя, Андрей). Команда (Сашка/семья, Миша/Даша?, Леша). Родители.* 2. Транспорт: Железная дорога основной канал. Заранее зарезервировать вагоны? Водный путь ненадежен, зависит от сезона.3. Пункт назначения: Куйбышев (основной). Свердловск (запасной).4. Необходимый запас: Антибиотики («Крустозин», норсульфазол), анальгетики, перевязочные, витамины. Продовольствие (концентраты, сухари, консервы, сахар, соль) – минимум на 2 недели.5. Схема: Четкий план сбора по сигналу. Ответственные. Валюта, ценности, документы – готовый «тревожный чемодан». Если не получится уехать раньше.*6. Время – критический фактор. Промедление = смерть.*

Он отложил ручку и откинулся на спинку стола. Его взгляд упал на дверь в спальню, за которой спали его жена и сын. Теперь он строил не просто институт. Он строил ковчег. Фундамент будущего должен был быть непоколебимым, способным устоять в самой страшной буре, о которой пока знал лишь он один. И он чувствовал тяжесть этой ответственности на своих плечах. Но вместе с ней и твердую решимость все это осуществить.