Текст книги "Откровения секретного агента"

Автор книги: Евгений Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

– Вы в курсе, что председатель алжирского Революционного совета летит в Москву? Какие вопросы он поставит перед главой советского правительства?

– Это конфиденциальная информация, но вам я сообщу. Его интересуют два вопроса: обеспечит ли Советский Союз алжирский экспедиционный корпус необходимым оружием для войны против Израиля? И второй: выступит ли сам Советский Союз, когда вновь начнутся боевые действия на Голанских высотах в Сирии?

– Думаю, оружие мы дадим, а воевать против Израиля не будем – это мое мнение. Но я вам очень признателен за информацию. Вы поедете встречать в аэропорт?

– Да, после визита к сэру Харрисону я поеду прямо туда. Сохраните в тайне, что именно я вам рассказал.

– Не сохранить – было бы большим свинством с моей стороны!

Мы распрощались. Я прямо с первого же автомата позвонил Абрамычу и сообщил эту чрезвычайно ценную информацию. Глава советского правительства был уже в пути в аэропорт Шереметьево. Информация догнала его в дороге.

На следующий день Абрамыч сказал, что начальство выражает мне благодарность. Его же, как мне позднее передал Борис Сергеевич Шведов, представили к ордену Красного Знамени. А мне сухую благодарность!

После такой удачи, как я понял, мой шеф раструбил, что его агент настолько глубоко внедрился в дипломатический корпус, что может запросто входить в контакт с послами и получать нужную информацию. Отсюда проистекала тайная идея: чаще писать отчеты о несуществующих встречах в ресторанах и получать деньги. Абрамыч стал наглеть. Были недели, когда я якобы встречался с дипломатами по два раза. Я чувствовал, что пахнет провалом: в финорганах КГБ мои отчеты кого-то насторожат, и меня поймают на липовых бумагах. Но за моей спиной стоял Абрамыч – это успокаивало.

Одно важнейшее событие отодвинуло все мои опасения. Мне позвонил посол Иордании господин Зурейкат и просил приехать к нему в посольство. Мы тепло встретились, выпили по рюмке коньяку, по чашке кофе, обменялись заботой о здоровье и лишь потом приступили к вопросу, ради которого он меня пригласил.

– Хочу вам сообщить, что в Москву прилетает его величество король Хусейн!

– Мне известно об этом.

– Но вы не знаете, с какими вопросами он едет. Его величество король Иордании хочет обратиться к советскому правительству с просьбой предоставить Иордании оружие – стрелковое, танки и самолеты. Вы понимаете положение короля, если ему вдруг откажут? И мое положение тоже? Если я буду уверен, что ему не откажут в его просьбе, я буду рекомендовать обсудить этот вопрос с главой правительства. Если же нет, то король поднимать эту проблему не будет. В этом может быть задета честь иорданского монарха. Вы меня поняли? Для меня это важно!

– Дайте мне два дня сроку, я проконсультируюсь и дам вам точный ответ. – За два дня, я надеялся, Абрамыч решит вопрос и проинформирует меня. Получение такой информации было чрезвычайно важно – это укрепляло мой авторитет в глазах всех арабских послов. В противном　случае меня ожидал провал. Об этом предупредил Абрамыча и добавил, что, если я не сообщу Зурейкату положительную или отрицательную информацию, меня можно списать с дипломатического корпуса.

Надо сказать, что Михаил Абрамович очень старался.

Вечером он позвонил мне прямо домой и сказал:

– Передай, пусть просит все что угодно, кроме атомной бомбы! – В его голосе звучало торжество, и, видно, он передал мне слово в слово то, что ему было сказано сверху.

* * *

Приезд короля был важнейшим событием в жизни арабских дипломатов. Они-то хорошо знали, чего хочет король и что его просьбу удовлетворят. Еще они знали, что эту информацию по своим каналам получил я. Зурейкат не скрыл от них, что имел встречу со мной.

«Чрезвычайный и Полномочной посол Хашимитского королевства Иордании господин Абдулла Зурейкат имеет честь пригласить господина Головина с супругой на прием по случаю визита в СССР его величества короля Иордании Хусейна».

Люба заволновалась. Оказывается, ей «совсем не в чем идти на такой прием». Мы, конечно, посетили ряд магазинов и приодели мою супругу по случаю такого важного события.

Прием был устроен на Воробьевых горах в правительственном Доме приемов. Гостей встречал сам Зурейкат, его супруга и… сравнительно молодой мужественный монарх.

– Ваше величество, – сказал Зурейкат, обращаясь к королю, когда мы с Любой вошли в зал, – позвольте представить вам большого друга арабов и особенно народа Иордании!

Это было уже слишком, но король улыбнулся, пожал руку мне, потом моей супруги, задержав ее дольше, чем обычно, и с улыбкой, обнажив целый ряд хороших крепких зубов, сказал:

– Мы рады, что здесь у нас есть настоящие друзья. Желательно видеть вас в нашем королевстве!

Зурейкат кивнул головой, что означало: «Мы пригласим супругов посетить Иорданию».

Гостей в зале было видимо-невидимо. Здесь прохаживались по залу под руку с каким-то полным господином Юлия Борисова, Наталья Фатеева; Михаил Ульянов стоял у круглого стола. Подошел пожать нам руку Миша Козаков, потом мы пообщались с Григорием Абрикосовым и многими представителями международных организаций. Среди гостей я заметил генерал-полковника Дагаева, начальника Десятого главного управления Генерального штаба. От него будет зависеть, что и как предложить королю – он распоряжается вооружением и кадрами для развивающихся стран.

Генерал заметил нас с Любой и подошел к нам.

– Позвольте представить вам мою супругу, – сказал я ему, когда мы обменялись рукопожатием.

Он как воспитанный человек поцеловал ей руку и искренне сказал, что она очаровательна.

– Завтра будете показывать товар королю? – спросил я Дагаева.

– Просит разрешить ему полетать на «МИГе», он ведь классный летчик. Пусть попробует. Наш «МИГ» посильнее американского «Фантома» и французского «Миража». Мы ему подвесим весь боекомплект, пусть развлечется на полигоне. Вы приедете туда? Будет интересно.

– У меня нет пропуска.

– Я распоряжусь. А вы, Любовь Владимировна, не желаете?

Люба, конечно, пожелала. Женщина всегда есть женщина: ей очень хотелось потолкаться среди военных и арабов, послушать комплименты в свой адрес.

…Главным гостем на этом приеме был президент или, говоря нашим, советским языком, Председатель Президиума Верховного Совета. Он стоял с королем Хусейном у большого широкого стола, уставленного закусками и винами. И вели они не пустую вежливую беседу, они говорили очень увлеченно и заинтересованно. И вдруг напротив них, отгороженных почти двухметровым столом, я заметил человека, чье лицо показалось мне очень знакомым.

Эти слегка оттопыренные уши, торчавшие вверх как у поросенка, и профиль, словно отчеканенный на монете: нос с горбинкой и выдвинутый вперед волевой подбородок. Прямо румынский король Михай, портрет которого был как-то опубликован у нас в прессе сразу после войны　по случаю его принятия в ВЛКСМ. Король Михай – комсомолец! Но я-то знал, кто это. Я его вспомнил, потому что забыть каирское приключение с этим человеком просто невозможно. Передо мной был корреспондент журнала «Ньюсуик» Боб Лейтер. Он стоял в неестественной позе – изогнулся на сторону, нависнув над столом, тянулся как можно ближе к президенту и королю Хусейну. Напрягаясь от усилий, американец хотел хоть что-то ухватить из их секретного разговора. Хотя бы намек на предмет их обсуждения, тогда смог бы выдвинуть гипотезу появления иорданского короля в Москве. Но они говорили тихо, и Боб никак не мог уловить, о чем идет речь. Он даже раскрыл рот, словно мог заглотить информацию, как локатором или микрофоном.

Пока я наблюдал за ним, над его усилием «подцепить» информацию, я вновь увидел ту далекую картину в Каире, когда споил его и привел в номер гостиницы, а покойный Борис Иванович Визгун, правая рука Шеина, организовал на него потрясающую компру: голую на нем проститутку, а главное – фокусы с «голубым», подкрашенным женоподобным педерастом. Я тогда не смог досмотреть эту омерзительную сцену, но, видимо, она была очень эффектна, иначе Боб Лейтер не появился бы специальным корреспондентом, очевидно, того же журнала в Москве. Если бы его тогда не завербовали, то и близко не подпустили бы к нашей стране – КГБ за этим следит. Значит, он «наш», оттого и приглашен, и ловит секретную информацию из уст высших государственных деятелей.

– Боб! – тихо окликнул я его. Он резко повернулся, в глазах блеснула растерянность. Но в следующую секунду они сузились, как бы лучше присматриваясь ко мне. Потом его губы дрогнули. Я понял, что он вспомнил меня. – Очень хочется узнать, о чем говорит президент с королем? – спросил я его с легкой иронической улыбкой.

– Да, было бы очень интересно. Наверное, сенсация!

– Они обсуждают вопрос возможных поставок советского оружия в Иорданию, – ошарашил я его своей осведомленностью и той свободой, с которой распорядился информацией. В этом не было ничего особенного: содержание переговоров и их предмет уже завтра будут известны в изложении ТАСС.

– Вы серьезно? – с плохо скрытой радостью спросил он, едва сдерживая улыбку.

– Если антер ну – между нами, то могу сообщить вам еще больше. Вы можете в своем послании в журнал написать: «Как мне стало известно из достоверного источника, близкого к правительственным кругам, король Хусейн обратился к советскому правительству с просьбой поставить для иорданской армии стрелковое оружие, современные танки и самолеты». Сенсационное сообщение.

Боб ничего не записывал, поэтому я заключил, что у него в кармане пиджака спрятан диктофон.

– Наши с вами дружеские отношения зародились еще в Каире. Вы помните тот осенний вечер в баре «Виктория»? – Я сделал паузу и снова слегка улыбнулся.

– Конечно, конечно! Такое разве можно забыть! – поспешил он перехватить инициативу. Для него это был неприятный эпизод.

– Я вам сообщу сенсацию: король попросил разрешения самому опробовать «МИГ». Завтра он поднимется в воздух и расстреляет на полигоне весь боекомплект, которым снарядят ему самолет.

Боб ошеломленно глядел на меня, не в силах поверить в ту удачу, которая повернулась к нему вдруг лицом.

– Вы не разыгрываете меня? Вы, русские, большие специалисты по части розыгрыша нас, американцев. То ваш бывший премьер Никита Хрущев выдает нам афоризм с трибуны Организации Объединенных Наций про кузькину мать. То он стучит по этой трибуне ровно десять раз каблуком туфли, а мы ломаем голову, почему именно десять раз. Пока наши умники не расшифровали, что десять ударов – это десять букв, с помощью которых он послал нас всех на мужской член.

Эта чушь из уст американского корреспондента развеселила меня. Я снова улыбнулся ему и заверил:

– Гоните свою информацию – это так же верно, как то, что именно я стою перед вами. Опоздаете – будете вторым или третьим, а это уже не сенсация.

– Я могу сослаться на вас?

– Только как на «достоверный источник, близкий к правительственным кругам». Завтра вечером вы мне позвоните, я смогу подтвердить информацию, что полет короля состоялся. – Я дал ему визитную карточку с телефоном, и Боб помчался к выходу. Ему уже здесь все было неинтересно. Главное – сенсация!

На следующий день генерал Дагаев прислал нам с Любой пропуск, и его помощник майор Овчинников отвез нас на своей служебной «Волге» в Чкаловское. Здесь уже были посол Иордании Зурейкат, король Хусейн с сопровождающими его охранниками. Мы с Любой появились на площадке для гостей в ту минуту, когда генерал Дагаев что-то объяснял королю, и, к моему удивлению, говорил по-английски.

Все-таки приятно, что король тебя не забыл: его величество первым поклонился, конечно, Любе, и подержал пару секунд ее маленькую ладошку.

– Ваше величество, вы будете сегодня летать? – обратился я, задав вопрос королю.

– Нет! Это произойдет завтра, – ответил он, а сам все поглядывал на очаровательное лицо моей жены. Я слышал, что он женат на фрейлине английской королевы, которая отличалась неземной красотой. Но сейчас понял, что земная красота Любы значительно выигрывала в глазах короля Хусейна.

«Надо позвонить сегодня Бобу, чтобы придержал информацию до завтра, раз король сегодня не полетит».

Мы потолкались на гостевой площадке, посмотрели демонстрационные полеты истребителей и уехали домой.

– Не буду мыть руку целую неделю, – улыбнулась Люба. – Эту руку дважды держал король Хусейн.

Вечером, едва я появился дома, позвонил Боб. Чувствовалось, что он с трудом сдерживает ярость.

– Вы меня подставили, – процедил он сквозь зубы.

– Боб, успокойся, он полетит завтра – это точно. Сегодня он не мог, у него менструация, – попытался я шуткой успокоить корреспондента. – Об этом он сказал мне лично сегодня утром.

О чем король сказал утром, я не стал уточнять и повесил трубку. Оказывается, Боб уже успел загнать сенсационное сообщение в выходящий номер журнала.

О своей встрече с американским корреспондентом я рассказал своему шефу Абрамычу. Он помолчал, переваривая информацию, и выдал заключение:

– Тебе не следует с ним контактировать. Это ни к чему.

– Он наш человек? – задал я мучивший меня вопрос.

– В какой-то мере да.

– Мне написать отчет о встрече с ним в ресторане рублей на шестьсот?

Абрамыч взглянул на меня, в его глазах отразилась алчность, которая сменилась растерянностью.

И хочется, и колется, и мама не велит, тут же прокомментировал я эту борьбу алчности с осторожностью. Вдруг Боб скажет своему шефу о нашей встрече в Доме приемов? А я подкину в финчасть отчет. Шеф Боба тоже напишет отчет о своих расходах на американца, и мы с Абрамычем задымим. Конечно, отбрехаться можно – не будут же спрашивать американского агента, ходил он в ресторан или нет. Неожиданно мне пришла в голову мысль повидаться со Шведовым. Я позвонил ему, и уже через пару часов мы сидели в кафетерии Дома журналиста.

– Борис Сергеевич, я буду с вами откровенен, потому что по этому вопросу просто не с кем посоветоваться, – начал я без всяких подходов и восточной вежливости о здоровье и благополучии.

– Я весь внимание, – в своей обычной иронической манере и с легкой улыбкой ответил Шведов.

– С тех пор как Михаил Иванович стал моим шефом, я каждую встречу с дипломатами описываю как посещение ресторанов и представляю липовые отчеты. Я их уже написал видимо-невидимо, тома два будет и больше. Две трети суммы забирает Михаил Абрамович. В общем, грабим родной Комитет государственной безопасности, – с горькой иронией закончил я свою исповедь.

– Чего ты, собственно, раскисаешь? Все грабят! Есть возможность – берут. Страшно не это. Помнишь, я предупредил тебя, что это опасный человек: надо пройти по твоим костям – он пройдет. Когда вас разоблачат, Абрамыч все свалит на тебя и еще будет возмущаться, что ты его подставил. Для него нет пределов допустимой обороны – это учти в первую очередь. Есть альтернатива. Донеси первым.

– Нет, я доносить не буду. Пусть как будет, так и будет.

– Думаю, с тобой ничего не сделают: долби, что так и было.

– Если будет расследование, я назову Абрамыча. Не хочется быть инициативным жуликом.

– Смотри, тебе виднее. Главное, предел самообороны. У него наверху «волосатая» рука – выкрутится. Да и заслуги кое-какие ты ему обеспечиваешь.

* * *

Поездка в Грузию дипломатического корпуса как-то вытеснила из моего сознания Абрамыча и всякие махинации с отчетностью. В Шереметьево-2 мы садились в самолет утром. Дипломатов было где-то человек семьдесят. Некоторые послы ехали с женами. Очевидно, всем хотелось посмотреть этот экзотический край Советского Союза. В Америке была своя Грузия – Джорджия, но в СССР – это экзотика.

У трапа ко мне подошел посол Таиланда господин Прамоут Чонгчарен и, улыбаясь своей загадочной восточной улыбкой, то ли спросил, то ли утверждающе сказал:

– Говорят, грузины очень гостеприимны.

– Да, вы правы, господин посол. Они считают гостя искренним, если он отвечает на их тост выпитым бокалом вина.

– У меня больная печень. Может быть, мне не ехать в Грузию? Меня ведь посчитают неискренним гостем.

– Вы буддист?

– Конечно. Пятое колено, – с гордостью сказал посол.

– Вот и прекрасно. Так и говорите, что вы буддист пятого колена. Религия запрещает вам принимать спиртные напитки. Если это случится, вам придется ехать в Таиланд и в храме Солнца молиться о прощении перед самим Буддой. Я думаю, грузины от вас отстанут. Но это будет каждый день и по два-три раза на дню. Вы готовы проявить стойкость? Если да, то пошли в самолет.

Пока мы разговаривали с послом Таиланда, я и не заметил, что за мной наблюдает Анели фон Вальтер. До чего же она хороша! Когда смотришь на ее очаровательное лицо, забываешь, что у нее четверо детей и ей скоро пятьдесят. Нежная, обаятельная улыбка. Мне кажется, она стала еще прекраснее с тех пор, как я видел ее в Сибири. Я пошел к ней, желая поднести к трапу ее багаж.

– Не видела вас целую вечность, Анатоль, – сказала она, одарив меня обворожительной улыбкой. Вы не были у нас на приеме. Почему?

– Мне очень жаль, но меня почему-то не приглашают в посольство ФРГ, – улыбнулся я в ответ.

Она сделала удивленные глаза.

– Считайте, что вас пригласили. У нас будет узкий прием в резиденции посла по случаю дня рождения нашего первого канцлера Конрада Аденауэра. Вы – наш гость!

Я был польщен – меня приглашали на узкий раут. Вызывало колебание то обстоятельство, что я не знал, как мне поступить: сказать, что я приду с женой или не сказать? Я решил, что пойду без жены.

В самолете хотел сесть рядом с послом Кувейта Саидом Шаммасом. У нас были дружеские отношения, мы дарили друг другу подарки. Правда, по стоимости они были далеко не равноценны.

Например, я подарил ему кляссер с хорошим набором советских марок. Кстати, их стоимость оплатил вдвойне КГБ. Мой подарок растрогал Саида, он жал мне руку и повторял:

– Шукран! Шукран! (Спасибо!) Я ничего подобного не имел!

Может быть, по-восточному он лицемерил, но мне было приятно, что я угодил ему. Мы с Любой пригласили его в ресторан «Узбекистан». Я там побывал заранее, заказал столик на четверых – думал, супруга Шаммаса снизойдет до нас. Она все же была то ли дочерью, то ли племянницей верховного главы ислама в Ираке или в Иране. Но я ошибся: за пару часов до встречи мне позвонила секретарь посла Галя и сказала, что он приедет один. Они полночи грызлись. Галя оставалась в посольстве допоздна. У нее были дела, и она слышала, как визгливо кричала на Саида его супруга. Галя думает, что в ней спеси больше, чем достоинства. Она персиянка и считает, что осчастливила Саида, став его женой с приданым в несколько нефтяных вышек. А еще и потому, что в ее жилах течет кровь предков, служивших Мухаммеду. Шаммас был тоже не бедняк и не безродный. Я как-то спросил его, богатый ли он человек и как нажил свое состояние. Саид посмеялся над моим вопросом и ответил: «Мой род идет от кочевников. У нас были сотни верблюдов. Потом нашли нефть, и Кувейт превратился в жемчужину. Мой отец быстро цивилизовался, дал мне образование, мы в каком-то родстве с шейхом Кувейта. А богатым я стал очень просто. Когда женился, наши родители дали мне в приданое лопату. Я пошел во двор, копнул землю, пошла нефть. Сейчас мое состояние оценивается где-то под сотню миллионов».

Я предупредил швейцара, что приедет посол Кувейта, чтобы его беспрепятственно пропустили в ресторан. Сопроводив десяткой свое предупреждение, я был уверен, что этот громила в ливрее раскидает всю очередь возле двери и пропустит Шаммаса в зал. Так оно и было: едва машина остановилась у ресторана – флажок Кувейта на радиаторе указывал, что приехал посол, – швейцар распахнул двери и прикрикнул на тех, кто стоял снаружи.

Посол вошел в зал, высокий, статный, красивый. Недаром его называли «мистер дипломатик ко» – «господин дипломатический корпус» – самый красивый дипломат. Я пошел ему навстречу. В ресторане было много узбеков. Они любили проводить здесь вечера и поразились, узнав, что ресторан посетил посол Кувейта.

– Анатоль, я опоздал немного. У моей жены неожиданно разболелась голова. – Он улыбнулся приветливо, и никакой печали по поводу внезапно заболевшей супруги на его лице я не заметил.

Люба его просто сразила своей красотой и прекрасной улыбкой. Он, пораженный, глядел на нее и не мог произнести ни слова. Только взял ее руку, долго держал, потом поцеловал.

– Анатоль, где вы взяли это чудо природы? – тихо спросил Шаммас. – Я просто рад, что моя жена не пришла сегодня в ресторан, иначе была бы ужасная сцена ревности. Я бы не смог скрыть своего восхищения.

Я перевел Любе его восхваляющие красоту сентенции. Она вспыхнула и наклонила голову – уж конечно, это было ей чрезвычайно приятно слышать.

Официант принес целое блюдо различной зелени, потом бутылку шампанского и замечательное вино Пино гри. Неожиданно он поставил на стол еще две бутылки шампанского.

– Мы больше не заказывали, – возразил я, но официант, загадочно улыбнувшись, сказал:

– Это посылают большому гостю вон с того стола. – Он указал на двух мужчин у окна.

– Да, но это кавказский обычай. А мы в узбекском ресторане. Нам ведь надо отвечать?

– Сейчас у нас тоже стало доброй традицией посылать вино.

Я объяснил Шаммасу. Ему это очень понравилось, и он попросил, чтобы официант от его имени передал тем добрым людям две бутылки коньяка. Я мысленно отметил, что в отчете будет четыре бутылки.

Мы выпили. Саид немного отошел от домашних неприятностей. Настроение у него улучшилось. Он ухаживал за Любой и лукаво поглядывал на меня.

– Я очень хорошо стреляю, – улыбнулся я Шаммасу.

– А я в университете занимался боксом. – Он показал кулаками, как он это делал. Люба все поняла без перевода и весело засмеялась.

Потом они с Любой танцевали европейские танцы, а когда заиграла восточная музыка, Саид с удовольствием глядел, как танцевали узбеки. Для него это было чем-то далеким и родным, от чего он уже отвык за годы учебы и дипломатической службы.

На весь вечер посол Кувейта отнял у меня жену: она танцевала с ним, он говорил ей комплименты, а я – я переводил, и, откровенно, игла ревности покалывала мне сердце, хотя умом понимал, что кончится вечер, останутся добрые воспоминания и больше ничего. Да и Люба, раскрасневшись от вина, тихо прошептала мне, взяв за руку:

– Как я тебя люблю, если бы ты мог это знать!

Шаммас не хотел уходить из ресторана до самого конца.

– Я как узник, которого выпустили на свободу всего лишь на несколько часов. Завтра я снова буду в броне, буду снова ПОСОЛ. Как хочется быть иногда просто человеком без условностей, встречаться с друзьями, получать от жизни удовольствия. И забывать хоть на несколько часов, кто ты, – печально сказал он, все время глядя на Любу своими жгучими блестящими глазами.

– Что он, такой красивый мужчина, не может найти себе хорошую девушку? Вот и будет ему отдушина, – заметила беспечно Люба.

Я перевел Шаммасу. Он покачал головой.

Люба, Люба, что ты такое говоришь! Это же предлагал и великий чекист Абрамыч. Он уже дважды вскользь намекал: «Надо бы найти ему бабу. Нашу бабу! Тогда и он был бы наш. Ах, как это было бы здорово!» – «Это было бы отвратительно. И не делайте из меня сутенера! Я ведь могу и обидеться». – «Ну-ну, успокойся! Никто не делает из　тебя сутенера, но подумать не мешало бы над этой проблемой – ты же чекист! Это нужно Родине!» – спекульнул на самом дорогом Абрамыч.

А тут Люба высказала эту идею. Только цели у этой идеи разные: для Любы хорошая девушка – это девушка для посла, а для Абрамыча – источник компромата. Поэтому я мысленно отверг эту идею напрочь и послал Абрамыча ко всем чертям.

Мы еще выпили, закусили шоколадом, и официант начал подсчитывать, на какую сумму нам обошелся ужин. В порядке шутки я сказал ему:

– Сегодня двадцать пятое число, ты в счет эту цифру не дописывай.

Мне, собственно, было наплевать на счет, который я мог бы взять тихонько и потом отчитаться перед КГБ. Но тогда мы с Абрамычем не умыкнем из карманов КГБ лишних четыре-пять сотен. Если признаться самому себе, моя совесть не бунтовала, когда я сочинял липовые отчеты, время стыда давно кончилось, и я спокойно делил с Абрамычем то, что сообща украли в шпионской конторе. Последнее время я даже стал сам подворовывать у самого Абрамыча, обсчитывая его на полсотню. Аппетит приходит во время еды. При этом я совсем забывал о другой пословице: «Сколько веревочке ни виться, а конец будет». Но в моем деле подходила и другая: «Сколько вор ни ворует, а тюрьмы не минует».

Во всяком случае, Господь меня миловал и отводил от меня козни злых сил. Наверное, потому, что моя работа среди дипломатов была довольно результативной. Я мог без особого труда получить нужную информацию, которую запрашивал Комитет или ЦК КПСС. Не дожидаясь «случайной» встречи с любым послом, мог позвонить и навестить посольство. Полученные информации стоили дороже денег или тех копеек, которые мы с Абрамычем уворовывали у КГБ.

Мы вышли из ресторана. «Мерседес» посла стоял у подъезда. Шофер открыл дверцу машины. Мы с Любой сели на заднее сиденье. По такому важному случаю посол, нарушая этикет, сел рядом со слугой спереди. Шофер воткнул флажок в радиатор: посол на месте.

– Мы пригласим Саида к нам на чай? – спросила Люба. Ей очень не хотелось заканчивать этот замечательный вечер.

– А потом он заберет тебя в свой гарем, и будешь ты у него любимая жена Любовь, – засмеялся я своей выдумке.

– У него есть гарем? – искренне удивилась она.

– Саид, у тебя есть гарем? Люба интересуется.

Шаммас захохотал. Он нашел это чрезвычайно забавным.

У нас дома мы продолжили вечеринку: опять пили шампанское, коньяк, много кофе. Саид уже дошел до кондиции и стал жаловаться Любе на свою жену, которая отравляет ему жизнь. Раньше таких бросали львам, а теперь хоть сам лезь к нему в пасть.

Я переводил без всяких комментариев. Люба ему сочувствовала, кивала головой и сидела с печальным лицом.

– Может быть, я познакомлю его с Татьяной Шохиной. Такая видная и яркая девица! Она бы его заговорила, если б знала язык.

– Люба, роль свахи или сводни тебе не с руки. Он каторжник, прикованный цепью к своему посту и к своей жене Басиме.

Шаммас почувствовал, что мы говорим о чем-то важном для него и заинтересованно переводил взгляд с Любы на меня.

– Анатоль, что она сказала?

– Она сказала, что в следующий раз, когда мы встретимся, она пригласит свою красавицу подругу, чтобы тебе не было скучно.

Шаммас улыбнулся, поцеловал Любе руку и вдруг собрался уходить. О новой встрече мы не договорились. Шаммас сделал вид, что забыл об этом, но Люба по простоте душевной спросила:

– Мы еще увидимся, дорогой Саид?

– Конечно, конечно! – заторопился он к выходу.

Мы проводили его до машины, водитель вновь воткнул флажок в гнездо, и «мерседес» рванулся в предрассветное утро.

– Тебе не удалась роль сводни. Думаю, его это обидело.

На следующий день я встретился с Абрамычем, дал ему финансовый отчет, и он вдруг настойчиво сказал:

– У него дома был семейный скандал. Надо бы ему помочь. Мы поищем ему стоящую бабу. Свою жену забудет! – потер от предвкушения неслыханного удовольствия руки Абрамыч.

Я все хорошо понял: одно дело Любина подруга Татьяна и другое – девка, которая служит в КГБ и готова на всякую гнусность. Лишь бы хорошо платили. Что-то надо было делать. А что? Главное, я в этом не участвую. Но я не хотел, чтобы с Шаммасом проделали какую-нибудь пакость вроде той, что была организована при моем участии в Каире с американским корреспондентом. Правда, у Абрамыча в запасе есть и другие гадости: там, в аппарате КГБ, разрабатывает компру целая лаборатория, специалисты «перший класс». Ахнуть не успеет господин Полномочный и Чрезвычайный, как его снимут в таких ракурсах и в таком виде, что при опубликовании карьера закончится раз и навсегда, а в Кувейт ему и носа нельзя будет показать. Что касается супруги, этой заносчивой персиянки, то ее семейный очаг развалится как карточный домик. Все это я себе ясно представил, слишком хорошо знал эту гадючью контору. Не хочешь крушения – работай на КГБ! Или застрелись! Я еще не знал, что сделаю, но подсознательно понимал, что пойду на преступление, за которое мне могут вменить ст.64 – измену Родине. Но я решил, что найду способ и сорву задуманную Абрамычем компрометацию.

…Шаммас приветливо улыбался. Он хотел, чтобы я с ним сел рядом. Но я увидел, как смотрит на меня Анели. Нет, я сяду рядом с ней – с красивой женщиной все-таки приятнее лететь, пусть даже она и старше меня на добрых два десятка лет.

Почти всю дорогу Анели рассказывала, как ездила в Акапулько и знакомилась с древними памятниками майя. Она свободно говорила по-испански, иногда вставляла некоторые слова в свой рассказ и тут же поясняла, что они означают. Потом поведала мне историю своего замужества и о том доверии, которое к ней питает господин фон Вальтер. Он любитель церковной старины и покупает русские иконы. У него целая коллекция. Есть довольно редкие и очень ценные. Специальный агент работает на него.

Это надо запомнить и написать в отчете. Ему ничего не стоит увезти в дипломатическом багаже какие-нибудь шедевры. Хватит уж обкрадывать нашу Родину! – почему-то вдруг разозлился я на фон Вальтера. Вот ее бы сделать агентом Абрамычу. За нее он бы получил второй орден Красного Знамени. Она бы снабжала КГБ такой информацией, о которой можно только мечтать. Жена посла ФРГ! Доступ к совершенно секретной информации! Любые служебные разговоры. Из них можно почерпнуть сведения, которым не будет цены. Она даже может вопросы задавать сотрудникам посольства. В общем, неограниченные возможности такого агента. Я даже представил себе, как готовится на нее компромат. В основе – мы с ней в любовной связи. Почему-то мне подумалось, что я лично участвую в этой операции. Я настолько четко представил себе всю картину, что мне безумно захотелось овладеть ею. Даже знаю, как это будет. Мы выпьем немного шампанского в ее номере, я подкину таблетку ей в вино – и можно делать с ней все, что захочешь. Как-то не думалось о том, «что захочешь», а главным образом, как мы с ней страстно факаемся. Интересно, темпераментна ли она в постели? Так вроде спокойна, уравновешенна, даже пассивна. Только смотрит на меня своими изумительными доверчивыми глазами, а в этих глазах, я не ошибаюсь, симпатия. Я ей нравлюсь. Вероятно, она не прочь вступить со мной в близкие отношения. А может, я самонадеянный индюк?

В эту секунду Анели положила свою узкую ладонь мне на колено. Словно током пронзило все мое тело, я даже вздрогнул. Вот и ответ на вопрос о симпатии, о желаниях. Я погладил ее ладонь, она чему-то тихо засмеялась. Итак, старушка Бовари влюбилась, подумал я с тайной радостью.

В самолете нас неплохо покормили и даже предложили коньяк и шампанское. Я поставил перед Анели фужер. Она поглядела на меня с каким-то таинственным смыслом и сказала: