Текст книги "Поле костей. Искусство ратных дел"

Автор книги: Энтони Поуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Будем надеяться, что наше высшее командование держится этого принципа.

– Странно, что Браунинг знал всю его важность для боя.

– Возможно, в Браунинге погиб выдающийся генерал.

– И высшим, и нижним чинам полезно помнить это изречение. Надо бы особый приказ дать по дивизии. Вот бы Уидмерпулу заняться.

– Уидмерпул тоже уходит из штаба.

– На повышение – в полковники?

– Командир дивизии, возможно, еще вставит ему палку в колесо. Он проведал кой о каких интригах Уидмерпула и разгневался; но так или иначе Уидмерпул уходит.

– Как драматично.

– До предела.

– А как же ты?

– Не знаю. Видимо, в ПУЦ направят. Чарлз, мне надо уже к Чизману. Но расскажу сперва, какая беда стряслась в Лондоне, когда я сейчас там был проездом.

Я торопливо рассказал ему о бомбах, попавших в «Мадрид» и в дом Дживонзов.

– Подумать только, «Мадрид» разрушен. Я как-то вскоре после свадьбы повел туда мою Пегги. Не вечер получился, а желтая точка. А в доме Дживонзов я жил – в квартирке наверху, под присмотром Таффи, – обучался трезвости. Таффи читала мне там Браунинга. И все стало пеплом?

– Отнюдь нет. С фасада не видно никаких разрушений.

– Бедная тетя Молли – лучше бы она так и жила в своем Догдине и пеклась об эвакуированных школьницах.

– Не по ней была такая тихая жизнь.

– И Тед бедняга. Неприкаян он будет теперь. Я любил, бывало, заглянуть с ним в пивную потихоньку от Таффи.

– Он никуда не уехал. Живет в разбомбленном доме, как на бивуаке, дежурит на посту гражданской обороны.

– А о Присилле я помню, что за ней очень ухаживал какой-то музыкант – им и его симфонией попотчевала однажды гостей моя мать. Ты ведь был на этом необычном рауте, Ник? Он связан в моей памяти со странной маленькой женщиной, кудрявой от оборок и рюшей, как овечка. Я слегка приударил за ней.

– Ты говоришь о миссис Маклинтик. Она теперь живет с этим музыкантом – с Хью Морландом.

– Да-да, Морланд. Она живет с ним, значит? Как распустились нравы. Влияние войны, должно быть. Уж как я стараюсь подавать целомудренно-монашеский пример, но никто ему не следует. А забавен был тот музыкальный вечерок. Явилась Таффи – тащить меня домой. Я довольно четко помню, хотя перебрал тогда сильно. Вот уж испил действительно. Любому кошмару готов противостать.

– Чарлз, мне надо идти. Значит, ты твердо решил оставаться в прачечной, куда бы ни направили?

– Quis separabit?[23]23
  Кто нас разделит? (лат.).


[Закрыть] Таков ведь девиз Ирландского гвардейского полка? Таков же и у нашей прачечной.

– Ты сейчас в казарму?

– Прогуляюсь еще немного. Не хочется опять читать поэзию. Она всегда выводит меня из равновесия. Придется, видно, бросить и поэзию, как бросил пить. Развеюсь прогулкой. Я до девяти свободен.

– Прощай, Чарлз. До вашего отъезда, может, не увидимся.

– Прощай, Ник.

Он улыбнулся, кивнул мне и пошел прочь по улице. Вид у него такой, точно оборваны уже все связи с так называемой нормальной жизнью, армейской и всякой иной. Я возвратился к Чизману и сержанту Эблетту. Они явно нашли уже общий язык и оживленно толковали об уходе за машинами.

– Отыскали своего солдата, сэр? – спросил сержант.

– Отыскал, поговорил. Знал его до войны.

– Да, он вашего круга, сэр. Мог бы и в концерте тут принять участие, но, похоже, ввиду отправки отменяется концерт.

– Куда б вы ни поехали, сержант, всюду будете давать отличные концерты. А нам без вашей голоштанной чечетки будет скучно.

– Да, этот номер любят, – сказал сержант Эблетт без ложной скромности.

Я проводил Чизмана в корпус «Джи». Несмотря на свою мягкую манеру, он оказался упорным спорщиком.

– Это ваша точка зрения, – повторял он по всякому поводу, – но можно взглянуть и совершенно иначе.

Упорство пригодится ему на должности – ведь прачечная, как и каждая мелкая, более или менее независимая, войсковая единица, подвержена всяческим нажимам и давлениям извне.

– Минутку, пока не забыл, – сказал он. – Запишу-ка фамилию вашу, и сержанта, и помначтыла.

Извлекая записную книжку, он расстегнул две верхние пуговицы френча. Под френчем обнаружился жилет штатского покроя, хотя из того же материала, что и форма. Я выразил удивление.

– Вы не первый удивляетесь, – ответил Чизман без улыбки. – А я ничего ни вижу здесь странного.

– Как-то не приняты у нас жилеты.

– Я всю жизнь ношу. По какой же причине должен я в армии отказаться от жилета?

– Действительно, причин нет.

– А даже портной удивился. Говорит: «Мы обычно не шьем жилета к френчу, сэр».

– Да, война у нас портновская.

– В каком смысле?

– Просто так говорят.

– Почему?

– Бог его знает.

Чизман поглядел недоуменно, однако расспросы прекратил.

– Ну, пока – до утреннего построения.

По воскресным утрам надо, выстроив взвод обороны, маршировать в церковь вместе с отрядом военной полиции и различными другими подразделениями, приданными штабу дивизии. Эта маршировка – довольно хлопотное дело, поскольку «краснофуражечники»[24]24
  Прозвище военных полицейских.


[Закрыть], в большинстве своем бывшие гвардейцы, привыкли к более медленному шагу, чем принятый в пехоте; легкие же пехотинцы, фузилёры, склонны, напротив, частить. Полковника Хогборн-Джонсона, чьи симпатии, естественно, на стороне «легкой пехтуры», всегда злит этот разнобой движения. Но на сей раз прошло гладко. Из церкви, не успев перекинуться словом с офицерами, я направился в штаб взглянуть, нет ли там срочных дел. Уидмерпула в комнате не оказалось; его и в церкви не было. Он нередко и по воскресеньям работает с утра – так что, возможно, уже отработал свое и вернулся домой. Я вошел, и почти сразу зазвонил телефон.

– Отдел личного состава – Дженкинс слушает.

– Говорит начальник тыла. Дайте майора Уидмерпула.

– Его нет в отделе, сэр.

В голосе полковника Педлара слышно возбуждение – неясно, радостное или сердитое.

– Придя из церкви, я не застал его, сэр.

– А помначмедслужбы был в церкви?

– Да, сэр.

Макфи сидел там несколькими рядами впереди меня.

– Его телефон молчит. Скажите дежурному на коммутаторе, пусть разыщет майора Уидмерпула и майора Макфи и пошлет их ко мне. И сами ко мне идите.

– Слушаю, сэр.

Когда я вошел, полковник Педлар шагал взад-вперед по своему кабинету.

– Велели разыскать Макфи?

– Да, сэр.

– Без врача нельзя приступать к делу. Случилось несчастье. Трагедия. Очень неприятная для нас вещь.

– Да, сэр?

– Капитан Бигз повесился в раздевалке для крикета.

– В той, что на стадионе, сэр?

– Да. От которой ключ теряли, – ответил Педлар, по-прежнему расхаживая взад-вперед. – Придется ждать врача и Уидмерпула, без них нельзя.

– Когда Бигза обнаружили, сэр?

– Сейчас вот – кто-то штатский пришел туда за скамейками и увидел.

Полковник Педлар остановился, постоял. Видимо, разговор принес ему некоторое облегчение. Зашагал опять.

– Ну, как вам новость сегодняшняя?

– Ужасно, сэр. Мы с Бигзом вместе…

– Я не про Бигза, – сказал Педлар. – Вы утром газету не читали? Радио не слушали? Германия вторглась в Россию.

И мгновенно, еще не успев и подумать о стратегическом значении этого события, я ощутил огромное, почти мистическое облегчение. Нахлынула внезапно уверенность, что теперь всё будет хорошо.

– Немцы управятся там в три недели, – сказал Педлар. – Раз вы не знаете об их нападении на Россию, то, наверно, не слыхали и о том, что генералу Лиддаменту дали корпус.

– Не слышал, сэр.

– Он утром сразу же и отбыл принимать свой корпус.

Полковник Педлар небывало разговорчив сейчас. Этим разговором и хождением по кабинету он, конечно, хочет отогнать от себя мысли о Бигзе.

– И майор Уидмерпул убывает из штаба.

– Да, я слышал, сэр.

– Правда, приказ еще не получен.

– Не получен, сэр.

Полковник Педлар перестал расхаживать. Сел за стол, приложил пальцы ко лбу.

– О чем-то я еще хотел вам сказать, – произнес он. – Но о чем?

Я стоял в ожидании. Полковник принялся перебирать бумаги на столе. Сейчас он особенно похож на охотничью собаку, ищущую потерянный след. Вот нашла – Педлар схватил какую-то бумажку.

– Ах да, – сказал он. – О вашем служебном устройстве.

– Да, сэр?

– Предполагалось направить вас в ПУЦ.

– Да, сэр.

– Но я сейчас получил вот это. Надо бы, конечно, пустить через помнача, но раз вы здесь, то уж прочтите.

Он протянул мне служебную телеграмму. В ней указана моя фамилия, имя, звание, личный номер; мне предписывается на этой неделе прибыть в Военное министерство, в комнату такую-то.

– Зачем этот вызов, не знаю, – сказал Педлар.

– И я не знаю, сэр.

– Во всяком случае, направлять вас в ПУЦ не придется.

– Не придется, сэр.

В это время вошли Уидмерпул и Макфи. Военврач угрюм, как всегда, или даже угрюмей. А Уидмерпул уже знает о назначении на корпус и отъезде генерала. Это видно по лицу Уидмерпула и по бесцеремонности, с какой он остановил Педлара, начавшего излагать обстоятельства самоубийства.

– Не думаю, чтобы Дженкинс был нам необходим, – сказал он.

– Да, пожалуй, – сказал Педлар. – Можете идти, Дженкинс. Не забудьте о полученном предписании.

Я вернулся к себе в корпус «Эф». Там Соупер обсуждал с Кифом случившееся, от волнения дергая густыми бровями. Сейчас он, со своими обезьяньими надбровьями, особенно напоминал комика-профессионала.

– Веселенькое дело, – говорил он. – Никогда не думал, что Бигги этим кончит. И причем в крикетной раздевалке. А он так любил крикет. По-моему, на него подействовала нервотрепка из-за ключа – еще сильнее, чем развод с женой. Как-то непривычно теперь будет без его ежедневных нареканий на еду.

На той же неделе был сбит самолет, в котором художник Барнби, мой приятель, летел разведать маскировочные методы противника.