Текст книги "Статьи, выступления, письма "

Автор книги: Эрнесто Че Гевара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 43 страниц)

Главную задачу революции он видел в «демассовизации масс», превращении каждого представителя массы в свободного индивида. «Вопреки тому, что думают некоторые, революция—это не стандартизация коллективной воли и коллективной инициативы, но нечто прямо противоположное: освобождение индивидуальных способностей человека».2 Остро осознавая, что многие люди опасаются, что эгалитарное общество приведёт к дегуманизации, он убежден, что «несмотря на видимую стандартизацию при социализме люди более совершенны; и хотя у нас ещё нет налаженного механизма для этого, возможности людей для самовыражения и воздействия на общество будут бесконечно больше».

Новый человек Гевары очень напоминает ницшеанского сверхчеловека. Расхожее, вульгарное мнение о ницшеанской концепции сверхчеловека—некий супермен без жалости к ближним и одержимый волей к власти и господству. На самом же деле сверхчеловек– это индивид, преодолевший в себе «человеческое, слишком человеческое», преодолевший эгоистическую ограниченность собственного «Я». Это свободный индивид, вполне овладевший своей судьбой и в полной мере реализующий свои качества. Он достигает такого взаимодействия с другими людьми, при котором общественное сознание способно взять под свой контроль основы жизнедеятельности всего общества.

Гевара отмечает: «Централизованное планирование—это способ бытия социалистического общества... тот рубеж, где человеческое сознание достигает наконец возможности обобщить и направить экономику к своей цели—полному освобождению человеческой личности в рамках коммунистического общества». Именно упором на решающую роль человеческого сознания как на фактор прорыва из

Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p. 47. Наст, изд., с. 115.

6001 В. Миронов s.rr .но» Ф. olt » i !

состояния отсталости объясняется его интерес к китайской теории «большого скачка».

По его мысли, эксплуатация исчезнет только тогда, когда рабочий не будет больше вынужден продавать свою рабочую силу, когда труд превращается в творчество, когда будет достигнута «конечная и важнейшая цель—ликвидация отчуждения человека». Будучи министром, он видит свою главную задачу в максимальном стимулировании добровольного труда, в радикальном раскрепощении трудящихся. Он видит в сознательной активности масс главный рычаг перехода к социализму. Для этого он делает упор на многообразные формы участия народа в демократическом процессе.

Че противопоставляет два типа демократии: прямую демократию, сложившуюся в ходе народной войны, и демократию буржуазную. Изначально последняя развивалась, выхолащивая подлинное духовное содержание собственно народовластия—системы, при которой каждый индивид практически управляет государством. В итоге буржуазная демократия превратилась в доведённую до предела модель формальной рациональности, функционирующую как сугубо арифметический механизм. Ей Гевара противопоставлял прямую демократию, в которой содержательно реализовывался индивид как духовный, а не количественный субъект. Если буржуазная демократия нивелирует и стандартизирует людей, то в геваровском понимании демократии происходит именно демассовизация индивида. Если буржуазная демократия в итоге превращается в электоральную игру, то для Че в прямой демократии происходит становление нового человека, способного овладеть своей судьбой и реализовать свою свободу в коллективе. Власть таких людей становится дериватом свободы.

По Геваре, не только производительностью труда новая формация выше старой. Именно свободой новое общество должно превзойти старый уклад. Одна лишь постановка проблемы выхода за пределы экономической парадигмы посредством свободы делает его мыслителем первого ранга.

Третья революционная волна XX века

Че страстно искал выхода из кризиса социализма. И выход он видел в глобальном революционном действии. Только мировая революция, развертывающаяся планетарно, не исключая и основные центры империализма, могла вырвать мир из логики капитализма, тем самым

6011 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф : к :

открыв дорогу за пределы экономической парадигмы. Иными словами, социализм может победить только в глобальном масштабе.

К середине 60-х гг. Гевара круто разворачивает свою судьбу. К этому времени Че уже отчётливо понимал, что мир на всех парах устремился к кризисной развилке. И по большому счёту не было в его действии никакого волюнтаризма. Его активизм проистекал из глубокого проникновения в ход истории. Каким-то звериным чутьём он чувствовал поднимающуюся по нарастающей в 1960-х гг. последнюю в XX веке глобальную революционную волну. Она вылилась в целую цепь революционных (хотя и разнородных) событий, охвативших мир: приближавшийся «второй тур» революций в Латинской Америке, массовые протесты в США против войны во Вьетнаме, движение «чёрных пантер», антиколониальные революции в «третьем мире», «пражская весна» и попытки реформ в Советском Союзе, культурная революция в Китае, «красный май» во Франции1, «жаркая осень» в Италии, вплотную приблизившая страну к социалистическому перевороту...

Решающее поражение этой волны в 1968-1969 гг. обернулось в конечном счёте широким наступлением неоконсерватизма Рейгана и Тэтчер. Откат этой глобальной революционной волны ещё долго будет сопровождаться отчаянным, но уже обречённым сопротивлением радикальной молодёжи, вылившимся в трагедии «красных бригад» в Италии и «Роте Арме фракцион» в ФРГ.

Че чувствовал эту волну на уровне инстинкта. Это была его мировая революция. Он старался любой ценой не упустить, поймать её, словно руководствуясь словами Маркса о том, что история мстит, если революционный класс упускает возможность революции. Именно поражение революционной волны 60-х—первой половины 70-х гг. предрешило переход мирового капитализма в постиндустриальную фазу и открыло дорогу неолиберальной глобализации.

Гевара был пророком глобальной революционной волны, охватившей мир. Вождь мировой бедности, он был первым глобальным революционером. До него даже самые крупные революционные деятели (Ленин, Мао, Хо Ши Мин), по существу, не выходили за национальные рамки. Именно поэтому он и стал «крестным отцом» современного альтерглобалистского движения. Именно поэтому Гевара, погибший за 30 лет до появления этого движения, стал его знаменем.

Амфитеатр, где развертывались майские события 1968 года в Париже, получил имя «Че Гевара». -

602 | В. Миронов v.j,,4 :i;-<-o : i viл-.-j h

Приблизительно в это же время проходит и просоветский настрой Гевары. Его глубоко покоробила политика Хрущева во время «ракетного кризиса» 1962 г. Он считал, что над Кубой висит постоянная угроза подчинения международной политике СССР. Он резко осуждал соперничество между двумя социалистическими державами, справедливо полагая, что оно размывает единый антиимпериалистический фронт.

Более того, выступая в Алжире, он обвинил социалистические страны в том, что, ставя неравноправные условия торговли, они по сути сообщничают с «империалистическими эксплуататорами».1 (Однажды он с горечью обронил: «Дипломатия—это искусство отделять действия от слова»2.) Это, быть может, объясняет внутренний психологический конфликт с Фиделем и с другими членами руководства, которые в те годы стремились избежать прямой конфронтации с главным союзником Кубы.

Изначально Фидель и Че, как два лидера революции, являли собой по сути нечто целое. Преданность Гевары Фиделю была абсолютной. Но при этом Че был единственным в руководстве, кто мог возражать Фиделю в случае несогласия с ним. К тому же первенство в теоретических вопросах было явно на стороне Гевары. Их дружбу, которая выковалась в горниле революции, можно охарактеризовать лишь словами Ленина, сказанными о дружбе Маркса и Энгельса: отношения между Фиделем и Че «превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе». Каждый чувствовал другого как самого себя. Однако Че всё острее понимал, что социалистическое строительство на Кубе всё больше сталкивается с проблемами, которые невозможно преодолеть без континентальной—и даже мировой—революции. В этих условиях отъезд Че для подготовки партизанской войны в Конго устраивал обоих и вписывался в стратегию создания очагов сопротивления с тем, чтобы смягчить давление США на Кубу. Впрочем, ещё в Мексике они договорились, что после победы над Батистой Че вновь обретёт свободу действий. Р. Дебре в этой связи отмечает: «Вопрос не в том, почему он уехал с Кубы в 1966 г., но в том, почему он так долго оставался там»3 (гораздо дольше, чем сам предполагал в 1959 г.,—семь лет). Потом, когда Че будет в Конго, Ка-

Е. Guevara. Scritti, discorsi е diari de guerriglia. Torino, 1974, p. 1422. Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p. 66. R. Debray. Les masques. Paris, 1992, p. 89.

6031 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф f1.;

стро на пленуме ЦК КПК прочтёт прощальное письмо Че, по сути закрывшее для него возможность возвращения на политическую сцену Кубы. Сам Кастро скажет потом, что обнародование письма было в тот момент политической необходимостью.

После Конго Че проведёт тяжкие три месяца в маленькой комнате посольства Кубы в Танзании.1 По настоянию Фиделя он возвращается на Кубу, где тот предоставляет в его распоряжение всё необходимое для организации партизанского очага в Латинской Америке: Кубинская революция не была исключением, ведь закономерностью всех революций является экспансия революционной активности за пределы страны после революционной победы.

Я не могу избавиться от ощущения трагичности, которой окрашивается образ Че в последние годы жизни. Нет, он, конечно, не ищет смерти. Он по-прежнему любит жизнь. Но в нём каким-то образом оказываются отброшенными всякие тормоза, всякий инстинкт самосохранения. Им овладевает странная одержимость: будто он чувствует себя виноватым за то, что до сих пор нет Большой Революции.

При этом он очень тяготится своим руководящим административным положением. В разговоре с Альберто Гренадо, с которым Че в юности исколесил всю Латинскую Америку, он сказал: «Посмотри на меня за этим столом. Когда другие умирают за свои идеалы... я не рождён для того, чтобы руководить министерствами или умереть дедушкой»2. А в так называемых «Каирских документах» он сделал, по сути, отчаянное признание: «После революции работу делают не революционеры. Её делают технократы и бюрократы. А они—контрреволюционеры»3.

Напрочь лишённый всякого честолюбия, Гевара являл собой тип совершенного интеллигента. То есть того, кто постоянно противостоит власти. Даже заняв высокое положение во власти, он ставит своё пребывание в ней под вопрос. Пожалуй, главное, что мешало Че быть руководителем, а тем более, скажем так, революционным дикта-

«... в последние дни в Конго я чувствовал себя более одиноким, чем где бы то ни было...»(Цит. по: F. Niess. Che Guevara. London, 2003, p. 108). Это одиночество усугублялось тем, что он опережал свой век в осмыслении мира, своего рода отрывом от наличного положения вещей, освещаемого предельно догматизированным официальным марксизмом. Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p. 55. Ibid.,p.57. . ,i – . ..(. . ; . ,)«.. .

6041В.Миронов т. <-.< . sii f . . -v

тором,—это полное отсутствие самодовольства и полное присутствие почти неограниченной иронии и самоиронии. Самоирония в принципе противопоказана правителю. Власть должна ошущаться и подаваться величественно, то есть предельно серьезно.

I

Трагический театр

«Человек с подошвами из ветра», Гевара действительно рассматривал весь мир как единое поле боя. Он словно пропустил через своё сердце трагический разлом эпохи: с одной стороны, чудовищное положение подавляющего большинства населения планеты, с другой—почти непробиваемое сопротивление истории. «... Мне посчастливилось быть... в некоторые самые героические моменты истории мира, борющегося за свою свободу".1 Несмотря на его трагическую гибель, возникает непреодолимое ощущение: этот человек одержал победу.

Гевара так стратегически выстраивал свою жизнь, что любое его поражение и даже смерть были лишь моментами в беспредельно самоотверженной борьбе. Я уверен, он знал, на что идёт. Революция была судьбой Гевары. Всей своей жизнью он воплощал эту судьбу. И эта судьба толкала его к прямой конфронтации с судьбой нашего мира. Этот человек словно мерился силами с историей.

У людей судьбы неизбежно наступает момент, когда они начинают доказывать свою правоту ценой своей жизни.«... Мои мечты не будут иметь границ... по крайней мере до тех пор, пока пули не скажут последнего слова».2 Как Сократ выбрал чашу с ядом, а Христос взошёл на крест, так и Гевара в Боливийской ордалии утверждал ценой своей жизни свой проект другого мира.

История требовала от Че героического действия, которое вполне могло обернуться и обернулось трагедией. Однако это ничуть не могло повлиять на его борьбу, поскольку, говоря словами Мишеля Фуко, он полностью «снял озабоченность собой». Ничто не могло уже остановить его. Но это вовсе не было самоубийственным поведением. Он начисто лишён всякой виктимности:«.. .Мы не репетируем позы для последнего акта, мы любим жизнь и будем защищать её»3. Гевара жил яростно и в буквальном смысле получал огромное наслаж-

Наст. изд., с. 552-553. . ,, ...

Наст, изд., с.561. – :►. . .-к– ytfi-г-.–

Наст, изд., с.561. к. ::-<-гащ/

| феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф

дение от жизни. Он изо всех сил рвался за пределы своего существования с тем, чтобы максимально объёмно переживать жизнь. В итоге, если можно так сказать, он вошёл в самый эпицентр жизни.

«Последний парад» Гевары не был жестом отчаяния или влечением к самоубийству. Это было глубоко продуманное выстраивание собственной жизни. Он словно режиссировал её как глобальный по масштабам и возведённый до трагических высот театр. Сценография этого театра была продумана до мелочей: от прощального письма Фиделю до грандиозно задуманных и поставленных трагедий Конго и Боливии. Только гибель в этом театре была «неподдельной и всерьёз».

Он всегда помнил собственные слова:«... Максимальный возраст партизана... не должен превышать 40 лет...» Решение о боливийской операции было принято в 38 лет... «Четыре члена ЦК, два зам. министра, два высших чиновника оставили свои семьи, дома, машины, привилегии и последовали за Че в незнакомые джунгли.., где им пришлось испытать на себе голод, пить собственную мочу от жажды и встретить смерть стоя. Никто их к этому не понуждал, и телевидение не присутствовало, чтобы получить их последние впечатления»,1 —писал Режи Дебре.

По сути, Гевара ставил своей жизнью теоретический эксперимент, тем самым уничтожая извечную дихотомию теории и практики. И это было особый эксперимент, результатом которого должна была стать некая новая подлинная жизнь. Своего рода сверхжизнь. И действительно, из своей короткой, дерзновенно прожитой жизни Гевара создал совершенное произведение искусства. Он демонстрирует нам «искусство героической жизни», которую он творит как художник. В этой жизни не было ни минуты прозябания, бессмыслицы, скуки—всего того, что является уделом столь многих. Но такая удавшаяся жизнь (vita triumphatrix) стала возможна благодаря перманентному мыслительному и волевому усилию, максимизирующему каждую её минуту. Эту жизнь творила «воля, которую я шлифовал с наслаждением художника»2. И именно эта несгибаемая воля делала из его жизни искусство трагедии, которая, по Аристотелю, «есть подражание [людям] лучшим, чем мы»3. Поэтому даже спустя десяти-

1 Цит. по: Che Guevara. Mots, propos, aphorismes, Paris, 2003, p. 155.

2 Цит. no: P. Z. Sotolongo. Ernesto Che Guevara. Ethics and Aesthetics of an Existence. La Habana, 2002, p. 36.

3 Аристотель. Поэтика. Соч. в 4-х томах. Т. PV, 1453а. г-.гч

6061 В. Миронов

летая эта жизнь, выпестованная волей и мыслью, порождает в нас мощную эстетическую реакцию, толкая миллионы людей на «подражание Геваре». Именно в этом секрет притягательности его экзистенции для народов мира.

Гевара—действительно крупнейший трагик XX века. Он словно герой древнегреческого мифа охвачен духом Агона, духом состязания с миром, который непрерывно толкает его к самым пределам его возможностей. Столкновение судьбы мира и воли героя оборачивается трагедией. Но катастрофа Гевары переросла в триумф. В отличие от античных героев, раздавленных роком, Че являет нам беспримерную победу над судьбой, утверждая, говоря словами Ницше, радость жизни перед лицом неимоверных трудностей и страданий. Гевара демонстрирует своей жизнью ницшеанское понимание трагедии: «Герой —весел, вот что до сих пор ускользает от авторов трагедий». Он действительно шёл дорогой трагедии с «радостным стоицизмом».

Смерть Гевары имеет громадное жизнеутверждающее значение. Она – не отрицание жизни. Напротив, его жизнь была столь интенсивно избыточна и могущественна, что смерть превращалась как бы в пароксизм жизни, в её чрезмерное богатство, переливающееся через край существования. Эта смерть превращалась в самый предельный довод против неправильно и убого устроенной жизни. Мы должны, по выражению Хорхе Семпруна, учиться у этой смерти, пережить эту смерть борьбой. Действительно, эта смерть утверждала ценность и неотложность революционной борьбы. Для людей несравненно большей трагедией было бы его уклонение от действия. Несколько поколений молодёжи впали бы в уныние. Несмотря на реальный провал боливийской экспедиции, он, по сути, выводил мир из тупика. Своей жизнью и смертью он доказывал истинность парадоксальной мысли Ницше: «Величие не должно зависеть от успеха»1.

Смерть Че потрясла миллионы людей в мире: словно вдруг разверзлась повседневность, и из страшного разлома хлынула какая-то одновременно неведомая и благая весть о другом мире.

В последнем бою в Боливии история, словно в насмешку над его словами: «Для партизана сапоги важнее винтовки»2, лишила его и сапог, которые он потерял при форсировании реки, и карабина, который раздробила вражеская пуля. Но в смертельной конфронтации

г фТницшеТСочГв 2-х томах. М., 1990. Т. lTc. 220.

2 Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003, p.41.

6071 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф

с историей Гевара победил своё поражение. И когда его труп, привязанный к шасси вертолёта, летел по небу, его широко раскрытые глаза были умиротворены: он сделал своё дело. Он вошёл в легенду. Он поднял миллионы людей с колен.

Магия геваризма

Современный мир охватывает духовный кризис небывалых масштабов. Подавляющее большинство жителей планеты, обречённых на повседневную борьбу за выживание, влачат безысходную жизнь. Но и мир «золотого миллиарда», несмотря на материальный комфорт, всё больше подтачивают безотчётная тревога и невыразимая тоска. Люди всё больше взыскуют смысла, но ничто не приносит его. Ни псевдорелигиозный всплеск, ни эскапистский уход в частную жизнь, ни тем более погоня за наживой. Действительно главный удар, который судьба наносит по человеческой жизни,—это обессмысливание индивидуального существования. Капитал, заинтересованный в огромных массах людей лишь как в силе, приводящей в движение экономические механизмы, обрекает их на примитивную повседневность. Борьба против капиталистической повседневности становится кардинальной задачей. «Повседневность только тогда сохраняет или даже приобретает силу сопротивления против нажима упорядоченной рациональности, когда она сама становится большим, чем просто повседневная жизнь, то есть когда она "сама себя превосходит"»1.

Радикальный революционер, Гевара хотел изменить самое косное в нашем человеческом уделе—повседневность. Он переводил на язык радикальных действий протест против безысходности и убожества человеческого существования, тоску по подлинной и полноценной жизни. Ведь, к сожалению, сегодня самый яркий симптом нашего духовного кризиса—чрезмерная затруднённость реализации больших творческих проектов. И среди них главного—проекта радикального преобразования нашей жизни и нас самих.

В мире предельной рациональности и расчёта Гевара страстно утверждал могучую силу воображения. Он выводил воображение на самый передний край жизни, превращая воображение в животворя-

1 Б. Вальденфельс. Повседневность как плавильный тигль рациональности. В кн.: Социологос. Социология. Антропология. Метафизика. Вып. 1.М., 1991, с. 49-50.

6081 В. Миронов .;:..(( {.

щую силу, источник творчества и свободы. Это воображение несло в себе огромный заряд антиавторитарного духа, творимой человеком утопии, без которой жизнь превращается в расколдованную пустыню. Своим межконтинентальным революционным действием этот революционный визионер—в противовес глобализирующимся рынкам капиталов, рабочей силы и ресурсов—воплощал собственное яркое, как солнце, необъятное видение грандиозного будущего. Он творил современный миф о мире как революционном целом. Силой своего духа он открывал иное измерение жизни, показывая, что невозможное возможно, что человеческая воля есть точка опоры для осуществления самых грандиозных проектов, в том числе революционного изменения мира.

В Геваре поражают избыток жизненных сил, своего рода «гигантизм» воли, «таранная», революционная страстность. Этот человек олицетворял собой непрерывное усилие. Удушающие припадки астмы, от которой Че страдал всю жизнь, он рассматривал как личный вызов. Постоянным волевым напряжением он побеждал свою болезнь—она не оказывала никакого влияния на его решения. Однажды в Боливии Че сказал своим товарищам-партизанам: «... Борьба даёт нам возможность стать революционерами, солью человечества, но она же позволяет нам стать настоящими мужчинами. Тот, кто не чувствует себя способным нести это звание, должен прямо сказать об этом и оставить борьбу»1.

Че выработал в себе привычку бороться с непомерными трудностями. Он постоянно ставил перед собой задачи, которые, казалось, превосходили пределы человеческих возможностей, словно показывая, говоря словами Достоевского, насколько может быть силён человек. Эти задачи кому-то могли внушить ужас, на него же они оказывали мобилизующее действие. И чем опасней и тяжелей дело, тем с большей страстью он за него брался. Несомненно, он принадлежал к той редчайшей породе людей, в которую входят пророки, величайшие поэты, родоначальники новых философских систем, короче, люди прометеевского склада. В их душе бушует какой-то особый огонь, они чувствуют в себе могучие силы, они хотят вывести мир на новые рубежи. Сказать, что в душе Че бушевал такой огонь,—мало. Скорее, огромный пожар, в котором дотла сгорали узкие мерки обывательского «здравого смысла». Применительно к Че становится понятным

1 Цит. по: «Всё—даже свою жизнь!». М., 1983, с. 107.

6091 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф 01

в своём первозданном смысле выражение «пламенный революционер». Это внутреннее пламя не давало Че покоя. Трудно себе даже представить, что Че вообще когда-то душевно «спал», что душа его была умиротворена. Он сам сознательно культивировал в себе этот бунтарский огонь. Так, в письме матери от 15 июля 1956 г. он писал: «Я не Христос и не филантроп... я—противоположность Христу... Я борюсь за вещи, в которые я верю, любым оружием, которое окажется в моём распоряжении, и постараюсь оставить другого мертвым, так, чтобы он не смог прибить меня гвоздями к кресту... Я не только не умерен, но постараюсь никогда не стать им, и когда я обнаружу, что священное пламя во мне уступило место робкому, вымученному свету, самое меньшее, чего от меня можно ждать, это—что меня вырвет на собственное дерьмо»1.

Наверное, это был самый свободный человек в истории человечества. Этот человек всем своим существом утверждал свободу, которая состояла в непонятном для обывателей равнодушии и даже презрении к опасности, равно как к удобствам и лишениям и даже инстинкту самосохранения. Такая свобода, по меткому определению А. Камю, совпадает с героизмом.2 Но главное: эта свобода была свободой пожертвовать собой для великого дела—дела освобождения человечества. Его свобода проистекает не только из личного бесстрашия, но и из удивительно полного отождествления себя с Историей, из острого чувства личной ответственности за то, каким путём пойдёт мир: «Я чувствую в жизни что-то—не только мощную внутреннюю силу (это я чувствовал всегда), но и способность зажигать других и совершенно фантастическое ощущение своей миссии, которое начисто убивает страх»3.

Секрет этой магической свободы, которую излучает личность Че, кроется в утверждении беспримерного по силе императива, по которому так истосковался наш погрязший в материальной корысти век. Гевара явился нравственным фактором выдающегося порядка. «Нравственность,—говорил Ленин,—это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества»4. Че присущ глобальный воинствующий, если можно так сказать, вооружённый гуманизм, формула

Наст, изд., с. 567-568.

A. Camus. The Rebel. London, 1971, p. 64.

Наст, изд., с. 570.

В.И.Ленин. Поли. собр. соч.,т.41, с.311.

6101 В. Миронов

которого—«чувствовать как удар, нанесённый по тебе самому, любую агрессию, любое оскорбление, любое действие, направленное против достоинства и счастья человека в любом уголке мира». Обладая способностью ощущать великие проблемы человечества как свои собственные, Че искал решение «проклятых вопросов», ставших повседневной данностью для широких слоев интеллигенции, и нашёл его в своей собственной борьбе, ярко осветившей реальные перспективы самоотдачи и подвига не только для себя самого, но и для каждого, кто хочет спасти в себе личность от дегуманизирующего яда обывательщины эпохи позднего капитализма.

В свете этой категорически-императивной нравственности главный вопрос революционной теории и практики для Гевары—как увязать коллективные действия «больших масс» с технологиями освобождения конкретной личности. Он отвергал человека, как он сложился за последние две тысячи лет. Весь пафос геваровской жизни состоял в борьбе против того, во что превратило людей господство капитала: сгусток эгоизма, зависти, мстительности, затаённой обиды, бессилия и покорности. Поэтому свою задачу революционера Гевара видел в уничтожении исторической обусловленности нашей человеческой ограниченности, в том, чтобы дать народу «уроки достоинства, самопожертвования, отваги». Его жертвенная и деятельная свобода превращалась в стратегический ресурс трансформации жизни миллионов. Он, говоря словами Мишеля Фуко, освобождал нас от самих себя. Тем самым он выводил людей из состояния духовной подчинённости и покорности. Как отдельный человек может переживать кризисы идентичности, неврозы и комплексы неполноценности, так и целые группы и классы людей могут быть охвачены депрессивными состояниями коллективного кризиса своего социального «я» и неуверенности.1 Важнейший механизм господства правящих элит над низшими классами как раз состоит в культивировании у подчинённых масс этих депрессивных состояний. Соответственно никакая социальная революция невозможна без духовного разрыва этого состояния униженности, без взрывного расширения и возвышения коллективного «я» больших социальных групп. Именно эта духовная эмансипация, своего рода коллективная психотерапия революционным действием, является важнейшим нематериальным фактором революционных перемен, который уже в самой революции превраща-

1 Недаром Че был с юности знаком с работами Фрейда, Юнга, Адлера. 6111 феномен Эресто Че Гевары: трагедия и триумф :. "1) о

ется, по выражению Ленина, в «праздник угнетённых». Именно радость, а не месть—мощный фактор революционных перемен1.

Своей жизнью Че демонстрировал простую и великую истину, скрытую тысячелетиями противопоставления индивида и коллектива: тотальная самореализация человека возможна лишь в самоотверженной борьбе за интересы предельно больших человеческих масс. Избавляясь в этой борьбе от эгоистического «Я» через служение другим людям, человек пробивается к предельной интерсубъективности, расширяя своё «Я» до масштабов всего человечества. Говоря образно, личность Че прорывает границы, обычно отделяющие индивида от других людей, и демонстрирует нам жизненную практику, в которой воплощается целостное единство человека с человечеством. Он являет нам редчайший в истории пример (существовавший лишь в деяниях пророков) расширения человеческого «я» до масштабов огромных людских коллективов. Преодолевая свою субъективность, он показывает нам, что наибольшего расцвета личность достигает, воплощая в себе чаяния всего рода людского. Именно поэтому многие считают Гевару революционным мистиком. Это верно, если, конечно, под революционной мистикой понимать чувство единения с миром и людьми через коллективные действия больших революционных масс. Всякий, кому довелось участвовать в революционной борьбе, знает это пронзительное ощущение выхода за пределы собственного существа и подлинного братства.

Че утверждал борьбу за культурную гегемонию, за духовно-психологическое освобождение от буржуазной машины культурного подавления как важнейшее направление глобальной классовой борьбы. Он преследовал цель научить человека управлять своей волей и убедить его, что перед ним грандиозные возможности для исключительно широкого действия. Более того—что каждый угнетённый человек способен (и должен) превратиться в деятеля исторического масштаба. Громадное историческое значение личности Че в том, что

1 После победы Кубинской революции Че некоторое время был комен-У[< дантом крепости, где были расстреляны несколько сотен военных и полицейских, уличенных в пытках. Свою работу он прокомментировал так: «Революционное правосудие—подлинное правосудие, оно не питается злопамятностью или аморальными перехлестами. Когда мы приговариваем к смерти, мы делаем это правильно». (Che Guevara. Mots, propos, aphorismes. Paris, 2003).

6121 В. Миронов

миллионы угнетённых и униженных людей по всему миру благодаря его личности выходили из депрессивного состояния, сбрасывали с себя психологический гнёт рабства и поднимались на борьбу. Через его личность эти миллионы обретали внутреннюю свободу—главное условие восстания.

В Конго Че получил (благодаря врачеванию) кличку «муган-да»—«тот, кто облегчает боль». Я думаю, и сегодня он продолжает облегчать боль миллионов людей в мире. Бесстрашная свобода Гевары распахивала перед людьми захватывающие духовные и этические перспективы, открывала опыт «иной жизни, причём предельно содержательной и интенсивной». Именно поэтому его жизнь, прожитая столь патетически, с такой неимоверной страстью, даже спустя 40 лет после его гибели продолжает заряжать радостной волей целые поколения по всему миру. Именно поэтому его образ превратился в символ освободительных энергий и был растиражирован по всей планете в десятках миллионах экземпляров.