Текст книги "Колесница Гелиоса"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Отогнав от себя легкую, как дуновение свежего ветерка, надежду, он вдруг увидел, что полоски в двери уже белые, и, больше не сдерживая себя, ополовинил миску. Дожидаясь вечера, снова стал думать о своей потерянной семье.

Нет, не все так плохо было у них с Гедитой. Было то, что редко встречается в афинских домах, где браки заключаются, как правило, по воле родителей, – любовь и обжигающая сердце нежность.

Спустя год после свадьбы у них родился Диокл.

Купленный Эвбулидом Армен украсил дверь дома венком из оливковых ветвей – символ будущей гражданской храбрости сына своего господина, и Эвбулид с гордостью слушал, как проходившие мимо афиняне говорили: «Этот дом посетило счастье, здесь родился мальчик! Его имя[95]95
  Диокл – с древнегреч. – «Зевсов».


[Закрыть] принесет ему большое будущее!»

Спустя еще год Армен украсил дверь шерстяной повязкой, напоминавшей о женском трудолюбии. Дочку назвали Филофеей – любящей богов, по-домашнему просто Филой – любящей…

Когда же родилась еще одна дочь, в дом уже все настойчивее стучалась бедность: наследство умерших родителей и приданое Гедиты таяли как дым.

И все равно он не унывал, надеялся на лучшее и с молчаливого согласия Гедиты назвал свою младшую дочь Клейсой[96]96
  Клейса – «славная, прославляющая».


[Закрыть]…

Эвбулид не заметил как уснул.

Когда проснулся, увидел, что за дверью уже ночь. Засмеявшись от радости, он набросился на оставшуюся в миске кашу, допил настой в кувшине и, блаженно откинувшись, уснул на этот раз сытым, спокойным сном.

Сколько он спал – час, сутки, не помнил. Очнулся от осторожного поскрипывания шагов по посыпанной дробленым камнем дорожке.

Шли, без сомнения, к эргастулу. Знакомо отодвинулся засов, скрипнула, открываясь, дверь. На пороге, как и в первый раз на фоне звездного неба, возникла знакомая фигура Домиции…

– Афиней! – дрогнувшим голосом окликнула она и, увидев поднявшегося ей навстречу Эвбулида, попросила: – Давай скорей кувшин и миску, чтобы управляющий не догадался, что я была здесь. А себе возьми вот это…

Эвбулид, бормоча слова благодарности, протянул римлянке пустую посуду и принял из ее рук что-то теплое, завернутое в большие листы папоротника. Сверток защекотал ноздри запахом вареного мяса.

– Почему так тихо в усадьбе? – спросил он, шумно глотая слюну.

– Филагр отослал всех домашних рабов на поля, но сам иногда наведывается сюда вместе с липучим сыном Эвдема! – вздохнула она и посоветовала: – Ты ешь, не стесняйся!

Эвбулид отогнул лист и стал расправляться с куском мяса, судорожно глотая его и давясь.

– Листья не выбрасывай, их тоже можно есть, – заметила Домиция, не сводя глаз с изголодавшегося пленника. – Это целебный папоротник. Он придает силы. Им я когда-то подняла на ноги и твоего земляка Афинея… А ему досталось еще больше, чем тебе.

– А кто он, твой Афиней? – с набитым ртом промычал Эвбулид. – Почему ты решила, что он – это я?

– Потому что вас, Афинеев, не так уж и много. Если раб эллин, то он, как правило, Ахей или Беот. Сказали, в эргастуле сидит Афиней, проданный пиратами в рабство, вот я и подумала…

– Что?

– Ничего, – неожиданно нахмурилась Домиция. – Просто мой Афиней очень хотел вернуться из Сицилии к себе в Грецию. А море так и кишит пиратами, это я уже испытала на себе…

– Скажи, а каков он из себя? – торопливо спросил Эвбулид, видя, что девушка собирается уйти. – Все-таки я тоже из Афин, может, даже знаю его!

– Не надо меня успокаивать! – покачала головой Домиция. – Он часто рассказывал мне про ваши Афины, и я знаю, что они ничуть не меньше Рима. Разве ты можешь знать хотя бы в лицо всех их жителей?

– Но, может, он рассказывал тебе про квартал, в котором жил? – допытывался Эвбулид. – Ты вспоминай, а я буду подсказывать! У нас есть квартал Мелите…

– Нет.

– Коллит.

– Нет-нет!

– Может, Кайле?

– Кажется, он говорил, что его дом был недалеко от афинского водопровода! – вспомнила римлянка.

– Большого? – живо переспросил Эвбулид.

– Да-да! – обрадовалась Домиция. – Большого! Помню, я тогда еще смеялась – а разве в Афинах еще и маленький есть?

– Район Большого водопровода… – пробормотал Эвбулид. – Как все – таки выглядит из себя твой Афиней?

– Он лет на десять старше тебя, черная курчавая бородка, глаза большие, на щеке – клеймо… – подумав, добавила девушка.

– Борода, на десять лет… – прищурился Эвбулид, припоминая пожилого ремесленника, который отправился торговать глиняной посудой в соседнюю Аркадию, да так и не вернулся домой.

– Скажи, а он раньше не был горшечником?

– Нет! – улыбнулась Домиция. – В своих Афинах он не умел ничего, это у нас, в Сицилии, научился, пожалуй, всем ремеслам на свете!

– А отец его случайно не судья?

– Да что ты? Разве позволил бы судья, чтобы его сына с позором выгнали из родного города?

– Так твой Афиней изгнанник?!

– Ну да!

– И когда его изгнали из Афин?

– Лет пять, может, шесть назад… Он не любил говорить со мной об этом.

– За что его изгнали?

– Кажется, он укрыл чужого раба. Но почему ты спрашиваешь об этом? Ты что, действительно знал Афинея? Да?! Я же вижу! Почему ты молчишь?!

«Потому что это, по всей видимости, должен быть Фемистокл! – чуть было не сорвалось с языка Эвбулида, но он тут же остановил себя: – Нет, это невозможно – ведь десять лет разница, а Фемистокл всегда выглядел моложе своих лет! Впрочем, если он пробыл пять или даже три года в рабстве…»

– Скажи, – обратился он к Домиции, – а он не рассказывал тебе о своих друзьях в Афинах? Ведь должны же были у него остаться там знакомые или родственники!

– Только один близкий друг, – подумав, ответила девушка. – Афиней помог ему жениться на своей соседке, и я сильно ревновала его, когда он вспоминал об этом, потому что он всегда говорил о ней с такой теплотой…

– Имя! – перебивая ее, вскочил с места Эвбулид. – Как его настоящее имя?

– А разве я не сказала? Фемистокл…

– О боги!

– Так все-таки ты знал его!

– Мне ли не знать своего лучшего друга! – опускаясь на пол, засмеялся Эвбулид и, поражаясь такому странному стечению обстоятельств, покачал головой: – Скажу тебе больше: перед тобою никто иной, как тот самый его друг, о котором ты только что говорила!

– О, Минерва! Так ты – Эвталит?!

– Эвбулид, – поправил, смеясь, грек.

– Прости, но у вас, греков, такие трудные имена!

– Конечно, – горько усмехнулся Эвбулид. – Афиней куда проще!

– И тебя тоже изгнали из Афин?

– Нет, я сам…

Эвбулид снова набросился на мясо с сочными листьями папоротника. Давясь, стал рассказывать, как он уважал и любил Фемистокла, как часто вспоминал о нем в последнее время.

– Подожди меня, я сейчас! – в конце концов, не выдержала Домиция и, всхлипывая, выбежала из эргастула.

Пошатываясь от слабости, Эвбулид прошел за ней следом, вышел в незакрытый дверной проем, всей грудью вдохнул свежий воздух сада и прислонился спиной к деревянным доскам своей тюрьмы.

Так он стоял, глядя на высокие звезды, от которых теперь его не отделяло ничто, кроме колышащихся ветвей деревьев, пока снова не послышались торопливые шаги Домиции.

– Ты с ума сошел! – ужаснулась римлянка, видя пленника на свободе. – Вдруг тебя кто-нибудь увидит!

– А тебя? – слабо улыбнулся ей в ответ Эвбулид.

Домиция помогла ему войти в эргастул и принялась деловито складывать на пол принесенные миски.

– Вот сыр, мед, мясо с лепешкой, настой из трав, – перечислила она и приказала: – Рассказывай еще!

– Хорошо! – улыбнулся Эвбулид. – Но сначала скажи, который сегодня день?

– Майские иды[97]97
  15 мая.


[Закрыть], – ответила Домиция. – По-вашему: первый день Таргелиона.

И на следующую ночь, и в течение еще нескольких ночей, заменяя пустые миски на новые, наполненные мясом, фруктами, рыбой, овощами, приходила в эргастул Домиция.

Эвбулид заметно окреп, повеселел, мысли о скорой смерти оставили его.

Смеясь, он рассказывал Домиции о проделках эфебов, зачинщиком которых частенько оказывался неистощимый на веселые выдумки Фемистокл.

Римлянка слушала, как юноши проигрывали в кости последний хитон, отправляясь домой в одежде Амура, как заставляли почтенных афинян изображать из себя петухов, добиваясь, чтобы они кукарекали и махали руками, словно крыльями. Ужасалась. Потом сама рассказывала, как тяжело жилось другу Эвбулида в Сицилии.

Эвбулид вздыхал, жалел Фемистокла и, как только мог, успокаивал Домицию.

На одиннадцатый день шаги послышались задолго до заката. Эвбулид обрадованно рванулся к двери, но тут же остановился.

Судя по звукам, шли два человека. И делали они это, совершенно не таясь.

– Еще не завонял! – сказал грубый мужской голос, и другой, хриплый, равнодушно заметил:

– Тем лучше. Все приятнее будет тащить его. Открывай!

Дверь пронзительно заскрипела, и Эвбулид зажмурился от ударившего в глаза яркого света.

– Смотри! Живой… – раздался с порога удивленный голос.

– Что же теперь нам делать?

– Может, крюком по голове? А то что скажем Филагру?

– Что теперь он может посылать на работы еще одного раба! – усмехнулся Эвбулид, подслеповато глядя на двух малоазийцев – могильщиков с длинными крючьями в руках, которыми они обычно оттаскивали тела умерших рабов на свалку за имением.

– Смотри – он еще и разговаривает! – воскликнул долговязый раб с тупым лицом.

– И улыбается… – подтвердил его коренастый напарник.

– Но человек не может жить целый месяц без воды!

– И без пищи!..

– Не иначе, как тут замешаны злые боги! – попятился долговязый.

– Скорее к Филагру. Пусть сам с ним разбирается…

Дверь эргастула захлопнулась.

– Эй, вы, куда?! – бросаясь к ней, закричал Эвбулид. – Вы что, жалкие трусы, собираетесь предать своего товарища по несчастью?!

– Он еще и ругается! – донесся в ответ испуганный голос, и другой, срывающийся, заторопил: – Бежим…

Понимая, что Филагр, в отличие от забитых малоазийцев, сразу догадается, что пленник жив не благодаря добрым или злым духам, Эвбулид весь остаток дня не находил себе места. Насколько раньше ожидал он прихода Домиции, настолько слезно молил теперь богов предупредить ее об опасности и помешать ей прийти сегодня.

Но римлянка по своему обыкновению появилась на дорожке сразу же после заката. Услышав ее легкие шаги, приближающиеся к эргастулу, Эвбулид прижался губами к тонким щелям в двери и зашептал:

– Домиция! Уходи… не подходи, Домиция!

Но, должно быть, Домиция не услышала Эвбулида, она как ни в чем не бывало приближалась к двери. И тогда он, забыв про осторожность, громко крикнул:

– Домиция! Уходи!

Шаги смолкли. Эвбулид прислушался к тишине за дверью.

«Поняла!», – с облегчением подумал он и в ту же секунду услышал оглушительно громкий в чуткий ночной час голос Филагра:

– А ну, стой!

Дверь распахнулась. Эвбулид увидел управляющего в окружении трех дюжих надсмотрщиков и жавшихся друг к другу малоазийцев.

Надсмотрщики запалили факелы и осветили стройную фигурку римлянки. В руках Домиции были миски и кувшин.

– Значит, Домиция! – с удовлетворением заметил Филагр. – Я так и думал.

– Не тронь ее! – закричал Эвбулид, бросаясь к выходу, но дверь захлопнулась перед его лицом. – Она не виновата! – принялся колотить он толстые доски. – Слышишь, ты! Это я, я просил, умолял сжалиться надо мной… Она не хотела!

– Ты пойдешь у меня завтра на поле, коли уж выжил здесь! – усмехнулся Филагр. – И клянусь богами, я буду очень удивлен, если ты протянешь там хотя бы десятую часть того времени, что провел в эргастуле! А ты, – услышал Эвбулид, – скажи спасибо, что за этим делом застал тебя я, а не наш господин Эвдем. И вообще, твое счастье, что он выделяет тебя из остальных рабынь! И не пойму, что он в тебе нашел?..

За дверью послышались тяжелые шаги Филагра и звонкий шлепок, похожий на пощечину.

– Что-о? – взревел управляющий. – Ты ударила меня? Меня?!

– Не будешь в другой раз распускать руки! – бросила в ответ римлянка.

– Да я тебя за это… я, – задохнулся управляющий и крикнул надсмотрщикам: – А ну, хватайте эту недотрогу, делайте с ней все, что хотите!

– Только попробуйте! – голос римлянки зазвенел, как туго натянутая тетива. – Тот, кто дотронется до меня, испытает на себе весь гнев Эвдема!

– Да мужчины вы или нет?! – продолжал бесноваться управляющий. – А-а-а, трусы! Тогда я сам…

– Остановись, Филагр! – послышался голос одного из надсмотрщиков. – Ты слишком много выпил сегодня…

– Не больше, чем вчера! – огрызнулся Филагр. – А ну, пусти!

– Пожалуйста, – усмехнулся надсмотрщик. – Но, смотри, как бы сегодняшний кувшин вина не оказался для тебя последним.

– С Эвдемом шутки плохи… – глухо подтвердил кто-то. – Или тебе с Публием мало других рабынь?

– Ладно… – остывая, прохрипел Филагр. – В конце концов, моя жизнь мне дороже, мне еще до выкупа далеко… Пусть уходит! Но пусть знает, что коридоры и дорожки в имении нашего господина – узкие и мы с ней встретимся!

6. Встреча

Наутро в эргастул вошли уже знакомые Эвбулиду могильщики. На этот раз кроме крючьев в руках у них были остро заточенные серпы. Из-за их спин выглядывало удивительно знакомое лицо: редкие всклокоченные волосы и потухший взгляд.

– Сосистрат! – вскричал Эвбулид, бросаясь к бывшему пленнику «Горгоны».

– Сосий… – уныло вздохнул раб, выволакивая на середину эргастула кандалы с цепями и свой немудреный кузнецкий инструмент. Несколькими ударами он скрепил оковы на ногах Эвбулида, проверил, не мешает ли цепь махать воображаемым серпом, и, разогнувшись, хлопнул по плечу грека:

– Ну, иди! Удачи тебе…

По густо заросшей тропинке малоазийцы, также звеня оковами, провели Эвбулида через лес, ручей, из которого он когда-то черпал воду для бездонного пифоса, миновали зазеленевший пруд, откуда он носил полные кувшины для рабов, и, наконец, вышли на поля.

Насколько хватало взгляда у опьяневшего от простора и свежего воздуха грека, все пространство было усеяно густыми волнами спелого хлеба.

Всюду копошились загорелые люди в набедренных повязках. Коренастый раб подтолкнул Эвбулида в спину и приказал:

– Иди к той высокой скирде, найди старшего и передай ему, что господин управляющий велел поставить тебя на жатву.

Малоазийцы, переговариваясь вполголоса, привычно побрели к своему участку на поле.

Эвбулид направился к указанной скирде, но, не дойдя до нее и полсотни шагов, неожиданно услышал радостный крик:

– Эвбулид!

Успевший уже отвыкнуть от своего имени грек недоуменно завертел головой, не ослышался ли.

– Эвбулид! Живой!!! – со стороны скирды к нему ковылял высокий, плечистый раб.

– Лад? – не поверил своим глазам Эвбулид. Разглядев в приближающемся человеке сколота, он, путаясь в оковах, бросился к нему навстречу: – Лад!..

– Живой!..

Подбежав, сколот обнял Эвбулида, отстранился от него, словно застеснявшись этого порыва. Но, убедившись, что перед ним целый и невредимый грек, снова прижал его к своей груди. Зазвенел оковами.

– Эвбулид! А мне говорили, что ты умер от голода! Что тебя уже отволокли на свалку… Выходит, – радостно блеснул он глазами, – та рабыня, которую я принял за госпожу, успела помочь тебе?

– О, Лад! Это Домиция спасла меня от смерти! Если бы не она… – только и смог выговорить Эвбулид, впервые называя своего раба по имени и радуясь от мысли, что снова рядом с ним этот могучий, такой надежный человек.

– Значит, ее зовут Домиция? – с несвойственной ему мягкостью произнес Лад и, обняв грека за плечи, повел к высокому дереву.

– Постой! – сделал попытку высвободиться Эвбулид. – Я должен сначала доложить о своем приходе старшему по этому полю…

– Быстро же тебя приучили к порядку! – покачал головой сколот и, продолжая вести Эвбулида к спасительной тени, невозмутимо продолжил: – Дней десять назад надсмотрщик повел меня за серпами к Сосию на кузницу и по дороге сказал, что ты попал в эргастул и тебе там совсем худо. Ну все, думаю, пропал ты! Когда мы шли через сад назад, он убежал за чем-то в дом. Стою, жду его и вдруг вижу – идет по дорожке девушка. В жизни не видел такой красивой. Если бы не хитон – подумал бы, что это сама госпожа! Я и спросил, не знает ли она, что стало с человеком, который сидит в эргастуле. Сказал, что там находится мой друг, господин из Афин. «Афиней?» – закричала вдруг она, и, поверишь, как только услышала про тебя, так взволновалась, принялась расспрашивать, каков ты из себя, давно ли в рабстве, не был ли раньше в Сицилии. Я сказал, что свободные греки больны бывать где угодно и в Сицилии тоже. Сказал, что тебя продали сюда пираты, но тут появился надсмотрщик… Так, значит, ее зовут Домиция…

Эвбулид удивленно покосился на Лада. Тот перехватил его взгляд, смущенно кашлянул и, усадив грека в разлапистую тень дерева, с напускной строгостью приказал:

– Ну, давай докладывай о своем прибытии!

– Кому? – не понял Эвбулид.

– Мне – старшему рабу на этом поле. Помощнику самого надсмотрщика! – Лад шутливо распрямил плечи. – Или, по-твоему, я не гожусь для такой должности?

– Лад? Ты начальник здесь? – не поверил Эвбулид, счастливо глядя на сколота.

– А ты думал, я здесь зря время теряю? – усмехнулся сколот.

– Честно говоря, я думал, что ты давно уже сбежал!

– И правильно думал! – кивнул Лад. – Если бы не эти проклятые пято, что сделал Сосий, – показал он глазами на оковы. – Если бы не ты в твоем эргастуле… – покосился он на Эвбулида, – то я был бы уже на полпути к дому!

– Или еще дальше от него, – вздохнул Эвбулид. – Твоя родина слишком далека, чтоб до нее можно было добраться.

Лад бросил на него быстрый взгляд и, убедившись, что в словах грека нет и тени на давнюю иронию, развел руками:

– Я избил камнем все ноги и руки, но на этих пято не осталось даже зазубрины. Проклятый Сосий свое дело знает. Тогда я стал корчить из себя самого покорного и старательного раба, надеясь, что Филагр когда-нибудь меня сделает надсмотрщиком, а заодно и снимет пято! Клянусь, это получилось у меня неплохо. Он всегда ставил меня в пример остальным рабам. А после того, как я стреножил взбесившегося от жары быка, сделал старшим.

– Так, значит, ты скоро станешь надсмотрщиком – и мы сбежим? – обрадовался Эвбулид.

– Кто знает? – пожал плечами Лад. – Должностей надсмотрщиков на всех полях всего лишь две, а эти мерзавцы мрут куда реже, чем мы… Вот если бы ты, – он испытующе взглянул на грека, – пошел в подручные к Сосию и научился сбивать оковы, своровал кое-какой инструмент…

– Я? Сбивать? – удивился Эвбулид. Лад посмотрел на его обескураженное лицо и, махнув рукой, медленно встал.

– Ну что, отдохнул немного? – спросил он. – Тогда пошли.

У высокой скирды сколот вручил Эвбулиду серп и громко, чтобы слышал проходящий мимо надсмотрщик, предупредил грека:

– Срезай стебли вот здесь, наверху, у самого колоса, чтобы потом не утомлялись молотильщики и веяльщики!

Увидев, что надсмотрщик отошел в сторону, где засвистела его плеть, он подмигнул Эвбулиду:

– Вот так-то, брат, потерпи уж, иначе и тебе не сносить его плетей.

– Я постараюсь, – кивнул Эвбулид, обливаясь потом под палящими лучами солнца. – Только не понимаю, зачем так высоко срезать – ведь почти вся солома будет потеряна…

– Филагру главное хлеб, побольше да побыстрее! – мрачно ответил сколот и, взглянув на Эвбулида, подбадривающе улыбнулся. – Отец бы меня за такую работу дома высек!

Эвбулид взял в неумелые руки колос и взмахнул серпом.

– Осторожней! – предостерегающе воскликнул Лад. Но Эвбулид, не рассчитав своих действий, уже поранил руку.

– Ты что, – проворчал сколот, прикладывая к порезу лист подорожника, – никогда в жизни серпа в руках не держал?

– Нет… – честно признался Эвбулид.

– А мотыгу?

– Тоже…

– И что же мне с тобой делать? – задумался Лад и махнул рукой: – Ладно! Ты вот что – делай только вид, что работаешь, а в остальном положись на меня.

– Но, Лад, тебе и так несладко!..

– Ничего, Эвбулид! – подбадривающе заметил сколот. – У меня еще хватит сил, чтобы сбежать и прихватить с собой тебя и… Домицию!

– Домицию? – недоуменно переспросил Эвбулид.

Эвбулид хотел было уже рассказать Ладу о Фемистокле, но промолчал, увидев, как вновь помягчело лицо сколота при упоминании о девушке.

Орудуя серпом, он выбился из сил уже через полчаса.

– Как же вы тут работаете? – смахивая пот, простонал он.

– Так и работаем! – сгребая сразу пучок колосьев и ловко отхватывая их серпом, ответил Лад. – Люди мрут как мухи, Филагр звереет.

– То-то в доме почти не осталось рабов… – пробормотал Эвбулид.

– Да, – подтвердил сколот. – Сначала он присылал к нам привратников, садовников, но, когда они слегли, стал гнать сюда даже поваров!

– Что же, старик-привратник…

– Умер!

– Пуховая подушка ему в дорогу! – невольно вырвалось у Эвбулида. – А повар Сард? Его тоже сюда прислали? – живо поинтересовался он.

– Да, – отозвался Лад. – Он уже отмучился.

– Как? И он умер?! – вскричал грек.

– Его нашли в канаве с перерезанными серпом венами, – припоминая, ответил сколот.

– Вот как?.. А был уверен, что проживет больше меня. – Эвбулид вдруг вспомнил незадачливого Сарда, как делился он с ним в эргастуле своими жалкими крохами – бывший судья крупнейшего города Сардинии. – А Сир? Что-то я не вижу, чтобы он носил сюда воду! Он-то как?

– Воду теперь носит другой сириец, – отрезал Лад. – А прежнего забили у столба до смерти.

– За что?!

– Говорят, он какую-то ключницу утопил в пифосе! И охота ему было связываться с бабой!

– Эта баба повреднее сотни мужиков будет! – возразил Эвбулид, с жалостью думая о Сире и со злорадством о ключнице. – Через нее и все мои беды!

– Били? – на миг оторвался от работы Лад.

– И били, и мышью живой пытались накормить, и вообще! – махнул рукой Эвбулид.

– Да, досталось тебе, как я погляжу! – сочувственно проговорил сколот.

– Да уж было…

Как Эвбулид доработал до захода солнца, как Лад перенес его в небольшой сарайчик, где, вяло переговариваясь, готовились ко сну рабы, он не помнил. Очнулся оттого, что на лицо струйкой поливали воду.

Он принялся жадно ловить ее пересохшими губами, открыл глаза и увидел над собой сколота, державшего в руках самодельный ковшик, сделанный из большого листа лопуха.

– Прости, Эвбулид, – улыбался он, – чаша не мегарская, и даже не простая глиняная, зато цены ей нет на этом поле.

При упоминании о мегарской чаше Эвбулид мигом вспомнил купца из Пергама. Порывисто сел.

– Слушай, не надо нам твоей кузницы и того, чтобы мы дожидались, пока тебя сделают надсмотрщиком!

– У тебя что, есть иной план? – заинтересовался Лад.

– В Пергаме у меня есть знакомый! – заторопился Эвбулид. – Я уверен, он или выкупит нас, или, в крайнем случае, устроит в царские мастерские, откуда отпускают на свободу!

– Через десять лет? – усмехнулся Лад. – Мне это не подходит.

– А если тебя сделают надсмотрщиком через двадцать лет? – спросил грек. – Или ты думаешь, что эти пято к тому времени станут ветхими? Или у тебя прибавится сил, чтобы ты разогнул их?!

Сколот долго молчал. Потом спросил:

– А кто он, этот твой знакомый?

– Купец! – охотно ответил Эвбулид и замялся: – Правда, я не знаю, где он живет в Пергаме…

– Ну, это не беда! – заметил Лад. – Твои деньги я сохранил. Дадим их Филагру, когда он поедет отвозить продукты в Пергам. За несколько кувшинов вина, что мы купим на них, он из-под земли отыщет нам твоего купца! Назовешь только имя!

– Но я не знаю его имени… – пробормотал Эвбулид.

– Да, хорошие же у тебя знакомые! – покачал головой Лад. – Ну, хоть что-то ты о нем знаешь?

– Конечно! – припоминая купца на афинской сомате, его товары и разговор с ним, отозвался грек. – Он торгует мегарскими чашами, вазами в виде человеческих голов и лепит скульптуры, которые хвалит сам царь! Да, еще в его мастерской делают вазы с позолотой и колбы, где лекари хранят яды!

– По такому описанию Филагр за час отыщет нам твоего знакомого! – успокоил Эвбулида Лад и, удобно устраиваясь на полу, посоветовал: – Спи! Завтра чуть свет опять работать.

– О боги! – громко воскликнул Эвбулид. – Когда же закончится эта жатва?!

– Эх, Афиней! – ответил ему кто-то из проснувшихся рабов. – Кончится жатва – начнется пахота, потом надо сеять, опять пахать, а там и новая жатва подоспеет… И так вся наша жизнь, будь она трижды проклята!