Текст книги "Колесница Гелиоса"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)

– Нет!.. – прохрипел Прот. – Мое! Не отдам!!

– А ну показывай, что тут твое! – грозно надвинулся на него Серапион и знаком приказал спутнику обыскать все вокруг.

Мужчина в плаще на коленях обшарил весь сарайчик, заглядывая в каждую щель, пробежал по дорожкам, обошел эргастул и с торжественным криком поднял выроненный Протом статер.

– Господин, вот что он искал!

– Дурак! – отрывисто закричал Серапион. – Разве это мне нужно?

– Но, господин! – возразил Прот, обрадовавшись нечаянному спасению. – Я искал именно этот подаренный мне самим базилевсом статер.

– И для этого ты сломя голову бежал сюда через весь город и искал бывший дом Тита Максима? – насмешливо спросил Серапион. – Оставь эти сказки для него! – пренебрежительно кивнул он на своего спутника. – А мне ты скажешь всю правду!

Коротко просвистела плеть.

Прот по привычке не защищаться от удара господина, лишь втянул голову в плечи и почувствовал на лице слепящий ожог.

«Да, с этим человеком шутки плохи!..» – подумал он, едва не плача от отчаяния.

– Я выведаю у тебя все! – кричал Серапион. – Но не здесь! Ты заговоришь у меня в подвале! И скажешь все, что хочется знать базилевсу!

Толкая в спину, он повел Прота перед собой.

– За что ты его? – встревоженно спросил встретившийся им у входа в дом управляющий.

Прот повернул голову к греку и усмехнулся сквозь слезы:

– Да за то, что я предупредил твоего господина о приходе Фемистокла!

Управляющий испуганно приложил палец к губам, умоляя Прота молчать, но было уже поздно.

– Как – Фемистокл здесь? – вскричал Серапион. – Это что, заговор?! Теперь я, кажется, начинаю понимать, – забормотал он. – Этот подозрительный раб из Рима, его обещание базилевсу выкупить целый корабль с гребцами… причем, именно римский военный!.. Высадка консульской армии… наконец, дом Тита Максима, где встречаются Ахей и Фемистокл… Заговор! Эй, стража!

На зов коменданта Тавромения с улицы вбежала группа вооруженных людей.

– Взять их! – приказал Серапион, показывая на управляющего и Прота.

– Что за шум в моем доме? Серапион, ты с кем это там развоевался? – послышался насмешливый голос, и Прот увидел идущего по дорожке высокого человека с совой на щеке. Следом за ним шел Фемистокл.

– Ахей! Сам Ахей! – растерялись охранники.

Управляющий вырвался из их рук и подбежал к главнокомандующему.

– Вот он, – указал он на Серапиона, – утверждает, что в твоем доме заговор!

Греки переглянулись, и Прот заметил, как побледнели их лица.

– А ну прочь отсюда! – нахмурился Ахей, глядя на Серапиона.

Охранники в страхе попятились, но комендант Тавромения жестом остановил их.

– Я выполняю приказ царя! – злобно усмехнулся он. – И поэтому уведу сейчас твоего управляющего и этого лазутчика римлян.

– Из моего дома?!

– Да хоть с самого Олимпа! Если на то будет воля базилевса, я прикажу своим людям взять и тебя с Фемистоклом! – пригрозил Серапион, уверенный в том, что Евн не простит главнокомандующему его прямоты в шатре.

– Что? Меня?! – взревел Ахей, хватаясь за меч.

– Погоди! – остановил его справившийся с волнением Фемистокл и с усмешкой взглянул на сирийца: – Значит, целый заговор? Интересно, и против кого же?

– Это я доложу базилевсу этим же вечером! – тоже с усмешкой пообещал Серапион и показал плеткой на Прота: – А может, и раньше, если он сразу расскажет, зачем ты послал его в дом главнокомандующего предупреждать о твоем приходе. Чего ты боялся?

– О боги! – воскликнул Фемистокл и недоуменно взглянул на Прота: – Зачем тебе понадобилось лгать, что я посылал туда к Ахею?

Прот не ответил.

– Надеюсь, ты разрешишь мне переговорить с ним наедине? – осведомился Фемистокл. – Или предпочтешь получить приказ от члена Совета?

Серапион злобно прищурился и жестом приказал охранникам отойти в сторону.

– Пожалуйста! – прокричал он издали. – Но учти: о чем бы вы ни сговорились, через час я все равно вышибу из него правду!

Оставленный наедине с Протом Фемистокл горько усмехнулся:

– Ты понимаешь, что натворил? Теперь погибло все, да и сам ты в первую очередь!

– Но я не хотел… я только… – промямлил перепуганный Прот.

– Что только? Говори, зачем ты шел сюда, почему назвал мое имя, или ты… – Фемистоклу пришла в голову страшная догадка: а не подослан ли этот человек самим Евном, чтобы погубить их с Ахеем, последних греков в Совете?

Прот молчал, лихорадочно думая, что ему делать – открыться этому эллину, и тогда он, может, что-нибудь придумает для его спасения или же так и умереть сразу с двумя тайнами в голове…

– Я искал здесь золото… – наконец решился он.

– Что?..

– Золото Тита Максима – пятьдесят миллионов сестерциев, не считая сиракузских статеров и посуды…

– Значит, твое обещание купить корабль – правда?! – воскликнул Фемистокл.

– Да… Мне нужно было пробраться в этот дворец, и я назвал твое имя. Это вышло случайно, и я не знал…

– Пятьдесят миллионов сестерциев! – оборвал его грек. – И ты знаешь где они?

– Да, – опустил голову Порт.

– Где же?

Прот сцепил зубы и замотал головой:

– Об этом я могу сказать только Антихоху!

– Пятьдесят миллионов… ты искал меня, чтобы найти их и поэтому отправился предупредить Ахея…

Лицо Фемистокла просияло.

– Мы спасены! Не может быть, чтоб Евн не клюнул на такую щедрую приманку! Так где, говоришь, спрятаны эти сестерции?

– Это я скажу только Антиоху! – упрямо повторил Прот.

– Ну как знаешь! – согласился Фемистокл. – Отдай ему эти деньги, и наша жизнь будет вне опасности! За пятьдесят миллионов Евн помилует даже виновного!

– Как?! – глаза Прота расширились, он даже забыл об опасности. – Отдать ему все?!

– Конечно! – улыбнулся Фемистокл. – Ты просил у него корабль и гребцов – он с радостью даст их! Или ты уже не хочешь в Пергам?

– Хочу! – воскликнул Прот. – Мне срочно надо туда, потому что римляне отправили в Пергам моего господина, который должен убить Аттала и подделать его завещание о передаче всего царства Риму! Но…

– О боги! – возмутился Фемистокл. – Твоя родина в опасности, а ты торгуешься? Слушай меня внимательно. Сейчас ты отправишься с Серапионом к Евну и скажешь ему, где спрятаны богатства Тита Максима. Не перебивай! До этого ты должен вынудить Евна поклясться при всех Астартой и дать царское слово, что он не обманет тебя. И чтобы он обязательно назвал срок, когда даст тебе этот корабль и гребцов, скажем: через неделю. Ты понял меня? Эй, Серапион! – окликнул он.

Комендант Тавромения подошел к греку с пергамцем и хмуро оглядел обоих.

– Ну вот что, – Фемистокл с трудом сдерживал радость. – Я действительно посылал его к Ахею предупредить о своем приходе.

Серапион изумленно взглянул на грека.

– Да-да! – подтвердил Фемистокл. – Дело в том, что в доме главнокомандующего бывшим хозяином спрятано пятьдесят миллионов сестерциев, не считая золота и драгоценной посуды. Я первым хотел доложить базилевсу об этом, но твоя проницательность и ловкость, Серапион, вынуждают меня уступить тебе это право…

– Он говорит правду? – наклонился к Проту Серапион.

– Да… – чуть слышно ответил Прот.

– И где же эти сокровища?!

– Об этом я скажу только базилевсу…

– Так пошли же скорее!

Во дворце Евна, к счастью Прота, оказалось множество посетителей и почти все члены Совета. «Поклявшись в их присутствии Астартой, царь не сможет нарушить слова! – радостно подумал он, но тут же вновь помрачнел от мысли, что сейчас ему придется расстаться со всем сокровищем Тита. – А почему это со всем? – мелькнула спасительная мысль. – Денег много, столько, что хватит нам обоим! И потом, благодаря Фемистоклу я теперь знаю, как вести себя с царем!»

Прот с облегчением вздохнул и стал нетерпеливо ожидать, когда царь закончит разбираться с группой оборванных людей, приведенных начальником военного отряда.

– Итак, – обращаясь к воину, говорил Евн, – ты утверждаешь, что городские бездельники под видом рабов сжигали мелкие поместья и разоряли продолжающих трудиться крестьян?

– Да, базилевс! – поклонился начальник отряда. – Они расхищали имущество и все их запасы, называя себя восставшими рабами!

– И тем самым могли обречь моих подданных в будущем на голод?

– О нет! Мы даже не думали об этом! – закричали обвиняемые, падая на колени.

– Пощади нас!

– Не губи!..

– Повелеваю! – властным голосом оборвал их Евн. – Раз они назвали себя рабами, так пусть и будут ими! Заковать их, выжечь каждому на щеке клеймо и отправить на работы!

– О, великий!

– О, мудрый! – восторженно принялись восхвалять базилевса сирийцы.

Расталкивая их, обступивших льстивой толпой трон, Серапион на ухо доложил царю о случившемся.

– Подойди ко мне! – приветливо подозвал Прота Евн и едва тот приблизился, цепко ухватил пергамца за руку: – Лжец! Я ведь уже получил сокровища Тита Максима!

– Это была лишь часть! – возразил Прот, цепенея под пристальным взглядом царя.

– И ты знаешь, где все остальное?

– Да, базилевс! – кивнул Прот. – И кроме меня этого не знает никто. Тит Максим мертв, а твои люди ни за что не найдут его тайника, даже если потратят на это всю свою жизнь!

– Хорошо, – согласился Евн. – И что же ты хочешь?

– О, базилевс! Я хочу римскую военную трирему, которая бы доставила меня в Пергам!..

– Ты получишь ее!

– Гребцов на трирему, лучше всего из бывших рабов-пергамцев!

– Я дам тебе две сотни таких гребцов! – пообещал Евн.

– И еще… половину сокровищ Тита Максима! – выпалил Прот.

– Хм-мм! Половину?!

Прот уже не слышал, как вскрикнул Фемистокл.

Позабыв все предостережения грека, он быстро добавил:

– Да, базилевс! Поклянись Астартой и дай свое царское слово выполнить все, о чем я прошу, и я тут же покажу твоим людям, где спрятано золото!

Евн внимательно посмотрел на Прота, и вдруг глаза его хитро прищурились:

– Значит, корабль, гребцов и половину денег?

– Да, базилевс, да!

– И это все? – громко, чтобы слышали все, уточнил Евн.

– Конечно!

– Ну что ж, клянусь Астартой и даю свое царское слово, что ты получишь все, что просишь.

– Срок! – прошептал Фемистокл. – Пусть назовет срок!..

Но Прот не слышал его.

– О, великий! – вскричал он, падая на колени перед царем. – Твоими устами говорят сами боги! Слушай же: Тит Максим запрятал свое золото под рабской отхожей ямой!

Евн сделал едва заметный жест Серапиону, и тот, кивнув, мгновенно исчез.

– Так я могу завтра же отправиться в Пергам? – подползая к царю и целуя край его халата, спросил Прот.

– Завтра? – удивленно переспросил Евн. – Разве я сказал завтра?

– Но к-когда же? – запинаясь, воскликнул Прот.

– Может, через неделю, а может, через год! – пряча усмешку, ответил Евн.

– Через год?!

– Дорога в Пергам длинна и опасна, море кишит пиратами и римскими кораблями! – обращаясь больше к Совету, чем к пораженному Проту, терпеливо объяснил царь. – Прежде чем отправить в такой путь двести своих подданных я должен испросить на это благословения богов!

– Так испроси его сейчас! – простонал Прот.

Евн глазами приказал охранников убрать от трона пергамца и сказал так, чтобы слышали все:

– Я не могу говорить с богами об этом, когда консульская армия Рима высадилась в моем царстве! Кстати, это относится ко всем, кто еще хочет обратиться ко мне с подобными пустяками!

5. Седьмое чудо света

С самого начала своего пребывания в Пергаме Луций Пропорций не переставал изумляться богатству и необычности увенчавшего вершину высокой горы города. Он внутренне ахнул еще когда македонский корабль бросил якорь в прекрасно оборудованном порту Пергама – Элее.

Что осиротевшие гавани Афин и Александрии, Брундизия и Олинфа!

Даже всегда радовавшие его взор причалы Рима казались теперь убогими при виде множества торговых судов со всех концов света.

Казалось, вода вот-вот выйдет из берегов от их количества и тяжести дорогих грузов в переполненных трюмах.

Каких только гербов, значков, скульптур на акростолиях не было здесь! Охвативший своими острыми рогами лучистое солнце полумесяц на парусах триер Понтийского царя Митридата, гордое изображение орла Птолемея на судах с царским грузом из Александрии, родосский Гелиос, каппадокийский скорпион, херсонесская Дева – хранительница далекого города на самом севере холодного Эвксинского Понта, гербы, гербы: Финикии, Фасоса, Ликии, Том, Пантикапея, Одессоса, Сирии…

Не было среди всего этого великолепия лишь воинственных римских трирем с непобедимыми легионерами на палубах, зато в отдалении грозно стоял на рейде охранявший покой родного города и его богатых друзей могучий военный флот Пергама.

«Давай, охраняй для нас все это добро!» – усмехнулся про себя Луций.

Повеселев, он нанял на пристани носильщика с тележкой, и когда пергамец затребовал плату вперед, нахмурился. Первый раз за время своего путешествия ему пришлось развязывать тугой кошель с серебряными монетами: здесь, на мощеной каменными плитами земле кончались владения всесильного Рима, и выданная самим городским претором легация, перед которой бледнели и расшаркивались все в Италии и Македонии, превращалась в никчемную жалкую бумажку.

– Римлянин? – на приличном греческом языке недружелюбно спросил носильщик, бросая взгляд на тогу Луция и вертя в пальцах денарий.

– Да, – тоже по-гречески ответил Пропорций, предупрежденный, что этот язык здесь в особом почете.

– Тогда с тебя еще две таких монеты! – хмуро заметил носильщик.

– Это еще почему? – возмутился Луций. – Твой сосед запросил только что у грека всего одну драхму!

Носильщик усмехнулся:

– То с грека! Ему лишь бы добраться до алтаря Зевса и публичной библиотеки!

– А я по-твоему зачем приехал? – усмехнулся Луций, протягивая носильщику еще два денария.

– Ты? – пергамец скользнул по лицу римлянина. – Ограбить нас!

– Что? – опешил Пропорций.

– Ну да, – подтвердил носильщик. – Ограбить и прибрать каш Пергам к рукам своего Рима!

Луций оторопело уставился на носильщика, а затем стал затравленно озираться по сторонам: казалось, все взоры были устремлены на него.

Косо глядящий на его римскую тогу пергамский военачальник… осмотревший его с ног до головы знатный вельможа… надсмотрщик за рабами на разгрузке критского судна…

Даже сидевшие к нему спиной купцы, казалось, только делают вид, что сговариваются о ценах, на самом деле они, возможно, лишь выжидали момент, чтобы схватить его и доставить в пыточные подвалы дворца Аттала…

– С чего это ты взял?.. – еле ворочая от страха языком, спросил он.

Носильщик снова взглянул на чужестранца и усмехнулся:

– Да у вас, римлян, это на лицах написано! Как только приезжает новый ростовщик из Рима, так некоторые улицы, а то и целые кварталы перетягивают потуже пояса на халатах! Только и выискиваете, кого бы еще ободрать! От ваших процентов только два пути: петля или рабство… Весь Пергам уже стонет от вас, хотя твоих земляков пока здесь немного – две или три сотни. А что если вас будет тысяча? Десять тысяч?! Чей будет тогда Пергам?!

– А-а!.. – с облегчением выдохнул Луций.

– Поэтому я и беру с тебя две лишние монеты, чтобы напиться на них и забыть о том, что завтра будет со мной и с моими несчастными земляками! – воскликнул носильщик.

– Ты опасный человек! – медленно проговорил Луций. – И я не хочу доверять тебе свои вещи!

– Да я и сам не хочу везти их! – закричал пергамец. – Подавись своими кровавыми денариями! – швырнул он монеты под ноги римлянину, и они, звеня, покатились по мостовой. – Я лучше подохну от голода, чем куплю на них хоть корку хлеба!

Новый носильщик к которому обратился Луций, оказался сговорчивее первого. Он быстро погрузил на тележку три сундука и вопросительно взглянул на римлянина.

– В гостиницу! – бросил ему Пропорций.

– Тогда с господина еще один денарий! – сказал носильщик.

– Это еще почему?

– Потому что господин – римлянин…

– Опять начинается! – возмутился Луций, но пергамец спокойно сказал:

– Мне придется везти твои вещи в Верхний город, а это далеко и тяжело.

– А разве в Нижнем городе нет приличных гостиниц? – спросил Луций.

– Есть! – ответил носильщик. – Но в ней останавливаются пергамские купцы, которые очень сердиты на римлян. Если они увидят тебя в гостинице, то у господина могут быть неприятности…

– А в Верхнем городе?

– О! Там живет наша знать, и она очень любит вас, римлян.

– Тогда давай в Верхний город!

В пути носильщик неожиданно разговорился. Как вскоре понял Луций, это был влюбленный в свой город человек, знавший о Пергаме все.

– Сначала эти края были священными землями кабиров! – безостановочно рассказывал он. – Потом здесь появились аркадские переселенцы под предводительством Телефа, сына самого Геракла и Авги! Потом сюда пришел Пергам, сын Пирра со своей матерью Андромахой, основавший на вершине этой горы небольшую крепость. Затем…

– Скажи, – перебил носильщика Луций. – А ты давно видел царя?

– Полтора года назад! – кивнул носильщик и продолжил: – Затем сюда пришел Асклепий из Эпидавра, по-вашему: Эскулап…

– А как его здоровье? – снова перебил пергамца Пропорций.

– Кого?

– Ну, не Эскулапа же!

– Ах да, Аттала! Откуда мне знать? Царь вот уже больше года, как заперся в своем дворце и не выходит оттуда.

– Но что-то же у вас говорят о нем! – заметил Луций. – Например, как долго ожидают разрешения на встречу с ним чужестранцы…

– А им вообще нечего ждать! – пожал плечами носильщик. – Царь никого больше не принимает – ни греков, ни пергамцев, ни вас, римлян! Так что ты не сможешь попасть в его дворец, зато можешь побывать в нашей Публичной библиотеке! А у вас, в Риме, есть библиотеки?

– Д-да… – рассеянно пробормотал озадаченный Луций. – У нас одна захваченная Эмилием Павлом в Македонии библиотека царя Персея чего только стоит!

– А она тоже публичная, как и у нас? – продолжал допытываться носильщик.

– Она?.. – замялся Луций. Ему не хотелось унижать достоинства Рима отсутствием того, что есть в каком-то Пергаме, и он значительно заметил: – Между прочим, в этой библиотеке простым скрибой служит сын македонского царя!

– И в ней тоже работают ученые?

«Вот заноза!» – мысленно ругнулся Луций и, оглядевшись, поспешил перевести тему разговора:

– Какая у вас чистота! Я бывал во многих городах и столицах, но нигде не видел таких чистых и ухоженных улиц. Будет теперь что рассказать о Пергаме дома, моим любопытным соседям! – доверительно обратился он к носильщику, стараясь вызвать его на откровенный разговор.

Но реакция носильщика на похвалу оказалась совершенно неожиданной.

– Как?! – изумленно вскричал он. – Господин считает, что Пергам это всего лишь богатый порт и чистые улицы? А наш алтарь Зевса?! Наши дворцы, храмы?!

Носильщик резко повернул тележку в проулок.

– Стой! Куда?! – попытался остановить его Луций, но пергамец не слышал его.

– Вот – наш гимнасий, термы, городской колодец! – кивая по сторонам, объяснял он. – Это – Верхний рынок, центр всей гражданской жизни Пергама. А это – библиотека! В ней двести тысяч свитков! Разве она хуже Александрийской, которую незаслуженно причисляют к одному из семи чудес света?!

– Сумасшедший город!.. Сумасшедшие люди… – бормотал Пропорций, с трудом поспевая за носильщиком и бросая беглые взгляды на красивый мраморный портал над городским колодцем, огромное здание библиотеки, скалы, угрюмо нависшие над Верхним рынком.

Внезапно глаза его оживились: Луций заметил на возвышении дома знати. Один из них вполне отвечал его будущему положению сенатора.

– А ну поворачивай вон к тому дому! – приказал он. – Я попрошу его хозяина взять меня на постой!

– Ты можешь даже не мечтать договориться с ним! – усмехнулся носильщик.

– Что ты можешь понимать в делах достойных людей! – возмутился Луций. – И в твоем Пергаме любят золото!

– Он не примет от тебя даже все золото Рима!

– Тогда я одарю его своей дружбой!

– Дружить с ним – опасное дело! Однажды он пригласил на пир всех своих друзей и советчиков и велел охране перестрелять их из луков!

– Кто же он? Городской судья?

– Бери выше!

– Ближайший друг царя?

Носильщик оглянулся и весело оскалил зубы:

– Еще выше! Это – сам царь!

– Не может быть… – пробормотал Луций, оглядывая дом. – И здесь живет ваш Аттал?!

Он невольно вспомнил, как знакомый египетский купец водил его по дворцу Птолемея в Александрии. Это был действительно царский дворец, в котором не побрезговали бы жить даже боги.

Это был целый город: гигантский роскошный дворец с просторными залами для торжественных приемов и бесчисленными рядами комнат для придворных и сановников, побочных жен царя, евнухов, любимых мальчиков фараона; великое множество слуг окружали десятки зданий, разместившихся вокруг дворца.

И все равно Птолемей был недоволен и требовал надстроить дворец…

– А вот и алтарь Зевса! – торжественно сообщил носильщик, выкатывая тележку на просторную площадь.

Луций нехотя проследовал за ним и ахнул, так же, как и часом назад, в пергамской гавани. Но теперь все эти корабли с гербами и значками казались песчинками по сравнению с тем, что открывалось его глазам.

Небольшие статуи и колонна с носами захваченных в морских битвах кораблей были не в счет. Огромный, но несмотря на это удивительно легкий, почти невесомый мраморный квадрат с вдавленной серединой, заполненной стремящимися к жертвеннику ступенями, высился перед ним. Ионические колонны, образующие порталы… легкокрылые площадки… и снова – ступени, ступени…

Всю северную сторону двора занимали многочисленные статуи из бронзы и мрамора, каждая из которых была столь великолепна и знаменита, что удостоила бы чести как афинский Парфенон, так и римский Форум.

Но Луций даже не взглянул на них – так захватили его внимание фризы с изображением смертельной битвы богов и гигантов.

Они выступали отовсюду – из углов, карнизов, и были так могучи, что им уже не хватало отведенного волей архитекторов пространства, в ход шли море, земля, небо… Обрушивающий молнии на восставших гигантов Зевс, казалось, достает взметнувшейся рукой до самого солнца.

Афина, как и ее отец, повернутая к Луцию лицом, порывистым движением указывала на горную вершину, где хорошо было видно ее святилище. За грозной фигурой Посейдона переливалось всеми красками море.

Радость победы, ликование сквозило в фигурах и лицах Аполлона, Диониса, Океана…

Растерянностью и смертельным ужасом веяло от чудовищ со змеиными телами и головами быков и львов…

Луций никогда не видел более совершенного и впечатляющего сооружения, созданного руками человека. И дело было не в размерах – египетские пирамиды были куда выше алтаря, но они вызывали лишь уважение, страх перед ничтожеством человека, а не священный трепет. Не в мастерстве: одно из семи чудес света – статуя Зевса работы Фидия в греческой Олимпии была пределом совершенства по сравнению с этими небрежными, а кое-где даже наспех сделанными скульптурными картинами, но, в отличие от него – величественного и безжизненного, они жили, ликовали, погибали…

И уже совсем ни в какое сравнение с алтарем не шла гробница царя Мавзола – Мавзолей, которую Луций видел мельком, проезжая через Галикарнас.

Луций повернулся к зачарованно глядящему на алтарь носильщику, хотел сказать, что увидел сейчас самое первое из семи чудес света, и вдруг, холодея, заметил, что тележка его пуста.

– Эй! – вскричал он, озираясь и видя вокруг одни восторженные лица. – Где мои вещи?!

– О, Афина!

Носильщик бросился вправо, метнулся влево. Возвратился с разведенными руками.

– Господин, не губи!.. У меня пятеро детей… Неужели ты хочешь, чтобы они стали рабами?

Кто-то из окруживших Луция зевак злорадно прошелся по адресу ограбленного римлянина. Тучный купец прошагал мимо, больно толкнув его в плечо, и пробурчал:

– Развелось в Пергаме римлян, шагу уже ступить нельзя, чтобы не натолкнуться на них!

– Так ему и надо!

В другой раз Луций нашел бы, что ответить всей этой толпе, дружно поддерживающей носильщика, у которого по щекам уже текли слезы. Но сейчас ему было не до этого. В сундуках лежало несколько кошелей с серебром и золотом для закупки оливкового масла и роскошная одежда для визита к царю. Но главное – там была легация.

Кто он теперь здесь, в ненавидящем его городе, без документов, без денег, без достойной римской одежды?!

Да, в Пергаме есть римляне, которые должны знать его. Но вся беда в том, что они знают Луция Пропорция, а не Гнея Лициния. А если же здесь прозвучит его имя, то все для него будет кончено: и провинция Азия, и сенаторская туника, и будущее консульство…

Луций был в отчаянии.

– Негодяй! – закричал он, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить носильщика. – Ты нарочно подвел меня к этому алтарю, и пока я смотрел на возню богов и гигантов, твои дружки утащили мои сундуки! Ты не оплатишь мне тысячной доли всего того, что было в сундуках, если даже тебя с детьми сто, двести, триста раз продадут в рабство! И все-таки я проучу тебя! Где стража?!

– Господин! Пощади…

– Нет, я воздам тебе по заслугам! Готовь свою мерзкую шею к рабскому ошейнику! Ты станешь моим личным рабом, и я каждое утро, каждый полдень, каждый вечер буду напоминать тебе о сегодняшнем дне! Стража!!

Толпа пергамцев, услышав угрозы римлянина, подалась вперед, еще секунда – и Луций был бы раздавлен, растоптан, истерзан ею…

Спасение пришло неожиданно. Где-то рядом послышался властный голос:

– А ну разойдись!

Полтора десятка вооруженных рабов, стоящих перед вельможей, бросились вперед, расталкивая пергамцев, замахиваясь на них мечами. Узнав в чем дело, вельможа дружелюбно сказал Луцию:

– Не отчаивайся! Сундуки твои тяжелы, и воры вряд ли успели далеко унести их. Эй! – хлопнул он в ладоши, подзывая рабов. – Быстро в погоню! Каждый, кто принесет сундук, получит свободу!

Рабы стремглав бросились в разные стороны.

Не прошло и пяти минут, как шестеро из них появились с тремя сундуками, держа их за обе ручки.

Луций подскочил к ним, проверил печати: они были целы…

– Ты спас меня! – поднял Луций сияющие глаза на вельможу. – Ты спас мою жизнь, даже… больше, чем жизнь! Я найду, как мне отблагодарить тебя!

Плачущий на этот раз от счастья носильщик подполз на коленях к вельможе и исступленно принялся целовать край его расшитого золотом халата, умоляя в знак признательности за спасение семьи взять его жизнь.

Знатный пергамец, не обращая на него внимания, подозвал принесших сундуки рабов и сказал:

– Вы оказались хитрее, чем я ожидал: вшестером принести то, что легко могли донести трое! Но я прощаю вас! Радость римского гостя для меня дороже. Поэтому вы свободны. Только прежде отнесите эти сундуки ко мне домой! А ты, – наконец заметил он мигом вскочившего на ноги носильщика, – сегодня вечером придешь ко мне. Жизнь твоя мне не нужна, оставь ее детям, но разговор к тебе будет. Как там тебя по имени?

– Демарх, мой господин, да не обойдут тебя всеми милостями боги!

– Де-марх! – запоминая, повторил вельможа и повернулся к недоумевающему Луцию:

– Меня зовут Эвдем. Ты, кажется, говорил, что хочешь отблагодарить меня? Так знай – лучшей для меня благодарностью будет, если ты почтишь мой дом своим присутствием и пробудешь в нем столько, сколько потребуют твои дела в нашем славном Пергаме.

Конец первой книги