Текст книги "Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982"

Автор книги: Федор Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Пропагандисты не могли дать ответ на недоуменные вопросы людей, почему у партийных и советских руководителей появились «специальные дачи у моря, высокие оклады, роскошные квартиры», а также возникли такие несоциалистические «понятия, как «обкомовский дом», «обкомовская поликлиника», «обкомовский магазин». Само слово «обком» у людей начало ассоциироваться с возможностью достать дефицитные товары[535]535
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 10; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 185.


[Закрыть]. Это яркое свидетельство крушения морального авторитета партийных руководителей. Стал рассеиваться ареол их «аскетизма»[536]536
  Попова ОД. Указ. соч. С. 73.


[Закрыть], с которым традиционно ассоциировался «настоящий коммунист». У молодежи возникала уверенность, что таких коммунистов вовсе не существует[537]537
  «…Отчужденное от партии состояние»… С. 185.


[Закрыть].

Следует отметить, что при этом в народной среде еще сохранялась сакральность В.И. Ленина. В 1950-х гг. он оставался непререкаемым авторитетом – в частности, люди критиковали хрущевское руководство именно за отход от «ленинских заветов»[538]538
  Козлов Д. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть]. Властям поступали предложения переименовать КПСС в ЛКПСС (Ленинская Коммунистическая партия Советского Союза)[539]539
  Фокин АЛ. Указ. соч. С. 146.


[Закрыть] – очевидно, с целью подчеркнуть ее избавление от «тяжелого наследия сталинизма». В 1962 г. во время известных трагических событий в Новочеркасске протестная народная демонстрация шла под красными флагами и портретами Ленина[540]540
  РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 211. Л. 144.


[Закрыть].

К середине 1960-х гг. В.И. Ленин еще оставался единственным советским руководителем, у которого сохранился реальный авторитет. Секретарь Владимирского обкома КПСС С.И. Сурниченко на совещании в ЦК в марте 1965 г. отмечал: «Есть старые коммунисты, много лет учатся… говорят: мы изучали Сталина, раскритиковали его, Хрущева изучали, раскритиковали, но в Ленина верим… Говорят: вот Ленин – это золото»[541]541
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 118. Л. 61.


[Закрыть]. Даже советские диссиденты боролись с властями с помощью «человеческого Ленина», который предлагался вместо «демонического Сталина»[542]542
  Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1998. С. 219.


[Закрыть]. Авторитет Ленина в каком-то роде сохранялся и в соцстранах – известно, что в Чехословакии во время ввода войск стран Организации Варшавского договора в 1968 г. местные жители на дорогах писали лозунг: «Ленин, проснись и посмотри, как Брежнев с ума сошел»[543]543
  «Пражская весна» и международный кризис 1968 года: Документы. М., 2010. С. 343.


[Закрыть].

Однако постепенно «сакральность» создателя Советского государства начинала разрушаться. В 1966 г. Л.И. Брежнев возмущался, что в среде творческой интеллигенции «доходит дело до того, что… критики начинают с разных сторон подкапываться под Ленина». У некоторых представителей молодежи изменилось «первоначальное благоговейное отношение» к Ленину, и он стал восприниматься больше как «ловкий политик». В этом, очевидно, сыграла свою роль десакрализация И.В. Сталина и других вождей, которую молодые люди восприняли как «кампанию по борьбе с [любыми] авторитетами». Автор эссе о настроениях одесской молодежи писал, что «еще несколько лет назад немыслимым бы показался анекдот о Ленине. А теперь «Лениниана» чрезвычайно обширна, и в студенческой компании эти анекдоты чрезвычайно распространены… Осмеянию в них подвергаются… Ленин, Дзержинский, Крупская и другие деятели революции». Большое впечатление на студенчество произвели публикации, появившиеся в «Юности» и «Комсомольской правде», из которых следовало, что Ленин был болен и фактически отстранен от управления государством задолго до своей смерти в январе 1924 г.[544]544
  «…Отчужденное от партии состояние»… С. 185; Вестник Архива… С.61.


[Закрыть] Это невольно ударило по авторитету первого советского вождя, уменьшив его роль в создании и развитии Советского государства.

Второй опасной для властей тенденцией массового сознания в СССР было снижение авторитета советской идеологии – даже среди членов партии. С.И. Сурниченко на совещании в ЦК КПСС в марте 1965 г. рассказал о настроениях партийцев: «В брошюрах… так писали, теперь – так», и в итоге – «они не верят». В 1966 г., реагируя на XXIII съезд КПСС, заведующий редакцией ТАСС Артюшенков высказался, что объявленный новым руководством страны «возврат к ленинским нормам… служит лишь ширмой»[545]545
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 118. Л. 61; Нет парадной шумихи и крикливых фраз//Источник. 1995. № 1.С. 105.


[Закрыть].

Критическое отношение возникло к трудам по советской истории. Люди возмущались: «Не пора ли положить конец той практике, когда историки описывают факты и события, деятельность тех или иных лиц в зависимости от обстановки, от конъюнктуры, искажая историческую действительность?» Такая критика относилась и к «шараханьям» в официальной трактовке одного из крупнейших событий советского периода – Великой Отечественной войны: «Ее читали в издании старом, там чрезмерно выпячивалась роль Сталина. Теперь… говорят, что… Хрущев во всей Отечественной войне играл огромную роль. Где же правда? Ведь история должна объективно освещаться»[546]546
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 10; Там же. Оп. 34. Д. 118. Л. 61.


[Закрыть].

Закономерным образом снизилось доверие к одной из самых «идеологических» дисциплин – «Истории КПСС», – причем даже на высоком уровне. В сентябре 1965 г. на партсобрании преподавателей Высшей партийной школы один из выступавших под аплодисменты присутствующих заявил, что если учебник по истории КПСС будет написан теми же авторами, которые уже «дважды фальсифицировали» историю партии (в частности, упоминался П.Н. Поспелов[547]547
  Один из ведущих специалистов по идеологии и пропаганде в период правления И.В. Сталина и Н.С. Хрущева, главный редактор газеты «Правда» в 1940–1949 гг., директор Института Маркса – Энгельса – Ленина в 1949–1952 и 1961–1967 гг.


[Закрыть]), тем самым «будут созданы ненужные сложности для преподавателей, а научная общественность будет разочарована». Зам. заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС А.Н. Яковлев (будущий «прораб перестройки») сделал из этого вывод: «Преподавателям общественных наук… трудно будет убедить слушателей в правильности и научности тех или иных положений, если они будут исходить от лиц, утверждавших ранее обратное. Невольно создается недоверие не только в авторам, но и к самому предмету»[548]548
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 87.


[Закрыть].

Закрадывались в общественное сознание сомнения в быстрой достижимости коммунизма и других целей, поставленных властями. Не только авторы распространявшихся нелегально листовок «выражали неверие в построение коммунизма», но и лояльные к власти люди открыто задавали вопросы: «Не ошиблись ли мы тактически в лозунге, что нынешнее поколение будет жить при коммунизме?»; «Почему на XXIII съезде ничего не говорилось об общенародном государстве, партии всего народа, моральном кодексе строителя коммунизма», «не уточнялись некоторые перспективные показатели Программы партии, хотя ясно, что они к 1970 году не будут достигнуты?»[549]549
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 32. Л. 8; Там же. Д. 211. Л. 297–298.


[Закрыть]. В. Заславский сделал справедливый вывод, что объявленное в 1961 г. Н.С. Хрущевым построение коммунизма к 1980 г. «внесло весомый вклад в дискредитацию идеи коммунизма как цели, достижимой на практике»[550]550
  Заславский В. Указ. соч. С. 54.


[Закрыть].

Конечно, настроения в советском обществе не были однородными, и критика идеологии варьировалась в зависимости от степени приверженности конкретного человека коммунистической идее. Некоторые люди сохраняли верность марксизму, но считали, что в СССР он был «искажен», и здесь «марксистская идеология утратила свой революционно-критический дух, встав на путь апологии действительности и существующего положения дел»[551]551
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 3.


[Закрыть].

Более радикальным направлением «новых настроений» было уже не просто снижение авторитета советской идеологии, а полное разочарование в ней. Некоторые граждане СССР обвиняли идеологию в бесплодности, по причине которой власти противопоставили неприемлемым для них идеям не свои идеи, а «суды и тюрьмы»[552]552
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 3.


[Закрыть] (здесь явно содержался намек на суд над писателями А.Д. Синявским и Ю.М. Даниэлем, состоявшийся в конце 1965 – начале 1966 г. Они были осуждены по «идеологической» 70-й статье Уголовного кодекса за «антисоветскую агитацию и пропаганду»).

Третьим направлением общественного мнения была жесткая критика советской системы в целом. Некоторые люди считали, что «эффективность социалистических экономических форм носит исторически ограниченный характер и пригодна лишь для «азиатского способа производства», она неприменима для индустриально развитого общества», а также что «социализм не создал более высокого повседневного уклада духовной жизни по сравнению с предшествующими формациями»[553]553
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 3.


[Закрыть]. Такие высказывания были уже за гранью уголовно преследуемой в СССР «антисоветской пропаганды».

Проявление «новых настроений» закономерно было наиболее распространено в «интеллектуальной» части общества, среди которой появилось мнение, что «современная идеология распалась на иллюзии (комсомольский актив[554]554
  Очевидно, сюда же относили и партийных руководителей.


[Закрыть]), официальные установления (аппарат) и личные убеждения, основанные на знании и интеллектуальной честности (творческая интеллигенция, часть студенческой молодежи)»[555]555
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 3.


[Закрыть]. Этим интеллигенция противопоставляла себя (носителей «личных убеждений») представителям партии и власти.

В июле 1966 г. Л.И. Брежнев отметил, что «нельзя не видеть известных негативных явлений среди отдельных кругов работников умственного труда», в том числе «факты нигилизма, политической пассивности и отдельные демагогические выступления». В ноябре того же года он высказался еще жестче: «Особую тревогу вызывает то обстоятельство, что некоторые средства идеологической работы», в том числе «научные труды, литературные произведения, искусство, кино, да и печать нередко используются у нас… для развенчивания истории нашей партии и нашего народа. Преподносится это под всякого рода благовидными предлогами, благими якобы намерениями». Брежнев отметил, что представители интеллигенции «договариваются прямо до клеветнических высказываний против Октябрьской революции и других исторических этапов в героической истории нашей партии и нашего советского народа». В частности, он «прошелся» по книге воспоминаний К. Симонова «Сто суток войны»[556]556
  Л.И. Брежнев назвал ее «Сто дней войны».


[Закрыть], в которой, как считал Брежнев, автор «заводит нас в какие-то дебри»[557]557
  Вестник Архива… С. 60, 73.


[Закрыть]. (Книга посвящена событиям, пожалуй, самого тяжелого периода Великой Отечественной войны – лета и начала осени 1941 г.)

Некоторые граждане СССР формулировали и практические идеи. Во-первых, люди, сохранившие лояльность власти и приверженность «святым идеям коммунизма», стали проявлять стремление к демократическим преобразованиям. Высказывались мысли о необходимости ревизии, модернизации советской идеологии, поиска ее новой модели. Приверженцы таких идей считали, что «нынешний социализм «недемократичен», и поэтому необходима новая модель социализма, «соединяющая» социализм с демократией»[558]558
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 3–5.


[Закрыть], т. е. «социализм с человеческим лицом»[559]559
  Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 1-я). С. 264; То же. Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 859–860.


[Закрыть].

В этих веяниях, очевидно, проявилось влияние событий в Чехословакии 1968 г., которые всколыхнули определенную часть советского общества. Так, среди молодежи проявлялось двоякое отношение к этим событиям. С одной стороны, высказывалось «возмущение «братьями», которых «столько лет кормили» и которые отвечают черной неблагодарностью». С другой – часть студенчества «смотрела на происходящее в Чехословакии с доброжелательным любопытством», ей импонировало чешское студенчество, ставшее большой социальной силой. Некоторые молодые люди даже гипотетически рассматривали возможность повторения чешского опыта в СССР. При этом особенно большой интерес вызывало создание оппозиционных партий[560]560
  «…Отчужденное от партии состояние»… С. 190.


[Закрыть].

Проявлением подобных настроений была поддержка советскими гражданами введения реальной, а не фиктивной системы выборов в Советы всех уровней. На встречах с партработниками люди спрашивали: «Нельзя ли сейчас перейти к более демократичной системе выборов – выдвигать по несколько кандидатов с тем, чтобы был избран товарищ, наиболее достойный? Этим мы покончили бы с субъективистской практикой выдвижения кандидатов, что у нас иногда имеет место». Во время выборов в 1969 г. на некоторых бюллетенях для голосования были обнаружены надписи: «Пора менять бюрократическую форму выборов…Давно пора сделать выборы прямыми и открытыми»[561]561
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 9; ЦГАМ. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 2238. Л. 34.


[Закрыть].

То же касалось идеи выборности руководства, которую кое-где на местах даже пытались воплотить в жизнь – так, в сентябре 1966 г. прошли выборы прораба в одном из строительных управлений треста «Красноярскалюминстрой». Информация об этом, опубликованная в «Комсомольской правде», привлекла широкое внимание читателей газеты. Выяснилось, что среди них было немало сторонников выборности. Они высказывали мнение, что «выбирать надо всех, кто руководит людьми», «опротивели бездари и карьеристы, опошляющие святые идеи коммунизма», «авторитет выборного руководителя всегда выше, чем авторитет назначенного». Конечно, было и другое мнение – что «при выборах может быть несерьезность, дружеские отношения и т. д.», что в стране еще нет достаточного количества квалифицированных кадров, «чтобы можно было выбирать руководителей производства», и что выборность на производстве – «питательная почва для хаоса, неразберихи, анархии». Тем не менее, как отмечал Б.А. Грушин, в вопросе о выборности проявилось редкое единодушие у большинства опрошенных советскими социологами людей – неприятие существовавшей системы управления и скрытый намек на необходимость решительных изменений в данной сфере. Характерно, что на предприятиях больше всего идея выборности поддерживалась в «низах»: за нее были 75 % мастеров, 66 % начальников цехов и 50 % директоров[562]562
  Капелюш Я.С. Общественное мнение о выборности на производстве. М., 1969. С. 4. 96–97; Грушин Б. Институт общественного мнения «Комсомольской правды». С. 73; Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 1-я). С. 258, 264–266, 268, 304.


[Закрыть]. В марте 1970 г. на встречах с партработниками граждане СССР заявляли, что в стране существует «большое отчуждение трудящихся от результатов труда наличием единоначалия, данного высшими учреждениями»[563]563
  ЦГАМ. Ф. ГР85. Оп. 1. Д. 2262. Л. 28.


[Закрыть], что означало необходимость привлекать трудящихся к управлению.

Во-вторых, еще более опасным для советской системы было стремление к «деидеологизации». Некоторые граждане СССР считали, что официальная идеология полностью негодна и нет смысла ее модернизировать, поэтому надо просто отказаться от нее. В середине 1960-х гг. такие тенденции особенно усилились среди части интеллигенции, которая проявляла стремление к «аполитизму, социальному нейтрализму, беспартийности», «либерализму, свободе», а также разочарование в советском строе, его экономическом и духовном укладе[564]564
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 25. Л. 9—10; Там же. Д. 28. Л. 3–5.


[Закрыть]. Значительную роль в «деидеологизации» интеллигенции играл рост авторитета «безыдеологической» сферы науки и техники[565]565
  Lipset Seymour Martin Revolution and Counterrevolution: Change and Persistence in Social Structures. New York, 1968. P. 215.


[Закрыть], который ярко проявлялся с 1950-х гг.

Один из ведущих советских идеологов Г.Л. Смирнов сделал вывод, что часть «интеллигенции… стремится уйти от сложности жизни, от классовых конфликтов, проблем войны и мира, политической борьбы, замкнуться в кругу профессиональных или личных интересов». Осуждению подверглись ученые-социологи, которые «культивировали идею создания некоей «внеклассовой социологии», нечто вроде человеческой инженерии, которая находилась бы вне влияния идеологии и партии» (явный намек на Б.А. Грушина и Институт общественного мнения «Комсомольской правды», о которых будет рассказано далее в книге). Смирнов также критиковал «аполитичность» писателей, которые стремились «изображать жизнь своих героев вне конкретных исторических, социальных рамок, как людей без социально-политических классовых интересов и стремлений»[566]566
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 14.


[Закрыть].

Л.И. Брежнев отмечал «факты политической пассивности, имеющей место среди молодежи». Действительно, одной из черт студенчества стал «внеклассовый» характер мировоззрения. Некоторые студенты относились к общественно-политическим дисциплинам как к набору фактов и второстепенной нудной обязанности, считая, что общественные науки – это «не предмет». Преподаватели общественных наук были среди них непопулярны (очевидно, в отличие от «настоящих» ученых – математиков, физиков, химиков). Практиковался уход молодежи «в науку, которая не знает политических кризисов и… может целиком заполнить жизнь», в которой не оставалось места для идеологии. Исследование «Комсомольцы о комсомоле», проведенное советскими социологами в марте – апреле 1966 г., показало низкий уровень идейности и убежденности комсомольцев, в том числе руководящих работников. Среди молодежи распространялось «отчужденное от партии состояние»[567]567
  «…Отчужденное от партии состояние»… С. 178, 181, 184, 191–192; Вестник Архива… С. 70; Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 1-я). С. 59, 65–67, 111.


[Закрыть]. В 1967 г. западные эксперты сделали вывод, что общество в СССР «деполитизированно» и «нереволюционно на всех уровнях»[568]568
  Sweezy Paul М., and Bettelheim Charles. Op. cit. P. 81.


[Закрыть]. Советские идеологи, разумеется, оценивали такие тенденции как очень опасные для советского строя. Как заявил Г.Л. Смирнов, «аполитизм» на самом деле скрывал за собой «борьбу против социалистического государства, Коммунистической партии»[569]569
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 14.


[Закрыть].

В-третьих, возникали открыто «антиправительственные» настроения. Такие факты, разумеется, имелись и ранее – в частности, в 1940-х и 1950-х гг. – однако тогда они базировались на марксистско-ленинской платформе, с позиций которой шла критика советской реальности[570]570
  Грицай В.В., Упоров И.В. Молодежное протестное движение в послевоенном СССР и его характерные особенности (вторая половина 1940-х гг.) // Право и практика. 2014. № 3. С. 35.


[Закрыть]. Так, в 1958 г. к восьми годам заключения за «антисоветскую агитацию и пропаганду» был осужден двадцатисемилетний архангельский экономист С. Пирогов. Под влиянием ранних работ К. Маркса и опыта югославских коммунистов он пришел к выводу о том, что общественный строй в СССР был не советским, а «некапиталистическим»[571]571
  Козлов Д. Указ. соч. С. 122.


[Закрыть]. В нелегальных листовках, распространявшихся в Москве и Ленинграде в 1965 г., утверждалось, что советская «конституция… это сплошной позор… для коммунизма»[572]572
  РГАНИ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 211. Л. 297–298.


[Закрыть]. Тем не менее большинство авторов критических высказываний и поступков тогда еще не ставило под вопрос необходимость дальнейшего развития СССР как социалистического государства[573]573
  Козлов Д. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть].

Однако постепенно социалистическое течение, господствовавшее в «оппозиционных» проявлениях, стало утрачивать свое лидерство, уступая место таким направлениям, как правозащитная деятельность, пацифизм и даже национал-социализм[574]574
  Грицай В.В., Упоров И.В. Указ. соч. С. 34–35.


[Закрыть]. В 1967 г. Г.Л. Смирнов, выступая на конференции, посвященной проблемам «социалистического сознания», заявил, что «некоторая часть литераторов» проповедует идею, что «коммунизм, точнее сказать – культ личности, и фашизм – это явления одного порядка» (в одной из его статей было дано объяснение, что приверженцы таких идей имели в виду «общую почву» этих двух идеологий «в фетишизации власти, низком уровне массовой культуры и социальной демагогии», «подавлении свободы личности и свободы творчества»). Сравнение коммунизма с фашизмом уже было за гранью «антисоветчины». Кроме того, Г.Л. Смирнов обвинял «отдельных историков» в том, что они «пытались пересмотреть с ревизионистских, буржуазных теорий некоторые основные этапы нашей истории и навязать нашему народу, подрастающему поколению чуждые взгляды»[575]575
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 25. Л. 10; Там же. Д. 28. Л. 3; Там же. Д. 35. Л. 13.


[Закрыть]. (В этом был явный намек на известного советского историка А.М. Некрича, издавшего в 1965 г. книгу «1941, 22 июня», которая была запрещена решением партийных органов, а сам Некрич в 1967 г. был исключен из партии.)

В СССР все большее распространение получала нелегальная, в том числе антисоветская литература[576]576
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. д. 28. Л. 2.


[Закрыть], начали действовать диссиденты. Большое воздействие на критически настроенные слои интеллигенции оказало вышеупомянутое дело А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля. Советские идеологи отмечали, что в обществе к ним возникло «моральное сочувствие даже со стороны тех, кто не разделяет их взглядов», следствием чего стали «попытка взять их на поруки, требования «бороться с идеями лишь идейным оружием»[577]577
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 8.


[Закрыть].

Наконец, угрозы для советской идеологии включали в себя усиление в СССР националистических проявлений и «религиозный вопрос». В 1950-х и 1960-х гг. было отмечено несколько фактов беспорядков на этнической почве, а также стихийные выступления верующих против закрытия монастырей и церквей[578]578
  Козлов В А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 – начало 1980-х гг.). М., 2010. С. 173–234, 266–272.


[Закрыть]. Власти считали, что причины роста национализма включали «усиление идеологической борьбы» в мире, а также то, что «языковые, бытовые, культурные и иные различия при отсутствии соответствующей идеологической работы могут порождать известные противоречия между представителями различных национальностей». Идеологи полагали, что «в ряде республик отмечается недостаточное подчеркивание линии на сближение наций как ведущей тенденции в развитии национальных отношений в СССР», и наоборот, «чрезмерный упор делается на национальные особенности»[579]579
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 11.


[Закрыть]. Процесс формирования единой советской политической нации явно хромал.

В стране было выявлено «значительное влияние религии на детей и юношество», приспособление религиозных организаций «к изменившейся обстановке», в том числе модернизация ими своего вероучения (например, сближение «социальных и нравственных идеалов религии и коммунизма»), а также «антисоветская деятельность» ряда конфессий. Особенно высокой сохранялась религиозность населения в Прибалтике, Средней Азии, Молдавии, западных областях Украины и Белоруссии, ряде районов Кавказа[580]580
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 11–12.


[Закрыть]. В 1960-х гг. в органы власти поступали жалобы верующих, которые содержали несогласие с советской атеистической политикой и имели характер протеста в адрес идеологической системы[581]581
  Белякова НА. «Сообщаем о преступлении против правосудия…»: обращения и жалобы верующих в брежневском СССР // Новейшая история России. 2018. Т. 8. № 3. С. 642, 644.


[Закрыть].

На массовое сознание в СССР оказывали воздействие международная «идеологическая» ситуация и пропаганда из-за рубежа. Советские идеологи признавали, что одной из причин «колебаний» в социуме был «нарастающий поток информации о событиях, происходящих в мире», в том числе «идеологическая борьба на международной арене»[582]582
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 1.


[Закрыть].

В апреле 1965 г. в записке, направленной в ЦК КПСС, главный редактор журнала «Политическое самообразование» А.С. Вишняков сообщал, что «советские люди… хотят знать, какова реальная обстановка в коммунистическом движении, что конкретно делается для преодоления разногласий в нем, каковы трудности на этом пути». Эти трудности советские граждане хорошо видели. В начале 1966 г. во время лекций, проводившихся лекторами Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, некоторые люди даже выдвигали предложение о «[вос]создании Коминтерна[583]583
  Коммунистический Интернационал был распущен в 1943 г.


[Закрыть] в связи с разногласиями в международном коммунистическом движении»[584]584
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 14; Там же. Д. 241. Л. 11–12.


[Закрыть].

Закономерно, что наиболее сильное беспокойство у граждан страны вызывали самые «сложные случаи» в мировой системе социализма. Их интересовало отношение компартий Румынии и Албании к событиям в Китае и то, «какие компартии следуют политике китайских руководителей». Люди переживали из-за ухудшения отношений между СССР и отдельными соцстранами. Они признавали, что в разногласиях между СССР и Китаем виновата КПК, однако при этом беспокоились, «не было ли ошибок, допущенных со стороны Хрущева, которые сейчас нам следовало бы признать?» Советских граждан интересовали перспективы улучшения отношений с Албанией и Югославией, возможности изменения «югославскими товарищами своей ревизионистской политики»[585]585
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 11–12; ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2247. Л.117.


[Закрыть]. Таковы были настроения лояльных к советской системе граждан.

Гораздо более опасным для властей СССР было, когда разногласия в международном коммунистическом движении рассматривались советскими людьми «как свидетельство крушения веры в «абсолютную истину» марксизма». КГБ видел в оппозиционных настроениях, возникших в стране, влияние «идей и взглядов, заимствованных из политических платформ югославских руководителей, чехословацких дубчековцев и некоторых западных компартий». Тяготение среди части интеллигенции СССР к «демократическому социализму» и либерализму, как считали власти, было вызвано влиянием идей Итальянской и Французской компартий[586]586
  РГАНИ. Ф. 89. Оп. 55. Д. 1. Л. 2; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 4–5.


[Закрыть].

В июне 1968 г., в ходе чехословацких событий, британская газета «Таймс» сделала вывод, что «давление из-за границы уже столь сильно, что оно глубоко беспокоит руководителей в Москве», которые «боятся заражения… духом демократизации». Действительно, во время «Пражской весны» в СССР фиксировались вызванные ее событиями антисоветские высказывания (например: «Наш народ все терпит, а вот в Чехословакии правильно делают, что призывают к ликвидации компартии»). Распространению таких настроений способствовала рассылка чехословацкими реформистами через посольство Чехословакии в СССР своих материалов напрямую в советские учреждения и организации[587]587
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 19. Л. 164; «Пражская весна» и международный кризис 1968 года. С. 176, 213.


[Закрыть].

Оказывали воздействие на умы граждан СССР и разного рода «отклонения» от советской модели в странах соцлагеря. Так, разрешенный в Польше абстракционизм как направление в изобразительном искусстве порождал у некоторых советских граждан вопрос, почему оно не может быть признано и в СССР. В марте 1970 г. люди на встречах с партийными пропагандистами высказывались о неправильности осуждения советской пропагандой югославского опыта привлечения трудящихся к управлению производством, так как «это признак демократии»[588]588
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 4; ЦГАМ. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 2262. Л. 28.


[Закрыть].

Сильно действовало и «идеологическое давление» из капстран. В мае 1967 г. Г.Л. Смирнов, выступая на теоретической конференции «Основные факторы и особенности развития социалистического сознания на современном этапе», отметил: «Мы испытываем сильнейшее влияние империалистической идеологии… Именно империалистическая система является той социальной базой, которая питает всякого рода антиобщественные, антисоциалистические явления… внутри социалистических стран». В 1969 г. он же писал об эффективности «огромных усилий, которые предпринимает империалистическая реакция для идейной дезориентации населения социалистических стран»[589]589
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 25. Л. 8–9; Там же. Д. 35. Л. 6.


[Закрыть].

Идеологи отмечали, что под влиянием «либерально-демократической демагогии буржуазной пропаганды» в СССР распространялось «некритическое увлечение некоторыми сторонами политического устройства буржуазных государств, в том числе и буржуазными конституциями». Молодежи импонировала «свобода мнений в капиталистических странах», среди них были слышны высказывания: «Американцы – умный народ, и поэтому у них нет компартии»[590]590
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 5–6; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 189.


[Закрыть] (хотя Компартия США существовала, очевидно, имелось в виду, что она не находилась у власти).

Послевоенный экономический бум в ряде капстран, по мнению советских идеологов, «создавал у неискушенного человека впечатление о буржуазном мире как «изобильном» и «динамичном». Рабочие московских предприятий задавали партийным лидерам вопрос: «В Америке рабочий класс лучше живет, а почему?» Среди части студентов было распространено мнение, что американский «безработный живет лучше нашего инженера»[591]591
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 10; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 30. Л. 30; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 189.


[Закрыть].

Кроме того, в советском социуме циркулировали идеи о положительном значении «капиталистической конкуренции в экономическом прогрессе». Некоторые молодые люди «при каждом случае плохого изделия или плохого качества» советских вещей «с мечтой говорили о принципе конкуренции», а также «считали, что нам необходимы безработные, для того чтобы работающие постоянно ощущали над собой угрозу»[592]592
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 6; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 189.


[Закрыть] (тоже конкуренция, только среди людей).

Причины таких настроений советские идеологи видели в том, что «не зная достаточно глубоко жизни буржуазного Запада, некоторые советские люди оценивали его по фасаду, по внешним вывескам»[593]593
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 10.


[Закрыть]. Действительно, это так, однако, у капиталистической системы, разумеется, были и реальные достижения, информация о чем распространялась среди населения СССР.

Воздействие на «идеологическое сознание» советских людей оказали разработанные на Западе теории «единого индустриального общества» и «конвергенции»[594]594
  Подробнее о западных идеологических концепциях см. в главе 2 книги.


[Закрыть], которые породили мнение, что прогресс в СССР был «связан отнюдь не с социалистическим общественным строем, а с общими закономерностями индустриального общества»[595]595
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 25. Л. 9—10; Там же. Д. 28. Л. 3, 5–6, 10; Идеи «конвергенции» были высказаны, в том числе, в 1968 г. А.Д. Сахаровым в книге «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», которая вызвала бурную реакцию на Западе. – См.: Сахаров А.Д. Тревога и надежда. М., 1991. С. 11–47; РГАНИ. Ф. 89. Оп. 37. Д. 42, 43, 44.


[Закрыть]. (Такие настроения появились еще в период правления Н.С. Хрущева, когда попытки совершенствования советской системы путем заимствования «лучших» элементов капитализма вызвали к жизни надежду на постепенную «конвергенцию» командной и рыночной экономик[596]596
  Латов Ю.В. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть].) Советские идеологи отмечали, что сопряженное с ослаблением изоляции СССР развитие технических, культурных и иных контактов с зарубежными странами иногда трактовалось гражданами страны как «отказ от марксистско-ленинской идеологии», т. е. тоже путь к «конвергенции». Кроме того, как «результат индустриального развития и потребность всякого технически развитого общества» (а не как достижение Октябрьской революции) рассматривались и достижения СССР в разных сферах, и некоторые недостатки советской системы – например, ее бюрократизированность. Все это, по мнению части советских граждан, означало, «что социализм в общем социально не так уже отличается от капитализма»[597]597
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 25. Л. 10; Там же. Д. 28. Л. 3, 5.


[Закрыть].

Таким образом, во второй половине 1960-х гг. в массовом сознании населения СССР произошел рост «негативных» для советского режима тенденций. Одной из его причин были «десакрализация» И.В. Сталина и принудительное отстранение от власти Н.С. Хрущева. Отсутствие демократии и замыкание всего, что происходит в стране, на личность лидеров, дало свои отрицательные результаты – разоблачение их ошибок (и тем более преступлений) привело к падению авторитета власти, партии и идеологии в целом.

Росту таких тенденций способствовало усиление критичности советского социума, тогда как власти априори рассчитывали на непоколебимую, без раздумий и рефлексии, приверженность людей догмам марксистско-ленинской идеологии, и строили свои планы на уверенности в «простоте», «понятности» и прогнозируемости настроений населения (мало того, власти были уверены, что с ростом образования в обществе его приверженность советской «научно обоснованной» идеологии должна была только расти[598]598
  Mickiewicz Ellen Changing Channels… P. 28–29.


[Закрыть]). Внесли свой вклад в усиление «идеологических» колебаний и другие изменения в социуме.

Ситуация усугублялась тем, что советская идеология не давала адекватный ответ на возникшие вызовы. С одной стороны, в период правления Н.С. Хрущева в стране активизировалась разработка проблем строительства социализма и коммунизма[599]599
  Всемирная история экономической мысли. Т. 6. Кн. I. С. 461.


[Закрыть]. В 1961 г. Л.Ф. Ильичев отмечал, что «идеологическая работа должна быть поднята на уровень современного этапа в развитии теории марксизма-ленинизма», чтобы «полностью соответствовать нынешнему зрелому периоду коммунистического строительства, возросшим духовным, идейным запросам масс»[600]600
  РГАНИ. Ф. 97. Оп. 1. Д. 19. Л. 17.


[Закрыть]. С другой стороны, эти идеологические искания не были нацелены на то, чтобы дать ответ на многочисленные вызовы, проявившиеся к этому времени. Кроме того, сказывалось догматическое мышление и идеологическая зашоренность, партийно-административное давление на обществоведов, их продолжающееся отторжение от мирового обществознания[601]601
  Всемирная история экономической мысли. Т. 6. Кн. I. С. 461.


[Закрыть].

В свою очередь, Л.И. Брежнев и его соратники в момент прихода к власти в 1964 г. не имели «сколько-нибудь определенной идейно-политической программы»[602]602
  Арбатов Г. Человек системы… С. 176.


[Закрыть] (кроме того, Брежнев вообще проявлял перед лицом «свалившейся» на него власти определенную растерянность[603]603
  Бовин А. В «Известиях» и Тель-Авиве. М., 1994. С. 10.


[Закрыть]). Граждане СССР отмечали «недооценку» властями политико-идеологической работы[604]604
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 10.


[Закрыть]. Все более становился явным образовавшийся в стране «идеологический вакуум»[605]605
  Evans Alfred В., Jr. Soviet Marxism – Leninism: The Decline of Ideology. Westport, Ct – London, 1993. P. 106.


[Закрыть].