Текст книги "Принц Крови (СИ)"
Автор книги: Елена Прокофьева
Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 50 страниц)
Выходя из комнаты, Лоррен так шибанул дверь, что дерево треснуло, и одна створка слетела с петель.
– Теперь он меня убьет, – флегматично заметил Кристиан, глядя на то, как с жалобным скрипом дверь падает на пол.
– Не посмеет, – проговорил Филипп, улыбаясь, – Ох, как же мне нравится, когда он такой!
Кристиан с удивлением смотрел на его довольное лицо, тоже невольно начиная улыбаться.
– Вы оба уроды! – с чувством проговорил он и сокрушенно покачал головой, – Больные на всю голову! И как меня угораздило с вами связаться?!
Филипп уселся на диван и поманил его к себе.
– Иди сюда. Ты милый, когда пьяный. Похож на уличного котенка, такой маленький и храбрый. Смешной.
Кристиан плюхнулся рядом и положил голову вампиру на колени. Если закрыть глаза, под веками начинали вертеться радужные круги, и диван раскачивался, как лодка в бурном море.
– Ничего смешного, – пробормотал он, – Ты убил человека.
– Это так сильно тебя расстроило?
– Ну как тебе сказать… Еще бы! Ты взял и убил его! Просто так, без всякой причины! Намеренно!
Филипп помолчал пару мгновений. Его пальцы скользнули по щеке Кристиана, убирая спутанную прядь волос, и тот невольно затаил дыхание. Ему хотелось взять эту руку и прижать к губам. Хотелось забраться к вампиру на колени и обнять его, хотелось уткнуться носом ему в шею и попросить ничего не говорить, и вообще больше никогда не заводить разговор о том, что причиняет боль и заставляет мучиться сомнениями. И, как сказала Катрин, – просто сделать вид, что ничего не произошло. Но, черт возьми, как же это было бы неправильно!
– Причина была, мой милый, – тихо сказал Филипп, – Дело в том, что я вампир. Вампиры убивают людей, и делают это с удовольствием. Кровь лишь слегка утоляет голод, это как на пиру, когда столы ломятся от яств, поесть шпината без соли и масла и тем удовлетвориться. Дурацкое сравнение, но я не знаю, как объяснить тебе лучше. Кровь позволяет продлить существование, дает иллюзию жизни. Смерть это энергия, магия… Это возможность стать сильнее.
– Но у вас же есть закон.
– Закон создан не для заботы о людях, а чтобы вампиры вели себя осмотрительно, не восстанавливая смертных против себя. Не выдавали тайны своего существования. Согласно закону убивать нельзя никогда. Но можно позволить себе забыть о правилах, если точно знаешь, что это сойдет тебе с рук. Например, когда весь мир летит к дьяволу в пекло.
– Вам совсем нас не жаль? – спросил Кристиан, вспомнив слова Катрин.
– Не обобщай. У многих вампиров есть люди, которые им дороги по какой-то причине. Хотя кое-кто и считает, что у вампиров нет души, это не так. По большей части мы остаемся такими же, какими были при жизни.
– А каким ты был при жизни?
– Я был большим чудовищем, чем сейчас, потому что имел возможность плевать на все законы. А сейчас не могу.
– Расскажешь?
– Ни за что. Ты слишком светлое создание для того, чтобы знать обо мне правду.
– Был бы я светлым созданием, не лежал бы сейчас у тебя на коленях, а был бы уже на полпути к родному дому… Или хотя бы попросил тебя спасти мать Катрин, которая умирает.
– А ты не просишь?
– А я не прошу…
– Это хорошо. Потому что спасать старушек скучно.
Филипп поднялся с дивана, возвращая Кристиана в вертикальное положение, отчего мир вокруг него снова крутанулся каруселью.
– Рассветает. Всем вампирам пора по гробам.
Кристиан глянул в окно, но небо было все еще затянуто тучами, поэтому тьма стояла кромешная.
– Я тоже пойду спать, – сказал он, – И, наверное, просплю весь день. Зараза, опять пропущу занятия… Я уже почти как вампир, веду ночной образ жизни.
– Хочешь остаться со мной? Спать со мной? – вдруг спросил Филипп.
Кристиан приподнялся на диване и посмотрел на него с удивлением, пытаясь понять, не шутит ли он.
– Ты серьезно? А Лоррен? С ним спать я не хочу. Лучше как-нибудь в следующий раз, когда я запасусь осиновым колышком.
– Лоррен вряд ли сегодня составит нам компанию.
– У него где-то еще есть убежище от солнца?
– И не одно. Можешь за него не беспокоиться.
– Я и не беспокоюсь. Еще чего.
Противосолнечный бункер, хотя внешне и мало походил на гроб, по сути таковым являлся. Там было темно, как в гробу. И душно, как в гробу. И вампир на кровати был похож на мертвеца, особенно в те полчаса, когда над городом вставало солнце. Кристиан зажег свет в ванной и видел, как буквально в один миг Филипп превратился из живого существа в труп. Он стал твердым и холодным, как восковая кукла. Зрелище было жутковатым.
Кристиан какое-то время сидел с ним рядом, думая о том, что сейчас вампир совершенно беззащитен и его запросто можно убить. Ну, конечно, не голыми руками, а если заранее запастись нужным инструментом. И ведь в этом нет ничего невозможного, – днем можно припрятать осиновые колышки под кроватью и на рассвете пустить их в ход. Если попасть аккуратно в сердце, вампир рассыплется в прах.
Кристиан склонился над мертвецом и поцеловал закрытые глаза и холодные губы, чувствуя себя некрофилом. Он почти протрезвел. Сейчас нужно было или выпить снова или ложиться спать. Кристиан растянулся на месте Лоррена, чувствуя неприятное волнение от того, что лежит на подушке, хранящей его запах. Казалось, что Лоррен где-то рядом, появится внезапно и сцапает его, как кот воробья. Ах, как было бы славно, если бы он никогда не вернулся, не успел бы добраться до убежища и сгорел на солнце или просто поссорился бы с Филиппом навсегда. Но глупо об этом даже мечтать…
Кристиан выспался плохо, пусть комната была довольно просторной, и в ванной горел свет, он все равно чувствовал какую-то клаустрофобию. К тому же ему не хватало кислорода. По-настоящему Кристиан уснул уже незадолго перед закатом и пропустил пробуждение вампира, хотя хотел посмотреть, как мертвец возвращается к жизни. Но все получилось тривиально, он проснулся от поцелуя. Ну, разве что, никогда раньше он не просыпался в одной постели с Филиппом.
– Укуси меня, – попросил Кристиан сквозь сон, предчувствуя как разольется по телу сладость и нежные руки заскользят по его груди, стягивая футболку. А потом…
– Еще чего, – услышал он в ответ, – В твоей крови полно всякой дряни. Теперь трое суток у тебя воздержание.
– Сколько?! Даже за руль можно садиться раньше!
– За руль можешь сесть раньше, – согласился Филипп, – А сейчас топай в ванную, одевайся и займись чем-нибудь. До рассвета из дома не выходи.
– Там все еще опасно?
– Еще опаснее, чем раньше.
– Но вы уже придумали, что делать? Узнали, кто убивает людей?
– Позже я расскажу тебе, сейчас нет времени.
2.
Час спустя Филипп и Жак ехали в направлении квартала Дефанс. Ехали, впрочем, – слишком сильно сказано, скорее, едва тащились в бесконечной пробке. Ночью народу на улице стало меньше, колдуны все-таки создали какое-то заклинание, распугивающее смертных по домам, но сейчас был еще ранний вечер и большинство людей только разъезжались с работы по домам.
Несмотря на конец рабочего дня в офисе у Лоррена вовсю кипела жизнь. Сновали какие-то взмыленные клерки с бумагами, и секретарша в приемной выглядела совершенно невменяемой.
– Месье Данвиль, – жалобно улыбнулась она при виде Филиппа, – У нас совещание… Сейчас сообщу, что вы пришли…
Она потянулась к селектору, но Филипп остановил ее.
– Не стоит, – сказал он, усаживаясь на диван, – Не хочу мешать.
– Лучше бы вы помешали! – с чувством сказала девушка, – Спасете жизни многим людям!
Филипп рассмеялся.
– Все так плохо?
Вместо ответа Мари-Сюзанн выразительно провела ребром ладони по горлу, ненароком смахивая прядь волос, и Филипп заметил на ее шее две свежие ранки.
– Он уже уволил одного из директоров и всего лишь за то, что показатели за месяц оказались чуть ниже, чем планировалось! – доверительно прошептала девушка, – И боюсь, этим не ограничится!
– А тебе что за дело? – столь же доверительно прошептал в ответ Филипп, – Не думаю, что он уволит и тебя!
Мари-Сюзанн неожиданно вспыхнула улыбкой.
– О, вы же не знаете, месье! – она кокетливо протянула руку, демонстрируя изящное колечко с бриллиантом, – Я выхожу замуж!
Филипп изумленно вскинул брови.
– Вот это новость. И кто же счастливчик?
– Жан-Люк Клермон. Три дня назад он сделал мне предложение!
Тут Мари-Сюзанн вздохнула и выразительно посмотрела в сторону неплотно закрытой двери кабинета, из-за которой доносились громкие голоса.
– И он сейчас там, – догадался Филипп, – Этот несчастный счастливчик… Его показатели тоже упали?
На самом деле Филипп прекрасно знал, и Мари-Сюзанн знала тоже, как сильно упали показатели ее жениха, как только он приобрел этот статус. Клермон был директором парижского отделения компании, располагавшегося в этом же здании, но этажом ниже. Это был весьма умный и предприимчивый человек, действительно прекрасная партия для любой девушки с амбициями.
Лоррен ценил Клермона и не уволил бы его без объективной причины, но, конечно, не мог не злиться на то, что тот вознамерился лишить его секретарши.
Лоррену вообще всегда не везло с секретаршами. Они оказывались либо дурами, либо неумехами, либо выскакивали замуж и рожали детей, ни одна не могла удержаться на должности дольше полугода. Только вникнет в суть дела и – поминай как звали… А Мари-Сюзанн работала уже третий год, она была в курсе всех дел и, главное, она уже была должным образом воспитана.
– Ты собираешься уходить? – поинтересовался у нее Филипп.
– Нет, месье! И заводить детей в ближайшее время я тоже не собираюсь! Я говорила об этом патрону! Но думаете, он слушает? Он сказал, что заранее знает, как все будет, и велел мне искать себе замену.
В глазах Мари-Сюзанн блеснули слезы.
– А еще он сказал, – смущенно добавила она, – что это вы виноваты… И мне следовало оставаться чучелом, тогда никто не покусился бы на мою свободу.
– Ну, разумеется, – поморщился Филипп, – было бы странно, если бы он не припомнил. Лоррен всегда так радуется, когда в чем-то оказывается прав… Скажи, зачем тебе понадобилось лезть к нему со своими признаниями именно сейчас, когда он в дурном расположении духа? Ты не могла подождать более удачного момента?
Мари-Сюзанн посмотрела на него удивленно.
– Я не стала бы… Он сам узнал.
– А, ну да… – Филипп вспомнил о ранках на ее шее.
Когда вампир пьет кровь человека, он может узнать все, о чем тот думает, утаить от него что-либо очень сложно.
– В таком случае, он должен знать и то, что может рассчитывать на твою преданность в любом случае, – проговорил Филипп, – Я прав?
Мари-Сюзанн бесстрашно встретилась с ним взглядом и кивнула очень серьезно.
– Конечно! – воскликнула она, но губы ее вдруг дрогнули, и в глазах как в темном омуте колыхнулось отчаяние, – Скажите ему об этом, месье, прошу вас! Жан-Люк никогда ничего не узнает, я клянусь… Никто никогда не узнает! Мое замужество не меняет ничего! Я же принадлежу ему душой и сердцем, он не может сомневаться во мне! Не может…
– Значит, тебе не о чем беспокоиться, – спокойно ответил ей Филипп.
Включился селектор, и Мари-Сюзанн мгновенно преобразилась из испуганной девчонки в строгого секретаря, будто тумблер переключился. Получив приказ разыскать какой-то старый договор, она четким и ровным голосом ответила: «сию минуту, месье», грациозно поднялась из-за стола и, изящно маневрируя на высоченных каблуках между столом и креслами, удалилась в смежную комнату копаться в папках, не забыв перед этим с вежливой улыбкой просить у посетителя извинения.
Провожая ее взглядом, Филипп подумал, что стоило Клермону лишь раз увидеть, как она двигается и как поднимается на передвижную лесенку, пытаясь достать папку с верхней полки, и он наверняка в тот же миг упал к ее стройным ножкам. И наверняка ведь он был не единственным упавшим. Но девочка выбрала самого достойного. Молодец.
Филипп испытал заслуженную гордость за проделанную некогда работу.
Мари-Сюзанн очень изменилась с момента их первой встречи. Изменилась и повзрослела. Впрочем, она всегда была умницей, – закончила престижный экономический колледж и в совершенстве знала несколько языков, в том числе и довольно экзотический греческий, благодаря которому, собственно, и оказалась секретарем генерального директора. До того она работала в экономическом отделе младшим клерком, составляла какие-то документы и чертила графики.
Однажды Мари-Сюзанн отправили к генеральному с отчетом, и она попала на переговоры, где тот на пару с коммерческим директором пытался как-то объясниться с пожилым толстым греком, а английский всех троих явно не был для этого достаточно хорош. Отчаявшись донести свою мысль на английском, грек перешел на родной язык, и Мари-Сюзанн не удержалась, – видя предельное отчаяние на лицах французов, она машинально перевела им эту фразу. После чего была объявлена ангелом, ниспосланным им во спасение с небес, и усажена за стол переговоров, где до глубокой ночи смиренно переводила прения господ, заключавших договор, и никак не желающих сойтись в условиях. Из кабинета она вышла шатаясь и вся взмокнув от напряжения, и, наверное, уснула бы прямо в приемной на диване, если бы коммерческий директор любезно не подвез ее до дома.
А еще через пару недель Мари-Сюзанн вдруг получила сообщение, что генеральный приглашает ее на собеседование на должность личного секретаря с окладом какого-то совершенно астрономического масштаба, – раз в десять превышающим ее нынешний.
Мари-Сюзанн была изумлена и шокирована, она сочла бы это шуткой, если бы не знала, что никто не посмел бы шутить такими вещами. И, разумеется, она не подумала отказаться, хотя и понимала, что работа будет не из легких. Все говорили, да и она сама уже успела убедиться, что у генерального нелегкий характер и общаться с ним удовольствия мало. И, провожая ее домой в последний день перед собеседованием, сослуживицы одновременно и завидовали и сочувствовали ей. Хотя, наверное, завидовали все-таки больше, потому что генеральный был хоть и чудовищем, но чертовски красивым чудовищем, и образ его рождал в женских сердцах естественное желание растопить лед в его сердце, и тайные мечты о том, как могло бы все это быть, стоило бы только подобраться к нему поближе. Генеральный ведь даже не был женат. Правда, ходили слухи, будто он гей. Но бухгалтерш этот факт отчего-то только радовал. Наверное, пережить наличие конкурентки им было труднее, чем наличие конкурента. И девушки традиционно вздыхали: «как жаль, что такой мужик не достанется никому из нас», но тут же здравомысляще добавляли: «с другой стороны: и слава Богу!». Впоследствии Мари-Сюзанн часто с грустью вспоминала эти милые кулуарные сплетни, и ей так хотелось сказать девчонкам о том, как они были неправы в первом пункте и как были правы во втором.
Но тогда она просто радовалась чудесной перемене в своей жизни.
– Почему именно ты? – удивлялись девчонки. В самом деле, до сих пор все секретарши генерального были красавицами, как и положено. А Мари-Сюзанн… Ну не урод, но и не так уж хороша собой.
– Наверное, ему нужен мой греческий, – говорила она, пожимая плечами. Но иногда, когда никто не мог видеть дурацкого выражения на ее лице, она позволяла себе помечтать о чем-нибудь более романтичном.
К важному собеседованию Мари-Сюзанн подошла ответственно.
Она купила новую юбку и туфли на каблуках, посетила парикмахерскую и в последний момент даже решила сменить на контактные линзы любимые очки, круглая оправа и тонированные в розовый цвет стекла которых вдруг показались ей неподходящими к юбке и туфлям и вообще к серьезности мероприятия. К сожалению, девушка впервые примерила линзы всего лишь за пару часов до собеседования, и, терпя жуткую резь в глазах, доехала до самого офиса, надеясь, что вот-вот глаза привыкнут и все пройдет. Она слишком поздно поняла, что ничего не пройдет, что видимо, у нее на эти линзы аллергия или что-то вроде того. Пришлось снять их и снова надеть очки, но жжение в глазах не унималось, и слезы текли ручьем.
В кабинет генерального Мари-Сюзанн вошла совершенно заплаканной, но тот, казалось, не обратил на это внимания. Он задал девушке несколько формальных вопросов, после чего сообщил, что она принята на испытательный срок. Как назло, именно в этот момент глаза Мари-Сюзанн защипало особенно сильно, и она вдруг снова залилась слезами.
Некоторое время генеральный молча взирал на то, как она пытается утереть слезы.
– Надеюсь, вы рыдаете от радости? – наконец, осведомился он, протягивая ей салфетку.
– Нет, – пробормотала Мари-Сюзанн, хлюпнув носом, – Это просто аллергия.
И, тем не менее, она все-таки получила эту работу.
А через несколько дней после этого она неизбежно попалась на глаза Филиппу. Однажды тот явился в офис Лоррена и застыл от изумления, увидев на месте секретаря бледное хрупкое создание, напряженно хмурившее брови и, закусив губу, уставившееся в экран компьютера.
– Добрый день, месье, – произнесло создание, поглядев на него сквозь розовые очки, – Как вас представить? Вам назначена встреча?
Чуть позже в кабинете Лоррена Филипп спросил его с удивлением:
– Что это такое сидит у тебя на месте секретарши?
– Я так и знал, что вы не сможете пройти мимо! – простонал Лоррен, – Эта девушка меня устраивает такой, какая есть, и вам не должно быть до нее дела!
– Не должно быть дела? – вскинул брови Филипп, – Ты вообще соображаешь, что делаешь? Эта девушка лицо твоей компании. И она похожа на чучело.
– Она хорошо справляется с работой, и по сравнению с прежними моими девками она просто Эйнштейн в юбке. А вы хотите, чтобы я ее уволил?
– Ну отчего же. По-моему, она хорошенькая, хотя, наверное, Эйнштейну эта юбка подошла бы больше. В качестве какого-нибудь чехла на микроскоп. Я попробую сделать из нее что-нибудь приличное. Из девушки, не из юбки, – юбка безнадежна. Ради тебя, мой милый. Пока от тебя не разбежались все партнеры.
– Филипп, черт возьми! Она только вникла в работу! Вы сделаете из нее красотку, какими были все ее предшественницы, и она тут же выскочит замуж! А я снова буду тонуть в бумагах и общаться с греками на английском!
Его страстная речь не произвела на принца впечатления. Лоррен видел, что у него в глазах уже загорелся азарт и предвкушение интересной игры, как у маленькой девочки, которой подарили новую куклу.
– Если я попрошу вас не вмешиваться, вы же все равно не послушаете? – спросил он обреченно.
– Разумеется, нет! И не смей изображать страдание. Ты помнишь, когда-то мне удавалось сделать хорошенькой даже Лизелотту Пфальцскую!
Лоррен фыркнул.
– Вы действительно так думаете?
– Ну, почти хорошенькой. А эта девочка гораздо лучший материал.
– Делайте, что хотите, – махнул рукой Лоррен, – Но когда она заявит мне, что собирается замуж – будете вы виноваты! И я заставлю вас искать мне новую секретаршу!
Когда неизвестный господин предложил ей прокатиться по магазинам, Мари-Сюзанн сочла его хитроумно пробравшимся в офис маньяком.
– Вы шутите, месье? – пробормотала она, неосознанно пытаясь спрятаться под стол.
– Никаких шуток. Тебе нужно купить новую одежду, эта никуда не годится.
– Но я… – девушка почувствовала, как заполыхали щеки, – Я не могу! Месье Лоррен меня не отпустит!
– Отпустит. Можешь сама спросить у него.
Мари-Сюзанн спросила. И была испугана еще больше, когда получила подтверждение патрона, что тот отдает ее в полное распоряжение неизвестного господина и позволяет ему делать с ней все, что тот захочет. В какой-то миг в глазах генерального девушка даже заметила проблеск сочувствия, отчего ей сделалось еще более страшно. По всему выходило, что она не ошиблась, и неизвестный господин определенно является маньяком. Может, стоило убежать от него по дороге? И черт с ней, с этой работой… Она не убежала. Но, садясь в роскошный лимузин, вид имела, как овечка, которую волокут на бойню.
– Ты меня боишься? – удивился неизвестный господин, садясь с ней рядом, – Почему? У меня коварное выражение лица? Я не собираюсь насиловать тебя и убивать. Честно. Я вообще не интересуюсь девушками как объектами для секса. Мы просто поедем по магазинам, расслабься.
– Но все это странно, – пробормотала она.
– Не так уж странно, как тебе кажется.
Уже потом, много времени спустя, вспоминая ту ночь Мари-Сюзанн умирала со смеху, – она выглядела идиоткой, еще похлеще, чем Джулия Робертс в фильме «Красотка». Но ведь то кино! А с ней все происходило на самом деле! И тогда ей было совсем не до смеха! Это был ужас, ужас, ужас… Она не понимала, что происходит. Она ведь ничего не знала ни о своем патроне, ни о его любовнике, она не жила еще по их правилам.
Стоимость платьев, которые покупал ей Филипп, намного превосходили даже ее новую астрономическую зарплату, – которую, кстати, она еще ни разу не получила! – не говоря уж о туфлях, сумочках и, господи спаси, нижнем белье.
Мари-Сюзанн пыталась сопротивляться, хотя в глубине души понимала, что бесполезно.
– Я не могу себе этого позволить!
– Лоррен мало тебе платит?
– Нет, но… Все же не настолько много!
– Тогда считай, что я покупаю тебе униформу.
– Даже нижнее белье? Его никто не увидит!
– Не глупи. Под красивой одеждой должно быть красивое белье. Важно не только, как ты выглядишь, но и как себя чувствуешь. В тех трусиках и лифчике, что на тебе сейчас, ты будешь чувствовать себя чучелом даже если спрячешь их под платье от Карден.
– Нет, месье. Спасибо, но это слишком… Я так не могу!
– Почему? Ты можешь мне объяснить? Право, люди становятся все более странными! В былые времена никто не артачился, когда ему что-то предлагали просто так, по доброте душевной. А сейчас у них становится такой вид, будто я покушаюсь на их честь. На самом деле, это ужасно раздражает. Девочка, тебе нравится твоя работа? Тогда не смей мне прекословить!
Под конец Филипп свозил ее еще в какой-то салон, где в конец измученная Мари-Сюзанн уснула в кресле у парикмахера.
Уже на следующий день она явилась на работу, преобразившись почти до неузнаваемости и чувствуя себя ужасно неловко, но она не могла бы пренебречь наставлениями Филиппа, потому что ужасно его боялась. Тот обещал навестить ее вечером и убедиться, что она больше не похожа на чучело. И действительно явился. И потом еще недели две или даже больше упорно контролировал ее и ужасно ругался, если ему что-то не нравилось.
И, изменившись внешне, как-то незаметно для себя Мари-Сюзанн начала меняться и изнутри. Стала чувствовать себя иначе. Взрослой, красивой женщиной, а не смешной, несуразной девчонкой. Нельзя сказать, чтобы в новом статусе ей было комфортнее, но она привыкла. В нем были свои преимущества. И свои опасности.
О том, как сильно все изменилось, Мари-Сюзанн поняла очень скоро, собственно, в первый же вечер после своего преображения, когда увидела, каким взглядом посмотрел на нее патрон, явившись, по своему обыкновению, в конце рабочего дня в офис. Он посмотрел на нее совсем иначе, чем раньше. Так, как на нее никогда еще никто не смотрел…
В тот момент Мари-Сюзанн полетела в пропасть. И хотя потом ей даже начало казаться, что она сумела во всем разобраться и нащупала твердую почву под ногами, порой та все еще ощутимо шаталась под ее каблучками. Мари-Сюзанн сама себе казалась путником, пробирающимся через болото по узкой тропинке. Один неверный шаг – и она пропала. Порой она удивлялась, как же до сих пор умудряется не оступиться.
Именно так девушка чувствовал себя и сейчас, когда с бесстрастной улыбкой вносила папку с договорами в кабинет генерального, где с одной стороны на нее смотрел усталый почти до бесчувствия жених, а с другой – мрачный любовник. Один смотрел с теплом и нежностью, он действительно был влюблен в нее, Мари-Сюзанн это точно знала. Но только взгляд другого заставлял ее сердце биться сильнее, и делал ватными ее коленки. И кожа горела в том месте на шее, где остались следы от его клыков. Один мог быть, – и она надеялась, станет, – ее тихой гаванью, убежищем, возможностью хотя бы иногда чувствовать себя в безопасности. Другого она обожала с каким-то безумным, иррациональным исступлением, от которого сама порой приходила в ужас.
Она не решилась взглянуть в глаза ни тому, ни другому.
Но шепнула Лоррену на ухо, когда передавала договора:
– В приемной вас дожидается месье Данвиль.
Она надеялась, что спасет тем самым Жан-Люка от затянувшейся пытки.
И в самом деле, спустя уже несколько минут Лоррен отпустил его.
Перед тем, как войти в его кабинет, Филипп поцеловал Мари-Сюзанн пальчики и шепнул ей на ухо:
– Ты умница и все делаешь правильно.
– Спасибо, месье, – вымученно улыбнулась ему девушка.
3.
Несмотря на учиненный среди персонала разгром, Лоррен все еще выглядел так, будто ему хочется убивать, но жертва ускользнула у него из-под носа в тот самый момент, когда он готовился запустить в нее когти.
– Никто не хочет работать, – проворчал он, откидываясь в кресле, – Стоит ненадолго предоставить их себе, все тут же расслабляются и ничего не делают.
Филипп почувствовал почти непреодолимое желание забраться к нему на колени и поцеловать. От Лоррена сладко пахло яростью и кровью. Кровью фэйри, которая полыхала в нем, как огонь, как жидкое золото, как чистый солнечный свет, горячий, но не обжигающий. Пахло не так сильно, как вчера, но все еще весьма ощутимо. Вот бы укусить его и попробовать его крови, перемешанной с кровью фэйри.
Вместо этого Филипп уселся на краешек его стола, сдвигая в сторону бумаги.
– Мы не закончили разговор, когда ты так импульсивно нас покинул.
– Он перестал быть конструктивным.
– Ну да. Послать своего принца на хуй и гордо удалиться – это было верхом здравомыслия, я согласен. Очень вовремя сейчас устраниться и срочно заняться воспитанием подчиненных.
Лоррен скрипнул зубами от злости.
– Вы сами меня устранили…
– Давай не будем все начинать сначала, – перебил его Филипп, – Завтра мы с Жаком отправляемся в Бретань на встречу с фэйри. Ты останешься здесь моим представителем.
– Не побоитесь оставлять меня наедине с вашим… милым мальчиком?
Филипп застонал.
– Лоррен, черт тебя возьми, ты можешь воздержаться от секса с кем бы то ни было хотя бы одну ночь?! Без секса, без убийств и без того, чтобы пить кровь фэйри?! Тебе это по силам?!
– Будет трудно, – усмехнулся Лоррен, – Но можно попробовать.
– Ты этим очень меня обяжешь!
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Лоррен подвинулся к Филиппу ближе и прижался лбом к его колену.
– Вы знаете, как мне хотелось бы быть там, рядом с вами.
– Я знаю, – отозвался Филипп, запуская пальцы в его волосы, – Но ты не можешь. И не только потому, что пил кровь фэйри. Там вообще не должен присутствовать никто посторонний. Мне придется делать все одному. Жак будет ждать меня где-нибудь неподалеку с машиной.
– Вы говорили, что ни за то на свете не согласитесь больше иметь дела с фэйри.
– Было бы глупо сражаться с их врагами, не попросив поддержки. Я соблюдал договор, почему бы и фэйри не сделать тоже самое? Я попрошу у них помощи и надеюсь, что они помогут хотя бы советом. Но если вдруг случится такое чудо, что они дадут солдат, ты должен смыться из дома до того, как здесь появятся фэйри. Кто-нибудь из нас предупредит тебя. Потом вернешься. Когда от тебя перестанет разить эльфийской кровью.
– Я все еще думаю, что мы могли бы справиться сами.
– Возможно, могли бы. Но я не думаю, что должны. Все, нам пора домой… После сегодняшней встряски твои сотрудники какое-то время смогут существовать без тебя. А нам нужно много сделать. К тому же Жаку только что звонили и сообщили о еще какой-то даме, которая срочно требует аудиенции. К нам просто паломничество в последнее время… И наверняка снова дурные вести… Надеюсь хотя бы, что эта не из твоих баб. Жак ее не знает.
– А как ее имя?
– Теодолинда.
– Я ее тоже не знаю.
– Ты помнишь их всех по именам? Какой ты милый…
4.
В Париж Теодолинда приехала ночью. Она поселилась в отеле, принадлежащем вампиру, где были номера для вампиров: с имитацией окон. Принц Парижа уже был извещен, что к нему с дипломатической миссией направлена посланница от ясновидящих жриц Кассандры. Так что Теодолинда должна была нанести ему визит этой же ночью. Медлить было нельзя.
Но все же сначала ей следовало подготовиться. Собираясь нанести визит принцу Парижа, Теодолинда должна была нарядиться, потому что знала, что он – мужчина из породы утонченных аристократов, ценящих красивые одежды. Сестры по храму, лучшее разбиравшиеся в нарядах, приготовили для нее длинное и просторное платье из белого бархата, к нему – накидку из серебристых лис. Накидку легко было сбросить, а в платье легко было двигаться, если придется сражаться.
Теодолинда приняла душ, вымыла и высушила волосы, и встав у большого, в рост, зеркала принялась причесываться.
…Смертные долго считали, будто вампиры не отражаются в зеркалах. Они заблуждались. Просто вампиры не любили зеркал и не держали их в своих домах. И в чужих домах тоже старались зеркал избегать. А то и вовсе их уничтожали. Во-первых, потому что сначала зеркала делались из полированного серебра, а позже в них использовалась серебряная амальгама, близость же серебра ослабляет вампира. Во-вторых, потому что между вампирами из поколения в поколение передается, будто взглянувший на себя в зеркало вампир может подпасть под власть своего собственного гипноза, да так и застыть навсегда у зеркала…
Некоторые утверждали, будто это глупое суеверие. Но проверять не торопились.
А вот Лигия как-то раз решила проверить. Любопытная она. Ей четырнадцати не исполнилось, когда ее обратили, и в чем-то она навсегда осталась подростком. Не только внешне, душою тоже. Теодолинда нашла ее тогда, застывшей в странной позе: Лигия будто окаменела, глядя в круглое зеркало, которое поднесла близко к своему лицу. Слишком близко. Будто хотела рассмотреть каждую свою ресничку. Но достаточно было выхватить у Лигии зеркало и насильно напоить ее кровью, как она пришла в себя. Лигия рассказала, что решила проверить, что будет, если просто посмотреть в зеркало, не применяя вампирский гипноз. Но когда она поймала свой взгляд, сработал какой-то неудержимый инстинкт. Перед тем, как раствориться в собственных глазах, Лигия успела поразиться тому, как она стала прекрасна…
В общем, зеркала были опасны. Но только для неосторожных.
Теодолинда была очень стара и очень осторожна. Ее обратили, когда ей было тридцать шесть – во времена ее жизни это был уже крайней рубеж зрелости, переход к пожилому возрасту. Она была избранным вождем в своем поселении. И она научилась контролировать себя еще задолго до обращения. Так что научиться смотреться в зеркало, избегая соблазна собственного взгляда, для нее было легко.
Сейчас она смотрела на свои рыжие волосы, при жизни довольно жидкие, а с возрастом еще и наполовину поседевшие, теперь же – пышные и роскошные, спадавшие на плечи крупными кольцами, сиявшие начищенной медью. Она смотрела на свое лицо, когда-то грубое, с толстыми щеками и тяжелым подбородком, а сейчас обретшее суровую красоту – такие лица рисовали на своих плакатах немецкие нацисты во время последней большой войны, и Теодолинда, разглядывая плакаты, печалилась: неужели это ее потомки? Но гораздо больше она удивлялась тому чуду, которое превратило ее некрасивое лицо – в красивое, которое сделало пышными ее волосы, вернуло ей молодость, смыло веснушки с кожи и сделало все ее тело белоснежным, сияющим, будто белейшая и необычайно гладкая жемчужина.
