Текст книги "Откровения секретного агента"

Автор книги: Евгений Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Все я узнал примерно через час. Неожиданно за коралловым поясом показалось большое стадо дельфинов. Они шли вдоль коралловых рифов, равномерно выпрыгивая из воды и как бы поддерживая заданный строй. Это было великолепное зрелище: блестящие торпеды взлетали над водой и, блеснув в лучах солнца, скрывались в глубине. Трудно было сказать, сколько их было, но стадо растянулось метров на триста. Сначала они прошли в одну сторону, потом вернулись и, будто подчиняясь чьей-то команде, три или четыре дельфина остались у кораллового пояса, а остальные скрылись в глубине. «Дежурные» не уходили до самого вечера, может быть, они, как часовые, менялись, но мы видели их перед собой постоянно.

– Это наши верные охранники, – заметила Галя. – Каким-то чудесным образом они узнали, что мы здесь, и будут охранять нас от акул. Пока дельфины здесь, ни одна акула даже не приблизится сюда. Дельфин способен нанести ей смертельный удар своим носом.

– Я как-то заплыл за кораллы и там охотился, – сказал Волошин. – Дельфины проплывали рядом, открывали рты, и мне казалось, что они о чем-то переговариваются между собой.

– Они говорили: «Смотри, друг, наш младший брат – земная букашка плавает. Пригляди за ним, чтобы акула его не укусила», – заметила с улыбкой Галя. – Мы говорим, что они наши младшие братья, а они о нас думают наоборот, потому что мы не способны ни плавать так, как они, ни защитить себя от какой-то несчастной твари, называемой акулой. Поэтому они считают своим моральным долгом не позволять обижать братьев меньших.

– Галка, тебя послушать, так нам прямо сейчас надо идти на поклон к дельфинам, – засмеялся Волошин.

– Ничего нет зазорного и поклониться. Они очень верны своему моральному долгу перед братьями меньшими. Посмотри, часами не уходят с передовой, потому что враг человека ходит неподалеку и может нас обидеть. А мы? Можем ли мы быть так преданы им, этим прекрасным существам, над которыми себя считаем высшими? Чем мы выше? Читать умеем, машину водить, теле-радио изобрели, говорить научились. Так это же все от человеческого несовершенства. Дельфину не надо читать, он и так все знает. Если человек терпит бедствие, дельфин за сотню километров без всякого теле-радио уже знает об этом и спешит на помощь. Машина ему не нужна. Его скорость не уступит машине. Это нам нужна, чтобы двигаться. А насчет речи, так я думаю, язык дельфина куда совершеннее нашего. Во всяком случае, дельфины в своем лексиконе не имеют матерных слов. А мы их еще и отстреливаем.

Бушагин, который только что вышел из воды и услышал последние Галкины слова, весело рассмеялся. Мне тоже показалось смешным про матерные слова, но я не хотел обидеть Галку, потому как видел, насколько серьезно она это говорила, и лишь мягко улыбнулся.

Но Галка не обиделась, она каким-то отсутствующим взглядом посмотрела на смеющихся парней и спросила:

– А подлецы есть среди дельфинов? Или сволочи и подонки? А ведь каждый из них считает себя выше дельфина. Что касается меня, то был бы выбор между дельфином и тобой, Генка, я бы выбрала дельфина.

– А Бушагина поменяла бы на дельфина? – спросил смеясь Волошин.

– Бушагина и Волошина – на одного дельфина, – усмехнулась она загадочно, и я мог только догадаться, что тут замешаны личные отношения, к дельфинам ничего не имеющие.

– Уж если сравнивать достоинства и недостатки, – продолжал с улыбкой Волошин, – то дельфины, наверно, и водку не пьют. А ты пьешь. Значит, ты тоже хуже дельфинов.

– Конечно хуже. Все мы хуже этих замечательных животных.

Но дельфинья тема уже надоела и сошла на нет.

– Можно попробовать твою маску? – попросил я Волошина. Он молча бросил мне маску – это ярко-синее итальянское чудо, которое не требует дополнительной трубки с загубником, прикрывает рот, а над головой поднимается трубка для дыхания с пенопластовым клапаном. Придумано недурно, это я оценил, когда лег на воду и медленно поплыл, разглядывая красочный подводный мир: рыбы ярко-полосатые, как в тельняшках, пятнистые, серые, красные, голубые и зеленые. Они плавали стаями у самых коралловых рифов. А со дна, выставив, словно антенны, свои черные иглы, обозревали этот аквариум морские ежи. Генка меня предупредил, чтобы я случайно не схватил голой рукой иглу-антенну, она сразу же отломится, но десятка два тончайших иголок вопьются в руку. Эти иголки имеют наконечники, словно стрелы, и вытаскивать их из-под кожи довольно трудно, а если учесть, что они ядовитые, то и больно. Когда же смотришь на эту красоту, даже не подозреваешь, что она таит в себе. А попросту – это защита, чтобы брат старшой не покусился на меньшого.

Кораллы меня разочаровали: они были серые, зеленоватые, правда, ветвистые, как заросли боярышника, и довольно острые, поэтому я воздержался становиться на них голыми ногами. Откровенно говоря, пожалел, что не взял у Волошина ласты, мог бы выломать ветвистый коралл на память о Красном море. Я слышал, что ребята вываривали кораллы в кипятке и они становились белыми.

Не опасаясь акул, выплыл за коралловый пояс. Здесь было еще интереснее: плавали довольно крупные рыбы с зеленоватой чешуей и напоминали собой известного мне толстолобика.

Вдруг рядом прошла огромная тень, сердце мое остановилось – акула. Мгновенно я представил, как она рвет мои ноги, руки, перекусывает кость. Если бы было уместно сказать, что я покрылся холодным потом, то я так бы и выразился. Во всяком случае, я почувствовал в этой ласковой теплой воде настоящий холод. С детства у меня панический страх перед змеями, даже когда вижу, что ползет уж (у него желтая полоска поперек головы), все равно испытываю безотчетный страх и стараюсь чем попало убить, хотя и понимаю, что от ужа никакого вреда нет. То же самое я испытал при виде огромной тени там, внизу, в глубине. Я повернулся и как сумасшедший заработал руками и ногами, чтобы скорее спрятаться за спасительный коралловый пояс. Из глубины почти рядом со мной, обдав меня плотной водяной волной, вылетела темная блестящая, словно торпеда, большая туша дельфина. Я сразу почувствовал слабость. Выходит, там, в глубине, я видел тень дельфина, а вовсе не акулы. Это дельфины ходили поблизости от меня, потому что я вышел из «лягушатника» и меня могла подстерегать смертельная опасность. Господи! Как я был благодарен этим прекрасным существам и, к сожалению, не мог выразить им свою признательность.

Я вышел на берег. Меня покачивало, наверное, от только что пережитого страха, а может быть, от расслабляющего воздействия плотной воды. По пути выхватил из песка на дне бутылку кока-колы, открыл и одним залпом выпил весь пенящийся напиток.

На берегу уже шла подготовка к обеду. Натянули белый тент, под ним было спасение от обжигающих лучей, и даже потягивал легкий ветерок, хотя воздух был уже накален.

– Как прошла пресс-конференция? – спросил Бушагин, и его глаза хитро блеснули. Наверное, он видел, как я отчаянно работал руками и ногами, чтобы добраться до кораллов.

– Полное взаимопонимание. Только вначале я думал, что это «враги народа», – отделался я полушуткой.

Включили транзистор, и над знойными песками полилась музыка: было время «риквеста» – музыки по заявкам. На целый час песни и мелодии со всего мира. Я любил эти часы.

В обратный путь тронулись, когда уменьшился зной, и легкая прохлада окутала землю. Утомленные и измученные отдыхом – а меня, несмотря на рубашку с длинными рукавами, все же достали обжигающие лучи солнца – возвращались в Каир. Мы с Галей сидели на последних сиденьях микроавтобуса. Она положила свою головку мне на плечо, и я испытывал радостное удовлетворение оттого, что чувствовал эту головку рядом. Ее смуглое тело источало приятный возбуждающий запах. Чего там греха таить, она возбудила во мне далеко не дружеское желание. Правда, я управлял собой, но все же не удержался и, дотянувшись до нее, просунул руку под мышку и положил ладонь на ее грудь. Она вздрогнула, но продолжала делать вид, что спит, а сама опустила свою маленькую теплую руку на мою ладонь. Так мы и доехали до Каира, обуреваемые полужеланиями, полувозбуждением. Да и что мы могли себе позволить в микроавтобусе, хотя пассажиры все были в полу-дремотном состоянии.

Не доезжая до своей конспиративной квартиры два квартала, я вышел. На прощание поцеловал Галю в щеку, объяснив, что хочу пройтись и помечтать.

В квартире меня ждал сюрприз. Когда я щелкнул у порога выключателем, то понял, что кто-то либо был, либо есть в квартире: тонкая бесцветная нитка у пола была оборвана.

– Заходи! Это я! – окликнул меня Визгун. – Я жду тебя уже три часа. Десять минут тебе на сборы, и мы уходим.

Что-то где-то прорвалось, встревоженно подумал я, но тут же схватил сумку, бросил в нее белье, носки, полотенце, пасту, щетку, мыло. Надел легкие брюки, тенниску, схватил с вешалки куртку, положил ее поперек сумки и остановился перед шефом.

– Выведи из гаража машину. Она заправлена?

– Заправлена. – Я подхватил сумку, но вспомнил, что мне могут быть нужны деньги. Открыл стол, взял всю пачку, около пятисот фунтов.

Через пять минут мы уже выруливали на трассу, ведущую в аэропорт. Всю дорогу Визгун молчал, он сидел на переднем сиденье рядом со мной, вцепившись двумя руками в свою сумку, которую держал на коленях, и сосредоточенно глядел вперед на серое полотно дороги.

– Поставь машину на стоянку, – приказал шеф и пошел вперед. Я закатил на стоянку «опель», замкнул двери и двинулся следом в аэровокзал. Настиг я его у билетных касс, где он уже взял два билета до Дамаска.

«Вот это номер! Летим в Сирию. Хоть бы сказал, в чем дело, а то молчит, как сыч».

Но он так же молча пошел на посадку, и я поплелся следом. Мне эта таинственность стала уже порядком надоедать. Я начал закипать злобой, но вовремя погасил свои эмоции.

В Дамаске, сразу за аэровокзалом, нас встретил молодой, прилизанный волосок к волоску парень, одетый в костюм с галстуком, и с большим перстнем-печаткой на пальце, таким большим, что с трудом верилось, что он из настоящего золота.

– Будете ужинать или возьмете в дорогу? – спросил он учтиво, но без намека на заискивание, что мне понравилось и подавило возникшую к нему антипатию из-за того, что он мне напомнил канцелярского чекиста-адъютанта генерала от разведки из КГБ.

– Мы сейчас же выезжаем! – строго сказал Визгун. – У нас очень мало времени. Возьмите нам что-нибудь поесть в дороге. – Он протянул прилизанному деньги, взял у него ключи от машины, и мы пошли на стоянку, где было полно машин. Шеф безошибочно нашел нужный нам лимузин, лишь один раз взглянув на номера. Правда, никакого тут секрета не было, еще Мыловар учил меня давать описания автомашин так, чтобы не бегать высунув язык в поисках той, которая тебе нужна.

Мы сели в машину, минут через десять пришел прилизанный с пакетом и термосом. Где он его взял – осталось тайной.

Визгун вел машину точно по выбранному пути. Очевидно, он уже ездил этой скоростной трассой.

На виражах она была наклонена, наверно, градусов до тридцати, и мы проходили поворот на огромной скорости, не рискуя вылететь за трассу.

«Шевроле-импала» – великоватая машина, но она легко и быстро разгонялась. Ровная дорога, широкие баллоны и идеальная амортизация позволяли ехать и не замечать сумасшедшей скорости. Сначала была равнина, потом мы выехали к берегу Нила. В двух местах крутились «нории» – большие круглые деревянные колеса с черпаками, которые брали воду и выливали ее в корыта, откуда она текла на поля. Потом мы ушли к горам, и начались спуски, подъемы. Встречные машины проносились с такой же безумной скоростью. Лишь на длинном спуске, вьющемся лентой, Визгун сбросил скорость. На фосфоресцирующем табло промелькнула надпись: «Баалбек». Черт возьми! Так вот куда нас занесло – это же Ливан! Долина Баалбека – по преданиям, именно здесь находился рай на земле, где жили Адам и Ева. Именно здесь змей-искуситель, сатана, соблазнил Еву, предложив ей съесть знаменитое зебданское яблоко. Эти яблоки соблазнительно висели на деревьях у дороги: красно-желтые, сочные и ароматные. Такое яблоко я бы и без сатаны съел с огромным удовольствием.

– Зебданские яблоки, – заметил я негромко. – Сорвем парочку.

Визгун, не отвечая на мое предложение, сразу сбавил скорость и, найдя небольшую площадку, съехал с трассы.

– Давай перекусим, – согласился он. – Еще неизвестно, когда нам доведется поесть, – впервые за всю дорогу разразился он такой длинной тирадой.

Мы вышли из машины, небо посерело, близился рассвет. Прямо у дороги стояла небольшая яблоня, на земле лежало несколько плодов. Я подобрал пару и почувствовал их восковую холодность. Вот они, зебданские яблоки. Первым человеком на земле, который отведал этой прелести, была Ева. Неудивительно, что сразу увидела себя и Адама голыми. А змей-искуситель обманул, говорил, что с помощью этих яблок они проникнутся мудростью и знаниями Бога, сравняются с ним во всем. Вот уж истина, что человек никогда не бывает доволен – подавай ему еще и еще. Чего не хватало Адаму и Еве? Райская долина, отдыхайте, наслаждайтесь жизнью, общайтесь в свое удовольствие. Нет! Хотим тоже быть богами! Пушкин в своей сказке про золотую рыбку хорошо поведал об этом. А были бы скромнее, может быть, и без скандала научились детей на свет производить. Все равно Бог собирался населить землю людьми, нашел бы какой-нибудь другой способ. Так нет же, давай быстрее нажремся яблок! Все мы происходим от Адама и Евы, и мне обидно, что такая сука, как мой бывший шеф Иван Дмитриевич, приходится мне родней. Что ж, в семье не без урода. Переживу и такого родственника!

Мы съели всю брынзу, «фуль» – лепешки с фасолью, выпили весь термос холодного чая, который нас очень хорошо взбодрил. Я подобрал еще несколько яблок.

– Ты собираешься их есть? – спросил Визгун. – Еще живот заболит. Помыл бы где-нибудь.

– От этих не заболит. Это знаменитые библейские яблоки. Когда-то на заре зарождения человечества именно здесь Ева попробовала первой эти плоды. В долине Баалбека, в земном рае, случилось первое грехопадение.

– Ты что, Анатолий, серьезно это говоришь? Какие яблоки? Какой рай? Человек произошел от обезьяны. Ты разве не читал Энгельса «О происхождении семьи, частной собственности и государства»? Адам и Ева! – презрительно закончил шеф.

– Читал, читал! Это я в порядке шутки, развлекаю вас, чтобы не заснули за рулем, – ретировался я быстро, поняв, что с этим дундуком шутки плохи. Он настолько прямолинеен, что пришпилит тебе любые рога.

– Тот, кто заснул за рулем, – назидательно сказал Визгун, – лежит вон там, внизу. Видишь, в пропасти на дне искореженные машины виднеются? Мог бы на экскурсию сходить, да у нас другая задача.

– Какая у нас задача? – решился я наконец добиться определенности. – Вы знаете, а я, ваш партнер, в неведении.

Он взглянул на меня косо и усмехнулся. А мне казалось, что он подумал: «Партнер! Вообразил себе! Я разведчик со стажем, специалист из военной разведки, а ты примазываешься в партнеры. Без году неделя в разведке, случайно поймал жар-птицу за хвост и выбрался наверх. Когда только ты успел майора заслужить? Наверное, волосатая рука тянет». Так я истолковал его взгляд при упоминании, что мы партнеры.

Он помолчал несколько минут, затем выдавил:

– Видишь ли, я сам не знаю нашу задачу. Пришел срочный приказ подтянуть людей в Бейрут, откуда только можно. Там нам и поставят задачу. – Он открыл бардачок и извлек два пистолета иностранной марки. Один похож был на «парабеллум», но немного отличался рукояткой. Я знал эту модель, на уроках по стрелковому оружию обратил на него внимание – это был «люгер», с пулей девять миллиметров и мощной убойной силой. Вторую модель видел впервые, возможно, это одна из модификаций «маузера». Я взял «люгер».

– Предстоит стрелять?

– Ты что, не умеешь? – попытался задеть меня шеф.

– В людей еще не умею.

– Ну, мы не в зоопарк едем. Приказ есть приказ! Прикажут – будешь стрелять! – закончил он жестко нашу неначавшуюся дискуссию.

Мы проехали по утреннему Бейруту и спустились на набережную. Отсюда открывался изумительный вид на скалу, где стояла огромная скульптура Христа с крестом в руке. В лучах солнца она казалась сделанной из золота. Соледобытчики уже заливали морской водой «свои огороды». Она растекалась тонким слоем по ровным площадкам. Скоро солнце припечет и выпарит воду, на площадке останется белый слой соли. Здесь мы постояли минут двадцать, наверно, приехали раньше назначенного времени. Подкатил черный «мерседес», из него вышла средних лет женщина в черной юбке и белой кофточке с короткой стрижкой, чем-то напоминавшая Киру. Она села к нам в машину и после приветствия перешла к делу.

– Я укажу вам место, где вы будете ждать команды, чтобы действовать. Запомните одно, – сказала она строго, что не вязалось с ее женственностью, – взмахну белым платком, вы, не раздумывая, не размышляя, мчитесь бегом к подъезду. Если в это время полиция выведет на улицу человека, вы должны лечь костьми, но вырвать его из рук полиции. Надо стрелять – стреляйте! Убивать – убивайте! Но человек должен быть освобожден. Вы там будете не одни. Мы обложили тот дом, где наш товарищ. Больше вам знать не полагается. Успеете блокировать подъезд, деритесь на лестничной площадке. Но уж если я взмахну красным платком – операция закончена, вы разворачиваетесь и уходите. Хочу предупредить, там будет не простая полиция – это контрразведка и притом с участием Сюртэ. А французы умеют держать свою добычу. Так что, возможно, вам будет нелегко, – закончила она инструктаж.

Мы тронулись за ее «мерседесом» и вскоре были на месте. Она вышла из машины и указала нам подъезд.

– Квартира на седьмом этаже, окна хорошо отсюда просматриваются. – Атаманша, как я мысленно ее назвал, уехала. Мы остались, и началось самое трудное: нас стало клонить ко сну. Мы с трудом держались друг перед другом, пока я наконец не предложил:

– Давайте по очереди поспим, иначе мы ни на что не будем годны.

Шеф безоговорочно принял мое предложение, коротко бросил:

– Хорошо! – сразу же привалился к стойке кузова и мгновенно заснул.

Как я продержался с открытыми глазами целый час – известно только Господу Богу.

Если бы я так плотно не поел в долине Баалбека, то голод бы еще отгонял сон. А теперь мне с трудом удавалось держать веки открытыми. Даже наступали моменты, когда я спал с открытыми глазами. Я кусал себе пальцы, бил по щекам, строил рожи, чтобы растянуть мышцы лица, но этого хватало на одну-две минуты. Тогда я вышел из машины и пробежал метров пятьдесят так, словно отрабатывал спринтерскую дистанцию. Рядом под аркой дома я увидел «форд», за стеклами просматривались люди. «Вы будете здесь не одни», – вспомнил я слова нашего командира в юбке. Что же это за операция? Что это за засада? Главное, не позволить взять нашего человека. Загадочно! Но закон конспирации – никуда не денешься. Что-то, видимо, грандиозное. Я подавил в себе любопытство и поплелся обратно к машине. Визгун, откинув голову, спал с открытым ртом. Он и с закрытым ртом был мне несимпатичен, а уж в таком-то виде…

Через час я разбудил шефа, он растерянно хлопал глазами, не соображая, что с ним и где он. Наконец понял, что пора заступать на пост, и молча показал рукой, что я могу заснуть. Не знаю, сколько я спал, может, только прикрыл глаза, и Визгун ткнул меня в бок.

– Начинается, – прошептал он, и сон с меня будто рукой сняло. Я вытащил пистолет, снял с предохранителя, передернул затвор, загоняя в патронник патрон, и засунул его за пояс. По улице медленно катил «ситроен», в кабине сидел всего один человек. Машина остановилась прямо напротив подъезда, солнце заиграло на полированной крыше лимузина. Из кабины вышел молодой человек в дорогом штатском костюме, лицо его украшали пышные черные усы.

«Араб, – подумал я. – Зачем такая конспирация?»

Он осторожно оглянулся по сторонам, вид стоявших у обочин машин разных марок не встревожил его: обычная картина для больших арабских городов. Очевидно, он искал особых, подозрительных людей. Трудовой люд уже заполнил улицу: торговец апельсинами катил тележку и выкрикивал: «Бурдуган, бурдуган»; продавцы лепешек сновали от дома к дому, разнося свежие теплые лепешки, высокий усатый араб в длинной галобее, которая заменяла ему и рубашку, и брюки, а ночью – простыню и одеяло, согнулся под тяжестью двух корзин с бананами. Он медленно брел вдоль фасадов домов, другой – в такой же длинной и грязной галобее – нес на широком ремне двухведерный стеклянный чайник с торчащим над его головой носиком. Чтобы налить чай, ему не надо снимать посуду с плеча, он просто наклонялся вперед и подставлял стакан под носик чайника. Желающих выпить холодного, с плавающим льдом чая даже утром было предостаточно.

Подозрительных на улице вроде не было, и человек торопливо скрылся в подъезде. Чутье мне подсказывало: этот человек должен быть задействован в операции. По крайней мере, это один из ее главных участников. Я окинул взглядом окна этажей и между пятым и шестым увидел нашу атаманшу. Было далековато, но я разглядел ее напряженное лицо и сжатые, наверно, в сильном волнении руки на ее груди. На часах было без четверти девять. Визгун с не меньшим напряжением следил за приехавшим человеком и женщиной между этажами. Но на его лице не было заметно никакого волнения. Я же вдруг начал волноваться в ожидании того, что должно произойти. Прошло пять минут, как человек скрылся в подъезде. Стрелка на часах как будто остановилась, и мне показалось, что прошло уже не менее пятнадцати минут. Вдруг, расталкивая уличную суету, раздвигая ее в стороны, на улицу выскочил коричневый «мерседес». Одним колесом он наехал на бордюр, зацепил цветочную клумбу и на полной скорости стал как вкопанный. Все четыре дверцы резко распахнулись, и из машины выскочили дюжие парни. Они стремительно побежали в подъезд, и я подумал: «Кино начинается!» Визгун шевельнулся, я покосился на него. Он вытащил пистолет, и я услышал, как легонько щелкнул замок дверцы. Шеф приготовился, наверное, через несколько секунд мы ринемся к подъезду в таинственную неизвестность. Атаманша стояла у окна, словно статуя, не подавая признаков жизни. Прошло десять, пятнадцать, – двадцать секунд, и мой обостренный слух выделил среди многообразия уличных шумов глухой выстрел, будто стреляли с глушителем. Потом наступила пауза секунд на тридцать, и снова я уловил три выстрела подряд с такой скоростью, с какой мог нажимать на спусковой крючок профессионал. Потом часто, как на полигоне, затрещали громкие пистолетные выстрелы. В эту секунду атаманша взмахнула белым платком, и мы с Визгуном мгновенно вывалились из машины. Все вокруг пришло в движение: машины разных марок справа, слева ринулись к дому. Непосвященный, простой обыватель вряд ли заметил все эти перемещения, мало ли куда и почему двинулись автомашины. Никакой суеты, никакого хаоса, все как в отработанном сценарии. Но мне все эти движения и перемещения виделись другими глазами, потому что я был частью этого движения и знал, куда все это было нацелено.

Первой у подъезда оказалась автомашина советского военного атташе. Очевидно, вместе с ним были консул и еще двое официальных посольских чиновника. Они с папками под мышками почти бегом скрылись в подъезде. Пока мы с шефом перебежали улицу, я увидел, что у дома собралось с десяток машин. Оглашая улицу пронзительным визгом сирены, к дому подкатила машина «скорой помощи». Двое спортивного вида санитаров в белых халатах и с носилками побежали к этому же подъезду. Всю картину я увидел через окно уже тогда, когда мы, прыгая через две, три ступеньки, добежали до второго этажа. Я зажал в руке «люгер» и был уверен, что сейчас буду драться не на жизнь, а на смерть. Я буду стрелять в любого, кто станет у меня на пути. Такая была во мне уверенность и установка. Это уже были не детские забавы, а реальность. Ради этих минут меня и заслали на Ближний Восток, потому что Родина мне верила, она надеялась на меня. Визгун отстал на целый пролет лестницы: я был моложе и сильнее и бежал так, словно от этого зависела вся моя карьера, мое доброе имя и неизвестная мне операция. На повороте с четвертого на пятый этаж, наверху лестничного пролета я увидел женщину. Она высоко подняла руку с красным платком, и я замер на месте. Все, операция закончилась! Нам приказывали повернуть оглобли и стремительно уходить с поля боя. Нашу задачу мы выполнили, хотя я так и не знал, в чем она состояла, эта важная задача, решать которую нас вызвали через две границы, и мы неслись в ночи по скоростной трассе, где могли запросто кончить свою жизнь, полетев вместе с машиной в пропасть.

Я повернулся, засунул сзади за пояс «люгер» и не торопясь пошел вниз по лестнице следом за Визгуном. Мы пересекли улицу, жизнь текла здесь своим чередом. «Бурдуган, бурдуган», – призывно оповещал о наличии апельсинов торговец; «Чай, чай!» – вторил ему владелец стеклянного чайника; машины, еще минуту назад стоявшие у тротуара, стали неторопливо растекаться в разные стороны. Подойдя к нашему «шевроле», я оглянулся – из подъезда выкатили носилки. Рука в черном рукаве свесилась вниз, и я догадался, что на них лежал тот, кто приехал первым и первым вошел в подъезд. А еще я подумал, что это не наш человек, ради которого мы здесь, потому что сопровождал его только один полицейский в штатском костюме. Наверное, наш человек и всадил пулю этому господину, попробовал я домыслить ситуацию. Подъехала еще одна «скорая помощь», ее встретил сотрудник посольства и пошел впереди санитаров в подъезд. И из этой сцены я мог заключить, что нашему человеку тоже понадобились носилки. Но теперь он уже не будет одинок и ему не страшна ливанская полиция вместе с французской Сюртэ, потому что наших тут собралось не меньше взвода.

Визгун завел двигатель, но мне не хотелось уезжать, пока я не увижу нашего человека. По тому, как он будет накрыт, как будет лежать, я пойму – успел он отстреляться от всей банды или нет. Я не просил шефа, только поглядел на него долгим взглядом. Наши глаза встретились, и он выключил двигатель.

Санитары вынесли из подъезда носилки. Один из чиновников бережно поправил на лежавшем человеке простыню, и я подумал, дай ему Бог силы, чтобы выкарабкаться из жестоких лап курносой.

В Каир мы вернулись на следующее утро. Из Дамаска не было ночного рейса в Египет, но шеф страстно желал немедленно добраться до Каира. Он просчитал возможные варианты, и получилось, что если мы вылетим в Сомали, то из Могадишо успеваем на рейс, идущий через Каир. Он уже было взял билеты, но я заартачился:

– Не все ли равно, когда мы прилетим домой? В шесть утра или в одиннадцать? Для нас это очень важно?

Визгун ничего не ответил, поглядел пристально на меня и тут же переделал билеты на первый рейс на Каир. Дальше уже все было неинтересно, мы пошли в ресторан и кутили всю ночь. Шеф нахрюкался, как биндюжник, и тут же заснул за столом, чмокая губами, будто вспоминал свое детство. Я дал официанту пять долларов, и он отвел его в свою каморку. А мне представилась возможность побродить по ночному Дамаску…

Прошло около двух недель, я уже стал забывать бейрутский эпизод, который был и остался для меня загадкой. Из Москвы мы с шефом получили благодарность на высоком уровне за добросовестное участие в боевой операции. По связи так и пришло: «в боевой операции». Я спорить не стал, тем более подумал: а почему бы ей не быть боевой? С пистолетом бегал? Бегал! Готов был стрелять? Готов! Просто не было в кого стрелять, а мог бы и выстрелить. Товарища выручили, а он вел настоящий бой. Наверное…

Я купил в магазине американский журнал «Лайф» и сразу же в рекламном оглавлении наткнулся на сообщение: «Ливанская контрразведка против ГРУ». Это было что-то новое. Я развернул пахнущие краской страницы в нужном месте и быстро пробежал статью. Журнал писал, что ливанская контрразведка сумела обезвредить советского агента, засланного в Ливан Главным разведывательным управлением, Ивана Рогова. Как стало известно американскому корреспонденту Сиду Макдональду, советский агент пытался завербовать ливанского летчика, предложив ему миллион долларов за французский самолет «Мираж-IV», снабженный лучшим в мире аэронавигационным оборудованием и системой электронного наведения на цель. Летчик, двадцати девяти лет Омар Буйе, окончивший французскую военно-воздушную академию, должен был перелететь на территорию Египта. Там русские специалисты быстро разобрали бы самолет и погрузили его на транспортное судно. Летчик, Омар Буйе, сообщил о предложении русского агента в контрразведку. Была сделана попытка захватить его с поличным. Однако русский шпион, заподозрив предательство, выстрелом в лоб убил Омара Буйе. Но в перестрелке с полицией Рогов получил пулю в голову и в тяжелом состоянии доставлен в советский госпиталь в Бейруте. Так провалилась еще одна грязная затея русских завладеть западным военным секретом.

Так вот почему мы так плотно блокировали квартиру Рогова, куда были стянуты мощные силы профессионалов. Я пробежал еще раз заметку Сида Макдональда и взглянул на маленький снимок в углу заметки. Фотография была некачественная, но мне что-то в ней показалось очень знакомым. Где-то я видел эти большие залысины. Где? Где? И я вспомнил: это Семен – мой сокурсник по разведывательной группе, который как-то ночью таинственно исчез из моего поля зрения. И вот сейчас объявился при самых трагических обстоятельствах.

Идти к Визгуну или Шеину с этим журналом не имело смысла. «А был ли вообще мальчик?» – подумал я и вернулся к своим будничным делам. Нечего показывать, что много знаешь, будешь спокойней спать. Тем более что Визгун поручил мне съездить в Порт-Саид на тайную встречу с агентом. Предложение поехать в этот город взволновало меня неосознанной загадочностью. А вдруг я смогу прикоснуться к великой Тайне!

Обсуждая вариант контакта с агентом, мы обговаривали детали подхода к месту встречи:

– Базар ты найдешь быстро: все дороги ведут туда. Будешь ехать по трассе, возле мечети повернешь направо…

– Там будет чайхана, или, попросту, харчевня с большой вывеской жующего араба, – заметил я, прерывая шефа.

– Нет там чайханы! – возразил недовольно Визгун, что я его прервал.

– Была чайхана с двумя входами и одним выходом, – упорствовал я, не зная почему, словно в меня вселился бес.

– Там двухэтажный ресторан, а не харчевня. Хотя действительно с двумя входами и одним выходом, и про жующего араба на фасаде верно.

Это сообщение повергло меня в трепет: неужели правда, что в той, другой жизни я жил в Порт-Саиде. Тогда должны быть рядом с харчевней две пальмы-бесстыдницы – стволы без коры.