Текст книги "Колесница Гелиоса"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

– …и мы пошли небольшой горсткой на открытый штурм! – подхватил Эвбулид.

– Честно скажу тебе, такого я больше не видел ни в одном бою! Туловища без голов, головы без туловищ… ошпаренные горящей смолой рожи со сваренными глазами! А сверху – копья, пики, стрелы, раскаленный мелкий песок, который продирает до самых костей!.. Не хотел бы я, – передернул плечами римлянин, – чтобы такое приснилось мне, не то, что увиделось бы еще!

Он сам, не дожидаясь повара, наполнил до краев свою кружку и выпил ее единым залпом. Заново переживая ту страшную ночь, Эвбулид последовал его примеру.

– Мало кому из счастливчиков удалось увидеть вершину стены! – вздохнул он.

Квинт стукнул дном кружки по столику:

– Но мы-то с тобой увидели! И отвоевали у проклятых пунов башню! А все – Тиберий!

– Да, он первый, подавая пример, перешел по перекинутой доске над пропастью… Как было отставать от этого совсем еще юноши?

– Выпьем за него, дружище!

– За Тиберия! – охотно поднял кружку захмелевший Эвбулид.

– За Сципиона Эмилиана!

– За Сципиона!

– За…

– …тебя, Квинт! – воскликнул, перебивая гостя, Эвбулид.

– Спасибо, дружище.

– Судя по твоим дорогим одеждам – ты скоро выбьешься в сенаторы? Знал ли я, спасая на карфагенской стене простого центуриона, что дарю Риму его будущего сенатора?

– Увы! – вздохнул Квинт. – Я только всадник, хотя, поверь, это немалая и уважаемая должность по нынешним временам. После войны с Коринфом я накопил четыреста тысяч сестерциев, необходимых для того, чтобы попасть в это второе сословие Рима, и теперь вот, – приподнял он край тоги, показывая узкую пурпурную полоску на тунике. – Эта полоса, да еще право носить на пальце золотое кольцо. А в сенат мне не пробиться. Эта должность предназначена с пеленок только самым знатным – таким, как Сципион или Гракх. Отец старается провести на высшую должность сына, дядя – племянника, дед – внука, брат – брата. Что им какой-то Квинт Пропорций?

– Не какой-то, а самый благородный и храбрый квирит! – ревниво поправил Эвбулид. – И если ты мне возразишь, то я… убью тебя!

– Эх, дружище! Даже трижды благородному и храброму всаднику доступ в сенат закрыт уже потому, что мы, всадники, занимаемся ростовщичеством и ведем крупную торговлю. А это ка-те-го-ри-чес-ки запрещено отцам-сенаторам! Так что лишь какое-то чудо, величайшая заслуга перед отечеством может помочь мне пробиться в сенат и заслужить право оставить потомкам свое почетное восковое изображение…

– И это чудо произойдет! – воскликнул Эвбулид. – Я прошу об этом гору и землю!

– Да будут твои слова услышаны небесными и подземными богами!

– Я пью за твою новую тунику с широкой пурпурной полосой!

– А я за процветание твоей мельницы! Кстати, надеюсь, она уже работает?

– Еще как, Квинт! Армен говорит, что мука выходит из-под жерновов легче пуха! А все ты, Квинт. Все благодаря тебе!

– Какие могут быть счеты между старыми друзьями! – упрекнул Эвбулида гость. – Я же говорил, что эта мельница принесет тебе немалый доход. И девять оболов на мину[51]51
  18 процентов годовых.


[Закрыть] со всего, что ты получил от меня, покажутся тебе сущей безделицей!

– Как девять?! – не понял Эвбулид. – Ты шутишь Квинт?..

– Дружище!

Римлянин поднес ко рту остатки угря, шумно захрустел солью.

– Мы теперь с тобой деловые люди, – не переставая жевать, пояснил он. – К тому же старые друзья. У тебя сегодня радость – заработала мельница. А у меня – несчастье. Брат сообщил, что пираты захватили две триеры, которые везли из Александрии наш товар. Если бы не это, конечно, я назначил бы тебе шесть оболов на мину, как делают у вас в Афинах и, поверь, даже еще меньше. Но теперь не могу.

«Вот она, месть Гермеса!» – быстро трезвея, подумал Эвбулид. Он проглотил комок в горле и с трудом сказал:

– Хорошо, Квинт. Твое несчастье – это мое несчастье. Как говорим мы, эллины, только большая душа может быть глухой к чужой беде. Кому, как не нам, старым друзьям, выручать друг друга? Девять оболов, так девять… Хотя теперь мне, конечно, куда труднее будет выбраться из нищеты!

– Ну, это уже твои заботы, – нахмурился Квинт. – Мне по горло хватает и своих. Да, надеюсь, тот облезлый раб не из тех, кого ты купил сегодня?

– Что ты, Квинт! – оживился Эвбулид, вспоминая, что не сказал самого главного. – Мне удивительно повезло! На сомату привезли пятерых сильных, как Геракл, рабов! О них уже даже ходят легенды по городу!

– Надеюсь, это были сирийцы?

– Нет! Клянусь, ни за что не угадаешь!

– Фракийцы?

– Нет!

– М-мм… Геты?!

– Нет, Квинт, нет! Это были сколоты!

– Сколоты?..

– Ну да – такие светловолосые скифы с голубыми глазами! Я оказался первым на «камне продажи» и купил их всего за десять мин.

– Как? Всех?!

– Да! – торжествуя, ответил Эвбулид. – Ну, что скажешь?

Он взглянул на гостя, ожидая удивления, одобрения своей покупки. Но Квинт неожиданно для него покачал головой и скривил губы:

– Скажу, что ты дурак, Эвбулид! И я уже начинаю жалеть, что дал тебе в долг немалые деньги.

– Ну почему? – воскликнул ошеломленный Эвбулид.

– Он еще спрашивает! Ты что – никогда не имел больше одного раба?

– Нет…

– Тогда все понятно!

– Что все?!

– Ты нарушил сегодня главное правило хозяина нескольких рабов, – объяснил Квинт: – Нельзя иметь в своем доме даже двух рабов одного племени!

– Почему?!

– Потому что нельзя! Ты удивился тому, что я сплю спокойно, хотя у меня дом полон на смерть озлобленных рабов?

– Да…

– А я спросил» о чем думает этот подлый раб!

– Да…

– Думаешь я это сделал случайно? И этот раб, и все те, что остались у меня дома и на вилле, день и ночь думают об одном: как бы убить меня, причем самым страшным и мучительным образом. И, если они сговорятся, будь уверен – так оно и будет!

– Но ты сам сказал, что запрещаешь своим рабам разговаривать! – напомнил Эвбулид.

– Правильно, – согласился Квинт. – Но если эти сволочи из одного племени, они договорятся между собой жестами! И отруби им руки – глазами! Выжги глаза – все равно сговорятся на бунт или побег одним им известным способом!

– Но твои надсмотрщики…

– Надсмотрщики – те же рабы, только самые подлые и хитрые! Они первыми предадут тебя при удобном случае!

– Так почему же ты спишь спокойно?! – вскричал Эвбулид.

– А потому, – приблизил к нему лицо Квинт, – что у меня в доме и на вилле – рабы из самых разных племен, воюющих у себя на родине друг с другом, уводящих друг у друга в плен жен и детей. Рабы, которые не понимают язык и никогда не поймут друг друга! Они следят один за другим, живут как кошка с собакой, а я только поощряю это. И верь, они никогда не объединятся против меня, как это случилось в Сицилии, где мои друзья нарушили главное правило, которое сегодня нарушил и ты! Евн, а теперь, говорят – царь Антиох! – сириец, его грязная сожительница – сирийка, своих подданных, бывших рабов, он тоже называет сирийцами. В каждом сицилийском доме было по нескольку рабов из Сирии, и хозяева жестоко поплатились за это. Но скоро все это кончится – вот-вот на остров двинется консульская армия. До чего дожил Рим – консульская армия против какого-то стада беглых рабов! Я лично имею на этот счет свое мнение!

– Какое же? – уныло спросил Эвбулид.

Квинт усмехнулся.

– Еще как-то отец рассказывал нам с братом, что в одной стране, пока господа воевали, оставшиеся у них дома рабы подняли бунт. Негодяи захватили все их имущество и жен. Вернувшимся господам, как ты сам понимаешь, ничего не оставалось другого, как отстаивать право на свою собственность мечом и копьем. Но у рабов тоже было оружие, и они недурно им владели. Неизвестно, чем бы все это кончилось, говаривал отец, если бы один из господ не догадался отложить в сторону меч и взяться за плеть. Услышав знакомое щелканье, рабы побросали оружие и бросились наутек. Вот как с ними надо разговаривать!

– А мне что теперь делать? – простонал Эвбулид.

– Одного сколота оставить, а остальных продать, пока не поздно! – отрезал Квинт. – Сдать их, в крайнем случае внаем на лаврийские рудники![52]52
  Рудники, где добывалось серебро для афинских монет.


[Закрыть]

– Не могу…

– Тогда сделать все, чтобы они ни словом, ни жестом, ни даже взглядом не могли обменяться друг с другом! – подумав, сказал Квинт.

– Хорошо!

– Спать укладывать в разных местах!

– Я сделаю это!

– Залить уши воском!

– Залью, Квинт!

– Вырвать им языки и забить рты паклей!

– Это ужасно… но я сделаю и то, и другое!

– А главное, – Квинт вплотную приблизился к Эвбулиду. – Страх! Надо выявить того, кто способен организовать бунт или подбить остальных на побег и на глазах у всех избить так, чтобы всю память вышибло из его непокорной головы!

– Кажется, я знаю о ком ты говоришь… – медленно проговорил Эвбулид и закричал: – Армен!

Старый раб вошел в комнату, с опаской покосился в сторону Квинта.

– Слушаю, господин…

– Бегом на мельницу, скажи надсмотрщику, чтобы оставался там до утра! – приказал Эвбулид. – Пусть уложит сколотов спать во всех четырех углах и завяжет им рты, глаза и уши самой крепкой материей!

– Но рабов пятеро, господин… – осторожно напомнил Армен.

Квинт громко хмыкнул, всем своим видом выражая презрение к Эвбулиду за то, что тот позволяет своим рабам возражать ему.

– Не перебивай! – упрекнул Армена Эвбулид. – Пятого сколота надсмотрщик пусть привяжет за руки к петлям под потолком и бьет его…

– Истрихидой![53]53
  Истрихида – длинный сыромятный бич с вплетенными в него колючками, оставляющими в теле занозы.


[Закрыть]

– Хорошо, истрихидой, – согласился Эвбулид. – Но только предупреди, чтоб не перестарался! Этот раб самый крепкий и выносливый – он еще будет нужен на мельнице! А завтра утром я найму кузнеца, и он прикует всех пятерых к жерновам навечно!

4. Месть Гермеса

Отпустив Армена, Эвбулид осушил еще одну кружку вина и благодарно взглянул на Квинта:

– Дружище, ты снова спасаешь меня! Теперь благодаря тебе мои сколоты до самой смерти не отойдут от жерновов. Эти жернова отныне станут для каждого из них и алтарем, и обеденным столом, и женой, и надгробием. Выпьем, Квинт, и давай продолжим наше веселье! Эй, повар! – хлопнул в ладоши хозяин. – Ты не забыл о своем обещании поразить моего лучшего друга кикеоном и знаменитыми пирожками?

– Как можно, господин! – отозвался повар, внося новый столик, уставленный печеными яствами. – Прошу отведать вторую часть трапезы, которая называется у нас, в Греции, симпосионом!

Раб-египтянин проворно выбежал из угла, полил на руки пирующим воду, сменил венки и быстро очистил пол от костей и объедков.

– Сим-по-си-он, говоришь? – с трудом выговорил длинное слово Квинт и надкусил пирожок. – М-мм!

– А вот этот – соленый, господин! – зарделся, увидев довольное лицо римлянина, повар. – А это, – пододвинул он новую миску, – на меду, с козьим сыром и маслом! А вот это – кикеон!

– М-мм-ммм! М-м! А этот пирожок с чем?

– Господин никогда не догадается! В нем – заячья требуха с горным медом!

– Значит, ты можешь приготовить и такое блюдо, что гости, даже побившись об заклад, ни за что не угадают, из чего оно сделано?

– Конечно, господин!

– Это сейчас очень модно в Риме, – объяснил Эвбулиду Квинт и сказал повару: – Поедешь со мной!

– Конечно, господин! – обрадовался повар новому нанимателю. – С завтрашнего утра до самой полуночи – я в твоем распоряжении!

– Это само собой, – кивнул Квинт. – А после того, как я закончу все дела в Афинах, поедешь со мной!

– Куда, господин?..

– В Рим.

– Как в Рим?!

Радость на лице повара сменилась недоумением, недоумение – ужасом.

– Господин! – взмолился он. – Позволь мне остаться в Афинах!

– Поедешь в Рим, – повторил Квинт. – Будешь услаждать меня там такими же лакомствами! С таким поваром, Эвбулид, мне позавидует любой из сенаторов! Но горе ему, если он утащит хотя бы кусок с моего стола!

– Но, господин, у меня здесь дом, семья… Я хоть и метек, но свободный человек, я, наконец, у себя дома! – видя, что римлянин отрицательно качает головой, вскричал повар.

Квинт впервые с любопытством взглянул на него, как смотрят на диковинную обезьяну или породистую собаку. Изучив усталое лицо, блестящие от печного жара глаза, красные руки, он усмехнулся и посоветовал Эвбулиду:

– Дружище, объясни своему земляку, что в любом греческом доме – о жалких метеках я уже и не говорю – настоящие хозяева мы, римляне, а он – только гость! Не хочет ехать свободным – поедет рабом!

Повар с мольбой посмотрел на Эвбулида, но тот отвел в сторону глаза. Мысли Эвбулида путались, язык плохо повиновался ему, – Эвбулид был пьян. Но даже пей он до этого не вино, а родниковую воду, что бы он мог возразить Квинту?

Он проводил глазами повара и взял в руки новую ойнохойю:

– Отведай, Квинт, этого вина! Мы называем его «молоком Афродиты». Не правда ли оно сладкое и благ… гоухает цветами? Под такое вино хорошо вести философские беседы. Ты готов вести со мной философскую беседу? Эй, Клейса! – закричал Эвбулид. – Где павлин?

– Да! – встрепенулся начавший было клевать носом Квинт. – Где павлин?

Дверь гинекея скрипнула. В мужскую половину, важно ступая, вошел яркий павлин.

– А вот и наш павли-ин! – пьяно протянул Эвбулид. – Цыпа-цыпа-цыпа… Между прочим, стоики говорят, что павлины существуют на свете ради своего красивого хвоста. И комары, утверждают они, живут только для того, чтобы будить нас, а мыши – чтобы мы учились лучше прятать продукты. Насчет продуктов и комаров я еще могу согласиться. Действительно, для чего иначе комарам и мышам рождаться на свет? Но хвост… То есть я хотел сказать, павлин… Квинт! – Эвбулид перехватил взгляд римлянина в сторону двери, откуда во все глаза смотрели на него Гедита и Диокл с девочками. – Ты не слушаешь меня! Это же не павлин, а моя жена и дети!

– Жена? – лицо Квинта растянулось в похотливой улыбке. – Ты никогда не говорил мне, что у тебя такая красивая жена. Да и старшая дочь совсем уже невеста! Кстати, почему ты не пригласил на ужин парочку гетер или – еще лучше танцовщиц? Мы бы с ними прекрасно по-об-ща-лись!

– Эй, вы! – махнул рукой на Гедиту и детей Эвбулид. – Кш-ши! Марш в свое гинекей! И ты тоже марш-ш! – бросил он остатком пирожка в павлина. – А ты, Диокл, стой! Давай сюда! Не забыл, что я тебе наказывал перед уходом?

Диокл подошел к столику, не сводя с римлянина восторженных глаз. Золотое кольцо, богатая одежда так и притягивали его взгляд.

– Мой сын, – важно представил Диокла Эвбулид и сделал строгое лицо: – Начинай!

Диокл быстро кивнул и, как это было принято в школе, глядя на канделябр с изображением Гелиоса, торжественно стал рассказывать:

– Был у Солнца-Гелиоса от дочери морской богини, Климены, сын. Звали его Фаэтон. Надсмеялся однажды над ним его родственник, сын громовержца Зевса Эпаф.

«Не верю я, что ты сын лучезарного Гелиоса, – сказал он. – Ты – сын простого смертного!»

Фаэтон тотчас отправился к своему отцу Гелиосу. Быстро достиг он его дворца, сиявшего золотом, серебром и драгоценными камнями.

«Что привело тебя ко мне, сын мой?» – спросил бог.

«О свет всего мира! – воскликнул Фаэтон. – Дай мне доказательство того, что ты – мой отец!»

Гелиос обнял сына и сказал:

«Да, ты мой сын. А чтобы ты не сомневался более, проси у меня, что хочешь. Клянусь водами священной реки Стикса, я исполню твою просьбу.»

Едва сказал это Гелиос, как Фаэтон стал просить позволить ему проехать по небу вместо самого Гелиоса в его золотой колеснице.

«Безумный, ты просишь невозможного! – в ужасе воскликнул Гелиос. – Сами бессмертные боги не в силах устоять в моей колеснице. Подумай только: вначале дорога так крута, что мои крылатые кони едва взбираются по ней. Посредине она идет так высоко над землей, что даже мной овладевает страх, когда я смотрю на расстилающиеся подо мной моря и земли. В конце дорога так стремительно опускается к берегам Океана, что без моего опытного управления колесница стремглав полетит вниз и разобьется. Наверное, ты ожидаешь встретить в пути много прекрасного. Нет, среди опасностей, ужасов и диких зверей идет путь. Узок он, если же ты уклонишься в сторону, то ждут тебя там рога грозного тельца, там грозит тебе лук кентавра, яростный лев, чудовищные скорпионы и рак. Поверь мне, я не хочу быть причиной твоей гибели. Проси все, что хочешь, я ни в чем не откажу тебе, только не проси этого. Ведь ты просишь не награду, а страшное наказание!»

– Но ничего не хотел слушать Фаэтон, – вздохнул, увлекшись рассказом, Диокл. – Обвив руками шею Гелиоса, он просил исполнить его просьбу.

«Хорошо, я выполню ее. Не беспокойся, ведь я поклялся водами Стикса», – печально ответил Гелиос. Он повел Фаэтона туда, где стояла его колесница. Залюбовался ею Фаэтон: она была вся золотая и сверкала разноцветными каменьями. Гелиос натер лицо Фаэтону священной мазью, чтобы не опалило его пламя солнечных лучей, и возложил ему на голову сверкающий венец.

«Сын мой, – сказал он. – Помни мои последние наставления, исполни их, если сможешь. Не гони лошадей, держи как можно крепче вожжи. Не подымайся слишком высоко, чтобы не сжечь небо, но и не опускайся низко, не то ты спалишь всю землю. Все остальное я поручаю судьбе, на нее одну и надеюсь. Бери крепче вожжи… Но, может быть, ты изменишь еще свое решение? Не губи себя!..»

Резкие удары в дверь оборвали Диокла на полуслове.

– Что? – вскинулся осоловелый Квинт. – Кто?!

Он обвел сонными глазами комнату, подозвал раба-египтянина и показал пальцем на дверь:

– Гони! Скажи, что в этом доме отдыхает благородный квирит, который не желает дышать одним воздухом с афинскими бродягами!

Раб подскочил к двери, отворил ее и в испуге отпрянул.

На пороге стоял окровавленный человек. Хитон и гиматий его были изорваны.

Эвбулид с трудом узнал в вошедшем нанятого утром на сомате надсмотрщика.

– О, моя жалкая судьба! – завопил тот, валясь на пол. – Кто заплатит мне за страшные раны и побои? Кто заплатит мне за одежду?

Хмель мгновенно вылетел из головы Эвбулида.

– Что стряслось? – подбежал он к надсмотрщику. Затряс его за плечи. – Почему ты здесь? Где мои рабы?

– Будь они прокляты, твои рабы! – всхлипнул надсмотрщик. – Я видел сотни, тысячи всяких рабов, но таких… таких… Тот, кого я должен был бить истрихидой, оказался сильней самого Геракла! Он вырвал петли из крыши, проломил мне своим кулаком, как молотом, голову – о-оо, моя несчастная голова! Кто заплатит мне за…

– Молчи! – замахнулся Эвбулид. – Иначе я вообще оторву ее вместе с твоим лживым языком! Говори толком: что с мельницей? Где мои рабы?

– Мельница цела! – завыл надсмотрщик. – А рабы… рабы бежа-а-ли!..

– Как бежали? – опешил Эвбулид. – Куда?!

– К гавани, господин! Я видел, как этот… о-о, моя голова, как он показал сколотам рукой в сторону гавани и что-то крикнул на своем варварском языке! Я тоже поглядел туда – и увидел готовую к отплытию триеру!..

– Я же говорил, Эвбулид, что ты дурак! – стукнул кулаком по столу Квинт.

– О боги! Это все Гермес, его месть! – бормоча, заметался по комнате Эвбулид. – Что же теперь делать… Что? Гедита, Фила! – вдруг закричал он.

– Отец! – подскочил к нему Диокл. – Разреши мне сбегать в вертеп! Всего за несколько драхм грузчики живо изловят этих негодяев!

– Где? В море?! – дал затрещину сыну Эвбулид. – Теперь только одна надежда, что в гавани задержался еще какой-нибудь корабль, и мне удастся уговорить его триерарха за оставшиеся полторы мины догнать сколотов… Гедита, Фила, где вы там? – вновь закричал он. – Развлекайте пока нашего гостя! Я – скоро!

– Не забудь, когда вернешься, рассказать про триумф в Риме! Ты обещал… – только и успел крикнуть вдогонку отцу Диокл.

5. Погоня

– Гребите живее! Еще! Еще!! По оболу каждому! По два обола! По три!!

Эвбулид бегал между скамеек потных гребцов-рабов, разбрасывая направо и налево медные монеты. То и дело он подбегал к келевсту[54]54
  Келевст – начальник гребцов на греческих суднах.


[Закрыть] и флейтисту, прося задать самый быстрый темп гребле, какой только возможен.

Триера «Афродита» со спущенными из-за наступившего безветрия парусами медленно уходила в открытое море. Истончились и растаяли за кормой бессонные огоньки Афин с их ремесленными мастерскими, пекарнями, кузнями. Напрасно Эвбулид с надеждой поглядывал на марсовую площадку наверху мачты. Наблюдавший за морем матрос был нем, как разукрашенная резьбой деревянная голова Афродиты на акростолии.[55]55
  Акростолий – оконечность корабельного носа, украшенная головами богов, животных или рыб.


[Закрыть]

Несколько раз из каюты выходил триерарх – тот самый, с которым Эвбулид познакомился утром в лавке цирюльников-метеков.

Задержавший отплытие триеры из-за последнего, третьего званого ужина, он сразу узнал Эвбулида, внимательно выслушал и, пьяно покачиваясь, всего за одну амфору вина согласился ему помочь.

Эвбулид тут же купил в портовой таверне большую амфору, и триерарх, не мешкая, дал команду к отплытию.

Келевст с флейтистом честно отрабатывали обещанную Эвбулидом награду – по десять драхм каждому в случае поимки беглецов.

Флейта свистела пронзительно и быстро.

Бич келевста, почти не задерживаясь в воздухе, гулял по спинам прикованных к лавкам гребцов.

– Эх, ветра нет! – шумно зевнул триерарх. – На парусах мы давно бы уже догнали «Деметру»!

– Если только сколоты укрылись на «Деметре»! – заметил Эвбулид.

– Другого судна, насколько мне известно, не выходило из гавани с самого обеда!

– Но даже если это так, мы давно могли разминуться с «Деметрой»!

– Мы идем прямо за ней! – успокаивающе положил руку на плечо Эвбулида триерарх.

– Ты говоришь так, словно в море существует колея!

– Эх, Эвбулид! – засмеялся триерарх. – Если бы ты хоть раз водил корабли в Сирию, то знал, что по морю туда только один путь – такой же ровный и ясный, как тропинка на агору для какого-нибудь крестьянина!

– А если «Деметра» держит путь не в Сирию, а в Египет?! – продолжал сомневаться Эвбулид.

– В Египет с египетским стеклом и папирусом? – усмехнулся триерарх. – Идем лучше ко мне отпробуем вина из твоей амфоры!

– Пить вино? – вскричал Эвбулид. – Сейчас? Когда решается моя судьба?!

– Ну смотри… Лично я в такую погоду предпочитаю общаться с Дионисом или Морфеем. А еще лучше – с обоими вместе!

Шумно зевая, триерарх направился к себе в каюту.

С темного, задернутого неподвижными тучами, неба, посыпал дождь, сначала робко, а потом – все сильнее, сильнее. Удары бича стали звонкими.

Гребцы, выбившись из сил, не обращали больше внимания ни на келевста, ни на звуки флейты, ни на дождь. Они затянули бесконечную и унылую, как вся эта ночь, тягостную, как их жизнь песню:

Раз, два, три… Греби-греби…

Три, четыре… По морю… по морю…

Пять, шесть, семь… Греби-греби…

Восемь, девять… По морю… по морю…

И снова, так как многие не знали счета после десяти:

Раз, два, три… Греби-греби…

Три, четыре… По морю… по морю…

Прошел час. Миновал второй. Протянулся третий.

Дождь устал и затих. Сквозь тучи заблестела тонкая полоска новорожденного месяца. Слабее стал плеск за бортом при каждом погружении весел в воду.

Наконец, выдохлась и ночь. Тучи на востоке зарозовели, словно там бушевал пожар.

Только теперь Эвбулид почувствовал, как он устал и продрог. Он вспомнил о приглашении триерарха и решил, что теперь самое время согреться кружкой вина. Обвел потерянными глазами палубу с храпящими гребцами – некоторые из них уснули прямо в той позе, в которой их застало разрешение келевста сушить весла. Другие спали, прислонившись плечами друг к другу. Келевст с флейтистом, вяло переругиваясь, играли под капитанским помостом в орлянку.

– Голова! – сообщал келевст, показывая на монету, упавшую головой Меркурия кверху и равнодушно зажимая в кулак медный римский асс.

– Корабль! – зевая, склонялся над новой монетой флейтист.

– Какой же это корабль? Голова!

– Корабль! Вот его нос, вот гребцы, весла…

– Стерто все – ничего не понять… В скольких уже городах побывал этот асс? Ну ладно, бросай дальше!

– Опять корабль!

– А это уже мое – голова…

Понаблюдав безо всякого интереса за игрой, Эвбулид вздохнул и шагнул к каюте триерарха. И в то же мгновение застыл, услышав крик марсового:

– Корабль!

Роняя монеты, келевст с флейтистом вскочили и уставились на море. Разрезая звонким голосом тонкую утреннюю тишь, марсовый подтвердил то, во что уже отчаялся верить Эвбулид:

– Вижу корабль!

– Корабль?! – Сердце Эвбулида зашлось от радости. Он подбежал к мачте, поднял сияющее лицо и заторопил матроса: – Ну, говори же, где он, где? Даю тебе пять драхм! Только скажи: это «Деметра», да, «Деметра»?!

Марсового, однако, почему-то не обрадовала щедрая награда. Не отвечая, он принялся выгибать шею, вглядываясь в морскую даль.

Мачту быстро обступили сбежавшиеся на крик матросы.

– Эй ты! – не выдержал келевст. – Слышишь, о чем спрашивает тебя господин?

Матрос, перегнувшись через перила площадки, снова не ответил. Он продолжал изучать горизонт. Лицо его беспрестанно меняло выражение.

– Ну, трезубец Посейдона тебе в глотку! – загремел голос подошедшего триерарха. – Говори: быстро уходит от нас «Деметра»?

– Это не «Деметра», господин! – вдруг завопил матрос, окончательно разглядев корабль. – Это военная пентера![56]56
  Пентера – судно, на котором гребцы в отличие от трехъярусной триеры, располагаются не в три, а в пять рядов.


[Закрыть] И она не уходит, а идет прямо на нас! Пираты, господин! Это – пираты!!

– Пираты? – переспросил триерарх, туго соображая с похмелья.

Лицо его неожиданно побледнело, в глазах мелькнул ужас, он нерешительно переступил с ноги на ногу.

Но только миг длилась эта растерянность триерарха. Тот, кто смотрел в это время на море, даже не заметил ее.

Брови капитана сдвинулись к переносице, плечи напряглись, руки налились силой. Властным голосом он закричал на смерть перепуганному рулевому:

– Разворачивай триеру! Назад! Живо! Живо!! Всем по местам!!

Очнувшийся келевст подтолкнул флейтиста к капитанскому помосту, выхватил из-за пояса длинный бич и побежал между лавками гребцов, отпуская направо и налево свистящие удары.

Запищала флейта. Ее тут же заглушили ритмичные всплески воды и вскрики рабов.

Флейтист отложил бесполезную флейту и принялся задавать темп гребли ударами колотушкой в тамбурин.

Низкие тревожные звуки поплыли над морем.

Триера медленно развернулась и, набирая ход, пошла в направлении спасительных Афин.

– Лентяи! Боитесь набить мозоли на руках? – ревел келевст на испуганно втягивающих головы в плечи рабов. – Так заработаете у меня кровяные мозоли на спинах! Вот тебе за то, что держишь весло, как писец свой стиль! – воскликнул он, пробегая вперед.

Сыромятный бич с оттяжкой полоснул худощавого раба, надрывая кожу от плеча до самой поясницы. Эвбулид увидел, как кровь мелкими брызгами усеяла спину несчастного.

– Давно пора забыть, что ты поэт! – пригрозил келевст застонавшему гребцу и подскочил к следующей скамье, ударяя другого раба: – А это тебе за то, что гребешь словно метешь улицу веником!

– Еще быстрее! Еще!! – прокричал триерарх келевсту и показал рукой на побелевшее небо на востоке и белые барашки на мелких волнах: – Через полчаса-час будет шторм!

Келевст понимающе кивнул и стал подгонять гребцов пинками и ударами кулака с зажатой в нем плетью.

– Еще несколько минут – и можно будет поднимать паруса! – рассуждал сам с собой триерарх. – Тогда уже мы будем иметь преимущество перед этой набитой гребцами пентерой!

Он кинул полный отчаяния взгляд на море и снова заторопил келевста:

– А ну еще наддай им! Они же у тебя спят!

Келевст с готовностью бросился выполнять распоряжение, через полминуты его бич уже ходил по спинам гребцов во втором, среднем ряду.

Эвбулид тоже посмотрел на море и увидел заметный уже с палубы пиратский корабль. Он рос буквально на глазах.

На скамьях гребцов послышался шум.

Эвбулид с трудом оторвал глаза от моря. То, что увидел он на ближней к нему скамье второго яруса, заставило его позабыть о пентере.

Один из гребцов лежал на боку, выпустив из рук весло. Подскочивший к нему келевст, бил его, изрыгая проклятья, но раб не шевелился. Тогда келевст запрокинул его на спину и наклонился над ним.

– Один готов! – разогнувшись, сообщил он триерарху и замахал бичом на остальных: – А вы чего уставились? Работать! Работать!!

– Сам и работай! – проворчал кто-то из гребцов.

– Что? – завертел головой келевст.

– То что слышал! Работай, если не хочешь сам стать рабом! – послышалось с нижнего ряда, и Эвбулид заметил, что это выкрикнул худощавый раб с окровавленной спиной.

– Что-о?! – взревел келевст, бросаясь вниз.

– Работай-работай! – крикнули уже сверху. – Нам-то все равно, а вот ты помахай веслом!

– Только не держи его, как писец стиль!

– И не как веник!

Келевст, как затравленный зверь, кидался то в одну, то в другую сторону, но отовсюду слышались торжествующие крики и улюлюканье:

– Побегай, побегай! Недолго осталось!

– Посадят самого на цепь, как миленького!

– Отольются тебе тогда все наши муки!

– Нам все равно – что ты, что пираты!

– Может, пираты продадут еще нас в города или на пашни, где нет этих проклятых весел! – выкрикнул изуродованный келевстом раб. – Бросай их, ребята!

Один за другим гребцы стали бросать весла и, звеня цепями, вскакивать со своих мест. Келевст, отбросив ненужную больше плеть, схватился за меч и замахал им перед лицами обезумевших рабов.

Капитан с помощниками обнажив оружие, тоже побежали к скамьям.

Судно заметно теряло ход.

Небольшой отряд греческих воинов, нанятых триерархом для охраны груза, теснил гребцов на свои места длинными копьями.

Эвбулид оглянулся на море, и с ужасом увидел, что расстояние между пентерой и «Афродитой» сократилось вполовину.

– Триерарх! – крикнул он. – Они догоняют нас!

– А-аа, трезубец Посейдона всем в глотки! – проревел триерарх. – Руби их, коли, только чтоб скорей садились за весла!

И первым вонзил короткий испанский меч в грудь худощавого раба.

Гребец сдавленно вскрикнув, повалился на свою цепь, царапая ее слабеющими пальцами.

Воины с невозмутимыми лицами пронзили копьями еще несколько рабов.

Смерть товарищей и вид крови отрезвили остальных. Рабы в испуге попятились, расселись по своим местам. Весла вразнобой погрузились в воду.

– А ну, кто еще ищет смерть? – зарычал на гребцов триерарх и, давая знак флейтисту снова бить в тамбурин, яростно замахал рукой: «– И – раз! И – р-раз! И – р-р-раз!!»

Помощники триерарха и несколько воинов сбросили на палубу тела убитых, сами взялись за их весла.

«Афродита» снова стала набирать ход, но Эвбулид чувствовал, как что-то изменилось в ее прежнем ритмичном движении, когда, казалось, что она идет на одном дыхании.

Пентера без труда нагоняла обреченное судно. До нее оставалось чуть больше двух стадиев.[57]57
  Стадий – 184,97 м.


[Закрыть]

Триерарх, качая головой, взглянул на белесое небо, на мелкие, словно игрушечные волны и скомандовал оставшимся на палубе воинам:

– Выноси оружие из трюма!

– Неужели они нападут на нас? – задыхаясь спросил триерарха старый купец, нанявший «Афродиту» для перевозки дорогих товаров в Сирию.

– Нет, Писикрат, они извинятся за беспокойство и проплывут мимо! – со злостью бросил триерарх и закричал на купца, Эвбулида и всех, кто стоял на палубе без дела: – А ну быстро помогать выносить оружие!

– О боги! – всплеснул руками купец. Его острая бородка мелко затряслась. – Значит, будет бой?..