Текст книги "Этот мир не для нежных (СИ)"

Автор книги: Евгения Райнеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

«И что-то же дурманит меня, сводит с ума, иначе, откуда эти воспоминания об огромных, падающих на снег деревьях, и о будоражащей кровь связи корней, оплетающих сердце земли?», – опять думала Оливия. И этот разговор в ней продолжался, как бесконечная гифка, дойдя до конца, возвращался к началу, и так всё по новой. Действительно, начинало казаться, что поднимается температура, и она просто бредит, всё это мерещится, потому что ситуация была дикая и нелепая.

Чтобы немного разгрузить голову, Лив решила осмотреться. Хотя бы подняться на второй этаж, хотя она почему-то жутко и боялась, и стеснялась заходить в спальню отсутствующей хозяйки дома. Словно это была потаённая комната из замка Синей Бороды.

Что Оливия ожидала увидеть тут? Может, тайное убежище привидений, которые, едва касаясь прозрачными ногами пола, мрачно слоняются в маленькой спальне из угла в угол, недовольные тем, что из-за присутствия Лив вынуждены прятаться наверху? Или толпу кровавых мрачных мёртвых лесорубов, гуртом теснящихся на небольшой, учительской кровати, стараясь не навредить сами себе огромными, проржавевшими топорами, с лезвий которых сочится густая, уже почти свернувшаяся кровь? Оливия, доверявшая только цифрам и точным расчетам, и думать не могла, что в голове у неё когда-нибудь могут воскреснуть страшилки из далёкого детства. И разыгравшаяся вдруг фантазия испугала её не меньше, чем предполагаемые ужасы. Монстры из детских снов, оказывается, не пали мёртвыми на поле боя под названием «реальная жизнь», а просто притаились, замечательно спрятались, чтобы выскочить в подходящий момент с диким криком «бу—у—э!».

Холодящее кровь любопытство сменилось разочарованием. Большая кровать тщательно, как в гостинице, застеленная светлым покрывалом с рюшами, недорогое трюмо в углу, чистенький, но бедненький плательный шкаф. На окне – нежная занавеска.

Всё ещё с придыханием Лив подошла к шкафу. Это была последняя тревога (или надежда на пусть ужасную, но всё же сказку?), что уж в его-то дебрях непременно должны быть или наряды для привидений, или, на худой конец, выход в какой-то другой мир. Да, конечно, Лив смотрела «Хроники Нарнии». В детстве. Она, секунду помешкав, решительно распахнула створки шкафа, но и там её поджидало успокоение-разочарование. Несколько летних платьев свободно болтались в небольшой коробке шкафа. И внизу притулилась пара—тройка обувных коробок, видимо с босоножками, которые явно ещё несколько месяцев не пригодятся уехавшей в зиму учительнице. Судя по всему, весь свой немногочисленный осенне-зимний гардероб она забрала с собой.

Лив закрыла шкаф. Ничего интересного, никаких белых призрачных балахонов и кровавых топоров лесорубов.

Сквозь тонкий тюль на окне она рассмотрела большую часть поселка, несколько домиков, постепенно врастающих в неумолимо подступающий лес, и в нем же теряющихся. Ещё там надолго повис дождь и стелящийся по мокрым лужам серый дым.

Вдруг что-то изменилось за окном, словно то ли приглушили дневной свет, то ли, наоборот, включили вечерний. Лив подошла ближе.

– Это просто фантастика, – прошептала она сама себе, вглядываясь сквозь тюль, оконное стекло и странный туман. Эфир вокруг дома был сгущен прозрачным облачно-рванным паром, тёмным, словно кто-то поймал облака, довольно долго елозил их по асфальту, а потом запустил обратно в небо. В этой плотной взвеси сияли маленькие серебристые искры, равномерно рассыпанные сверху донизу. Они возникали где-то наверху, там, где начинался дождь, вместе с ним опускались вниз, и, чуть помедлив, отставая от потока воды, всё-таки уходили в землю. Так же, чуть задержавшись на поверхности, серебрили мокрые опилки, которыми посёлок был буквально засыпан. Падали на жалкие остатки потемневшей и потерявший цвет травы; на сосновые иголки, которые мешались на земле с опилками, создавая тот самый особый наземный ковер, пружинящий шаг.

– Что это? – опять сама себе прошептала Лив, потому что ничего подобного она никогда не видела. Эти серебряные проблески, искры, частицы – она не знала даже, как их назвать – словно проникали в пространство из какой-то иной реальности. И что-то меняли в той. Девушка тут же подумала, что это непонятное, нездешнее меняет и её, Лив. Если это не так, то откуда приходят странные ощущения, несвойственные ей фантазии, мысли, что вот-вот она ухватит скрытый смысл непонятно чего, но очень важный...

И тут сквозь пелену дождя с серебряными искрами Лив разглядела две мутные фигуры на окраине леса. Одна из них явно была Саввой, дождевик этот был ей уже знаком, а вот, кто был вторым? Фигура была выше Саввы, массивнее, это явно был мужчина. Приехал всесильный таинственный Фарс? Или... Или это нашелся Алексеич?

Забыв обо всем, Лив молниеносно сбежала по лестнице со второго этажа, ринулась в прихожую, на ходу влетела в свою куртку, стала обувать ботинки.

Выскочив за порог она сразу промокла. Серебряные волшебные искорки исчезли, и Лив даже подумала, что, наверное, этот камерный фейерверк, расцветающий наоборот – с неба на землю, был просто некой, неизвестной ей, оптической иллюзией, под непривычным углом преломившиеся лучи света, видимые только из окна второго этажа.

Она, стараясь не брызгаться грязью, поковыляла туда, где ещё несколько минут назад беседовали, невзирая на вселенский потоп, две фигуры, укутанные с ног до головы в большие дождевики. Беседующие топтались деловито все ещё на том же самом месте, где она заметила их из окна, и все так же увлеченно о чем-то толковали.

– Это теперь часть игры, Ва.., – донеслась оборванная фраза до Лив. – Ты или Джокер, но кто-то же начал строить лабиринт для неё, а я изначально был против ...

Голос был очень похож на бормотание Алексеича. Она кинулась, радостная и мокрая к ним, но совершенно неожиданно одна из фигур, та, что была выше, заметив это жизнеутверждающее движение, вдруг попятилась в лес. Странно, спиной, не отрывая глаз от стремительно приближающейся Лив. Затем высокий дождевик развернулся и удалился в сторону чащи, убыстряя шаг. Девушка рванула вслед за ним, ей было невероятно важно знать, кто этот незнакомец. Никакого урчания мотора она не слышала, навряд ли он приехал со стороны в такой дождь. И кроме неё, Саввы и странным образом исчезнувшего Алексеича тут никого не было. Это мог быть только Алексеич. А, ещё Белая Дама... Лив хмыкнула про себя, ну, да, ещё Белая Дама.

– Чего это он? – удивленно спросила она Савву, указывая рукой на удаляющуюся черноту длинного дождевика.

– Кто? – Савва выпучил глаза, но это было уже совсем не забавно.

– Ты долго ещё идиотку из меня будешь делать? Эй, товарищ! – Лив попыталась позвать удаляющегося, но поперхнулась. Горло вчерашним криком, так не отпугнувшим привидение, она всё-таки основательно сорвала.– Ты сейчас только разговаривал. Вот здесь и сейчас. С ним.

Девушка махнула рукой в сторону спины, уже исчезающей между деревьями.

– Да не было здесь никого, тебе показалось, – быстро проговорил Савва, и, ухватив Лив за рукав, старался развернуть к себе лицом, занудел уже привычно, – ты лучше послушай. Вот вы Фарса обложите со всех сторон, он будет вынужден закрыть свое производство, начнёт жить на пенсию без проблем и тревог. У нас в Пихтовке не остается никакой надежды на возрождение. Все, кто может собраться и вместе с детьми переехать жить в другое место, – переезжают. Посёлок перестает существовать. Вот, собственно, и все. Уволенные рабочие идут на следующий день, становятся на биржу. Биржа начинает платить этим людям зарплату. Получается, что государство будет в большем убытке, чем вы с него берете штрафов за налоги. Здесь я ничего не пойму – кому от этого будет легче?

– Да иди ты! – Лив рванулась от парня, который явно старался заговорить ей зубы, и это уже совсем походило на издевательство. – Я же сказала, что говорить об этом буду только с твоим начальником!

Девушка вырвалась, и стремглав помчалась в сторону, куда метнулась темная фигура. Там, за ещё редкими у поселка деревьями, казалось, колышется оставленный след. Она сразу же вымокла до нитки, ботинки хлюпали и скользили по мокрому лесному ковру, но Лив бежала и бежала, сквозь дождь и отчаянье, пока не увидела и в самом деле далеко вперёди темный капюшон.

– Алексеич! – закричала она, что было силы, и фигура остановилась.

Лив обрадовалась, не отрывая взгляда от темного силуэта, перешла на шаг, задыхаясь, пробормотала:

– Ну, Алексеич, миленький, чего же ты меня так напугал! Зачем тебе это?

Тот стоял неподвижно, и Лив уже могла увидёть, как предполагаемый Алексеич склонил чуть набок голову в высоком блестящем капюшоне, на него падал бесконечный дождь, и защитного цвета плащ от дождя, в котором он так ловко, хоть и тяжеловато убегал почему-то от неё, был длиной до самых пят и цеплялся за расквасившуюся под дождем траву, что уцелела с лета. Фигура, которая сначала убегала, а теперь стояла, как вкопанная, словно подманивала.

В голову одновременно и, наверное, не совсем кстати пришли сразу две мысли, заставившие Лив чуть замедлить шаг. Первая мысль была о том, что откуда бы Алексеичу взять тут такой странный объемный плащ, она не видела у него в машине ничего такого, никакого толстого саквояжа или, на худой конец, тюка. Хотя, впрочем, плащ мог болтаться у него в багажнике на всякий такой случай, подумала Лив, но это её уже не успокоило, потому что тот, кто скрывался под плащом, был выше Алексеича. Это была вторая, ещё более пугающая мысль.

А Лив уже подошла настолько близко, чтобы явно понять, что тот, кто срывался под плащом, намного выше. И не в пример массивнее. Лив не могла узнать или не узнать лица незнакомца, оно было утоплено в дебрях просторного капюшона, даже глаз не было видно, и это огромное нечто без лица стояло сейчас и ждало, когда Лив приблизится к нему. Зачем?

Лив стало невероятно безнадежно и одиноко, рыдания, которые она сдерживала все сутки своего невольного заточения, вдруг прорвались в один момент, И девушка делала ещё и ещё один шаг в хлюпающих ботинках, размазывая по лицу слезы, которые тут же мешались с дождем, приближалась к незнакомцу, который, наверное, олицетворял собой для неё какой-то невероятный выход из нелепой ситуации, в которую она попала. Просто потому, что ничего более дурацкого, чем этот марафон под проливным осенним ливнем по лесу за человеком в длинном плаще, Лив и представить себе не могла. На этом переломном моменте вся эта комедия положений должна немедленно кончиться, жизнь просто обязана вернуться на привычную колею, в которой царствует холодный разум, вечные цифры и карьера в Управлении.

Незнакомец, словно почувствовав последнюю грань благоразумия, с которого соскальзывала Лив, протянул из плаща руку ей навстречу, словно успокаивая и подбадривая её. Где-то высоко, но совсем близко, над головой пронзительно закричал кречет. В этот же самый момент, когда странный незнакомец убрал руку, придерживающую капюшон, то ли неистовым криком невидимой птицы, то ли порывом ветра с его головы сбросило защиту, и на Лив дружелюбно...

Голова быка с вполне крепкими живописными рогами, вот что уставилось на Лив, чуть блестя влажными глазами на чуть вытянутой морде.

– А—а—а!!!

Откуда у неё взялись силы, чтобы так оглушительно заорать и броситься со всех ног от монстра, который вдруг обнаружился под личиной предполагаемого Алексеича? Лив неслась, не разбирая дороги, ничего не соображая, только первобытный ужас, вырвавшийся из самых темных и глубоких слоев души, колотился у неё в висках, своим клекотом заглушал голос разума, и нес её непонятно куда. Главное было – дальше, дальше, дальше. Прочь.

Она споткнулась о закрученный в несколько петель корень, наполовину вылезший из земли. Какое-то мгновение Лив показалось, что она сможет удержаться на ногах, девушка инстинктивно забалансировала, пытаясь руками выправить положение, но всё-таки упала. Руками вперёд, она по запястья вошла в липкую грязь, это спасло лицо, потому что ещё мгновение, и Лив приложилась бы всей физиономией в грязную кашу из расхлюпавшейся под дождем земли, опавших листьев и сосновых иголок.

Резкая боль пронзила её неестественно вывернутую ногу. Лив попыталась тут же вскочить, но эта боль, даже на грани ужаса, в котором она пребывала, не дала ей полностью встать на ступню. Девушка со стоном опустилась на тот же корень, что предательски подставил ей подножку. Мокрая, грязная, она, поскуливая, попыталась отвернуть снизу джинсы, чтобы посмотреть, что случилось. Ступня на глазах раздувалась, лезла из ботинка, как тесто из квашни, собиралась опухолью над ним. Это была полная катастрофа. Во всей классике жанра. Беззащитная девушка, одна, смертельно перепуганная, вся вымокшая в стремительно темнеющем лесу, не представляющая, в какой стороне посёлок, с поврежденной ногой, на которую ей даже ступить больно. А где-то рядом бродит страшный монстр.

И Лив сделала то, чего не ожидала от себя, но что должна была сделать в её ситуации любая порядочная барышня. В глазах потемнело, от солнечного сплетения во все стороны пошла тошнота, зеленая муть особенно отдавалась в распухающей на глазах щиколотке. В общем, Лив просто упала в обморок.

***

– Тише, тише, тише.... Разбудишь, – эти шипящие звуки вырывали Лив из блаженного небытия. Она попыталась опять провалиться туда, где было мягко, тепло, где не было ничего пугающего или больного, но тот уже другой, более свистящий, чем шипящий голос произнёс:

– Ты же не собираешься держать её все время в этом состоянии? Она все равно рано или поздно очнется. Лабиринт построен. Ты же знаешь, за мной не заржавеет...

– А что мне делать? Миня, ты заварил эту неразбериху, теперь думай. У меня и так дел хватает. А она ещё и под контрабандную перегонку попала. Нахваталась красок с Ириды. Какого черта я должен следить за всем? Монахиня вот-вот явится за платой. И что мне для монахини её вывернуть?

– Пожалел, да?

Воцарилась недолгая пауза. Затем свистящий вздохнул:

– Пожалел... Нельзя долго общаться с птицами. Мне-то фиолетово, ты знаешь, я против монахини много чего имею, но сколько ты птицу ещё будешь держать здесь? Скрывать, сколько сможешь? Рано или поздно, но все равно хватятся, достукаешься, что Император вернется и сам всё решит... И ты думаешь, он вот так возьмет, и все перерешает? Нет, давай, заканчивай это дело. До перелета осталось совсем немного.

– Джокера все равно нет, – упрямо произнёс шипящий голос, в котором прорезались знакомые нотки, и Лив показалось, что это говорит Савва, правда как-то странно, манера была вовсе не его.

– Нет пока Джокера, – уже торжествующе сказал он.

В голове у Лив пронеслась мысль, что она, очевидно, вчера уснула, так и не выключив телевизор. «Какие противные голоса у этих ведущих», – подумала девушка спросонья, нашаривая рукой халат, который всегда лежал на табурете у кровати. На табурет, как правило, к вечеру собиралось много мелких и не очень вещёй, которые могли бы Лив понадобиться с утра. Тот же пульт от телевизора, например. Сонная рука нащупала что-то мягкое, и Лив потянула это мягкое на себя. Раздался удивленный и не очень довольный крик, и «халат» резво отскочил в сторону. Девушка от неожиданности вскочила, одновременно широко открылись глаза, и ногу в районе стопы пронзило резкой болью. Лив заорала теперь уже в унисон с Саввой, которого она, как оказалось, крепко держала за край вывернутого полушубка. Больше в комнате никого не было.

– О, Боже, – безнадежно вырвалось у девушки, когда в тот же момент стало ясно, что она совсем не в своей любимой кровати, а все тут же, в этом ужасном доме уехавшей учительницы. В поселке лесорубов, где пропадают конторские водители, из всех представителей человечества – только нудный Савва, а вокруг в лесах ходят монстры... Монстры!!!!

– Я видела там, – закричала она этому странному и нудному одновременно человеку, тыча растопыренной ладонью в сторону окна, и тут же, вспомнив все, удивилась:

– А почему я здесь?

– У тебя был болевой шок, – пояснил Савва. – Я тебя нашел в лесу без сознания. Пришлось нести на руках, потому что ногу ты сильно ушибла.

Лив быстро откинула плед, заботливо прикрывавший её. Левая нога от щиколотки и ниже была старательно перебинтована не очень чистой тряпочкой. Помня боль, которую только что испытала, Лив не стала больше экспериментировать. Она тихонько закрыла пледом свои замызганные джинсы. Носок на здоровой ноге был также очень грязен.

– У меня нога... сломана?

– Нет! – авторитетно заявил Савва. – Ты её просто ушибла. Но сильно!

Он даже осуждающе покачал головой, словно давал понять, насколько ему не нравится ушибленная Лив нога.

– Какого лешего тебе понесло в лес? Ты, случайно, не припадочная?

Лив пришла в такого негодование от подобного предположения, что даже не могла ничего ответить. Только судорожно хватала ртом воздух.

– Ты точно не в себе! Постоянно что-то мерещится. То зрительные, то слуховые галлюцинации... Кого только не берут в налоговую службу, – Савва даже поцокал языком в знак своего отношения к подобной постановке дела. – А потом эти люди нам запрещают...

Он опять зацокал, как недоумевающая белка. Лив наконец-то взяла себя в руки.

– Я не сумасшедшая, – твёрдо заявила она. – Со мной приехал водитель. Это можно элементарно просто выяснить, если бы здесь была связь. Странная белая женщина, про которую ты говоришь, что её здесь нет и быть не может, точно приходила.

Савва хотел было ответить, но Лив не дала ему раскрыть рта, и настойчиво продолжала, с нажимом произнося каждое слово.

– И кто-то разговаривал с тобой на окраине поселка, у самого леса. И я догнала этого кого-то. Савва, у него бычья голова! Это человек с головой быка! Я нормальная, в трезвом уме, и я видела это собственными глазами. И, кстати, с кем ты сейчас разговаривал?

Лив, спохватившись, внимательно обвела глазами комнату. Конечно, здесь никого, кроме них двоих, на первый взгляд, не было. И беспросветный ливень уже не шумел за окном, и пронзительно-жёлтое осеннее солнце бросало своих неизменных зайчиков на пол и стены.

– У тебя есть телефон? – вдруг догадалась Лив. – У тебя есть телефон или рация, которые ловят сигнал?!

Савва заморгал быстро-быстро:

– Ты же сама только что сказала, что тебе показалось, что я с КЕМ—ТО разговаривал. Если говорил по телефону, с чего ты взяла, что нас было двое? Или больше? Вообще больше, чем я один?

Девушка задумалась.

– Да, голосов, действительно, было два. Так кто здесь только что был? Отвечай немедленно или я...

Савва неожиданно рассмеялся:

– Ты очень грозная! Только что ты мне сделаешь? Сама-то сейчас хоть до туалета дойти сможешь?

Лив вспомнила, что уборная находится на улице, и ей в который раз за прошедшие сутки стало невыносимо тоскливо. Каждый раз, когда ей здесь кажется, что хуже уже не будет, появляются обстоятельства ещё более печальные, чем до этого момента. Только она начинает злиться, что попала в зависимость от этого явно врущего ей парня (а, может, и того хуже – парня, который стремится выставить её сумасшедшей), как тут же оказывается в ещё большей зависимости от него. Каждое её действие работает против неё. Словно она, Лив, попала в пространственно-временной заговор, где её логика просто не работает. В пихтовских событиях никакого намека на внятную цепь событий и в помине не было. Просто какая-то нескончаемая череда издевательств.

– А ты очень смелая, Оливка, – вдруг с тихим уважением произнёс Савва. – Надо же...

Он покачал головой и звонко цокнул языком.

– Отправилась за монстром в лес. Отчаянная.

Лив со злостью посмотрела на Савву. Девушка понимала, что в большинстве случаев он совершенно не при чем. Например, кто убеждал её не выходить без особой нужды из дома в такой ливень? Бестолковая, хоть и отчаянная Лив сама погналась за монстром в лесу. И, как тут ни крути, получается, что Савва её всё-таки спас. Нашел в чаще, принес домой на руках, ногу, пусть и не совсем чистой тряпицей, а перетянул. Зафиксировал.

Но вот ощущение прямого или косвенного причастия Саввы ко всему происходящему Лив всё-таки не отпускало. Поэтому она никак не могла вызвать в себе чувство благодарности.

– Как знаешь. Не хочешь говорить по делу, не нужно, – устало пробормотала она, и отвернулась от него, стараясь двигаться так, чтобы не потревожить больную ногу. – Идите вы все... Лесом.

Вся её прежняя жизнь шла лесом. Всё, что она успела понять и принять об этой жизни. Начиная с самых первых воспоминаний. Тоскливых утренних побудок, когда мама заходила в комнату, включала ночную лампу, чтобы свет не бил резко в глаза девочки. Лив выныривала из сна в суровую реальность, мама гладила её, немножко щекотала, уговаривала. Затем терпение у мамы заканчивалось, она опаздывала на работу, голос становился все раздраженнее, нетерпение передавалось дочери, и она тоже начинала злиться. Лив не хотела выскальзывать из-под одеяла в прохладную комнату, в доме ещё оставался сгусток уходящей ночи, он был тягуч, концентрирован, затягивал в себя, и девочка боялась попасть в него и остаться там навсегда. Лучше всего было закрыть глаза и спать, спать, скрыться в беспамятстве от этой чужой, нечеловеческой тишины и туго закрученного напряжения. Лив вжималась в плюшевого, измазанного разноцветной акварелью медвежонка, который служил её верным стражем против ужасов, скрывающихся в черноте ночи, но мамин голос становился все настойчивей: «Время, Лив, у нас совсем не осталось времени», она вытягивала девочку из-под одеяла и разлучала с мягкой, заспанной игрушкой. Мама начинала уже совсем злиться, и победа всегда оставалась за ней и за временем. «Этот мир не для нежных», – говорила мама, и они шли по промозглой, и зимой, и летом промозглой и темной улице в детский сад, Лив отставала, пыталась бороться с маминым временем, тормозила его, тянула, но все заканчивалось одним и тем же.

Мама целовала её на пороге прихожей с одинаковыми кабинками, шкафчики различались только наклейками с ягодами и фруктами (у Лив опознавательным знаком была сизая, неприятная, словно размокшая слива), и убегала в уже начинающую светлеть даль. Лив оставалась в этом специфически пахнувшем помещёнии, почему-то пахло всегда с утра кисло чуть подгоревшей сметаной, и даже много-много лет спустя её начинало тошнить при малейшем запахе, напоминающим детский сад с утра. И сливы она не переносила. Даже ни разу в жизни не попробовала.

Потом Лив научилась подчиняться времени и даже стала находить в этом какое—то удовольствие – в правильности, в порядке, в неукоснительном следовании от пункта к пункту. Она задалась целью приручить стрелки циферблата, и времени, которого в детстве, не разделенном на цифры, было навалом, стало катастрофически не хватать. В этом проявился странный парадокс: чем тщательнее она следовала временному порядку, тем острее ощущала движение к старости. Все стало ясно, понятно и определенно. С одной цифры до другой Лив учится, потом с третьей до четвертой делает карьеру, с пятой до шестой думает о семье и рожает ребенка, двадцать цифр она его растит, а с деления сорок плюс начинает двигаться к вечности. Туда, где, очевидно, не будет цифр. И, может, даже не будет времени. Совсем.

Удивительное в состоянии Лив, отвернувшейся к стенке от неприятного Саввы, было то, что она здесь, как в детстве, находилась в каком-то безвременье. На улице становилось то более серо, то менее, так она всё-таки определяла, что заканчивался день и начинался другой, но это был только оттенок неба, не разделенный на отрезки, ограниченные цифрами. Другое измерение времени придавало ему иное качество.

«Я уже давно не смотрела на часы», – подумала вдруг Лив, именно в этот момент, и это тоже показалось ей очень странным. – «А ещё, впервые в жизни, кажется, ничего не жду, а просто следую за сложившимися обстоятельствами. Словно начинаю смиряться с тем, что от меня уже ничего не зависит». Она вдруг захотела поговорить об этом хоть с кем-нибудь, пусть это будет хотя бы Савва, и Лив, охнув, осторожно повернулась от стенки к внешнему миру.

Саввы в комнате не было. На его месте, строго и печально вытянувшись на краешке стула, сидела Белая Дама. Она выглядела сейчас почти, как настоящий человек, если бы временами не начинала мерцать и размазываться по краям. Как некая неустойчивая голограмма. Лив уже не удивилась, а только как-то раздосадовалась, что ли... Ей хотелось поговорить, а Дама, насколько девушке было известно, была на редкость молчаливым созданием.

– Вы опять здесь? – вздохнула Лив, не отрывая щеки от подушки, и только лениво прищурила правый глаз.

Дама с достоинством кивнула.

– И вы от меня хотите? – девушка понимала, что беседа с привидением – это полный абсурд, но что-то же нужно было делать.

Несколько раз мигнув, изображение остановилось в форме и опять кивнуло.

– И это связано с картой, которую я нашла в лесных кустах? – вспомнила Оливия.

Привидение отреагировало странным жестом, который мог означать с равным успехом и «нет», и «да». Игра в «угадайку» становилась уже занятной. Оливия приободрилась и села на кровати.

– Если вам так нужно, пожалуйста, возьмите. Она в кармане моей куртки.

Дама приняла очень печальный и безнадежный вид. Казалось, её невнятно-простынное лицо вот-вот стечет одной большой, размазанной кляксой на декольтированные плечи, и дальше, вниз – по складкам кипенного платья. Лив испугалась, что Дама останется без головы, и быстро, и виновато принялась объяснять:

– Вы хотите, чтобы я сама вам достала эту карту?

Дама излучила полное одобрение.

– Но у меня нога опухла, ступать больно...

То ли Дама в своем воздушно-нереальном облике вообще понятия не имела, что такое физическая боль, то ли ей во что бы то ни стало приспичило владеть этой чёртовой картой, но она прекратила «стекать лицом» и принялась мигать, словно лампочка, которая вот-вот перегорит.

– Ладно, ладно.., – успокаивающим жестом вытянула вперёд обе руки Лив и помахала ими перед привидением. – Итак, я должна достать из кармана карту. Да?

Привидение успокоилось, приняло приятную для взгляда форму и кивнуло.

– А потом?

Дама направила указующий перст в угол, где недалеко от печки стоял старый пузатый комод.

– Комод? – продолжила «угадайку» Оливия.

Горячо.

– Положить карту в комод?

Дама посмотрела на неё с благодарностью. Лив уже было собиралась возгордиться от своего ума и сообразительности, но вспомнила, что предстоит ещё сложный поход за картой и обратно к комоду. Просить Даму подать ей куртку явно было бесполезно.

– И чего я как сорока всё, что увижу, в карман тяну? – жалобно сказала сама себе Лив.

Она опустила здоровую ногу на пол и поежилась от холода. Носок, великодушно оставленный Саввой на её стопе, оказался не только безумно грязным, но ещё и мокрым. «Этот мир не для нежных», – прозвучал у неё в голове мамин голос. Опираясь на диван, Лив с трудом приподнялась над ним, и, стараясь не ступать на раздувшуюся конечность, поковыляла, практически подпрыгивая на одной ноге в сени. Дама смотрела на эти ужимки и прыжки с благожелательным равнодушием. Лив залезла в карман и в куче каких-то мелких вещей (она методом нащупывания определила только старую карамельку и погнутую булавку, всё время норовящую расстегнуться) нашла нужный квадратик. В тот момент, когда Лив вытащила из курточного кармана карту, привидение подобралось, сконцентрировалось, даже, можно сказать, сгустилось.

Все тем же, полным страданиями и унижениями путем, хромоножка проскакала к комоду. На всякий случай ещё раз обернулась посмотреть на Белую Даму, но выражение лица эфирной гостьи было чинно-благородным, и Лив поняла, что направление её действий с точки зрения привидения вполне правильно. Она открыла верхний ящик комода, потому что именно на него указывала её странная новая знакомая. По крайней мере, Лив так показалось. Ящик шёл тяжело, с деревянным ворчанием и практически зубовным скрежетом. Когда же девушка выдвинула его наполовину, стало ясно, что дальнейших усилий вовсе не требуется: ящик оказался почти пуст. То есть пуст совершенно, если не считать нескольких белых квадратиков, которые лежали на его дне. Скорее всего, это были несколько карт из той же невероятной колоды. Лив хотела рассмотреть то, что лежало на дне ящика поближе, но Дама вдруг страшно разволновалась, то есть в буквальном смысле слова пошла волнами, заструилась, и даже вскочила со стула, где ещё секунду назад восседала с невероятным достоинством.

Лив помахала ей рукой, успокаивая, мол, не волнуйтесь, сейчас мы это недоразумение быстро исправим, кинула карту Дамы в комод и все с тем же скрежетом ящик закрыла.

Привидение издало жуткий утробный звук, наверное, обозначающий вздох облегчения, и исчезло. Просто растворилось в пустоте. Даже дуновения дыма после себя не оставило.

Лив проковыляла к дивану, и с наслаждением растянулась на нем.

– Потом найду этой мистике разумное объяснение, – сказала она сама себе, и отвернулась к стенке, чтобы больше не видеть ни одно из безобразий, которые могут в любой момент случиться в этом доме. – Скорее всего, это какой-то дурацкий розыгрыш. С голограммами. Я видела такое в каком-то фильме. Но кому и зачем меня разыгрывать, сейчас все равно понять не смогу.

Она сразу успокоилась, и, кажется, тут же задремала. Сколько времени девушка находилась между сном и явью, сказать было сложно. Но когда открыла глаза, всё на том же месте сидел Савва. На секунду Лив показалось, что он просто превращается в Белую Даму и обратно, настолько часто они сегодня менялись местами. Она вздохнула и приподнялась на локте:

– Ну, чего тебе ещё?

– Есть хочешь? – неожиданно виновато спросил он.

– Нет, – твёрдо ответила Лив. – Я домой хочу. Немедленно.

– Ну, скажем... – задумался Савва, – я смогу попробовать тебя отвезти. Пусть даже с риском для жизни. По такой дороге и в такую погоду. Бензин-то в машине есть?

– Алексеич на какой-то станции заправился. Прямо перед тем, как мы на вашу бетонку свернули.

Савва кивнул:

– Хорошо. Дай мне ключи.

– Какие?

– От зажигания. – Он посмотрел на неё опять с напряженной тревогой.

– Откуда они у меня?

– Но машина-то закрыта. Кто её закрыл?

– Не я, это точно.

Парень обреченно вздохнул, махнув на Лив рукой:

– Ладно, что-нибудь придумаю. Главное сейчас – колёса. Для начала проверить, а вдруг они не проколоты, а просто спустили?

Лив обрадовалась, но тут же оборвала радость в себе, опять предчувствуя подвох:

– Чего это ты стал таким милым?

– Всё очень просто, – вздохнул парень. – Мне до смерти надоело с тобой возиться. Ты просто притягиваешь неудачи, и чем дальше отсюда окажешься, тем лучше будет для меня.