Текст книги "Принц Крови (СИ)"
Автор книги: Елена Прокофьева
Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 50 страниц)
Филипп смотрел на него скептично.
– Я слышал, как господин де Лоррен говорил, что вам нужны серебряные пули, – продолжал Патрю, – Я помогу вам их отлить. Я знаю, каково должно быть идеальное соотношение свинца и серебра, чтобы пуля не получилась слишком мягкой, но в то же время могла нанести достаточный ущерб вампиру. Или оборотню… И я умею обращаться с порохом.
– Если хочешь остаться, тебе придется дать мне клятву крови, – сказал Филипп.
– Конечно, монсеньор, – согласился Эмиль, – Я с радостью сделаю это. Вряд ли мадам де Пуатье когда-нибудь вернется в Париж.
3.
Пару месяцев спустя, когда его птенцы окончательно сжились со своей новой сущностью и обрели некоторую самостоятельность – по крайней мере, их стало возможно выпускать питаться без присмотра, – Филипп решил, что настала пора приступить к исполнению второго и наиболее ответственного этапа своего плана, заключавшегося в том, чтобы объявить себя принцем города и посмотреть, что из этого получится.
Несмотря на то, что вампиры сейчас жили обособленными гнездами или по одиночке и практически не контактировали между собой, все же почти все они что-то друг о друге знали. Кроме того, сильные вампиры могли чувствовать находящихся поблизости собратьев, и найти их при необходимости им не составляло труда.
Однажды ночью Филипп отправил своих птенцов в те гнезда, о которых ему было известно, в качестве парламентариев, с целью донести до вампиров информацию о том, чтобы следующей ночью все они явились по указанному адресу, дабы принести клятву крови новому принцу города. Тем же, кто не захочет этого сделать, предлагалось покинуть Париж, потому что, начиная с последующей ночи, на каждого, кто не подчинится, будет объявлена Кровавая Охота.
В том, что никому из ныне обитающих в Париже вампиров это предложение не понравится, не оставляло сомнений. Большая часть из них проигнорирует приглашение, и затаится на время, ожидая схватки между наглым самозванцем и теми вампирами, кто захочет бросить ему вызов. И уже в зависимости от результата поединка, они либо останутся при своем, либо поступят так, как им предписывается – принесут клятву крови или уедут. Потому что формально признанный принц города действительно вправе открыть Кровавую Охоту на тех, кто отказывается подчиниться, а это означает истребление всеми возможными способами, далекими от благородных. Под это дело непременно активизируются и изрядно поредевшие в последнее время, но не лишившиеся боевого духа охотники, которые не упустят шанса воспользоваться поддержкой принца горда во имя истребления беззаконной нежити, особенно, если им укажут, где она скрывается.
Филипп очень надеялся, что бросить ему вызов в первую очередь явится Ла Морт Нуар, тратить силы на кого-то еще ему представлялось крайне нежелательным.
– А если он все же не придет? – поинтересовался Лоррен, когда все парламентарии отправились исполнять возложенную на них миссию, – Если предпочтет выждать, пока кто-нибудь другой вызовет вас на поединок? Это было бы правильно – выяснить для начала возможности соперника.
– Существо, придумавшее себе прозвище «Ла Морт Нуар», вряд ли отличается хотя бы зачатками разума, зато самомнения ему не занимать, – сказал Филипп, – Он явится, чтобы поглумиться надо мной и втоптать в грязь. И потом, все его «ла мортики» будут от него этого ждать, ему, как и мне, тоже нужно подтверждение статуса.
Той же ночью не теряя времени даром, Филипп отправился в загодя подготовленный подвал заброшенного дома, где должен был состояться самый ответственный в его жизни магический ритуал, позволивший бы ему справиться с сильным и старым вампиром.
Проявив неслыханную любезность, Вадье даже сам нашел и похитил девицу для принесения в жертву, – впрочем, ему просто нравилось охотиться, – которая к приходу Филиппа уже лежала связанная на алтаре в полуобморочном от ужаса состоянии, пытаясь то ли молить о пощаде, то ли кричать через кляп.
Существенно помочь чем-то еще Вадье не мог, магические символы Филиппу предстояло чертить самому, это был важный момент в подготовке к ритуалу, – все должно быть сделано его собственной рукой.
Времени оставалось мало и новоявленный принц города, напряженно закусив губу, ползал по полу на четвереньках, вычерчивая вокруг алтаря знаки силы и стараясь нигде не ошибиться. Вадье наблюдал за ним.
– И все же для жертвы в таком ритуале лучше всего использовать ребенка, и помладше, – говорил он с сожалением, – Безгрешное создание ценится куда дороже шлюхи.
– Ты приволок шлюху? – нахмурился Филипп, поднимаясь с колен и пристально рассматривая связанную девицу, на вид довольно молоденькую и прилично одетую.
– Нет, конечно, – ответил Вадье, – Она не девка с улицы. Но я не проверял ее невинность. В этом возрасте она вполне уже могла ее потерять, но я же не мог рисковать и брать кого-то моложе, – добавил колдун язвительно, – из опасения, что ваше высочество сочтет ее ребенком!
– Теперь уже это не важно, – ответил Филипп, возвращаясь к работе, – Все равно искать кого-то другого нет времени.
– Она подойдет, – сказал колдун, – И все же я хочу, чтобы ты объяснил, почему не убиваешь детей. Всему должна быть причина.
– Я не могу объяснить. Ты либо понимаешь это, либо нет.
– Тебе их просто жаль. Я так и думал, – проговорил Вадье удивленно, – Черт возьми, Филипп, это непрофессионально! И просто смешно! Хотя… – он сделал вид, что призадумался, – в общем, где-то даже мило…
Филипп поднял на него усталый взгляд.
– Вадье, ты здесь для того, чтобы поглумиться надо мной? Может быть, отложишь это на потом и не станешь отвлекать меня?
– Ты все делаешь правильно. Расслабься. Будешь неуверен в себе, – это почувствуют и ничего тебе не дадут. Когда хочешь получить что-то от того, кто сильнее тебя, заставь его поверить, что ты имеешь на это право.
– Я тебя убью сейчас, если не прекратишь умничать под руку… – проговорил Филипп, вытирая носовым платком перепачканные мелом пальцы, – Оставь уже этот менторский тон!
– Ладно, – хмыкнул колдун, – Тогда заканчивай. Готовь чашу и кинжал.
За время общения с Вадье Филипп прошел долгий путь и действительно многому научился. И как всякий человек, который после долгого слепого хождения в темноте и абсолютной уверенности в своей непроходимой тупости, вдруг ступает в полосу света, и начинает что-то понимать, он чувствовал себя достаточно самоуверенным для того, чтобы кинуться в омут с головой. Вадье был прав, когда говорил, что магия затягивает, стоило только однажды самому провести ритуал и научиться питаться силой, которую тьма отдает за жертву, уже невозможно было остановиться. Хотелось еще и еще. Хотелось большего… Это было особенное ощущение, несравнимое с тем, когда отнимаешь жизнь, выпивая у человека кровь, – это было все равно, что выпить какое-нибудь волшебное зелье, делающее тебя кем-то другим, совершенно неуязвимым и могущественным, как демон. Вот только сила тьмы не накапливалась, как сила от выпитой крови, постепенно она иссякала бесследно, оставляя после себя пустоту. И сейчас, хотя Филиппу было страшновато пытаться сожрать сразу большой кусок, одновременно он чувствовал сладкое предвкушение. Что эта сила сделает с ним? Кем она его сделает?
Получилось все не так, как он рассчитывал. Не было ни упоительного всемогущества, ни экстатической радости, – вообще ничего приятного. Оказалось, что брать слишком много, это все равно что какое-то извращенное обжорство, когда пихаешь в себя лишнее, и не можешь остановиться, давишься, чувствуешь, что вот-вот лопнешь и – все равно продолжаешь пихать. Только происходит все это не с желудком, а с головой.
Когда приносишь жертву, а не просто убиваешь, кровь не впитывается в кожу, она остается на руках, пока ее не смоешь. Странное ощущение. Все равно как на время перестаешь быть вампиром и снова становишься человеком. Хотя и такое сравнение неверно, потому что это вообще ни на что не похоже – стоять в круге силы и чувствовать, как открываются врата между мирами, и как пространство, окруженное магическими знаками, заполняет нечто чуждое, что прикасается к тебе и изучает, и изменяет, на время делая тебя своей частью. Ты перестаешь быть вампиром или человеком, ты становишься сосудом или проводником, или источником, – если, как правильно сказал Вадье, проявишь страх или слабость. Потому что перед тьмой не существует иной силы, кроме силы духа.
Когда ты становишься частью тьмы, ты можешь взять от нее все, что захочешь. Столько, сколько сможешь, без ограничений. Насколько хватит выдержки. И если кажется, что магия вот-вот раздавит тебя в лепешку или превратит в кашу твой мозг, это означает лишь то, что воля твоя слабеет. Ты можешь держаться до последнего на грани и даже за гранью, но если не успеешь отступить, и воля рухнет, не выдержав натиска, ментальные раны станут физическими, и тяжесть их будет зависеть от того, как сильно ты опоздал. Предел есть у всех. Даже у величайших магов. Только чувствовать, когда пора остановиться – довольно сложное искусство, не у всех получается.
Давление на мозг было чудовищным, и оно все усиливалось, несколько раз Филиппу казалось, что голова вот-вот развалится на части, но он понимал, что взял еще слишком мало и что, если остановится сейчас, то все будет напрасным. И он злился на собственную слабость и продолжал читать заклинание, пока мог хоть что-то соображать. Испытывать свой предел ему не приходилось еще ни разу, и это был именно тот случай, когда стоило рискнуть и попробовать.
Вадье находился за пределами круга и ничем не мог ему помочь. Начав ритуал, Филипп должен был и завершить его самостоятельно.
– Думаю, достаточно, – услышал он в какой-то момент сквозь нарастающий звон в ушах, – У вас вампиров сумасшедшая способность к регенерации, но если мозги вытекут через уши, я сомневаюсь, что они потом восстановятся должным образом. Филипп, ты слышишь?.. Заканчивай! Больше все равно не получишь!
Филипп хотел спросить почему, но нельзя было прерывать заклинание.
Он сам понял, что Вадье прав, уже в следующий миг, когда почувствовал кровь во рту.
Филипп поспешно оборвал связь и, наверное, сделал это слишком резко, – а может быть, все же, просто поздно, – потому что когда рухнули защитные барьеры, голова взорвалась такой болью, что Филиппу показалось, будто ему выстрелили в затылок. Перед глазами его потемнело, и он рухнул на колени.
Вадье рванулся к нему и придержал за плечи, не давая упасть и, кажется, что-то говорил, но Филипп не понимал ни слова, голова пульсировала болью и гудела, как колокол, в который лупит со всей дури какой-нибудь ополоумевший монах. К тому же его тошнило. И вообще было так плохо, как никогда еще с тех пор, как его обратили. Да и при жизни, пожалуй, так плохо не было, – иначе он бы умер.
Когда перед глазами немного прояснилось, Филипп увидел перед собой лужу крови. Кровь текла из его рта, из носа и, кажется, из глаз, стекала по лицу, заливая одежду, и не впитывалась в кожу, как и кровь жертвы. Вот дьявол, а это как еще понимать?!
Сквозь розовую пелену перед глазами Филипп увидел обеспокоенное лицо Вадье.
– Слышишь меня?! – спросил тот, наверное, уже в тысячный раз.
– Не получилось? – пробормотал Филипп, – Почему? Что я сделал неправильно?
– Получилось! – злобно закричал Вадье, – Только ты взял больше, чем следовало! Черт тебя возьми, ты едва не откинул копыта, идиот!
Филипп подумал, что ему еще совсем не поздно их откинуть, но говорить было слишком трудно. Почему Вадье сказал, что получилось? Если бы, в самом деле, так, – чувствовал бы он себя таким слабым? Как человек… Как немощный, издыхающий смертный…
Вадье уложил его на пол, подсунув под голову свернутый камзол.
– Скоро рассветет, а здесь оставаться нельзя, – проговорил он, – Мне придется отправиться за Лорреном, чтобы он отнес тебя домой.
Филипп мучительно застонал, перевернулся на бок, и его вырвало кровью, после чего он отключился.
– Вот дерьмо! – с чувством проговорил Вадье.
Несколько мгновений он стоял над бесчувственным вампиром в задумчивости, но так и не смог придумать, что тут можно предпринять, поэтому просто отправился, куда собирался. По пути, в красках представляя себе как отреагирует на произошедшее Лоррен, он несколько раз едва не поддался искушению сбежать куда-нибудь подальше из Парижа и из Франции – к чертовой матери! Возможно, он так и поступил бы, не будь, на самом деле, почти уверен в том, что Филипп оклемается. Вампир сильнее человека, если сразу не рассыпался в прах, значит, наверняка выкарабкается. Но, с другой стороны – что он вообще знает о вампирах?
С Лорреном колдун держался уверенно, будто и в самом деле все прекрасно знал и понимал и вообще полностью контролировал ситуацию.
– Сейчас он слаб. Очень слаб, – сказал он, прежде чем они спустились в подвал, и тот увидел, насколько все ужасно, – Ему больно и плохо. Ты отнесешь его домой и уложишь на дневной сон. И к следующей ночи с ним все уже будет в порядке.
Вот бы ему самому такую уверенность!
Открывая дверь, Вадье вознес мысленную молитву кому-то – сам толком не понял кому – чтобы они не обнаружили сейчас на полу кучку праха и косточки. Потому что в таком случае ему конец.
К величайшему его облегчению, Филипп по-прежнему лежал на полу целым и невредимым, разве что выглядел жутковато, весь залитый кровью. Кажется, вампир даже был в сознании, по крайней мере, глаза его были открыты, а мутный взор устремлен в потолок. И кровотечение, похоже, остановилось. Вадье, который видел, что было раньше, зрелище показалось вполне жизнеутверждающим, но Лоррен на несколько мгновений замер у порога в глубочайшем шоке.
– Вот дерьмо! – воскликнул он, кидаясь к Филиппу, – Что здесь произошло?!
– Не ори, – прошептал тот одними губами, – Ох, моя голова…
Лоррен не внял его просьбе. Он был зол как черт.
– Что вы наделали? – прорычал он, – Похожи на покойника и истекаете кровью!
Он прокусил запястье и приложил его к губам Филиппа, но тот только сделал глоток и закашлялся.
– Черт, я не могу пить кровь! – простонал он, – Лоррен, мне плохо, очень плохо, должно быть, я умираю!
Лоррен в ярости посмотрел на Вадье, но тот теперь уже, в самом деле, был уверен, что все обойдется, и только повторил:
– Делай все так, как я тебе сказал. С ним все будет хорошо.
– Если он умрет, тебе тоже не жить! – пообещал Лоррен, поднимая Филиппа на руки.
– Ничего с ним не сделается, – проворчал колдун, уже оставшись в одиночестве, – Человек умер бы, но он-то не человек… И вообще, при чем тут я?.. Вот и помогай этим вампирам!
Он собрал магический инвентарь, потом обильно облил все внутри подвала лампадным маслом, уделив особенное внимание трупу девушки, и прежде чем уйти, поджег ее одежду.
4.
Филиппу действительно быстро становилось лучше. Питаться он все еще не мог, но и не хотел, несмотря на кровопотерю, – что было странно. Но главное, головная боль утихла до вполне терпимой, а после прохладной ванны Филиппу стало совсем хорошо. Ну, почти совсем… И Лоррен отнес его в постель, хотя, строго говоря, тот мог бы уже дойти и сам.
Бледный до полупрозрачности, Филипп лежал на белых простынях с крайне скорбным видом. Лоррен сидел с ним рядом и смотрел настороженно, думая о том, что совершено невозможно себе представить, чтобы на следующую ночь он мог драться с кем-то. Не стоит и пытаться. Лучше заранее сбежать. Это будет выглядеть жалким и глупым, но какая, к черту, разница?
– Вадье сказал, что все прошло успешно, – проговорил он, – Но что-то мне не верится. Выглядите вы… не очень.
– Черт знает, – пробормотал Филипп, – Может быть, я и почувствую что-нибудь эдакое к завтрашнему вечеру. Но пока я сильно в этом сомневаюсь. У тебя-то все готово?
– У меня-то готово.
– Хорошо. Когда там уже рассвет? Хочу прекратить свое ничтожное существование хотя бы на время…
Но и это оказалось ему не дано.
Потому что он не смог уснуть.
Даже в тот миг, когда солнце поднималось над горизонтом, и в анабиоз впадали все вампиры во все времена, Филипп лежал на кровати с открытыми глазами, ощущая себя вполне живым и подвижным, ничуть не более мертвым, чем до рассвета, и даже так, будто сейчас запросто сможет подняться. Филипп чувствовал восход солнца, так же как и всегда, но его все более распространяющаяся власть над миром не делала вампира слабым и беспомощным, не вызывала у него ни страха ни вообще какого-то беспокойства. Солнце было просто солнцем. Огненным шаром в небесах. Безопасным для него так же, как и для людей. И вот это было по-настоящему потрясающим! Это было удивительнее всего на свете! И это было умопомрачительно страшно. Потому что невыносимо хотелось встать, поднятья по лестнице, открыть дверь, ведущую из подвала в прихожую, и выйти в залитый светом дом, чтобы убедиться, что все именно так и обстоит: что солнце не обратит его в пепел!
Безумная мысль. Но как заставить себя просто лежать, пялиться в полок и думать, что было бы, если бы он все-таки вышел? Как заставить себя не попробовать?
Конечно, он не удержался.
Одевшись, Филипп поднялся по лестнице и один за другим открыл замки. Все было устроено так, чтобы свет не попал на вампирское ложе, даже если дверь откроется в самый неподходящий момент, поэтому он не опасался ненароком испепелить Лоррена. Несколько мгновений Филипп собирался с духом, а потом потянул дверь на себя, и рефлекторно едва не отпрянул в сторону, когда увидел тонкий луч света, проникший в щель. Глазам не было больно, и вампир смотрел, словно на чудо, как кружатся в солнечном свете крошечные пылинки. А потом он протянул к лучу руку и коснулся его кончиками пальцев. Снова ничего не произошло. И тогда Филипп открыл дверь шире, и все еще подсознательно ожидая дикой боли и готовый мгновенно отпрянуть в темноту, шагнул с лестницы в прихожую.
В доме все выглядело совсем не так, как он привык, все казалось немного нереальным и каким-то прозрачным, готовым рассыпаться волшебной золотой пыльцой при прикосновении. Совсем другие цвета, более яркие и живые… Солнечный мир даже пах иначе, дерево и ткань, и букет свежесрезанных цветов, принесенных из сада, – у всего был новый, густой и более сладкий аромат. И все будто излучало тепло. Как странно! И интересно!
Может быть, дверь скрипнула, открываясь, а может быть, Жак просто почувствовал, что происходит нечто необычное, потому что через несколько секунд он вдруг появился в прихожей с заряженным пистолетом в руке и замер, воззрившись на своего хозяина с изумлением и ужасом. И Филипп смотрел на него, думая о том, что люди тоже странно выглядят в солнечном свете.
Вслед за Жаком в прихожую вышла Шарлотта и нарушила эту немую сцену, испуганно вскрикнув. Этот возглас словно вывел швейцарца из оцепенения, он кинулся к Филиппу, мощным ударом втолкнул его в подвал и влетел за ним следом, поскорее захлопнув за собой дверь.
В подвале стало темно, как в гробу. Вампир и так прекрасно все видел, а Жак вдруг совершенно ослеп, лицо его стало растерянным, взгляд бессильно заскользил по сторонам, не в силах что-либо разглядеть, и он на всякий случай подпер дверь спиной.
– Монсеньор? – спросил он, – Вы живы?
– Полагаю, что нет, – отозвался Филипп, – Сердце по-прежнему не бьется, можно не дышать. И шею я себе не сломал, что, безусловно, произошло бы, будь я живым, и столкни ты меня с лестницы таким вот образом.
– Зачем вы вышли на свет? – выдохнул Жак, – Вы ведь могли сгореть!
– Но не сгорел, – заметил вампир, – И даже не собирался. Отойди-ка в сторонку, хочу проделать это еще раз!
– Вы с ума сошли? Я вам не позволю!
Филипп фыркнул.
– Можно подумать, ты сможешь меня остановить.
– Не думал, что запоры нужны не только изнутри, но и снаружи, – проворчал швейцарец, – Не рассчитывал на то, что вы вдруг спятите. Чертова магия. Не нужно было вам связываться с ней…
– Благодаря магии я могу выйти на свет, – сказал Филипп, – Не знаю, как долго это продлится, а второй раз проделать такой ритуал я вряд ли когда-нибудь решусь. Отойдешь ты от двери или нет?
– Вы хотели получить силу, которая позволит вам победить в схватке, так к чему сейчас тратить ее на то, чтобы разгуливать под солнцем? Не слишком ли расточительно, монсеньор?
Филипп некоторое время молчал.
– Может быть, ты и прав. Об этом я не подумал, – проговорил он печально, – Слишком… неожиданный эффект. Черт возьми, Жак, но если я могу не бояться даже солнца, что мне какой-то жалкий вампир? Я раздавлю его, как муху!
– Если не успели потратить всю силу на чертово солнце.
– Не успел. Я все еще не чувствую от него угрозы… Ты знаешь, мир выглядит совсем иначе при свете дня, я совсем забыл, какой он! Впрочем, я и не знал! Я никогда не смотрел на него глазами вампира!
Жак не впечатлился.
– Ничего особенного, – проговорил он мрачно, – Все самое плохое происходит при свете дня, и лично я, не задумываясь, променял бы радость от лицезрения солнечного света на силу и могущество вампира, – швейцарец помолчал несколько мгновений, и добавил с горечью, – Все ваши птенцы сильнее, чем я. Мои старые друзья… Когда-то никто из них не мог бы со мной совладать, а сейчас я им в подметки не гожусь!
– Ты хочешь стать вампиром? – удивился Филипп.
– Надеюсь когда-нибудь заслужить это.
– Жак, неужели ты думаешь, что я не обратил тебя потому, что ты этого не заслуживаешь? Черт, я и не думал, что ты хочешь… Вообще-то я рассчитывал на тебя совсем в ином качестве.
– Я буду служить вам в том качестве, какое вы сочтете нужным, монсеньор, – проговорил швейцарец, вероятно уже жалея, что проявил слабость и сболтнул лишнее, – Прошу прощения, если разочаровал вас.
– Нет, не разочаровал, – проговорил Филипп, улыбнувшись, – И что-то мне подсказывает, что никогда не разочаруешь. Не хочешь узнать, что я планирую для тебя?
– Полагаю, что узнаю, когда придет время.
– И снова ты прав, – сейчас не время, – согласился Филипп, – Нам предстоит трудная ночь. Иди, отдыхай.
– Мне незачем отдыхать, боюсь, от меня вам не будет толку среди всех этих вампиров.
– Возможно, так и есть. Но никто из вампиров не мог бы сделать для меня то, что ты – затолкать в подвал, если мне вздумается выйти на солнце.
Жак хмыкнул.
– Пожалуй, на это я действительно гожусь, – защитить вас от солнца…
Прозвучало это так, будто он хотел сказать «от собственной глупости», но, конечно, Жак не мог бы произнести такое вслух.
5.
Лоррен почему-то тоже не впечатлился рассказом о солнечном свете, но, в отличие от Жака, он не стеснялся называть вещи своими именами.
– Вы были правы, что проверили свою реакцию на солнце, но выходить на свет и стоять там, разглядывая цветочки, было верхом глупости. Не ожидал от вас такого.
– Ты просто завидуешь, – обиделся Филипп.
– Бесспорно, есть чему завидовать, вот-вот к нам явится шайка вампиров, которая захочет вас прикончить.
– Я справлюсь.
– Не будьте так уверены.
– Я знаю, что справлюсь!
– Раз так, может быть, нам не беспокоиться о вашей защите? – разозлился Лоррен, – Если вы теперь уверены в своем всемогуществе?
– Не до такой степени, – сказал Филипп, подумав.
– Рад слышать. А то я уж начал сомневаться в зачатках вашего разума!
По плану, врага предполагалось встречать в зале, где прежние хозяева дома, вероятно, устраивали балы или торжественные приемы. Это была самая просторная комната в доме и, главное, она имела очень удачный балкон, на который можно было поставить солдат с ружьями, заряженными серебряными пулями, предварительно прикрыв их магией, чтобы никто не догадался об их присутствии. Если вдруг Ла Морт Нуар начнет побеждать или же его сподвижники захотят вмешаться в драку, их всех можно будет перестрелять. Конечно, это нарушит условия поединка, и вряд ли он будет засчитан в пользу Филиппа, даже если все его враги умрут, но, по крайней мере, он сам не пострадает.
С наступлением темноты Филипп разгуливал по залу взад и вперед, раздумывая, явится ли сегодня к нему кто-нибудь или нет. Десяток его птенцов уже прятались на балконе, прикрытые сложной завесой, которую ставил лично Вадье. Остальные птенцы присутствовали в зале в качестве свиты своего мастера, все были одеты безукоризненно и держались как истинные аристократы, – смотреть на них было одно удовольствие. И все были вооружены. Но в отличие от вампиров на балконе, пистолеты их были спрятаны за пояса. Здесь же были Лоррен и Жак. Здесь же зачем-то был Эмиль Патрю, принесший с собой в карманах какие-то бомбочки, начиненные порохом, из-за чего никто не хотел находиться с ним рядом. Здесь же был и Вадье. Этот, впрочем, должен был скрыться из виду перед приходом гостей. Ни к чему было смущать их лицезрением колдуна.
Как выяснилось, в этой последней предосторожности не было смысла, – у Ла Морт Нуара, как ни странно, обнаружились зачатки разума, потому что он явился на встречу не только в сопровождении своей свиты, но еще и с собственным колдуном.
Заметив их из окна на подходе к дому, Вадье с сожалением заявил, что солдат с балкона, видимо, придется убрать.
– Это Этьенн Фелон, я его знаю, – сказал он, – Дрянной колдунишка, но завесу заметит.
– Ла Морт мне не доверяет, – задумчиво проговорил Филипп, – Как это гнусно с его стороны! Ничего постороннего во мне этот Фелон не заметит?
– Даже я не замечаю, – признался Вадье, – Сила тьмы совершенно слилась с твоей. Вероятно, потому, что ты вампир.
– Что ж, выходит, весьма кстати.
– И оттого, что я ее не чувствую, мне признаться, беспокойно, – добавил колдун, – Я даже не знаю, есть она у тебя или нет. Хотя, конечно, эксперимент с солнцем весьма впечатляет.
– Ну, хоть кого-то он впечатляет, – улыбнулся Филипп.
Потоптавшись несколько мгновений на крыльце, Ла Морт Нуар постучал в дверь и Жак отправился открывать. Остальные люди из дома были выдворены, чтобы не путались под ногами и не смущали пришлых кровососов. К тому же Жером, наверняка, грохнулся бы в обморок, случись ему лицезреть Ла Морта с компанией, и это было бы не слишком удачным началом переговоров. Зато можно вполне рассчитывать на то, что Жак будет спокоен, как скала, и у него даже пульс не участится.
– Ну что же, по местам! – проговорил Филипп с азартом, – Представление начинается!
Ла Морт Нуар и его приспешники выглядели своеобразно и даже довольно живописно. Больше всего они напоминали ватагу лесных разбойников, состоящую из простолюдинов, которым повезло ограбить господский дом, и вот они обрядились в господское платье и увешались господским золотом, не очень понимая, каким образом вообще все это следует носить, не говоря уж о сочетании цветов. Ко всему прочему, у многих одежда выглядела несвежей, будто ее не снимали много дней, а кое у кого даже была перепачкана землей и старыми пятнами крови. Вот уж чума, в подлинном смысле этого слова. Черная смерть во плоти.
Большинство принцев города, которых Филиппу некогда довелось видеть во множестве, сооружали себе кресла наподобие тронов, чтобы, имея беседы с подданными или встречая иноземных гостей, всегда находиться хотя бы немного выше тех, кто стоял перед ними. То ли это казалось им правильным, то ли позволяло чувствовать большую уверенность в себе. Филипп сидел в обычном кресле, вальяжно развалившись и закинув ногу на ногу, ему так нравилось еще со времен юности, потому что заставляло даже самых спесивых сановников говорить с ним, склонив головы. Еще лучше – принимать посетителей в постели, но в данных обстоятельствах это было бы вряд ли уместно.
– Господин Ла Морт Нуар, если не ошибаюсь? – спросил Филипп, откинув голову на спинку кресла и с любопытством глядя на вампира, стоявшего на шаг впереди всей компании и смотревшего нарочито самоуверенно и нагло, хотя в какой-то миг и на его лице мелькнуло замешательство, словно атавистическая память из прошлого, когда, случайно попав в роскошные хозяйские покои, ты стоишь, потупившись и комкая в руках шапку.
– Так и есть, – ответил тот, – Зашел узнать, что за чертова дрянь происходит. Один из этих молодчиков, – Ла Морт кивнул в сторону Филипповых птенцов, – болтал что-то о том, что ты собрался стать принцем Парижа.
– Ты имеешь возражения? – осведомился Филипп.
– Ха! Еще как имею! Я никогда не терпел над собой никаких принцев или принцесс, всего этого дерьма мне хватило при жизни! Три с лишним сотни лет я скитался по миру, как какой-то бродяга, потому что вы понапридумывали всяких чертовых законов, запрещающих убивать! С тех пор, как из Парижа убралась шлюха Пуатье, здесь просто рай земной, мне здесь нравится, и я не намерен позволять, чтобы какой-то ублюдок вроде тебя, все испортил!
– Мне тоже нравилось жить в Париже, в отсутствии… гм, мадам де Пуатье, – признался Филипп, – В этом были некоторые преимущества. Но всему приходит конец рано или поздно. В том числе и анархии. Сейчас она становится опасной для нас.
– Почему это?
– Потому что город хотят захватить крысы… Ты не знал об этом?
– Не знал, да мне и наплевать! – воскликнул Ла Морт, – Пусть оборотни творят, что хотят! Пока они не начнут твердить мне о том, чтобы я соблюдал какие-то законы и правила, мне нет до них никакого дела! В конце концов, – добавил он с мстительной радостью, – крысы, может быть, порешат уже этих паскудных охотников, которые постоянно путаются у меня под ногами!
Филипп смотрел на него задумчиво, накручивая на палец прядь волос.
– И когда город превратится в руины, ты просто уйдешь, – проговорил он задумчиво, – Отправишься скитаться дальше… Как твое настоящее имя? – спросил он вдруг.
– Какое тебе дело? – насторожился Ла Морт.
– Откуда ты родом?
– Какого дьявола ты спрашиваешь об этом?!
– Что ты вообще такое, Ла Морт Нуар, если стыдишься своего имени и забыл, где родился? – продолжал Филипп, словно не замечая его закипающей ярости, – Ты ублюдок портовой шлюхи? Или плод минутной страсти какой-нибудь крестьянской девки и солдата, подкинутый за ненадобностью в сиротский приют? Ты никто из ниоткуда…
Вряд ли Ла Морт осознал смысл этой фразы, для него хватило двух слов, которые можно и должно было счесть оскорблением, чтобы сила его вырвалась на волю каким-то бешеным, разрушительным ураганом. Больше всего она походила на рой огромных злобных шершней, в единый миг покинувших улей, заполнивших все пространство вокруг, и темной тучей закрывших небо, – ждущих только приказа, чтобы рухнуть на врага и вонзить в него тысячи истекающих ядом жал. Сила звенела и вибрировала в воздухе мириадами крохотных крылышек, омерзительно касавшихся кожи вампиров. Филипп почувствовал вспышки паники среди своих птенцов, их почти неконтролируемое желание выбраться отсюда, убежать, не разбирая дороги, как можно дальше, пока этот рой всего лишь кружит рядом, не нападая. Но его мальчики не двигались с места, и Филипп дал им почувствовать, что гордится ими.
