Текст книги "Сад лжи. Книга вторая"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
24
Поглядев на бумаги, которыми был завален весь кухонный стол, Роза в изнеможении зевнула. Отчеркнутые места из письменных показаний, данных под присягой, и Положение о правах истца и ответчика двоились у нее в глазах. Она так устала, что потеряла способность логически мыслить – сумбур в голове напоминал гущу, скопившуюся в раковине, куда она сливала оставшееся на дне содержимое бесчисленных чашек кофе, который она пила, чтобы не заснуть. Нет, решила она, придется закончить текст своего выступления завтра. Поставить будильник и встать, как только рассветет.
Тут Роза бросила взгляд на электрические часы, стоящие на полке над холодильником. Два часа ночи. О каком „завтра" идет речь? Оно уже наступило. Матерь Божья! Это значит, что у нее осталось всего четыре часа на сон. Потом еще час на то, чтобы встать, принять душ, одеться, проглотить чашку растворимого кофе и уточнить систему аргументации своей речи в суде.
„Ну кого ты обманываешь? – услышала она резкий голос, донесшийся сквозь дремоту. – Ты же ведь все равно бы не заснула. Лежала в постели с открытыми глазами и думала бы о Брайане, все время задавая себе один и тот же вопрос: когда… когда вы с ним снова увидитесь. И увидитесь ли вообще? И молила бы Бога, чтобы ваша встреча произошла как можно скорее".
Тишину в квартире нарушил телефонный звонок.
Роза тут же вскочила, решив, что, наверно, случилось что-нибудь страшное.Мария? Неужели Пит довел на этот раз дело до больницы? Или он изувечил кого-нибудь из детей? А может, это Нонни? Скорее всего опять звонит Клер, чтобы сообщить, что Нонни серьезно заболела.
На секунду душу согрела безумная надежда: „Брайан! Пожалуйста, Господи, пусть это будет он!"
Она метнулась к телефонной трубке, висящей на стене.
– Роза? – прозвучал в трубке знакомый усталый голос.
– Макс! – Роза постаралась скрыть разочарование, тут же уступившее место тревоге. – Что-нибудь стряслось? Ты в порядке?
Короткая пауза, потом снова его голос:
– Со мной все в порядке. Ты уж меня извини. Понимаю, что поздно. Я тебя не разбудил?
– Да что ты. Я еще не ложилась. До сих пор корплю над делом Меткалфа. Да если бы ты и разбудил, тоже не беда. Но что-то ведь произошло, правда? Иначе бы ты не звонил в такой час.
– Это безумие… я отдаю себе в этом отчет, но можно, я приду к тебе? Я тут совсем рядом. Звоню из автомата на углу твоей улицы.
– Конечно, приходи. О чем речь!
Она произнесла эти слова без малейшего колебания. Ни разу за все эти годы он ни о чем ее не просил. После всего, что он для нее сделал…
Роза знала, что спать в эту ночь ей уже не придется. Утром в суде вид у нее будет – краше в гроб кладут. Но тут уж ничего не поделаешь.
Она повесила трубку, с ужасом заметив, что на ней самый старый и вылинявший махровый халат из всех, какие у нее были. Ну да ладно, Макс видел ее еще и не в таком виде. И потом, не на любовное же свидание он к ней собрался.
Но вот квартира! Господи, какой же тут беспорядок. Человек в первый раз появится у нее в квартире – и что он увидит? Настоящий Армагеддон! Роза бросилась в гостиную и собрала грязные кофейные чашки, валявшиеся на полу газеты и разбросанную по спинкам стульев одежду. Интересно, когда она в последний раз тут пылесосила? Несколько недель назад – это уж точно. С той вечеринки, когда Пэтси получила роль Малки в выездном спектакле „Скрипач на крыше" и они отмечали это радостное событие. Теперь подруга вместе с труппой где-то в Кентукки – то ли в Лексингтоне, то ли в Луисвилле. В общем, неважно где, потому что винить Розе некого, кроме себя.
Она прямо-таки влюбилась в это место, как только его увидела. Верхний этаж кирпичного дома на углу Двадцать первой и Десятой стрит. И так солнечно – совсем как в теплице! Свет падает из высоких окон, повсюду растения: свешиваются с карнизов, тянутся из майонезных баночек на подоконниках, подобно маленьким деревцам стоят в глиняных мексиканских горшках на полу. Стены оклеены старыми театральными афишами и пестрыми киноплакатами. Вместо дивана – кожаные марокканские подушки, раскиданные по полу. В углу огромный медный кальян, своими таинственными очертаниями похожий на какой-нибудь предмет из сказочной обстановки в „Алисе в Стране Чудес".
Собственно, Пэтси даже не подруга, а знакомая подруги, подвизающаяся в качестве певички, танцовщицы и актрисы. Она как раз искала себе соседку по квартире, после того как предыдущая, тоже актриса, переехала в Лос-Анджелес. Маленькая квартирка, которую снимала Роза в Нижнем Ист-сайде, темная и неудобная, давно действовала ей на нервы, так что она перебралась на новое место буквально на следующий день. Теперь, когда Пэтси уехала на гастроли, которые продлятся не меньше года, Роза стала фактической хозяйкой всей квартиры.
„Макс наверняка, – думала она, – сумеет оценить прелесть этого жилья, несмотря на весь беспорядок. Он поймет, что я слишком занята, чтобы наводить марафет!"
Всю одежду, валявшуюся в гостиной, Роза сгребла в кучу и отнесла в спальню, сбросив прямо на кровать – ее восхитительную, роскошную кровать старинной работы, с узорной железной спинкой, окрашенной в белый цвет. Застлана она красивым мохеровым покрывалом желтоватого оттенка, какой бывает у солнца в пустыне. Роза отдала за него целое состояние на ярмарке кустарных изделий. Все представляла, как оно будет нравиться Брайану. И как приятно будет лежать с ним вдвоем под его мохнатыми складками.
„Пожалуйста, Господи, пусть Брайан придет ко мне. Я уже так долго его жду", – беззвучно прошептала она, сгорая от желания его видеть.
Неожиданный резкий звонок домофона заставил ее вздрогнуть. Макс. Она нажала на кнопку впуска и поспешила открыть дверь квартиры.
Выйдя на площадку, Роза поглядела вниз и увидела медленно поднимающегося по лестнице Макса. Лицо непривычно бледное, волосы растрепались, веки воспалены. Костюм мятый, галстук болтается на шее, словно удавка.
– Привет, – криво улыбнулся он, подходя к ней.
Роза пришла в ужас: таким она его ни разу не видела.
– Макс, ты не… пьян?
Он выдержал ее взгляд, давая понять, что ее сомнения напрасны.
– Нет, ни в одном глазу. Но если честно, то я пытался – и у меня ничего не вышло. Хочешь, можешь спросить у бармена в „ПэДжей". К сожалению, такое бывает…
И тут Роза заметила, что у него в руке небольшой саквояж на молнии.
– Ты что, куда-то собрался? – не удержалась она от вопроса.
– Да, можно сказать и так, – ответил Макс и, сделав глубокий вдох, решился наконец произнести то, ради чего явился: – Знаешь, я ушел из дома. Решил пока что перебраться в гостиницу в центре. Как раз рядом с конторой есть одна вполне приличная. Но сейчас мне, наверно, важнее не крыша над головой, а друг, на которого можно положиться. Спасибо, что позволила прийти к тебе.
– Я давно хотела, чтобы ты посмотрел, как я живу. Но все время не получалось. То я ждала, что не буду так закручена на работе. То, что смогу заняться генеральной уборкой. Но увы… – и Роза смущенно улыбнулась.
Войдя следом за ней в квартиру, Макс обвел глазами гостиную и воскликнул:
– Ради Бога, ничего не трогай! Здесь все – само совершенство… Неожиданно Роза почувствовала себя счастливой. С облегчением вздохнув, она наконец осознала смысл сказанного Максом.
„Да ведь он не просто ушел из дома. Он ушел от своей жены!"
Казалось бы, эта новость должна была ее поразить. Но Роза ничуть не удивилась. Может, потому, что Макс никогда не говорил о своей семейной жизни. Да, порой она улавливала в его настроении грусть, даже некоторую долю отчаяния, невзирая на его всегдашнюю бодрость духа. На постоянную готовность к улыбке. И еще, Роза замечала также, что всякий раз, когда Макс говорил со своей женой по телефону, он непроизвольно хмурился, а иногда начинал массировать переносицу, как будто у него болела голова. Зато как светлело лицо Макса, когда в контору заглядывала Мэнди, его дочь, и как мрачнело и настораживалось, если это оказывалась не Мэнди, а Бернис.
Глядя на его растерзанный вид, Роза уже готова была произнести обычные в таких случаях слова утешения. Что-то вроде того, что, мол, „мне очень жаль… может быть, все-таки вам удастся наладить вашу жизнь… утро вечера мудренее".
Но она удержалась, потому что видела: сейчас Максу нужен не утешитель, а слушатель. В банальностях он не нуждался.
„Сколько же лет я знаю Макса? – стала она прикидывать. – Целую вечность. А ведь в сущности мне ничего о нем не известно. Что на самом деле творится у него в душе?"
В эту минуту ей страстно захотелось попытаться стать для Макса таким же другом, каким он всегда был для нее.
– Какая еще гостиница! – продолжала она. – Места у меня сколько угодно. Ты можешь занять комнату Пэтси. И, ради Бога, не стой как истукан в дверях. Проходии располагайся как дома. Присаживайся. Сейчас я сделаю кофе. По-моему, он совсем тебе не повредит – даже целый кофейник.
– Нет, я об этом не… Что ты, я не могу.
– Неужели у меня такой отвратительный кофе…
– Ты знаешь, что я имею в виду другое, Роза. С твоей стороны это крайне любезно. Но… черт побери, это мои трудности. И я должен справиться с ними сам.
– Хватит, Макс Гриффин! – взорвалась Роза. – Хоть раз в жизни можно перестать изображать из себя Настоящего Мужчину и дать другому человеку возможность помочь тебе. Так сказать, для разнообразия.
Макс заколебался, но прежде чем он собрался возразить, Роза уже проплыла мимо него на кухню.
– Слева от тебя, в дальнем конце, кладовка. Можешь положить туда свои вещи, – бросила она через плечо. – Только не забудь зажечь свет, а то наверняка споткнешься о какой-нибудь гимнастический снаряд. Я их все туда отволокла, как только Пэтси уехала. Она помешана на всяких упражнениях. Но, правда, и меня заставляет кое-что делать. Посмотришь на эту камеру пыток – и заречешься опять есть шоколадное мороженое, хоть оно и твое любимое.
Когда Роза вернулась с кухни, Макс сидел на одной из подушек, и вид у него был самый жалкий. Прямо как бедный родственник – колени торчат, брюки задрались, видны лодыжки…
„Совсем как турист, впервые попавший за границу. Изо всех сил старается соответствовать, а не получается", – подумала она, но не подала виду и, преспокойно усевшись рядом с Максом, поставила поднос с кофе на вытертый персидский ковер.
– А этой штуковиной вы пользовались? – спросил Макс, указывая на кальян.
– Боже сохрани! – воскликнула Роза. – Честно говоря, я даже не знаю, для чего он. Для гашиша, наверно?
Макс задумался.
– Как-то мне довелось защищать одного парня, – наконец произнес он. – Его судили за наркотики. А речь всего-то шла об унции марихуаны. Представляешь, судья хотел, чтобы парню предъявили обвинение по всем возможным статьям, но мне удалось в конце концов добиться, чтобы все ограничилось простым правонарушением. У бедняги не оказалось денег для выплаты гонорара, но, когда мы спускались с ним по лестнице, он сунул мне что-то в карман. Этим „что-то" оказалась сигарета с марихуаной. Я принес ее домой и сказал Бернис, что мы ее вместе выкурим, чтобы посмотреть, что это за штука. И знаешь, что она мне ответила? Что с таким же успехом я мог бы попросить ее сунуть голову в унитаз. – Макс попытался изобразить на лице улыбку, но она вышла какой-то жалкой и вскоре погасла. – Вот так, просыпаешься однажды, после того как прожил бок о бок с человеком целых двадцать лет, и осознаешь, что вы еще дальше друг от друга, чем когда впервые встретились. О Господи… если бы не Мэнди…
Макс замолчал: мешали говорить душившие его слезы, которые он изо всех сил сдерживал.
– Можешь не говорить об этом, – сказала Роза, беря его за руку. – Если тебе не хочется, конечно. Исповедь – не плата за то, чтобы быть здесь.
Макс внимательно, словно видел впервые, посмотрел на нее. Роза почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Ей вспомнился тот дождливый день в Лондоне, когда он поцеловал ее в такси.
„Поцелуй меня!" – беззвучно прошептали Розины губы.
Должно быть, она сошла с ума.Ведь к Максу она испытывает совсем другие чувства.Это не любовь…Но до чего же ей сейчас хотелось крепких мужских объятий! И чтобы горячее дыхание обжигало шею! И его обнаженное тело прижималось к ее! Боже, как давно она не знала всего этого…
„А ну прекрати сейчас же! – приказала она себе. – Ты хочешь Брайана, ане Макса!"
Брайан! Сегодня, когда она сидела вечером против него в этой забегаловке, в груди у нее бушевала такая страсть, какой до того она не испытывала.
У Розы перехватило дыхание.
„Боже, – мелькнуло в голове, – не дай мне разрыдаться, молю тебя! Это было бы верхом эгоизма с моей стороны. И несправедливо по отношению к Максу. Он такого не заслужил! Не за тем же он сюда пришел, чтобы меня утешать".
Переломив себя, Роза разлила кофе по толстым керамическим кружкам ручной работы, одну протянула Максу. Только бы суметь найти те единственные слова, которые заставят отступить его боль…
Держа кружку обеими руками, Макс слегка откинулся назад.
„Какая-то она сегодня другая, – напряженно подумал он. – В ней столько огня… Такого раньше никогда не было. И до чего красива! Господи Иисусе, да она сияет, как…"
Надо было решить для себя этот вопрос и найти, во что бы то ни стало найти вторую половину сравнения:
„…Женщина, которая любит!"
„Вот оно что" – ударило ему в висок, и он почувствовал, как в груди остановилось сердце.
„Неужели она кого-то встретила? Неужели влюбилась?"
Эта мысль причинила ему боль. Мало, значит, пройти через то, что ему пришлось пройти сегодня? Одно прощание с Обезьянкой чего стоит – Боже, как она рыдала, прижавшись к нему и не выпуская из своих объятий. Ничего подобного он в жизни не испытывал. У него было ощущение, словно часть его существа оказалась отторгнутой – в самом прямом смысле этого слова.
Макс утешал себя тем, что в конце концов все как-нибудь образуется. Они с Мэнди будут часто видеться. Вместе путешествовать. Он снимет квартиру в городе, куда она сможет приходить, чтобы поваляться на диване, задрав ноги на спинку. Она сможет приглашать к нему своих друзей на пиццу, а если кто-нибудь прольет на ковер коку, ни с кем не случится сердечный приступ, как наверняка было бы дома. Но все равно на душе было по-прежнему скверно.
Слезы резали глаза, как будто под веки попал песок.
– Прости, – произнес он тихо. – Так уж получилось, что собеседник сегодня из меня никудышный.
– Тебе не за что просить прощения, – тут же ответила Роза, и он почувствовал на своем плече прикосновение ее пальцев – теплое, успокаивающее.
– Чудно как-то, знаешь… Уж сколько лет я все не мог решиться. Храбрости не хватало. А сейчас решился – и вот чувствую себя последним трусом. Как будто бросаю Обезьянку. Все эти книжки, которые она читала, все ее детские страхи… теперь она все это испытывает на самом деле. Станет „дочкой по уик-эндам". Господи, я так ее люблю, что у меня прямо сердце разрывается.
– Можешь не рассказывать. Я знаю, – в темных глазах Розы отразилась глубокая боль, но она тут же взяла себя в руки и улыбнулась. – Но твоя дочь, по-моему, все равно самая счастливая на свете. Я бы все отдала, чтобы иметь такого отца, как у нее. Даже если бы мы виделись с ним не каждый день.
Теперь пальцы Макса вдруг ощутили тепло кофейной кружки, согревавшее не только руки, но и душу. „Какая же Роза молодчина – всегда знает, что надо сказать, чтобы на душе стало легче", – подумал он.
Если бы только…
„А ну прекрати!" – приказал он себе, еще раз вспомнив, что пришел-то сюда за теплом ее дружбы, и не за чем иным. То есть за тем, что она готова ему предложить.
Макс вынул из кармана носовой платок. Как хорошо он проглажен, какой совершенной формы этот треугольник. Словно последнее прости от Бернис.
Он снова увидел: она сидит на краешке кровати и смотрит, как он бросает вещи в саквояж. В глазах ни слезинки, лицо ничего не выражает. Единственными обращенными к нему словами были: „Оставь свой телефон на случай, если что-нибудь произойдет".
„Произойдет"! Да у Бернис каждую минуту что-нибудь обязательно происходило. Вчера, придя домой после работы, он застал Мэнди в ванной плачущей. Дочь скрючилась в холодной воде, вся покрытая мыльной пеной. Пряди мокрых волос прилипли к спине.
– Я грязная! – прорыдала она. – Мама говорит, что я грязная. И грязь никогда не отмоется. Не хочу, чтобы ко мне прикасались, слышишь?..
Макса охватила паника. Неужели к ней приставал какой-нибудь парень и..? Господи, не может быть! А что если все-таки да? И Бернис, значит, узнала. Из-за этого весь этот сыр-бор загорелся…
Как ему хотелось сгрести дочь в охапку, завернуть в махровое полотенце и отнести в кровать, как он делал, когда Мэнди была маленькая. Но теперь, увидев ее стоящей на этих худеньких коленках, дрожащую и несчастную, он понял: ей нужно не столько утешение, сколько чувство собственного достоинства. Он принес махровую простыню и держал ее на вытянутых руках, чтобы Мэнди могла выйти голой из ванны и встать в полный рост, не боясь, что кто-то станет разглядывать ее наготу (в свои пятнадцать она была очень застенчива). И только когда она обмоталась простыней, Макс обнял ее, шепча, что всегда будет ее любить, чтобы не случилось, и грязной для него она не будет никогда в жизни.
Только после того как Обезьянка немного успокоилась, Макс отправился на поиски Бернис.
Она оказалась в комнате, где стирали белье. Голова повязана шарфом. Руки в желтых резиновых перчатках. Выражение лица самое зловещее. Подобно автомату, она запихивала в стиральный агрегат одежду, постельное белье, наволочки… У ее ног высилась груда грязного белья – еще больше его было в синей пластмассовой корзине, стоящей на сушилке.
– Что там стряслось с Мэнди? – закричал он, увидев жену.
К этому моменту беспокойство его достигло своего апогея: теперь это был уже не просто мальчишка из ее класса, который приставал к ней после уроков. Нет, он представлял себе какого-нибудь извращенца, демонстрировавшего перед его дочерью свой член, или пожилого мужчину, пытавшегося ее изнасиловать.
Бернис посмотрела на него все с тем же зловещим выражением.
– Ее отослали сегодня из школы с запиской от медсестры. Вши. Она вся завшивела. – Рот Бернис скривился в гримасе отвращения. Она сделала шаг назад, словно и муж, который не побрезговал дотронуться до Обезьянки, тоже теперь кишит вшами.
И тут Макс все понял. Как же должна была Бернис унизить дочь, чтобы довести ее до такого состояния! Чтобы та почувствовала себя грязной и никому не нужной. И все из-за чего? Из-за того, в чем сама Мэнди даже не виновата!
Чаша его терпения переполнилась. И он сделал то, чего не делал никогда в жизни и наверняка никогда не сделает в будущем.
Он влепил Бернис пощечину.
И сразу почувствовал себя последним негодяем. Но куда стыднее ему было оттого, что он потерял столько лет, оставаясь мужем этой женщины, которую он не любил и которая не любила его.
Да, он не уходил из семьи из-за Обезьянки. Какая глупость! Разве их отношения с Бернис не вызывали боль в душе дочери? Конечно, вызывали. Значит, надо рвать – и немедленно. Чтобы спасти хоть то немногое, что еще уцелело – и в его сердце, и в сердце дочери.
И вот он у Розы.
И его опять мучает страх. А что если и на этот раз будет осечка? Что если, освободившись наконец от прежних уз, он не сумеет завоевать Розино сердце?
Куда ему податься отсюда? Что же, неужели ему суждено стать одним из тех стареющих мужчин, которые специально отращивают бакенбарды подлинней, покупают самые модные костюмы и ошиваются в барах, где высматривают для себя девиц вдвое моложе себя?
Он снова поглядел на Розу, на ее сияющее лицо.
Вот кто ему нужен. Единственная женщина, с которой он хочет быть.
И если у него есть хоть малейший шанс, он согласен ждать. Так долго, как потребуется.
Макс стал понемногу успокаиваться. На душе у него сделалось легче, он почувствовал прилив новых сил.
– Спасибо, – поблагодарил он Розу.
– За что? – удивилась она. – За то, что позволила тебе остаться у меня? – Роза даже рассмеялась. – Если по-честному, то с тех пор как Пэтси уехала, мне было даже как-то одиноко. Так что вдвоем нам будет гораздо веселее.
– Речь идет всего о нескольких днях, – напомнил Макс. – Пока я не подыщу себе жилье.
– Да оставайся столько, сколько захочешь, – улыбнулась Роза. – Только давай сразу договоримся об одной вещи. Видишь ли, я не слишком большая чистюля, как ты уже, наверно, успел заметить. И попросила бы тебя не пытаться на меня воздействовать в этом плане. Из-за того, что ты здесь, ничего менять я не собираюсь.
– На мой вкус все отлично. Более того, просто великолепно.
– А теперь я хотела бы исповедаться. Можно? – смущенно проговорила Роза.
„Боже, – с удивлением отметил он про себя, – да она, кажется, покраснела!"
– Просто поскольку ты об этом упоминал… Дело в том, что перед отъездом Пэтси оставила мне марихуановую сигаретку. Подарок на прощание или что-то вроде этого. Она так и валяется у меня в ящике для нижнего белья. Я такая трусиха, что боялась сама попробовать. Хочешь, выкурим вместе?
– Какого черта нам бояться? Возьмем и попробуем, – улыбнулся Макс.
Железная тяжесть, давившая все это время на сердце, начала отпускать его. Что это? Уж не надежда ли? Он так давно не испытывал подобного чувства, что почти забыл, какое оно. Ведь прошла целая вечность с тех пор, как он перестал надеяться.
„А может, для меня и на самом деле не все еще потеряно? Может, я не такой старый, чтоб не суметь начать все с начала?" – думал он.
Через минуту он уже принимал из рук Розы зажженную сигарету. Она начала первая, и теперь его очередь. Макс взял сигарету в рот и глубоко втянул внутрь густой сладковатый, напоминающий аромат духов дым.
