Текст книги "Пройти по Краю Мира"

Автор книги: Эми Тан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Удивительно, – сказал Билли. – Эй, дети, посмотрите-ка сюда. Как думаете, кто эти хорошенькие девочки?

– Только посмотрите на нас, какие мы молодые, – мечтательно вздохнула тетушка Гал.

– Эй, тетушка Лю, ты какая-то сама не своя на этой фотографии, – пошутила Салли.

– Это потому, что у меня только что умерла мать, – ответила Лу Лин.

Рут подумала, что ее мать не расслышала вопроса. Да и «сама не своя» – не самое понятное для нее выражение. Мать Лу Лин и Гао Лин умерла в тысяча девятьсот семьдесят втором.

Рут указала на фотографию:

– Видишь? Твоя мать тут, рядом с тобой.

Лу Лин покачала головой:

– Она не настоящая моя мать.

Мысли Рут пустились в пляс, стараясь найти объяснение словам матери. Тетушка Гал странно взглянула на Рут и поджала губы, словно отказываясь комментировать. У всех остальных лица стали озадаченными.

– Это же Вайпо, да? – спросила Рут у тетушки Гал, стараясь продолжить разговор как ни в чем не бывало. Когда та утвердительно кивнула, Рут с облегчением повернулась к матери:

– Ну вот, если это мать твоей сестры, то, значит, и твоя мать тоже.

Лу Лин фыркнула:

– Гао Лин мне не сестра!

Рут ощутила звон в ушах. Билли откашлялся, явно намереваясь сменить тему.

– Она мне родственница по мужу, – закончила мысль Лу Лин.

Теперь все замолчали и застыли, открыв рты. Лу Лин выдала роскошный каламбур. Ну конечно, они действительно были родней по мужу, потому что были замужем за братьями. Какое облегчение! Слова матери оказались не только разумными, но и очень меткими.

Тетушка Гал повернулась к Лу Лин и воскликнула с шутливой серьезностью:

– Нет, ну почему ты так со мной обращаешься?

В это время Лу Лин что-то искала в своем кошельке. Наконец она достала крошечную фотографию и протянула ее Рут.

– Вот, – сказала она на китайском. – Вот эта женщина – моя мать.

По спине Рут пробежал холодок. На фотографии была изображена няня матери: Бао Бому, Драгоценная Тетушка.

На ней были куртка с высоким воротником и странный головной убор, который казался сделанным из слоновой кости. Она обладала какой-то неземной красотой. У нее были широко расставленные чуть раскосые глаза с прямым и немного вызывающим взглядом. Высокие брови намекали на пытливый ум, а полные губы – на чувственную натуру, что в те времена считалось неприличным. Эта фотография явно была сделана до несчастного случая, в результате которого няня обожгла лицо, которое навсегда превратилось в маску ужаса. Чем дольше смотрела Рут на снимок, тем более странным казалось ей выражение лица женщины, как будто та могла видеть будущее и знала, что оно было для нее проклятым. Это та самая женщина, которая заботилась о Лу Лин с самого рождения и напичкала ее всяческими страхами и предрассудками. Лу Лин рассказывала, что, когда ей было четырнадцать, няня покончила с собой, причем таким страшным способом, что «об этом нельзя говорить». Как бы Драгоценная Тетушка это ни сделала, она заставила Лу Лин считать во всем виноватой именно себя. С тех пор Лу Лин верила, что никогда не сможет стать счастливой, и всегда ждала от жизни только худшего.

Рут попыталась осторожно вернуть мать в реальность.

– Это твоя няня, – мягко произнесла она. – Наверное, ты хотела сказать, что она была тебе как мать.

– Нет, она и быть моя мать, – настаивала Лу Лин. – А это – мать Гао Лин. – Она подняла фото в рамке.

Краем уха Рут услышала голос Салли, которая спрашивала Билли, как он покатался на лыжах в Аргентине в прошлом месяце. Дядюшка Эдмунд уговаривал внука попробовать черный гриб. А Рут продолжала задавать себе один и тот же вопрос: «Что происходит?»

Она почувствовала, как мать трогает ее за плечо:

– У меня тоже есть для тебя подарок. Скоро твой день рождения, отдам сейчас.

Она полезла в сумку и достала простую белую коробочку, перевязанную лентой.

– Что это?

– Открой, не спрашивай.

Коробочка была легкой. Рут сняла ленту, открыла крышку, под которой что-то блеснуло. В коробке лежало ожерелье из черных жемчужин неправильной формы, и каждая жемчужина была размером с шарик жевательной резинки. Это что, проверка? Или мама действительно забыла, что Рут подарила ей это ожерелье несколько лет назад? Лу Лин же понимающе улыбнулась: похоже, дочь не может поверить своей удаче!

– Самое лучшее бери сейчас, – продолжила она. – Не надо ждать, пока я умирать.

И с этими словами она отвернулась, не дав Рут возможности отвергнуть подарок или поблагодарить за него.

– Да оно и недорогое. – Лу Лин поправила волосы, собранные в узел, словно пытаясь справиться с наполнившей ее гордостью. Этот жест Рут уже хорошо знала. «Если кто-то делает большой подарок напоказ, – часто говорила Лу Лин, – это ненастоящий подарок».

Многие ее наставления касались того, как важно не показывать свои настоящие чувства: надежду, разочарование и особенно любовь. Чем меньше показываешь, тем серьезнее то, что ты испытываешь.

– Это ожерелье очень давно в моей семье, – донеслись до Рут слова матери.

Дочь смотрела на черные жемчужины и вспоминала, как впервые увидела их в сувенирной лавке в Кауаи[11]11
  Один из Гавайских островов. – Примеч. пер.


[Закрыть]. «Черный жемчуг в стиле Таити», – прочла она на этикетке. Это была идеальная безделушка за двадцать долларов, которую не страшно носить на мокрой от пота коже под ярким тропическим солнцем. Она приехала на этот остров вместе с Артом в самом начале их романа. Потом, вернувшись домой, поняла, что напрочь забыла о дне рождения матери. Попивая «Май тай»[12]12
  Коктейль на основе рома. – Примеч. пер.


[Закрыть]на песчаном пляже, она даже ни разу ей не позвонила. Положив в красивую коробочку пару раз надетую безделушку, Рут понадеялась, что тот факт, что она пересекла океан, придаст ей больше ценности в глазах матери и создаст впечатление, что дочь думала о ней. Самым тяжелым оказалось то, что, когда она с чистой совестью убеждала мать, что ожерелье «недорогое», Лу Лин приняла эту скромность за признак его высокой цены, а следовательно, за доказательство дочерней любви. Она носила его всюду, и всякий раз, когда Рут слышала, как мать хвастается своим друзьям: «Смотрите, что моя дочь Лути мне купить», ее охватывал сильный стыд.

– О, очень красивое, – промурлыкала Гао Лин, глянув на то, что Рут держала в руках. – Дай-ка посмотреть.

И не успела Рут воспротивиться, как тетушка выхватила коробочку у нее из рук.

– Хм… – Ее губы поджались, пока она рассматривала жемчужины.

Могла тетушка его уже видеть? Сколько раз Лу Лин надевала его, собираясь к ней в гости и хвастаясь его стоимостью? Знала ли она все это время, что жемчужины на самом деле не были настоящими, как и Рут не была хорошей дочерью?

– Дай посмотреть, – попросила Салли.

– Осторожно, – предупредила ее Лу Лин, когда сын Салли тоже потянулся к жемчугам. – Не трогай! Слишком дорого.

Вскоре жемчужины пошли по рукам и за вторым столом. Особенно пристально их рассматривала мать Арта, критически взвешивая на своей руке.

– Просто прелесть, – сказала она Лу Лин, немного переборщив с восторгом.

– Эти жемчужины определенно большие, – просто заметила Мириам.

Арт просто бросил на ожерелье взгляд и закашлялся.

– Э… в чем дело?

Рут обернулась и увидела мать, внимательно вглядывавшуюся в ее лицо.

– Ничего, – пробормотала Рут. – Наверное, я просто немного устала.

– Чушь! – бросила Лу Лин по-китайски. – Я вижу, что в тебе сидит что-то, что не может выйти наружу.

– Осторожно! Шпионские разговоры! – крикнула Дори из-за дальнего стола.

– Что-то ведь случилось? – настаивала Лу Лин.

Рут была поражена чуткостью матери. Может быть, с ней действительно все в порядке.

– Это из-за бывшей жены Арта, – прошептала она наконец на мандаринском с сильным американским акцентом. – Я очень жалею, что Арт позволил ей прийти.

– Ага! Вот видишь! Я была права! Я же знала, что что-то не в порядке. Мать всегда знает.

Рут изо всех сил прикусила внутреннюю сторону щеки.

– Ну полно, не волнуйся так, – стала успокаивать ее Лу Лин. – Завтра поговоришь с Арти. Пусть купит тебе подарок. Он должен много за него заплатить, чтобы показать, как он тебя ценит. Он должен купить тебе что-нибудь вроде этого, – коснулась она ожерелья, которое вернулось в руки Рут.

Глаза Рут заблестели от сдерживаемых слез.

– Твоя нравится? – с гордостью спросила Лу Лин, переходя на английский. – Настоящая вещь.

Рут держала в руках ожерелье и смотрела, как поблескивают темные жемчужины. Этот дар действительно поднялся из глубин моря.

Пять

По дороге к парковке перед больницей Рут держала Лу Лин под руку, и эта тонкая рука с дряблой кожей казалась худым крылом маленькой птицы. Лу Лин была то ворчлива, то весела, но совершенно не взволнована тем, что только что произошло в кабинете у доктора. А Рут казалось, что мать становится пустой изнутри и вскоре станет совсем невесомой, как часть плавника. Деменция. Рут никак не могла понять, как такое красивое слово может означать такую чудовищную по разрушительности болезнь? Оно больше подходило для имени богини: Деменция, которая заставила свою сестру Деметру забыть превратить зиму в весну. Рут представлялись ледяные торосы, сковывавшие мозг матери и вытягивающие из него все соки. Доктор Хью сообщил, что МРТ выявила уменьшение определенных участков мозга, что соответствует болезни Альцгеймера. А еще он сказал, что, скорее всего, эта болезнь началась «много лет назад». Рут была так потрясена, что не смогла задать никаких вопросов, но теперь пыталась понять, что доктор имел в виду. «Много» – это сколько? Двадцать? Тридцать? Сорок? Может, именно из-за этой болезни с матерью было так сложно все то время, пока Рут росла? Может, поэтому мать все время говорила о проклятиях и призраках и постоянно грозилась убить себя? Деменция стала искуплением для матери, и теперь Бог простит их обеих за то, что все эти годы они причиняли друг другу боль.

– Лути, что доктор сказать? – Вопрос матери испугал Рут. Они стояли перед машиной. – Ои сказать, я умирать скоро?

– Нет. – И чтобы подчеркнуть немыслимость ее подозрений, Рут заставила себя рассмеяться: – Конечно нет!

Лу Лин всмотрелась в лицо дочери, затем подытожила:

– Умирать. Не важно, я не бояться. Ты знать это.

– Доктор Хью успокоил, что с твоим сердцем все в порядке, – добавила Рут. Она старалась перевести слова врача так, чтобы мать смогла их принять. – Но он сказал, что у тебя могут быть проблемы с балансом микроэлементов в организме. Это может ухудшить… твою память.

Она помогла Лу Лин сесть на переднее сиденье и пристегнула ремень.

– Пф! – фыркнула Лу Лин. – Моя память порядок! Я помню много, больше, чем ты. Там, где я жить маленький девочка, есть место, мы называть Бессмертный Сердце, похож на сердце, две река, один русло, обе сохнуть… – Она продолжала говорить, пока Рут, обойдя машину, не опустилась на водительское сиденье и не завела двигатель.

– Что он знать? Тот доктор даже не достать телескоп слушать мой сердце! Никто не слушать мой сердце! Ты не слушать, Гао Лин не слушать. Ты знать, что мой сердце все время болеть? Я просто не говорить, не жаловаться. Разве я жаловаться?

– Нет…

– Видишь!

– Но доктор сказал, что иногда ты бываешь забывчива, потому что у тебя депрессия.

– Депрессия потому, что не забывать! Посмотри на мой грустная жизнь!

Рут нажала на педаль тормоза, чтобы убедиться, что все работает, затем тронулась с места, направив машину к выезду из зоны парковки. Голос матери сливался с гудением мотора.

– Конечно, депрессия. Когда Драгоценная Тетушка умирать, все счастье уходить из мой тело…

Прошло три месяца, как Лу Лин поставили диагноз. Теперь она приходила к Арту и Рут на ужин почти каждый вечер. Сегодня Рут наблюдала, как мать пробовала кусочек семги. Лу Лин медленно прожевала, затем подавилась.

– Слишком соленый, – выдохнула она, словно ей дали не еду, а соленый камень для оленей.

– Вайпо, – вмешалась Дори, – Рут не солила рыбу. Вообще. Я смотрела.

Фи пнула Дори под столом и сложила указательный и средний палец руки так, чтобы они образовали крест, которым в кино отгоняют вампиров. Дори пнула ее в ответ.

Теперь, когда Рут перестала винить эксцентричность матери во всех ее проблемах, она начала замечать признаки деменции: они были очевидны. Как она могла не заметить их раньше? Таймшеры и «бесплатные путешествия», которые мать заказывала по почте, обвинения тетушки Гал в том, что та украла деньги, то, как она несколько дней злилась на водителя автобуса, обвинившего ее в неоплате проезда. К этому всему добавились новые проблемы, которые заставляли Рут беспокоиться и лишали сна. Ее мать часто забывала запереть входную дверь, могла оставить еду на столе размораживаться, пока она не протухнет, или открыть кран с холодной водой на несколько дней, чтобы дождаться, пока оттуда пойдет горячая. Но в ее состоянии были и плюсы. Например, Лу Лин больше ничего не говорила Арту, когда тот наливал себе еще один бокал вина, как он сделал сегодня вечером. А раньше она бы спросила: «Зачем так много пьешь?» Правда, Рут и сама задавалась этим вопросом. Однажды она даже сказала ему, что имеет смысл пореже выпивать, пока это не превратилось в привычку.

– Тебе стоит снова вернуться к сокам, – посоветовала она.

На что Арт спокойно заметил, что она ведет себя, как ее мать.

– Пара бокалов вина за ужином – это не проблема. Это личный выбор.

– Пап? – подала голос Фи. – А можно нам котенка?

– Да, – оживилась Дори. – У Эллис прелестный гималаец. Мы хотим такого же.

– Может быть, – ответил Арт.

Рут молча смотрела на свою тарелку. Он что, забыл? Она же говорила ему, что не готова к новой кошке. Она это воспринимает как измену Фу-Фу. И, когда придет время для появления нового питомца, которого в конечном итоге кормить и обихаживать придется ей, она предпочла бы взять уже не кошку, а маленькую собаку.

– Я однажды ехать до Гималай, далеко, за рулем, сама, – похвасталась Лу Лин. – Гималай очень высоко, почти возле луна.

Арт и девочки обменялись недоумевающими взглядами. Лу Лин часто говорила что-нибудь, по их мнению, невпопад, и ее фразы повисали в воздухе, как пылинки. Но Руг всегда считала, что все фантазии Лу Лин держались на крепкой, хоть и не очевидной, логике. Ей было ясно, что в этом случае она связала гималайского котенка и горы Гималаи. Но почему Лу Лин решила, что она туда ездила на машине? Рут считала своим долгом помогать матери разбираться в этих головоломках, чтобы рассеять туман в ее голове и не дать ему сгуститься еще сильнее. Если она будет упорна и последовательна, то не даст матери сорваться с обрыва в Гималаях. И тут ее осенило:

– На прошлой неделе мы с мамой смотрели очень интересный документальный фильм о Тибете, – сказала она. – Там показывали дорогу, ведущую в…

Но Дори уже перебила ее, чтобы обратиться к Лу Лин:

– До Гималаев отсюда нельзя доехать на машине.

– Почему так говорить? – Лу Лин нахмурилась.

И Дори, которая, как и Лу Лин, часто действовала, повинуясь порыву, выпалила:

– Просто нельзя, и все! То есть надо быть сумасшедшим, чтобы думать…

– Ладно, я сумасшедший! – взорвалась Лу Лин. – Зачем тебе мне верить?

С каждым мгновением ее злость закипала все сильнее, как вода в чайнике. Рут казалось, что она видит, как поднимающиеся со дна пузырьки предвещают скорый выброс пара. И Лу Лин не заставила себя долго ждать.

– Может, я скоро умирать! Тогда все быть счастливы!

Фи и Дори обменялись понимающими взглядами и пожали плечами: «опять». Лу Лин взрывалась все чаще и все резче. К счастью, ее гнев быстро иссякал, и девочки не страдали от его последствий Впрочем, как заметила Рут, они не понимали, что происходит с Лу Лин. Она несколько раз пыталась им объяснить, что не стоит с ней спорить:

– Вам кажется, что Вайпо говорит странные вещи, потому что это так и есть. Это мы изменить не можем. Просто знайте, что это говорит ее болезнь, а не она сама.

Но им трудно было к этому привыкнуть, как самой Рут было сложно не реагировать на угрозы матери скорой смертью. Как бы часто она их ни слышала, они неизменно вызывали у нее приступ удушья. А теперь они стали реальны как никогда: ее мать действительно умирала. Сначала умрет ее мозг, а следом за ним – тело.

Девочки взяли со стола свои тарелки.

– Мне надо делать домашнюю работу, – сказала Фи. – Спокойной ночи, Вайпо.

– И мне, – присоединилась Дори. – Пока, Вайпо.

Лу Лин помахала им из-за стола. Рут как-то попросила девочек целовать мать при встрече и на прощание, но та только каменела от их прикосновений.

Арт тоже встал.

– Мне нужно просмотреть кое-какие документы к завтрашнему дню. Пора браться за дело. Спокойной ночи, Лу Лин.

Когда Лу Лин засеменила в сторону ванной, Рут направилась в гостиную, чтобы поговорить с Артом.

– Ей становится хуже.

– Я заметил. – Арт перебирал бумаги.

– Я боюсь оставить ее одну, когда мы поедем на Гавайи.

– Что ты собираешься делать?

Рут с отчаянием отметила, как он произнес ты, а не мы. С самого дня Полной Луны она не могла отделаться от ощущения, что они с Артом – не семья. Рут старательно пыталась гнать от себя эти мысли, но они возвращались, раз за разом подтверждая, что это не напрасное беспокойство. Почему у нее такое чувство, что она совсем одинока? Неужели она неосознанно выбирает и любит людей, которые не подпускают ее к себе? Неужели ей, как и ее матери, суждено все время быть несчастной?

Она не могла ни в чем винить Арта. Он всегда предельно честно говорил ей о своем отношении к ней и в самом начале их связи признался, что больше не собирается вступать в брак.

– Я не хочу, чтобы мы подстраивались под чьи-то ожидания, – сказал он, обнимая ее в постели. Это было вскоре после того, как она к нему переехала. – А хочу, чтобы мы смотрели по утрам друг на друга и спрашивали: «Кто этот замечательный человек, в которого мне так повезло влюбиться?»

В то время она чувствовала, что ее обожают и ей поклоняются почти как богине. На третьем году совместного проживания он неожиданно предложил ей стать совладелицей его квартиры. Рут была тронута его щедростью и заботой о ее чувствах, потому что он знал, как она беспокоится о будущем. А тот факт, что они до сих пор не оформили документы, был скорее на ее совести, а не на его. Потому что именно ей надо было приехать к юристу и определиться, какой процент совладения она хочет на себя взять, чтобы тот подготовил договор передачи прав. Но как выразить любовь в процентах? У нее возникало такое же чувство, как в колледже, когда профессор, преподаватель истории, предложил студентам самим поставить себе оценку. Тогда Рут поставила себе четверку, в то время как у всех остальных оказались пятерки.

– Может, тебе нанять кого-нибудь, кто будет приходить к твоей матери несколько раз в неделю? – предложил Арт. – Например, уборщицу.

– Да, стоит.

– И позвонить в эту службу – «Обед на колесах». Возможно, они смогут привозить ей готовую еду, пока нас не будет.

– Хорошая мысль.

– И может, имеет смысл сделать это прямо сейчас? Чтобы она привыкла к их еде. Я не к тому, что не рад видеть ее здесь в любое время, когда она пожелает… Слушай, мне правда надо поработать. Ты скоро повезешь ее домой?

– Наверное.

– А когда вернешься, мы поедим мороженого с ромом и изюмом. – Он назвал ее самый любимый сорт мороженого. – И тебе станет легче.

Лу Лин не понравилась идея о том, что в ее дом будет приходить чужой человек и делать уборку. В принципе, такой реакции Рут и ожидала. Лу Лин терпеть не могла тратить деньги на то, что была способна сделать сама, а могла она, по ее убеждению, многое: от окрашивания корней волос до починки крыши.

– Это такая программа подготовки эмигрантов, – солгала Рут. – Чтобы не сажать их на программу соц-обеспечения. И нам не придется им ничего платить. Они будут делать это бесплатно, чтобы потом написать в резюме об этой работе как о полученном опыте.

Лу Лин с легкостью приняла эти объяснения, а Рут почувствовала себя плохим ребенком. Когда-нибудь она непременно попадется на своей лжи. А может быть, и нет, но только тогда все будет еще хуже. Это лишний раз напомнило ей о том, что болезнь лишила мать способности все замечать и понимать.

Спустя буквально пару дней с начала работы новой уборщицы Лу Лин позвонила Рут:

– Она думать, что в Америка все просто! Она хочет отдыхать, потом говорить мне: «Леди, я не двигать мебель! Я не мыть окна! Я не гладить белье!» Я спрашивать: «Ты думать, что не шевелить пальцем и стать миллионер?» Нет! В Америка такого не бывать!

Лу Лин продолжила давать уборщице советы, пока та не уволилась. Тогда Рут начала проводить собеседования с новыми кандидатками и, пока не нашла никого на это место, решила сама ездить к Лу Лин несколько раз в неделю. Так она могла проследить за тем, чтобы газовые горелки были выключены и вода не хлестала из кранов.

– Я была тут неподалеку, отвозила заказ клиенту, – как-то объяснила она матери.

– А, всегда клиент. Сначала работа и только потом мать.

Рут направилась в кухню с сумками, набитыми продуктами и разными полезными в хозяйстве вещами. Там она осмотрелась в поисках потенциальной опасности. Во время прошлого визита она обнаружила, что Лу Лин пыталась поджарить яйца вместе со скорлупой. Быстро подметая кухню, Рут нашла заполненные Лу Лин формы заказов.

– Я отнесу это на почту, мам, – сказала она.

Потом она отправилась в ванную, чтобы проверить краны, и заметила, что там не было полотенец. И шампуня тоже не оказалось, только тоненький кусочек мыла. Сколько же времени мать не принимала ванну? Рут заглянула в бак для грязного белья. Он был пуст. Неужели мама ходит в одной и той же одежде?

Вторая помощница по дому продержалась меньше недели. В дни, когда Лу Лин не приходила на ужин, Рут нервничала и не могла сосредоточиться. Она стала плохо спать и даже сломала один из зубов, сжимая челюсти во сне. Она слишком уставала, чтобы готовить, и несколько раз в неделю заказывала пиццу, отказавшись от мысли показать Дори, что значит правильно питаться. А потом ей приходилось терпеть жалобы Лу Лин на то, что пицца пепперони была «слишком соленый». От напряжения у Рут сводило мышцы шеи, из-за чего было сложно сидеть за компьютером. Ей не хватало пальцев, чтобы запомнить все, что нужно было сделать. Когда она нашла уроженку Филиппин, которая специализировалась на уходе за пожилыми людьми, то почувствовала, как огромный груз свалился с плеч.

– Я люблю пожилых, – заверила ее женщина. – И не так уж с ними сложно, если узнать их поближе.

Ночью Рут никак не могла уснуть, она лежала в постели, прислушиваясь к сирене береговой охраны, предупреждающей моряков, чтобы держались подальше от отмелей. Сна не было ни в одном глазу. Накануне, когда она заезжала за матерью, чтобы вместе поужинать, Лу Лин сообщила, что помощница из Филиппин уволилась.

– Ушла, – объявила мать с довольным видом.

– Когда?

– Никогда не работать!

– Но сколько она пробыла в твоем доме? Когда она ушла? Два дня назад? Три дня назад?

Расспросив мать, Рут выяснила, что женщина проработала у Лу Лин всего один день. У Рут не было никаких шансов найти нового человека, так как до отъезда на Гавайи оставалось всего два дня. Об отпуске за океаном не могло быть и речи.

– Поезжай один, – сказала она Арту утром. Они уже все оплатили, и возможности вернуть деньги не было.

– Если ты не поедешь, то что же это будет за веселье? Что я там буду делать?

– Не работать. Не вставать по утрам. Не отвечать на звонки.

– Но это совсем не то.

– Ну тогда будешь страшно без меня скучать и рассказывать, насколько тебе там без меня плохо.

И постепенно, к большому огорчению Рут, он с ней согласился.

На следующее утро Арт улетел. Девочки всю неделю жили у Мириам, и хоть Рут и привыкла работать днем в полном одиночестве, она все равно ощущала какую-то пустоту и тревогу. Не успела она устроиться за столом, как позвонил Гидеон и сообщил, что автор «Духовности в Интернете» ее уволил. Впервые за всю карьеру она была уволена! Хоть Рут и закончила его книгу раньше планируемого срока, как он и настаивал, ему не понравилось то, что она написала.

– Я в таком же бешенстве, как и ты, – сказал Гидеон. И Рут поняла, что ей следовало бы тоже разозлиться, даже ощутить себя униженной, но на самом деле она испытывала облегчение. У нее просто стало на одну заботу меньше. – Возможно, мне удастся получить что-нибудь по покрытию экстренных случаев, согласно контракту с «Харпер», – продолжал Гидеон. – Но мне потребуется, чтобы ты написала, сколько времени ты потратила на работу над этой книгой, и примерное объяснение того, как его претензии не совпадали с действительностью… Алло? Рут, ты здесь?

– Прости. Задумалась.

– Дорогуша, я как раз хотел с тобой об этом поговорить. Ни в коем случае не намекаю на то, что ты виновата в том, что произошло, но я обратил внимание, что в последнее время ты словно сама не своя. Ты как будто…

– Я знаю, знаю. Я не поехала на Гавайи, осталась, чтобы привести дела в порядок.

– По-моему, это хорошая идея. Кстати, сегодня, кажется, нам сообщат о другом книжном проекте, но, честно говоря, не думаю, что он достанется тебе. Стоило сказать им, что у тебя возникли срочные обстоятельства, острый аппендицит там или что-нибудь в этом роде.

Рут просто не приехала на собеседование, потому что ей в панике позвонила мать, которая перепутала будильник с датчиком дыма.

В четыре позвонила Агапи, чтобы обсудить последние правки к «Как исправить огрехи воспитания». Они проговорили целый час, но так и не закончили. Агапи горела желанием начать новую книгу, которую она собиралась назвать или «Давление идеального прошлого», или «Внедренное ”я”». Рут не могла отвести взгляда от часов. Она должна была заехать за матерью в шесть часов, чтобы поужинать с ней в «Фонтанном дворе».

– Привычки, нейромышечное строение и лимбическая система – а это основа, – продолжала говорить Агапи. – Начиная с младенчества и нашего первого ощущения беззащитности мы цепляемся, хватаем и размахиваем руками. Мы внедряем реакцию, но забываем, что именно стало причиной ее проявления, что именно в прошлом было несовершенно… Рут, дорогая, ты, кажется, витаешь мыслями где-то в другом месте. Может, ты перезвонишь мне попозже, когда передохнешь?

В пять пятнадцать Рут позвонила Лу Лин, чтобы напомнить, что она за ней заедет. Ответа не было. Наверное, мать была в туалете. Рут подождала пять минут и позвонила снова. Ответа по-прежнему не было. У нее запор? Или она уснула? Рут убрала на столе, переключила телефон на громкую связь и включила автодозвон. Через пятнадцать минут непрекращающих-ся звонков Рут исчерпала все возможные объяснения, пока все не свелось к неизбежному и самому худшему варианту. Она представила себе, как из-под забытой на плите кастрюли рвутся языки пламени, Лу Лин пытается загасить их маслом, рукав ее блузки тоже начинает гореть… Подъезжая к дому матери, Рут готовилась увидеть огненный столб, с треском пожирающий крышу, и скорченное потемневшее тело матери.

Паркуя машину, Рут действительно увидела огни и тени, танцующие в окне верхнего этажа. Она бросилась внутрь. Дверь оказалась незапертой.

– Мам? Мамочка! Где ты?

Телевизор был включен на полную громкость, и из него неслась песня «Амор син лимите». Лу Лин так и не научилась пользоваться пультом управления, хотя Рут и заклеила все кнопки, кроме включения и переключения каналов, а также регулирования громкости. Когда она выключила телевизор, в доме воцарилась гнетущая тишина.

Она побежала по комнатам, распахивая шкафы, выглядывая в окна. К горлу подкатил комок.

– Мамочка, где же ты? – простонала она. – Ответь!

Сбежав вниз по ступеням, она постучала в дверь девушки, которая снимала у матери жилье.

– Не подскажете, вы, случайно, не видели мою мать? – спросила она, стараясь говорить спокойно.

Франсин закатила глаза и понимающе кивнула:

– Часа два или три назад она отправилась полным ходом по улице. Я обратила на это внимание, потому что на ней были пижама и домашние тапочки. Я еще подумала: «Ого, она выглядит как будто не в себе». Это, конечно, не мое дело, но вам стоит показать ее врачу, чтобы он ей лекарства прописал, что ли. Ну, я из лучших побуждений.

Рут снова бросилась наверх. Трясущимися пальцами она набрала номер бывшего клиента, который служил в местном отделении полиции в чине капитана. Через минуту возле ее дверей уже стоял полицейский латиноамериканского происхождения. Он был при полном оружии и с серьезным лицом, и Рут почувствовала, как ее охватывает паника. Она вышла ему навстречу.

– У нее болезнь Альцгеймера, – лепетала она. – Ей семьдесят семь, но у нее разум ребенка.

– Описание?

– Рост четыре фута одиннадцать дюймов, вес восемьдесят пять фунтов, черные волосы, стянутые в узел, скорее всего, на ней сейчас пижама, розовая или сиреневая, и домашние тапочки… – Перечисляя все это, Рут представляла недоумевающее выражение лица матери, ее обездвиженное тело, лежащее на улице. Голос Рут задрожал: – О боже, она такая маленькая и беспомощная!

– Она не похожа вот на ту леди, там?

Рут посмотрела в направлении, которое указал полицейский, и увидела Лу Лин, неподвижно стоявшую в конце тротуара. Поверх пижамы на ней был надет свитер.

– Ай-ай! – воскликнула мать. – Что случиться? Грабитель?

Рут бросилась к ней.

– Где ты была? – Она принялась осматривать Лу Лин в поисках увечий.

Тем временем к ним подошел полицейский.

– Благополучная развязка, – сказал он и повернул к патрульной машине.

– Стой тут, – велела матери Рут. – Я сейчас вернусь.

Она подошла к патрульной машине, и полицейский опустил окно.

– Простите меня за беспокойство, – промямлила Рут. – Она никогда так не делала раньше.

Но потом ей пришла в голову мысль, что, возможно, такое случалось и раньше, только Рут об этом не знала. Может, мать делала так каждый день и каждую ночь, а может, ходила по улицам в одном белье!

– Да нет проблем, – ответил полицейский. – Моя теща делала то же самое. Закатные скитания. Стоило солнцу сесть, как она отправлялась на прогулку. Нам пришлось установить на двери систему сигнализации. Это был очень тяжелый год, пока мы не положили ее в дом сестринского ухода. Жена просто уже не справлялась, не могла следить за ней днем и ночью.

Днем и ночью? А Рут-то считала, что она уделяет матери достаточно внимания, приглашая ее на ужины и нанимая уборщицу!

– Нов любом случае спасибо вам, – промямлила она.

Как только Рут вернулась к матери, та сразу же начала жаловаться:

– Продуктовый магазин за углом? Я шла за угол, шла, а его нет! Превратился в банк! Не веришь – иди посмотри сама!

Дело кончилось тем, что Рут заночевала у матери, в своей старой спальне. В этой части города сирены звучали еще громче. Она вспомнила, как слушала их еще подростком. Она лежала в кровати и считала гудки, представляя, что каждый гудок – это год, который ей придется прожить тут перед тем, как она отсюда переедет. Получалось пять лет, потом четыре, потом три. И вот она вернулась.