Текст книги "Сын скотьего Бога(CИ)"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Спасибо, что пришел. Ты расскажешь мне про посольство, которое ты отправил в город нашего сына? Я ничего не знаю, ты даже не сказал мне, что он, оказывается, жив, – в ее голосе прозвучал легкий упрек. – Что ты собираешься делать?

– Пока ничего. Послы еще не вернулись, мы ждем их со дня на день. Посмотрим, что они расскажут. Может, это все слухи, и в Тумантаевом городище по-прежнему правит чудь…

– Пять лет я не видела сына, – тоскливо прервала его Шелонь. – Наверно, и впредь не увижу. Но мне хотя бы знать, что он жив-здоров.

– А что, твои боги молчат об этом? – не удержался Словен.

– У богов есть заботы поважнее наших семейных неурядиц, – строго сказала Шелонь. – Я не докучаю им вопросами. Словен! Ты обещаешь не преследовать Волха?

– Что?! – нахмурился князь.

– Тебя настроили против него, – страстно заговорила Шелонь. – Не отпирайся, я знаю, кто это делает… Но все твои обвинения ложны и недостойны. Мальчик вырос и ушел, он нашел свое место под солнцем, как ты когда-то. Оставь его в покое! Не шли к нему больше послов!

– Но… – опешил Словен, – я думал, ты хочешь, чтобы он вернулся.

– Какая разница, чего я хочу? – звенящим голосом воскликнула Шелонь. – Я хочу, чтобы он снова стал ребенком, чтобы прижимался к моим коленям, и чтобы ты нас любил… – она досадливо махнула головой. – Что толку? Он не вернется. Как и ты никогда не вернешься в приморские степи, откуда вывел свой народ. Поклянись, что оставишь его в покое, Словен!

И Шелонь требовательно топнула ногой. Словен окончательно растерялся. Шелонь никогда себя так не вела. Что она так беспокоится? Да у него и в мыслях не было силком тащить Волха в Словенск. И даже если мальчишки будут проситься назад – он не пустит. Поздно. Город сомкнулся над своей потерей, и возвращение молодой дружины стало бы теперь чужеродным наростом на его теле. Так почему он должен клясться? В чем тут подвох? Что сказали ей боги?

– Поклянись! – настаивала Шелонь.

– Хорошо, хорошо. Клянусь Перуном и матерью Мокошью, что не стану вмешиваться в дела Волха.

Призывая в свидетели двух могущественных богов – силы неба и земли – Словен сознательно не упомянул Велеса, как требовала того древняя формула. Шелонь, конечно, заметила это, но сказала только:

– Смотри, князь. Мать Мокошь сейчас в особой силе, ты должен сдержать свое слово.

Словен раздраженно махнул рукой. Мол, подавитесь вы своим Волхом, он на дух мне не нужен, пусть спокойно сидит в своем городище, только к нам носу не кажет…

– Послы, послы возвращаются! – раздался на улице крик.

Шелонь и Словен встрепенулись. Но вслед за криком послышался бабий плач, какой-то гомон… Что там случилось?

– Выйди, князь.

На пороге светлицы, тяжело дыша, стоял Хавр. Он покосился на Шелонь, как бы не понимая, почему эта женщина все еще живет здесь. Конечно, он ничего не собирался при ней говорить.

Но отталкивая руса, забыв о всяком этикете, в светлицу ввалился один из послов – Доброжен. Борода его была всклокочена, одежда порвана, рукав в крови.

– Беда, князь! – взревел он, бухаясь на колени. – Твой сын потравил волками все посольство.

– Неправда! – ожесточенно прошептала Шелонь. Но ее никто не услышал. Гвалт и вопли на улице становились все громче.

– Вставай! – Хавр потряс Доброжена за плечи. – Идем в княжьи палаты, расскажешь, что случилось.

Доброжен затряс головой, тяжело поднялся и, пошатываясь, вышел в сени. За ним – Словен, а следом решительно шагнула Шелонь. Хавр заступил ей дорогу.

– А ты куда, княгиня? Это мужские дела.

– У меня есть муж, чтобы указывать, куда мне ходить, а куда – нет, – заявила Шелонь. Хавр обернулся, ища поддержки у Словена. Но князь предпочел ничего не заметить. Шелонь торжествующе вскинула голову и прошла мимо руса.

В присутствии дружины, старейшин и замершей в уголке княгини Доброжен собрался с духом и рассказал страшную историю. О том, как сначала их любезно приняли в Новгороде. О том, какой им закатили пир и какие собрали богатые дары.

– А княгиня Ильмерь там служит у Тумантаевой вдовы Ялгавы. Волх взял вдову в жены, а нашу княгиню подарил ей, как рабыню, – сообщил он, смущенно косясь на Словена.

– Продолжай, – сказал Словен, угрожающе двигая скулами.

– По-хорошему Волх отпустить ее с нами отказался. И тогда она, бедняжка, упросила Мичуру помочь ей бежать. Мы дали ей мужскую одежду, никто бы не догадался… Но эта баба, Ялгава, подняла тревогу. Нас воротили. Срам-то какой, мой собственный сын Кулёма, грозил мне мечом, как вору! Но Волх сделал вид, что все прощает. Он даже пообещал, что в лесу никто нас не тронет. Знаешь, князь, твой сын стал колдуном, он разговаривает со зверями!

– Он мне не сын, – тихо сказал Словен.

– Что? Ну, так вот. Он говорил о чем-то с волками, а кто ж его знает, о чем? Мы думали, он просит их не трогать нас, когда пойдем обратно через лес. Да они бы и так не тронули, всем известно, волки летом сыты и на людей не нападают. Но только вышло-то по-другому…

Доброжен, то дрожа голосом, то подпуская в него былинного пафоса, рассказал, как расстоянии пяти полетов стрелы от Новгорода на них набросилась волчья стая. Волки вели себя не как обычные звери, они совсем не боялись людей. Они действовали, как будто у них был приказ – убить всех до одного.

– Они были, как люди в волчьей шкуре, как оборотни, – понизив голос, сказал Доброжен. – Как если бы твой сын сам догнал нас и отомстил за то, что мы попытались увести его рабыню. Никто из наших меча не успел поднять. Волки прыгали прямо на горло, рвали и душили… Я сообразил прикинуться мертвым, и мертвых они трогать не стали. Когда они ушли… – Доброжен сглотнул и вдруг истерично заорал: – Да выведите же княгиню! Я не могу при ней говорить такие вещи! Князь, твой сын…

– Он мне не сын! – взревел Словен. – Уведите ее, – велел он дружинникам.

Те нерешительно подступились к Шелони и начали теснить ее из палаты.

– Все правильно, князь, ты же все понимаешь, – Хавр возник у Словена за спиной, как злой дух. – Твой сын Волх был вздорным мальчишкой, он не уважал отца. Но он был всего лишь человеком! Он не повелевал волками. А этот – оборотень. Он не твой сын, он страшный и злой колдун. Но не сомневайся, и на него найдется управа. Ты выйди на улицу, послушай, чего хотят люди.

Дико озираясь, Словен зашагал к выходу. Шелонь оттолкнула дружинников и бросилась за мужем. Но тот, угрожающе подняв руку, прорычал:

– Уйди!

Воздуха, воздуха…В груди вдруг стало тесно и жарко. Словен вел рукой по стене, словно нащупывал дорогу вслепую. Наконец он вышел на крыльцо.

Море людских голов колыхалось у княжьих хором. Здесь были жены, братья, отцы, матери и дети пропавших послов, их свойственники, соседи и друзья – весь город, повязанный узами кровного и некровного родства. Женский плач мешался с мужским ропотом. Они сливались в одно и то же слово: месть! Месть! Этот гул кровью бился в висках…

– Твои лучшие, ближайшие дружинники погибли лютой смертью, – твердил Хавр. – И это только начало. Разве город может чувствовать себя в безопасности, когда рядом завелось такое зло?

– И что ты предлагаешь? – раздраженно спросил Словен. Ему было очень плохо. – Собрать ополчение? Лишиться еще людей? Оставить город без защиты?

– Зачем? – возразил Хавр. – Есть отличный выход. Моим парням давно пора проветриться. Их поведет Альв – он самый толковый воевода. А твой Доброжен покажет дорогу к логову оборотня. Решайся, князь. Нельзя оставлять в лесу это осиное гнездо.

– А ну, пустите меня!

Дружинники не решились силой удерживать княгиню, которая протолкалась к мужу. Она была бледна, растрепанна, и голос у нее дрожал слезами.

– Словен, ты же обещал! Ты клялся Перуном и Мокошью!

– В чем ты клялся, князь? – голос Хавра звучал зловещим спокойствием.

– Я обещал, что оставлю Волха в покое.

– Волха! – торжествующе улыбнулся Хавр. – Но Волха больше нет. Княгиня не хочет этого понять, мне жаль ее, она мать… Но ты мужчина, ты должен рассуждать здраво. Твой сын сгинул где-то в лесу. Злой оборотень-колдун занял его тело. Вели послать русов, ты не нарушишь никакой клятвы…

– Сам ты колдун и оборотень! – крикнула Шелонь. – Ты и твои Безымянные вершите страшные, жестокие обряды! Наши предки никогда не занимались ничем подобным! Словен! Опомнись, не слушай его! Этот человек желает тебе зла. Знаешь, почему он так ненавидит Волха?

Шелонь внезапно осеклась. Хавр посмотрел на нее с недоброй усмешкой и ответил голосом уверенного в своей правоте, но все же обиженного недоверием человека:

– Не стану спорить с тобой, княгиня. Надеюсь, князь сам разберется, кто ему настоящий друг, а кто предал его еще до рождения этого несчастного погибшего мальчика.

Словен затравленно переводил взгляд с бледного лица Шелони на сосредоточенную физиономию Хавра. Он хотел мести, хотел уважения горожан. Идея осуществить эту месть руками русов, не вмешивая словен в убийство своих соплеменников, отметала почти все сомнения. Но он боялся гнева Мокоши, который сулил ему остановившийся взгляд жены. В голове гудело, и сердце бухало, как чугунный пест в ступке. Лица людей мешались в пестротканое полотно.

– Помогите князю! Держите, держите его!

Дружинники едва успели подхватить грузное тело Словена, осевшее на пол. Шелонь, давясь бессильными слезами, молча теребила его руку. Хавр сочувственно покачал головой и махнул рукой одному из своих русов.

– Безымянные вернулись?

Получив утвердительный ответ, он велел:

– Через час собираемся на Перыни!

Этой ночью разразилась гроза. Молнии резали черное небо над лесом, голоса богов-громовержцев раскатисто ворчали в сомкнутых тучах. На Перыни собралась русская дружина. Ветер трепал бороды наемников и косматые гривы их коней.

Безымянные окружили огненный восьмилистник Перуна. Восемь фигур в черных, косматых плащах из шкуры дикого быка вытянули к огню руки со скрюченными пальцами. Между воем ветра и грохотом грозы слышались какие-то заклинания.

Появился Хавр. Он внимательно оглядел Безымянных и тихо спросил:

– Готовы?

– Да, – в один голос сумрачно ответили те.

Хавр кивнул.

– Альв! – крикнул он. – Веди людей на корабли! А нам еще надо немного пошептаться.

Воевода Альв отдал приказ, и русская дружина погнала лошадей к берегу. Ветер бил в лицо.

– Ну и ночка сегодня! – Альв попытался перекричать стихию.

– Да уж… – его племянник Мар закутался в плащ. – Никогда не видел такой страшной грозы. Но эти – еще страшнее, – он хмуро оглянулся на Хавра и восьмерых Безымянных, окруживших Перуновы костры.

Альв расхохотался.

– Не трусь, малыш! Знаешь, – он вдруг подмигнул, – Хавр запретил об этом говорить, но придет время, и ты сам увидишь: эти парни умеют не только бубнить молитвы. Клянусь Перуновой бородой, мы и не заметим, как сотрем с лица земли город князева пащенка! Никогда не видал таких легких денег! Но если тебе дорог здоровый сон и рассудок, не вздумай подсматривать их тайны, малыш!

Альв снова захохотал и пришпорил коня. Мар последовал за ним, пригнувшись от ветра к лошадиной шее. Он не оглядывался, но спиной чувствовал, как что-то темное и жуткое, совсем не похожее на обычный дым, поднимается от Перуновых костров.

Утренний лес пах грибной сыростью. Солнце пригревало мшистые кочки, влажные от постоянных дождей, выпаривало накопившийся за ночь туман. Стояли лучшие дни для «тихой охоты», и женщины из Новгорода бесстрашно забредали глубоко в лес, а обратно возвращались с корзинами, доверху набитыми грибами и ягодами.

Две ягодницы лениво брели по тропинке – черноволосая чудянка и высокая, крупная словенка. У чудянки за плечами был берестяной короб на ремнях, у словенки в руке – лукошко с черникой.

Вдруг словенка схватила подругу за плечо.

– Слышишь?

– Как будто стонет кто-то, – испуганно прошептала та.

Женщины говорили на смеси словенского и чудского языков.

Подбадривая друг друга, они пошли на стоны, которые становились все громче, громче. Вот за деревьями открывается поляна… А на ней – такое жуткое зрелище, что туески у женщин дружно выпали из рук. Отборная черника рассыпалась по траве…

По всей поляне лежали растерзанные человеческие тела. Тел было восемь, но казалось, здесь полегло целое войско. И то, что издалека можно было принять за окровавленные клочки одежды, на самом деле было кусками плоти. Гудение мух сводило с ума. Но женщины, всплеснув руками, бросились к живому человеку, который из последних сил пытался уползти с поляны. Приподнявшись на локтях, он волочил ногу, превратившуюся в кровавые лохмотья, но быстро ослаб, застонал устало и жалобно и без чувств уткнулся лицом в траву.

Женщины присели перед ним на корточки.

– Что делать? Вдвоем нам его не утащить, – сказала чудянка. – Ты поняла, кто это?

Словенка кивнула. Потом задумчиво прибавила, приподымая голову раненого:

– Попробуем докричаться охотников. Кто-нибудь да есть неподалеку.

Тут раненый зашевелился. Он повернул голову и темными от боли глазами уставился на склоненных над ним женщин.

– Паруша? – с удивлением прошептал он.

– Я, я это, – успокоила его словенка. – Ты лежи, Мичура. Мы сейчас…

Она поднялась, отряхивая подол рубахи, и звонко закричала на весь лес.

Охотники действительно оказались неподалеку. Вскоре на поляну вышел отряд во главе с Кулемой. Вышел – и остолбенел, увидев ужасную картину. Женщины растерянно развели руками – вот, мол.

Узнав раненого, Кулема побледнел.

– Мичура? Какого лешего… Что здесь случилось? Где Доброжен? Это… – он содрогнулся, оглядываясь, – это… все посольство?

– Ушел… Доброжен… кажется… – еле слышно прошептал Мичура. – А больше никто…

– Да что произошло?

– Волки…

– Волки?!

Мичура застонал, закатив глаза. Кулема хмуро смотрел на него, о чем-то задумавшись.

– Надо отнести его в город, – тихо сказала Паруша.

– Да, да, – кивнул он.

– А с остальными как быть? – спросила чудянка, брезгливо косясь на мертвецов.

– Можно потом вернуться и собрать прямо здесь погребальный костер, – предложил один из охотников. – Какая жуткая смерть! И очень странно: волки-то в эту пору на людей не нападают.

– Вот я тоже так думаю, – сквозь зубы сказал Кулема. – Все, хватит рассуждать, идем в город.

Новгород только просыпался, когда охотники в мрачном молчании вынесли носилки с Мичурой на главную площадь. Но весть о страшной гибели словенского посольства разнеслась очень быстро.

Кулема стиснул зубы, когда увидел бегущего навстречу друга – Соколика. Его отец, Сокол, был среди погибших. Одно дело – сообщить товарищу о смерти отца. И совсем другое – рассказать в подробностях, что ты видел: о телах, превратившихся в сплошную рану, о залитой кровью траве и кусках непогребенной плоти, на которую слетелись мухи…

– Что с отцом?

Соколик бросился к носилкам и отшатнулся, увидев Мичуру. Его круглое лицо с большими глазами и пушистыми ресницами сделалось совсем детским, обиженным. Паруша тихо всхлипнула, прикрыв ладонью рот. Кулема опустил голову, у него так и не хватило духу ответить. Но Соколик сам все понял. Губы у него скривились и задрожали, и он, никого не стыдясь, заплакал навзрыд.

– Как… Как это случилось? – выговорил он, яростно смахивая слезы. Кулема велел женщинам:

– Помогите раненому.

Когда бесчувственного Мичуру унесли, Кулема начал рассказ. И скоро его слушал весь город. Все стояли в угрюмом молчании – его лишь иногда прерывали жалостливые бабьи всхлипы.

А когда Кулема закончил, тишина сделалась грозной. И в это время на крыльцо терема вышел Волх.

Волх проснулся сегодня в блаженной невесомости. Он был как новорожденный. В голове – ни одного воспоминания о ночных снах или дневных делах. Кто он? Что он? Где он? Ответы могли быть совершенно любыми, какими только пожелаешь. Это была настоящая свобода… А потом бременем наваливалось осознание себя.

Душа спросонья была еще теплой и не закованной в кольчугу. Таким Волх и вышел на улицу.

– Что стряслось? – спросил он. Толпа поколебалась и расступилась, образовав в круг. А в круге остался Кулема, обнимавший за плечи ослабшего от горя Соколика.

– Это ты, князь, должен нам объяснить, что случилось, – заявил он. – Как вышло, что посольство, которое мы встретили и проводили с миром, растерзано волками?

– Волками? – недоуменно повторил Волх. Он еще ничего не понимал. Но сердце уже заколотилось в груди, предупреждая о чем-то страшном и неизбежном…

– Да, волками, с которыми ты договаривался, – повысил голос Кулема. – А о чем – никто кроме тебя не знает.

Это было открытое обвинение.

– Я… я… – пробормотал Волх и сам устыдился своего невнятного мычания.

– Когда я нес в город Мичуру, у меня было время подумать, – продолжал Кулема. – И я спрашивал себя: мог ли мой князь, пользуясь тем, что никто из нас не понимает язык волков, приказать им убить послов? А нам и нашим отцам солгать, что велел волкам охранять путников? И я ответил: да, мог. Потому что ты злой и мстительный человек. Ты ненавидишь своего отца Словена…

– Он мне не отец, – машинально возразил Волх. Кулема этого словно не заметил.

– И ты на все пойдешь, через всех переступишь, чтобы ему досадить. Что для тебя другие люди? Ты отнял у Словена жену и сделал ее своей челядью. Ради твоей мести все мы оказались вне закона, обреченные на жизнь посреди дикого леса, вдали от родных. Ты не думал о нас, ты ни о чем не думал, кроме своей мести, и сейчас ты поступил так же! Но только мы уже не те бессловесные дети, которых пять лет назад ты увел из Словенска! Посмотри! – Кулема вытолкнул вперед Соколика. – Тело его отца разорвано на десятки кусков. А мой отец пропал, и неизвестно, удалось ли ему спастись.

Толпа глухо заворчала, с готовностью отзываясь на призыв к бунту. Любая хворостинка, брошенная на этот костер, распалила бы пламя до небес. Волх вцепился в перила крыльца. Он понятия не имел, что делать.

Легкий шорох послышался у него за спиной. Он посмотрел вполоборота, боясь отвести взгляд от толпы. В дверях стояла Ильмерь. Скрестив руки на груди, с невозмутимым лицом она внимательно слушала Кулему. Волху показалось, что ее взгляд прожигает ему спину. Растерянность тут же сменилась злостью. Явилась, чтобы позлорадствовать над его унижением? Не дождется, она не увидит его мямлей и трусом!

– Ты бросаешь мне вызов? – холодно спросил Волх Кулему. – Клянусь Велесом, я не виноват в смерти послов и готов доказать это с мечом в руке.

Взгляд у молодого князя был тяжелый. Но Кулема его выдержал, ответив в том же тоне:

– Я бы дрался с тобой, если бы ты обидел только меня. И если бы речь шла только о моих осиротевших товарищах, вопрос можно было бы решить поединком. Но ты обидел весь город. Так ведь? – потребовал он поддержки у толпы, и та охотно поддакнула: «Так! Так!» – Значит, ты преступник. Тебя надо судить. И ты не выйдешь из своих хором, пока наш совет не решит твою участь.

– Пошел к лешему! Я выйду, куда и когда захочу! – заявил Волх, хватаясь за правое бедро. Но меч остался в покоях, у постели. Идти за ним сейчас нельзя. Если он уйдет с крыльца, все решат, что он послушался этого краснобая Кулему.

– Послушайте! Да послушайте же! – охрипший девичий голос заглушил ропот толпы. На первую ступеньку крыльца выскочила Сайми – красная, сердитая, запыхавшаяся. Заслонила, как курица цыплят от коршуна, неожиданно подумал Волх.

– Кулема, у тебя что, отвалились уши? – уперев руки в боки, поинтересовалась Сайми. – Ты не слышал, как твой князь клялся тебе, что он ни в чем не виноват?

– Тебя-то кто спрашивает, белоглазая? – презрительно выкрикнула Паруша. – Княжья подстилка, всем известно, что ты в него влюблена. Потащилась за ним, бесстыдница, из самого Словенска. А пока ты перед ним хвостом вертишь, мы тут сидим соломенными вдовами. У нас, между прочим, мужья в Словенске, ты подумал об этом, князь?

– Да, я люблю князя Волха! – звонко выкрикнула Сайми, и ее щеки стали совсем пунцовыми. – Когда он убил моего жениха, мне было жаль несчастного Вейко. Но Вейко был виноват, он предал город, который его приютил. И Волх покарал его своей рукой, ни от кого не прячась. Если бы в этот раз он захотел наказать послов за то, что они увели его челядь, он сделал бы это без всяких волков!

Толпа снова загудела, но в гуле этом не было единства. Слова Сайми многим показались разумными.

– Надо же, какая у тебя заступница, – тихо сказала Ильмерь. Ее голос был серьезен, но Волх все равно решил, что она издевается.

– Уходи отсюда, – заявил он Сайми. – Я же велел тебе пореже попадаться мне на глаза. Я не нуждаюсь ни в чьей защите. Я снова – в последний раз! – клянусь отцом моим Велесом перед вами всеми, что велел волкам проводить посольство через лес.

– Так как же вышло, что мой отец мертв? – спросил Соколик.

– Не знаю, – сквозь зубы признался Волх. И снова поднялся ропот – ответ князя не понравился толпе. Раздались оскорбительные выкрики в адрес Сайми, а потом ком грязи пролетел у самого ее лица. Следующий ком, побольше, разбился о крыльцо.

– Хорошо, только давайте без глупостей.

Между Сайми, Волхом и толпой вырос Бельд.

– Если вы такого мнения о своем князе, почему не боитесь, что прямо сейчас, в этот самый миг он зовет волков себе на помощь? А волки быстро разберутся, чьей рукой это брошено! – носком сапога он скинул грязь с крыльца.

Толпа притихла. Как дети! – подумал Волх. Но Кулема огрызнулся:

– Не надо нас запугивать, Бельд! Всем известно, что ты – верный пес Волха. Ты ему веришь – это твое право. А нам нужны ответы и доказательства.

– Будут вам ответы и доказательства! – сакс взбежал на крыльцо. – Князь пойдет и поговорит с волками. А я расспрошу Мичуру, как только он придет в себя. Так мы узнаем правду.

– Никуда я не пойду! – упрямо прошипел Волх. – Я не обязан ни перед кем оправдываться!

– Хорошо, не заводись, – Бельд теснил его к двери. – Не надо сейчас их злить, они просто в ужасе от случившегося, и Кулема тоже, а ведь он тебе не враг… И потом, разве сам ты не хочешь знать, кто убил послов? Только ты можешь это выяснить.

Волх хмуро ссутулился. Он повернулся к Ильмери:

– А ты чего молчала? Почему упустила случай бросить в меня камень? – с вызовом спросил он. Ильмерь пожала плечами.

– Никто от меня этого и не ждал. Весь город уверен, что я твоя наложница.

– Вот как, – прищурился Волх. – А тебя это, конечно, позорит? Так я могу пойти объявить им, что это не так.

– Не трудись, – холодно сказала Ильмерь. – Мне все равно.

Бельд между тем спустился вниз. Он схватил Сайми за руку и не отпускал от себя, пока толпа не начала расходиться. Последним с площади ушел Кулема.

– Разговор не окончен, сакс, – заявил он. – Завтра с утра мы снова потребуем от князя ответа. Сторожить его никто не будет. Если он сбежит – это тоже будет ответ. Пусть попытает правды, мы все хотим ее знать.

– Ты мог все то же самое сказать, не баламутя людей, Кулема, – укорил его Бельд. Тот посмотрел на него в упор.

– Ты просто не был на этой поляне, Бельд. Завтра утром! – сказал он и быстро пошел прочь.

– Сумасшедшая! – накинулся Бельд на Сайми. – Чего вылезла? Тебя могли убить!

Сайми не обратила внимания на выговор. Она смотрела на Бельда с благоговением.

– Какой ты умный, какой ты молодец, Бельд! Ты же спас его!

– Это ты его опять спасала, – буркнул сакс. И почему-то покраснел.

Тонкоствольные сосны со скрипом качались в вышине. Казалось, это они своими жидкими верхушками сгоняют тучи, словно огромные метлы. Погода портилась. Там, где смыкался мрачный ельник, становилось темно, как ночью.

На поляну, где погибли послы, Волх не пошел. Он и так прекрасно представлял картину, от которой переворачивался желудок и темнело в глазах. Волх не раз видел мертвых, но к виду смерти невозможно привыкнуть, она меняет маски – одна страшнее другой.

Просто уйдя подальше от города, Волх сел на мшистую кочку спиной к сосне и закрыл лицо руками. Так плохо, так страшно и одиноко ему еще не было никогда.

– Отец! – жалобно прошептал он. Ответа, как обычно, не было.

Поговорить с волками… Все – даже самые близкие, даже Бельд, – свыклись с необычным даром князя. Теперь, когда первое изумление прошло, они принимали как должное его умение говорить со зверями и птицами. Никто не знал, сколько раз Волх проклинал свой дар. Подарки богов – тяжкая ноша…

Как объяснить, что как только между тобой и зверем устанавливается мысленная связь, ты проваливаешься во тьму звериного сознания. Твои чувства обостряются во сто раз – почти непереносимо для человеческого тела. Сердце бьется со скоростью мышиного, образы мелькают в глазах, нос задыхается от запахов. Но ты не зверь, ты не умеешь всем этим пользоваться. Просто на это время ты перестаешь быть человеком. Страшно… Но еще страшнее – и в то же время так соблазнительно – потерять дорогу назад, остаться в этой тьме навсегда.

Волки уже были здесь. Волх видел серые тени, мелькнувшие за деревьями. Но первыми заговорить они не могли – таковы правила. Не отнимая рук от лица, Волх позвал вожака.

Плечистый, серый с рыжими подпалинами самец бесшумно вышел из-за деревьев. Вид у него был как у нашкодившей собаки.

– Ты звал меня, сын скотьего бога? – волк старательно изобразил удивление. Это очень разозлило Волха. Захотелось схватить вожака за шкирку, вытащить на злополучную поляну и тыкать носом в человечьи останки: кто это сделал? Кто это сделал?

– Кто это сделал? – спросил Волх. Вот только спроси – что? Под его тяжелым взглядом волк опустил голову так, что шерсть встала дыбом на холке. Но он был неглупым зверем и не стал испытывать терпение Волха.

– Прости, сын скотьего бога! – проскулил вожак. – Ты приказал охранять людей, но мы… Понимаешь, его воля оказалась сильнее… Сильнее твоей.

– Не болтай ерунды! – заорал Волх, прекрасно понимая, что звери ерунды не болтают. – Чья, к лешему, воля? Я спрашиваю: это вы убили послов?!

– Нет, нет! – волк даже попятился, поджимая хвост. – Но мы не могли им помешать… Огромным черным волкам – я никогда таких не видел в наших лесах. У них были страшные глаза – совсем не звериные, скорее, человечьи. Их вожак только посмотрел на мою стаю, как все поджали хвосты и кинулись врассыпную. Поверь, я ничего не мог сделать! Я и сам…

– Врешь!

– Да не могу я тебе врать! – с отчаянием сказал волк. И рассудительно добавил: – Если б мог, то сказал, что мы благополучно довели людей до большой реки и понятия не имеем, что случилось с ними потом.

Волх яростно стряхнул с колена большого муравья.

– Тебя здесь только не хватало.

Муравей что-то пискнул в ответ, но слов Волх не разобрал. Он понимал: волки действительно не могут ему солгать. Вот только как он вернется в город с историей про огромных черных волков? Ему уж точно никто не поверит…

Волк вдруг заискивающе улыбнулся.

– А ты знаешь, сын скотьего бога, что за тобой от самого города шел человек? Он и сейчас здесь…

– Не заговаривай мне зубы! – прервал его Волх. А сам вздрогнул. Но тут же догадался: наверно, это Бельд. Никак не может выйти из роли опекуна.

– Выходи! – крикнул Волх.

Мохнатые лапы ельника закачались, но фигура, показавшаяся среди них, была женской.

В сиюмгновенном ослеплении Волху показалось, что это Ильмерь. И тут же как пелена упала с глаз: Сайми. Девушка робко застыла на краю поляны. Она не боялась ощерившегося волка. Она боялась, что Волх ее прогонит.

Но у Волха не было на это сил. Пусть хоть кто-то сейчас побудет рядом – хотя бы эта влюбленная и навязчивая девица…

Ободренная молчаливым разрешением, Сайми бочком проскользнула мимо взволнованно дышащего волка. Зверю было не по себе рядом с людьми. Волх это видел, но не спешил его отпускать.

– Ну что? Ты узнал что-нибудь? Чем я могу помочь?

Сайми смотрела на него с собачьей преданностью, от которой делалось неловко. Волх рассказал ей, что узнал от вожака.

– Ты думаешь, в городе мне поверят? – хмуро спросил он. Сайми смущенно опустила голову и шмыгнула носом.

– Ну, и что мне теперь делать? – воскликнул Волх. Дрожь в собственном голосе приводила его в ярость. – Самому удавиться или дождаться, пока Кулема с Соколиком меня убьют?

Сайми страдальчески сдвинула брови. А подумав, твердо сказала:

– Пойдем на поляну, князь. Может, увидим чего. Надо доказать, что послов убили не твои волки.

На поляну?! Волха прошибло холодом. Но Сайми с суровым лицом ждала – и он поднялся, с силой оторвав прилипшую к смоле рубаху.

– Пойдем, пойдем!

Сайми решительно двинулась туда, куда даже смотреть было страшно. Волх велел вожаку следовать за ними.

Ровное гудение мух висело над поляной, словно плач по убитым. У Сайми побелело лицо, Волх оперся плечом на осину, и даже волк, прижав уши, сел у его ног.

Первой опомнилась девушка.

– Здесь обязательно должны оставаться следы, – заявила она преувеличенно бодрым голосом. Волх смотрел, как она, подобрав подол, бродит среди останков, но заставить себя присоединиться к ней не мог.

– Куда ушли черные волки? – спросил он вожака.

– Они не ушли, они исчезли! – сказал тот. И вдруг тоскливо завыл.

– Я нашла! – звонко воскликнула Сайми. – Князь, иди сюда.

– Хорошая мысль, – проворчал Волх. Преодолев тошноту, он подошел к Сайми и уставился на землю. Ничего, кроме бурой от крови травы он не видел.

– Да вот же!

Действительно… Ну и глазастая эта Сайми! Это чудская кровь ей подсказывает, как читать лес. Вот и пять лет назад она первой заметила следы Тумантаевых охотников…

– Волчьи следы… Их здесь полно, – задумчиво говорила Сайми. – А вот – человеческие. Человек, хромая, уходил с этой поляны.

– Мичура, наверно, – хрипло сказал Волх.

– Но вот это – смотри! Осторожнее, ты сейчас все затопчешь! Видишь? Волчьи следы ведут к опушке леса, а потом превращаются в человеческие. Оборотень! Понимаешь? Это оборотни, не обычные волки, уж точно не твои!

Услышав про оборотней, Волх не удивился. Словене верили в оборотней – как и все народы, чья жизнь тесно переплеталась с жизнью звериного мира. Только стало немного не по себе – как будто услышал о товарищах по несчастью. Но волновало Волха другое: поверят ли новгородцы этому сомнительному следу? И еще: если вожак сказал правду, то что за злая сила вмешалась в его дела? И какими будут ее следующие действия?

Пока шли до города, Сайми без умолку убеждала Волха, что все образуется.

– Утро вечера мудренее. К утру Кулема сам поймет, что был не прав, возводя на тебя напраслину. Они скоро пойдут собирать для послов погребальный костер, и я пойду с ними, покажу Кулеме следы. Тут-то все и прояснится.

Говоря все это, Сайми чувствовала странную раздвоенность. Неужели это она запросто идет рядом с Волхом по лесной тропе? Как долго она этого ждала… Ей вдруг показалось, что ноги ее не касаются земли, а душа парит где-то выше сосновых крон…

Волх молчал. Только у самой городской стены, уставившись в землю, спросил:

– А что будет, если мне не поверят?