Текст книги "Одиночка"

Автор книги: Эндрю Гросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 27

В день отъезда Блюма вызвали в штаб связи для телефонного разговора.

Стросс отвел его в отдельную кабину с радиоприемником и наушниками.

Натан предположил, что это Донован решил пожелать ему удачи или, может быть, звонит кто-то из его новой чикагской родни. Но когда звонивший заговорил, сквозь треск статического электричества и радиопомехи он услышал голос, хорошо знакомый по торжественным речам и «беседам с населением».

Это был президент Соединенных Штатов.

– Я говорю с лейтенантом Блюмом? – спросил Рузвельт.

– Так точно, сэр, – Блюм автоматически подскочил на ноги, как будто великий человек не находился за океаном. – Господин Президент, – в горле у него пересохло.

– Я хотел сказать, что я осведомлен о вашей миссии, лейтенант. Звоню, чтобы пожелать вам удачи.

– Благодарю вас, сэр, – сглотнув, ответил Блюм. – Я польщен, что вы в курсе операции.

– В курсе? – усмехнулся президент. – Да это, черт возьми, мой приказ.

Блюм испытал прилив гордости. Он посмотрел на Стросса, лицо его вспыхнуло румянцем.

– Я знаю, каковы риски, – продолжил президент, – и чем вы пожертвовали ради этой операции. Мы в долгу перед вами, молодой человек. Но не подведите нас. Вы даже не можете представить, как много зависит от вашего успеха.

– Я не подведу, – грудь Блюма распирало от гордости. – Сэр.

– Хорошо. В таком случае мне остается только сказать: С Богом! И пусть Господь оберегает вас. Многие здесь уверяли меня, что мы выбрали правильную кандидатуру.

– Честь имею, сэр, – повторил Блюм.

– Тогда я буду ждать новостей о вашем благополучном и успешном возвращении, – завершил беседу президент. – Удачи, молодой человек.

Блюм услышал гудок, и приемник сигнализировал об окончании связи. Но несмотря на это, Блюм набрал в грудь воздуха и вымолвил:

– Спасибо, сэр.

Перед вылетом Блюму выдали еще две вещи.

Во-первых, наличные. Пятьсот фунтов стерлингов.

– Они понадобятся тебе, чтобы расплачиваться с охранниками. Тебе зашьют их под подкладку куртки, – пояснил Стросс. – И кое-что еще.

Он кинул Блюму небольшой синий мешочек. Открыв его, Блюм чуть не лишился дара речи.

В мешочке был бриллиант.

Приличных размеров. Блюму не доводилось видеть такие камни, даже на пальцах роскошных женщин, которые захаживали в магазин его отца, сопровождая своих состоятельных мужей. Каратов восемь, прикинул Блюм.

– Десять. Я вижу ты пытаешься угадать, – уточнил Стросс. – Почти идеального качества. Стоит кругленькую сумму. Это на случай непредвиденных обстоятельств, – подмигнул ему капитан. – Вдруг тебе придется выпутываться из серьезной беды. Это получше наличных или золота, и перевозить проще. Ты ведь знаешь, в каком месте это надо спрятать? Прямо в… – Стросс пошловато ухмыльнулся.

– А! Да, я понял, – ответил Блюм, покраснев.

– Распорядись им по-умному. И смотри, не забудь его там.

– Нет, я не забуду. Конечно, не забуду, – Блюм прочистил горло.

– Пока что все это останется у меня, если не возражаешь, – Стросс протянул руку. – Для сохранности, до твоего отъезда. Да, и вот еще что, – он порылся в кармане. – Не знаю, как лучше тебе сказать. Ты отправляешься в жуткое место. Я даже сам не представляю, с чем тебе там придется столкнуться. Особенно если вдруг все сорвется, – он разжал ладонь – на ней лежала пластиковая коробочка с двумя красными капсулами.

Блюм внимательно посмотрел на них, потом на Стросса – их предназначение было ему понятно.

– Мгновенное действие, практически безболезненно, как мне сказали. Я поверил на слово, – деланно улыбнулся Стросс, – на себе не проверял. Их зашьют тебе под ворот куртки. Если даже руки у тебя будут связаны, ты сможешь дотянуться до них, – и Стросс прижал челюсть к плечу. – Кусаешь. В общем, сам разберешься. Официальная позиция такова: мы тебя спасать не будем, и разумеется, чем меньше известно, тем лучше.

– Разумеется, – подтвердил Блюм, сглотнув.

– Между нами, – Стросс защелкнул контейнер и положил его обратно в карман, – это может оказаться наилучшим исходом с случае твоей поимки. Ты меня понимаешь.

– Да, – ответил Блюм.

Стросс поджал губы.

– Ну, вроде я все сказал.

Блюм посмотрел на него и улыбнулся.

– Если только… – Стросс положил руку ему на плечо. – Мазлтоф, полагаю. – Капитан тепло улыбался. – Мы с генералом Донованом бесконечно уважаем тебя за то, что ты делаешь…

– А шейнем данк, – отреагировал, улыбаясь, Блюм. Большое спасибо.

– Да, а шейнем данк, – поддержал его капитан. – Давненько я не слышал этих слов.

И они пожали друг другу руки.

В дверь постучали.

– О, еще одна последняя деталь, – спохватился Стросс.

В комнату вошел невысокий коренастый мужчина в форме гражданской обороны с металлическим чемоданчиком в руках.

– Капитан, – мужчина перевел взгляд на Блюма. – Лейтенант.

Он поставил чемоданчик и достал оттуда машинку для стрижки.

– Распрощайся со своей шевелюрой, на время, – пошутил Стросс.

Блюм сел и, пока его плечи прикрывали простынкой, спросил:

– До войны вы работали парикмахером?

– Не совсем, сэр, – признался британец, включая машинку.

Он остриг Блюма наголо. Темные пряди волос падали к ногам Натана. Когда все было кончено, из зеркала на Блюма смотрело лицо с темными ввалившимися глазами и остро выступающими скулами. Он и в самом деле выглядел как тот, кем станет через сутки: заключенным. Сердце щемило от возложенной на него ответственности. На поляка. Человека без званий и положения. Бежавшего из мира тьмы всего три года назад.

Стросс вмешался в его мысли:

– Еще одна деталь. Теперь действительно последняя.

Он кивнул британцу, который, вернувшись к своему чемоданчику, извлек оттуда иглу для нанесения татуировки. Подключив прибор, он окунул иглу в синеватые чернила:

– Вот чем я занимался до войны, – сообщил он Блюму.

Стросс протянул ему номер из шести цифр. Инструмент завибрировал.

– Сэр, позвольте вашу левую руку, – обратился британец к Блюму.

Глава 28

Варшава

Полковник Мартин Франке сидел за столом у себя в разведуправлении на улице Шуха в Варшаве. Его адъютант лейтенант Ферштедер поставил перед ним утренний kaffee. Не разбавленную жижу, которую поляки пытались приукрасить сахаром и сливками, а немецкий кофе. Крепкий. Черный. От Даллмайера из Мюнхена. Франке просматривал пачку полученных за ночь сообщений. Частично это были раскодированные шифровки, другие были перехвачены по открытым каналам радио. С ВВС. Те, которые вызывали у него интерес, Франке откладывал в лоток «А». Остальные поступали в лоток «Б» и архивировались. Настоящая работа разведчика заключалась не в том, чтобы распивать коктейли в барах Эшторила или делать ставки в казино. Тут требовалась тщательность. И перепроверка. А кроме того, важна интуиция. Хорошее чутье.

Это чутье стоило всех коктейлей в Лиссабоне.

И второе правило: все должно быть запротоколировано.

С тех пор как он побывал в Виттеле, прошло четыре месяца, и его желание восстановить свой прежний статус только укрепилось. Война шла не так, как хотелось бы. Любому дураку это было понятно. Красная Армия наступала, приближаясь к границе Польши. Бои шли на подступах к Львову. Поляки уже поднимали голову и начинали доставлять неприятности. И всем известно, что вторжение союзников неминуемо. Нормандия или Кале – это лишь вопрос места.

Гетто Варшавы было сожжено и уничтожено. Последних евреев, кроме тех, кому удалось укрыться в арийском секторе, или казнили, или увезли в места, откуда никто не возвращался. Его теперешняя задача состояла в том, чтобы отловить попрятавшихся и тех, кто жил по поддельным паспортам. А также вычислить пособников польских партизан, швырнуть их в подвалы тюрьмы Павяк, где гестаповские умельцы кромсали их на ломти, пока они не начинали говорить. Или, в редких случаях, не начинали. При том и другом исходе их свозили в Катланский лес, где расстреливали, прислонив к дереву.

Лес был настолько пропитан кровью, что говорят, там росла трава красного цвета.

Франке понимал, что это была работа для полицейских. Для Ordnungspolizei, полиции порядка. Не разведки.

Он получил всего лишь письмо от нового куратора из Берлина бригадефюрера СС Шелленберга с благодарностью за «полезный вклад» в дело о выявлении владельцев фальшивых паспортов в Виттеле.

Полезный вклад? Да он выдал им двести сорок евреев.

Пока идиоты проигрывали войну, ему не давали возможности действовать.

Попивая kaffee, Франке изучал скопившиеся за день телеграммы и донесения разведки. По большей части их текст был понятен только тем, кому они предназначались: «Туфли Лили доставлены. Можете забрать их в любое удобное время». «Оскар сообщает вам, что урок по виолончели назначен на следующую неделю, в то же время». «Яни с нетерпением ждет встречи с вами. Но в этот раз она просит принести красную, а не голубую шляпку». В каждом сообщении был тайный смысл. В задачу Франке входило отобрать те, что имели отношение к деятельности партизан, которые все больше досаждали на фронте и в Варшаве, и выследить их.

Взять, к примеру, вот это… Франке еще раз перечитал объявление, которое он отложил накануне.

Большинство людей не обратили бы на него никакого внимания. Оно было передано по ВВС перед программой «Вечер в филармонии». В нем упоминался охотник за трюфелями, направлявшийся в Польшу. Там говорилось: «В этом сезоне их особенно много в березовых рощах».

В березовых рощах?

– Что такое трюфели? – поинтересовался адъютант Ферштедер, раскладывая документы из лотков «А» и «Б».

– Это вроде грибов, только они намного дороже, – пояснил Франке. – Они растут в корнях деревьев. В Италии, – добавил он, – не в Польше. И это довольно любопытно. И собирают их осенью. Их ищут с помощью свиней.

– Свиней?

– Свиней и собак, – кивнул Франке. Вот оно: сообщение, на которое никто и не обратит внимания.

– А кто такой этот охотник за трюфелями? – спросил Ферштедер. – И зачем он едет в Польшу?

– Да еще весной, – добавил Франке.

– Вот именно.

– Хороший вопрос, – Франке допил кофе. – И еще: кто здесь свинья?

При мысли о трюфелях желудок Франке начал поднывать: в него давно не попадало ничего кроме картошки, капусты и сарделек. Полковник понимал, что игра велась на полутонах. И тут он ощутил, что нащупал реальную нить, словно эти мерзавцы были уже у него в руках.

– Оставить или положить в архив? – осведомился адъютант, решая, в какой лоток определить сообщение.

– Оставьте, пожалуй. По крайней мере, пока оставьте, – об этом охотнике за трюфелями они еще услышат, предположил он.

У него был нюх на такие вещи. А это донесение прямо вызывало зуд.

И Франке положил его в лоток «А».

Глава 29

«Де Хевилленд Москито» летел над территорией Польши на высоте четыре с половиной тысячи метров. Блюм, сидевший внутри истребителя, пытался справиться с волнением.

Он глянул на руку, все еще саднившую от татуировки. А22327. Номер Рудольфа Врбы. Хотя он и соответствует реально существующему номеру, вряд ли это что-то изменит. В случае разоблачения его допросят и тут же расстреляют как шпиона. И никакие номера в мире его не спасут.

И никакие бриллианты.

Самолет то поднимался, то снижался, вдалеке гремели зенитки. Союзники бомбили Дрезден, чтобы отвлечь артиллерию и авиацию немцев. Звучало все это довольно устрашающе, особенно учитывая, что ждало его впереди. Самолет бросало вниз-вверх – чтобы удержаться, он схватился за навесную перемычку.

Натан вспоминал свой недавний разговор с президентом Рузвельтом. О том, как много было поставлено на карту, как все в него верили. Гордость переполняла его. Он, польский еврей из краковского гетто, говорил через океан с самым могущественным человеком в мире. Если бы только его родители узнали об этом. Они бы никогда не поверили. И Лиза. Она бы закатила глаза и сказала: «Нос не задирай. Через минуту тебя могут пристрелить. Или приземлишься на грузовик с нацистами. И к чему тогда твой разговор с президентом?»

Блюм улыбнулся, напомнив себе, зачем он здесь, и вновь попытался взять себя в руки. Самолет попал в зону турбулентности, и его затрясло. На секунду Блюму показалось, что болты, скреплявшие фюзеляж, готовы отвалиться. Он глянул на часы. Еще несколько минут. А потом…

Потом прыжок. При мысли об этом у него засосало под ложечкой.

– Готовьсь! – крикнул из кабины второй пилот. – Снижаемся до двух тысяч метров.

Блюм поднял вверх большие пальцы, но внутри у него все тряслось. Если бы в этом богом забытом месте было хоть какое-нибудь освещение, все увидели бы, что он бледен как полотно.

– Ты прыгаешь с высоты триста шестьдесят метров, через шесть минут.

– Я готов, – ответил Блюм, хотя в его теле не было ни одной клеточки, которая бы не напряглась от одной мысли о предстоящем. Он повторил план «Б». Если партизан на месте не окажется, он должен будет отыскать Райско, в восьми километрах на востоке. Там есть безопасное убежище. Он припомнил пароль: «placek z wisniami». Вишневый пирог.

Карты при нем. Компас. Деньги. Кольт-1911 в кобуре на ремне. Он проверил и перепроверил парашют. Пять секунд, напомнил он себе. Это отсчет до того момента, когда надо дергать за шнур. Он постарался не думать о том, что произойдет, если он все загубит и упадет. Что тогда? Не подведите нас, лейтенант.

– Две минуты! – второй пилот пробрался к нему в задний отсек. – Двигаемся к люку.

Внутри у Блюма все похолодело.

Он проверил свой рюкзак, подошел и пристегнул вытяжной фал. Закрепил ремешок шлема.

– Мы вернемся за тобой через семьдесят два часа, – сказал летчик. – В час тридцать ночи. Рядом с основной дорогой есть расчищенное поле. В пятистах метрах от места высадки.

Блюм кивнул. Он повторял это сотни раз. Это накрепко запечатлелось у него в мозгу. Хотя это было необязательно, ведь туда его доставят партизаны.

– Помни, мы будем ждать тебя только две минуты. И все. Потом мы начнем уносить оттуда ноги на всех парах. Так что лучше не опаздывай.

– Я понял.

– И чего бы тебе это ни стоило, ты здорово справляешься, – он хлопнул Блюма по спине. – Удачи тебе во всем!

– Спасибо.

– Держись покрепче, – и летчик открыл внешний люк. Внутрь хлынул поток холодного воздуха.

– Гляди вниз, вон туда, – летчик указал в темноту.

Прямо под ними на земле горящими огнями был выложен крест.

– Это твоя цель. Ветер нормальный. Мы опустились ниже трехсот шестидесяти метров. Это будет нетрудно. Думаю, тебе не впервой.

Блюм мотнул головой:

– Прыгал только на тренировке. С вышки.

– С вышки? – пилот закатил глаза. – Ну, это почти то же самое. – Он затянул потуже ремешок на шлеме у Блюма. – Просто вдохни поглубже и прыгай на цель. Не успеешь опомниться… – Самолет тряхнуло, как будто он стремился сбросить Блюма с себя, и Натану пришлось ухватиться за поручень, чтобы не выпасть.

Считай до пяти, напомнил себе Блюм, потом дергай. В груди у него бил молот.

– Готов, пора. Мы почти над целью. – Холодный ветер хлестал в лицо.

– Помни, – летчик положил руку на спину Блюму, – Семьдесят два часа. – Он оглянулся, чтобы уточнить местонахождение, удерживая Блюма за лямки. – Все, прыгай!

Сердце Блюма взмыло в небо, но ноги прилипли к полу самолета. Он увидел, как горящий крест приближается снизу. Они были практически над ним.

– Прыгай! Давай! Вперед! – кричал летчик.

Он схватил Блюма за плечевые ремни и буквально вытолкнул его в темноту. Блюм зажмурился и заорал. Было очень холодно и абсолютно темно. Он не ожидал, что будет так быстро падать. Один, два… Он слышал удаляющийся гул самолета. Ветер задувал в лицо и крутил его. Три… четыре!

Пять!

Он задержал дыхание и дернул за шнур. И с облегчением ощутил, как лифт, в котором он летел вниз, резко притормозил. На долю секунды ему показалось, что он выскользнул из парашюта и летит сам по себе. Его обуял ужас.

Потом он открыл глаза.

Все было в порядке. Он парил. В кромешной темноте. Сердце колотилось уже не так бешено. Его отнесло в сторону от цели, ему не приземлиться рядом с горящим крестом. Однако он был недалеко.

Натана кольнула тревожная мысль: а что, если партизаны предали его? Что, если его ожидают не друзья, а полный грузовик немецких солдат? Темные верхушки деревьев стремительно приближались. Ну вот и все.

Держись…

Он подлетел к земле быстрее, чем рассчитывал. От удара чуть не выбило дух.

Огней поблизости не наблюдалось.

Первое, что он сделал, это вытащил кольт. Рядом с ним росли густые кусты, стояла абсолютная тишина. Натан собрал парашют. Он ожидал, что к нему навстречу устремятся люди, а вокруг не было ни души, ни звука. Слева он приметил дерево – на юге, согласно компасу у него на запястье. Он скомкал парашют и двинулся в сторону укрытия. Под деревом, встав на колени, Блюм принялся рыть яму. К счастью обильные весенние дожди хорошо размягчили землю. Он спрятал парашют, прикрыв его слоем листьев и валежника.

Он по-прежнему слышал, как бьется его сердце.

Наконец до него дошло, что он в Польше.

Блюм не представлял, что его ждет. Партизаны или немцы? Он осторожно вышел из леса. Никого. На такое он не рассчитывал. Во что он ввязался? – спрашивал он себя. А что, если так никто и не появится? Он останется совсем один. На оккупированной территории. Да он…

Позади хрустнула ветка. Блюм застыл в ожидании. Здесь кто-то был. Он стоял не шевелясь, по виску стекала капля пота. Натан поднял пистолет и положил палец на курок. Очень скоро, подумал он, ему предстоит узнать, на что он способен. Тут раздался щелчок. На этот раз за соседними деревьями. Он надеялся, что это были друзья, а не враги.

И снова щелчок. Он уже понял, что это за звук.

Звук вскидываемого ружья. Чьего?

Блюм положил палец на курок.

И тут он услышал шепот. Говорили по-польски – слава богу.

– Lubisz trufle? Вам нравятся трюфели?

– Tak, – прошептал в ответ Блюм. Да. – Но не так, как свеклу.

– Да, ты проделал неблизкий путь, – из темноты выступили двое. – За свеклой.

Мужчина и девушка. Мужчина с ружьем был одет в охотничью куртку и шляпу. На девушке была вязаная кофта, из-под кепки торчали светлые хвостики. Она держала пистолет-пулемет «Блыскавица».

– Witaj w domu, przyjaciel, – произнес партизан с широкой улыбкой и тепло потрепал Блюма по плечу. – Добро пожаловать домой, друг.

Глава 30

Они сели в грузовик и окружными проселочными дорогами, не включая фар, отправились в путь.

– Что будет дальше? – спросил Блюм.

– Дальше? Ты переночуешь, – ответил сидевший за рулем мужчина в охотничьей шляпе. – Сколько там осталось до утра. В Бжезинке. В пятнадцати километрах к северу. А завтра мы пристроим тебя на работы в лагерь.

– Как вас зовут?

– Юзеф, – ответил водитель. – А это моя племяшка Аня.

Девушка даже в мужской одежде выглядела довольно привлекательно. На вид ей было около двадцати. Она улыбалась.

– Что такого смешного? – спросил Блюм у Юзефа.

– Моя племянница думает, что ты не очень-то похож на диверсанта. Мы ожидали кого-нибудь, как сказать, ну, покрепче, – хмыкнул Юзеф. – Такого, знаешь, боевика.

– Можете передать своей племяннице, что она и сама не тянет на настоящего солдата, – огрызнулся Блюм. Не то чтобы его польский нуждался в переводе.

Аня из кузова захихикала.

– Имей в виду, если мы попадем в передрягу, ты будешь рад, что она с нами, – примирительно сказал Юзеф. – Она убила больше немцев, чем взрослые мужики в два раза старше ее. Мордашка симпатичная, а нервы стальные.

– Но вы правы, я не диверсант, – согласился Блюм. – Если бы я выглядел как типичный диверсант, как бы я слился с толпой в лагере?

– Справедливо замечено, – кивнул Юзеф.

Проехав по ухабистой дороге через поле, грузовик свернул в кромешную темноту. В какой-то момент Юзеф остановил машину, Аня, соскочив на землю, отворила ворота, и, подождав, когда они проедут, закрыла их. Дальше они двигались с включенными фарами.

– Ты точно знаешь, зачем ты суешься туда? – Юзеф бросил взгляд на Блюма. – Ну, туда, куда ты едешь?

– Не знаю, – пожал плечами Блюм. – Посмотрим.

– Нас ждут пироги и тушеная капуста. Оставайся. Через три дня мы тебя доставим обратно. – Юзеф глянул на Блюма и подмигнул. – Чего мудрить?

– Это была бы пустая трата керосина и времени на планирование, – ответил Блюм и показал Юзефу, как его пиджак выворачивается и превращается в лагерную куртку.

– Ну, планирование – это бесплатно, а вот керосин… – Юзеф срезал через кусты и выехал на мощеную дорогу. – Ты прав, не стоит разбрасываться. И знаешь, тебе повезло, хозяйка все равно готовить не умеет, – он опять подмигнул Блюму.

Аня засмеялась:

– Он прав. Галушки у нее твердые, как камни. Если на пол уронишь, вмятина останется.

– Да, признаю, – засмеялся Юзеф, – но… черт! – он присмотрелся. – Так, что это?!

Из темноты перед ними возникли железнодорожные пути и патрульная машина с двумя немцами.

– Какого хрена они здесь оказались?

На форме патрульных Блюм разглядел орла со свастикой.

– Айнзацгруппа, – Юзеф обернулся к Ане. – Плохие ребята. Охотятся за евреями. – Он замедлили ход и достал с пола бутылку водки. – Притворись, что ты пьян. И уберите оружие. Мы просто едем со дня рожденья моего двоюродного брата из Райского. Если нас попросят выйти из машины, – он посмотрел на Блюма и кивнул в сторону его пистолета, – ты знаешь, что надо делать.

Блюм кивнул. Сердце у него заколотилось. Он надвинул кепку поглубже на глаза.

Аня кинула оружие под покрывало, но Блюм услышал, как она взвела курок пистолета.

– Как только они пошевелятся, – прошептала она себе под нос, – для них все будет кончено.

– Не дергайся, дочка, – предостерег ее Юзеф. – Мы должны оберегать нашего гостя. Мертвые немцы доставляют неприятности.

Юзеф остановил грузовик. Один из охранников выскочил из машины и подошел к грузовику. Судя по нашивкам, унтер-офицер, понял Блюм. Он также заметил две эсэсовских молнии на петлице.

– Вечер добрый, унтершарфюрер, – приветствовал его Юзеф, протягивая початую бутылку водки. – Я понимаю, что, может, рановато, но примите в подарок от семейства Лушков с дня рожденья.

– Убери свою выпивку. Куда это вы направляетесь в такую темень? – эсэсовец обратился к нему по-немецки. – Вы слыхали о комендантском часе?

– Туда, в Бжезинку. Да, я знаю, что уже поздно, унтер-офицер. Мы были у моего кузена, в Райском. Уверяю вас, спиртное лилось рекой. Остался бы там ночевать, но я должен к утру уже испечь хлеб. Первым делом. Так что я…

– Ты пекарь? – немец заглянул внутрь грузовика и подозрительно рассмотрел сидевших внутри.

– Если я не встану в пять к печи, вся деревня останется без завтрака, – объяснил Юзеф. – И у меня больше не будет друзей.

– А это кто? – охранник посветил фонариком на Блюма. – Давай угадаю, мясник?

– Мирек, герр унтер-офицер, – миролюбиво ответил Блюм. – Вообще-то я слесарь. Я говорил брату, что уже поздно возвращаться домой. Но моя сестра, вот она тут сидит, – он кивнул в сторону Ани. – Она ходит в школу, и если она пропустит занятия, то монашки… ну, вы знаете этих монашек… К тому же я отвечаю за нее, и…

– И что? – немец направил фонарик на Аню. – Сейчас уже гребаная ночь! Что, на пекарей и слесарей комендантский час не распространяется?

– Конечно, распространяется, – с готовностью согласился Юзеф. – Но, по правде, здесь в лесах его редко соблюдают.

– Так, что у вас там еще? – немец принялся светить внутрь кабины. По затылку Блюма скатилась капля пота. Рука потянулась к пистолету.

– Ничего, герр унтер-офицер. Только мука.

– Мука? – он продолжал всматриваться в темноту кабины. – Все же я погляжу поближе.

Внезапно раздался звук приближавшегося поезда. Это был не свисток, а лишь стук колес. На путях вспыхнул резкий свет. Второй немец, сидевший в патрульной машине, выскочил и замахал: «Унтершарфюрер!»

Унтер выключил фонарик.

– Ждите здесь.

Оба эсэсовца пошли к блокпосту. Минуту или две спустя мимо прогрохотал поезд. Один их немцев поднял руку и помахал охраннику на крыше головного вагона. Блюм никогда не видел таких поездов. Он был темный с заколоченными и затянутыми колючей проволокой слепыми окнами. С десяток теплушек. Состав направлялся на восток. Он знал, куда именно. И это не был первоклассный экспресс до Варшавы.

– Oswiecim, – буркнул Юзеф, качая головой, и сплюнул в окно. Потом перекрестился.

Внутри у Блюма вскипал гнев. Он мог только представить, какой кошмар творился внутри этих теплушек. Что за участь ждала тех, кто ехал в поезде. Людей там убивают в газовых камерах. Тысячами, говорил ему Стросс. Сколько из них доживут хотя бы до завтра, когда он окажется в лагере?

– Так будет намного быстрее, – пихнул его в бок Юзеф. – Хочешь, я проголосую, и они подкинут тебя.

– Благодарю, – улыбнулся в ответ Блюм. – Мне и тут неплохо.

Через минуту поезд проехал. Один из охранников вернулся обратно в патрульную машину. Унтер-офицер опять подошел к ним.

Блюм сунул руку в карман, нащупывая там кольт.

– Тебе повезло, пекарь, – заявил немец. – Уже поздно, и у нас хорошее настроение. Но имей в виду: еще раз поймаю тебя, улыбаться ты уже не будешь.

– Я вас понял, герр унтершарфюрер. Благодарю вас, – сказал Юзеф. – Вот, возьмите, – и он протянул охраннику хлеб и сыр.

– Убери свой хлеб, – рявкнул немец. – А вот бутылку, – он щелкнул пальцами, – давай-ка…

Юзеф вручил ему водку.

Унтер взял ее и удалился к своей машине.

Блюм наконец вынул руку из кармана и выдохнул.

– Надеюсь, она убьет их, пока они будут дрыхнуть, – проклял немцев Юзеф, заводя мотор грузовика. – Прости, Аня. В следующий раз, когда мы их встретим, сначала будем стрелять, а уж потом предлагать водку.

Они увидели, как унтер показывает добычу своему напарнику в патрульной машине.

И им дали отмашку, чтобы проезжали.