Текст книги "Врач из будущего. Война (СИ)"

Автор книги: Федор Серегин

Соавторы: Андрей Корнеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Ермольева отложила листок. В ее глазах зажегся тот самый огонь, который Лев видел у нее всегда, когда речь заходила о прорыве.

– Вы предлагаете создать филиал их группы здесь, в Ленинграде? Или организовать совместные исследования?

– Я предлагаю стратегический альянс. Немедленно выйти на Постовского с официальным предложением от нашей лаборатории. Мы формируем здесь, в СНПЛ-1, мощную группу по сульфаниламидам на основе их наработок. Они делегируют к нам своих лучших химиков, мы обеспечиваем им все условия. Параллельно начинаем подготовку к промышленному выпуску на Свердловском химическом заводе. Сроки? – Лев откинулся на спинку стула. – До конца этого года отладка методик и организация опытного производства здесь. Следующий, тридцать девятый год масштабные клинические испытания. И к сороковому году мы должны дать стране промышленный, доступный «сульфидин» или его улучшенную версию.

– Сроки более чем амбициозные, – заметила Ермольева, но в ее голосе слышалось не сомнение, а вызов. – Но вполне выполнимые. Вы понимаете, какой объем работы предстоит? Координация с Уралом, утверждение в Наркомздраве, инженерные вопросы…

– Я понимаю, – твердо сказал Лев. – Но я также понимаю, что если немецкие агенты уже охотятся за нашими химиками прямо на улицах Ленинграда, значит, гонка уже началась. И отставать в этой гонке мы не имеем права. Это вопрос национальной безопасности. Не в смысле шпионажа, а в смысле здоровья армии и тыла. Мы должны победить. И мы победим.

Зинаида Виссарионовна несколько секунд молча смотрела на него, а потом ее лицо озарила редкая, но искренняя улыбка.

– Хорошо, Лев Борисович. Вы меня убедили. Ваша способность видеть на несколько шагов вперед… она поразительна. Пишите подробное техническое задание и обоснование. Я со своей стороны обеспечу все необходимые визы и договоренности в Наркомздраве. Будем пробивать эту стену вместе.

Они пожали друг другу руки. Два генерала на поле битвы за человеческие жизни. Стена уже не казалась такой неприступной.

К вечеру первоначальная суета улеглась, сменившись сосредоточенным гулом работы. Лев вместе с Сашкой обходил пустующие до сего дня помещения, которые теперь предстояло в срочном порядке превращать в современные лаборатории.

– Вот здесь, Лева, я думаю, под отдел витаминологии Ковалева, – Сашка широким жестом обвел просторную комнату с высокими, светлыми окнами. – Посмотри, какие потолки! Тут можно хоть цистерны ставить. Я уже прикинул: вдоль этой стены три больших автоклава, тут система дистилляции и очистки, а в соседней комнате, ту, что поменьше, остальное мелкое оборудование.

Лев одобрительно кивнул, его взгляд скользил по голым стенам, уже видя будущее в деталях.

– Отличный план. Ты уже составил список необходимого оборудования? Не только автоклавов, но и мелочевки, от пробирок до вытяжных шкафов?

– Да, сразу после твоего выступления, сел и расписал все по пунктам, – Сашка с легким стуком похлопал по объемистой папке под мышкой. – Уже есть предварительные договоренности с «Светланой» по некоторым приборам. Там ребята, после твоего визита, горят идеей. Говорят, для науки сделаем все. – Он помолчал, оглядываясь, и понизил голос. – Кстати, по секрету… От нашего парторга слышал, что в самом Наркомздраве, на самом верху, всерьез заговорили о том, что нашей лаборатории тесно. Будто бы прорабатывается вопрос о создании целого Научно-Исследовательского Института прикладной медицины. И называют его в кулуарах не иначе как… будущий НИИ имени Борисова.

Лев усмехнулся, смотря в окно на потемневший двор.

– НИИ имени Борисова… Звучит громко. Но, Саш, громкое имя нужно заслужить не приказами, а результатами. Сначала надо этими витаминами и будущим «сульфидином» всю страну обеспечить, чтобы в каждой больнице и в каждом военном госпитале они были как хлеб. А потом уж можно будет и подумать, как назвать стены, в которых их создавали.

Вернувшись домой далеко за полночь, Лев застал Катю не спящей. Она сидела за большим столом, заваленным стопками иностранных химических журналов, справочников Менделеева и Шрайнера и листами ее собственных, аккуратных расчетов. Воздух в комнате был густым от запаха свежей типографской краски и старой бумаги.

– И как тебе Дифенгидрамин? Название конечно язык сломаешь, – тихо спросил Лев, подходя и ласково кладя руку ей на плечо.

Катя с облегчением откинулась на спинку стула, потирая переносицу.

– Дифенгидрамин… Сломаешь, да. – Она вздохнула. – Сложно, Лева. Информации кот наплакал. В основном, короткие заметки в французских и швейцарских журналах. Описана общая структура, есть намеки на антигистаминную активность, но ни схем синтеза, ни данных по токсикологии… Одна теория, да и та сырая. Придется идти практически вслепую. – Она посмотрела на него, и в ее глазах он увидел не усталость, а знакомый ему упрямый огонек исследователя. – Но идея… Идея чертовски перспективная. Если мы получим стабильное и нетоксичное соединение… Это будет прорыв не только в лечении аллергий. Представляешь, применение при шоковых состояниях, в хирургии…

– Я знаю, что у тебя получится, – просто сказал Лев. – Я в тебе не сомневаюсь ни секунды.

Они помолчали, прислушиваясь к тихому посапыванию из соседней комнаты, где спал их сын.

– Кстати, – Катя положила свою руку на его. – Мама сегодня заходила. С Андрюшей все утро гуляла. И… она сделала мне предложение.

Лев насторожился:

– Какое?

– Она сказала, что видит, какого масштаба задачи на нас свалились. И что ее главный вклад в наше общее дело сейчас, это позволить нам с тобой работать, не отвлекаясь. Она готова полностью взять на себя заботу о внуке. Говорит: «Ваше время сейчас дороже золота. А я обеспечу вам надежный тыл».

Лев повернулся и посмотрел в полутьму детской, на смутный контур кроватки. Его сердце сжалось от странной смеси благодарности, гордости и щемящей грусти.

– Мы должны оправдать их доверие, Катя. Их всех. И твоей мамы, и моего отца, и всех, кто верит в нас. Мы должны сделать все, чтобы будущее, в котором будет жить наш сын, было светлым и безопасным. Чтобы ему не пришлось проходить через ужасы, которые…

Он не договорил, но Катя поняла его без слов. Ее пальцы сплелись с его пальцами крепко, как спасательный круг.

На следующее утро, ровно в восемь, Лев собрал в своем кабинете всех новых руководителей отделов. Воздух здесь, казалось, вибрировал от энергии предстоящих перемен. За столом сидели Ермольева, Арсений Ковалев, Катя и Миша. Даже Сашка был тут, с своей неизменной папкой.

– Коллеги, – начал Лев, обводя взгляд собравшихся. – Вчерашний день, начавшийся с тревожной вести, закончился для нас созданием нового фронта работ. Вражеская разведка попыталась атаковать нас в самое уязвимое место, через нашего товарища. Но мы ответили не отступлением, а наступлением. Мы не просто сохранили наши силы, мы умножили их.

Он подошел к большой карте СССР, висевшей на стене, и провел рукой от Ленинграда до Свердловска.

– Наша миссия выходит за рамки этих стен. Арсений, – он посмотрел на молодого биохимика, – ваша ключевая задача на этот год не просто синтезировать витамины. К концу тридцать восьмого года я хочу видеть на столе у начальника Военно-санитарного управления первые, пусть опытные, партии витаминных концентратов в формах, пригодных для добавления в армейский паек. Хлеб, сухари, концентраты. Решайте вопросы стабильности, вкуса, сохранности. Это ваша зона ответственности.

Ковалев, серьезный и собранный, кивнул, делая пометку в блокноте.

– Понял. Будет сделано.

– Катя. По антигистаминным препаратам. Срок на первоначальную проработку и представление предварительных результатов до ноября. Я понимаю, что идете почти вслепую. Но я верю в вашу аналитическую интуицию. Дифенгидрамин наша цель. По ходу я конечно буду помогать.

– Мы найдем путь, – тихо, но очень уверенно сказала Катя.

– Зинаида Виссарионовна уже ведет предварительные переговоры со свердловскими коллегами, – продолжал Лев. – И я не сомневаюсь в успехе. Это будет не просто сотрудничество, это будет образец того, как должна работать советская наука, единым фронтом, без ведомственных барьеров!

Он сделал паузу, давая словам усвоиться, и сел за стол.

– Но все это тактика. А теперь о стратегии. Через месяц я представлю в Наркомздрав развернутый план развития нашей научной базы. Речь идет не о простом расширении. Речь идет о создании на базе СНПЛ-1 полноценного Научно-Исследовательского Института с собственным опытно-промышленным производством, клинической базой и аспирантурой. Места, где будут готовить кадры нового типа и решать задачи государственного масштаба.

В кабинете повисла напряженная тишина. Они все понимали, о каком уровне идет речь.

– Однако, – Лев посмотрел на каждого из них, – этот статус, эти ресурсы… Их нужно заслужить. Не просьбами, не связями. Только результатами. Каждым спасенным ребенком, каждым граммом пенициллина, каждой удачной химической реакцией. Наша работа с этого дня, это наш главный аргумент. У нас нет другого пути. И мы его пройдем.

Когда совещание закончилось, и все, обсуждая услышанное, вышли, Лев снова подошел к окну. Внизу, во дворе института, уже кипела жизнь. Грузили новое оборудование, подвозили стройматериалы, сновали люди с чертежами и приборами. Из трубы лабораторного корпуса валил густой пар, шла какая-то очередная, рутинная и от того не менее великая, реакция.

Он поймал себя на мысли, что не чувствует ни тревоги, ни усталости. Чувство, переполнявшее его, было знакомо ему с давних пор, с другой жизни. Оно было похоже на то, как он впервые спасал жизни, диагностируя острые патологии на приеме. Только масштаб был иным. Их скромная лаборатория, этот его плацдарм в прошлом, действительно перерастала в нечто огромное и сильное. И в этом была его главная, тихая победа. Не над внешними врагами, а над обстоятельствами, над неумолимым временем, над самой, казалось бы, предрешенной судьбой. Они не просто готовились к буре. Они сами начинали эту бурю, бурю созидания.

Глава 3
Бремя прорыва

Воздух в новой лаборатории отдела клинической фармакологии еще пах свежей краской и древесиной, но его уже перебивал едкий, терпкий аромат химических реактивов. На длинном столе, заставленным колбами, ретортами и горелками Бунзена, царил организованный хаос. Катя, в белом, чуть запыленном халате, с карандашом в руке и сосредоточенным взглядом, стояла у большой грифельной доски, исписанной формулами.

– Итак, коллеги, – ее голос был четким и собранным, – имеем следующее. Французский препарат, условно назовем его «Фенистин», демонстрирует ярко выраженный антигистаминный эффект в опытах на животных. Но он вызывает токсический гепатит. Печень буквально расплавляется. Структура вот здесь.

Она обвела мелом сложную химическую формулу.

– Задача сохранить ядро, отвечающее за блокировку гистамина, но изменить «хвосты» молекулы, чтобы снизить токсичность до приемлемого уровня.

Лев, стоявший у окна и наблюдавший за работой, подошел ближе. Он чувствовал себя здесь немного чужаком, терапевтом в царстве химиков, но именно это и было его ролью – мостом между дисциплинами.

– Катя, Петр, Виктор Сергеевич, – кивнул он. – Я просматривал кое-какую литературу. Есть у меня интересная гипотеза. Взгляните-ка.

Он взял у Кати мел и рядом с французской формулой нарисовал другую, более изящную.

– Основа та же. Но здесь, видите? Мы заменяем этот радикал на диметиламиновую группу. А здесь вводим дифенильный фрагмент, но не в линию, а под углом. Предполагается, что такая пространственная конфигурация будет лучше стыковаться с рецепторами в организме, давая нужный эффект без тяжелых побочных действий. Это вещество называют «дифенгидрамин».

Миша, до этого молча копавшийся в настройках дистиллятора, подошел, с интересом разглядывая доску. Он снял очки, протер их краем халата.

– Дифенилметан… этаноламин… – пробормотал он. – Лев, это… это очень интересно, ты не перестаешь меня удивлять. Но проблема в синтезе. Ключевой этап, вот это хлорирование. Если использовать стандартный хлорид фосфора, мы сожжем пол молекулы. Нужен более мягкий агент.

– Тионилхлорид? – предположил молодой химик Петр, его глаза горели.

– В среде диоксана, – кивнул Миша, уже полностью увлеченный задачей. – Да, это может сработать. Но потом очистка. Продукт будет грязным.

– А перекристаллизация из бензола? – осторожно вставил Лев, вспоминая классические методы очистки. – Или, может, посмотреть в сторону этилового спирта?

Виктор Сергеевич, пожилой химик с уставшим лицом, хмыкнул.

– Теории, гипотезы… На бумаге все гладко. А в колбе получится коричневая жижа, от которой подопытная крыса протянет ноги за пять минут. Вы что, с французов взять пример хотите?

Лев повернулся к нему. Не с вызовом, а с пониманием.

– Вы абсолютно правы, Виктор Сергеевич. Осторожность наш главный принцип. Мы не будем действовать вслепую. Мы идем не от яда к лекарству, а от гипотезы к проверке. Поэтому предлагаю такой план: Миша помогает нам отработать ключевые этапы синтеза в миниатюре. Петр ведете журнал всех попыток, фиксируете все, каждый цвет, каждый осадок. Катя сразу подключаем биологические испытания на клеточных культурах, смотрим токсичность. Самый малейший признак опасности и останавливаемся, ищем другой путь. Мы не гонимся за скоростью. Мы гонимся за безопасностью.

Его спокойный, уверенный тон подействовал на скептика. Виктор Сергеевич немного размяк.

– Ну, если с такой осторожностью… и если товарищ Баженов руку приложит… тогда можно попробовать.

– Я руку приложу, – тут же отозвался Миша. – Задача интересная. Лев, спасибо, что подкинул идейку. Катя, я к тебе потом зайду, обсудим детали.

Он уже мысленно ушел в свою лабораторию, бормоча что-то о температуре кипения диоксана. Лев поймал на себе взгляд Кати: теплый, полный благодарности и понимания. Он не дал им готовый рецепт. Он дал им компас и карту. И это было куда ценнее. Ведь сам он никогда бы не добился и десятой части своих «идей».

После «брэйншторма» с новым отделом клинической фармакологии, Лев проследовал в такой же новый отдел гематологии и реаниматологии. Его руководитель В. А. Неговский – основоположник самого понятия реаниматологии в СССР, уже работал под руководством Льва Борисова над прототипом аппарата для искусственной вентиляции легких. Его назвали «РВ-1», ручной вентилятор, первая модель. Но она оказалась с «дефектами».

– Смерть это не мгновение. Смерть это процесс! И этот процесс можно повернуть вспять! – Владимир Александрович Неговский, с горящими глазами, стучал костяшками пальцев по столу в кабинете Льва. Перед ним лежали чертежи нового резинового меха с клапанами. – Смотрите, Лев Борисович! «Ручной респиратор РВ-2». Наша новая разработка. Резина, клапан, ничего лишнего. Улучшили герметичность соединений и оно работает! На собаках уже отработано, теперь в восьми случаях из десяти удается восстановить дыхание и сердцебиение после двухминутной остановки!

Лев внимательно изучал чертежи. Этот прототип уже больше напоминал классический для времени Ивана Горького мешок Амбу. Примитивный, но гениальный в своей простоте.

– Две минуты… Это очень мало, Владимир Александрович, – мягко сказал Лев. – Но это начало. Это доказывает, что мы на правильном пути.

– Конечно, мало! – воскликнул Неговский. – Мозг гибнет без кислорода за 4–5 минут. Значит, нужно действовать быстрее! Обучать всех! От санитара до хирурга!

– Именно к этому я и веду, – Лев отложил чертежи. – Ваши эксперименты это фундамент. Но сейчас нам нужны стены. Наркомздрав утвердил нашу лабораторию как головную по разработке методических материалов для врачей. Нам нужно создать «Временное руководство по оказанию неотложной помощи при терминальных состояниях».

Неговский замер, его охватил азарт первооткрывателя.

– Руководство? Чтобы любой фельдшер в глубинке мог… Я припоминаю, что вы обсуждали это там – Владимир указал пальцем на потолок. – И ВМА даст базу для обучения «санинструкторов».

– Да, все верно, теперь нужно расширить те самые методички. Чтобы любой фельдшер в глубинке знал, что делать, когда человек перестал дышать и у него не бьется сердце, – закончил Лев. – Простые, пошаговые инструкции. Алгоритм. Первое, проверить дыхание и пульс. Второе, очистить ротовую полость. Третье, начать искусственное дыхание рот в рот или с помощью вашего РВ-2. Четвертое, непрямой массаж сердца. Рисунки, схемы. Все предельно ясно. Что бы этим владели не только на фронте, но и в любой глубинке! Вот наша задача!

– Да! – Неговский схватил блокнот и начал что-то быстро набрасывать. – И добавим раздел про различия между клинической и биологической смертью! Чтобы не прекращали борьбу раньше времени!

– И обязательно раздел про дальнейшие действия, – добавил Лев. – «После восстановления жизненных функций – срочная транспортировка в стационар для интенсивной терапии». Оживление это только полдела. Дальше пациента нужно выходить.

Неговский поднял на него взгляд, полный уважения.

– Вы мыслите так, будто уже знаете все это, Лев Борисович. Это и вдохновляет и пугает одновременно. – Владимир потупил взгляд в стол. – Но ваши идеи, это же самый настоящий прорыв! Я тоже задумывался над специализированными отделениями! «Отделение интенсивной терапии»… Звучит многообещающе. Вы понимаете что мы создаем новый раздел медицины, Лев Борисович?

– Конечно, Владимир Александрович – улыбнулся Лев. – Приступайте, позже мы с вами обсудим и новые отделения, но пока есть задачки поважнее. У вас есть неделя, чтобы подготовить первый вариант текста.

Не успел скрыться из виду Неговский, как Зинаида Виссарионовна Ермольева вошла в кабинет Льва. С видом полководца, ведущего за собой победоносные войска. За ней, немного смущенно, семенил невысокий, щуплый человек в скромном костюме и с очками в роговой оправе.

– Лев Борисович, разрешите представить, коллега Исаак Яковлевич Постовский, из Свердловска. Тот самый, о чьих работах вы так проникновенно рассказывали.

Лев встал из-за стола и протянул руку.

– Исаак Яковлевич! Это большая честь. Я в курсе ваших работ по сульфаниламидам. «Сульфидин», если не ошибаюсь?

Лицо Постовского озарила робкая, но очень искренняя улыбка.

– Вы… вы знаете? Я думал, кроме нас, в Уральском институте, этим никто не интересуется. Немцы свой «пронтозил» раскричали на весь мир, а наш «сульфидин» тихонечко в свердловских госпиталях спасает людей от рожи и пневмонии.

– Знаю, – твердо сказал Лев, усаживая гостей. – И именно поэтому настоял на нашей встрече. Ваш «сульфидин» это настоящий прорыв. Но он может стать еще лучше.

Он разложил на столе несколько листков с формулами, написанными ранее.

– Ваша молекула сульфапиридин. Эффективная, но есть проблемы с растворимостью, да? И не со всеми бактериями справляется. А что, если попробовать заменить пиридиновое кольцо на пиримидиновое? Или вот здесь, посмотрите, добавить метильную группу?

Постовский, забыв о смущении, прильнул к формулам, бормоча:

– Пиримидин… Да, это может резко повысить биодоступность! Но синтез… синтез будет сложным. У нас нет такого оборудования…

– У нас есть, – спокойно сказал Лев. – Я предлагаю стратегический альянс, Исаак Яковлевич. Ваша группа в Свердловске работает над новыми формулами. Вы гении синтеза. Мы здесь, в СНПЛ-1, берем на себя масштабирование, доклинические и клинические испытания, пробиваем все в Наркомздраве. Мы даем вам ресурсы, а вы даете стране новые, более эффективные и безопасные лекарства.

Постовский смотрел на него, как на волшебника, явившегося из сказки.

– Вы… вы серьезно Лев Борисович? Это же… Это же мечта! Мы все наслышаны о ваших достижениях, но и представить себе не могли совместную работу. – Лицо Постовского украсила искренняя улыбка.

– Это необходимость, – поправил его Лев. – Гонка на мировой арене уже началась. И отставать мы не можем.

Ермольева, наблюдая за сценой, удовлетворенно кивнула. Она видела, как рождается новая научная школа. И была счастлива быть ее частью.

День прошел быстро: короткий обед, работа с документами, ответы на возникающие вопросы у коллег-подчинённых, и вот уже вечереет.

Сумерки сгущались за окном, когда Сашка, с мрачным видом, вошел в кабинет, держа в руках толстую папку с надписью «СМЕТА».

– Лёва, не помешал?

– Нет, Саш, проходи. Что-то случилось?

– Да вот, – Сашка шлепнул папку на стол. – Считали мы тут с Ковалевым стоимость оснащения его отдела витаминологии. Лева, там же одни автоклавы целое состояние! Бюджет, который нам на год выделили, если мы все закупим, кончится к лету. Трещит по всем швам, черт его забери. Я уже ужимался, как мог, не помогает. Надо что-то делать. Или просить дополнительное финансирование, или… или Ковалеву со товарищи пока на пробирках и мензурках сидеть.

Лев с тяжелым вздохом откинулся на спинку стула. Он ожидал этого, но не так скоро. Его грандиозные планы упирались в сухую, скучную, но непреодолимую реальность – деньги.

– Понимаю. Хорошо, Саш. Спасибо, что предупредил. Пока ищи любые возможности сэкономить, перекинь что-то из резервов. А я… я подумаю, откуда можно достать деньги.

На следующий день Лев решил обратиться к своему хорошему товарищу, кому он уже подсказал некоторые его же идеи из будущего. И стал соавтором некоторых работ по лимфатической системе мозга.

Кабинет профессора Жданова в ЛМИ был его личной вселенной. Повсюду стояли муляжи органов, висели детальные анатомические атласы, на полках теснились книги с пожелтевшими корешками. Сам Дмитрий Аркадьевич, в расстегнутом кителе, с наслаждением потягивал горячий чай из граненого стакана.

– Сахару не жалею, – заметил он, следуя за взглядом Льва. – Врачи нам, анатомам, сладкого не добавляют, так хоть в чае компенсирую. Садись, Лев Борисович, рассказывай, как там твоя империя здравоохранения.

Лев с благодарностью принял стакан. Уютная, интеллектуальная атмосфера кабинета Жданова была лучшим лекарством от бюрократических будней.

– Империя трещит по швам, Дмитрий Аркадьевич. Денег не хватает. На все.

– А их всегда не хватает, – философски заметил Жданов. – Особенно когда мыслишь категориями будущего, а не отчетами за прошлый квартал. Но я слушаю.

Лев изложил суть проблемы. Жданов слушал внимательно, изредка кивая.

– Пенициллин, сульфаниламиды, витамины, ЭКГ… – перечислил он. – Ты создаешь не просто лабораторию, Лев. Ты создаешь медицину будущего. Здесь и сейчас. Но бюрократы в Наркомздраве мысляют иначе. Для них твой прорыв, это статья расходов. Тебе нужно ехать в Москву. Лично. И говорить с ними на одном языке, языке грядущей войны.

Лев насторожился.

– Войны?

Жданов положил ложку и посмотрел на него поверх очков.

– Ты что, газет не читаешь? На днях, 12 марта, германские войска вошли в Вену. Аншлюс состоялся. Фюрер объявил о воссоединении немецких земель. А в Испании фашисты бомбят Барселону. В Китае японцы устроили резню в Нанкине. Мир катится к большой войне, Лев Борисович. И ты это прекрасно понимаешь, я по тебе вижу. Твои шприцы, твой пенициллин, твои витаминные концентраты, это не просто «улучшение здравоохранения». Это вопрос обороноспособности. Так и подавай. Требуй финансирования под лозунгом «Все для фронта!», даже если фронта пока нет. Я дам тебе сопроводительное письмо. С моей подписью и подписью Ермольевой тебя хоть в какой кабинет пустят. И к Соколову в ВМА загляни, он как никто оценит.

Лев молча кивнул. Давление сжимающегося времени, которое он всегда чувствовал, теперь получило конкретные даты и названия.

– Спасибо, Дмитрий Аркадьевич. Я так и сделаю.

– И как там твои идеи по лимфатике мозга? – переменил тему Жданов, словно говоря о погоде. – Есть новые гипотезы?

– Работа продолжается. Кстати да, у меня возникла одна гипотеза… о связи хронического лимфостаза и развития фиброза тканей. Возможно, застой лимфы является не следствием, а причиной…

Они проговорили еще полчаса, погрузившись в профессиональные дебри. Для Льва это был глоток свежего воздуха. Уходя, он уже чувствовал себя увереннее.

Вернувшись в свой кабинет, он достал из сейфа толстую тетрадь с кожаной обложкой. На первой странице было аккуратно выведено: «План „Скорая“». Он открыл его и начал делать новые записи, выводы из разговора с Ждановым.

«12.03.38 – Аншлюс случился. Война неизбежна. Ускорить все.»«Проблемы ВМП (военно-полевой медицины), которые нужно решить ДО:»*«1. Массовая гибель медиков на поле боя. Санитаров, врачей целят в первую очередь. Нужно: а) Знак Красного Креста – не защита, а мишень. Искать альтернативы? б) Ускоренная подготовка санитаров-добровольцев. в) Защита для хирургов полевых госпиталей?»*«2. Эвакуация раненых. Санитарный транспорт, недостаток анестетиков в пути. Шок при транспортировке.»«3. Эпидемии. Вши, тиф, дизентерия. Разработать мощные инсектициды, упрощенные методы обеззараживания воды.»*«4. Психологические травмы. „Контузия“. Не лечили вообще. Нужна хоть какая-то система.»*

Он писал, пока пальцы не заныли от напряжения. Список получался пугающим. Но теперь он был не просто списком. Это был план действий.

Вечером, придя домой, Лев застал Сашку на кухне. Тот сидел за столом с Катей, допивая чай и заедая его сушками. Андрюша мирно посапывал в соседней комнате.

– О, главнокомандующий прибыл! – шутливо хлопнул Сашка по столу. – Я, значит, к Кате заскочил, совета спросить по одному приборчику. Ну и заодно чайку попить. А то она у нас тут единственный человек, который в моих чертежах что-то понимает.

Катя улыбнулась.

– Он скромничает. Сам все придумал, а мне лишь показывает.

– Ладно, ладно, – отмахнулся Сашка. – Лева, я про смету… нехорошо вышло. Извини.

– Пустяки, Саш. Проблемы для того и существуют, чтобы их решать. Кстати, я, пожалуй, послезавтра в Москву поеду. Пробивать дополнительные финасирования.

Сашка тут же встрепенулся.

– Один? Да ты с ума сошел! В этих московских кабинетах тебя, как мальчика, раздергают. Я с тобой. Я тебе и папки потаскаю, и в буфет сбегаю, и на нужных людей могу чисто по-мужицки повлиять. Катя, ты не против?

Катя посмотрела на Льва, потом на Сашку.

– Конечно, нет. Вы вдвоем это сила. А мы с Андрюшей и мамой тут справимся. Только обещайте, что будете осторожны.

– Обещаем, – хором сказали Лев и Сашка.

После трудовых будней, Лев с друзьями решили отдохнуть от проблем в компании друзей.

Субботний вечер в кафе «Норд» выдался на удивление шумным и веселым. Компания устроилась за большим угловым столиком. Лев, Катя, Сашка с его женой Варей – милой, круглолицей женщиной, которая не отпускала его руку, Миша и Леша. Дочка Сашки и Вари, Наташка, была у бабушки с дедушкой, а Андрюшка с мамой Кати. Так что взрослые могли позволить себе расслабиться.

– За новую квартиру Сашки и Вари! – предложил тост Лев, поднимая бокал с советским шампанским. – Чтобы в ней всегда было так же тепло и уютно, как сегодня здесь!

– Уррра! – дружно прогремели за столом.

Варя, покраснев, улыбалась во весь рот.

– Спасибо, Левушка. Без тебя мы бы еще пару лет в той коммуналке ютились. А теперь у Наташи своя комната! Просто сказка.

– Да он у нас всем сказочник, – подмигнул Сашка, наливая всем по второй. – То шприцы одноразовые, то пенициллин из плесени, то целые институты из воздуха создает. Я уже молчу про тот тостер, что он мне нарисовал, а в цеху мужики собрали… Так ведь и подарил его нам! Варь, он у нас пищу богов из хлеба делает!

Все засмеялись. Лев смущенно отмахнулся. Беседа текла плавно и непринужденно. Миша, разгоряченный вином и обстановкой, не удержался и похвастался:

– А я, между прочим, свою хроматографическую колонку на серию запустил! Патент получил, завод «Красный химик» интересуется. Представляете? Из моей лаборатории прямиком в промышленность! И документы для Нобелевки отправил…

– Это ж тебе, Миш, теперь, наверное, целый автомобиль «Эмку» вручат? – подначил Леша.

– Да ну, что ты, – смутился Миша. – Мне бы… Мне бы вот с одной сотрудницей из моего отдела сходить куда-нибудь. Ну Дашей зовут, вы ее знаете.

За столом повисла заинтересованная тишина, а потом все загоготали.

– Мишенька влюбился! – просипела Варя, хлопая в ладоши.

– Так пригласи ее в кино! – посоветовал Сашка. – На фильм «Вратарь» сходите, хорошая комедия.

– Или в Пулковскую обсерваторию, – добавил Лев. – Девушкам нравится романтика. Звезды, телескопы…

– Да она у меня сама звезда, – пробормотал Миша, краснея до корней волос, и под общий хохот спрятался за бокалом.

Леша, сидевший до этого в тихом подпитии, вдруг мрачно хмыкнул.

– Вам хорошо, у всех дела, любовь… А я вот на этой своей работе у Кати с бумажками с ума схожу. То ли дело в армию пойти. Красноармейцем. Или даже в командиры выбиться. Вот где жизнь настоящая!

Сашка и Миша тут же оживились.

– Правильно, Леш! Армия дело мужское!

– Станешь настоящим героем!

Лев почувствовал, как у него сжалось внутри. Он посмотрел на Лешу: молодого, сильного, наивного. И увидел его в окопе, под артобстрелом, в атаке…

– Дурак! – вырвалось у него резче, чем он хотел. Голос дрогнул. Все замолчали, удивленно глядя на него. – В армии тебя… – он с трудом подбирал слова, – тебя могут не на ту специальность определить. В пехоту. Ты здесь нужен! Здесь, с нами! Здесь твой фронт, понимаешь⁈

Он понимал, что перегибает, но не мог остановиться. Картины будущего стояли перед глазами слишком ярко.

Леша смотрел на него с обидой и непониманием.

– Что ты на меня насел, Лев? Я же по-дружески…

Катя тихо положила руку Льву на запястье. «Успокойся», – сказал ее взгляд.

Лев сделал глубокий вдох, отпил воды.

– Извини, Леш. Просто… Просто не надо об этом. Обещай, что подумаешь еще. Хорошо? Я ведь переживаю за тебя, время не простое предстоит.

Леша, все еще насупившись, кивнул.

– Ладно. Обещаю.

Чтобы разрядить обстановку, Леша перевел тему:

– Кстати, через неделю у нас в секции соревнования по самбо. Алексей Степанович просил передать, ждет тебя, Лев. Говорит, помнит тебя. Приходите все, поддержать!

– Обязательно придем, – сказала Катя, с облегчением ухватившись за повод помирить друзей. – Андрюше будет на кого посмотреть.

– И мы с Варей придем! – подхватил Сашка.

Обстановка снова стала теплой. Они просидели еще долго, вспоминая учебу, строя планы, смеясь над глупостями. Лев, глядя на их лица: умную, красивую Катю, верного Сашку, его милую Варю, гениального и нескладного Мишу, простодушного и храброго Лешу, чувствовал, какую огромную ценность они все для него представляют. Он был готов на все, чтобы защитить этот хрупкий мир.

Раннее мартовское утро было по-ленинградски холодным и сырым. У перрона Витебского вокзала стоял, пыхтя паром, поезд с яркой красной полосой по борту, знаменитая «Красная стрела». Лев и Сашка, с чемоданами в руках, прощались с Катей. Варя не смогла проводить ребят.