Текст книги "Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982"

Автор книги: Федор Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Все, что выносилось в публичную сферу, подвергалось контролю и корректировке со стороны высших партийных органов[1418]1418
  Горяева Т.М. Указ. соч. С. 356.


[Закрыть]. Цензура проходила несколько стадий: сначала автор осуществлял «самоцензуру», затем работал редактор, и только после этого публикация поступала к цензору. Кроме официальных запретов, был введен ряд негласных – в частности, на «пессимизм» и «опасную асссоциативность» (через акростихи, кроссворды и пр.)[1419]1419
  Дмитриева Е.Е. Игровое поле советской цензуры (1970–1980 гг.) // Языки рукописей. СПб., 2000. С. 248–250.


[Закрыть]. Конкретным примером применения цензуры были последствия публикации в «Комсомольской правде» результатов опроса о выборности на производстве в 1966 г. По словам Б.И. Грушина, в ЦК КПСС она вызвала недовольство «поистине угрожающих размеров». Редакции газеты пришлось виниться сразу перед несколькими отделами ЦК. В результате ни о каких публикациях по этой теме больше не могло быть и речи[1420]1420
  Грушин Б. Институт общественного мнения «Комсомольской правды». С. 73.


[Закрыть].

«Плотной» стала цензура в сфере литературы и искусства. Власти подчеркивали «значение и роль литературы в процессе формирования марксистско-ленинского мировоззрения» и, соответственно, пытались максимизировать контроль над ней. На заседании Политбюро ЦК КПСС в ноябре 1966 г. П.Н. Демичев заявил, что журнал «Новый мир» «пропагандирует… неверные взгляды», и вокруг него группируется «определенная группа интеллигенции». Была также выявлена аналогичная «группировка», сложившаяся вокруг журнала «Октябрь». Г.И. Воронов отметил: «В печати у нас много всякой дряни… Надо усилить контроль за тем, что печатается, что издается, контроль за всеми идеологическими участками нашей работы». А.Н. Шелепин поддержал его: «Много у нас разного рода не нужных изданий, а подчас и вредных». Он конкретизировал необходимость в первую очередь «заняться» главным редактором журнала «Новый мир» А.Т. Твардовским, котороего «нужно просто освободить от работы. И это можно сделать не в ЦК, это может сделать Союз писателей»[1421]1421
  А.Т. Твардовский покинул пост главного редактора журнала «Новый мир» в феврале 1970 г. после затяжного противостояния журнала с Главлитом и другими недоброжелателями.


[Закрыть]. Шелепин призвал «вести настоящую партийную борьбу против монополии на идеологическом фронте», и вместо корифеев советской литературы, которые утратили «идеологическое доверие», двигать «талантливую молодежь, которую мы просто не замечаем»[1422]1422
  Вестник Архива… С. 61–62, 64.


[Закрыть](разумеется, только «идеологически выдержанную» молодежь).

На этом же заседании Политбюро были даны программные установки по цензуре в других основных сферах творческой деятельности. П.Н. Демичев заявил, что «очень слабый участок у нас – это кино. Я думаю, что настала пора освободить Романова от этой работы. Он очень умный и подготовленный человек, но большой либерал»[1423]1423
  А.В. Романов оставался на посту председателя Комитета по кинематографии при Совмине СССР до 1972 г.


[Закрыть]. А.Н. Шелепин вторил генсеку: «Самое неблагополучное положение, на мой взгляд, в кино. Сколько у нас разных чепуховых фильмов создано за последнее время, и они ведь идут, их смотрят люди. И чему, и как мы воспитываем этими фильмами наших людей, никому не ведомо»[1424]1424
  Вестник Архива… С. 62, 64.


[Закрыть].

Шелепин также высказался о театре: «Не может нас не тревожить и то, что нет у нас настоящих глубоких, с политическим смыслом пьес. И вот сейчас ставятся в театрах такие ублюдочные пьесы, как «Я снимаюсь в кино»[1425]1425
  Правильное название – «Снимается кино». Пьеса была поставлена в Театре им. Ленинского Комсомола в 1965 г.


[Закрыть] и другие. Нам необходимо поднять серьезно требовательность к министрам и председателям комитетов и всем ответственным за идеологическую работу людям». Не избежала его внимания и сфера эстрады: «Мне кажется, что в этом деле у нас никакого контроля не существует. С эстрады наших театров часто слышим всякую пошлость, а подчас прямо антисоветчину». (Очевидно, в развитие таких указаний в сентябре 1968 г. на пленуме Бауманского райкома КПСС секретарь парткома Министерства культуры СССР Н.М. Алещенко подверг критике концертную программу Л.И. Утесова, где «конферансье изображает пьяницу, рассуждающего о коммунизме»[1426]1426
  ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2288. Л. 104; Вестник Архива… С. 64.


[Закрыть]).

После апрельского пленума ЦК КПСС по идеологии (1968 г.) «партийная линия» в литературе и искусстве стала более «наступательной»[1427]1427
  Зезина М.Р. Указ. соч. С. 360.


[Закрыть]. Власти еще раз обозначили свою жесткую позицию, заявив, что представители творческих профессий «отходят от классовых критериев при оценке и освещении сложных общественно-политических проблем, фактов и событий, а иногда становятся носителями взглядов, чуждых идеологии социалистического общества. Кое-где имеются попытки односторонне, субъективистски оценивать важные периоды в истории партии и государства, в критике трудностей, неизбежно возникающих на нашем пути, выступать не с позиций партийной и гражданской заинтересованности, а в роли сторонних наблюдателей. Проявляется это по-разному: в одном случае появляется в свет идейно ошибочная книга, в другом – слабая кинокартина, в третьем – репертуар того или иного театра формируется из случайных, бьющих на сенсацию произведений, в четвертом – формалистические, оторванные от жизни поиски художников, гордящихся тем, что творчество их непонятно для окружающих, в пятом – рабское подражание западным образцам архитектуры», а «на эстраде… телевидении и на радио появляются пошлые, безыдейные, незрелые произведения, воспитывающие у зрителя и слушателя низкие вкусы»[1428]1428
  Советская Россия. 1969. 4 февраля. С. 1; Там же. 1969. 11 февраля.


[Закрыть].

В августе 1968 г. ЦК партии подверг критике Центральное телевидение СССР за «ряд серьезных ошибок, снижающих роль телевидения как одного из важнейших средств пропаганды, наносящих определенный ущерб идеологической работе». В феврале 1969 г. были жестко раскритикованы за «идеологические прегрешения» издательства «Искусство», «Мысль» и Куйбышевское книжное издательство, которые якобы выпускали «произведения идейно незрелые, тендециозно представляющие явления нашей действительности». Журнал «Театр» обвинили в «восхвалении «новаторства» некоторых театральных деятелей, идущего вразрез с ленинскими указаниями партии в вопросах искусства», журнал «Новый мир» подвергся критике за то, что в нем «подчас появляются идейно и художественно незрелые произведения, искажающие советскую действительность»[1429]1429
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 28. Л. 23; Советская Россия. 1969. 4 февраля. С. 1; Там же. 1969. 11 февраля.


[Закрыть].

Сильное негативное воздействие на советское руководство оказал чехословацкий закон о свободе печати, принятый в рамках «Пражской весны»[1430]1430
  Дмитриева Е.Е. Указ. соч. С. 249.


[Закрыть]. После этих событий в СССР стало более настороженным отношение к литературе из «братских» стран (особенно из Кубы, Румынии и Чехословакии). На контроль были взяты 32 из 59 печатных органов компартий капстран и зарубежных «прогрессивных изданий», поступавших в Советский Союз для розничной продажи[1431]1431
  Лавинская О. Указ. соч. С. 133.


[Закрыть]. Было восстановлено глушение передач западных радиостанций.

Кроме цензуры, была официально введена еще и «самоцензура». Принятое в январе 1969 г. секретное постановление Секретариата ЦК КПСС гласило, что «отдельные авторы, режиссеры и постановщики отходят от классовых критериев при оценке и освещении сложных общественно-политических проблем, фактов и событий, а иногда становятся носителями взглядов, чуждых идеологии социалистического общества». По таким случаям руководство театров, киностудий, средств массовой информации не принимало никаких мер, а закономерно пыталось перевести ответственность за «идейную направленность выпускаемых произведений» на Главлит. Поэтому ЦК официально возложил эту ответственность на руководителей издательств, СМИ, учреждений культуры и искусства[1432]1432
  История советской политической цензуры: Документы и комментарии. М., 1997. С. 189.


[Закрыть]. Власти объявили, что так как в творческих организациях «не была создана обстановка нетерпимости к идейным шатаниям, к проявлениям чуждых взглядов», то «в наказание» была введена «самоцензура», направленная на «повышение партийной ответственности»[1433]1433
  Советская Россия. 1969. 11 февраля. С. 1.


[Закрыть] руководителей на местах.

Цензурный контроль в стране стал всеохватывающим[1434]1434
  Ложков Д.В. Указ. соч. С. 164.


[Закрыть]. В июне 1971 г. Секретариат ЦК КПСС принял постановление «О мероприятиях по противодействию нелегальному распространению антисоветских и других политически вредных материалов», согласно которому требовалось усилить борьбу с «самиздатом»[1435]1435
  РГАНИ. Ф. 89. Оп. 46. Д. 35. Л. 3.


[Закрыть]. Новое положение о Главлите, утвержденное в ноябре 1974 г., усилило контроль над СМИ, издательствами, экспозициями музеев, ввозимой из-за рубежа литературой, аудио– и видеопродукцией. Тем самым практически перекрывались все каналы нецензурированной информации. Главлит осуществлял «неусыпный, бдительный… построчный контроль» над средствами массовой информации. Разумеется, вся эта деятельность, как и прежде, контролировалась ЦК КПСС[1436]1436
  Прибытков В. Указ. соч. С. 33–35.


[Закрыть].

В феврале 1976 г. был запрещен выпуск учебников и учебных пособий по истории партии, политэкономии, научному коммунизму, марксистско-ленинской философии всем организациям, имевшим право издательской деятельности, кроме Издательства политической литературы при ЦК КПСС[1437]1437
  Ложков Д.В. Указ. соч. С. 157.


[Закрыть] (этим пресекались пути несанкционированного толкования идеологии). Согласно постановлению ЦК партии «О мерах по усилению контроля за подготовкой и изданием мемуарной литературы», принятому в июле 1977 г., в три раза был сокращен выпуск мемуарной литературы и существенно снижены объемы этих изданий[1438]1438
  История советской политической цензуры. С. 212.


[Закрыть]. Власти опасались, что в мемуарах советских политических и военных деятелей могут «проскочить» какие-либо нежелательные оценки советской истории.

К концу 1970-х гг. работа Главлита по «ошибкам идейно-политического характера, содержащихся в материалах, предназначенных для печати или публичного использования», еще более усилилась[1439]1439
  История советской политической цензуры. С. 211.


[Закрыть]. Полномочия цензуры были расширены в книжной торговле и библиотечном деле. Книги теперь изымались не только на формальном основании (по наличию в списках Главлита), но и по признаку содержания[1440]1440
  Посадсков А.Л. Провинциальная цензура от «застоя» к «перестройке»: по материалам Сибири и Дальнего Востока 1970-х – 1980-х гг. // Грани книжной культуры: Сб. научн. трудов к юбилею НЦ исслед. истории кн. культуры. М., 2007. С. 195–196, 199.


[Закрыть], т. е. на усмотрение конкретного цензора, если он нашел даже в незапрещенном издании что-либо «крамольное».

Конкретные примеры цензурирования или наказания за публикации, вышедшие за пределы «дозволенного», – снятие подготовленного в 1977 г. к печати в журнале «Дружба народов» цикла стихов Е.А. Евтушенко, в которых, по мнению властей, «читателю навязывалась мысль… что в нашей стране якобы нет подлинной демократии»[1441]1441
  История советской политической цензуры. С. 211.


[Закрыть]. В 1978 г. собственный корреспондент «Комсомольской правды» в США А.Б. Пумпянский за статьи, в которых он пытался дать объективную информацию об американской жизни, был отозван из Соединенных Штатов и уволен из газеты. Одной из основных претензий к журналисту были опубликованные им сведения, что среди граждан США – сто тысяч миллионеров[1442]1442
  Арбатов Г.А. Человек системы… С. 335.


[Закрыть]. (Интересно, что трезвомыслящими идеологами ранее выдвигалось предложение как раз и давать в пропаганде «образ империализма США как разжиревшего хищника», что они считали намного более эффективным, чем «акцент на проблемах безработицы и нищеты в США»[1443]1443
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 10–11.


[Закрыть], но, очевидно, это предложение не сработало.)

Конечно, в системе цензуры были бреши – в частности, информация по спискам «запрещенных имен» поступала на места с большим опозданием и в неполном виде. Невысокий интеллектуальный уровень некоторых цензоров, их неосведомленность, а также более лояльная система цензуры в «провинции» позволяли некоторым авторам цензуру обходить[1444]1444
  Блюм А. Указ. соч. С. 214, 216–217.


[Закрыть], однако это было скорее исключением, чем правилом.

Другие методы изоляции страны от воздействия внешнего мира включали, согласно принятому в мае 1977 г. постановлению ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему повышению политической бдительности советских людей», контроль за использованием «радиопередающих устройств, находящихся в спортклубах и организациях ДОСААФ, усиление среди радиолюбителей и радиоспортсменов разъяснительной работы по правилам радиообмена, особенно с зарубежными радиолюбителями». Важную роль должно было играть усиление контроля за выездом граждан СССР за границу. Партийные комиссии стали «более тщательно изучать» людей, рекомендуемых к таким выездам, «с учетом их деловых и политических качеств, морального облика и общественной активности»[1445]1445
  ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 172. Д. 88. Л. 120.


[Закрыть].

В то же время цензура была политически уязвимым местом советской системы и одной из главных мишеней критики из-за границы. Иностранцы, посещавшие СССР, задавали советским гражданам вопросы такого рода: «Как расцениваете вмешательство КПСС в дела литературы и искусства»; «Имеют ли право газеты, выходящие в СССР, выступать против руководителей правительства, если они не согласны с политикой, проводимой правительством»; «Почему не все произведения советских писателей печатаются в СССР. Может ли советский писатель опубликовать свои произведения за рубежом»; «Почему не допускаете, чтобы люди в своих произведениях критиковали ваше общество, почему осудили Синявского и Даниэля»; «Почему не разрешают в СССР продавать западные журналы, газеты и книги»; «Будет ли правительство и партийное руководство в СССР содействовать такой более свободной службе новостей и расширению сотрудничества между журналистами различных частей мира?»; «Почему мешают писать русским писателям, и разве не нуждается советская система ни в какой внутренней критике?»[1446]1446
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 26; Там же. Оп. 59. Д. 370. Л. 190–191.


[Закрыть]. Ответить на такие вопросы в рамках декларировавшегося наличия в СССР свободы и демократии было нечего.

В стране продолжалось преследование критически настроенных граждан. Наиболее суровой санкцией было привлечение к уголовной ответственности по статьям 70 и 190¹ УК РСФСР (и аналогичным нормам уголовных кодексов других союзных республик): «Призывы к насильственному изменению конституционного строя» и «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй» (характерно, что ст. 190¹ была введена в уголовное законодательство именно в период правления Л.И. Брежнева – в сентябре 1966 г.). В то же время, именно по уголовным статьям такое преследование стало менее распространенным, чем это было при Н.С. Хрущеве. В 1951–1960 гг., по данным В.А. Козлова, за «антисоветские» преступления было привлечено к ответственности 1072 чел., в 1966–1970 гг. – 697, в 1971–1975 гг. – 803, в 1976–1980 гг. – 347, в 1981–1985 гг. – 540 чел.[1447]1447
  Крамола… С. 36.


[Закрыть]

В докладной записке, направленной 29 декабря 1975 г. в ЦК КПСС председателем КГБ Ю.В. Андроповым, было отмечено, что по статьяи 70 и 190¹ УК РСФСР за период с 1967 по 1975 г. было осуждено 1583 чел. Андропов указывал на «смягчение режима», так как за предшествующий девятилетний период (1958–1966 гг.) число осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду было в 2,1 раза больше – 3448 чел. Он отмечал, что «в 1958 году, т. е. как раз в тот период, который нередко называется на Западе «периодом либерализации» и к которому относится заявление Н.С. Хрущева (27 января 1959 г.) об отсутствии «фактов привлечения к судебной ответственности за политические преступления», по статье 70 было осуждено 1416 человек, т. е. почти столько, сколько за все последние девять лет». На момент составления записки в исправительно-трудовых учреждениях отбывали наказание 860 чел., «осужденных за особо опасные государственные преступления, в том числе за антисоветскую агитацию и пропаганду… 261 человек»[1448]1448
  Власть и диссиденты: из док. КГБ и ЦК КПСС. М., 2006. С. 92–93.


[Закрыть].

Ю.В. Андропов подчеркивал, что «в соответствии с указаниями XXIV съезда партии и ЦК КПСС, органы госбезопасности делают упор на предупредительно-профилактическую работу по предотвращению государственных преступлений» (а не уголовное преследование. – Ф.С.). В 1971–1974 гг. было «профилактировано» более 63,1 тыс. чел. и «пресечена на стадии формирования деятельность 1839 антисоветских групп»[1449]1449
  Власть и диссиденты. С. 93.


[Закрыть].

Как осуществлялась такая «профилактика», можно понять из докладной записки МГК КПСС, направленной в ЦК партии в мае 1978 г.: «Партийные организации усилили внимание к индивидуальной работе с политически незрелыми людьми. Соответствующими компетентными организациями установлен строгий контроль за так называемыми диссидентами, сионистами и другими лицами, попавшими под влияние буржуазной пропаганды, проводится необходимая работа по пресечению их антиобщественной деятельности с помощью административных мер и общественного мнения». Власти организовывали «проработку» человека на собраниях «в трудовом коллективе», членов КПСС привлекали «к партийной ответственности за политическую незрелость, проявление чуждых взглядов и настроений». Так, например, в июне 1970 г. был исключен из партии известный литератор З.С. Паперный – автор пародии «Чего же он кочет» на известный роман В.А. Кочетова «Чего же ты хочешь»[1450]1450
  ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 172. Д. 7. Л. 122–123; Там же. Д. 88. Л. 120.


[Закрыть]. Кроме того, широко стала применяться «карательная психиатрия». Около 20 тыс. чел. за «антисоветскую агитацию и пропаганду» были помещены на принудительное «лечение»[1451]1451
  Весновская Г.Ф. Статистика реабилитации // ГУЛаг: его строители, обитатели и герои. Франкфурт-на-Майне – М., 2001. С. 409.


[Закрыть].

В числе «оправдавших себя» мер борьбы с инакомыслящими Ю.В. Андропов в записке, направленной в ЦК КПСС в декабре 1975 г., называл «лишение некоторых лиц советского гражданства и выдворение их за границу (Солженицын, Чалидзе, Максимов, Красин, Литвинов, Есенин-Вольпин и другие)», а также отмечал, что «оздоровлению оперативной обстановки способствовало… разрешение выезда многим экстремистам (возможно, имелись в виду люди, разделявшие идеи сионизма. – Ф.С.) из Советского Союза в Израиль»[1452]1452
  Власть и диссиденты. С. 93.


[Закрыть]. Вряд ли можно считать выдавливание собственных граждан за пределы страны «эффективным» инструментом борьбы с чем-либо.

Преследование в СССР за «инакомыслие», разумеется, вызывало широкий резонанс за рубежом. В 1971 г. П.Н. Демичев отмечал, что «идут сообщения буржуазных корреспондентов о том, что идеологическая работа доведена до закручивания гаек»[1453]1453
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 41. Л. 10.


[Закрыть]. В дальнейшем возмущение преследованием диссидентов, судебными процессами и высылкой за границу постоянно звучало в западных СМИ. Нарушение прав человека в Советском Союзе (с акцентом на нарушение свободы выезда из страны) стало одним из оснований для введения американских санкций против СССР – в 1974 г. Конгресс США ввел известную «поправку Джексона – Вэника» в Закон о внешней торговле. В политике администрации Дж. Картера в отношении СССР и стран «соцлагеря» был сделан «акцент на правозащитной теме». Во второй половине 1970-х гг. США подняли эту тему до уровня крупной международной проблемы[1454]1454
  Системная теория международных отношений: События и документы. 1918–2003 / Под ред. А.Д. Богатурова. Т. 3. М., 2003. С. 395, 379–380.


[Закрыть].

Ответ советского руководства на критику нарушений прав человека был слабым. Так, на заседании Политбюро ЦК КПСС в январе 1976 г. был одобрен «текст информации братским партиям в связи с измышлениями антисоветской пропаганды о якобы нарушении прав личности в СССР и указания совпослам». Советское руководство утверждало, что «в социалистических странах находятся отдельные лица (хотя их и немного), в том числе обиженные из бывших господствующих классов, лишенные «свободы» эксплуатации трудящихся, предатели периода Отечественной войны, а также некоторые люди, не обладающие должной политической зрелостью или необходимым жизненным опытом, чтобы понять подлинную цену продукции империалистической пропаганды»[1455]1455
  РГАНИ. Ф. 89. Оп. 25. Д. 42. Л. 1–2, 5.


[Закрыть]. Это заявление фактически подтверждало отказ от выявления и понимания глубинных причин недовольства в стране.

Таким образом, руководство СССР оказалось не готово к адекватному восприятию особенностей массового сознания, проявило непонимание настроений граждан страны. Как пишет Ю.Н. Щеглов, власти «недооценили кризис советского общества»[1456]1456
  Щеглов Ю.Н. Указ. соч. С. 8.


[Закрыть] – а по нашему мнению, даже еще и не кризис, который проявился позднее, в период перестройки, а пока только изменения в массовом сознании.

По отношению к проблемам молодежи (по определению, наиболее активной страты общества) власти «спрятали голову в песок», отвергая усложнение восприятия и оценки окружающего мира молодым людьми, не принимая их отход от пафоса революционных идей и интерес к зарубежным идеологическим и культурным веяниям. Разрыв поколений не только не был преодолен, но даже усилился. В итоге молодое поколение обвинили во всевозможных «грехах», и был фактически введен запрет на обсуждение проблем молодежи. Аналогичной была реакция на нежелательные для властей настроения интеллигенции.

В противоречие выдвинутым в рамках концепции «развитого социализма» лозунгам «социалистической демократии», по отношению к критически настроенным гражданам страны применялись репрессивные меры. В СССР была ужесточена цензура, продолжалось преследование инакомыслящих, хотя и с некоторым смещением упора на «профи л актирование», принудительное «лечение» и выдавливание за пределы страны.

Такой подход к решению проблем социума следует обозначить как «игнорирующе-запретительный». Несомненно, он являлся тупиковым и мог дать только поверхностное и временное подавление нежелательных для властей СССР проявлений массового сознания.

4.2. Задавливание «материального фактора»

В условиях нарастания проблем, связанных с невозможностью воплотить в реальности рост уровня жизни, руководство СССР взяло курс на сглаживание, а точнее – задавливание этих проблем.

Первое направление этой деятельности – «идейное» – имело целью снижение фокусирования граждан страны на материальных благах с помощью «давления на сознательность». Идеологи стали опираться на тезис В.И. Ленина, что социализм надо строить «при помощи энтузиазма, рожденного великой революцией на личном интересе»[1457]1457
  Александров А.И. Указ. соч. С. 4.


[Закрыть] (хотя до того, в период введения системы материального стимулирования, они утверждали, что Ленин считал «голый энтузиазм» недостаточным). С этой же целью было связано внедрение концепции «советского», «социалистического образа жизни».

В пропаганде, во-первых, был сделан упор на то, что в СССР принят принцип «всеобщности труда» (каждый способный трудиться человек обязан это делать), распределение доходов происходит именно «по труду», и в «развитом социалистическом обществе» этот принцип применяется еще «более последовательно»[1458]1458
  Козлов Г. Указ. соч. С. 124.


[Закрыть], чем раньше. Идеологи подчеркивали, что сам В.И. Ленин «очень ясно» указал, что материальные блага человек должен создавать «своим самоотверженным трудом»[1459]1459
  Вестник Архива… С. 86.


[Закрыть](почти что отсылка к библейскому изречению: «В поте лица твоего будешь есть хлеб»). Это означало, что надо сначала хорошо поработать для общества, а потом уже рассчитывать на получение зарплаты.

В условиях бесплатного или почти бесплатного распределения многих благ важную роль играла борьба с «иждивенческими настроениями». Граждан страны призывали «не выжидать пассивно, что социализм сам собой, автоматически даст им все, в чем они нуждаются»[1460]1460
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 28. Л. 5.


[Закрыть], а трудиться, чтобы это получить. Власти пытались вести профилактику и тунеядства, и «излишних» требований к государству, несоразмерных вкладу человека в его процветание. Этот принцип был вполне обоснованным, ведь традиционно принято, что чем лучше работаешь, тем на большее вознаграждение можешь рассчитывать.

Во-вторых, населению разъясняли, что материальные блага – это не самоцель для советского человека, так как они нужны ему для другого – «чтобы, не думая о хлебе насущном, повышать свой культурный уровень, полнее развивать свои способности и таланты, воспитывать молодое поколение». При этом с помощью материальных благ люди должны были реализовывать только «здоровые потребности»[1461]1461
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 36; Там же. Ф. 606. Оп. 1. Д. 383. Л. 15; Федорова А.Т. Указ. соч. С. 37.


[Закрыть], тратить деньги исключительно на «полезные» – в том числе, государству – цели. Реализация такой установки, в отличие от предыдущей, была оторвана от реальности и требовала значительного уровня «сознательности», которой у основной массы граждан СССР, очевидно, не было.

В-третьих, советская пропаганда порицала «культ потребления» («вещизм»), который, как считалось, «противоречит самой сущности социалистического строя, его идеологии, морали, образу жизни», является «иллюзорным», а также не может «принести семейное счастье там, где его нет». Советских людей предупреждали об опасности «нездорового и никчемного соревнования… вокруг «жигулей» и «волг», или мебельных гарнитуров…или ковров, или дач» и призывали к осознанному потреблению, ограниченному «разумными потребностями человека», обсуловленными «объективной реальностью». Требовалось, чтобы, несмотря на повышение зарплаты, человек держал свои потребительские ожидания в «разумных границах». (Эксперты ИОН при ЦК СЕПГ обозначили, что «разумные потребности» населения соцстран характеризуются «деловым отношением к общественному и индивидуальному богатству», т. е. максимальной его экономией.) Руководитель группы консультантов Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС Б.Г. Владимиров считал возможным «появление социалистического варианта общества потребления», основанного в первую очередь на «духовном развитии человека»[1462]1462
  РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 38. Л. 45; РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 37; Там же. Ф. 606. Оп. 1. Д. 517. Л. 6; Герасимов Г. Указ. соч. С. 230–231, 233; Комаров В.Е., Чернявский У.Г. Указ. соч. С. 76.


[Закрыть], а не получении им материальных благ, как это было на Западе.

Целью такой политики было предотвращение «чрезмерного» потребления, с которым советская экономика не могла справиться (она не справлялась уже и с «обычным» потреблением). В то же время следует не согласиться с мнением О.Ю. Гуровой, что в СССР осуществлялась «идеология развеществления», т. е. «внедрение идеи о том, что вещи должны исчезнуть из социальных отношений»[1463]1463
  Гурова О.Ю. Указ. соч. 129.


[Закрыть]. На наш взгляд, хотя «вещизм» (зацикленность на обладании материальными благами) порицали, цель «ликвидации вещей» не ставилась.

В возникновении «культа потребления» советская пропаганда обвиняла Запад, опыт которого, как считалось, показал, «что потребительство опустошает человека, делает его придатком рынка». Идеологи заявляли, что в капстранах нарастает «протест против «общества потребления» и потребления как социального идеала, против «неистовства потребления». Было объявлено, что в СССР ситуация обстоит по-другому, ведь здесь «рост производства всевозможных вещей не ведет… к разгулу потребительской стихии»[1464]1464
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 34–35; Там же. Ф. 606. Оп. 1. Д. 395. Л. 18; Герасимов Г. Указ. соч. С. 19.


[Закрыть] (действительно, этот рост был явно недостаточным для такого «разгула»).

Установка на ограничение потребления противоречила материальным запросам советских людей, их тяге к материальным благам. Концепция осознанного потребления, которая позже распространилась в развитых странах, – результат долгого опыта. Эти страны прошли через культ потребления, пережили и «переросли» его. Советские люди к ограничению потребления были не готовы, так как до того почти всегда жили в бедности.

Программа КПСС, принятая в 1961 г., признавала наличие «пережитков капитализма в сознании и поведении людей», в том числе «остатков частнособственнической психологии». Тем не менее в 1960-х гг. идеологи считали, что проявление таких «пережитков» в СССР – это отдельные, редкие случаи[1465]1465
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. Л. 23.


[Закрыть]. Одной из причин таких заявлений было иллюзорное представление о готовности страны войти в коммунизм, что предписывало закрывать глаза на некоторые недостатки общества, которые скоро должны были исчезнуть сами собой.

Однако в 1970-х гг. стали говорить о «частнособственнических проявлениях» уже как о более распространенном явлении. Так, в феврале 1975 г. первый секретарь Бауманского райкома КПСС В.Н. Макеев на собрании партийного актива заявил, что «у определенной категории [населения] дальнейший рост благосостояния… вызывает повышенный интерес к накопительству, приобретению предметов и вещей любыми средствами… Часть наших людей подвержена влиянию частнособственнической психологии, использует все возможное и невозможное для обогащения»[1466]1466
  ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2500. Л. 19.


[Закрыть]. На такие выводы повлиял не только рост «материального интереса» со стороны людей, но и понимание, что государство не справляется с удовлетворением потребительских запросов населения. Поэтому тягу к потреблению требовалось максимально стигматизировать, сделать ее «постыдной».

Недопустимым считалось, когда «автомобиль, дача или иная дорогая вещь рассматривается как свидетельство «умения жить», служат средством ложного самоутверждения», когда «человек превращает доставание дефицитных, «престижных» вещей чуть ли не в цель жизни. Все это в конце концов приводит к бездуховности, к эгоистическому существованию»[1467]1467
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 37.


[Закрыть].

«Частнособственническая психология», по мнению идеологов, проявлялась даже в обычном стремлении людей к обладанию материальными благами – порой оно рассматривалось как «стяжательство, нацеленность исключительно на личный комфорт, жизнь не по средствам», «стремление урвать побольше от общества, ничего не давая ему». В 1968 г. заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС В.И. Степаков сообщал «наверх», что некоторые «вопросы по жилищной проблеме и уровню жизни», поступающие в партийные органы от населения, «имеют явно нездоровый оттенок». В 1973 г. МГК КПСС оценил деятельность москвичей в сфере дачного строительства как «извращение» и «дискредитацию самой идеи коллективного садоводства», породившие «у отдельных лиц частнособственнические интересы, стремление к обогащению». Дачников обвиняли в том, что они «зачастую ведут праздный образ жизни, что вызывает вполне обоснованное возмущение местных жителей»[1468]1468
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 39. Л. 12; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 172. Д. 27. Л. 202–203; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 13. С. 335; Косолапов Р. Вклад XXIV, XXV и XXVI съездов КПСС в разработку теоретических и политических проблем развитого социализма и перехода к коммунизму // Коммунист. 1982. № 5. С. 66.


[Закрыть] (т. е. постоянного населения сельской местности). Однако разве это праздность, когда само государство предоставило человеку выходные дни или отпуск, которые он проводил на даче, специально для этого построенной.

Сюда же относилось порицание «педагогики счастья» – идеологи возмущались, что «некоторые родители видят свои обязанности лишь в удовлетворении материальных запросов детей», и в итоге «немало семей… воспитывают детей в иждивенческо-потребительском духе». Это явление было признано «весьма опасным»[1469]1469
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 73. Д. 248. С. 4; Рычков А.И. Указ. соч. С. 131.


[Закрыть].

Более «тяжелым» проявлением «частнособственнической психологии» закономерно считалось стремление извлечь «нетрудовые доходы» из «личных домов, дач и автомашин», и особенно – получить «левые» заработки на счет спекуляции, обмана покупателей и клиентов, незаконного выполнения частных заказов с помощью государственного оборудования, взяток и тому подобного. Такие действия закономерно переходили в разряд «нарушений социалистических законов»[1470]1470
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 37; Дрейслер И.С. Советское право и моральный кодекс строителя коммунизма. М., 1964. С. 23; Косолапов Р. Вклад XXIV, XXV и XXVI съездов КПСС… С. 66.


[Закрыть].

Идеологи отмечали, что людям избавиться от «частнособственнических пережитков» непросто, так как, во-первых, они укоренились в сознании человека в течение столетий (на это было указано даже в Программе КПСС) и, во-вторых, рост уровня жизни происходит быстрее, чем «духовный рост» индивидуума. Следовательно, для регулирования этой проблемы нужно было применять меры воздействия. Предлагавшиеся методы борьбы с «частнособственнической психологией» включали «повышение идейно-нравственного и культурного уровня людей» путем пропаганды, которая должна была разоблачать «мелкобуржуазные идеалы «потребительского общества» и «индивидуализм». Сюда же относилось требование повысить ответственность родителей «за формирование моральных качеств их детей», чтобы тем самым «предотвратить воспроизводство людей с мещанской психологией»[1471]1471
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 64. Д. 71. Л. 207; РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 692. Л. 37; Дело всей партии. С. 31; Рычков А.И. Указ. соч. С. 131–132.


[Закрыть].

В-четвертых, советские теоретики пытались решить противоречие между двумя идеологическими категориями – «личным интересом» и «общественным». Прежде всего, было провозглашено, что «общественный интерес» воплощен в «коллективной материальной заинтересованности», которая «выражает интересы производственного коллектива, а через них и заинтересованность каждого отдельного члена коллектива»[1472]1472
  Михайлов М., Мотылев А. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть]. Введение такого термина имело под собой разумные основания, особенно в применении к коллективам, где был введен «бригадный подряд», когда личный доход каждого работника зависит от того, насколько хорошо будут работать все. П. Суизи отмечал, что вообще «более полезно говорить о «личном» и «коллективном» стимулировании», а не «моральном» и «материальном», так как «в системе коллективного стимулирования есть моральный элемент: поведение, направленное на улучшение положения каждого (включая самого себя), определенно более морально и предполагает более высокий уровень социальной сознательности, чем поведение, направленное на получение непосредственной личной выгоды»[1473]1473
  Sweezy Paul М., and Bettelheim Charles. Op. cit. P. 84.


[Закрыть]. Таким образом, концепция «коллективного стимулирования» была также направлена на решение коллизии материального поощрения и коммунистических идеалов.