Текст книги "Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982"

Автор книги: Федор Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Имущественное неравенство проявлялось также в сфере частного строительства[394]394
  Armstrong John A. Ideology, Politics, and Government in the Soviet Union: An Introduction. New York – Washington, 1974. P. 43–44.


[Закрыть], во владении более дорогими и качественными автомобилями, бытовой техникой, мебелью и пр. Несмотря на то, что в СССР были установлены ограничения на размеры личного имущества («один дом не более определенных размеров, одна дача, одна автомашина»[395]395
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. JI. 22.


[Закрыть]), их можно было обойти[396]396
  Третъяков B.T. Эпоха застоя… С. 241.


[Закрыть]. «Обуржуазивание» советского населения было отмечено иностранцами, посещавшими СССР в 1960-х гг.[397]397
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 24. Л. 86.


[Закрыть]

Собственность, с одной стороны, становилась предметом гордости и хвастовства, а с другой – зависти. Характерный документ, который иллюстрирует это явление, – докладная записка Е.М. Самотейкина (референта Генерального секретаря ЦК КПСС), направленная Л.И. Брежневу в феврале 1969 г.: «Машина у нас – предмет роскоши, доступный лишь высокооплачиваемым слоям населения (интеллигенции, служащим и в очень небольшой степени колхозникам и рабочим). Обладание машиной как бы подчеркивает в глазах средне– и низкооплачиваемых трудящихся существующее неравенство. Отсюда… зачастую неприязненное отношение на улице к «частникам», едущим в автомобилях и «демонстрирующим» таким образом тот факт, что они много зарабатывают»[398]398
  Вестник Архива… С. 88.


[Закрыть].

Разница в уровне жизни имела «региональный» аспект – известно, что во многих «окраинных» республиках Советского Союза уровень жизни был выше, чем в РСФСР, которая делала наибольший вклад в общесоюзную экономику (характерно, что такая ситуация вызывала недоумение даже у партийных пропагандистов[399]399
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 63. Д. 88. Л. 145; Там же. Оп. 73. Д. 243. Л. 17.


[Закрыть]).

Кроме того, в стране все больше распространялось получение незаконных (по правовым нормам того времени) доходов за счет перепродажи дефицитной продукции, нарушения правил торговли, подпольного изготовления различных товаров («теневая экономика»)[400]400
  Попова О.Д. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть]. Появилась, а затем стала расти и приобретать все большую значимость в обществе группа «подпольных миллионеров». По мере разрастания «теневой экономики», распространения коррупции и «блата» многим людям удавалось накопить с помощью нелегальной деятельности крупные состояния[401]401
  Иванова А. Указ. соч. С. 228.


[Закрыть].

«Материальный фактор» оказывал большое влияние на мысли, поведение, отношение людей к государству, партии и идеологии. Проблема благосостояния народа имела большое идейнополитическое значение – советские теоретики отмечали, что одним из «главных вопросов, вокруг которого ведется основное сражение на идеологическом фронте, является вопрос о том, какая из систем – капиталистическая или социалистическая – способна создать наилучшие условия для развития материальной жизни народных масс»[402]402
  Основные черты и особенности развитого социалистического общества. Л., 1975. С. 145.


[Закрыть].

Формирование «общества потребления» стало одним из важнейших идейно-политических вызовов для властей СССР. Во-первых, этот процесс входил в противоречие с положениями «Морального кодекса строителя коммунизма», принятого в 1961 г., а также, по мнению видного советского идеолога П.Н. Федосеева, – ис «интересами общества»[403]403
  Федосеев П. Диалектика развития социализма // Коммунист. 1965. № 14. С. 21.


[Закрыть]. Рост важности «материального фактора» провоцировал «идеологические брожения» в стране: воспитанные коммунистической системой граждане призывали срочно привести образ жизни советских людей в соответствие с марксистско-ленинской идеологией – вплоть до полной ликвидации частной собственности[404]404
  РГАСПИ. Ф. 599. Отт. 1. Д. 274. Л. 30–31, 37.


[Закрыть], под которой иногда понималась и обычная, «личная собственность» людей. В письмах, поступавших в советские СМИ, отмечалось негативное отношение даже к вполне «трудовому» способу пополнения домашнего бюджета за счет работы на дачном участке[405]405
  Попова О.Д. Указ. соч. С. 74.


[Закрыть].

Идеалисты полагали, что в процессе строительства коммунизма нельзя ограничиваться только экономикой (материальной составляющей этого процесса), так как «мораль» – не менее важна[406]406
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 11.


[Закрыть]. Особое беспокойство вызывал у них упор на «материальные аспекты» воспитания детей, так как «если в среде или семье, где воспитываются дети и молодежь, широко распространены обман, хищения, злоупотребления, воровство, где господствует принцип «надо уметь жить», и на этой основе строится их материальное благополучие, то никакая идеологическая работа партии и общественных организаций не может воспитать этих детей или молодежь трудолюбивыми, честными, правдивыми, идейно преданными партии и народу». Приверженцы «идеалов» считали, что при наличии в воспитании молодежи упора на «материальные» установки «пропаганда высоких и благородных социалистических и коммунистических принципов» становится «издевательством над этими принципами, а у людей… подрывается вера в проводимую идеологическую работу, отсюда вытекает бездейственность, бесполезность и даже вредность проводимой идеологической работы, потеря ее авторитета в массах, что и происходит в действительности»[407]407
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. Л. 36–37.


[Закрыть].

Характерно, что 3. Бжезинский еще в период правления Н.С. Хрущева приветствовал прогнозируемое падение «моральных основ» в СССР в результате формирования «общества потребления»: «Изобилие подрывает политическую дисциплину и идеологическую ортодоксию… Если Хрущеву удастся поднять уровень жизни в СССР выше чем в США, он не достигнет коммунизм, он похоронит его»[408]408
  Brzezinski Zbigniew, Huntington Samuel P. Op. cit. P. 11.


[Закрыть].

Духовные проблемы «общества потребления» отмечали в те годы представители и марксистских, и социал-демократических кругов в странах Запада. Г. Маркузе считал, что потребительская ориентация и гонка за материальными благами лишают человека социально-этического восприятия[409]409
  Беспалов В.А. Теория «сформированного общества» Л. Эрхарда // Ретроспектива: всемирная история глазами молодых исследователей: сборник научных статей. Калининград, 2005. С. 108–109.


[Закрыть] действительности. П. Суизи отмечал, что «опыт развитых капиталистических стран показывает, что высокий уровень жизни, основанный на накоплении вещей для частного пользования… не создал «нового человека», а напротив, выявил худшее в «старом человеке», стимулируя жадность и эгоизм в экономически более удачливом и зависть и ненависть – в менее удачливом»[410]410
  Sweezy Paul М., and Bettelheim Charles. Op. cit. P. 82–83.


[Закрыть].

Лидер ХДС и канцлер ФРГ Л. Эрхард выражал опасение, что результаты экономического развития Западной Германии могут привести к полной самоуспокоенности общества, не желающего поступаться частным ради общего блага государства. Он считал, что люди должны ощущать ответственность и причастность к достижению общественных интересов, а не замыкаться только на личном материальном накопительстве[411]411
  Беспалов В.A. Указ. соч. С. 110.


[Закрыть]. Старейший член Итальянской социалистической партии Дж. Якометти в 1965 г. сокрушался, что политические и профсоюзные вопросы больше не интересуют молодежь: «О чем мечтает молодой крестьянин? О мотоцикле, велосипеде и т. д. В одной области на юге Италии за несколько лет потребление мяса увеличилось на 17 %, телевизоров – на 300 %». Он критиковал западное «общество потребления» на примере скандинавских стран: «Порядок, социальное обеспечение, жилища и сотни других благ, и одновременно самоубийства, teddy boys[412]412
  Молодежная субкультура, в основном распространенная в Великобритании, в рамках которой выходцы из рабочего класса пытались подражать «золотой молодежи» начала XX в.


[Закрыть], молодежь самая разочарованная в мире, тоска, сплин, потеря интереса к жизни». Он полагал, что «общество всеобщего благоденствия» не дает ни справедливости, ни свободы, и «в лучшем случае оно дарит подделку»[413]413
  Иовчук Л. Социальные основы эволюции Итальянской социалистической партии // Социально-политические сдвиги в странах развитого капитализма. М., 1971. С. 305–306.


[Закрыть].

Во-вторых, неравномерность благосостояния способствовала росту социальной напряженности в СССР. В обществе начало циркулировать недовольство тем, что одни группы населения «переобеспечены», а другие – не имеют возможности даже «удовлетворить прожиточный минимум»[414]414
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. Л. 21.


[Закрыть]. Идеалисты считали неприемлемым неравенство уровня жизни граждан страны, рассматривая растущий процесс расслоения как аномалию в жизни советского общества[415]415
  Попова О.Д. Указ. соч. С. 73.


[Закрыть] и полагая, что из-за этого оно пришло к «начальной стадии разложения». Отрицательную реакцию вызывало не только незаконное обогащение, но и легально высокий размер зарплат у некоторых категорий работников, который воспринимался как «необоснованно завышенный» и являвшийся «нарушением социалистического принципа распределения материальных благ»[416]416
  РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. Л. 21, 24, 28.


[Закрыть]. Экономист И.Н. Буздалов писал, что, хотя «условия работы в разных сферах и отраслях народного хозяйства неодинаковы и было бы неправомерно ставить вопрос об уравнительной оплате в них», тем не менее «вряд ли обоснованы существующие резкие различия в ставках заработной платы»[417]417
  Буздалов И.Н. Прибыль и материальная заинтересованность работников сельского хозяйства. М., 1967. С. 54.


[Закрыть]. Люди возмущались, что «определенный круг писателей, художников, музыкантов получает колоссальные доходы, которые позволяют им строить многоэтажные дачи, собирать антикварные вещи, вести образ жизни, не свойственный нашему обществу». Они выражали недовольство этим и прямо («Не следует ли упорядочить систему оплаты труда работников искусств?»), и косвенно («Наши 380 тысяч библиотек забиты плохими книгами, за которые их авторы получили хорошие деньги»). Приверженцы «идеалов» считали, что «истинный коммунист не может претендовать на большее», чем прожиточный минимум, иначе он «не может быть коммунистом, так как он тем самым отрицает принцип коммунистического общества – распределение по потребности»[418]418
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 30. Л. 72; Там же. Оп. 73. Д. 243. Л. 17; РГАСПИ. Ф. 599. Оп. 1. Д. 274. Л. 29.


[Закрыть].

В-третьих, расширение масштабов личной (частной) собственности вело к повышению важности личной и семейной жизни человека, к росту индивидуализма. Так, например, личный автомобиль – это не только один из основных объектов собственности, но и символ независимости человека от места жительства, работы и отдыха, «опора частной жизни»[419]419
  Попов Г.Х. Указ. соч. С. 213–214.


[Закрыть]. Особую роль играло здесь и получение отдельного жилья[420]420
  Хотя люди получали жилье от государства не в собственность (кроме кооперативного), оно являлось почти «собственностью» граждан, так как находилось в их пожизненном владении и переходило к потомкам, если они были прописаны в этом же жилье.


[Закрыть], строительство дач. Таким образом, через частную собственность граждане СССР все больше выходили из-под влияния государства.

1.4. Очковтирательство и формализм: проблемы воздействия на массовое сознание

Социальный контроль[421]421
  Социальный контроль – система методов и стратегий, с помощью которых общество / государство направляет поведение индивидов путем обучения, убеждения или принуждения. – См.; Roucek Joseph S. and Associates. Op. cit. P. 3; В рамках данной книги рассматриваются основные компоненты системы социального контроля, относившиеся к его идеологической составляющей.


[Закрыть] в его идеологическом смысле в Советском Союзе осуществлялся в первую очередь при помощи пропаганды и цензуры. Пропаганда[422]422
  В понятие «пропаганда» мы включаем также агитацию.


[Закрыть] всегда занимала в стране важное место. Ее целью было формирование в обществе сознания, максимально близкого к «официальному»[423]423
  Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 496.


[Закрыть], подразумевавшему лояльность государству и идеологии, готовность к созидательному труду, участию в обороне страны и т. д. В Программе КПСС, принятой в 1961 г., была подчеркнута особая важность «идеологической работы» как инструмента развития «сознательности членов общества», необходимой для «строительства коммунизма». В 1968 г. партийные идеологи подтвердили нацеленность этой работы на решение «неотложных задач коммунистического воспитания советских людей»[424]424
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 19. Л. 77.


[Закрыть].

Средства пропаганды включали в себя, прежде всего, СМИ, которые, как указывал ЦК КПСС, должны были обеспечивать не просто «информирование населения по широкому кругу интересующих его проблем», но и «правильное их понимание»[425]425
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 13. М, 1987. С. 335.


[Закрыть]. Средства массовой информации в СССР выполняли не только свое традиционное назначение – обеспечивать людей новостями, но одновременно являлись транслятором установок пропаганды. Как известно, власти установили практически полный контроль над СМИ. Партийные органы разрабатывали тематику статей для газет и журналов, формулировали основные направления деятельности телевидения и радио вплоть до определения содержания, конкретного профиля каждой программы и даже порядка выпуска ее в эфир[426]426
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 19. Л. 77; Там же. Д. 28. Л. 25,46–47.


[Закрыть]. В сфере контроля над СМИ действовало «телефонное право»[427]427
  Mickiewicz Ellen Changing Channels… P. 25.


[Закрыть].

Система массовой информации включала прессу, книжные издательства, радиовещание и телевидение, а также новостные агентства[428]428
  Истомин ЛА. Система пропаганды и информации в СССР (по данным 1967 года). М., 1968. С. 3.


[Закрыть]. Она управлялась партийными органами и государственными ведомствами. В 1963 г. были созданы Комитет по печати при Совете министров СССР[429]429
  С 1965 г. именовался Государственный комитет СМ СССР по печати, с 1972 г. – Государственный комитет СМ СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, с 1978 г. – Государственный комитет СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли.


[Закрыть] и соответствующие структуры в союзных республиках. Комитет определял и контролировал издательскую деятельность и руководил книжной торговлей. Аналогичные функции в сфере вещательных СМИ осуществляли Государственный комитет Совета министров СССР по радиовещанию и телевидению[430]430
  С 1965 г. – Комитет по радиовещанию и телевидению при СМ СССР, с 1970 г. – Государственный комитет СМ СССР по телевидению и радиовещанию, с 1978 г. – Государственный комитет СССР по телевидению и радиовещанию.


[Закрыть] и его региональные подразделения.

Печатные СМИ были официально признаны в СССР «составной частью разветвленного идеологического комплекса». В 1967 г. в стране издавались 148 республиканских, 356 региональных, 252 городских и более 3 тыс. районных газет на 57 языках народов СССР. Средний разовый тираж одной газеты составлял 16,9 тыс. экз. (в 1,7 раза больше, чем в 1960 г.), а общий разовый тираж всех газет – 119,9 млн экз. Годовой тираж составлял 26,6545 млрд экз. В СССР выходили 4726 журналов и изданий журнального типа с годовым тиражом свыше 3,8 млрд экз., в том числе партийные, общественно-политические, литературно-художественные, женские, юношеские, детские и юморо-сатирические журналы[431]431
  Цукасов С. Советская печать – пути повышения эффективности и качества // Коммунист. 1977. № 7. С. 15; Истомин ЛА. Указ. соч. С. 5–7, И, 13, 18–19.


[Закрыть].

В 1967 г. в Советском Союзе работали 227 издательств, которыми было выпущено 74 081 наименование книг и брошюр общим тиражом 1243,6 млн экз. на 60 языках народов СССР. Одним из крупнейших в стране было Издательство политической литературы, ответственное за выпуск идеологических материалов. Книги, газеты, журналы и другие печатные издания шли в продажу и поступали в многочисленные библиотеки. В начале 1970-х гг. в СССР было 360 тыс. библиотек с книжным фондом 3,3 млрд экз., которыми пользовались более 180 млн читателей[432]432
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 30. Л. НО; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 11. С. 418; Истомин Л. А. Указ. соч. С. 30, 32.


[Закрыть].

Активно развивалось телевидение – если в 1955 г. в СССР работали 9 телевизионных студий и одна ретрансляционная станция, то в 1965 г. – уже 121 студия и 19 станций, соответственно. Еще с 1920-х гг. во многих жилых домах и квартирах были установлены радиорепродукторы. В марте 1964 г. власти приняли постановление об обязательном оснащении радиоточками всех квартир в новых жилых домах. В 1967 г. среднесуточный объем радиовещания в СССР составлял более 1104 часов и был равен объему информации, содержавшейся в 400 больших четырехполосных газетах[433]433
  Истомин Л.А. Указ. соч. С. 34, 37; Журналистика в политической структуре общества… С. 97.


[Закрыть].

Советское информационное агентство – ТАСС – по состоянию на 1967 г. имело производительность 2,5 млн слов в сутки[434]434
  Истомин Л.А. Указ. соч. С. 23.


[Закрыть]. В 1961 г. также было создано Агентство печати «Новости», которое отвечало за внешнеполитическую пропаганду.

Устная пропаганда в СССР осуществлялась лекторами и агитаторами, работавшими как на профессиональной основе, так и на «общественных началах». Например, в 1966 г. на Тушинском машиностроительном заводе действовали 150–200 агитаторов из числа работников этого же предприятия. Такая деятельность «на местах» имела высокую важность – в том же году, реагируя на преобразование идеологических структур в рамках ЦК КПСС, сотрудники партийных органов выражали озабоченность тем, не будет ли ликвидирован «институт агитаторов». В рамках устной пропаганды использовались «выездные» формы – так, в апреле 1965 г. союзные республики посетили агитационно-пропагандистские группы ЦК КПСС в составе 105 чел., которые прочитали более 1 тыс. лекций, докладов и бесед, на которых присутствовали более 150 тыс. чел. Устная пропаганда включала в себя показ агитационных кинофильмов, в том числе прямо на предприятиях. Кроме того, функционировали «агитационные поезда»[435]435
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 229. Л. 4; Там же. Оп. 58. Д. 32. Л. 12; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 30. Л. 29, 31; Там же. Д. 46. Л. 17.


[Закрыть].

Однако, несмотря на столь внушительные показатели, ко второй половине 1960-х гг. советская пропаганда перестала соответствовать велениям времени, «отстала от жизни». Основными ее чертами были формализм, «надуманность» и «громоздкость», погоня за количеством мероприятий[436]436
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 23. Л. 23–24; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 5; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях. Т. 11. С. 146.


[Закрыть], являвшимся главным критерием отчетности.

Информационно-пропагандистские мероприятия превратились в фикцию, участие в них часто было недобровольным. Некоторые акции – например, выступления перед молодежью косноязычных партийных чиновников и встречи со «старыми большевиками» – и вовсе давали «отрицательный идеологический эффект». Доцент П.Л. Червинский в своем письме М.А. Суслову в апреле 1966 г. писал, что пропаганда велась формально уже начиная со школы: «Пионерская работа в школе построена на празднично-шумливых мероприятиях – вынос знамен, линейка и все. Торжественное обещание[437]437
  Очевидно, имелась в виду клятва, которую давали пионеры.


[Закрыть] – общеполитическое, декларативное»[438]438
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 7–8; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 182. 186.


[Закрыть].

Уровень содержания и оформления пропаганды был низким. В ней превалировало навязчивое повторение одних и тех же призывов и лозунгов, а также царили штампы, от которых устали даже сами пропагандисты (так, в 1965 г. они предлагали «не называть, как это было ранее, любой Пленум ЦК КПСС историческим, а любое мероприятие партии, большое или малое, – ленинским»). Наглядная агитация приобрела всего лишь «украшательский характер» – многие люди даже не знали содержания лозунгов и плакатов, которые висели прямо над их рабочими местами. В 1965 г. В.И. Степаков сообщал в ЦК КПСС, что «всюду отмечается узость, а порой и убожество технической базы пропаганды и агитации, особенно на селе». В 1967 г. представители московских партийных органов отмечали, что серия плакатов, выпущенных к празднику 8 марта и к выборам в советы, была выполнена «без вкуса, аляповато и… просто безобразно», и они «эти плакаты пугались развешивать»[439]439
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 124; Там же. Д. 220. Л. 86, 93; Там же. Д. 229. Л. 7; Там же. Д. 241. Л. 19–20; Там же. Оп. 59. Д. 24. Л. 67; Там же. Д. 30. Л. 64; Об идеологической работе КПСС: Сб. док. М., 1983. С. 242; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях… Т. 11. С. 146.


[Закрыть].

Очень показательно эти проблемы были описаны в докладной записке, составленной сотрудниками ЦК ВЛКСМ в марте 1967 г.: в Херсоне на четырех небольших улицах были размещены 142 лозунга и фундаментальных щита, на изготовление которых была потрачена большая сумма денег (около 10 тыс. руб.). На 21 лозунге в общих чертах говорилось о КПСС, на 15 – о комсомоле и молодежи, на 12 – о построении коммунизма, на 10 – о коммунистическом труде. На фасаде местного молокозавода было вывешено три почти одинаковых лозунга. На прядильной фабрике в одном и том же пролете цеха находились 12 плакатов с однотипными призывами «повышать производительность труда», на Новокаховском электромашиностроительном заводе в 5 цехах – 494 плаката, лозунга, доски почета, графиков показателей и объявлений.

Далее в записке был сделан вывод, что «в наглядной агитации порой допускается политическая небрежность». В механическом цехе Минского завода «Ударник» на стенде «Наша цель – коммунизм» были помещены исключительно фотографии бракоделов. В Херсоне на ул. Ушакова красочное панно «За власть Советов!» укрепили на трансформаторной будке таким образом, что ниже бросалась в глаза надпись: «Осторожно! Высокое напряжение!», а в морском порту убогий склад с оббитой штукатуркой был украшен лозунгом «Слава КПСС!» (Такие факты могли рассматриваться почти как «идеологическая диверсия». – Ф.С.)

Безграмотность и формализм проявились в содержании плакатов, размещенных на заводах в Новосибирске и Херсоне: «Вноси красоту в жизнь и быт»; «Не бей, не топчи, не режь вещи. Этим ты наносишь ущерб государству»; «Работать строго по ПК – главная задача цехов заготовительного производства» («при этом ни рабочие, ни начальник цеха и парторг не смогли объяснить, что же такое ПК)»[440]440
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 24. Л. 65–67.


[Закрыть].

Слабой была и устная пропаганда. С одной стороны, большинство ее мероприятий было относительно кратким по времени – агитационные акции и политинформации длились в среднем 15–20 минут, лекции – 1 час[441]441
  Remington Thomas Ор. cit. P. 187.


[Закрыть], что было несомненным плюсом, принимая во внимание тягу советских лидеров и чиновников к многочасовым докладам. С другой стороны, многие активисты, которые должны были вести устную пропаганду, уклонялись от своих обязанностей либо выполняли их чисто формально. Опрос, проведенный в Таганроге в 1968–1970 гг. показал, что лекции и политинформации давали жителям этого города только 3,9 % всей полученной ими информации[442]442
  Журналистика в политической структуре общества… С. 95.


[Закрыть].

Одной из серьезных проблем советских СМИ был дефицит информации, выражавшийся в том числе в замалчивании определенных событий (прежде всего, неприятных или неудобных для власти[443]443
  Hoffinann Eric Р. and Laird Robbin F. Technocratic Socialism… P. 131.


[Закрыть]) или в запаздывании информации о них. Советская пропаганда, как правило, обходила «острые вопросы». Даже если ее не всегда можно было обвинить во лживости, то как минимум присутствовала однобокая трактовка и «передергивание» фактов, лакировка действительности, а также излишний, надоедливый, ложный пафос[444]444
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 60. Д. 39. Л. 13; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 6; Вестник Архива… С. 108; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 176.


[Закрыть], который затенял реальное положение дел.

Многие работники системы пропаганды и партийные активисты имели слабую теоретическую подготовку, обнаруживая, по мнению ведущего советского идеолога Г.Л. Смирнова, «неведение… тонких нюансов» этой деятельности. В декабре 1965 г. на встрече с редактором журнала «Агитатор» М.С. Курьяновым председатель идеологической комиссии ленинградского предприятия «п/я № 609» Шуб отметил, что в СССР «агитируют не те люди, которые должны агитировать». В 1966 г. в Свердловском районе Москвы было выявлено, что лекторы и пропагандисты «давали консультации и лекции на низком уровне». На выборах в Советы, состоявшихся в феврале 1969 г., деятельность агитаторов имела «формальный характер и не отвечала требованиям политической работы среди избирателей». По состоянию на октябрь 1970 г. группы политинформаторов, созданные в ряде партийных организаций Москвы, были крайне малочисленными и не могли «обеспечить своевременную политическую информацию своих коллективов»[445]445
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 71; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 5–6; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 5; ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2360. Л. 33; Там же. Ф. П-80. Оп. 1. Д. 1555. Л. 6.


[Закрыть].

Уровень образования пропагандистов снизился. Так, в 1966 г. в Оренбургской обл. более половины их имели только среднее или даже незаконченное среднее образование. Аналогичная ситуация наблюдалась и в журналистской среде: большинство литературных работников районных и городских газет имело среднее или еще более низкое образование, и очень мало кто из них обладал журналистской или хотя бы близко примыкающей к ней специальностью (среди сотрудников газет были агрономы, инженеры). Стремление завлечь в ряды пропагандистов более квалифицированных людей было одной из причин того, что от партийных органов регулярно поступали предложения о моральном стимулировании пропагандистов вплоть до присуждения им звания «Заслуженный деятель культуры» либо введения звания «Заслуженный пропагандист»[446]446
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 118. Л. 17; Там же. Д. 127. Л. 30; Там же. Оп. 58. Д. 18. Л. 22, 26.


[Закрыть].

Кроме того, пропагандисты сами страдали от дефицита информации, которую не были способны восполнить ни семинары и инструктивные доклады, проводившиеся партийными структурами, ни материалы прессы, включая газету «Правда». Главный редактор журнала «Политическое самообразование» А.С. Вишняков в апреле 1965 г. сообщал в ЦК КПСС, что «пропагандистские работники, к которым рабочие и крестьяне обращаются с… вопросами, испытывают иной раз немалые трудности… Создается ненормальное положение: люди ждут аргументированных ответов на тот или иной жизненный вопрос, который волнует их, а пропагандисты и агитаторы нередко уходят от таких вопросов. Этим пользуются отсталые элементы, распространители слухов». Конкретные проблемы, которые интересовали людей и на которые пропагандисты не могли ответить, включали в себя, например, «недостатки в развитии литературы и искусства»[447]447
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 14; Там же. Оп. 58. Д. 20. Л. 73; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 68.


[Закрыть], что было тревожным сигналом, особенно в условиях роста критических настроений среди творческой интеллигенции.

Партийные активисты, готовые нести идеологию в массы, были обескуражены тем, что власти фактически не давали им для работы информационной пищи. Партработники Ленинграда в 1965 г. отмечали, что «информация у нас поставлена плохо. К нам поступают сведения, наиболее интересующие трудящихся, с большим опозданием». Политинформаторы жаловались, что они не могут ознакомиться, например, с решениями XI пленума Компартии Китая[448]448
  Пленум состоялся в августе 1966 г.


[Закрыть], хотя по заданию партии «должны критиковать эти решения». На совещании идеологических работников в марте 1969 г. было высказано, что «у нас много издается журналов, газет», но когда «возьмется политинформатор готовиться… он в этих журналах не найдет нужное, актуальное»[449]449
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 58. Д. 20. Л. 74; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 6; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 66.


[Закрыть]. Отсекая информацию даже от собственных пропагандистов, власть сама невольно препятствовала формированию нужного ей общественного мнения.

В связи с этим активисты предлагали «продумать и организовать своевременную информацию идеологических работников… по актуальным вопросам политики партии», что «дало бы возможность прямо и ясно отвечать на интересующие народ вопросы, снизило бы интерес многих людей к информации, передающейся по зарубежному радио». Они просили «об издании конфиденциального бюллетеня, об особой программе радио», выпуске «специального журнала «Политинформатор», из которых хотя бы партийцы (как наиболее «идеологически устойчивая» часть населения) смогли бы получать реальную и полную информацию о событиях в стране и мире. Другие предложения включали предоставление пропагандистам возможности знакомиться с «закрытыми» пресс-бюллетенями ТАСС или публиковать хотя бы усеченную информацию в существующих «теоретических журналах». Партийцы считали, что даже из таких «выдержек» можно будет дать разъяснения людям, так как «народ у нас сейчас достаточно грамотен, чтобы понять, что к чему»[450]450
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 229. Л. 7; Там же. Д. 241. Л. 10; Оп. 58. Д. 20. Л. 73–74; Там же. Оп. 60. Д. 39. Л. 13; Там же. Оп. 63. Д. 88. Л. 124; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 66.


[Закрыть].

Недостаточно выполняли свои пропагандистские функции низовые партийные и комсомольские органы, а также рядовые коммунисты, которые часто отставали по уровню развития от своих беспартийных коллег. По данным на середину 1960-х гг., более половины из 12 млн членов КПСС имели только начальное и неполное среднее общее образование. Так, в 1964 г. в Ленинграде кандидатами в члены партии было принято 14 176 чел., из которых 42 % имели такое образование. Все. они были сравнительно молодыми людьми в возрасте до 40 лет, и при этом более 60 % из них не учились ни в школах, ни в техникумах, ни в вузах[451]451
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 216. Л. 14, 124; Там же. Д. 229. Л. 7; Там же. Оп. 34. Д. 118. Л. 16; Там же. Оп. 58. Д. 18. Л. 22, 26; Там же. Д. 20. Л. 71, 73–74; Там же. Оп. 84. Д. 89. Л. 3; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 35. Л. 5–6; РГАСПИ. Ф. 614. Оп. 1. Д. 27. Л. 5; ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 56, 66, 68; «…Отчужденное от партии состояние»… С. 181–182, 184, 186; Партийная жизнь. 1965. № 16. С. 4.


[Закрыть].

На пропагандистскую деятельность оказывал негативное воздействие «материальный фактор». С одной стороны, от населения поступали жалобы на высокую стоимость изданий политической литературы, а с другой – оплата за написание «политической книги» была в 1,5–2 раза ниже, чем за приключенческую, научно-фантастическую и др., что «затрудняло привлечение квалифицированных авторских сил» к созданию идеолого-пропагандистских изданий[452]452
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях… Т. И. С. 147.


[Закрыть]. Соответственно, это накладывало отпечаток на их качество. (Интересно, что в советской книжной сфере действовали «рыночные принципы» – более высокая востребованность у читателя давала выше гонорар для автора.)

«Материальный фактор» вызывал трудности и в распространении политической литературы. В январе 1965 г. Госкомитет по печати сообщал в ЦК КПСС об отсутствии во многих столицах союзных республик и крупных промышленных городах магазинов, в которых бы продавалась общественно-политическая литература. Кроме того, работники книжных магазинов не заказывали «многих книг политической тематики, так как существующая система заработной платы и планирования книжной торговли не стимулирует улучшения работы с политической книгой… Торговая скидка, планируемая универсальным магазинам, не учитывает трудностей и специфики распространения политической литературы… что зачастую ставит эти магазины в тяжелое финансовое положение». В 1967 г. было выявлено, что многие брошюры издательства «Знание», выпущенные в предыдущие два года для системы партийной учебы, не были полностью реализованы. Особенно неблагополучно обстояло дело с продажей политической литературы в сельской местности[453]453
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 222. Л. 2; Там же. Оп. 59. Д. 30. Л. 151; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 11. С. 147.


[Закрыть].

Власти считали причиной этих проблем то, что «в системе книжной торговли не создано предпочтительных условий для распространения политической литературы»[454]454
  Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 11. С. 147.


[Закрыть]. Однако на самом деле здесь проявилось воздействие «рынка» – политическая литература не пользовалась высоким спросом у населения. В свою очередь, книжные магазины были обязаны выполнить план продаж и поэтому давали приоритет реализации популярной – художественной и другой «неполитической» – литературы.

В СССР наблюдался перекос в издании книг, очевидный для граждан страны: так, в 1967 г. москвичи сообщали партийным властям города, что «книги, пользующиеся большим спросом, издаются недостаточным тиражом, а книги, не пользующиеся особым спросом, – издаются массовыми тиражами. Ими забиты стеллажи и подсобные помещения, и в результате их продают за бесценок»[455]455
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 30. Л. 71.


[Закрыть]. (Очевидно, и в библиотеках такие книги пылились на полках.)

Аналогичное положение сложилось в сфере проката документальных (в том числе пропагандистских) кинофильмов. По данным общества «Знание», которые были доложены в ЦК КПСС в апреле 1966 г., киностудии ежегодно выпускали около 400 таких фильмов, для демонстрации которых работали 200 кинотеатров. Однако в этой сфере опять-таки проявилось воздействие «рынка» – документальные ленты не были популярны, однако за их показ взимался такой же налог (55 %), как и за художественные фильмы, из-за чего их прокат был убыточным, и обычные кинотеатры и дома культуры не были заинтересованы в документальном кино. Такая же ситуация сложилась в сфере торговли «политическими» наглядными пособиями и диафильмами. В Москве имелся единственный в стране специализированный магазин по торговле диафильмами, который был поставлен «в неблагоприятные условия по оплате труда торговых работников»[456]456
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 241. Л. 19–20.


[Закрыть] (очевидно, здесь было то же положение, что и в книжной торговле).

Ситуацию в сфере пропаганды осложняло то, что в общей картине используемых гражданами СССР источников информации отмечалось снижение удельного веса отечественных СМИ[457]457
  Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 853.


[Закрыть], а также уменьшилась «зависимость» от них. Если раньше в стране проводились массовые читки и обсуждения газет, то теперь основная масса людей читала их самостоятельно и, соответственно, могла делать собственные выводы. Использование телевидения и радио также было по большей части «индивидуальным»[458]458
  Hoffmann Eric Р. and Laird Robbin F. Technocratic Socialism… P. 133–134.


[Закрыть]. Переезд огромных масс людей из «коммуналок» и бараков в отдельные квартиры привел к уменьшению контроля государства за потреблением и восприятием людьми пропаганды. Расцвел известный феномен «кухонных разговоров», не выходивших за пределы узкого круга людей и поэтому мало контролируемых властями.

Выявленное в стране снижение чтения газет[459]459
  Фирсов Б.М., Муздыбаев К. К построению системы показателей использования средств массовой коммуникации // Социологические исследования. 1975. № 1.С. 115.


[Закрыть] одной из причин имело рост потребления телевидения, однако влияла здесь и неинтересность содержания газетных материалов[460]460
  См., напр.: Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 581.


[Закрыть]. По данным соцопросов, в 1967 г. в Ленинграде читавших газеты ежедневно было 92 %, в 1965 – 81,6 %, в 1975 г. – 74,9 % опрошенных, при этом никогда не читали газет – 6 %. В 1970 г. Бауманский райком Москвы выявил «крайне низкий процент распространения газеты «Московский комсомолец» среди комсомольцев и молодежи района» – всего 373 экземпляра[461]461
  ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2327. Л. 3; Фирсов Б.М., Муздыбаев К. Указ, соч. С. 115. ’


[Закрыть]. Кроме того, есть сомнения, действительно ли люди читали эти газеты – известно, что члены партии должны были выписывать «Правду», комсомольцам настоятельно рекомендовалось оформлять подписку на «Комсомольскую правду», школьникам – на «Пионерскую», работникам учреждений – на их ведомственные издания. Многие газеты и журналы по «разнарядке» выписывали многочисленные предприятия и организации.

Люди, читавшие газеты, стали чаще прибегать к беглому или выборочному знакомству с их публикациями. Ответственный редактор «Правды» С.В. Цукасов в своей статье, опубликованной в 1977 г. в журнале «Коммунист», заявил, что это произошло «из-за ускорения ритма жизни»[462]462
  Цукасов С. Указ. соч. С. 15–16.


[Закрыть], однако очевидно, что люди стали читать не все подряд, а то, что действительно было интересным для них (в частности, спортивную хронику и раздел происшествий[463]463
  «…Отчужденное от партии состояние»… С. 183.


[Закрыть]). По данным соцопроса, проведенного в Таганроге, почти половина аудитории местной газеты оставляла без внимания значительное количество публикуемых на ее страницах текстов[464]464
  Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 581.


[Закрыть].

В то же время некоторые популярные СМИ (например, приложение «Неделя» к газете «Известия») имели явно недостаточный тираж. Люди просили об увеличении тиража таких изданий, снятии ограничений на подписку. Однако здесь продолжался такой же «перекос», как в выпуске книг, тираж которых часто зависел не от реального интереса читателей, а от соответствия нуждам идеологии. Власти же, наоборот, искусственно ограничивали подписку на некоторые пользовавшиеся спросом издания[465]465
  РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 30. Л. 71, 73: ЦГАМ. Ф. П-85. Оп. 1. Д. 2262. Л. 17.


[Закрыть].