Текст книги "Колесница Гелиоса"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

– Нет… – покачал головой Эвбулид.

– А я, бывает, закрою глаза – и вижу это! – признался Аристарх. – И это придает мне силы даже здесь, где царит жестокость и несправедливость, а люди мучаются и умирают, не прожив и десятой части того, что могли бы прожить!

Он показал глазами на мертвого юношу, лежащего в центре трюма в позе, в которой его застала последняя боль. Еще раз окропил кожу Эвбулида из склянки и провел по ней кончиками пальцев:

– Больно?

– Печет…

– Это твоя болезнь просится наружу! – объяснил Аристарх, поднимаясь. – Немного посиди без движения, а потом слегка встряхни головою. И будешь слышать даже шепот на палубе!

– А ты куда?

– Работать. Надо ведь кому-то приводить в чувство твоего «убийцу»!

– Как? – опешил Эвбулид. – Ты станешь лечить сколота?!

– Я лекарь! – невозмутимо заметил Аристарх. – И я должен помогать каждому, кто нуждается в моей помощи. Или тебе повторить клятву Гиппократа?

5. Ожидание

Следуя наставлениям Аристарха, Эвбулид осторожно качнул головой. Звуки по-прежнему оставались приглушенными.

«Обманул меня этот лекарь! – расстроился он. – Не вылечил, да и вообще… Слыханное ли дело – мир без воинов и судей! Без господ и рабов! А я и уши развесил, слушая про его сто двадцать пять лет, и что я буду различать даже шепот на палу…»

Эвбулид недовольно качнул головой, и пелена с ушей спала так неожиданно, что он чуть было не вскрикнул. Звуки, один другого громче, сверху, сбоку, со всех сторон – ринулись на него.

– Эй, Пакор, сколько еще можно ждать новую амфору? – отчетливо услышал он голос Аспиона на палубе. Другой голос, от которого сразу стало не по себе, лениво огрызнулся:

– А я тут при чем?

– При том, что ты теперь у нас надсмотрщик над рабами! Сходи поторопи этого неповоротливого фракийца!

– Сам бы и сходил… – пробурчал Пакор.

– А могу! – пообещал Аспион. – Но прежде пощекочу твой пьяный язык своим кинжалом!

– Эй-эй, Аспион! – торопливо закричал пират. – Я же пошутил!

По палубе прогрохотали тяжелые шаги.

– И зачем я повез свои товары в Сирию? – вздохнул рядом купец Писикрат. – Первый раз попадаю в такое ужасное положение!..

– А я – шестой! – усмехнулся триерарх «Деметры».

– Только ты тогда сможешь понять меня здесь… Убытки! Такие убытки… Отправился бы я лучше в Италию!

– И попал бы в лапы не к этим, так к другим пиратам! – отрезал триерарх, и Эвбулид мысленно сравнил его с погибшим капитаном «Афродиты».

«Отсиделся, небось, в трюме, пока погибал твой корабль!» – неприязненно решил он.

В противоположном углу тихо переговаривались рабы и пленные гребцы. Эвбулид прислушался к ним.

– А мне все равно, где сидеть за веслами: на «Деметре» или какой-нибудь понтийской «Беллоне», – равнодушно объяснял бородатый гет. – Везде одинаково!

– Ты прав, – поддержал его худощавый пленник. – Лишь бы скорее подохнуть, чем так жить!

– Не скажите! – на ломаном греческом возразил раб-африканец. – Одно дело плавать в теплом Внутреннем море, и совсем другое, если нас продадут на Эвксинский Понт! Говорят, – понизил он голос, – иногда там бывает так холодно, что волны превращаются в белый камень!..

– Этот камень у нас называют льдом, – подтвердил Лад, терпеливо снося перевязку, которую ему делал Аристарх. – На море он бывает очень редко. А на моей родине каждой зимой им покрыты все реки, и на землю ложится белая пыль, по-нашему: снег. Если бы только меня продали на Эвксинский Понт!.. – мечтательно вздохнул он.

– Да спасут меня боги от этого! – в ужасе воскликнул африканец.

– Перестань зря отвлекать богов! – проворчал триерарх. – Северные рынки переполнены своими рабами. Охота была нашим купцам тащиться туда задаром…

Эти слова обрадовали африканца и разочаровали Лада. Сколот нахмурился и надолго замолчал, снова думая о побеге.

Тем временем по палубе вновь прогрохотали тяжелые шаги и послышался удивленный голос Аспиона:

– Пакор! Я что велел тебе принести?

– Амфору с вином.

– А ты что принес?

– Не видишь – голову!

– Чью?

– Раба! Представляешь, он пил вино из нашей амфоры! Я спустился в трюм и застал его прямо за этим занятием!

– Ай, как нехорошо!

– Вот и я так подумал! Он и пикнуть не успел, как его голова распрощалась с телом! – под одобрительные возгласы пиратов похвастал Пакор.

– Брось ее за борт, пусть похмелится морской водичкой! – посоветовал Аспион и, перекрывая дружный хохот, воскликнул: – Но, Пакор, так ты скоро разоришь нас!

– Я?!

– С тех пор, как ты стал надсмотрщиком за корабельными рабами, ни один из них не прожил больше трех дней! Еще месяц – и нам нечего будет предложить скупщику рабов!

– А что я мог поделать? – огрызнулся Пакор. – Один оказался ленивым, другой – непонятливым, а этот, сам видишь, – вором. Не пойму, и как таких негодных рабов покупают господа?

– Это уже не твоя забота! Учти – если новый раб снова покажется тебе ленивым или вором и проживет меньше недели, то ты либо заплатишь за него полную стоимость, либо сам будешь таскать амфоры! Эй, часовой! – закричал Аспион. – Давай сюда еще одного! Да смотри не трогай тех, за кого обещан выкуп! Иначе Посейдон мигом отправит нас на дно! И без того он что-то слишком размахался сегодня трезубцем…

В трюме воцарилось напряженное молчание. Все с тревогой вслушивались в ворчание часового, который бесконечно долго возился с засовом, прежде чем открыть крышку. Наконец, она пронзительно заскрипела, откинулась, и в трюм ворвалось свежее дыхание штормящего моря.

Стало совсем светло.

Часовой не спеша спустился вниз.

Низкий, коренастый, почти квадратный, он поморщился от спертого воздуха и подслеповато огляделся вокруг. Немного подумал и указал коротким пальцем на Писикрата:

– Ты!

– Я?! – в ужасе отшатнулся купец, закрываясь руками, как от удара.

– Ты, ты! – ухмыльнулся пират. – За стариков скупщики платят нам столько, что тебя не жалко отдать Пакору. Ступай за мной!

– Но я жду в-выкуп! – запинаясь, пролепетал Писикрат. – Пощади!.. Т-только ты один можешь понять меня здесь…

– Ладно, жди! – бросил часовой, брезгливым жестом разрешая обмякшему купцу оставаться на своем месте. Обвел оценивающим взглядом остальных пленников и удивленно прищурился, увидев Аристарха. Оказав помощь Ладу, лекарь снова сидел на полу, скрестив под собой ноги. На его губах играла отсутствующая улыбка.

– Что это с ним – сошел с ума? – нахмурился часовой. – Так за таких нам вообще ничего не платят! Эй, ты, – крикнул он Аристарху, – пошли со мной!

Ни одна жилка не дрогнула на лице лекаря. Он был бесконечно далек от часового и устремивших на него взгляды пленников. Одни, кому он успел помочь, смотрели на него с сочувствием, другие – обрадованно, что не их отдают в жертву Пакору.

Отрешившись от всего земного, Аристарх усилием воли погрузил себя в дремотное оцепенение, которому так долго учился у молодого египетского жреца Гермеса Трисмегиста.

Он вызвал прекрасное настроение, чтобы сосуды и вены, эти главные дороги его жизни, не сузились от отчаяния и огорчений в едва различимые тропинки. Чтобы не оборвались они задолго до намеченного им самим срока.

Ставка в его споре с самими Мойрами[72]72
  Мойры – богини судьбы.


[Закрыть] была так высока, что он не мог позволить себе пребывать в плохом настроении даже в трюме пиратского корабля.

У него никогда не было девушки, о которой он мог вспоминать в эти минуты. Он забыл, когда последний раз был в палестре, чтобы заново переживать захватывающие мгновения борьбы атлетов. Но мысли его, тем не менее, были легки и приятны. Аристарх видел себя сидящим в огромной зале Александрийской библиотеки. Служитель этого храма мудрости, ученый раб только что принес ему свиток древнейшего папируса.

Желая продлить наслаждение от встречи с новым, неведомым ему знанием, Аристарх никак не решался развернуть папирус, разрешая себе лишь вдыхать его запах, впитавший пыль и едва уловимую горечь столетий.

– Эй, ты! – теряя терпение, толкнул его часовой. – Я кому сказал пошли?

Широкая улыбка еще больше раздвинула губы Аристарха: он начал разворачивать заветный свиток, радостно отмечая, что до его «пупа»[73]73
  «Пуп» – палка с выступающими или загнутыми концами, вокруг которой наматывался готовый папирус.


[Закрыть] никак не меньше восьми метров.

– Ах, так?! – вскричал пират, хватаясь за кривой македонский меч.

– Оставь его! – вступился за Аристарха Эвбулид. – Это же лекарь!

– Этот сумасшедший? – не поверил часовой. – Какой же он лекарь, если не может исцелить даже самого себя от безумия!

– Он не сумасшедший! – возразил Эвбулид. – Он… – Тут он понял, что бесполезно рассказывать об Аристархе пирату, и быстро поправился: – За него вам тоже обещан выкуп! Или ты не боишься гнева Посейдона?

Часовой сразу потерял интерес к Аристарху. Он гневно обернулся к Эвбулиду, но узнав в нем пленника, за которого привезут целых два таланта, шагнул дальше и показал пальцем на пожилого мужчину с измученным лицом:

– Тогда ты!

– Но я… – замялся мужчина. – Мы…

– Я сказал – ты!

Мужчина громко вздохнул, поднялся. И тут же вскочила сидевшая рядом с ним девушка, которую Эвбулид не заметил раньше.

– Отец! – закричала она, хватая мужчину за руки.

Глаза часового загорелись. Он оглядел девушку с ног до головы.

– Ай, хороша! – причмокнул он языком. – Тоже выходи!

– Отец! – умоляюще вскрикнула девушка. – Лучше убей меня!

– Сначала я убью его! – мрачно пообещал мужчина, сжал кулаки и двинулся на пирата. Лицо его было искажено яростью.

Часовой ошеломленно взглянул на пленника и отпрыгнул назад. Путаясь в складках персидского халата, выхватил меч.

– Молись своим эллинским богам! – заорал он, замахиваясь на мужчину.

– Скажи, что тоже ждешь выкуп! – быстро подсказал Эвбулид. – Иначе он убьет тебя!

Мужчина бросил на него благодарный взгляд и закричал часовому:

– Опусти меч! Или вы уже берете выкуп с мертвецов?

– Как? – осклабился часовой. – За тебя тоже обещан выкуп?

– Да. И немалый… – пробормотал мужчина.

– А за нее?

– И за нее! – заслонил своим плечом дочь пленник и уверенно добавил: – Еще больший, чем за меня!

– Ай, какой богатый улов! – охотно вдел меч в ножны пират. – Что ни пленник – то выкуп! Оставайтесь! Кто тут у меня без выкупа? Ты! – ткнул он ногой гребца-африканца. – Вставай! Наверх! Живо!!

Крышка трюма с грохотом захлопнулась.

Наверху послышался звонкий щелчок бича, торопливое шлепанье босых ног по палубе и вслед за этим – скрип тяжелой однодонной амфоры, которую новый корабельный раб протащил к капитанскому помосту.

Гогоча и перебивая друг друга, пираты возобновили попойку.

– А он еще боялся попасть на Звксинский Понт!.. – вздохнул кто-то, из пленников, боясь по обычаю своего народа произносить вслух даже кличку африканца, словно речь уже шла о покойнике.

– Эх, судьба наша такая! Знать, прогневили мы богов…

– Правда… правда…

– Что теперь с нами будет?..

– Эй, лекарь! – заглушая тихий говор рабов, окликнул Писикрат Аристарха, и когда тот подошел к нему, зачастил, хватая его за руку. – Только ты один можешь понять меня здесь… Мое сердце сейчас вырвется из груди! Помоги мне! Спаси меня!

– Ничего страшного! – приложил ухо к груди купца Аристарх. – Это всего лишь от страха. Сейчас пройдет!

– Ты… отказываешься помочь мне?! Я озолочу тебя!

– Сейчас пройдет! – повторил Аристарх, вставая. – Прости, но меня ждут больные!

Эвбулид проводил глазами направившегося в угол, к гребцам, лекаря, как вдруг чья-то рука тронула его локоть.

– Спасибо… – услышал он, повернул голову и увидел пожилого пленника с выглядывающей из-за его плеча девушкой.

На Эвбулида смотрели ее огромные, широко распахнутые глаза.

– Если бы не ты, они бы сейчас уже издевались над ней…

– Что я? – с горечью усмехнулся Эвбулид. – Если бы я действительно мог вам помочь…

– Ты вовремя остановил меня! – возразил мужчина. – Чего б я добился? Часовой изрубил бы меня, а ее утащил наверх. И потом ты дал мне время, чтобы я мог теперь что-нибудь придумать, – добавил он и вздохнул: – Правда, для этого мне пришлось солгать впервые в жизни, да еще при дочери…

– Ты афинянин?

– Нет, я Дорофей из Мегары.

– Так вот, Дорофей, что ты здесь можешь придумать…

– Отец найдет выход! – сквозь слезы улыбнулась девушка.

– Конечно! – обнял ее отец и объяснил Эвбулиду: – Наверное, нам не надо было уезжать… Но на Фасосе[74]74
  Фасос – остров во Фракийском море, населенный греками.


[Закрыть] заболел мой единственный брат. Как я мог не помочь ему? Сначала мы хотели добраться туда по суше, но нас испугал путь через Македонию с римскими гарнизонами. Да и набеги диких одрисов и фракийцев на прибрежные земли тоже смущали нас. Решили, что морем будет безопаснее. А оно вон как вышло! И зачем я только взял ее с собой? – сокрушенно покачал он головой.

– Не надо так убиваться, отец! – прижалась к щеке Дорофея девушка, и они замерли так, словно прощаясь друг с другом.

– Скажи! – вдруг с надеждой спросил Дорофей. – А твой раб не может опоздать?

– Армен? – удивился Эвбулид.

– Или вообще не вернуться сюда? Подумай, что ждет его здесь! Новый хозяин, а может, даже рудники, где он не проживет и дня!

– Армен опоздает или не вернется?! Никогда!

– Тогда нам осталось всего несколько часов!.. – вздохнул Дорофей.

– Несколько часов… – эхом отозвалась его дочь, и они снова замолчали.

Эвбулид прислонился спиной к прохладным доскам трюма и, слушая, как бьются в них волны, в который раз поблагодарил богов за то, что они в свое время послали ему такого раба, как Армен.

Ну за кого бы еще он смог поручиться сейчас с такой уверенностью? Даже сама мысль, что Армен может предать, бросить его казалась ему кощунственной и невероятной.

Нет, безусловно, Армен самый лучший из всех рабов на земле, думал Эвбулид, и как жаль, что судьба так жестоко обошлась именно с ним.

Всего пять лет назад Армен был выносливым и крепким, несмотря на уже пожилой возраст, рабом. А его умение понять состояние хозяина всегда поражало Эвбулида.

Приглашая к себе гостей, он стыдился, что в его доме всего лишь один раб и, опасаясь насмешек, пускал пыль в глаза, называя Армена разными именами. Гости только и слышали:

– Перс, подай вина! Гет, замени нам венки! Сард, холодной воды сюда!

Армен каждый раз охотно принимал эту игру, всегда откликался на чужое имя.

Если подвыпивший гость принимал хитрость хозяина за чистую монету и выражал восхищение большим количеством таких прекрасных рабов, радости Эвбулида не было границ. Тогда он дарил Армену в знак признательности мелкую монетку.

Раб долго благодарил его и уносил подарок в свой заветный тайник под лежанкой. А когда наступал новый званый ужин, с еще большей готовностью откликался на Сирийца и Фрака, Тавра и Сарда…

Тот, кто не знал Армена, решил бы, что раб старается ради новой подачки. Но Эвбулид чувствовал, что Армен выполняет все его прихоти совсем не из-за денег…

И надо же было Фемистоклу пять лет назад натолкнуться на больного раба, выброшенного на улицу умирать!

Добрый, отзывчивый к любой беде Фемистокл, конечно же, подобрал его, выходил, дал новую одежду и кров. Но разве можно что-нибудь утаить в Афинах!

Хозяин раба вскоре узнал обо всем и обвинил Фемистокла в укрывательстве чужого раба и в том, что он обращался с ним, как с равным.

Дело дошло до суда, на котором Фемистокл вместо того, чтобы оправдываться, как это сделали бы другие, обвинил хозяина в бессердечном отношении к человеку. Судья заметил, что противозаконно называть раба человеком, предупредил Фемистокла, чтобы тот в дальнейшем называл его просто «телом». И тогда Фемистокл высказал все, что поверял лишь ему, когда они вдвоем спорили о рабстве.

Этим он вызвал гнев судьи и топот многочисленных зрителей, переполнивших здание суда.

– Вы слышите – он предлагает нам, свободным, жить без рабов! – кричал истец. – А кто же тогда станет чистить улицы, давить из винограда вино, пасти скот, ковать мечи?!

– Чтобы с их помощью захватывать в плен и превращать в рабов новых несчастных людей? – возразил Фемистокл, и рев голосов заглушил его остальные слова.

– Он опять называет рабов людьми!

– Боги разделили людей на рабов и свободных, и не тебе, безумец, нарушать установленный ими порядок! – кричали одни.

– Если ему не нравится у нас, в Афинах, пусть убирается и ищет страну или хотя бы город, где нет рабства! – предлагали другие.

– Только сначала пускай заплатит мне за укрывательство раба! – громче всех требовал истец.

Суд потребовал показаний от Эвбулида. Но он отказался давать их против своего друга. Тогда истец потребовал на допрос Армена, который всегда сопровождал его в гости к Фемистоклу.

И вот тут он дрогнул, чего не мог простить себе до сих пор. Зная, что по закону рабы дают показания только под пыткой, он не посмел отказать суду и жадным до кровавых зрелищ афинским зевакам. Ну что он мог поделать, если граждан, отказавшихся дать на пытку своего раба, суд, бывало, признавал соучастниками, а то и виновными в преступлениях, которых они не совершали…

Вопреки обычаю он, разумеется, не пошел на пытку своего раба. И только со слов зашедшего попрощаться Фемистокла узнал все подробности. Оказалось, что Армен, обливаясь кровью, говорил совсем не то, чего добивался истец. Ему выкручивали руки, ломали ребра, бросали на битое стекло, забрасывали кирпичами, а он твердил:

– Не видел… ни разу не слышал… клянусь, этот господин обращался с рабом, как положено…

И только когда взбешенный обвинитель забил ему рот и нос кусками мела и стал поливать этот мел уксусом, Армен, задыхаясь от ядовитого газа, сжигавшего ему легкие, выдавил нужные суду слова.

И вот итог: Фемистокл с позором был изгнан из Афин, Эвбулид получил от истца за увечья раба несколько десятков драхм, а Армен вскоре превратился в немощного раба, доживающего в муках свои дни…

– Лекаря! – оборвал ход его мыслей крик из угла. – Растолкайте лекаря! Еще один умирает…

Очнувшийся Аристарх поспешил на зов, поднял руку гребца, раненного стрелой в грудь и бережно опустил ее.

– Мойра Атропа обрезала нить его жизни! – сообщил он притихшим пленникам.

Вздохнув, Эвбулид посмотрел в сторону сколотов и похолодел. Его бывшие рабы о чем-то шептались между собой, глядя то на двух мертвецов, то на него.

«Это они обо мне! – со страхом подумал Эвбулид. – Они хотят убить меня! Эх, Аристарх, Аристарх! И зачем ты вернул силы этому чудовищу!..»

Но он ошибался. Сколотам было не до Эвбулида. Они договаривались о побеге.

– Трусливые эллины не помощники нам! – убежденно доказывал Лад. – Они ждут выкупа. И гребцы так напуганы, что сразу не пойдут за нами. Им все равно, где грести! Рабские души… Будем надеяться только на себя!

– Лепо, лепо! – кивали сколоты.

– Нам нечего терять! Нас все равно не повезут на Понт Эвксинский! – распалялся Лад. – Отберем у морских татей их кривые мечи и проверим, так ли крепки их шеи!

– Они изрубят нас прежде, чем мы доберемся до этих мечей! – шепнул один из сколотов.

– Я думал об этом, Драга! – кивнул Лад. – И вот что надумал: эти мертвые станут нашими щитами! Как только часовой прикажет вынести их наверх, мы будем самыми послушными и терпеливыми! Мы понесем эти тела! Но как только окажемся на палубе, прикроемся ими и бросимся на часового! Отберем у него меч! Отберем оружие у всех, кто придет к нему на помощь! А когда у нас будет много мечей, нам помогут гребцы! И мы захватим этот корабль!

– Лепо, Лад, лепо!

– Мы заставим главного татя отвести нас до Понта Эвксинского!

– Лепо…

– И даже дальше – вверх по Борисфену![75]75
  Борисфен – так во времена античности назывался Днепр.


[Закрыть]

– Лепо, лепо!!

– Ты готов, Драга?

– Конечно.

– А ты, Дивий?

Вместо ответа косматый, заросший почти до глаз бородой сколот согласно положил свою ладонь на руку Лада.

– Мы еще увидим лед на наших реках и снега на селах![76]76
  Село – досл. «поле, нива» (старосл.) .


[Закрыть] – мечтательно улыбнулся тот и предупредил: – А пока лежим и набираемся сил! Чую, они скоро нам понадобятся!..

Сколоты затихли. Тревожно поглядывал на них Эвбулид. Дорофей с дочерью по-прежнему сидели прижавшись друг к другу.

В трюме надолго воцарилось тягостное, нарушаемое лишь стонами и горестными вздохами, молчание. Каждый думал о своей судьбе, о том, что ждет его через день и даже через час в этом страшном, безжалостном мире.

Только наверху по-прежнему веселились пираты, да время от времени билась о борт волна – вечная, как это затянувшееся ожидание, скиталица бескрайних морей.

Конец второй части

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1. Мессана

Незадолго до рассвета ведомые Фемистоклом рабы подошли к окрестностям Мессаны. Когда они миновали заброшенные поля со следами пепелищ на месте богатых вилл, первые лучи солнца уже высветили полуразрушенные стены крепости большого портового города на самой границе между Сицилией и Италией.

– У вас есть даже тараны? – уважительно спросил Клеобул, показывая Фемистоклу на целые проемы в крепостных стенах.

– Нет! В этом нам помогли сами римляне.

– Римляне?!

– Они были так самонадеянны после победы над Карфагеном, что не укрепили стены здешних городов! – объяснил Фемистокл. – Разве они могли подумать, что соседняя провинция, которой они привыкли пользоваться с таким удобством, станет когда-нибудь театром войны?

– Поэтому вы так быстро овладели почти всей Сицилией?

– Да, и еще благодаря тому, что римское войско совершенно разложилось в этих теплых и сытых краях!

– Ты забыл, что мы победили только благодаря великой мудрости нашего славного Антиоха! – воскликнул подъехавший Серапион.

– Конечно! – одними губами усмехнулся Фемистокл. – Без его молитв и небесных знамений мы не взяли бы ни одного города с развалинами вместо стен, где против нас стояли разучившиеся держать мечи легионеры!

Серапион злорадно сверкнул глазами и прикрикнул на плетущихся позади рабов:

– А ну поторопись, иначе пропустите самое интересное!

– Штурм? – воскликнул Фрак, прибавляя шагу.

– Как бы я хотел подождать здесь, пока закончится эта бойня! – признался Клеобул, с ужасом глядя на стены крепости, усеянные фигурками обреченных мессанийцев. – И ваш сириец может еще называть это интересным?!

– Серапион имел в виду не сам штурм, а то, что у нас предшествует его началу, – усмехнулся Фемистокл. – Евн называет это – нагнать побольше страха на осажденных и придать мужества и ярости своим воинам! Он дает перед каждым штурмом настоящий спектакль! – пояснил он недоуменному Клеобулу.

– Он еще и держит актеров?!

– В этом спектакле действующие лица – сами рабы! Кстати, Евн тоже принимает в нем участие!

– Как? Сам Евн?!

– О-о! – протянул Фемистокл. – Это самый талантливый актер из всех, кого я видел когда-либо на сцене и в жизни. Никто лучше его не знает, когда надо надевать комическую маску, а когда – трагическую, ни разу не видел я его самим собой. Впрочем, скоро ты сам сможешь оценить это его непревзойденное качество. Но для этого нам нужно поспешить – Евн не любит затягивать со штурмом!

Словно в подтверждение его словам, все пространство перед осажденной крепостью начало приходить в движение. Лагерь рабов просыпался, в небо прямыми столбами поднялся дым от множества костров.

Подслушавшему разговор греков Проту было интересно увидеть в роли актера самого царя.

Он спрыгнул с повозки, догнал размашисто шагающего Фрака и, стараясь не отставать от этого сильного и мужественного человека, во все глаза смотрел на огромное скопище рабов.

Сколько же их тут было: тысяча?

Сто тысяч? Миллион?!

Казалось, рабы всего мира стеклись сюда, чтобы расплатиться со своими господами за свои муки и унижения.

Поравнявшись с лагерем рабов, Прот не переставал изумляться богатым нарядам и дорогому оружию подданных Евна-Антиоха. Проходя мимо одного из костров, он заглянул в глиняную миску воина и восторженно покачал головой, увидев в ней мясо.

Фемистокл вел их в самый центр разноязыкой, шумной массы людей.

У высокого костра из ярких тканей, в котором могла бы легко уместиться целая сотня воинов, он приказал подождать его и исчез за пологом.

Пропустившие члена Совета часовые вновь скрестили длинные копья и встали у входа с самым воинственным видом. Прот подивился огромному росту этих людей, звериным шкурам, в которые они были одеты, и свирепым лицам.

Вскоре полог шатра распахнулся, и появился Фемистокл, а следом за ним еще несколько незнакомых людей.

– Ахей! – почтительно восклицали у костров.

– Клеон!..

– Армананд!

Наконец, вышел невысокий худощавый человек с аспидно-черными глазами и остро торчащей бородой. Одет он был в пурпурную мантию. Голову его украшала царская диадема, подвязки которой спадали на плечи.

Его появление вызвало бурю восторга во всем лагере. Давя друг друга, воины бросились к шатру, но вокруг худощавого человека встали выросшие словно из-под земли охранники в звериных шкурах.

«Сам Антиох!» – понял Прот и услышал торопливый окрик Серапиона:

– Падайте ниц! Перед вами – наш обожаемый базилевс, да живет он вечно!

Два беглеца-сирийца привыкшие к подобным почестям царям у себя на родине, рухнули, как подкошенные.

Прот неловко опустился на колени, замешкался с непривычки. Евн метнул на него стремительный взгляд, и Прота словно огнем обожгло с головы до самых пяток.

Глаза царя были такими пронзительными, что он крепко зажмурился и повалился на землю, вжимаясь лбом в колючие, пахнущие дымом костров, травы.

– Клеобул, пересиль себя! – услышал он шепот Фемистокла. – Так надо…

Прот осторожно скосил глаза и увидел, как медленно опускается на землю Клеобул.

– Да живет вечно наш великий и могущественный базилевс Антиох! – закричал Серапион, и все вокруг подхватили:

– Антиох! Антиох!

– Живи вечно!

Вскоре над лагерем поднялся такой мощный рев, что Проту казалось – еще немного, и не выдержат уши. Он чувствовал себя песчинкой в этом грохочущем, как тысяча громов, мире. Больше всего на свете ему захотелось забиться в какую-нибудь щель, чтобы его не оглушила, не смяла эта масса людей, восторженно ревущая:

– Ан-ти-ох! Ан-ти-ох!!

– Жи-ви!! Жи-ви!!!

Едва шум поутих, и только в отдаленных концах лагеря продолжали бесноваться сирийцы, Евн неожиданно высоким, срывающимся голосом обратился к Фемистоклу:

– Почему ты так долго выполнял мое поручение?

– Все гавани Сицилии заброшены, – сдержанно поклонился царю Фемистокл. – Мне пришлось бы ждать еще дольше, если бы к берегу не причалил парусник с беглыми рабами.

– Значит, ты отправил согласно моему милостивому повелению добрых господ на родину? – громко, чтобы слышали все, спросил Евн.

– Да, божественный! – ответил за Фемистокла Серапион. Подбежал к Евну, опустился перед ним на колени и поцеловал край пурпурной мантии. – Бесконечно благодарные твоей царской милости сицилийцы уже находятся на полпути к Риму!

Евн с одобрением посмотрел на услужливо выгнутую спину подданного и с деланным удивлением спросил:

– Неужели даже сицилийцы признают, что я милостивый базилевс?

– Да! – торопливо воскликнул Серапион. – Конечно!

– Они сами сказали тебе об этом?

Серапион замялся.

Фемистокл с усмешкой ответил за него:

– Это было написано на их лицах, базилевс!

Евн метнул быстрый взгляд в сторону грека и добродушно прищурился:

– Вот и расскажи об этом Совету. Подумайте, – голос его неожиданно стал мягким, вкрадчивым, – не пора ли вашему базилевсу носить титул милостивого, то есть – Эвергета, раз это признают даже злейшие его враги? Ведь носят же такой титул его царственные братья – понтийский царь Митридат и сирийский Антиох! Или они более достойны этого?

– Слушаюсь, базилевс, – вновь поклонился Фемистокл. – Я сообщу это твое пожелание Сове…

Он не договорил. Вскочивший с колен Серапион, воздел над головой руки и завопил:

– Нет границ милостям нашего обожаемого Антиоха Эвергета! Да живет вечно базилевс Антиох Эвергет!!

– Эвергет! Эвергет! – тут же откликнулись восторженные голоса, и вся масса людей, потрясая оружием, снова заревела:

– Эвергет! Эвергет!

– Жи-ви!.. Жи-ви!..

– Можешь передать Совету и это пожелание народа! – улыбнулся Евн, не сводя глаз с Фемистокла и пальцем подозвал к себе Серапиона. – А тебя, мой верный Серапион, отныне я назначаю своим другом[77]77
  «Друг царя» – одна из высших должностей при дворе восточных монархов.


[Закрыть] и… комендантом Тавромения, моей столицы!

– О, мудрый, о великий! – повалился на землю, целуя ее перед ногами царя, Серапион.

– А как же Деметрий? – воскликнул опешивший Фемистокл. – Где он?!

– Увы! – вздохнул Евн, обводя печальным взглядом воинов. – Наша жизнь так недолговечна… Опасности подстерегают нас на каждом шагу!

– Что ты хочешь этим сказать? – подался вперед Фемистокл, чувствуя, как из-под его ног ускользает твердая почва.

– То, что Деметрия больше нет! – со скорбным лицом произнес царь. – Прошлой ночью, пока ты был в отлучке, проклятые мессанийцы совершили дерзкую вылазку. Они хотели убить меня… Но по ошибке приняли шатер Деметрия за мой – и изрубили его на мелкие куски. Вот так! – показал он ребром ладони, как рубят ножом мясо и погрозил кулаком в сторону крепости. – Но они жестоко поплатятся за это!

– Сама Астарта[78]78
  Астарта – богиня, культ которой почитался в Малой Азии.


[Закрыть] спасла нашего дорогого базилевса от неминуемой смерти и отвела от него мечи проклятых господ! – завопил Серапион, снова поднимая руки к небу.

«Знаю я, негодяй, что ты сделал с Деметрием!» – чуть было не закричал Фемистокл. Он с трудом подавил в себе желание кинуться на Евна, вцепиться в ненавистную бороденку. – Шут! Мясник проклятый!»

Шатер царя действительно был рядом с шатром Деметрия, но разве можно было их перепутать?

«И как мессанийцы могли пройти через семь рядов охранения?! – лихорадочно думал Фемистокл. – Нет, не мессанийцы, а ты, ты убил его! Еще ведь и пытал наверняка! Деметрий, конечно же, не сказал тебе ничего. Но где гарантия, что промолчат остальные? Надо спешить! Надо провести в Совет взамен Деметрия Клеобула!..»

Фемистокл сделал шаг к царю и показал на лежащих рабов:

– Базилевс! Взгляни на этих несчастных!

– Кто они? – приподнял бровь Евн. – Не оказавшие мне поддержки рабы из Катаны? Если это так, то можешь их сделать собственными рабами! Ведь, насколько мне известно, у тебя нет ни одного личного раба!

– Они из самого Рима, базилевс! – показал рукой в сторону Италии Фемистокл. – Даруй им свободу!

Услышав, что речь зашла о них, рабы поползли вперед. Протягивая руки к царю, показывая следы побоев и ран, они принялись умолять:

– О, великий, даруй нам свободу!

– Прими нас в свое войско!

– Вели накормить и одеть нас, базилевс!

– О, великий! – тоже воскликнул Прот, приподнял голову и, увидев на щеке царя аккуратное клеймо, снова зажмурился и упал на землю.

– Так значит, обо мне знают и в Риме! – самодовольная улыбка тронула губы Евна.

– Слух о тебе уже пронесся по всему миру! – вскричал Серапион. – Все униженные и обездоленные Ойкумены почитают тебя за бога! И я поражен твоей скромностью! Как можешь ты довольствоваться каким-то титулом Эвергета?! Божественный – вот как следует называть тебя!

Евн приветливо улыбнулся Серапиону, и Фемистокл шепнул Клеобулу:

– Можно подумать, что этот лизоблюд лишь вчера вернулся из Сирии или Пергама!

– Ну что ж, – благодушно заметил Евн. – Пожалуй, я дам этим несчастным свобо… А о чем это ты шепчешься с рабом? – вдруг подозрительно спросил он, обрывая себя на полуслове.