Текст книги "Сын скотьего Бога(CИ)"

Автор книги: Елена Жаринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Ну и какого лешего… – набросился Волх на Бельда.

– Да такого! – огрызнулся Бельд. – Сам не понимаешь, что ли? Людей нельзя загонять в тупик, они становятся опасны и непредсказуемы. У парня уже и губы задрожали. Он же князь, а ты с ним как с мальчишкой, это унизительно! И все равно мы не можем не идти. Что бы Хавр там ни затеял, мы должны это узнать не понаслышке.

– Больно умные все, – пробурчал Волх, но возражать не стал.

После заката на Перыни собрался почти весь город. Хавр велел: приходите! – и люди пришли. Кто из страха ослушаться, кто из любопытства. Снег хрустел под сотнями ног, в ярком свете звезд и костров скользили множественные тени. Перед идолом Перуна совершалась великая треба.

Восьмилистник Перуна горел особенно жарко. Когда ветер раскидывал и рвал пламя, фигура грозного бога, казалось, исполняла воинственный древний танец. Это зрелище пугало и завораживало, и зрители невольно понижали голос.

Волх с друзьями стоял особняком и от русов, и от дружины Словена, плотным кольцом окруживших жертвенник и жреца. Его бывшая дружина затерялась среди горожан, которые сторонились его, как прокаженного. Чтобы не замечать этого унизительного остракизма, Волх задрал голову к небу.

Этим вечером оно было особенно красиво. Звезды щедро рассыпались по темному своду, мерцая из-под прозрачных облаков. Волх не знал их названий. Одной, самой яркой и прекрасной, он давно придумал имя, но губы замерзали от горя, пытаясь его произнести…

– Сегодняшняя ночь самая длинная в году, – зевая, заметил Клянча. Он зябко топтался на месте. – И видимо самая холодная. Сейчас бы дома, у печи, с чем-нибудь горяченьким в чашке… Какого лешего Хавру от нас понадобилось? Без нас, что ли, не мог своих петухов прирезать, мясник?

– Хавр собрался нам что-то показать, – сказал Бельд. – И он знает, что нам это не понравится. Посмотрите на русов. Они вооружены, как на битву.

Волх и Клянча огляделись. Сакс был прав. Наемники явились на требу в полном боевом снаряжении.

– Ну, не принесет же нас Хавр в жертву вместо петухов, – поёжился Клянча. – Хотя от него всего можно ожидать. Когда он рядом, мне очень неуютно без оружия.

Тем временем Хавр закончил долгую молитву. Мар подал ему первую корзину с петухами. Птицы плескали крыльями и кричали, вытягивая шеи. Жрец деловито засучил рукава и взялся за нож. На жертвенный камень рекой полилась птичья кровь.

– Глянь-ка на своего братца, Волх Словенич, – недоброжелательно усмехнулся Клянча. – Ему курочек жаль. Как бы в обморок не брякнулся, бедолага.

Юный князь, стоявший рядом со жрецом, действительно был бледен и напряжен. Его тошнило от вида и запаха крови, и мальчик из последних сил старался этого не показать.

Наконец последний петух был убит во славу Перуна. Треба закончилась. Но Хавр не отходил от жертвенника, о чем-то вполголоса переговариваясь с русскими воеводами. Потом он повернулся, красивым жестом возведя руки к небу. Волху показалось, что Хавр смотрит прямо ему в глаза, и этот взгляд снова вызвал смутное беспокойство.

– Плохо дело, словене, – заявил жрец, качая головой. – Великий Перун брезгует нашей жертвой. Он очень, очень сердит на нас.

Его негромкая речь удивительным образом была слышна по всей Перыни, как будто он шептал ее на ухо каждому. После многозначительной паузы, дождавшись тревожного ропота слушателей, Хавр продолжил:

– Мы проявили ужасную неблагодарность. Громовержец ни на миг не оставлял нас своей защитой, а мы?! Мы поклонялись его врагу, гнусному змею, осквернившему его жену! Мы были слепы и глупы – довольно! Давайте наконец покажем великому Перуну, что мы его любящие дети! Тащите его сюда!

На другой стороне площадки четверо русов ловко накинули арканы на шею Велеса. И деревянный идол внезапно рухнул, как подкошенный, а наемники поволокли его по снегу. Люди ахнули. Потом закричали. Испуганно запричитали женщины. Но русы еще плотнее сомкнулись вокруг жертвенника.

– Вот сволочь… – сквозь зубы прошептал Клянча. – Ты смотри, Волх Словенич, что он надумал, понимаешь?!

– Еще бы…

Волх сжал кулаки. На миг ему показалось, что тащат по земле не истукан, а беззащитное человеческое тело. Ноги сами понесли его вперед.

– Куда, куда! – Клянча вцепился ему в плечо. – Глянь, как он на тебя смотрит! Он ведь только этого и ждет…

А Бельд добавил:

– Волх, это всего лишь статуя…

Поверженного Велеса подкатили к ногам Хавра. Медленно, смакуя каждое движение, жрец Перуна поставил ногу на голову идола и криво усмехнулся. Потом обернулся к своему божеству.

– Ты – князь среди богов, громовержец. Твои молнии разят непокорных. Сегодня я буду твоей молнией, великий Перун!

Откуда ни возьмись, в руке Хавра появился горящий факел. Жрец высоко поднял его над головой, а потом резким, действительно молниеносным выпадом воткнул идолу в самое сердце. Дерево вспыхнуло, огонь торжествующе заплясал. Из-за спин русов словене смотрели, как тело Велеса превращается в обыкновенное обугленное бревно. Смотрел и Волх. Вертлявые языки пламени отражались у него в глазах.

Люди роптали:

– Как же так? Ведь наши деды, прадеды…

– Нет, Перун, конечно, великий бог, но Велес-то чем хуже?

Но глядя, как русы сжимают в могучих руках мечи, словене приглушали ропот. А потом прозвучали и совсем другие слова:

– Да вы подумайте, будь Велес сильнее Перуна, разве допустил бы такое над собой измывательство?

– Сырое дерево, а так вспыхнуло. Неспроста это! Непростой огонь!

– Старый бог ослаб, он не смог защитить себя, не послужит и нам защитой…

– Что князья, что боги – не важно кто, лишь бы нас не обижали.

– Подумаешь, из-за чего сыр-бор, это же просто деревяшка…

Хавр ударил останки идола ногой, разбив их на тлеющие угли. Осколки эти он долго, с наслаждением топтал, пока не превратил в прах. Но и на этом жрец не успокоился. Он велел своим помощникам соскрести с этого места почерневший снег и выбросить его в реку.

– Теперь расходитесь! – велел он людям. И словене, расстроенные и озадаченные, понуро побрели к городу.

Волх долго не мог сделать ни шагу. Он стоял, как приросший, и лишь твердил про себя: это всего лишь статуя. Пустая деревяшка. Его там не было. И все равно сердце мучалось от страдая от необъяснимой, но страшной потери. Наконец Бельд и Клянча обняли его за плечи и силой повели прочь.

На пути у них вырос Волховец. Мальчик робко вгляделся в лицо брата и ужаснулся увиденному. Чувство вины причиняло ему боль, но юный князь не без успеха с ним боролся.

– Хавр хотел, как лучше, брат, – пискнул он. – Он считает, тебе это поможет.

– Ни слова, – быстро шепнул Бельд задрожавшему от ярости Волху. А Волховцу он сказал: – Князь, будь милосерден, оставь в покое брата. Сегодня ты причинил ему большую боль.

Лицо Волховца вытянулось. Он давно уже не слышал выговоров.

– Ты много себе позволяешь, сакс, – заявил он. – Не забывай: я князь, а ты – бывший раб.

Трое молодых мужчин уставились на мальчика, как будто видели его впервые. Убьют, – подумал Волховец. Но Волх с друзьями молча пошли прочь – как будто никакого Волховца не существовало на свете.

Всю зиму горел на Перыни священный огонь. Над рекой стелился дым костров и разносились предсмертные крики птиц. Хавр расстарался. Никогда еще Перун не получал столько жертвенной крови.

После «казни» Велеса город замер в ожидании, как река подо льдом. Люди предпочитали отсиживаться по домам и разговаривали вполголоса. Страх перед Хавром возрос во сто крат. Теперь всем стало ясно, кто на самом деле правит городом.

На исходе февраля, или лютня, умирающая зима огрызнулась последними лютыми морозами. В жарко натопленной библиотеке Волх и Сайми коротали день за чтением жизнеописания Ликурга из Спарты. Слово за словом, фраза за фразой они продирались сквозь дебри полузнакомого языка. Порой вместо буквального перевода они довольствовались догадками, помогая и подсказывая друг другу.

– Ну и ну! Мужья виделись с женами тайком, – хихикнула Сайми. – Вот так порядки навел этот Ликург! Наверняка сам он был не женат!

Волх заступился за древнего законодателя.

– Ничего смешного. Он хотел, чтобы мужчины в Спарте были настоящими воинами. Такими, как царь Леонид.

– Ну вот станешь князем и в Словенске такие же законы введешь, – хмыкнула Сайми.

– Тише, дура! – прошипел Волх. – Думай, что и где болтаешь.

Обиженная Сайми хотела возразить, что никого чужого в хоромах нет. Но тут прямо за стеной послышался шум, крики и голоса.

Сайми и Волх переглянулись.

– Это у Спиридона, – одними губами прошептала девушка.

– Сиди здесь, – велел Волх.

Он вышел в сени как раз в тот момент, когда двое русов вытаскивали грека из его каморки. Спиридон хныкал и ногами цеплялся за порог.

– Эй! Куда вы его тащите? – окрикнул Волх русов.

– Не твое дело, – заявил один. Второй, помоложе, смутился:

– Э… Хавр велел посадить грека в яму. Он чужой, Перуна не чтит. Пусть посидит, одумается…

– Какой же я чужой! – кричал Спиридон. – Я с князем Словеном… Огонь и воду… Столько лет… Да никого из вас еще…

– Заткнись, – оборвал его рус и коротким ударом разбил ему губы в кровь. Спиридон тут же затих. Волху эта сцена стала до того неприятна, что он молча ушел обратно в библиотеку.

Однако чтение не шло на ум ни ему, ни Сайми. В конце концов Волх захлопнул книгу.

– Пойду узнаю, как там Спиридон.

– Я с тобой! – заявила Сайми, наматывая на голову платок.

Уже на улице девушка сама испугалась своей смелости. До сих пор Волх терпел ее только в библиотеке. Вне ее стен он всем своим видом подчеркивал: не забывайся, нас с тобой ничего не связывает. Помни, что я велел, и держись от меня подальше.

Но сейчас Волх, наверно, был слишком обеспокоен. Он просто не заметил присутствия Сайми, позволил ей бежать семенящим шагом следом.

Холодно! Умирающая зима огрызнулась последними лютыми морозами. Утоптанный снег скрипел под ногами. Но улицы были залиты почти весенним солнцем. От домов и деревьев вытянулись синие тени.

Спиридона они нашли в порубе, где при Словене держали только провинившихся рабов. Грек, съежившись, забился в угол и дрожал от холода. Волху стало его жаль.

– Держи! – он кинул Спиридону свое корзно.

Тот тут же закутался в него по самый нос и взмолился:

– Княжич, сделай что-нибудь! Поговори с братом! Пусть меня вытащат отсюда! Как только растает лед, я уеду с первым же кораблем!

– Что нужно от тебя Хавру? – спросил Волх.

– Чтобы я снял вот это, – трясущейся рукой Спиридон вытащил из-под рубахи крестообразный оберег.

– Так сними.

– А ты снимешь то, что тебе на шею повесила мать? – неожиданно спросил грек. Волх невольно схватился за коловрат.

– Ладно. Я попробую что-нибудь сделать, – буркнул он. И тут же пожалел об этом. После сожжения Велеса он ни разу не говорил с братом. Идти теперь к нему кланяться унизительно… Да и бессмысленно: что может сделать этот молокосос?

Волховец действительно долго юлил, говоря, что Хавр печется о благе города, что ему, мудрому, виднее, бла-бла-бла, как сказали бы много столетий спустя.

У Волха лопнуло терпение.

– Так кто, в конце концов, князь, ты или он, леший тебя забери! – рявкнул он. Волховец упрямо поджал губы.

– Уж точно не ты, братец, – пьянея от собственной дерзости, заявил он. Волх подавил в себе братоубийственное желание, плюнул на пол и ушел.

Говорить непосредственно с Хавром Бельд ему запретил.

– Даже не думай! Ты все испортишь! Хавр ждет только предлога, чтобы тебя уничтожить. Ты выйдешь из себя, будешь с ним груб, и он велит наемникам расправиться с тобой как со смутьяном. Разве ты не видишь, он дразнит тебя? Как тогда, с идолом. Он готов покуситься на все, что тебе дорого. Но ты не поддавайся.

– Спиридон мне совсем не дорог, чтоб он провалился, – возразил Волх.

– Но ты же обеспокоен его судьбой? Он часть твоего мира, который Хавр хочет у тебя отобрать.

Прозвучало это умно и красиво – Волх, начитавшийся книжек, уже мог это оценить. Он подумал, что Бельд наверняка смог бы поддержать беседу даже с каким-нибудь греческим философом. Короче, Волх дал себя уговорить.

– Ладно, не пойду к Хавру, – с облегчением согласился он. – Все равно он скоро отпустит Спиридона. Отправит из Словенска первым же кораблем. Зачем он ему сдался?

– Не знаю, – Бельд неожиданно покачал головой. – Хавр опять что-то замышляет. Я даже не хотел тебе говорить…

У сакса сделалось такое лицо, что у Волха кошки заскребли на сердце.

– Ну, что еще у нас плохого? – замирая, спросил он.

– Хорошо, пойдем, – сказал сакс.

К удивлению Волха, Бельд отвел его на улицу, где жили резчики по дереву. У одного из домов, подставив румяное лицо зимнему солнцу, отдыхал мужичок. Бельд поманил его рукой. Мужичок лениво поднялся и вразвалочку подошел.

– Здорово, Кучма.

– И тебе, сакс, не кашлять. И тебе, – ответил резчик, кланяясь Волху – без особого, впрочем, почтения.

– Ну, как продвигается твоя работа?

– А что работа? К Ярилину дню закончим.

– То есть через два дня?

– Ну да.

– Хавр приказал резчикам изготовить новую статую Перуна, – пояснил Бельд. – Вдвое больше прежней. И как можно быстрее.

– Хавр нас очень торопил, – подтвердил Кучма. – Я говорил ему, что так скоро только мухи родятся. А он на меня как посмотрит… Аж сердце в пятки… Я только руками развел и отправился в лес искать подходящее дерево. Ему, Хавру, ничего не скажешь поперек. Страшный человек! – добавил он и восхищенно пощелкал языком.

Того же мнения был о Хавре и бедняга Спиридон. Несколько часов, проведенных в яме, показались ему вечностью. Сырость и холод грызли тщедушное тело. В аду и то лучше, думал он. По крайней мере, там тепло.

Спиридон проклинал себя, безжалостно таская за патлы. Дурак, дурак… Надо было уйти из Словенска, как только запахло жареным. Он думал, ему удастся забиться в нору и перезимовать. Не тут-то было!

Иногда, устав дрожать и плакать, Спиридон впадал в забытье. И вот впервые за долгие годы, прожитые среди словен, приснился ему родной Эфес. Он слышал как наяву шарканье сандалий по пыльным улицам, ему грезились жасминовые гирлянды на белых стенах домов. А над головой – выцветшее от солнца небо…

Когда Хавр самолично спустился к узнику, его лицо, освещенное факелом, показалось Спиридону личиной самого Люцифера. Жреца сопровождали двое русов – совершенные бесы.

– Чего тебе надо? – жалобным голосом спросил грек.

– Сейчас объясню, – кротко пообещал Хавр.

Выслушав руса, Спиридон схватился за голову.

– Я могу подумать? – спросил он Хавра. Тот пожал плечами.

– Что тут думать? Решай сейчас.

– Но ты точно меня отпустишь? Ты клянешься?

– Кто ты такой, чтобы требовать от меня клятв? – надменно заявил жрец. – Хватит того, что я обещал. Да и за каким лешим ты мне сдался? Сделаешь, как я сказал, – и убирайся на все четыре стороны. Ну? Согласен?

Спиридон закивал головой.

Первый день весны выдался солнечным и жарким. Со всех крыш капали сосульки, снег под ногами превратился в блестящую кашу. Деревья стояли в черненых полыньях, а лед на реке стал подозрительно темным. Ни один из охотников уже не рисковал ходить по нему на тот берег.

Над Перынью вороны устроили свадебный переполох. От их тучных тел качались сосновые ветки. Кустарник взрывался от голосов птиц поменьше – синиц и завирушек.

– Волх, поклянись, – твердил Бельд. – Что бы ни сделал Хавр, что бы ни сказал, ты и бровью не поведешь.

Волх буркнул что-то неразборчивое в ответ.

– Нет, ты, пожалуйста, поклянись! – настаивал Бельд.

Волх остановился как вкопанный.

– Я тебе уже сказал. Пусть Хавр хоть мать мою изнасилует перед всем честным народом. Я слово дал. Чего тебе еще?!

Бельд отстал. Хотя, если честно, слову Волха он верил с трудом. Во всем его плане Волх был самым слабым звеном. Он бешеный, он привык переть на рожон, а в схватке с Хавром это самоубийство. И Бельду оставалось только просить богов, чтобы они в решающий миг послали молодому князю хоть каплю разума.

Позади раздался сердитый ох, и Бельд обернулся.

– Провалилась? Ты по моим следам ступай, ног не промочишь.

– Уже промочила, – проворчала Сайми, отряхивая подол. Все последние дни она проводила с Волхом и его друзьями. Она чувствовала себя помолодевшей на пять лет и наслаждалась тем же мучительным счастьем, что и в памятном лесном походе. Снова, как тогда, их судьбы висели на волоске…

На Перыни люди Хавра со всей почтительностью уже поместили старую статую Перуна в сторону – туда, где раньше стоял Велес. В сердце огненного восьмилистника поднимался новый Перун. Его тень казалась такой же бесконечно длинной, как тени древних сосен, падающие через реку. Идол был выточен из цельного дубового ствола. Его лик был грозен, а голову венчали настоящие бычьи рога, врезанные в дерево. Испуганные явлением бога, многие горожане упали ниц.

Привели жертвенного быка – могучего зверя с крутым мохнатым загривком. Хавр бесстрашно задрал ему морду и полоснул ножом по горлу. Бык жалобно взревел и упал на подкошенных ногах. Кровь переполнила жертвенник. Темно-красные ручейки побежали вниз, протапливая в снегу дорожки, похожие на вены.

– Приведите грека, – велел Хавр.

Двое русов под мышки притащили Спиридона и бросили его на колени перед жрецом. С того места, где стоял Волх, хорошо была видна блестящая от пота лысина грека, окруженная жидкими колечками волос.

– Вот чужак, – объявил Хавр. – Он жил с нами, ел наш хлеб, но не верил в наших богов. Я думаю, настало время призвать к его совести. Давай, грек. Сними свой крест и признай Перуна своим господином.

– Ни за что! – решительно ответил Спиридон. – Я лучше умру, чем предам свою веру!

– Вот краснобай! – удивился Клянча. – А я думал, он труслив, как заяц.

Сердце Спиридона и в самом деле сейчас частило, как у зайца. Заученные слова, которыми он рассчитывал купить жизнь и свободу, жгли ему горло. Из всех ролей роль мученика за веру подходила ему меньше всего. И хоть он говорил свои слова понарошку, ему все равно было страшно. Кому, как не ему, книжному червю, знать магическую силу слов?

Хавр не объяснил, зачем ему понадобился этот спектакль, но Спиридон и сам догадался. Эта догадка не делала ему чести. Но надо было продолжать игру – отрабатывать свою свободу.

Спиридон шмыгнул носом и заявил:

– Никогда и ни за что не поклонюсь я твоему дикарскому богу!

– Вот как? – усмехнулся Хавр. – Ну, как знаешь. Тогда твоя смерть будет угодна Перуну. Громовержец! Тебе посвящаю я кровь этого нечестивца!

Хавр ухватил Спиридона за волосы и повернул его лицо к зрителям. Жертвенный нож блеснул у самого горла. По толпе пронесся единый вздох ужаса. Все видели, как Хавр убивал женщин, решивших последовать за мужьями в Вырей. Но даже старики не помнили, чтобы человека приносили в жертву богам.

– Он что, совсем спятил?! – Волх рванулся вперед. Но Клянча и Бельд вцепились в него мертвой хваткой.

– Не смей! Ты слово дал!

Хавр терпеливо держал паузу. А потом склонился над греком.

От его ласковой, ободряющей улыбки у Спиридона свело зубы.

– Хавр, я сделал все, как ты сказал!

– Увы, этого оказалось недостаточно, – вздохнул жрец. – Ты плохой лицедей. Зверь не попался в ловушку. Но я помогу тебе быть убедительным…

И тут Спиридон отчетливо понял, что никогда больше не увидит родного Эфеса. Он заплакал от обиды, потому что не хотел умирать здесь, на диком севере, по пояс в грязном снегу.

– Хавр, ты обещал! – взмолился он охрипшим голосом.

– Конечно, конечно, – кивнул жрец. – Я обещал тебя отпустить. Иди на все четыре стороны.

Нож совершил едва уловимое танцующее движение – и тело Спиридона рухнуло ничком у алтаря. В последний раз мелькнула перед глазами и рассыпалась золотая пыль эфесских улиц.

– Пошли, пошли отсюда.

Друзья волокли Волха прочь, сквозь беснующуюся толпу. Он бился у них в руках.

– Сволочи! Уроды! Какого лешего вы мне помешали? Прочь пошли!

Сайми робко коснулась его плеча.

– Волх, мы…

– Не смей меня трогать, дура! – взвился Волх. – Убирайся! И не ходи за мной, как собака! Достала! Видеть тебя не могу!

Он вырвался и побежал к терему.

Сайми застыла, закрыв лицо руками. Щеки у нее горели, как от пощечины. Только сейчас она поняла, как сильно надеялась, что между ней и Волхом что-то изменилось к лучшему.

– Красавица, это он сгоряча… – неуверенно начал Бельд. Ему стало так ее жаль, что он попытался ее обнять. Но Сайми резко оттолкнула его и пошла прочь. Слезы ручьем катились из глаз, но у нее уже не было сил их стесняться.

Этим вечером Волх пил один. Клянча попытался было к нему подойти, но чудом увернулся от пущенной в лоб чаши. После этого никто уже не хотел рисковать. Только Сайми то и дело возвращалась к его дверям. Там она стояла незамеченной, грызя кулак от обиды и тревоги. Она вспоминала тихие вечера, проведенные за чтением книг. Значит, это и было все счастье отпущенное на ее долю… При мысли об этом ей становилось трудно дышать.

Книги! – внезапно осенило ее. Расправившись с книжником, Хавр доберется и до книг. Он знает, что Волх заинтересовался отцовской библиотекой. Он будет уничтожать все, что Волху дорого.

Сайми бросилась в библиотеку. От волнения она долго не могла зажечь свечу. Наконец пламя осветило знакомые полки. Сайми вспомнила вечера, проведенные здесь с Волхом, и у нее закружилась голова. Книги – безмолвные свидетели ее маленького счастья. Книги – ее неожиданные союзники. Спиридона больше нет, и они осиротели. Она будет последней неблагодарной тварью, если оставит их на растерзание русам.

Сколько книг… На мгновение у Сайми опустились руки: столько ей попросту не унести. Но тут же она решительно начала вытаскивать с полок потрепанные фолианты. Овидий. Недочитанный Плутарх. И, конечно, «Эллиника» Каллисфена – в которой написано про царя спартанцев. Бросив сверху еще несколько пергаментов, Сайми устремилась на выход. Ах! – от неожиданности она едва не выронила свою ношу. В дверях стоял Волх.

Он был пьян, но затею Сайми понял без слов.

– Подожди в сенях, – бросил он, а сам сгребал с полок книги без разбору.

– Волх! – жалобным шепотом окликнула его Сайми. На крыльце послышались шаги и голоса. Русы!

– Пошли отсюда, бегом! – подтолкнул ее Волх.

Легко сказать – бегом! У Сайми отнимались руки от тяжести. На лестнице Волх, неловко споткнувшись, выронил верхнюю книгу. Шелестя страницами, она сползла по ступенькам.

– Леший с ней, идем!

– Забирай всю эту дрянь! Суй в мешки! – послышалось снизу.

– Эй, Мар! Смотри сюда!

Поняв, что русы нашли оброненную книгу, Сайми сжалась от ужаса.

– Нас поймают…

– Тише, – шикнул на Волх. – К матери идем. Не вломятся же они в княгинину светлицу.

Шелонь увидела на пороге сына и Сайми, нагруженных книгами. У девушки зрачки стали огромными от страха, в зеленых глазах Волха бродил недавний хмель. И тут же на лестнице послышался топот сапог.

Шелони не понадобилось объяснений.

– Прячьтесь туда! Живо!

Она подтолкнула Волха и Сайми в какой-то завешанный пологом закуток.

Едва полог перестал колебаться, в светлицу нагло заявился Мар. Шелонь с благородным негодованием на лице поднялась ему навстречу.

Сердце у Сайми стучало, как у зайца. От страха – но еще и от того, что в тесном закутке она невольно оказалась в объятиях Волха. Плечом она упиралась в его плечо, его щека была прижата к ее волосам, он дышал медовухой прямо ей в нос. Две стопки книг перемешались, Волх с Сайми удерживали их в четыре руки.

– Где твой сын, княгиня? – спросил Мар.

– И тебе добрый день, Мар, – спокойно ответила Шелонь. – Что до сына, то вы, русы, видите его чаще меня. Спроси лучше у Хавра, где он.

– Я Волха имел в виду, – едва сдерживая ярость, сказал Мар. – Твоего старшего сына.

– А этого сына я вижу еще реже.

– Княгиня!

– Что, наемник? – оскорбительно и надменно бросила Шелонь.

Молодец, мама! Волх восхищенно улыбнулся. Он всегда знал, что его мать – необыкновенная женщина. Иначе она не смогла бы стать избранницей бога.

Мар сдался. Он обшарил взглядом светлицу, но обыскивать покои княгини-матери не решился. Такая инициатива, пожалуй, выйдет ему боком. Он ушел, жестом велев остальным русам следовать за ним.

Едва дождавшись, пока стихнут шаги русов, Сайми, а вслед за ней Волх вынырнули из-за полога. Шелонь усмехнулась, глядя на них: оба красные и растрепанные, как будто невесть чем там занимались. На ее постели выросла пыльная гора книг.

– Мар вернется, – сказала, с сомнением глядя на это богатство, Шелонь.

– Знаю, – кивнул Волх. – Я не дурак, чтобы оставить это у тебя. Только куда их девать? В землю зарыть? Тогда уж проще сжечь.

– Я знаю, куда, – вмешалась Сайми. – Отнесем их к Паруше. Она очень надежная женщина. Дождемся только темноты, а я пока сбегаю договорюсь.

Ночью ударил мороз. Зима отыграла потери, которые нанесло ей напористое весеннее солнце. Талый снег превратился в лед, На кромках крыш повисли опасные сосульки, деревья забелели инеем.

Сайми, оглядываясь, быстрым шагом шла впереди. Волх следовал за ней. Его сапоги все время скользили по дороге, превратившейся в сплошной каток. Мешок с книгами мешал удерживать равновесие. Несколько раз Волх едва не упал, ругаясь яростным шепотом. Тогда Сайми поворачивала к нему испуганное, бледное в темноте лицо.

Внезапно вместо ругани Волх рассмеялся.

– Ха! Просто не верится, что я этим занимаюсь.

– Чем? – не поняла Сайми.

– Что я крадусь, как вор, леший знает куда, с мешком, набитым старыми кожами, да еще…

Он хотел сказать – да еще с тобой, но прикусил язык. Как ни смешна Сайми в своей преданности, она таких обид не заслужила.

– Это не просто кожи, – возразила Сайми. – Мне кажется, ты и сам это почувствовал.

– Тем хуже для меня, – мрачно заметил Волх.

– Почему?!

– Как тебе объяснить… Я привык жить в том мире, который существует здесь и сейчас. В мире вещей. И пусть в этом мире я видел немного радостей, но по крайней мере он не уходит из-под ног, как подтаявший лед. А теперь оказалось, что существует не только мир вещей, но и мир мыслей. И в этом мире даже то, что давно ушло, продолжает существовать. Оно затаилось здесь, – он потряс мешком с книгами, будто тащил там змеиный клубок. – Это мир обманов и напрасных надежд. И может быть, я предпочел бы никогда туда не попадать.

– Какая разница – вещи, мысли… – пожала плечами Сайми. – Мне хорошо в том мире, где я счастлива. И я не стану требовать от своего счастья доказательств, что оно существует на самом деле.

– Умная какая, – сердито фыркнул Волх. Ему вдруг страшно захотелось снова поругаться с Сайми. Но время для этого было неподходящее: они как раз подошли к избе Паруши.

Сайми тихонько поскреблась в окно. Сквозь щели в ставнях мелькнул свет. Стукнул засов. Дверь отворилась и впустила ночных гостей.

Пригибая голову, Волх спустился в темное нутро землянки. Запах дома для него всегда был запахом теплого дерева. Но здесь пахло такой сыростью, что даже кости заломило.

Волх поставил мешок с книгами перед хозяйкой.

– Сайми тебя предупредила? – спросил он.

– Да, Волх Словенич, – кивнула Паруша, сцепив руки на животе. – Спрячу, сберегу.

– Там краски такие яркие, они испортиться могут, – забеспокоилась Сайми. Присев на корточки, она перебирала содержимое мешка. Волх отметил, что с особой нежностью она погладила потрепанного Овидия. И стоило тащить эту ерунду. Лучше бы еще какую-нибудь толковую книжку взяли, – подумал он с внезапным раздражением.

– Я их в сухие тряпки заверну, – заверила Паруша.

Вдруг в углу послышался шорох. Волх резко обернулся на звук. Сайми встрепенулась, прикрывая руками свое богатство.

Маленькое существо метнулось к ним из угла и ткнулось головой в Саймины колени. Волху на миг показалось, что это какое-то животное. Но он быстро сообразил, что ошибся. Это был ребенок – черноволосая девочка, съежившаяся на полу, как звереныш.

– Туйя, деточка, – растроганно прошептала Сайми. Она погладила тоненькие косички. Девочка вздрогнула, но не отшатнулась, а напротив, прижалась еще крепче. Она не раздумывая узнала в Сайми спасительницу, явившуюся в тот миг, когда ее детская жизнь превратилась в сплошной ужас.

Забыв о книгах, Сайми обняла ребенка. Ее сердце переполнилось нежностью – и тоскливым сожалением. И у нее могла быть такая же дочка… или сын – выбери она в свое время другую судьбу.

Волх знал, что Паруша приютила у себя дочь Ялгавы. Ребенка, чей плач так злил его в Новгороде. Но сейчас его вдруг ужалила ревность. Это ведь и моя дочь! – подумал он с обидой. – Чего это она ластится к чужим?

Волх подошел и, оторвав от Сайми маленькую ладошку, потянул девочку к себе.

– Хватит тебе гнить в избе. Со мной пойдешь, будешь в высоком тереме жить, – сказал он – как будто посулил царский подарок. Однако Туйю эта участь не прельстила. Она некрасиво скривила губы и заныла. Волх с досадой отбросил ее ручонку.

– Вот дура! Сайми! Забирай ее.

– Но княгиня Шелонь… – засомневалась Паруша. – Твоя мать считает, что девочке здесь безопасней…

– Она ошибается, – холодно ответил Волх. – В конце концов, я ей отец или кто?

Или кто, – сердито подумала Паруша. – Где ты раньше был, отец?

Еще она была очень обижена на Волха за «гнилую избу». Ну да, конечно, не княжьи хоромы. Зато тепло, чисто и… спокойно. Но вслух она, конечно, ничего не сказала. Во-первых, Паруша привыкла чтить Волха как князя. А во-вторых, в ее годы не пристало препираться с вздорным мальчишкой. Поэтому она молча собрала в узелок несколько Туйиных рубашонок и поцеловала на прощанье сиротку – как она привыкла девочку называть.

Сайми и Волху удалось спасти чуть больше десятка книг. Остальные сгорели в большом костре, который Хавр велел развести едва ли не под самыми окнами терема.

Книги книгами, но после убийства Спиридона Бельд был уверен, что подбивать людей выступить в поддержку Волха ему станет легче. Не тут-то было. Прав оказался Клянча, презрительно присвистнувший:

– Фю! Из-за какого-то грека своей головой рисковать? И не надейся.

Сначала людей взбудоражила эта история. Город бурлил, как прокисшая каша в кишках. Но двигало людьми не возмущение, а гаденькое любопытство. Публичное убийство человека оказалось захватывающим зрелищем. Последние мгновения жизни Спиридона обшептывались и обсасывались сотнями возбужденных ртов. И все попытки Бельда воззвать к совести и к достоинству горожан пропадали втуне. Более того. Однажды он услышал в свой адрес произнесенное сквозь зубы:

– А ты-то сам? Нашей ли веры?

После этого у Бельда совсем опустились руки.

А спустя пару недель смерть Спиридона камнем опустилась на дно человеческого болота. И только к маю, или месяцу травню, по городу поползли новые, совсем страшные слухи.

По всем приметам год предстоял тяжелый. Старики-ясновидцы пугали бесплодным летом, урожаем, сгнившим на корню, падежом скота и в итоге голодом.

Словене еще не забыли, что такое голод. Именно голод много лет назад погнал часть племени на север – в поисках земли, которая сможет всех прокормить. Но словене помнили, что старики были против исхода. Они предлагали другое решение. В глубинной, утробной памяти племени сохранился надежный способ умилостивить богов. Но всерьез об этом давно не говорилось, только рассказывалось в самых страшных сказках…