Текст книги "Пройти по Краю Мира"

Автор книги: Эми Тан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

Рут представила, как миссис Скотт снимает свой костюм от Шанель, трифокальные очки, дизайнерское распятие, инкрустированное бриллиантами, и бросается в объятия своего пляжного мальчика.

– У нее больше секса, чем у меня! – не унималась Вэнди. Потому что я уже не помню, когда последний раз в постели с Джо мне хотелось чего-нибудь, кроме сна.

Вэнди часто шутила на тему своей увядающей интимной жизни, но Рут не верила, что там все сошло на нет. Неужели и с ней произойдет то же самое? Они с Артом уже не те горячие любовники, которыми были несколько лет назад, уже не так тщательно создают романтическое настроение и с большей легкостью ссылаются на усталость.

Она пошевелила пальцем ноги: надо проверить уровень эстрогена. Возможно, в этом кроется причина ее беспокойства в изменившемся гормональном фоне. Потому что другой причины не находить себе места вроде бы не имелось. Не то чтобы их жизнь была идеальной – просто отсутствовали серьезные проблемы. И Рут вполне могла поддерживать такое положение вещей. Она дала себе обещание быть с Артом поласковее.

– Прекрасно понимаю твое расстройство, – попробовала посочувствовать Рут.

– Ну, на самом-то деле я больше беспокоюсь, чем расстраиваюсь, – откликнулась Вэнди. – Странно это как-то. Мать чем старше становится, тем больше себе позволяет. И с одной стороны, мне хочется сказать: «Так держать, девочка!» – а с другой – покрутить пальцем у виска. Она, вообще, нормальная? Мне что, теперь надо присматривать за ней, чтобы она чего-нибудь не учудила? Ну ты меня понимаешь.

– Я всю жизнь присматриваю за матерью, – сказала Рут и тут же вспомнила то, что так долго от нее ускользало: сегодня в четыре часа ее мать должна идти к врачу.

Весь прошлый год Рут не давала покоя смутная тревога за здоровье матери. Не то чтобы беспокоило что-то конкретное, просто Лу Лин казалась немного рассеянной, и иногда ее мысли путались. Сначала Рут объясняла это тем, что мать уставала и что у нее мог постепенно ослабевать слух, или она теряла навыки английской речи. На всякий случай Рут обдумала худшие из возможных диагнозов со схожими симптомами: рак мозга, болезнь Альцгеймера и инсульт. Она почему-то считала, что размышления о худшем каким-то образом гарантируют, что оно минует. Жизненный опыт показывал, что она всегда волнуется зря. Но пару недель назад, когда мать упомянула, что у нее назначен визит к врачу, Рут предложила ее отвезти.

Закончив общаться с Вэнди, Рут вышла из машины и направилась к продуктовому магазину. Пункт номер девять был связан с маминым визитом к врачу, и она начала шевелить безымянным пальцем, обдумывая вопросы, которые должна будет задать на приеме. Слава богу, она снова может разговаривать!

Два

В овощном отделе Рут подошла к лотку с репой. Та была размером с яблоко, идеальной формы и начисто вымыта. Выбирая пять красивейших репок. Рут размышляла о том, почему большинству людей непонятна эстетика данного корнеплода, в то время как ей самой нравятся и внешний вид, и хрустящая плоть, и способность репы впитывать в себя вкус любого блюда, в которое ее добавляют. Рут предпочитала овощи, хорошо смешивающиеся с другими продуктами, и из этих овощей она больше всего любила репу, нарезанную крупными ломтиками и замаринованную в уксусе с добавлением перца чили, сахара и соли.

Каждый год перед большой семейной встречей в сентябре мать мариновала два больших чана репы, один из которых отдавала дочери. Когда Рут была маленькой, она называла это блюдо «ла-ла», то есть «остроостро». Но это не мешало ей сосать и мусолить кусочки репы до тех пор, пока губы и язык не вспухали от перца. Рут до сих пор время от времени отводила маринованной репой душу. Интересно, что ее так тянуло к ней: любовь к соленому или к боли? Когда запасы острой репы уменьшались, Рут добавляла к маринаду ломтики свеженарезанного овоща и немного соли. Арт тоже мог это есть, но в небольших количествах, а вот девочки говорили, что репа пахнет так, «будто кто-то пукнул в холодильнике». Иногда Рут втайне от всех ела ее по утрам, что было ее секретным рецептом подготовки к новому дню. Хотя такая привычка казалась странной даже ее матери.

Мама… Рут пошевелила безымянным пальцем, чтобы снова напомнить себе о ее визите к доктору. Он назначен на четыре часа. Выходит, ей придется поторопиться, чтобы все успеть за оставшееся время. И Рут поспешила взять яблоки фуджи для Фи, гренни смит для Дори и бребурн для Арта.

Остановившись возле холодильника с мясом, Рут принялась прикидывать в уме варианты меню. Дори не будет есть то, у чего есть глаза, а посмотрев фильм про поросенка Бейба, Фи тоже пытается стать вегетарианкой. Обе девочки делали исключения для рыбы просто потому, что она «не была хорошенькой». Когда они об этом заявили, Рут не удержалась:

– Неужели если-существо некрасиво, то его жизнь не имеет ценности? Если следовать этому принципу, выходит, что девочка, победившая в конкурсе красоты, лучше остальных девочек?

Тогда Фи почесала подбородок и ответила:

– О чем вообще речь? Рыба не участвует в конкурсах.

Рут подкатила тележку к рыбному отделу. Ей хотелось бы купить креветок в панцире – их она предпочитала всем остальным обитателям моря, – но Арт их не ел. Он утверждал, что ярким узнаваемым вкусом моллюски и ракообразные обязаны своему пищеварительному тракту. В итоге Рут выбрала чилийского сибаса.

– Вот этого, – сказала она продавцу. Потом передумала: – Хотя нет, дайте мне вон того, побольше.

Может, ей стоит пригласить на ужин мать, раз уж они вместе едут к врачу? Лу Лин всегда жаловалась, что не любит готовить только для себя.

Стоя в очереди в кассу, Рут увидела перед собой женщину, которая держала несколько букетов молочно-белых и персиковых тюльпанов, по меньшей мере на пятьдесят долларов. Рут всегда поражалась тому, как некоторые люди покупали цветы, словно это были простые товары для дома, такие же необходимые, как туалетная бумага. И из всех цветов она выбрала тюльпаны! Они же вянут и осыпаются уже на следующий день! Может, она готовилась к важному приему? Когда Рут покупала цветы, ей приходилось тщательно оценивать достоинства своей покупки. Ромашки казались веселыми и дешевыми, но неприятно пахли. Гипсофи-ла была еще дешевле, но, как сказал Гидеон, считалась признаком самого плохого вкуса во флористике и, кроме того, ее покупают только старые педики, чтобы расставить в вазочках на кружевных салфеточках, унаследованных ими от бабушек. Тубероза прекрасно пахла и могла украсить любой уголок, но в этом магазине стоила баснословно дорого: почти четыре доллара за ветку. На цветочном рынке она была всего по доллару. Рут нравилась гортензия в горшках. Она могла зацвести снова, и, хоть и стоила немало, даже ее первое цветение длилось месяц, а то и два, если не забывать поливать. Или цветки можно было обрезать, не дожидаясь, пока они засохнут, подсушить в керамической посуде и потом использовать как цветочное украшение, пока какой-нибудь доброхот вроде Арта не выбросит их в мусорное ведро.

Пока Рут росла, цветы не были частью привычного быта их дома. Она не помнила, чтобы Лу Лин их когда-нибудь покупала. Однако Рут и не думала, что была чего-то лишена, пока однажды не пошла за покупками с тетушкой Гал и ее кузинами. Они отправились в супермаркет в Саратоге, и десятилетняя Рут наблюдала за тем, как женщины бросали в корзину все, чего им хотелось в тот момент. И там были самые разные лакомства, которые Рут никогда не доставались: шоколадное молоко, пончики, сэндвичи из мороженого, бисквитные пирожные. А потом тетушка Гал купила срезанные цветы: розовые розы в бутонах, хотя Рут точно знала, что никто не умер и ни у кого не было дня рождения.

Вспомнив об этом, Рут решила шикануть и приобрела маленькую орхидею с цветками цвета слоновой кости. Орхидеи казались нежными и капризными цветами, но на самом деле они прекрасно себя чувствовали даже при плохом уходе. Их надо было поливать всего-то раз в десять дней, и, хоть они были недешевы, цвели целых шесть месяцев, если не больше. А потом растения уходили в спячку, чтобы позже снова удивить новым цветением. А еще они никогда не погибали, на их долгожительство можно было положиться. Так что эту покупку можно было считать ценным долгосрочным вложением.

Вернувшись домой, Рут разобрала купленные продукты, поставила орхидею на обеденный стол и пошла в «каморку». Ей нравилось, что это ограниченное пространство способно пробуждать в ней безграничное воображение. Стены в комнатке были выкрашены в красный цвет с золотыми крапинами – идея Вэнди, а яркость верхнего света смягчалась настольной лампой с абажуром из слюды янтарного цвета. На покрытых черным лаком полках вместо банок располагались справочные издания, на складной разделочной доске стоял ноутбук, мусорное ведро пришлось убрать, чтобы освободить место для ног.

Рут включила компьютер, но, не успев начать, почувствовала усталость. Чем она занималась десять лет назад? Тем же самым. Чем будет заниматься следующие десять лет? Этим же. Даже тематика книг, которые она помогала писать, не особо менялась, появлялись лишь новые модные слова. Она глубоко вздохнула и позвонила новому заказчику, Тэду. Его книга «Духовность в Интернете» касалась вопросов этики, созданных мириадами компьютерных соединений. Эта тема казалась ему очень актуальной, но могла утратить свою привлекательность, если издатель не поторопится выставить книгу на рынок. Тэд уже успел изложить эту мысль в нескольких тревожных телефонных сообщениях, которые оставил на автоответчике, пока Рут была в Тахо.

– Я не имею никакого отношения к срокам издания, – попыталась объяснить ему Рут.

– Прекращай мыслить в строгих рамках, – сказал он. – Если ты пишешь со мной эту книгу, то должна поверить в ее принципы. В этом мире возможно все, если это идет ему на пользу. Сделай исключение. Живи исключительно. А если не можешь, то задумайся, подходишь ли ты для этого проекта. Подумай, и мы обсудим это завтра.

Рут повесила трубку. Она уже подумала. «Благом для мира, – пробормотала она, – занимается мой агент». Надо предупредить Гидеона, что этот клиент оказался настырным и может попытаться изменить сроки выхода книги. Но на этот раз она не уступит. Если она будет делать все, чего требует от нее этот клиент, и выполнять другие свои обязанности, ей придется работать круглые сутки. Пятнадцать лет назад она, может, и согласилась бы на это, тогда она еще курила и пыталась заполнить работой пустоту в личной жизни. Но сейчас она на это не пойдет.

«Расслабить мышцы», – напомнила она себе. Еще раз глубоко вздохнув, она посмотрела на полку с книгами, которые помогла отредактировать и написать: «Культ личностной свободы», «Культ сострадания», «Культ зависти», «Биология сексуальной привлекательности», «Физические основы человеческой природы», «География души», «Инь и Ян одиночества», «Инь и Ян супружеской жизни», «Инь и Ян развода».

Самыми популярными книгами были «Как победить депрессию с помощью собаки», «Прокрастинируйте на здоровье, или к черту чувство вины». Последняя книга вообще стала весьма спорным бестселлером. Ее даже перевели на немецкий и иврит.

В строке об авторском праве мелким шрифтом значилось ее имя, Рут Янг, ну то есть как раз там, где ставится значок ©. Это в тех случаях, когда ее имя вообще упоминалось. За пятнадцать лет работы через ее руки прошло почти тридцать пять книг. Большая часть ранних заказов пришла от ее бывших клиентов по корпоративным коммуникациям. Ее профессиональные навыки отразились на умении общаться в целом, потом вылились в способность решать коммуникативные проблемы, отслеживать поведенческие паттерны, распознавать эмоциональные проблемы, развивать связь между разумом и телом и развиваться духовно. Она пробыла в этом бизнесе достаточно, чтобы проследить эволюцию терминов: от «чакр» к «пране», энергии «ци», «жизненной энергии» и «биомагнетическим волнам» с «би-омагнетическими полями» и наконец снова к «чакрам».

В книжных магазинах большинство творении ее клиентов были отнесены к «легкому» или «популярному» чтению под указателями «Саморазвитие», «Здоровье» и «Нью-эйдж». Но ей самой больше хотелось работать с книгами, которые имели бы отношение к философии, науке и медицине.

В общем и целом книги, которые она помогала писать, были интересными, и она не забывала себе об этом напоминать. Впрочем, ее задачей и было сделать их интересными. И хотя сама она могла критиковать собственную работу просто из скромности, ее раздражало, когда другие не воспринимали ее всерьез. Даже Арт не понимал, насколько сложна ее работа. Хотя отчасти в этом была виновата она сама, потому что ей нравилось делать вид, что ей не сложно ее выполнять. Ей не хотелось привлекать к себе внимание, и она ждала, что окружающие сами все поймут и оценят, насколько мастерски ей удается добывать золото из грязи. Но, конечно, никто этого не понимал и не ценил. Никто не знал, как сложно было оставаться дипломатичной, превращать невнятные разглагольствования в живую прозу. Ей приходилось убеждать клиентов, что ее решительная манера перекраивать тексты не ухудшает их, а, наоборот, делает точнее, умнее и значительнее. Она должна была помнить, что большинство авторов с помощью своих книг мечтало добиться символического бессмертия, полагая, что печатное слово проживет дольше, чём их физические тела.

А когда книги выходили, Рут должна была тихонько сидеть на Приемах и слушать, как ее клиентов чествуют за ум и ясность мысли. И хотя она часто повторяла, что ей не требуется чье-то признание для того, чтобы испытывать удовлетворение от своей работы, на самом деле это было не так. Признание ей все же было нужно, вот только не такое, которое она получила две недели назад на праздновании семидесятисемилетия матери.

Тетушка Гал и дядюшка Эдмунд привели с собой подругу из Портланда, пожилую женщину в толстых очках, которая спросила, кем работает Рут.

– Я книжный коллаборатор, – ответила она.

– Зачем ты так говоришь? – отчитала ее Лу Лин. – Это некрасиво, как будто ты предательница или какой-нибудь шпион.

И тогда вмешалась тетушка Гал, произнеся с большим апломбом:

– Она – писатель-призрак, одна из самых лучших. Видела книги, у которых на обложке сказано: «записано со слов»? Вот чем занимается Рут. Люди рассказывают ей свои истории, а она их записывает, слово в слово, как ей говорят.

У Рут не было времени ее поправить.

– Как судебная стенографистка, – отозвалась та женщина. – Я слышала, что они должны работать очень быстро и очень аккуратно. Ты где-то этому училась?

Рут не успела ответить, потому что их снова перебила тетушка Гал:

– Рути, надо тебе написать мою историю! Она просто удивительная, да еще и правдивая! Не знаю только, сможешь ли ты за мной поспевать, я ведь говорю быстро!

– Она не только печатает, – теперь встряла Лу Лин. – Там очень много работы!

Рут была признательна матери за заступничество, пока та не добавила:

– Она еще и грамматику исправляет!

Рут оторвала взгляд от своих записей в телефоне, приготовленных для беседы с автором «Духовности в Интернете», и напомнила себе, как же ей повезло в жизни. Она работала дома, получала приличные деньги, ее ценили издатели и публицисты, которые звонили ей перед интервью, чтобы посоветоваться. У нее всегда было много работы, в отличие от других авторов на свободных хлебах, которые всегда боялись упустить заказы.

– Такая занятая, такая успешная, – недавно сказала мать, когда Рут сослалась на занятость, объясняя, почему не может приехать к ней с визитом. – Времени свободного нет совсем, – добавила Лу Лин. – Потому что каждая минута должна приносить деньги. Сколько мне тебе заплатить: пять долларов? Десять? Может, тогда ты приедешь, чтобы повидаться?

Дело было в том, что у Рут действительно не было свободного времени, во всяком случае, она так считала. Для нее свободное время было настоящей драгоценностью, которую она могла потратить на какое-нибудь очень приятное для себя занятие или просто на то, чтобы выдохнуть и вспомнить, что наполняло смыслом и делало счастливой ее жизнь. Правда, чаще всего ее свободное время уходило на срочные и, как потом показывал опыт, бессмысленные хлопоты. Вэвди с ней соглашалась:

– Свободного времени больше не существует.

Его надо обязательно себе выделять, понимая при этом, сколько стоит каждая минута. Вот и выходит, что ты стараешься выжать из него максимум отдыха, расслабления и походов в рестораны, в которые не так просто попасть.

Услышав это, Рут перестала нервничать из-за своего жесткого графика. Не ее вина, что ей не хватало времени на то, что требовало ее внимания. Это было распространенной проблемой. Вот только попробуй объяснить это матери!

Она открыла заметки по седьмой главе последней книги Агапи Агнос, «Как исправить огрехи воспитания», и набрала номер автора. Рут была одной из немногих, кто знал, что на самом деле Агапи зовут Дорис де Маттео и что она взяла этот псевдоним потому, что «агапи» означает «любовь», а слово «агнос» хоть и имеет отношение к невежеству, но ею было истолковано как «неведение», своеобразная форма невинности. Она так и подписывала свои книги: «Любовь Невинность, Агапи Агнос». Рут нравилось с ней работать. Хоть Агапи и была психиатром, общение с ней не давило. Она была хороша и прекрасно об этом знала. Изюминкой ее очарования была внешность в стиле Жа Жа Габор, акцент и ощущение ума и кокетства, которое возникало, когда она отвечала на вопросы на телевизионных или радиоинтервью.

Во время телефонных переговоров Рут прошлась по главе, которая описывала пять запретов и десять рекомендаций к действию для тех, кто хочет стать хорошими родителями.

Милая, – сказала Агапи, – а почему у тебя всегда получается список из пяти или десяти пунктов? Я не всегда могу подогнать свои мысли под эти числа.

– Людям проще запоминать серии по пять и десять пунктов, – ответила Рут. – Я где-то читала результаты исследования по этой теме.

– Разве?

– Скорее всего, это связано со счетом на пальцах. – Это совершенно логично, дорогая! Я знала, что этому должна быть причина.

Повесив трубку. Рут начала работать над главой, которая должна была называться «Не бывает детей-островов». Она включила воспроизведение записанного разговора с Агапи:

«…Родитель, осознанно или нет, вкладывает в ребенка свою космологию. – Агапе замолчала. – Ты хотела что-то сказать?..»

Интересно, как она могла дать Агапи понять, что хочет что-то добавить? Рут почти никогда не перебивала в разговоре.

«Нам стоит добавить определение космологии, – услышала она собственный голос. – Может, сделать сноску? Нам же не нужно, чтобы люди решили, что мы здесь говорим о косметике или астрологии».

«Да-да, прекрасная идея, дорогая. Так, космология – это, скажем, наши осознанные и безоговорочные убеждения, наши представления о том, как работает Вселенная. Ты хочешь что-то добавить?»

«Читатели могут подумать, что речь идет о планетарной Вселенной или о теории Большого взрыва».

«Какой же ты циник! Ну хорошо, составь определение сама, но включи в него то, что каждый из нас занимает свое место в семье, обществе и социальных группах, с которыми входит в контакт. Опиши разнообразные роли и то, как каждый из нас их получает, относя это к случайности, судьбе, року, удаче, целеустремленности и так далее и тому подобное. И Рут, милая, сделай так, чтобы это звучало сексуально и доходчиво».

«Без проблем».

«Итак, предположим, что все уже понимают, что мы имеем в виду под космологией. И мы переходим к тому, что объясняем, как родители передают эту космологию детям с помощью своего поведения, реакции на повседневные события, на рутину… Ты выглядишь озадаченной».

«Приведи примеры рутины».

«Например, ужины. Скажем, в семье принято ужинать в шесть. Мама – большой любитель все планировать, и ужины превратились в ритуалы, но они ничего в себе не несут. За столом люди молчат, если не ругаются. Или наоборот – ужины и обеды проходят как получится. Уже этой рутины достаточно, чтобы ребенок вырос с представлением о том, что либо ход событий в жизни предсказуем, даже если не всегда приятен, или что жизнь хаотична, бессистемна и развивается свободно. Есть дети, которые прекрасно справляются с адаптацией независимо от своих детских впечатлений. А другие вырастают во взрослых, которым требуется очень длительная и очень, очень дорогая психотерапия».

Рут слушала, как из динамика раздается их смех. Она никогда не ходила к психотерапевту, в отличие от Вэн-да. Она знала слишком много психологов, и это убедило ее, что они точно такие же люди, со своими «тараканами», и им самим нередко бывает нужна помощь. Вэнди грела мысль о том, что целых два часа в неделю внимание профессионала находится в ее полном и безраздельном распоряжении, а Рут не могла представить, что будет платить по сто пятьдесят долларов в час, чтобы выговориться. Вэнди часто повторяла, что Рут стоит сходить к мозгоправу, чтобы разобраться со своей тягой считать пальцы. Рут же относилась к этому как к полезной и практичной привычке, а не навязчивому поведению. Она ведь делала это, чтобы вспомнить запланированное, а не чтобы отогнать дурные мысли.

«Рут, дорогая, – продолжала Агапи на записи. – Не могла бы ты просмотреть папку под названием „Удивительные случаи" и выбрать то, что подойдет для этой главы?»

«Хорошо. Я подумала: что, если нам включить сюда еще раздел о космологии, внедряемой в нас телевидением в качестве заменителя родительской фигуры? Это так, предложение, эту мысль можно будет потом развить на телевизионных шоу и радиоинтервью».

«Да-да, чудесно! Какие передачи, по-твоему, достойны внимания?»

«Ну, начиная с пятидесятых, я думаю. “Хауди Дуди"[5]5
  Американская детская телевизионная программа, транслируемая с 1947 по 1960 г. Она была пионером в детских телевизионных программах и сериалах и стала шаблоном для многих подобных шоу. – Примеч. пер.


[Закрыть], “Клуб Микки-Мауса" и так до “Симпсонов" и “Саус Парка"».

«Нет, дорогая. Я имела в виду, на каких шоу должна появиться я. “Шестьдесят минут”, “Сегодня”, “Чарли Роуз”… О, на этом шоу я бы побывала с удовольствием, этот мужчина так горяч…»

Рут стала составлять план главы. Она не сомневалась, что Агапи точно позвонит ей сегодня вечером, чтобы обсудить уже написанное. Рут подозревала, что она осталась единственным писателем, который под «сроком сдачи произведения» понимал конкретную дату.

В одиннадцать часов у нее сработал таймер. Она пошевелила пальцем: восемь. Позвонить Гидеону.

Когда он взял трубку, Рут начала разговор с пересказа требований автора «Духовности в Интернете».

– Тэд хочет, чтобы я бросила все свои дела и занималась только его проектом и чтобы все было готово раньше сроков. Я очень твердо ответила ему, что не могу это сделать, и тогда он ясно дал мне понять, что может заменить меня другим соавтором. Честно говоря, я только порадуюсь, если он меня уволит, – сказала она, уже готовясь к тому, что ей откажут.

– Да не пойдет он на это, – ответил Гидеон. – А ты уступишь, ты всегда так делаешь. Думаю, ты уже на следующей неделе будешь звонить в «Харпер», чтобы убедить их ускорить выпуск.

– Почему ты так решил?

– Милая, ты гибкая, и смирись с этим. Ты готова изогнуться под любым углом. А еще у тебя просто дар убеждать таких болванов, что они просто асы в том, чем занимаются.

– Думай, что говоришь, – сказала Рут. – Потому что твое описание сейчас больше подходит для проститутки.

<– Так и есть. Ты – настоящая мечта, идеальный соавтор, – продолжал Гидеон. – Ты выслушиваешь всю пургу, которую несут клиенты, не задевая их самолюбия. Они выставляют тебе всевозможные условия, и ты их принимаешь. С тобой очень легко работать.

Почему Арт этого не слышит? Рут торжествовала: «Вот видишь? Другие люди не считают меня тяжелым человеком, который все усложняет!» А потом до нее дошло, что Гидеон давал понять, что она – тряпка. Да нет же, она такой не была! Она знала границы своих возможностей, вот только не любила встревать в конфликты из-за вещей, которые того не стоили. Она не понимала тех, кто обожал скандалить и все время доказывал свою правоту. Ее мать была такой. Ну и что ей дал такой характер? С ним она получила только несчастья, неудовлетворенность жизнью и злость.

В космологии ее матери весь мир был настроен против нее, и никто с этим ничего не мог поделать, потому что это было проклятием.

Но Рут казалось, что Лу Лин попадала в неприятные ситуации в основном из-за плохого знания английского. Она либо не понимала, что ей говорили, либо люди не понимали, что говорила она. Когда-то Рут казалось, что она была единственной, кто страдал от этого недопонимания. Но самое забавное, что мать гордилась тем, что сама выучила английский, его ломаный вариант, который в ходу в Китае и Гонконге. И за пятьдесят лет, которые она прожила в США, она не улучшила ни произношение, ни словарный запас. Ее сестра Гао Лин иммигрировала в Штаты примерно в то же время, но ее английский был уже почти идеален. Она может обсудить разницу между кринолином и органзой, перечислить породы деревьев, которые ей нравятся: дуб, клен, гинкго и сосна. Для Лу Лин в ткани было важным только то, чтобы она не оказалась «слишком дорогой», «слишком скользкой» или «царапающей кожу» и чтобы ее «хватило надолго». И для нее было только два вида деревьев: «тенистые» и «роняющие листья». Ее мать не могла даже правильно произнести имя своей дочери. Рут обмирала, когда слышала, как мать звала ее через всю улицу: «Луги! Лути!» И зачем только она выбрала имя, которое сама не могла произнести?

Но худшим было даже не это, а то, что, будучи единственной дочерью вдовы, Рут была вынуждена всегда выступать переводчиком и адвокатом для матери.

К десяти годам девочка была англоговорящей миссис Лу Лин Янг, которой приходилось отвечать на телефонные звонки, договариваться о визитах к врачу и писать письма в банк. Однажды ей даже пришлось составлять унизительное письмо священнику.

– Лути такая непослушная, – диктовала Лу Лин, как будто Рут была невидимкой. – Может, мне послать ее в Тайвань, в школу для плохих детей? Что скажете?

Тогда она отредактировала эти слова, превратив их в следующее послание: «Возможно, Рут стоит отправиться в пансион, в Тайвань, где она сможет научиться манерам и всему необходимому юной леди. Что вы думаете на этот счет?»

У Рут сложилось странное впечатление, будто это благодаря матери она стала «книжным доктором». Ей просто было необходимо редактировать жизнь, чтобы выжить.

В три часа десять минут Рут расплатилась с водопроводчиком. Арт так и не вернулся домой и даже не позвонил. Простой заменой части водонагревателя не обошлось, пришлось менять его целиком. Из-за протечки водопроводчик отключил электричество во всей квартире и не включал его, пока не откачал остаток воды и не снял старый водогрей. Все это время Рут не могла работать.

Она уже опаздывала. Отправив факсом план главы Агапи, Рут заметалась по квартире, ища записи, телефон и записную книжку. Потом она села в машину и поехала к Пресидио Гейт, через эвкалиптовый лес на Калифорния-стрит. Ее мать жила в пятидесяти кварталах к западу, в той части Сан-Франциско, которая называлась Сансет, рядом с Лэндз Энд.

Предположительно у Лу Лин был запланирован очередной осмотр. Вот уже несколько лет она пропускала ежегодные осмотры, хоть они и были включены в ее страховой полис. Мать никогда не болела. Рут не помнила, когда у той последний раз была хотя бы простуда. Ее матери исполнилось семьдесят семь, но она была абсолютно лишена обычных гериатрических проблем: артрита, высокого холестерина или остеопороза. Ее самой страшной болезнью, на которую она часто и предельно детально жаловалась, был запор.

Правда, последнее время Рут обратила внимание на то, что мать стала не то что забывчивой, а какой-то легкомысленной. Она говорила «лента», когда имела в виду оберточную бумагу, «конверт» – если речь шла о почтовой марке. Рут составила в уме целый список таких оговорок, чтобы перечислить их врачу.

Еще она должна будет рассказать о том случае, что произошел в марте. Лу Лин врезалась на машине в идущий впереди грузовик. К счастью, все обошлось шишкой: она просто ударилась головой о руль. Больше никто не пострадал, кроме машины: ее пришлось сдать в утиль.

– Перепугалась насмерть, – отчиталась Лу Лин. – У меня чуть кожа не отвалилась.

Она во всем винила голубя, который влетел ей в лобовое стекло. Но сейчас Рут подозревала, что дело было не в пернатом придурке, а в голове матери. Возможно, у нее случился инсульт или шишка оказалась не такой уж безобидной. Может, у нее было сотрясение мозга, а возможно, на месте удара образовалась трещина или откололся кусочек кости. Но в чем бы ни была причина этой аварии, полиция сочла виновницей Лу Лин, а не голубя. Та так разозлилась, что расторгла договор со страховой компанией на свою машину, а потом стала жаловаться, когда они отказались его возобновить.

Когда Рут рассказала об этом происшествии Агапи Агнос, та заявила, что в таком возрасте невнимательность и гневливость могут быть признаками депрессии.

– Тогда моя мать пребывает в депрессии и гневе всю свою жизнь, – ответила Рут. Она не стала упоминать о ее угрозах самоубийством, которые Рут слышала так часто, что почти научилась на них не реагировать.

– Я знаю отличных психотерапевтов, которые работали с клиентами из Китая, – сказала Агапи. – Они прекрасно умеют обходиться с культурными особенностями: с мифологическими представлениями, давлением старых общественных устоев и потоком ци.

– Поверь, Агапи, моя мать совершенно не похожа на остальных китайцев.

Рут раньше жалела, что ее мать не была такой, как тетушка Гал. Та никогда не говорила о призраках, несчастьях и разнообразных способах умереть.

– В любом случае, дорогая, позаботься о том, чтобы доктор осмотрел ее самым тщательным образом. А потом подойди к ней и передай от меня большое целительное объятие.

Это было приятное пожелание, но Рут редко обменивалась объятиями с Лу Лин. Когда дочь пыталась обнять мать, плечи той напрягались, словно она готовилась к нападению.

Приближаясь к дому Лу Лин, Рут окунулась в обычный в этих местах летний туман. За окнами появились и замелькали кварталы с одноэтажными домами, построенными в двадцатых годах, потом с коттеджами, появившимися в тридцатых, а следом – с безликими многоквартирными домами шестидесятых годов. Роскошный видна океан, сливавшийся с горизонтом, портили провода, натянутые от домов к столбам. На многих панорамных окнах были влажные потеки от близости океана. Водостоки и выходы ливневки проржавели, как и бамперы на старых машинах.

Рут свернула на улицу с домами получше, чьи архитектурные изыски выдавали попытку их создателей имитировать стиль Баухауз. Здесь были лужайки, украшенные кустами, подстриженными в замысловатых формах, например в виде пуделя на тонких ножках.