Текст книги "Принц Крови (СИ)"
Автор книги: Елена Прокофьева
Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц)
Ох, если бы при жизни она была такой красивой…
Впрочем, может быть, это только усложнило бы ей жизнь.
Теодолинда всегда была высокой. В те времена, когда она жила, ее почитали великаншей: даже самые рослые мужчины ей едва ли доходили до плеча. Теперь, правда, по подиуму вышагивали женщины ее роста, только тощие. Она же всегда была толще трехсотлетнего дуба. И даже сделавшись вампиром, не превратилась в тонкое и гибкое создание. Ее крепкая плоть сопротивлялась и не желала истаивать. Теодолинда по-прежнему была широкой в кости, пышногрудой и широкобедрой, и по-прежнему смотрелась могучей.
При жизни она была сильной, ловкой, отважной воительницей. Сделавшись вампиром, она отточила навыки боя до совершенства. И до сих пор презирала огнестрельное оружие. Она носила при себе два метательных ножа в рукавах, а на спине прятала короткое копье. С этим оружием она была непобедима более тысячи лет. Зачем ей какой-то хилый пистолетик?
Теодолинда уложила волосы в красивую старинную прическу из множества толстых, перевитых между собою кос. И достала из ларца драгоценную диадему, сделанную в виде венка из золотых цветов, на которой на упругих металлических проволочках были закреплены крупные золотые шмели с перламутровыми крылышками. Шмели чуть подрагивали при движении, и казалось, они кружатся над цветами в поисках сладкого сока…
Диадему ей подарил Наполеон Бонапарт. В 1804 году Теодолинду отрядили быть его помощницей и предсказательницей, ведь особенностью ее ясновидческого дара было то, что она предвидела только исходы всевозможных кровавых событий, вроде войн или военных переворотов. А Наполеону по какой-то причине покровительствовал Совет вампиров.
Никто, конечно, не ожидал, что Бонапарт станет ее любовником. Одним из ее лучших любовников за всю ее долгую жизнь. Теперь шмели напоминали Теодолинде о том, кого даже вампиры назвали Императором Судьбы, потому что этот смертный словно рожден был для побед и для того, чтобы править. На знамени Бонапарта сверкали золотые пчелы. Но Теодолинде в дар он заказал шмелей – живущих в земле, во тьме, более крупных и более опасных, чем обычная труженица-пчела…
Теодолинда не смогла помочь Бонапарту. Он слишком верил в себя, в свою звезду и в свою мудрость. И не желал ее слушать.
Ему нельзя было вторгаться в Россию. Никому, никогда нельзя вторгаться в Россию! Если эту страну и можно сокрушить, то не в войне. Слишком много рождается в этой земле боевых магов и просто героев. Слишком сильна жуткая и непонятная европейцам местная нечисть, от которой в панике бегут даже могущественнейшие из фэйри.
Наполеон был обречен… Теодолинда доложила об этом Совету – и ее отозвали назад.
Она грустила о Бонапарте. Но даже не предлагала его обратить: знала, что не позволят. Таких, как он, не обращали в последние столетия. Слишком боялись, что он постарается набраться силы и захватить единоличную власть.
А что касается утрат… Теодолинда привыкла к утратам.
Но подаренных им шмелей Теодолинда бережно хранила. И надевала только по особым случаям. Дар, полученный от Императора Судьбы она считала артефактом, придающим ее облику дополнительное величие. Сестры-ясновидицы это подтверждали: да, действительно, в этой диадеме была заключена какая-то сила.
Диадема со шмелями словно бы делала Теодолинду еще более внушительной и грозной, чем она была.
А Теодолинда от природы была внушительной и грозной. Ее считали дочерью великана… Тем более, что никто не знал, кто стал ее отцом. Однажды, примерно двенадцать столетий лет назад, мать Теодолинды, будучи еще юной, глупой и красивой девчонкой, ушла в лес собирать орехи. И пропала на неделю. Вернулась вся растерзанная и совершенно невменяемая. Ее изнасиловали, причем так жестоко, что местной знахарке пришлось зашивать ей разрывы. Знахарка-то и сказала, что должно быть, это был не человек, а кто-то огромный… Рассказать – кто именно, несчастная жертва лесного насильника не смогла: ей откусили пол языка. Не отрезали, а именно отгрызли. Что стало еще одним доказательством нечеловеческой природы насильника. Когда оказалось, что бедняжке еще и беременна, знахарка тщетно пыталась вытравить плод… Семя крепко держалось в животе. И росло. И требовало пищи. Мать Теодолинды только и делала, что ела, пока была беременна. Работать она не могла. Когда обращались к ней – не понимала. Если ей не давали еды – принималась скулить и завывать, как животное. Когда пришел срок, она промучилась в родах четверо суток. И испустила дух, разродившись огромной девочкой. В поселке обсуждали, следует ли убить младенца, но боялись навлечь на себя гнев великана. А если просто отнести в лес и бросить? Но вдруг великан не умеет обращаться с младенцами? Младенец умрет, великан рассердится – и явится крушить поселок. Так Теодолинду и оставили жить. Выкормили козьим молоком и медом. Ее даже человеческим именем нарекли. Правда, в начале жизни у нее было иное имя… Его она поклялась позабыть, когда в тридцать лет приняла крещение. И сдержала эту клятву, как и все те немногие клятвы, которые дала за свою долгую жизнь.
Когда Теодолинде было шесть, по их поселку прошла эпидемия Черной Смерти. Из большой семьи выжили четверо: Теодолинда, ее дедушка с бабушкой, да дядя, причем самый «неудачный» из братьев ее матери – он упал в детстве и у него были слабые ноги, он не мог охотиться. Из дюжины рабов выжил только один. И тоже – как в насмешку! – глухонемой подросток. Правда, он был очень силен и сноровист. И неплохо охотился. Он начал обучать Теодолинду работать на земле и со скотом, а потом и охотиться. А что делать? Надо было выживать. Покуда ее бабка с дедом были не совсем стары и сильны, надо было Теодолинде по-настоящему встать на ноги. Чтобы поддержать их, когда они ослабнут.
Поскольку ее считали дочерью великана, дети не задирали ее, несмотря на огромный рост. Но и не звали в свои игры. Впрочем, Теодолинде было не до игр. Она трудилась. К счастью, кроме роста она оказалась одарена силой, здоровьем и неутомимостью. Она трудилась от зари до зари. Только женские работы не давались ей: все, где нужна была осторожность, терпение, нежность – прясть, ткать, скрести и вымачивать шкуры… Даже доила она плохо! Но все эти заботы взяли на себя ее бабка и слабоногий дядя. А Теодолинда стала в доме за мужика.
Когда ей исполнилось тринадцать, она была лучшей охотницей в поселке.
Когда ей исполнилось четырнадцать и у нее впервые появились крови, о чем бабка, как и положено, оповестила весь поселок, к Теодолинде выстроилась целая очередь из женихов. В традициях ее народа было уходить в дом к жене, а не приводить молодуху в свой дом, как у других народов. Но все хотели такую жену, как Теодолинда. И готовы были перейти под крышу ее дома. Ведь ее близкие не голодали даже в самые холодные и неурожайные годы!
Однако Теодолинда уже выбрала себе мужа. Того, кто учил ее работать в поле и охотиться. Глухонемого раба. И ей было все равно, что об этом скажут. Она просто попросила деда снять с ее избранника рабский ошейник и объявить его свободным. И дед исполнил это. Он Теодолинды побаивался. Ее уже тогда все побаивались. Хотя она никого еще и не била…
В бою она показала себя позже. Когда на них напали с севера морские разбойники. У Теодолинды тогда впервые случилось провидеть будущее. Она увидела, что на них нападут. Увидела, что прольется кровь. Она созвала старейшин поселка и предупредила их. Поскольку они верили, что Теодолинда – дочь великана, они поверили и в ее ясновидческий дар. Все мужчины заготовили оружие. Скот не уводили пастись далеко от поселка. Детей не выпускали из домов. Готовились к нападению. И оно случилось. И вот тогда Теодолинда показала свою силу, сокрушая черепа и ломая руки, ноги, ребра врагов.
Она не могла тогда предвидеть, что это только начало периода постоянных войн… Что ей придется стать вождем нескольких племен, пришедших жить в их поселок, под ее защиту. Что ей придется создать войско и сражаться, сражаться, сражаться… Она не получала радости от битвы. Она не была валькирией по духу. Она просто делала то, что должно. А должно было – защищать слабых.
Когда ей исполнилось двадцать пять, и она еще ни разу не была беременна, Теодолинда решила взять себе на ложе другого мужчину. Она любила своего мужа, но хотела детей. И муж согласился: он тоже хотел детей. Он верил в ее любовь. В то, что Теодолинда не прогонит его и будет растить детей с ним, от кого бы их не родила.
Много мужчин побывало на ее ложе. Она выбирала многодетных. Молодых. Здоровых. Но так ни разу и не забеременела. И знахарка ничем не смогла ей помочь. Но намекнула: причина – в том, что Теодолинда не совсем человек. Ей надо найти великана и совокупиться с ним, чтобы понести дитя… Однако великанское дитя скорее всего разорвет и убьет ее, как это случилось с ее матерью. Зачем ей ребенок такой ценой?
Теодолинда была разумным вождем. Она даже приняла крещение и уговорила креститься своих подданных, чтобы объединиться с более сильным войском под их знаменами. Тогда она приняла это имя и поклялась забыть языческое, данное ей при рождении…
А потом была ночь перед боем, когда к ней в шатер вошел юноша ослепительной красоты. Теодолинда уже давно делила ложе только со своим глухонемым мужем, потому что отчаялась забеременеть, но этому сияющему красавцу она раскрыла объятия: ее охватила неудержимая похоть… Красавец оказался вампиром. Он выпил ее кровь и напоил ее своей кровью. Он унес ее и закопал в землю. А потом пробудил к новой жизни во тьме и дал ей выпить кровь человека, которого поймал и оглушил, и держал рядом, чтобы она могла утолить свой первый голод.
Этот вампир, который стал ее мастером, собирал свое войско. Он объяснил, что захотел сделать бессмертной женщину-воина, да еще и с пророческим даром… Хотя позже, много позже, он признался, что хотел выпить кровь Теодолинды, потому что надеялся, что она – дочь великана. Что в ее крови есть примесь крови волшебного народца.
Но ее кровь оказалась обычной человеческой кровью.
И кто бы не надругался так страшно над ее матерью, кто бы не отгрыз ей язык, кто бы не стал отцом Теодолинды – он был всего лишь человеком.
Что ж, за двенадцать столетий она насмотрелась и более жутких человеческих деяний.
Тот же принц Парижа, к которому ей сейчас предстояло идти. Лигия ей порассказала о том, как он с дружками развлекался три с лишним столетья назад, и Теодолинде очень хотелось оторвать ему голову… Или хотя бы яйца. Но она знала, что этого нельзя делать. Даже если бы ей удалось с ним справиться – что было вполне возможно, по магической силе она была равна многим мастерам, а физической многих превосходила, – принца Парижа надо было беречь от любых посторонних угроз. Потому что он должен был спасти мир. Кассандра с разрешения Совета отправила Теодолинду в его распоряжение. Но главной целью было – передать амулет, созданный жрецами Анубиса, и убедить шевалье де Лоррена надеть и носить этот амулет, не рассказав при этом ничего лишнего и не напугав принца… Теодолинду предупредили, что принц очень чувствителен. Ей так долго и убедительно рассказывали про его чувствительность, что Теодолинда даже несколько испугалась: а вдруг она что-то все же сделает не так, как-то заденет его столь нежные чувства? Может, послать кого-то другого? Но у принца Парижа и его приближенных была скверная репутация. Кассандра не могла послать никого, кроме Теодолинды, потому что Теодолинда – если что – могла постоять за себя.
О, да. И она бы это сделала с наслаждением. Но вряд ли придется. Вряд ли кто-то окажется настолько глуп, чтобы покуситься на жрицу Кассандры. Все знали о том, как ценит Кассандру и ее жриц Совет вампиров. Когда Теодолинду пожелали забрать у ее мастера, чтобы она присоединилась к ясновидящим сестрам, он не осмелился спорить…
Теодолинда достала из сейфа кожаный мешочек с амулетом и сунула в карман платья.
Странно: кожа – не слишком серьезная защита от магии. Однако Теодолинда не ощущала силы, которая должна бы исходить от амулета, созданного жрецами такого опасного культа. Она до сих пор с содроганием вспоминала Луксор, странный холод пустыни, бесконечные подземные переходы, которыми шли они с Лигией и Жаклин, и темный ужас, веявший на них от изображений худого человека с шакальей головой: ужас окончательной смерти…
Удивительно, что смертные ничего не ощущали, хотя чудовищный храм находился не в Долине Царей, а прямо под шумным и грязным городом! Он находился там всегда, за много тысячелетий до того, как вырос этот город. И теперь город стал для храма щитом. Щитом из человеческой плоти и человеческих жизней. И источником жертв для их бога. Жертвоприношения совершались не часто, всего шестнадцать раз в год. А исчезновения людей в Египте расследовались местной полицией так поверхностно, особенно если пропавший был из бедных кварталов… Нет, в том, что эти исчезновения никого не пугали, не было странного. Странным было только то, что ужасная сила, волной вздымавшаяся над храмом, не ощущалась никем и не привлекала ничьего внимания. Впрочем, ни вампиры, ни колдуны, ни оборотни, никакая иная нечисть – никто не жил в Луксоре. А люди… Люди не чувствуют. И потому они беззащитны. А если случалось в городе над храмом Анубиса родиться ребенку, одаренному чувствительностью к потустороннему, он исчезал вскоре после того, как проявлял свой дар. Не в жертву Анубису, нет. Его забирали, чтобы вырастить из него – или из нее! – служителя этого мрачного, но великого культа.
Теодолинда поблагодарила Бога Единого и всех богов своей земли за то, что она родилась не здесь, а в своей далекой северной стране. Все же ей досталась более простая и приятная жизнь.
Туфли на высоких каблуках были чудовищным изобретением, и при жизни Теодолинда не смогла бы в них передвигаться, но теперь она могла бы передвигаться в чем угодно, так изменилась пластика ее тела.
Она прошла через холл, провожаемая восторженными и испуганными взглядами смертных и вампиров, а у дверей ее уже ожидал лимузин, присланный принцем Парижа.
5.
Принц Парижа принял ее в огромном зале, рассчитанным на многолюдную конференцию. Окно во всю стену открывало вид на ночной город. Принц выглядел мрачным, но Теодолинда его прекрасно понимала: таких неприятностей, как в Париже, не случалось давно ни в одном городе мира. Она даже посочувствовала принцу Парижа. На его плечи легло бремя величайшей ответственности. И сейчас он об этом узнает.
Принц Парижа и его спутник – красивый блондин, с которым Теодолинда при иных условиях не прочь была бы позабавиться, – видимо, собирались принять ее, не поднимаясь из кресел. Но когда она приблизилась, все же встали: видимо, галантность пересилила желание продемонстрировать независимость и власть. Смотрели на нее они с тем же выражением, с которым обычно на нее смотрели все при первой встрече… Любопытство, недоумение и легкий испуг. Теодолинда привыкла к тому, что производит такое впечатление даже на могучих Стражей Совета, если они видели ее в первый раз. Все же большинство обращенных в вампиры женщин выглядели иначе. Подавляющее большинство. Скорее всего, Теодолинда была единственной такой крупной. И такой грозной.
Подойдя к принцу Парижа, Теодолинда преклонила колено и поцеловала его руку – так было положено приветствовать владык ночи.
Но поднялась, не ожидая его разрешения: преимущество, которое давал ей дипломатический статус.
– Ваше высочество, меня прислала божественная Кассандра, – густым, бархатистым голосом прогудела Теодолинда. – Она просила меня сообщить вам, что чуществование мироздания находится под угрозой…
– Мне это известно, – перебил ее принц. – Если, конечно, вы хотите рассказать о фоморах, а не о какой-то еще угрозе. Я уже предпринял кое-какие меры. Так что поблагодарите божественную Кассандру, но ее предупреждения несколько запоздали. То, что увидела она, одновременно с ней увидели все фэйри-полукровки моей страны.
– Нет, ваше высочество. Позволю себе внести коррективы в вашу информацию. Не одновременно с ней, – Теодолинда улыбнулась, зная, что ее улыбка выглядит зловеще. – Полукровки увидели событие, когда оно свершалось. В ночь на первое ноября. А Кассандра увидела его на десять дней раньше. Когда некий Иной только покинул пределы своего мира и вошел в наш. Она увидела его намерения. Намерения отверзнуть врата, за которыми таятся чудовища.
– Так. Уже интереснее. Кассандра видела гадныша, открывшего фоморам путь в наш мир?
– Именно так.
– И кто он такой?
– Фэйри.
– Понятно, что фэйри. Но кто именно?
– Один из высших Иных, сидхэ. Большего нам не известно.
Принц Парижа откинулся в кресле, несколько мгновений глядя куда-то в пространство сквозь Теодолинду и о чем-то размышляя.
– Один из сидхэ открывает врата, – пробормотал он, – За каким же чертом ему это надо, хотелось бы знать?..
Ответа на свой вопрос он не получил и снова обратил взор на Теодолинду.
– И божественная Кассандра знала об этом за десять дней до Самайна. Почему она так долго ждала с предупреждением? Не на то ли существуют провидицы, чтобы заранее предупреждать о надвигающемся несчастье?
– Потому что прежде нужно было подготовиться… Вот, это для вашего спутника, Филиппа де Лоррена, – Теодолинда достала из кармана платья кожаный мешочек и протянула принцу Парижа.
– Нет уж, откройте это сами!
Теодолинда, привыкшая к недоверчивости сильных мира сего, развязала мешочек и вытряхнула себе на ладонь длинную золотую цепочку сложного плетения, на которой был подвешен ажурный золотой шарик, внутри которого, как в клетке, был заключен другой шарик – из мориона, черного хрусталя. Она сама впервые видела амулет и восхитилась его лаконичной красотой. Но никакой силы, исходящей от амулета, она по-прежнему не чувствовала. Только легкое ощущение сосущей пустоты.
– Вот, ваше высочество. Клянусь вам Матерью Тьмы, что этот амулет не опасен и предназначен сугубо для того, чтобы спасти жизнь Филиппа де Лоррена.
– Спасти его жизнь? – удивился принц, – Его жизни будет что-то угрожать? Как… Когда?
– Мне это неведомо, ваше высочество. Я знаю только то, что мне доверила божественная Кассандра: вам суждено спасти мир, а вашему спутнику угрожает опасность и ему понадобится этот амулет. Он должен носить его всегда, не снимая.
По мере того, как она говорила, глаза принца Парижа становились все шире и, несмотря на всю выдержку, тренированную столетиями бессмертия, изумление его было так велико, что маска невозмутимости сползла с лица.
– Я не ослышался? – воскликнул он, – Я должен спасти мир? Я?! Почему вдруг я?!
– Мне это неведомо. И божественной Кассандре тоже. Ей открылось лишь то, что вы – единственный, кто сможет остановить эту чудовищную угрозу. И что ваш спутник очень нужен вам.
– Что он нужен мне, я и без божественной Кассандры знаю, – принц взял амулет. Покрутил его в руках. Видимо, так же удивился тому, что не чувствует силы. Но не стал ни о чем спрашивать. Просто протянул красивому блондину.
– Надень. И не снимай.
– Вы серьезно? – спросил тот скептично, правда, амулет все-таки взял, хотя и с некоторым сомнением.
– К предсказаниям Кассандры прислушивается Совет Вампиров, это что-нибудь да значит. Мне, как видишь, опасность не грозит, хоть я и получил очередной высокий титул. Мироздание издевается надо мной, не иначе… А тебе угрожает опасность. Какая-то неведомая, невнятная опасность, которую непонятно откуда ждать…
Принц снова обернулся к Теодолинде, и ей показалось, что в глазах его она увидела безмерную усталость.
– Я знаю, что прорицания вещь смутная и толковать их можно по-разному, – проговорил он, – Вы уверены, что правильно поняли Кассандру? В ее видении предстал именно я? Спасающий мир? И каким же образом я его спасаю?
– Вы должны убить Иного, отверзшего врата.
– Я лично? Своей рукой?
– Вы лично. Помощь друзей будет иметь значение, но сразить Иного и закрыть врата без вашего личного участия невозможно.
– Дивно… И где-то в процессе Лоррен должен будет умереть?
– Он не умрет, если вы последуете совету моей госпожи.
– А если мы сейчас уедем из Парижа, не знаю… в Монте-Карло? Может быть, все как-нибудь обойдется без нас? Не было видений на эту тему? Ч-черт… – Филипп на мгновение закрыл глаза. – Мне нужно что-то большее! Большее, понимаете? Что это за амулет? Как он работает? Подробности видений… Хоть что-то!
– Мне кажется, монсеньор напрасно беспокоится, – лениво проговорил Лоррен, накручивая золотую цепочку на палец, – Божественная Кассандра предсказывает нашу победу, радоваться надо. И еще она любезно дарит мне защиту.
– Защиту… – проворчал Филипп, и посмотрел на него мрачно, – Я сам позабочусь о твоей защите. Замурую тебя где-нибудь, пока буду спасать чертов мир.
Лоррен скорбно покачал головой.
– Вы снова о своем… Это называется: было бы желание, а повод найдется. Вы слышали, что сказала эта дама? Помощь друзей будет иметь значение. Мы вместе отловим Иного и я попрошу его не дергаться, пока вы будете его убивать.
Он криво улыбнулся и Филипп тоже не удержался от улыбки.
– Ладно. Подробности обсудим позже… Я благодарен божественной Кассандре за помощь, – обратился он к Теодолинде, – И надеюсь, что она сослужит нам… и всему мирозданию добрую службу.
Теодолинда степенно кивнула.
– Божественная Кассандра отправила меня в ваше распоряжение. Иногда я провижу исходы великих, масштабных сражений… И я – неплохой воин, – скромно добавила она.
Принц Парижа поднял глаза и как-то задумчиво посмотрел на ее шмелей.
– А нам предстоят еще и масштабные сражения? – несчастным голосом спросил он.
– Покуда мне это неведомо…
– Что ж, если вдруг увидите что-то такое, сообщите мне сразу, не выжидая десять дней. Я прикажу, чтобы вам предоставили удобное жилье…
– Я должна находиться рядом с вами.
– Значит, комнату для гостей в моем доме. А сейчас я желаю завершить аудиенцию. Мне необходимо обдумать все эти выдающиеся новости.
Теодолинда снова опустилась на колено и поцеловала руку принца.
И затем удалилась.
Филипп несколько мгновений задумчиво смотрел ей вслед. Сообщение посланницы Кассандры только укрепило его в мысли о том, что общаться с фэйри все-таки придется. Теперь без этого просто не обойтись. Если один из сидхэ открывает врата и выпускает чудовищ, которые убивают людей, владычицы фэйри должны об этом знать. И обязаны отреагировать. Лишь бы кто-то из их самих не стоял за этим. Вот это было бы совсем скверно…
– Я говорил вам, что проблема не стоит выеденного яйца, – сказал Лоррен, и в его голосе даже слышалось некоторое сожаление, – Не прошло и пары дней, а мы уже знаем, кто наш враг. Нам предстоит всего лишь убить какого-то сидхэ и закрыть врата.
Филипп медленно к нему обернулся.
– Может быть, мне самому тебя прикончить? Не дожидаясь сбывшихся пророчеств?
– Ничего не выйдет, – Лоррен еще раз крутанул на пальце цепочку с амулетом и надел его на шею.
– По крайней мере, таким образом мы испытаем эту штуку.
– А если амулет одноразовый?
– Я вообще в него не верю. Что он сделает? Окружит тебя неодолимой преградой? Это должна быть сильная магия, а ее там нет. Я сам придумаю что-нибудь для твоей безопасности. Если бы еще знать, откуда она может исходить…
– С прорицателями всегда так. Они что-нибудь напророчат, а ты ходи и ломай себе голову, что это может значить. Правильнее всего наплевать и забыть.
– Какой ты умный. Вы просто родственные души с царем Приамом. Тот тоже наплевал и забыл.
– Ну, я же надел амулет. А вы пойдете спасать мир. Хотя, честно признаться, идея с Монте-Карло понравилась мне больше.
Филипп грустно улыбнулся.
– Иди ко мне, – сказал он.
Лоррен приблизился и опустился на колени рядом с его креслом. Филипп какое-то время молчал, глядя ему в глаза.
– Почему, когда я смотрю на тебя, у меня захватывает дух, точно так же, как в тот день, когда я впервые тебя увидел? Это как-то глупо.
– Может, и глупо, – согласился Лоррен, – Но и мне все так же хочется оторвать башку всякому, кто пытается встать между нами.
– Никто и никогда не сможет встать между нами.
– Хотел бы я быть так уверен в этом, как вы.
Филипп наклонился и поцеловал его.
– Обещай мне не умирать. Когда я думаю об этом, земля уходит у меня из-под ног, и я теряю способность соображать.
– А вы не думайте. Подумайте лучше о другом: вам предстоит убить фэйри, это же такая удача. Вы сможете выпить его кровь.
– Мы выпьем ее вместе.
Филипп толкнул его, опрокидывая на ковер, и сам улегся сверху.
– Вы просили меня удержаться от секса, – заметил Лоррен, обнимая его.
– Это завтра, мой милый. Не сегодня.
