Текст книги "Откровения секретного агента"

Автор книги: Евгений Ивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Контрразведка-2

Уже после первой встречи с одним из чиновников ГРУ я понял, что разведуправлению в стране я просто не нужен. Оно и понятно: кому нужен засвеченный разведчик. Но меня держали. Чиновник долго размышлял, изучал какие-то бумаги, вроде бы пытаясь найти мне место. Потом отпускал и просил прийти завтра. Так продолжалось целую неделю.

Меня удивляла неповоротливость этого аппарата. Почти два месяца я отдыхал, как и мечталось мне, жил в палатке на Дону, ловил рыбу, купался. Приятным сюрпризом было то, что я смог при всей нашей волоките в три дня оформить покупку «Волги». И вот теперь, после стольких дней отсутствия, я ходил в Генеральный штаб каждое утро и уходил ни с чем. Как-то сказал:

– Может, уволите…

На лице офицера от такой мысли отразился страх. Кто-то у меня был за спиной.

Однажды чиновник встретил меня, сияя искренней улыбкой.

– Вам крупно повезло! Наконец-то я могу вам предложить что-то стоящее по вашим способностям. – Он сделал паузу, очевидно ожидая, что я упаду перед ним ниц и рассыплюсь в благодарности. – Идемте! – ввел он меня в кабинет, отделанный мореным дубом. Навстречу поднялся генерал-лейтенант, и сразу:

– Поедете в Одессу. В Высшее пехотное училище прибыла группа двадцать шесть человек из Южно-Африканской Республики. Здесь они пройдут курс обучения партизанской войне и политике. Ребята прошли через огонь национально-освободительной борьбы, тюрьмы. Мы решили доверить вам политическое воспитание этой группы. Вы будете проводником марксистских идей, будете политически контролировать их. Прикроем вас, поедете как переводчик.

Я испытывал неподдельную радость от поездки в Одессу, даже связывал свой визит с подсознательной надеждой об изменении своей жизни.

Захваченный такой мыслью, я как-то пропустил мимо ушей напутствия чиновника с высоким званием, и напрасно: это было не напутствие, а инструкция.

– …Вы будете там нашими глазами и ушами, более того, генератором идей партии. Когда они закончат обучение, чтобы все были коммунистами, готовыми бороться за советскую власть, за социализм! Развернитесь как настоящий пропагандист-коммунист. Покажите, что вы не только отличный разведчик. Потом это будут наши люди, они будут работать на ГРУ. Мы создадим в Южно-Африканской Республике нашу пятую колонну, которая в нужный момент возьмет там власть…

Его явно стало заносить, и мне было уже неинтересно слушать весь этот высокопарный бред. Но я, наученный нашему социалистическому лицемерию, согласно кивал головой и выражением лица показывал, что внимательно внемлю высокому идейному гласу. А генерал закатывал глаза и еще долго пел, пел и пел…

Наконец-то он меня отпустил, и я смог заняться подготовкой к отъезду в славный город Одессу. Честно говоря, мне очень хотелось поскорее убраться из столицы. Предстояло приятное путешествие на машине до самого Черного моря. В Киеве остановлюсь, там живут мои друзья: Слава и Рита Волнянские. Из Египта они уехали раньше меня, и Слава теперь стал настоящий «пуриц» в газете «Правда Украины», чуть ли не зам. главного редактора. Славка был мне кое-чем обязан по службе, но, кроме того, нас связывали общие симпатии.

Дорога до Киева была малоинтересной. Да еще в придачу ко всему, Волнянских я не встретил: они были в Ессентуках. Поэтому я решил двинуть дальше, на Одессу. Меня не пугало, что солнце уже пошло к закату. Я прикинул, что часов за пять доеду. Но с наступлением темноты я вдруг начал дремать за рулем, а один раз даже заснул на секунду-две и проснулся, похолодев от страха. Я выбрал местечко на обочине и, привалившись на подушечку к стойке, мгновенно отключился. Мой мозг не реагировал на проносившиеся мимо автомашины, свет фар меня не тревожил.

Сколько я проспал – трудно сказать, но разбудил меня неожиданный удар чего-то об автомашину и скрежет металла…

Я разглядел, что перед «Волгой» градусов под сорок пять стоял «жигуленок» с включенными фарами, которые выхватили зеленую стену лесопосадок. Что-то он сделал с моей машиной, этот нахальный «жигуленок». Мне было　понятно, что он хотел остановиться впереди моей «Волги», и при повороте водитель задним бампером зацепился за мой передний бампер и вырвал его: себе он тоже оторвал бампер, и все это выглядело фантастически: словно машины взялись за руки.

Из машины вылез водитель, и я приготовился дать по нему словесный залп: все, что я думаю о нем как водителе, и прочее, но слова мгновенно застряли у меня в горле – передо мной была женщина.

– Мадам, где вас научили так ездить? – спросил я, укрощая свой гнев. – Вы, наверное, купили права. Во сколько вам это обошлось? – пытался я ее уязвить, задав ехидный вопрос.

– Умоляю простить меня! – воскликнула она испуганно. – У меня еще нет опыта. Я шесть месяцев училась. По пятьдесят рублей, – лепетала она, не воспринимая моего ехидства.

Я окончательно подавил в себе злость – не бить же ее за аварию, все-таки шесть месяцев училась. Но терять позиции правого и достигнутого превосходства мне не хотелось.

– Вы только посмотрите, мадам, что вы сотворили с моей новенькой «Волгой»! – трагическим тоном воскликнул я. – Знаете, сколько она пробежала? Полторы тысячи километров! – печально произнес я. – Полжизни работать вам на ремонт моей «Волги».

Тут уж я перестарался. Она завелась буквально с полоборота и резким тоном ответила:

– Ладно уж слезы лить! Говорите, сколько вы хотели бы с меня содрать. Честный человек не покупает «Волгу». Наверно, спекулянт! Что перепродаете?

Это было уже слишком, я молча подошел к ее машине и вытащил ключ зажигания.

– Теперь никуда не уедете. Вызывайте ГАИ. Я пока посплю, когда приедет инспектор, разбудите, пожалуйста.

– Не дождетесь! Вот сидите тут и ждите инспектора. Вы заинтересованы в ГАИ, а не я. – В ее голосе прозвучали торжествующие нотки. Она явно провоцировала меня на перепалку. Но я молча сел в кабину, устроил голову на подушке поудобнее и сделал вид, что буду спать.

Она прошлась взад и вперед, обхватив руками плечи, видно, ей было не жарко в летней кофточке с коротким рукавом, и влезла в кабину.

Мне не спалось, до утра никакой автоинспекции здесь не будет, поэтому я решил нормально отдохнуть. Вытащил из багажника палатку, спальный мешок, прихватил термос с кофе и пошел к посадкам, где и устроил себе ночлег. Через несколько минут я уже спал. Однако прошло часа полтора, и меня разбудил дрожащий голос:

– Эй, товарищ! Вы спите?

– Теперь уже нет, – ответил я. – Приехала инспекция?

– До чего же вы черствый человек! – воскликнула она, слегка всхлипнув. – Я совсем замерзла. А вы развалились в тепле и храпите.

– А что, я не могу храпеть в своей собственной комнате?

– Я замерзла! Вы это понимаете?

– Это ваши проблемы, но я их понимаю. Залезайте сюда, в мою теплую комнату. Надо же вас сохранить для ГАИ.

Я расстегнул молнию на палатке и включил фонарик.

– Заползайте в мешок, там еще сохраняется мое тепло, которое заставит вас прочувствовать, какой моральный и материальный урон вы мне нанесли.

– Ну и нудный же вы тип! – воскликнула она, быстро залезая в мешок. – Тут действительно тепло и уютно, но я не чувствую угрызений совести, – ехидно, но все еще дрожащим голосом заметила она.

– Тогда вылезайте! Я не для того вас пустил, чтобы вы бесстыдно наслаждались.

– Теперь я понимаю тех жен, которые убивают своих мужей. – Она отвернулась от меня.

– Я хочу налить вам чашку кофе, по-французски, с молоком. Вы пьете с молоком? Или только по-турецки?

– Сейчас выпью кофе даже по-бенгальски, с соевым маслом. Я в таком состоянии…

– Мой кофе с сахаром. Вы как? Вдруг не любите сахар.

– Давайте уж ваш кофе, не заговаривайте мне зубы. Я жду!

Я налил ей чашку и предупредил:

– Горячий!

– Какая заботливость. Два часа назад готов был меня убить за какие-то паршивые железки.

– Вы не будете возражать, если я привалюсь головой к вашим ногам и посплю? Вы меня разбудили в критический момент – я купался в море.

– Приваливайтесь и продолжайте купаться, я не возражаю, – милостиво согласилась она.

Я лежал и не мог уснуть, близкое соседство женщины, которое я чувствовал головой, напрочь лишило меня сна. Какая она: молодая, старая, красивая, безобразная. При слабом отсвете фар я ее не рассмотрел. Мне почему-то очень хотелось увидеть утром молодую и интересную женщину, хотя это было совсем ни к чему. Но все же было бы приятно.

На какое-то мгновение я задремал. Меня разбудил сильный треск раздираемой палатки. Луч света от фонаря ударил мне в глаза. В следующую секунду закричала женщина, но ей зажали рот. В палатку ввалились двое, в руке одного блеснуло лезвие ножа.

– Ты, козел, не рыпайся! – прорычал хрипатый голос из темноты. – Рыпнешься, твоей сучонке полосну по глотке.

Я не рыпнулся, потому что понял, с кем имею дело: они полоснут по горлу женщину.

Палатка снова затрещала, ее кромсали ножом до тех пор, пока она не отлетела в сторону и мы оказались снаружи. Тут я разглядел темную фигуру третьего бандита. Он сразу же приказал нас связать:

– Солитер, скрути козлу ноги и руки, потом бабу.

Я лежал на спине и уже все прикинул: первый, кто окажется в зоне досягаемости моих ног, будет мгновенно брошен на землю и выведен из этой жестокой игры. Но бандиты уже поняли мое уязвимое место. Хрипатый голос добавил, но уже мне:

– Ты, козел, не рыпайся, твоя баба на ноже.

Солитер наклонился надо мной, рывком развел мои руки за спину и стал их скручивать полоской, оторванной от палатки. Я напряг мышцы так, что, когда ослабил их, узел не получился крепким, и почувствовал, что смогу двигать кистями. Потом он захлестнул мои ноги, не заметив, что я слегка вывернул стопы внутрь и тем самым ослабил узел и на ногах.

– Румба, ты только посмотри, какие на нем мокасы! Они мне подойдут. – И он мгновенно стащил с меня французские туфли.

– Солитер, у тебя номер не тот, – грозно заметил Румба.

– Я померяю.

– Ты что, не понял? У тебя не тот номер! Дай сюда!

Пока бандиты препирались из-за моих мокасин, я шевельнул кистями и, к своей радости, почувствовал, что смогу раскачать путы на руках. При свете фонаря один из бандитов связал руки и ноги женщине и сказал:

– Солитер, пойдем пригоним сюда мотоциклы, потом займемся этими.

Двое пошли к дороге в сторону автомашин. Значит, они специально не подъехали близко, чтобы не разбудить нас и тихо подкрасться к палатке. Что с успехом им и удалось.

Положение было критическим, они, чего доброго, и прирежут меня. Не то чтобы мне стало страшно, просто я испугался, что меня убьют, как на бойне, связанного по рукам и ногам. Состояние было такое, что хотелось завыть от бессилия. «Неужели это конец! – подумал я и почувствовал на спине холодный пот. – Надо что-то делать и не показывать, что я их боюсь».

– Послушай, парень, что вы хотите от нас? Зачем эта жестокость? Мы ведь можем договориться. Мы же люди, значит, договоримся.

Румба молча подошел и дал мне сильного пинка в бок. «Моими туфлями, сволочь, по моим же ребрам, – подумал я. – Надо срочно развязаться, пока не подъехали те двое».

Я начал шевелить кистями, натягивать путы, все больше и больше расслабляя их на руках. Наконец мне удалось развязаться, и я стал разминать кисти. Теперь меня уже не взять. Нож у горла женщины не держат, она тихо всхлипывала, видно, с трудом сдерживала рвущиеся истерические рыдания. Я хорошо ее понимал: для нее это первое испытание, когда жизнь висит на кончике ножа. То, что они уголовники, я не сомневался: клички, блатной язык, ясно, что договориться с ними не удастся. Они просто-напросто прирежут нас, машины ограбят, затолкают их за посадки, сунут наши трупы в салоны и сожгут. Потом ищи ветра в поле, по крайней мере, меня еще долго не хватятся: из Москвы я уехал, имея в кармане предписание. В Одессу не приехал, там меня и не ждали. Найти меня будет нелегко. Вот насчет женщины – тут не все ясно: кто-то же знал, что она уехала ночью, где-то ее ждут, начнутся поиски и найдут машину. Пройдет мало времени, розыск все равно будет в затруднении – они сядут на мотоциклы и уедут за сотни километров. Либо в Одессу, либо в сторону Киева.

Нам же от всего этого не легче. Надо подманить этого Румбу к себе поближе, а там – я ему перегрызу глотку. Но планы мои не осуществились: с дороги, прыгая по кочкам и рыская лучами фар, свернули два мотоцикла. Один остановился прямо у моих ног, второй заехал с другой стороны. Свет погас, образовалась тьма. Я сразу же сунул руки к узлам на ногах, рванул их пару раз, путы ослабли, еще немного, и я высвобожу ноги. Но тут тьма стала отступать, и я решил не рисковать. Во всяком случае, при свободных руках я уже им не дамся. Женщина продолжала всхлипывать.

– Замолчишь, ты, сука! – выругался Солитер.

– Послушай, ты, козел, – начал свою богатую эмоциями речь Румба. – Выложи нам твои бабки, останетесь живыми. Иначе мы с тобой хорошо позабавимся, вон Дылда любит таких, как ты, он в зоне харил новичков. Дылда так тебе отвесит – сам снимешь штаны. – Они дружно захохотали. – Давай мани, крыса! – заорал Солитер.

– Нет у меня денег. Я военный и еду на службу.

– Врешь ты, падла! – воскликнул он. – Сейчас мы хором будем харить твою сучонку. А тебе Дылда вывернет зад, у него, как у молодого жеребца. Лучше отдай бабки!

Они сидели на земле, недосягаемые для меня. Румба засунул руку под кофточку женщине и сопел в предвкушении удовольствия. Мне надо было их разделить, и я решил сообщить им, где у меня деньги, хотя у меня их не было.

– Развяжи и освободи женщину, – сказал я главарю, а им был, как я догадался, Румба. – Отпусти женщину, и я отдам вам деньги.

– Пожалуйста! Какой рыцарь, мать перемать! – воскликнул Дылда. Румба резанул ножом по узлам на руках у женщины, потом на ногах и толкнул ее так, что она откатилась, цыкнув на нее:

– Лежи так, пока не возьмем деньги. Потом побежишь в степь.

Мне показалось, она хихикнула, но это было дико для данной ситуации. Скорее всего она всхлипнула.

– Под ковриком правого сиденья, – сказал я негромко и снова подвигал ногами, еще больше освобождая их от пут.

– Ты, сука, иди сюда! – приказал женщине Румба. – Дылда, хорошенько покопайся в машине. Если он трекнул, я ему моргалы выдавлю! А сейчас пусть посмотрит, как я буду его сучонку харить, – засмеялся он.

Меня удивило поведение женщины: она безропотно подошла к бандиту, вместо того чтобы броситься бежать. Так же безропотно легла на спальный мешок и стала снимать трусики. А Дылда побежал к машине. Румба впился в губы женщины, и она застонала, потом обхватила его руками за шею, задрала ноги, и я вдруг прозрел. Это же одна банда! Бабу запустили вперед, как подсадную утку, и я клюнул. Боже! Какой же я идиот! Она и аварию организовала, чтобы меня задержать здесь на ночь. И в палатку влезла, чтобы помочь своим подельщикам. Они ее использовали и разоружили меня, заставили отказаться от сопротивления. Угрожая расправой над ней, подчинили меня своим гнусным планам. А тем временем Румба факался с ней, Солитер стоял рядом, очевидно, возбужденный, ждал своей очереди.

Наконец я высвободил ноги. Момент для нападения идеальный. Один факается, другой пускает слюни, наблюдая этот процесс, Дылда роется в машине. Возле моих ног стояла десятилитровая канистра с бензином, что подтверждало мои подозрения. Только замысел был лишь в отношении меня одного.

– Сволочи! – заорал я. – Дешевки! Дырку вам от бублика, а не деньги. Поносная тварь! Козлы вонючие!

– Заткни ему глотку! – прорычал сквозь зубы Румба, не прерывая своего занятия. – Забей пасть ему дерьмом!

Солитер повернулся ко мне, находясь еще во власти сексуальных эмоций, и сделал пару шагов, намереваясь учинить надо мной расправу в стиле своего бандитского кодекса.

Я, словно подброшенный мощной пружиной, вскочил на ноги, ухватил канистру и плашмя нанес ему сильный удар по гнусной роже. Может быть, она была и не гнусная, я так никого из них и не смог толком рассмотреть: косой луч фонаря, полумрак открывали лишь общие черты. Но после удара канистрой по роже Солитера я знал, что сровнял ее, вдавив внутрь и нос и зубы. Рожа его теперь превратилась в сплошное плоское кровавое месиво. Он даже не ойкнул, откинувшись назад, рухнул со всего маха на спину. Этого я выключил надолго. Сексуальная парочка даже не заметила, что ситуация резко изменилась. Она в экстазе стонала и лепетала:

– Я люблю тебя, Рафик!

Я прыгнул вперед, мне надо было спешить, от машины бежал Дылда и орал:

– Он, сука, обманул! Нет там бабок! Румба, зажарь его живьем! Выколи глаза!

Открыв канистру, я обильно полил Румбу и его любовницу бензином. Он было попытался вскочить на ноги, но я сильно стукнул его сверху канистрой по голове, и он завалился на женщину без сознания. Бензин попал ей в глаза, она дико закричала. Я выхватил из кармана коробок спичек и приготовился чиркнуть.

– Еще шаг, и я подожгу твоих бандитских дружков! – пригрозил я Дылде. Он сразу замедлил шаг и остановился метрах в десяти. – Иди сюда и ложись рядом с ними, – прикрикнул я на него. Но Дылда вдруг, вместо того чтобы выполнить мою команду, бросился бежать в степь. Ему было наплевать на дружков, он заботился о себе. Впереди замаячила зона на долгие годы, поэтому он бежал как сумасшедший и вскоре скрылся в предрассветном тумане.

Я стащил с Румбы свои мокасины, обулся и подошел к женщине, которая перестала выть от боли и теперь, замерев, лежала под бесчувственным телом своего любовника.

– Ну, чего лежишь, поганка? Провалилась ваша затея. Сколько раз вы это проделывали?

– Первый раз! – прошептала она.

– Не признаешься, сожгу вас всех! – пригрозил я решительно.

– Два раза. Прошлую ночь захватили одного из Свердловска.

– Убили?

Она промолчала. Закипая злостью, я прикрикнул на нее:

– Убили?

– Румба утопил его в пруду, – еле слышно прошептала она.

Я стащил с нее безжизненное тело бандита, рывком поднял с земли, связал позади руки. Повалил оба мотоцикла и облил их остатками бензина. Но благоразумие остановило меня – при чем тут мотоциклы. Они, может быть, тоже угнанные у кого-нибудь.

Подталкивая бандитку, я вывел ее на дорогу и остановил проходящую мимо «Волгу».

– Передай на ближайшем посту ГАИ, я задержал банду, – сказал я водителю, который с любопытством осматривал связанную женщину.

Еще два часа было потеряно, пока составляли протокол. Уже рассвело, и я имел возможность разглядеть женщину и ее подельников. Она была молода и довольно привлекательна – поэтому и использовали ее как приманку для мужиков.

Дылду поймали в ближайшем совхозе, он спрятался на птицеферме, но испуганные куры подняли такой шум, что птичница обнаружила его и, угрожая вилами, заставила лежать на земле, пока не прибыла подмога.

Только после обеда меня отпустили, и я помчался в Одессу.

Была вечерняя суббота – ни одной собаки в пехотном училище не было, только дежурный лейтенант Власенко, который ничего не решал и виновато пожимал плечами. Но что в нем было достойным и вызывало уважение – это внешний вид: подтянутый, надраенный до блеска, наученный красиво вскидывать ладонь к козырьку – он являл собой образец настоящего строевого офицера.

Мой внешний вид – одет я был в заграничное тряпье – вначале покоробил его, но узнав, что у меня звание майора, он даже не решался сесть в моем присутствие и все время был в готовности чем-то мне услужить. Вот она, армия!

– Позвони начальнику училища! – сказал я лейтенанту. – Доложи, что прибыл из Генерального штаба майор Головин для прохождения дальнейшей службы с иностранным контингентом.

Глупо, конечно, выпендриваться и ставить лейтенанта в неловкое положение: у него до генерала, начальника училища, еще три инстанции, и прыгать через них он не будет – лейтенант знает субординацию.

Власенко колебался в растерянности и не знал, как ему поступить. Тогда я принял другое решение:

– Ладно, лейтенант, пусть генерал отдыхает. Скажи, где я могу поставить машину, умыться и отдохнуть?

Тут лейтенант быстро решил все мои проблемы: машину я поставил позади КПП, умыться и отдохнуть он направил меня в казарму и дал ключ от своей комнаты.

Я все же не утерпел и позвонил Владику – знакомому по теплоходу. Сначала была пауза, то ли он пытался меня вспомнить, то ли решал, куда бы меня послать, но тут вмешался женский голос:

– Толя, бросай все к чертям собачьим! – Хозяйка голоса была уже явно под балдой, но звучал он как музыка. – Садись на пятерку, на шестой остановке выйдешь, я буду тебя встречать. – И в трубке прозвучал отбой.

Я прихватил с собой бутылку шотландского виски, абрикотин, и на шестой остановке меня встречала целая компания.

Конечно, все они были парами: муж с женой, муж с женой, муж с женой, да еще была пара мужиков и я третий. Потом в дом стали подгребать девочки, дамочки, и я совсем запутался в их родственных отношениях. А вечеринка, по случаю дня рождения Владькиной дочки, которая была в Киеве у бабушки, только начиналась. Первой меня пленила жена Владика – Мила, очаровательная пухленькая блондинка.

Владик, представляя меня своим друзьям, коротко рекомендовал:

– Наш человек! – этого было достаточно, чтобы меня приняли за своего. В компании выделялась одна чертовски красивая женщина, может быть, это мнение сложилось после нескольких рюмок всякого заграничного пойла, но мне так, во всяком случае, показалось. Лет ей было где-то около сорока. Везет же мне на старушек. Она так ласково и понятливо поглядывала на меня, что отворачиваться от нее было бы просто невежливо. Сблизились мы где-то часа в два ночи, когда все решили ехать на Бугаз, на чью-то дачу, и там делать шашлыки, а на рассвете купаться. Мысль была заманчивой, но у меня не было с собой плавок.

– Очень хорошо! – воскликнула Евдокия. Так ее звали, и я мысленно выругался: «Черт возьми, при такой красоте – такое имя – Дунька! Евдоха! Дуняшка! – так уж упрощенно, нет чтобы назвать ее Лара, Мира или Сильвана. Ладно, Дуська так Дуська!» – Мы с Толей не будем вместе с вами купаться, потому что у нас нет купальных костюмов. Мы будем отдельно ото всех принимать морские ванны. Ты как думаешь, Толя?

– Ночью все равно не видно, что у кого есть, – сморозил я глупость, и все стали весело развлекаться на этот счет. Даже Дуся лукаво произнесла:

– Не скажи, Толя, если уж у кого что есть, так и в темноте видно, – двусмысленно разжевала она пошлую идею.

– Правильно, Кия, если у кого есть, так оно и в Африке есть! – вставил собственное трактование пошлости капитан какого-то сухогруза, которого все называли Золя. А Евдокию, значит, звали тут Кия. Это уже славненько. Кия, Кия – даже музыкально звучит.

Я подумал, сколько же надо машин, чтобы увезти эту ораву за шестьдесят километров от Одессы. Не успел я додумать эту мысль, как в комнату вошел худенький, подтянутый, в галстуке, но без пиджака молодой человек, которого все называли почему-то по фамилии Зимарин.

– Зимарин, как с транспортом? – кричали ему с разных сторон. Он загадочно улыбнулся и пожал небрежно плечами. Кия сразу шепнула мне:

– Все, сейчас будет автобус! Зимарин курирует транспорт. Чтобы ему не дали автобус – такого еще не было.

Минут через пятнадцать мы уже катили по улицам Одессы. Что значит курортный сезон – и ночью люди не спят, бродят по городу.

Профессионально запрограммированный мозг и здесь, среди друзей, автоматически отбирал важную информацию, которая текла по пьяной реке мимо моего носа. Все они говорили о знакомых и элементарных для них вещах, а я воспринимал это как что-то ненормальное, но ставшее здесь нормой. И вдруг мне пришла в голову безумная мысль. И она будто поставила все с головы на ноги. Это были люди из КГБ, а я относился к ГРУ. И то, что делали кагэбисты, было для меня диким и несуразным.

В их разговорах часто упоминался некий таинственный Жора, который все умел, все всем устраивал, любого мог порекомендовать на сухогруз или теплоход загранрейса. Надо только не забыть что-то привезти в подарок Жоре. Двое чекистов тихо говорили за моей спиной про этого самого Жору, и я уловил главный смысл: Жора возил в Ливан тысячи червонцев и продавал в меняльных лавках за доллары. Такое он проделывал не один раз, а потом на эти доллары набирал иностранного барахла, привозил в Одессу и сдавал все барыгам.

Один сказал:

– Когда-нибудь его прихватят.

Другой возразил:

– У него в Москве все схвачено. Он в центральный аппарат КГБ привозит полкупе в один заход! Вытащат! Сами грязные.

Из другого источника пришла информация, что Жора смотрит сквозь пальцы на то, что ребята тоже возят червонцы в Бейрут и там их сдают в лавки. А еще я понял, что этот Жора какой-то важный «пуриц», наверное, в одесском КГБ.

Среди гостей выделялся ростом Дима Петухов, он из морской таможни. Поэтому чекистов на таможне не досматривают, и они все друг друга знают.

То, что я услышал, вначале повергло меня в тихий транс. Я даже не реагировал на ладонь Евдокии, которая шарила по моим коленям. И лишь когда она решила проверить, действительно ли на мне нет купальных плавок, я очнулся от страшной сногсшибательной информации.

Позднее, когда мы с Дусей уже достаточно наплавались в теплой ласковой воде, а мы действительно купались отдельно от всех, я улегся на неостывший за ночь песок, и мысли снова вернулись.

Получалось, что этот Жора, а за ним и все остальные, вывозили из страны тысячи червонцев, такую для Запада драгоценную валюту, и продавали ее в меняльных лавках Бейрута за доллары. А куда же деваются червонцы потом? Я знал, что западная агентура в нашей стране постоянно испытывает потребность в деньгах. Чтобы снабжать эту агентуру, западные разведки переправляют своим агентам в СССР драгоценности, которые они могут у нас продать и иметь нужное количество рублей для подрывной, вербовочной работы. И вдруг тысячи червонцев, именно червонцев, уходят в Ливан, а там западные разведслужбы без помех забирают их для подрывной работы в нашей стране. Как же это оценить? Ведь этому есть название в Уголовном кодексе и статья 88…

– Ты уснул? – окликнула меня Евдокия. Она стояла надо мной, завернутая в полотенце, с распущенными как у русалки волосами.

«Отключись! – приказал я себе. – Ты ничего не знаешь! Ухватил кончики информации и хочешь их связать в　целую сеть. Отключись! Накопляй информацию!» – распорядился мой внутренний голос.

Воскресенье было таким же бурным, таким же пьяным. Только это было уже по другому поводу. Среди нас находился чекист, которому присвоили очередное звание, и наступила его очередь пополнять наш слегка обедневший напитками стол. Автобус ушел, водитель получил инструкцию посетить крупный гастроном на улице Советской Армии.

– Там директор наследил по валюте! – доверительно посвятил меня чекист. – От меня зависит, кинуть его на нары или нет. Он это знает и выпивку и закуску нам обеспечит. Не хочешь сидеть – либо не занимайся валютой, либо корми нас, – заключил он.

– А как он наследил? Для меня это новая область, просто интересно. – Мы чокнулись с ним и выпили. Его звали Феликс, хотя он был Федор, а кличку ему дали Дзержик. Он закусил балыком и многозначительно поднял палец, что означало: ты дилетант в нашем деле.

– Вы, грушники, понятия не имеете, в какой грязи нам приходится купаться. Вот этот директор, Борис Матвеевич, стал скупать «рыжики». Познакомился с одним ливанцем, хотел помочь ему увезти от нас пятьсот золотых. Отличное золото, настоящей царской чеканки. Ливанец его страстно желал. Вот Борис Матвеевич и предложил ему пятьсот золотых червонцев, да настоящей царской чеканки! – повторился он пьяно.

– Этот директор говорит по-английски или по-французски? Как они могли договориться?

– Есть такой международный жест у торговцев золотом: ставит на ребро золотую монету и щелчком заставляет ее крутиться. Это означает, что есть золото. Покупатель тоже щелкнет монету, чтобы она покрутилась на ребре, мол, и я так умею, а на самом деле означает: готов купить. Дальше жест пальцев: количество, цена. Потом встреча в гостинице «Красной», иностранцы обычно там живут, но под нашим присмотром. Борис Матвеевич уже приготовился нести туда «рыжики», но я подумал, что надо этого директора держать на хорошем крючке. Он для меня ценнее на свободе, чем в тюрьме. Перехватываю его у гостиницы, затаскиваю в свободный наш номер и сразу всю информацию ему на голову. Он упал на колени и просит:

«Феликс Эдмундович, – он от страха забыл мое отчество. Я Эдгарович. – Возьми все, только не карай! Я там умру, погибну!»

Под рукой у меня был один биндюжник, вон он на камне сидит. Только-только из отпуска приехал, заросший весь. Придали быстро ему неопрятный вид, взял он груз Бориса Матвеевича и пошел в номер к ливанцу. Тот перепугался, думал, грабитель, а он крутнул ему золотой на ребре и на безумном английском, на котором говорят на Лонжероне, объяснил, что у Бори очень сильно болит живот, поэтому давай наши рубли и катись к такой-то матери. Только он сгреб в свой кейс «колбаски» с «рыжиками», а Лешка закончил мусолить рубли, тут и мы вломились в номер. Я биндюжнику с ходу по роже, фингал подсадил, Лешка обещал сквитаться. Ливанца с поличным, конфискация золота. А Бориса Матвеевича за оказанную помощь чекистам в осуществлении важной операции наградили ценным подарком – часами «Полет», стоимостью в пятьсот золотых червонцев. – Федор, довольный, захохотал. Видно, ему доставляло удовольствие снова вспомнить былой успех, благодарность председателя КГБ. – Такая у нас работа! Борис Матвеевич сейчас пришлет нам что-нибудь перекусить и выпить. Я же теперь закрываю глаза на его проделки с золотом, но ставлю в известность, что все знаю. Чтобы не забывал – я тоже есть хочу.

«Черт возьми! Оказывается, как все просто. Никакого тебе риска: схватил валютчика, отпустил, и он тебя будет кормить по гроб жизни. Хорошо быть одесским чекистом! Держишь в руках какую-нибудь богатую сволочь и живешь себе припеваючи. Как в том анекдоте. Жил в деревне бедняк. А после войны вдруг разбогател ни с того ни с сего. Люди спрашивают: „Как это ты разбогател?“ А он отвечает: „Я во время войны спрятал в погребе еврея“. „И что? – удивляются люди. – Война-то уж тридцать лет как кончилась“. Он отвечает: „Это она для вас кончилась, а не для еврея“. Для Бориса Матвеевича эта война еще долго не кончится, пока существует ЧК, а значит, пожизненно. Здорово здесь все распределено: один держит в руках весь автобусный парк, другой Борисов Матвеевичей, третий контролирует сотню комиссионок в городе, четвертый возит в Ливан червонцы. А моя задача сделать из двадцати шести африканцев – двадцать шесть коммунистов. Двадцать шесть комиссаров! Чтобы это сделать, надо быть убежденным. Смогу ли я передать им свои убеждения, под которые сегодня подкапываются Жора, Федя, может быть, и Владик. Чем хуже их Владик? Вон какой у него в квартире мебельный гарнитур! Можно ли купить такой на зарплату чекиста? А люстры, радиоаппаратура, вино рекой! Черт тебя возьми! Жрешь, пьешь в доме и готов уже подкапываться! Выходит, Головин, ты все-таки сволочь! Б-о-о-о-льшая сволочь! Либо гнусный завистник. У тебя ни черта нет, кроме автомашины, вот желчью и исходишь. Гнида красноголовая! Наверно, вот такие, как ты, и делали революцию, от алчности: у буржуев есть, а у нас нет – отнимай!