Текст книги "Поле костей. Искусство ратных дел"

Автор книги: Энтони Поуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Да.

– Дело в том, – неторопливо и серьезно произнес Амфравилл, – дело в том, что мы с Фредерикой помолвлены.

В это время вошла Изабелла, так что впечатление от нежданной новости оказалось слегка ослаблено. Я сказал лишь несколько обычных поздравлений, Фредерика еще посмеялась своим возбужденным смешком. Изабелла бледна, но выглядит неплохо. Сколько уже месяцев мы с ней не виделись, и месяцы мне кажутся годами. Мы отошли в уголок.

– Ну, как ты здесь?

– Все в порядке. Дней десять назад была у меня ложная тревога, но быстро улеглось, и мы тебе не сообщили.

– Как себя чувствуешь?

– Большую часть времени хорошо, но уж пусть бы поскорее явился наш звереныш на свет.

Мы постояли, поговорили еще.

– Кто этот – на полу там, складывает кубики с Присиллой и детьми?

– Его зовут Одо Стивенс. Он на курсах со мной, привез меня в своей машине. Пойдем познакомлю.

Мы прошли на середину комнаты. Стивенс поднялся, пожал жене руку.

– А теперь, – сказал он, – надо ехать. Иначе тетушка Дорис забеспокоится, не случилось ли со мной чего.

– Не убегайте, мистер Стивенс, – сказала Присилла, по-прежнему возлежа на ковре. – Здравствуй, Ник, ты мне только издали изволил ручкой сделать. Как поживаешь?

К нам подошла Фредерика.

– Выпейте еще, – сказала она.

– Нет, большое спасибо, – сказал Стивенс. – Надо двигать.

Он обернулся, чтобы проститься с Присиллой.

– Эй-эй, осторожнее, – сказал он. – Так вы брошку потеряете.

Присилла взглянула себе на грудь – брошь висела, отстегнувшись. Серебряная с позолотой, изображает мандолину, украшенную с боков музыкальными знаками. Ранневикторианская по стилю, изящненькая, хотя особой ценности не представляет. Присилла эту брошь носила еще до замужества. По-моему, ее подарил ухаживавший одно время Морланд – отсюда музыкальный сюжет броши. Между тем брошь упала на ковер. Стивенс нагнулся, поднял.

– Застежка сломана, – сказал он. – Желаете, возьму ее сейчас и в два счета починю. А завтра вечером привезу, на обратном пути в Олдершот.

– Да, это будет замечательно, – сказала Присилла. – Вы специалист?

– Да, разбираюсь профессионально – в украшениях для платья.

– О, как мне хочется об этом послушать.

– Сейчас приходится ехать, – сказал Стивенс. – Уж в другой раз.

Он повернулся ко мне, и мы условились о часе, когда он заедет за мной в воскресенье. Затем Стивенс простился со всеми.

– Я провожу вас до дверей, – сказала Присилла. – Послушаю хоть чуточку об украшениях. Они моя страсть.

Присилла вышла со Стивенсом.

– Какой он милый, – сказала Фредерика. – В его обществе буквально молодеешь.

– Берегись, – сказал Амфравилл. – Вот таким и я был в его годы.

– Но, право же, это говорит лишь в его пользу.

– Двадцать лет едва исполнилось, – сказал Амфравилл задумчиво. – Пылал слепым энтузиазмом. Дрался как герой на полях Фландрии.

– Ну уж – едва, – сказала Фредерика. – Сам говорил, что на войну пошел в двадцать четыре года.

– Да все равно ведь, погляди на меня теперь. Много пользы мне принес мой патриотизм? Старая развалина, вокзальный комендант.

– Не грусти, мой котик.

– Так-так, – вздохнул Амфравилл. – Вчерашние герои – завтрашние коты.

– Ты мой котик, и все, – сказала Фредерика. – Так что замолчи и лучше выпей.

Потом, когда мы ушли наверх, Изабелла мне больше рассказала о себе. По мнению врача, все идет нормально, роды ожидаются недели через две. Говорить было о чем; сразу и не перебрать всего. Эта тысяча проблем обсудится и утрясется постепенно. А сейчас, вместо немедленного делового разговора о настоящем и будущем (если предположить, что впереди еще есть будущее), у нас пошла речь о новостях менее насущных, более курьезных.

– Ну, как тебе помолвка Фредерики? – спросила Изабелла.

– Идея недурна.

– Я тоже так думаю.

– Когда она тебе сказала?

– Не далее как вчера, когда он приехал в отпуск. Меня слегка ошеломила эта новость. Фредерика от него без ума. Я еще ее такой не видела. И мальчики с ним ладят – они, видимо, не прочь иметь его отцом.

Брак Фредерики с Амфравиллом демонстрировал мне новые возможности сочетания характеров. Помолвка эта показалась мне сперва нелепой, гротескной, но, подумав, я переменил мнение: скорее здесь пример того, что крайности сходятся, что человеческие взаимоотношения легче принять как они есть, чем разложить по логическим полочкам. Покойный муж Фредерики, Робин Бадд, вспомнилось мне, был бы сейчас немногим моложе Амфравилла. Я спросил жену, встречались ли когда-нибудь Бадд с Дикки.

– Видели друг друга издали, по-моему. Внешне Роб был немножко похож на Дикки.

– Где же Фредерика могла познакомиться с Амфравиллом?

– Через Роберта. Дикки знался в Кении с Флавией Уайзбайт. Тебе, разумеется, известно, что отец ее владеет там фермой – вернее, владел: он умер на днях.

– И ты думаешь, у Дикки с Флавией…

– Я бы не удивилась. Но, так или иначе, Фредерика с первого взгляда очаровалась им.

– Надо полагать, она знает, что прошлое у Дикки мутновато.

– Одна жена покончила с собой, вторая ушла к жокею. О третьей никто ничего не знает, и, наконец, Энн Степни – продержалась год, едва ли больше, а сейчас, я слышала, живет с Куиггином.

– Это жены, так сказать, официальные… Но вот где Роберт подцепил миссис Уайзбайт? Новость еще поразительней.

– У Роберта сплошные тайны. Расскажи мне о Флавии. Она – сестра твоего старого школьного друга, Чарлза Стрингама. А что еще о ней известно?

– Чарлз редко виделся с ней после школы. Первый ее муж был небезызвестный Флиттон. Потерял на прошлой войне руку. Игрок прожженный, тоже в Кении подвизался. Дикки, надо думать, знает его коротко. Флиттон увез Бейби Вентуорт от мужа, но, когда Бейби получила развод, отказался на ней жениться. У Флавии от него дочь, теперь ей уже восемнадцать или девятнадцать лет, наверное.

– Флавия сказала мне, что мистер Уайзбайт, ее второй муж, был родом из Миннеаполиса, а умер от пьянства в Майами.

– Она здесь в одной комнате с Робертом?

– Здесь-то нет. Негде. Слишком узки кровати. Но вообще-то они живут вместе, очевидно. А как тебе показалась Присилла?

– Выглядит недурно. Не очень что-то ласкова, только Стивенсу улыбалась. Кто был второй малыш там, на ковре? У Лавеллов ведь одна Каролина?

– Это Барри.

– Какой Барри?

– Внебрачный сынишка здешней горничной Одри. Она привезла его из Лондона с собой – война, не с кем оставить. Барри пришелся очень кстати – Каролине компания. Сам знаешь, как трудно с прислугой теперь, особенно в сельской местности.

– А кто у вас готовит – Одри?

– Нет, сама Фредерика. Она осталась без кухарки, и нанять негде. Фредерика ведь всегда любила готовить. Теперь она могла бы поступить поварихой в любой дом, кроме самых великосветских.

Судя по тону, всю эту речь о Барри и о кухонных уменьях Фредерики жена вела, чтобы не говорить о Присилле. Изабелла упомянула о Присилле бегло, но почувствовалось, что мысли ее заняты именно Присиллой – ее почему-то тревожит сестра.

– О Чипсе никаких вестей? – спросил я наводяще.

– Присилла отмалчивается. Где несет службу морская пехота? Чипс на корабле служит? Присилла в обиде на Чипса, что он не обеспечил их домом или квартирой. Не думаю, что надо винить Чипса. Виновата проклятая война. Вот поэтому Присилла здесь. Она очень неспокойна.

– Уж не беременна ли тоже?

– Насколько мне известно, нет. А вот Одри – да.

– Одри у вас прямо Мессалина.

– Вид у нее совсем не Мессалины. Плотненькая, в очках, добросердечная.

– Чересчур добросердечная, или же очки слишком розовы. Это отец Барри опять постарался?

– Отнюдь нет. Но, как надо понимать, на сей раз может кончиться законным браком.

– Теперь черед Фредерики ждать ребенка. А как Роберт с миссис Уайзбайт?

– Несомненно, прилагают усилия. Кстати говоря, Роберт в отпуске перед отплытием. Он лишь на короткое время приехал с Флавией. Чуть раньше вас.

– Куда его отправляют?

– Он не знает – или соблюдает военную тайну. Говорит, что предположительно во Францию.

– А как он смог зачислиться?

– Он настоял, чтобы его вычеркнули из списка кандидатов в офицеры – иначе бы нескоро удалось отплыть.

– Понятно.

– Кто бы ожидал подобного от Роберта, – сказала Изабелла.

В семействе Толландов Роберта относили к тем тихим себялюбам, которые окружают свою жизнь тайной, потому что так им необременительней, так меньше можно думать о других. Мало что известно было, скажем, о его службе в экспортной фирме, торгующей с Дальним Востоком. В общем и целом Роберт вроде бы преуспевал там, хотя сам о своих успехах не распространялся. Тем более естественно его молчание о таких вещах, как связь с миссис Уайзбайт. И в полевую службу безопасности он взят недаром. Туда ведь тоже надо ухитриться попасть. Любопытно, каковы были ступеньки, приведшие его в разведслужбу. Одно время он хотел во флот. И не менее любопытно это нынешнее решение Роберта отплыть на войну ценой скорого производства в офицеры.

– Одних война изменила неузнаваемо, других же только укрепила в их прежнем характере, – заметила Изабелла.

– Тебе такое имя не знакомо – Дэвид Пеннистон? Сейчас он в армии, я с ним разговорился в вагоне. Он сказал, что пишет статью о Декарте.

– Я, кажется, встречала рецензии, подписанные этим именем.

– Вот и мне мерещится. Нам с ним не удалось вспомнить общих знакомых, но мы, по-моему, когда-то встречались мельком на званом вечере.

– По-моему, Лавеллы упоминали о каком-то Пеннистоне, когда вернулись из Венеции. Помню, Чипс говорил, что поскольку фамилия пишется через два «н», то он не родня Хантеркомам. Пеннистон вроде бы живет в Венеции – мне припоминается какая-то история с итальянской графиней, красивой, но не очень молодой. Вот и я начинаю уже чувствовать себя немолодой.

– Да что там… Радостно увидеться, родная.

– Долго же мы не виделись.

– Чертовски долго.

– Долго, долго.

Утром я встретил в саду прогуливавшегося Амфравилла и услышал от него самого некоторые недостающие детали его биографии.

– Послушайте, старина, – сказал он, когда я подошел к нему. – Так как же вам и прочим улыбается перспектива заполучить меня в родственники?

– Превосходная перспектива.

– Не все такого мнения. Я ведь не в своем уме, если опять браком сочетаюсь. Полностью, абсолютно спятил. Но Фредерика спятила еще безнадежней. Вы представляете – пятой моей женой будет! Такая многоженатость ненормальна. Определенно ненормальна. Но я сражен был Фредерикой наповал. Этим ее строгим видом. Но она-то как могла согласиться! Невероятно, правда ведь? И притом фрейлина королевы. Теперь-то, конечно, прощай королевские горшки. Какая уж тут фрейлина – со мной на заднем плане. Где уж тут! Представим себе реакцию его величества: «Опять этот субъект объявился! Помню его. Бывший капитан моей гвардейской бригады. Пришлось от сквернавца избавиться. Как смеет он казать свою мерзкую физиономию в моем дворце! Не потерплю. Рубите ему голову». Вы согласны со мной, старина?

– Понимаю вас.

Амфравилл уставился на меня воспаленным взглядом. В первую нашу встречу у Фоппы я усомнился, вполне ли он здрав рассудком. И вот теперь его манера речи производит то же тревожащее впечатление, хотя одновременно и смешит. Он покивал, улыбаясь своим словам – упиваясь собственными качествами. Я вдруг понял, что Амфравилл совершенно прав, говоря о своем сходстве со Стивенсом. Та же у него самовлюбленность, и так же соединена с острой наблюдательностью и вкусом к жизни.

– Вы получаете в родственники профессионального блудодея, – продолжал он. – Уж можете на сей счет быть спокойны, старина. Чтобы показать вам, что я не зря себя так аттестую, поделюсь с вами секретом. Это я – в Кении, немало лет тому назад – лишил невинности нашу милую Флавию. Впрочем, будь это самым худшим из того, что ей выпало на долю, тогда бы еще грех Флавии жаловаться. А вот побывать в течение одной жизни замужем за Козмо Флиттоном и Харрисоном Ф. Уайзбайтом – не завидую бедняжке.

– Мы с Изабеллой уже гадали, не случалось ли вам спать с миссис Уайзбайт.

– Вот как! Проницательная вы парочка. Смышленая у вас жена. Что ж, отвечу: случалось. Вы, кстати, знакомы с Чарлзом Стрингамом, братом Флавии?

– Мы были друзьями. Я не видел его много лет.

– Я и с Чарлзом познакомился в Кении. Он приезжал туда совсем юнцом на месяц или на два. Очень мне понравился. Впоследствии стал крепко попивать – да и сколько славных парней вязнут в пьянстве… Флавия говорит, он не пьет уже, вылечился. Теперь он в армии. Чарлз рьяно ругал этого подлеца Фокса, за которого вышла его мать после развода с Бофлзом Стрингамом. Чарлз терпеть Бастера не мог.

– Бастер Фокс, капитан третьего ранга… Давно не приходилось его видеть.

– Я, слава богу, тоже давно не лицезрел Бастера, но слышал, он тут обретается поблизости. В особняке лорда Уорминстера, вашего шурина. И моего, в скором будущем. То-то обрадуется мне лорд.

– Но что может делать Бастер – моряк – в Трабуорте? Я полагал, там штаб армейского корпуса.

– Нет, Трабуорт занят и теперь, но уже не под штаб, а одной из этих страшно секретных межвойсковых организаций. И в ней-то Бастер окопался.

– А Эрриджу, Уорминстеру, и сейчас позволяют жить в другом крыле особняка?

– Не возбраняют, насколько знаю.

Когда в начале войны власти реквизировали Трабуорт, там обошлось без особых пертурбаций. Эрридж и прежде занимал лишь небольшую часть особняка (дворца, возведенного в семнадцатом веке, а в восемнадцатом облицованного камнем); хозяйство у Эрриджа ведет сестра его, Бланш. Хотя Трабуорт расположен всего в двадцати-тридцати милях от Фредерики, но между Эрриджем и остальными Толландами контактов никаких или почти никаких. По словам Изабеллы, с тех пор как началась война, Эрри меньше занимается практической политикой, все глубже уходя в книги об анабаптистах и революционных движениях средневековья.

– Бастер – мой сверстник, – сказал Амфравилл, – и сукин сын первого ранга. Я с вами не делился своим жизнеописанием?

– Нет еще.

– Когда породнимся, вам не раз придется его услышать, так что пока сообщу лишь фрагменты.

Опять он напомнил мне Одо Стивенса.

– Отец мой был коннозаводчиком, – начал Амфравилл. – Ненадежное занятие, притом отец был нерасчетлив. Однако у него хватило ума жениться на дочери довольно состоятельного фабриканта текстильных станков. Это позволяло отцу покрывать в какой-то степени убытки, что он терпел на чистопородных лошадях. Я в детстве обучился жокейской верховой езде; без этого не знаю, где б я сейчас был. Хотели было меня сделать агентом по продаже земельных участков – бред какой-то. Но тут в четырнадцатом – война, и я начал самостоятельную жизнь. Поступил в один из новосформированных гвардейских батальонов. Тогда численность гвардий страшнейше увеличили, не брезгуя ни мной, ни многими другими в моем роде. Среди моих собратьев-офицеров такие встречались подонки, каких вы отроду не видели. С тех пор у меня пошло гладко. Пока не подсек Бастер Фокс. Если б не Фокс, был бы я теперь генерал-майор и командовал Лондонским округом, а не прозябал в комендантишках – да и то еще слава богу.

– Вы и после войны остались служить в гвардии?

– Да, в кадровых офицерах. Слышали, наверно, про французского маршала Лиоте? Умиротворял Северную Африку и все такое. Знаете, что Лиоте считал необходимейшим, первейшим качеством офицера? Веселый нрав, веселость. А Лиоте знал свое дело. Возможно, сам он в понятие веселости не включал побед над прекрасным полом, но это другой вопрос. Ну а много вы веселости найдете у разбитых на ноги психопатов, под чьим началом служите? Очень мало, уж поверьте мне. Я вознамерился сделать военную карьеру, опираясь на подсказку Лиоте – не в смысле пренебреженья дамами, но во всех других смыслах. И дело у меня пошло весьма недурно.

– Но как же Бастер Фокс подсек доктрину Лиоте?

– Сейчас расскажу. Слышали когда-нибудь о Долли Брейбрук?

– Нет.

– Долли – моя первая жена. Сногсшибательной была красоты. Отец ее прежде командовал нашим полком. По всей армии гремел под кличкой Вампир, и недаром. Она сперва отказывала мне, и винить ли ее. Но я опять и опять делал ей предложение. И опять получал отказ. Затем вдруг согласилась, как это бывает у женщин. Теперь-то нет уже во мне былой настойчивости. Но оттого я лишь укрепляюсь во мнении, что чем я старше, тем притягательней для женщин.

– И вы определенно правы.

– Раньше звучало: «Нет, не сегодня, милый, – я тебя еще недостаточно люблю», потом стало: «Нет, не сегодня, милый, – я тебя слишком сильно люблю». О господи, всю эту гамму я прошел. Склонны иные дамы портить настроение любовнику, и в этом вся их верность мужу. Но это к слову. Суть же в том, что Долли вышла за меня в конце концов.

– И много лет длился ваш брак?

– Год или два. Счастливое было время – для меня по крайней мере. И старшим адъютантом был уже назначен. Но тут на горизонте появился Бастер Фокс. Он в то время служил в Гринвичском военно-морском училище и наезжал в Лондон. Я играл, бывало, в карты с ним и другими веселыми друзьями. И надо же стрястись такому, чтобы у меня под самым носом Долли влюбилась в Бастера.

Амфравилл вел свой рассказ в преувеличенно драматических тонах, так что неясно было, как вести себя слушателю. Трагедия в любой момент могла обернуться фарсом, и приходилось быть настороже… Помню, увидев Амфравилла впервые, я подумал, что он чем-то похож на Фокса, и теперь сходство разъяснилось – общенье в молодости делает людей схожими.

– Как раз в то время наш батальон перевели в Виндзор, – повествовал Амфравилл. – Понятно, пришлось и мне с ними, а Долли осталась в Лондоне, пока не подыщу жилья. Приезжаю как-то к ней. Вхожу – повеяло на меня холодком. И тут Долли сообщает, что хочет развода.

– Полная для вас неожиданность?

– Как обухом по голове, старина. Да оно и всегда так, конечно. Стал отговаривать ее – куда там. Вознамерилась за Бастера, и все. В конце концов я согласился. А что было делать? Положим, можно было прострелить Бастеру башку с близкого расстояния, хоть она у него и не больше ореха. Но какая в том, черт возьми, польза? Притом и виселицей дело очень пахло бы. У нас ведь не Франция, где мужу извиняют бурную реакцию. Так что я решил быть джентльменом и представить Долли основания для развода. Я довольно далеко уже зашел в своем намерении, но тут Бастер обнаружил, что Эйми Стрингам, мамаша Флавии, тоже горит желаньем выйти за него. А Бастеру сообразить недолго, что жена с кучей южноафриканских золотых акций и с пожизненной рентой от поместья, конефермы и загородного особняка – после первого мужа, лорда Уоррингтона, – что такая жена выгодней, чем Долли, у которой куча братьев и сестер, а денег шиш. Миссис Стрингам была, правда, постарше Бастера, но тем не менее красавица. Этого у нее не отнять. – Амфравилл помолчал. – И тут вдруг слышу – Долли отравилась снотворными таблетками.

– Дело о разводе уже началось тогда?

– Можно было еще дать ему обратный ход. Видимо, Долли сочла, что поздно заговаривать о возвращении ко мне, хоть я и рад был бы тому безмерно.

– Но почему это помешало вам дослужиться до командования Лондонским округом?

– Вопрос резонный, старина. Загвоздка вот в чем. Мне пришлось уйти из славной гвардии – распроститься с доблестным полком. Причину сейчас объясню. Видите ли, после того как моя бедная Долли отлетела к ангелам, мне было тоскливо и, естественно, хотелось утешения. Утешительницу я нашел, даже нескольких. Но утешнее всех была та, которую встретил в «Кавендише»; ее звали Джой Грант – по крайней мере под этим именем она подвизалась в ночном клубе и вполне оправдывала свое имя[8]8
  Имя Джой буквально означает «радость», Грант – «дар».


[Закрыть]. Я и решил на ней жениться. После чего, конечно, не могло быть речи о службе в полку. Взять хоть то, что мне трудновато было бы назвать среди собратьев-офицеров такого, который не вкусил бы радостей, даримых моей Джой. Я подал в отставку и откочевал за море со своей стыдливой невестой. Задумал обосноваться в Кении – стране широких просторов и настоящих мужчин, по выражению Чарлза Стрингама. Ну-с, не успели мы с Джой обжить номер в Найроби, как стало более чем ясно, что наш брак бракованный. Уже началось у нас, как у кошки с собакой. Коротко говоря, Джой вскоре ушла к некоему Каслмэллоку – по возрасту он был вдвое старше Джой, а по виду смахивал на конюха, страдающего триппером.

– Наша корпусная школа химической войны помещается в замке Каслмэллок.

– Да, он из рода Каслмэллоков, что жили там, пока не разорились с полвека назад. Но хоть и маркиз, а мой Каслмэллок был человечек вульгарный и – что для него гораздо еще хуже – оказался бессилен исполнять роль мужа. Посчитав, что виной тому кенийский высокогорный климат, он повез Джой назад в Англию – авось там пойдет дело живей или по крайности специалисты найдутся медики, чтоб делать впрыскиванья, взбадривать хоть на короткие периоды. Однако слишком долго он искал нужного специалиста, а тем временем Джой ушла к жокею по имени Джо Брин – его как-то в Челтнеме отстранили на год от скачек за то, что сдержал Мидлмарча на финише. Теперь они с Джой держат за городом пивнушку и обсчитывают безбожнейше, когда завернешь к ним потолковать о былых временах.

Амфравилл снова помолчал. Вынул портсигар, предложил закурить.

– Ну-с, вся эта карусель стала угнетающе на меня действовать. Исчезновение супруг начало уже входить в скверную привычку. Дай-ка, подумал я, сам займусь уводом чужих жен. И увел – у колониального местного чина. Нажил себе этим бездну неприятностей. Сам-то я в малодостойном положении брошенного мужа вел себя по-джентльменски. А этот чин отреагировал совсем по-иному. Я угодил в обстановку скандальнейшую.

Он закурил сигарету, вздохнул.

– И чем же кончилось?

– Мы поженились с ней, – сказал Амфравилл, – но через полгода она умерла от брюшного тифа. Не везет мне, как видите, с женами. А у Фоппы в тот вечер вы сами присутствовали, когда я познакомился с маленькой Энн Степни. И чем у нас кончилось, тоже знаете. Форменным безумием была эта женитьба на Энн. Но, так или иначе, скоро у нас оборвалось. И чем меньше о том вспоминать, тем лучше. Начинаю теперь новую страницу. Фредерика станет мне спасением. Будем с ней образцовыми супругами. Комендантскую лямку я сумею сбросить, снова нацелюсь в генералы, как до Бастеровой подножки. Из Фредерики выйдет первоклассная генеральша – вы согласны? Господи, снилось ли мне, что женюсь на одной из дочерей Хьюго Уорминстера. Да и ему вряд ли снился такой зять.

Время уже было идти к столу. За ленчем я сидел рядом с Флавией Уайзбайт. Повадка у нее спокойно-грустноватая; таких сдержанных, благонравных, твердохарактерных, сварливых жен часто видишь у флиттонов и уйазбайтов – у людей весьма разгульного пошиба. Сварливость эта не столько бывает вызвана поведением мужа, сколько присуща таким женщинам от природы – и привлекает к ним таких мужчин. Это, конечно, лишь предположение – я не вхож в семейные невзгоды Флавии; правда, Стрингам не раз давал понять, что сама сестра порядком виновата в них – знала же, кого брала в мужья. Впрочем, и Стрингам жену выбрал не слишком удачно. Я спросил Флавию, что нового у ее брата.

– У Чарлза? Он в армии – ведомство технического и вещевого снабжения. Вы знаете, конечно, чем они там ведают. Чарлз говорит, одеждой, башмаками, одеялами. Да?

– Совершенно верно. А в каком он звании?

– Рядовой.

– Понятно.

– И говорит, что так рядовым, вероятно, и останется.

– А он теперь… в порядке?

– О да, – сказала Флавия. – В рот почти не берет. Настолько излечился, что может даже позволить себе иногда кружку пива. Прогресс огромный. Я всегда считала, что у него не алкоголизм, а просто нервы.

Привыкнув иметь дело с алкоголиками, она говорила о прежнем состоянии брата по-деловому спокойно; так же спокойно говорила она и о теперешних его армейских обстоятельствах, не весьма завидных. Стрингам в роли снабженца-рядового – это даже вообразить трудно.

– Чарлзу нравится служить?

– Не слишком.

– И неудивительно.

– Ему там, по его словам, прескверно; но он непременно хотел в армию. А почему-то брали его только в это ведомство. Вот Роберту, я думаю, поинтереснее служить. Милый, тебе ведь славно в разведслужбе?

– Славно – слово слишком сильное, – сказал Роберт. – Но в Мичете не худо. Я вообще люблю совать нос в чужие дела, а служба безопасности для того и создана.

Обращение Флавии с Робертом почти материнское. Возрастом она ближе к Роберту, чем к Амфравиллу, но возникает впечатление, что она принадлежит скорее к поколению Амфравилла – при всех своих резких от Дикки отличиях. Можно бы сказать, что и она и Амфравилл представляют собой разные формы протеста против одних и тех же норм, а ничто так четко не относит человека к определенной эпохе, как те нормы, против которых он бунтует. Любовь Роберта и Флавии – если существует между ними это чувство – очень отличается от любви между Амфравиллом и Фредерикой. Роберт с Флавией вовсе не имеют сейчас вида счастливых влюбленных. Напротив, вид у них довольно минорный. Привезя Флавию в дом Фредерики, Роберт наконец раскрыл свои сердечные, так сказать, карты, чего прежде никогда не делал. Возможно, он и впрямь влюблен. Война всех нас вынуждает к действию. Старания Роберта быть посланным во Францию – понимать ли их как проявленье той же воли к действию или как попытку бегства? Может оказаться верным и второе. Мы вставали уже из-за стола, когда зазвонил телефон. Фредерика пошла, взяла трубку.

– Это тебя, Присилла, – сказала она, возвратившись.

– Кто звонит?

– Приятель Ника, мистер Стивенс.

– Ах да, конечно, – сказала Присилла. – Насчет броши.

Она явственно зарумянилась.

– Сражен Присиллой юноша, – сказал Амфравилл.

Я спросил Флавию, видается ли она с мисс Уидон, прежней секретаршей ее матери, нынешней женой генерала Коньерса (старого знакомца моих родителей).

– С Таффи? Она ведь моей гувернанткой была. Как же, я сделала им визит совсем на днях. У них все обстоит вполне хорошо. Генерал прочел нам вслух свою статью о сугубой роли гермафродитизма в религиозности ранних эпох. Он теперь гораздо больше занят психоанализом, чем игрой на виолончели.

– Что он думает о войне?

– Сказал, что со дня на день ожидает немецкого наступления – оно будет, вероятно, в нескольких местах сразу.

– Да, Норвегия и Дания – начало.

– По-видимому, так.

– Дела не очень-то блестящие, – сказал Амфравилл. – Надо думать, нам досталось на орехи.

Вернулась Присилла.

– Это относительно броши, – сказала она. – Мистер Стивенс сам не может починить – там камушек один выпал; но он договорился о починке со своим знакомым. Просто хотел предупредить меня, что не сможет привезти ее сегодня, когда заедет за Ником.

– Я ведь говорила, что он очень любезный молодой человек, – заметила Фредерика, бросив на сестру весьма холодный взгляд.

Остаток воскресенья миновал ужасающе быстро, растаял, как тают все военные отпуска, – казалось, только что приехал ты, а уже пора прощаться. Это слегка омрачило обед, сделало разговоры отрывочными: говорили главным образом о вечерних новостях.

– Как бы за усиленной бомбардировкой не последовало удара во Франции, – сказал Роберт. – Ваше мнение, Дикки?

– Именно последует.

К концу обеда раздался звонок телефона.

– Пожалуйста, Ник, возьми трубку, – сказала Фредерика из кухни, где она варила кофе. – Ты к дверям ближе всех.

Я вышел в боковой коридор к телефону. Мужской голос спросил:

– Это дом Фредерики Бадд?

– Да.

– Младшего капрала Толланда можно к телефону?

– Кто его спрашивает?

– Звонят из части.

Возвращаясь в столовую, я услышал стук в парадную дверь. Сказал Роберту, что его просят к телефону, и обратился к Фредерике:

– Мне пойти открыть?

– Это, наверно, приходский священник обнаружил щелку в затемнении, – сказала Фредерика. – Он у нас уполномоченный гражданской обороны и ужасный хлопотун. Если это он, пригласи его войти. Возможно, он не прочь выпить чашку кофе.

Однако, открыв дверь, я увидел высокого офицера-моряка, только что подъехавшего в машине.

– Здесь живет леди Фредерика Бадд?

– Да.

– Прошу извинить, что беспокою в столь поздний час, но, по-моему, здесь находится моя падчерица, миссис Уайзбайт.

– Да.

– Мне с ней надо обсудить весьма неотложное дело. Я слышал, она здесь в гостях на несколько дней, и подумал, что леди Фредерика не возбранит мне войти на минуту. Я обретаюсь по соседству, собственно, в доме ее брата, лорда Уорминстера.

– Входите. Вы капитан Фокс, не так ли? Я Николас Дженкинс. Мы уже встречались раза два когда-то.

– Да конечно же, – сказал Бастер Фокс. – Леди Фредерика ведь в свойстве с вами?

– Да.

– И вы с Чарлзом старые друзья. Как чудесно.

Судя по тону, Фокс ничего особенно чудесного не видел в том, что встретил меня у Фредерики, – хотя теперь его вторжение будет смягчено, но Фокс определенно предпочел бы кого-нибудь другого в провожатые, поскольку старые друзья Стрингама уж непременно слышали о Фоксе всякие нелестные истории. У Фокса манера держать себя так, словно все мужчины – его потенциальные соперники; но сейчас он учтиво улыбался мне. А я вдруг вспомнил, что рассказал мне Дикки Амфравилл. Вряд ли Дикки обрадуется Фоксу. Однако делать было нечего. Я провел Бастера в гостиную, куда уже перешло общество. Бастер, очевидно, рассчитывал войти эффектно.

– Прошу великодушнейше меня простить, леди Фредерика… – начал он еще в дверях.

Войдя следом, я тут же понял – в мое отсутствие случилось что-то огорчительное. Внимание всех обращено на Роберта. Он, видимо, объявил сейчас известие, переданное по телефону. На лицах у всех тревога. Флавия Уайзбайт чуть не плачет. Увидела Бастера Фокса, и глаза ее выразили сильнейшую досаду.

– Бастер, вы-то откуда к нам? – сказала она резко и рассерженно, на минуту даже забыв свое горе. Фокс, видя, что попал не ко времени, был явно озадачен. С неловкой улыбкой он стал обводить взглядом комнату, ища поддержку в чьем-нибудь знакомом, дружеском лице. И сразу же наткнулся на Дикки Амфравилла.

– Здравствуй, Бастер, – сказал тот, протягивая руку. – Давно мы не видались.

Когда двое ненавидят друг друга всерьез, то напряжение между ними подчас бывает ощутимо окружающим, точно воздушные волны – горячие вперемежку с холодными, – невидимо распространяющиеся в обоих направлениях и создающие атмосферическое возмущение во всей комнате. Вот такой вольтаж ощутился между Фоксом и Амфравиллом. Яростная, истребительная их вражда на минуту заглушила все иные местные взаимотоки. То, что ни Дикки, ни Фокс не намерены были открыто сейчас столкнуться, лишь усилило эти нервно-электрические волны подавленного чувства. А между тем если не знать, какая связывает их трагедия, то можно бы подумать издали – старинные друзья сошлись после долгой разлуки. Это впечатление еще усугублялось их явственным каким-то наружным сходством. Бастер радушно пожал руку Амфравиллу, и тут подошла к ним Фредерика. Бастер опять начал извиняться, объяснять, что он лишь на два слова с Флавией и тотчас же уедет.