Текст книги "Сад лжи. Книга вторая"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
19
Попивая свой кофе, Макс Гриффин смотрел на Темзу, блестящую в лучах утреннего солнца, подобно старинному черненному серебру. Обычно здесь, в Лондоне, дождь в это время года лил не переставая. Сейчас, сидя в „Савое", он наслаждался и английским завтраком, и этим великолепным видом. Только вот почему на душе у него было так мерзко? Будто он вчера вечером крепко выпил, а на самом деле он пропустил лишь рюмочку кларета.
Виновата тут Роза. Кто же еще? Вчера они полдня провели в самолете бок о бок. Потом Лондон. Ужинать решили пойти в „Челси". Ресторан забит, с трудом достали столик где-то в дальнем углу. Сидели так тесно, что нельзя было повернуться. Весь вечер Макс вдыхал аромат ее духов, чувствовал ее теплое дыхание, когда она смеялась, и видел яркий огонек в ее глазах.
Как хотелось ему взять ее руки в свои. Ведь она была так близко; ее бедро прижато к его; ее рука нечаянно касалась его лица, как только она начинала жестикулировать. И однако все было так же, как если бы они были дома, в офисе. Честно говоря, следовало бы оставить ее там и ехать одному. Чисто деловая поездка? Черт побери, кого он хочет обмануть.
Менять что-либо сейчас уже поздно. Надо стараться брать максимум из того, что есть. В Лондоне они будут всего три дня. Даже меньше, если чопорный британский адвокат согласится принять внесудебное разрешение спора, с которым Макс приехал в Лондон. Предложение клиента было, на взгляд Макса, невероятно щедрым, и он был уверен, что переговоры продлятся совсем недолго.
Макс перевел взгляд на зеленый газон, усеянный цветочными клумбами и прорезанный аккуратными дорожками, вымощенными каменными плитами. Виктория-парк. За ним можно было увидеть набережную, до отказа забитую движущимися машинами, – утренний час пик. По тротуарам энергичной походкой шли клерки и секретарши, и со стороны казалось, что они даже не особенно спешат – длинные зонты в чехлах двигались в такт их шагам, словно маятники часов, отмеряющих время.
Благослови, Господь, этих британцев, подумал Макс Гриффин. Солнце сияет. Небо ясное, как совесть новорожденного, а у всех без исключения зонты. Многие в шляпах, и еще на руке тщательно сложенные дождевики.
„Перестраховываются, – пронеслось в голове у Макса. – А разве все мы так не поступаем?"
Он постоянно видел перед своими глазами… дверь. Ту, что соединяет его люкс с соседним номером. Пастельно-голубые тона, отделка под бронзу и – ни замка, ни ключа. Только массивная медная задвижка, которую легко может открыть любой. Всю прошлую ночь Макс простоял перед этой задвижкой с потными руками и колотящимся сердцем, не решаясь постучать. Как хотелось ему заговорить с Розой – пусть даже через закрытую дверь. А еще больше – обнять ее и сказать, что он чувствовал все это время. Сказать, как он мучается, что умирает от страсти. Сказать, что давно ее любит.
Интересно, какова была бы ее реакция, если бы он осмелился на подобное признание? Сначала она была бы изумлена. Потом, может быть, почувствовала бы жалость. Бедняга Макс! Конечно, он ей нравится и все такое. Она вполне может приласкать его – так любящий хозяин готов приласкать свою собаку, когда чувствует, что той плохо.
Может, пожалуй, даже пригласить его разделить с ней ложе. Из благодарности, не из любви. Господи, неужели он так низко пал, что согласен на такую близость?.. Да это уже в тысячу раз хуже, чем вообще никогда с ней не спать!
– Готовы сделать заказ, сэр? – прервал его раздумья чей-то бодрый голос.
Макс вздрогнул от неожиданности: перед ним стоял официант в ослепительно белом форменном пиджаке с черной бабочкой, выделявшейся на этом белоснежном фоне; через руку было перекинуто туго накрахмаленное льняное полотенце; бесстрастное лицо, гладко зализанные волосы, блеском напоминающие мех выдры.
– Пока нет, – ответил Макс. – Я жду одного человека. Он должен появиться с минуты на минуту.
Макс оглянулся вокруг. Сидящие за столиками безукоризненно одеты – настоящие лондонцы из Сити. Солнечные лучи из высоких окон освещают их сосредоточенные лица, хранящие полную серьезность в процессе поглощения яиц и копченостей. В дальнем конце зала две бесформенные женщины средних лет – судя по отсутствию косметики, твидовым костюмам и практичной обуви, представительницы титулованной аристократии – попивают чай и отщипывают кусочки бриошей. Прямо сцена из какого-нибудь спектакля! Ни единого изъяна. Чтобы их все-таки обнаружить, ему пришлось повертеть головой. Вот у колонны приткнулся столик на колесиках с горой грязной посуды, стаканами из-под сока со следами мякоти, серебряными ведерками с растаявшим льдом. Над корзиной с бриошами у него на столе вдруг зажужжала… муха. А на ковре в глаза бросилось пятно от пролитого кофе.
Обернувшись ко входу, он увидел, как мимо огороженного белой решеткой музыкального бара в центре зала, где по вечерам негромко играет пианино, в его сторону движется молодая темноволосая женщина. Высокая, с длинными ногами, одним своим видом вызывающая желание, она шла свободной походкой женщины, которая не осознает собственной красоты. Ничего искусственного, заранее рассчитанного. Зачарованный Макс ощутил, как внутри что-то обожгло его, будто он одним глотком выпил всю чашку горячего кофе.
„Господи, – поразился он, – шесть лет, а я все еще реагирую на нее, как какой-нибудь мальчишка при появлении своей девочки!"
Вот она идет к его столику – теплая оливковая кожа так и светится, черные волосы разметались по плечам… совсем как у девушки с картины Караваджо. Наверное, чтобы как-то смягчить впечатление от своей экзотической внешности, женщина была одета как нельзя более скромно: прямая твидовая юбка, белая шелковая с открытым воротом блузка, единственное украшение – нитка жемчуга. Макс вспомнил, что подарил ей эту драгоценность, протаскав ее в своем портфеле целый день, когда она получила право на адвокатскую практику после заключительного экзамена. Странно, подумалось ему, почему она носит только одну серьгу? Прямо как пират какой-то. Все эти годы рубиновая „слеза" у нее в правом ухе. Она говорит, что это ее талисман.
Завидев Макса, женщина широко улыбнулась.
– Привет! – помахала она ему рукой с расстояния примерно двадцати метров.
Макс отметил, что многие головы обернулись в ее сторону. Куда только подевалась традиционная британская чопорность! Что ж, у британцев, похоже, губа не дура.
Наконец Роза подошла и села за столик. Щеки ее раскраснелись, она тяжело дышала, как будто ей пришлось долго бежать вниз по лестнице, пренебрегая лифтом, который в этом старинном отеле тащился, словно дряхлый дворецкий, еле передвигающий ноги.
От нее пахнет утренней свежестью сада, подумал Макс.
– Простите, что опоздала. Проспала. Почему-то спала как убитая. Наверно, еще не акклиматизировалась после перелета через океан. Зря вы не постучали мне перед тем, как спуститься в ресторан.
„Господи, знала бы она, как близок я был вчера вечером к тому, чтобы не только постучать к ней в дверь, но и!.." – пронеслось у Макса в голове.
– Я решил, что вам необходим отдых, – ответил он. – И потом времени у нас хоть отбавляй. Встреча с Ратбоуном назначена на одиннадцать. Видимо, его клиент испытывает потребность выспаться в еще большей степени, чем одна знакомая мне адвокатесса из Нью-Йорка.
Роза снова улыбнулась.
– Спасибо. Но в свое оправдание замечу: я не спала полночи, приводя в порядок свои бумаги. Боже, сколько же требуется разных документов – и все ради какого-то одного идиотского замечания! А что, кофе еще горячий? Очень хочется кофе. Давно ждете?
– Да нет, только пришел. Сижу и наслаждаюсь видом из окна, – Макс жестом подозвал официанта и сказал: – Забудьте про кофе. Я сейчас закажу чай. Быть здесь, в Лондоне, в первый раз и не попробовать чай – преступление. Да еще в „Савое"! Нет, нет, иначе вам не поставят отметку в паспорте, учтите…
– Это они, значит, мстят нам за „Бостонское чаепитие", да? – рассмеялась Роза, но в глазах у нее стояла та же тень печали, которую он замечал и раньше.
На него опять накатила волна прежней беспомощности. Шесть лет. Целых шесть лет. Начнет ли она когда-нибудь доверять ему и делиться с ним тем, что так ее печалит?
Макс проследил, как ее взгляд скользнул мимо него: Роза облокотилась на столик и подперла подбородок ладонями, любуясь потрясающей панорамой Темзы, открывающейся отсюда. Блики света играли на ее лице; в темных глубоких глазах загоралось почти детское удивление. Видя его, Макс так страстно захотел дотронуться до Розиного плеча, что у него затряслись руки.
Ему вспомнилось циничное высказывание матери: „Самый большой дурак – это старый дурак". Сердце его екнуло, будто в груди захлопнулся потайной люк. Дурак, начал он корить себя, как можно было вообще надеяться…
Да и зачем, спрашивается, ей надо связывать свою судьбу с женатым мужчиной? К тому же еще с человеком гораздо старше.
„Совсем ты, парень, рехнулся! – издевательски усмехнулся циничный внутренний голос. – Какое ей дело до того, женат ты или не женат. Плевать она хотела. Для нее ты просто друг, добрый босс, нечто вроде отца, которого она никогда не знала. Наставник, старый опытный наставник. Настанет день – и она выйдет замуж. Даже если не забудет этого типа, который обманул ее и навсегда поселил печаль в ее прекрасных глазах. Ей давно пора замуж – тридцать один как никак. И, черт побери, она уже должна рожать, а то будет поздно".
Он на минуту представил Розу беременной, с большим животом, и ребенка – егоребенка!
Тут же Максу сделалось стыдно за себя. Господи, до каких пор он будет себя изводить?
– Красота, правда? – прервал он раздумья Розы, погруженной в созерцание панорамы.
Она отвернулась от окна и убрала руки со столика.
– О, Макс, это прекрасно! Ничего подобного я в жизни не видела… – и она тихонько рассмеялась, лукаво наклонив голову. – Если начистоту, то я нигде не бывала. Кроме Нью-Йорка. А Лондон… это город из сказки. Так и ждешь, что вот-вот мимо пролетит Питер Пэн…
– Совершенно верно, – улыбнулся Макс, тут же вспомнив, что их оппонент в сегодняшней деловой встрече, Девон Кларк в свое время играла Питера Пэна в лондонском театре. И даже, как говорят, имела немалый успех. Впрочем, известна она была и еще кое-чем.
Ну, например, тем, что имела обыкновение прыгать в постель к каждому мужчине в труппе – от светотехника до капитана Хука.
Какая ирония судьбы, подумал он, что именно супружеская неверность Девон Кларк привела их с Розой в Лондон.
Приди ее бывший муж к нему до того, как публиковать свою книгу, где он буквально развесил грязное нижнее белье на всеобщее обозрение, Максу наверняка удалось бы убедить его благоразумно опустить пикантные места, касающиеся интимных подробностей. Но Джонатан Бут – сейчас это становилось особенно ясно – был столь же полон решимости отомстить неверной супруге, как та – наказать бывшего мужа за болтливость. Поразительно, она отказывалась даже обсуждать саму возможность решения дела вне судебного разбирательства, настаивая на публичном рассмотрении – по всем правилам.
И вот на прошлой неделе ему неожиданно позвонил Джонатан. Девон, похоже, в конце концов смягчилась и согласилась обсудить дело с адвокатом, если тот, правда, согласится прилететь для этого в Лондон… Разумеется, за счет бывшего мужа.
Роза занималась этим делом с самого начала и даже писала заявление о встречном иске, так что вполне естественно было взять ее с собой в Лондон на переговоры. К тому же интуиция подсказывала ему, что, поскольку у Розы имеется особый талант подходить к делу не в лоб, а как бы сбоку, подобно крабу, в данном случае талант этот может иметь решающее значение.
Макс заметил, что щеки Розы покраснели, подчеркнув красивую линию скул. Она рассмеялась:
– Питер Пэн? Господи, я совсем забыла, ведь у Джонатана в его воспоминаниях есть место, где он описывает, как застал свою жену в постели с шестнадцатилетними близнецами леди Хемпфил. Боже, до чего она дошла!..
– Конечно, мы прекрасно знаем, что она делала это не ради развлечения, а с самыми серьезными намерениями, – произнес Макс с невозмутимым видом. – Она ведь драматическая актриса и занималась не любовью, а углубленным изучением своей очередной роли. Пыталась… как это она говорит… „перевоплотиться" в шестнадцатилетнего подростка.
Роза усмехнулась, заметив:
– А мне она интересна, эта Девон Кларк. Хотите верьте, хотите нет, но я с нетерпением жду нашей встречи. Вы уверены, что она придет?
– Да. И на ней наверняка будет платье с блестками и колокольчиками. Для нее все это, я полагаю, отличное паблисити. Учитывая новое шоу, в котором она играет. Вернее, не в новом, а восстановленном старом – „Счастливый дух". Сперва театр был наполовину пуст, а сейчас каждый вечер аншлаг. Во всяком случае, так мне говорили.
Тем временем перед их столиком появился официант.
– Пожалуйста, чай для леди, – обратился к нему Макс.
– Мне кажется, – неуверенно произнесла Роза, – что я не смогу достойно выглядеть рядом с такой женщиной, как мисс Кларк. Как по вашему?
– Вы забываете о своем бесстрашии! Разве наша маленькая прогулка на спортивном автомобиле не подтверждает этого? Вы же чуть не свернули шею, и не только свою, между прочим, – и все, чтобы доказать, что эта чертова штуковина не отвечала стандарту безопасности. Ручаюсь, Девон Кларк до вас в этом смысле далеко. В общем, опасаться надо не вам, а ей, – и, протягивая Розе накрытую салфеткой корзинку, стоявшую перед ним на столике, спросил, чтобы переменить тему разговора: – Как насчет бриошей?
– Спасибо. Я прямо умираю от голода, – она тут же отломила кусочек и вернула разговор в прежнее русло. – Кстати, о циклонах, которые бушуют и у нас, и вокруг нас. Я имею в виду то, как вы себя повели после той истории. До сих пор я не говорила об этом, но я восхищалась вами. Не побояться угрозы потерять работу…
Макс не отвечал, погрузившись в воспоминания. Через два дня после той истории с Грейдоном Уилксом, председателем автомобильной компании. Он прямо обвинил менеджера в том, что тот скрывал от юридической конторы важные факты, и предупредил: если факты эти будут обнародованы, последствия могут быть самыми плачевными.
– На руках у компании будет не одно судебное разбирательство, а десятки и сотни. Вы окажетесь заваленными повестками, – заявил он тогда Уилксу. – Появится даже специальное племя адвокатов с узкой специализацией – защищать клиентов, жаждущих получить от „Пейс Авто" приличное вознаграждение за увечья, полученные во время дорожных происшествий. Ну, знаете, сейчас есть такие адвокаты, которые ведут дела о заболеваниях, вызванных асбестом. И будьте уверены, уж они вас обчистят. Хорошо, если живы останетесь…
Лицо Уилкса сделалось серым – точь-в-точь как его замшевый пиджак. Взгляд, который он метнул в сторону Макса, был исполнен такой испепеляющей злобы, что сомнений не оставалось: председатель сделает все от него зависящее, чтобы адвоката выгнали из конторы. Собственно говоря, он и сам бы подал заявление об уходе, если бы не слова Уилкса, произнесенные после казавшейся вечностью минутной паузы: „Хорошо. Мы отзовем встречный иск".
Макс вспомнил, каким счастливым он себя почувствовал при этих словах. Сейчас, глядя на Розу и видя гордость и восхищение в ее глазах, он ощутил то прежнее свое состояние.
– Да, вы тогда ничего мне не сказали.
На глаза Розы набежала тень задумчивости. Она нахмурилась.
Макс тут же сник, словно из него, как из воздушного шарика, выпустили воздух.
– Правда, тогда как раз с вами случилась эта история… – он замялся и неуверенно добавил: – Все было как раз после того, как вы… как вы серьезно заболели.
– Да, конечно, – согласилась Роза и отвернулась.
И снова он уловил в ее глазах знакомую боль.
Черт побери, почему она ничего не рассказывает? Шесть лет – неужели их недостаточно?!
Шесть лет… Память вернула Макса к тем дням, когда Роза лежала в беспамятстве, с высокой температурой; потом наступило тянувшееся нескончаемо долго время изнурительной слабости, так что она с трудом могла вставать с кровати. Вернее, она даже не хотела вставать. Она до такой степени исхудала, что Макс начал тревожиться при виде провалившихся щек и выпирающих ключиц. Он навещал ее каждый день – во время ленча или после работы. Приносил еду, соблазняя ее фаршированными куропатками, горячим пирогом со шпинатом, хрустящим свежим хлебом от „Балдуччи" или острыми блюдами из китайского ресторана. Он забрасывал ее журналами, бестселлерами в мягких обложках и, наконец, как только она начала проявлять интерес к делам, бумажной работой из конторы. Медленно, ох как медленно, шаг за шагом Роза стала возвращаться к жизни.
Макс знал, что было причиной ее состояния. Ему было известно о Брайане. Он составил свое представление о случившемся по ее скупым словам. Но в основном свои сведения черпал из сообщений прессы: за материалом в „Ньюс" последовали публикации в „Ньюсуик", фоторазворот в „Лайф", а затем даже сюжет в телепрограмме „Тудей". Неделю или около того Брайан с Рэйчел были любимчиками всей Америки.
После той первой недели Роза больше никогда не упоминала имени Брайана. Между тем Макс видел, что она страдает. Страдание было в ее глазах. Господи, эти глаза! Они преследовали его, даже когда ее не было рядом. Один Бог знает, что творилось в ее сердце. В этом бедном сердце, над которым так надругались.
Странно, но страдания сделали ее жестче, сильнее и даже… ярче. Словно бриллиант прекрасной огранки. Как одержимая училась она, чтобы получить степень бакалавра, а потом сумела получить в Колумбийском университете диплом с отличием. Так что когда Макс и его партнеры приняли на службу молодого адвоката Розу Сантини, то это не было одолжением. Скорее можно было бы говорить об одолжении с ее стороны.
Появление официанта с чаем прервало поток его воспоминаний.
Макс почувствовал, как на душе у него полегчало. С удовольствием следил он за лицом Розы и ее широко распахнутыми глазами, когда она смотрела, как официант накрывает стол. Высокий куполообразный шеффилдский чайник; серебряное ситечко на чашке; сахарница с горкой блестящего коричневого сахара „демерара"; белый фаянсовый кувшин с кипятком и молочник с горячими сливками.
Роза в изумлении уставилась на всю эту роскошную сервировку.
– Прямо не знаю, с чего начать, – призналась она. – Может, они организуют тут курсы для начинающих? Я бы с удовольствием на них пошла.
По-детски изумленное лицо Розы напомнило Максу о маленькой обезьянке. Ему не достает дочери. Когда он собирал вещи, отправляясь в Лондон, она молча сидела на краю кровати, застланной стеганым покрывалом. Руки и ноги как спички, золотистые волосы распущены, глаза серьезно следят за ним, провожая взглядом каждую рубашку, галстук или пару носков, отправляющихся в чемодан. Таков был давно заведенный ритуал: она всегда присутствовала при его предотъездных сборах. В старые добрые времена, закончив укладываться, Макс, выпрямившись, упирал руки в бока и цедил сквозь плотно сжатые губы: „Хм-м… Что-то я вроде забыл, а?" Обезьянка при этих словах тут же прыгала в открытый чемодан и заливалась ликующим смехом: „Меня! Ты меня забыл, папочка!" Так бывало прежде. Однако на сей раз она не реагировала на его „Хм-м". Закатив глаза, дочка произнесла с бесконечным презрением в голосе: „О, папочка! Я ужеслишком взрослая для таких глупостей!"
Пятнадцать… Господи, как же быстро бежит время! Макса пугала та легкость, с которой люди, которых ты любишь, могут запросто исчезнуть из твоей жизни. Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Розой, сказал он себе. Она должна оставаться… хотя бы в качестве просто друга, если уж не возлюбленной.
Макс поднял белый фаянсовый кувшин.
– Сейчас я вам все покажу, – а про себя с горечью подумал: „Старый пердун, недоделанный Генри Хиггинс! Что, не хватает мозгов, чтобы во время отойти в сторону?" Однако продолжил как ни в чем не бывало. – Сначала наливаем молоко. Затем заварку через ситечко – вот так. Не больше чем полчашки. Чай очень крепкий. Потому-то и надо разбавить его кипятком. Ну и наконец сахар, если требуется. Поехали!
Он смотрел, как Роза осторожно делает первый глоток.
– Ничего, – произнесла она. – Но весь этот шум-гам вокруг чашки чая… неудивительно, что в войне за независимость англичане проиграли.
– Пейте и не думайте самоуспокаиваться, – заметил Макс, поглядев на часы. – Британцы пока еще не проиграли… посмотрим, какие глаза будут у Девон Кларк и напомнят ли они белые флаги капитуляции, – закончил он шуткой.
…Макс беспокойно заерзал в кожаном кресле с закрытыми подлокотниками. Двадцать минут второго, и в офисе Адамса Рэтбоуна, эсквайра, в гостинице „Грей", становилось жарко, как в сауне. Между тем до достижения соглашения было так же далеко, как и два с половиной часа назад, когда они сюда пришли. Все это начинало уже казаться нудной салонной комедией, в которой персонажи обмениваются остроумными репликами, но ничего существенного не происходит.
Даже сам офис, подумал Макс, выглядит ненатурально, словно театральная декорация, выдержанная в псевдовикторианском стиле. Обитая материей из конского волоса софа с грудой подушек и подушечек, старинный витой шнур звонка возле дверного проема, резной слоновый бивень на каминной полке… А этот стул в углу, заваленный книгами – скорее всего тоже не больше чем нарочитый атрибут обстановки в диккенсовском духе. Или горящие угли в камине – кому они нужны, когда на улице по меньшей мере двадцать градусов тепла.
Девон Кларк, звезда их салонного шоу, находилась, естественно, в самом центре сцены, восседая на круглом подлокотнике софы и болтая маленькими ножками, едва достающими до потертого персидского ковра на полу. Крошечная женщина, далеко за пятьдесят, чем-то напоминающая попугая – такой же заостренный нос клювиком, румяна на сморщенных щечках, ярко-зеленое платье и легкий голубой шарф на шее.
Напротив за массивным столом с резным орнаментом сидел ее адвокат, а вернее, пародия на адвоката: крупный лысеющий джентльмен, облаченный в жилетку с непременной золотой цепочкой и упирающийся подбородком в тугой стоячий воротничок.
Бут, чьи интересы представлял в Лондоне Макс, уполномочил его предложить бывшей жене до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, если она возьмет свой иск обратно и наконец отвяжется от него. Однако Девон Кларк, казалось, желала только одного: публично излить на голову бывшего мужа все свои эмоции. Уже несколько раз, варьируя набор проклятий из Книги Иова, она обрушивала свой гнев на Джонатана Бута, „это чудовище, исчадие ада, ввергшее бедную женщину в пучину страданий".
– …Хотите знать истинную причину, заставившую его создать свою так называемую книгу или, точнее, навозную кучу, каковой она на самом деле является? – патетически воскликнула Девон Кларк, закуривая очередную (чуть ли не сотую по счету) сигарету.
– Сомнительно, – совершенно невозмутимо отвечал Макс, – чтобы подобные рассуждения помогли нам решить то дело, ради которого мы все здесь собрались.
– Так вот, я вам скажу, – продолжала она, словно не слыша его реплики, – зачем это ему понадобилось. Из-за того, что я отказалась играть главную роль в его пьесе. Я ему прямо сказала, что думаю по поводу его произведения. Что это бред самовлюбленного драмодела. И к тому же скучнейший!
Макс прокашлялся. С него было вполне достаточно. Теперь настало время заняться так называемыми переговорами по существу, без всяких лирических отступлений.
– Мисс Кларк, – обратился он к ней, – и мой клиент, и я сам весьма сожалеем о тех неприятностях, которые принесла вам публикация книги. И Джонатан, хотите верьте, хотите нет, готов пойти на возмещение морального ущерба. Он считает, что в ваших же интересах, не говоря уже о его собственных…
– Моих интересах? – искусственно рассмеялась Девон. – Моихинтересах? Прошу извинить меня, но это просто великолепно. Можно даже сказать бесценно!Подумать только! Какая трогательная забота с его стороны. Можно, я расскажу вам, как это чудовище, этот ваш, с позволения сказать, клиент, вел себя во время нашего медового месяца? Медового,черт бы его побрал! Мы проводили его на Майорке, и я была нездорова. О, этот ужасный кишечный вирус. А где, вы спросите, был он? Со своей страдающей молодой женой? Не тут-то было. И пяти минут не просидел рядом со мной! Болезнь, заявил он мне, как трагик, в тысячный раз играющий Гамлета, его, видите ли, угнетает. Будь он проклят со своей заботой!
Макс взглянул на Розу, тихонько сидящую в углу возле камина на каком-то колченогом антикварном стуле. Как раз в этот момент она встала с притворно застенчивым видом. Интересно, подумал он, что у нее на уме?
– Простите, что прерываю вас, – начала Роза, – но не могли бы вы, мисс Кларк, проводить меня в… дамский туалет? Дело в том, что здесь, в гостинице, как в лабиринте. Не найдешь ни входа, ни выхода. А я вообще плохо ориентируюсь и поэтому боюсь, что если начну странствовать по коридорам, то потеряюсь…
Макс с трудом удержался, чтобы не расхохотаться. Это Роза-то плохо ориентируется? Да она не потерялась бы и на Гималаях во время снежной бури! Единственная женщина, которая свободно разгуливала по огромному универмагу, ни разу не спросив, как пройти в ту или иную секцию, а тут боится, что может потеряться…
„И все-таки, что же у нее на уме?" – снова подумал Макс.
Когда обе женщины вернулись, выглядели они как настоящие заговорщики. Что, черт побери, там у них произошло? Даже невозмутимый Рэтбоун казался озадаченным.
И тут, без всяких предисловий, актриса повернулась к Максу и сказала:
– Вы как будто упоминали раньше о какой-то внесудебной договоренности? Что же, не исключено, что в данном случае Джонатан пошел по правильному пути. Вся эта история стоила нам обоим стольких нервов. Это страшное испытание, и незачем его продлевать. Я тоже за такое решение…
Макс встретился глазами с Розой: она смотрела на него с видом настоящего триумфатора.
– …И вообще, – жеманно улыбнулась мисс Кларк, – у меня начинается мигрень, и я предпочла бы, чтобы вы оба закончили это дело с Артуром, – она подарила своему адвокату очередную улыбку. – Артур, дорогой мой, пожалуйста, не занудствуй и не задерживай их тут слишком долго. Уже и так поздно. Они предлагают весьма щедрую сумму – и я согласна.
Легкое дуновение шифона, ароматная струя „Шанели № 5" – и видение Девон Кларк испарилось.
Макс, впавший в состояние эйфории, с трудом верил, однако, своему неожиданному счастью. Что же все-таки случилось?
Возвращаясь в гостиницу и сидя рядом с Розой на заднем сиденье такси, он не выдержал и спросил:
– Как вам…
– Очень даже просто, – перебила она. – Как только мы остались с ней наедине, я тут же сказала, что во всем с ней согласна. Да, все мужчины – скоты. А потом добавила, что, может быть, она понапрасну теряет время, занимаясь судебным преследованием Джонатана, когда лучший способ отомстить ему у нее, можно сказать, прямо перед носом.
– И какой это способ, позвольте узнать? – спросил Макс, заранее предвкушая удовольствие.
– Она могла бы, сказала я, написать автобиографию. Когда слушаешь все эти ее истории, то становится ясно: ей же просто не терпится рассказать о своей жизни всему свету, а особенно об этом злодее Буте. Словом, я подтолкнула ее в нужном направлении, а остальное было уже делом техники.
– Нет, вы просто потрясающи! Сами-то вы понимаете? – Макс сгорал от желания расцеловать ее.
И тут как-то само собой получилось, что он действительностал целовать ее! И, превосходя самые смелые его фантазии, действительность подарила ему ответные поцелуи Розы. Он чувствовал нежные податливые губы, а ее прохладные мягкие руки обвивали его шею…
Но уже через минуту – даже, наверное, меньше – она отстранилась от него, тяжело дыша и смущенно посмеиваясь.
Фантазия уступила место трезвой реальности.
– О, Макс, – проговорила она, – я понимаю, что у вас на душе. Я тоже немного не в себе. Такой необычный день. Но давайте постараемся, чтобы он не стал чересчур необычным…
У Макса внутри что-то неприятно сжалось.
„Наверняка она думает: „Ну вот, еще один из этих женатиков – поехал в командировку и попутно ищет легких развлечений на стороне". О Господи!.."
Если бы все было так просто. Но разве он хотел этого, а не большего… гораздо большего? Не столь уж много в конце концов. Роза – вот кого он хотел. Так просто. И так недосягаемо сложно…
Чтобы можно было, протянув ночью руку, почувствовать ее рядом. Видеть ее за завтраком – не только сегодня, но и завтра. Видеть каждый Божий день.
Он представил себе Розу в ее стареньком махровом халате, волосы растрепаны после сна… вот она пьет кофе из кружки, на дубовом кухонном столе валяются крошки от тостов.
Тут ему вспомнился отец на Эджморском пляже – в мешковатых синих купальных плавках он напоминал вареную картошку. При этом он еще пялился на хорошеньких девочек, дефилировавших мимо них в своих бикини. Мать притворялась, что ревнует и колотила его пластмассовым флаконом с жидкостью для загара.
„Нет большего дурака, чем старый дурак", – дразнила она мужа в шутку, как будто сама мысль о старом Норме Гриффине в его мешковатых плавках в обществе одной из этих девиц была такой ужсмешной.
„Да, нет большего дурака, чем старый дурак. Так мама и сказала бы сейчас про него самого. Знай она, как я хочу Розу, она бы попросту рассмеялась. И была бы права", – решил Макс.
Теперь он уже не был пай-мальчиком, гордостью семейства Гриффинов, гарвардским стипендиатом, способным юристом – славой адвокатской корпорации, сумевшим стать старшим партнером в фирме за каких-то десять лет. Теперь он всего лишь Макс Гриффин, мужчина средних лет, балдеющий, как когда-то его отец, при виде красивой девочки и пялящий на нее глаза. Одним словом, старый дурак!
Чтобы спасти свою гордость, он как можно безразличнее произнес:
– Не беспокойтесь… – при этом его рука оставалась лежать у нее на плече, словно он попросту забыл об этом пустяке. – Вы, конечно, чертовски красивая молодая женщина, но вы слишком мне нравитесь, чтобы я решился испортить наши отношения.
Он увидел, какое облегчение почувствовала Роза при этих словах. Она засмеялась и, откинув голову, проговорила:
– О, Макс! До чего же я тебя люблю.
Господи Иисусе… как он мечтал услышать от нее именно это! Тысячу раз он представлял себе, как она признается ему, что любит его. Но разве такого признания он ждал? Небрежного, словно речь шла о любимом платье или каком-нибудь деликатесе.
Макс почувствовал, что ему нанесли удар под дых. Он отвернулся к окну. Мимо проплывала фешенебельная Стренд. Начинало накрапывать…
