Текст книги "Принц Крови (СИ)"
Автор книги: Елена Прокофьева
Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц)
– Именно так! Потому что я сейчас как раз этим и займусь!
Филипп в ярости пнул валяющуюся под ногами чью-то одежду и воззрился на располосованный зад Кристиана.
– Какого хера ты мучаешь ребенка? – воскликнул он, – Я тебе разрешал?!
– Да ладно, какой же он ребенок? – удивился Лоррен.
Он перевернул подвывающего от боли Кристиана на бок и, прокусив себе запястье, приложил его к губам парня. Кристиан поспешно сделал несколько глотков, чтобы скорее избавиться от боли. Раны затянулись через несколько мгновений.
– Ну вот, – Лоррен игриво хлопнул ладонью по обновленной коже, – И было бы из-за чего так орать.
Стиснув зубы и бешено сверкая еще полными слез глазами, Кристиан замахнулся, чтобы врезать ему кулаком в челюсть, но Лоррен со смехом перехватил его руку.
– Вы видите? Он бодр и полон энергии. Я, между прочим, почти даже не пил из него.
Филипп ничего не ответил. Застывшим взглядом он смотрел на кровавые разводы на теле Кристиана.
– Вот дьявол, как же хочется жрать! – проговорил он с чувством, – Жак! – заорал он, – Где уже, блядь, мой завтрак?!
Слуга появился через несколько мгновений, как всегда спокойный, как скала, вталкивая в комнату какого-то очередного завороженного юнца.
– Завтрак давно вас дожидается, – проговорил он, – Но я еще не научился его телепортировать к вам в тот же момент, как вы пожелаете. К сожалению.
Филипп рванул парня к себе и вонзил зубы в его шею.
Пил он долго и жадно, парень обмякал, стремительно бледнея, через пару минут рот его приоткрылся, черты лица заострились и глаза закатились.
Лоррен положил Филиппу руку на плечо.
– Вы сейчас его убьете, – вкрадчиво проговорил он, – А потом снова будете злиться.
Филипп сделал еще один долгий глоток, а потом оттолкнул от себя потерявшую сознание жертву, так что та мешком свалилась на пол.
– Плевать, – сказал он, – В городе куча трупов и, чувствую, этой ночью нас ими просто завалит. Одним больше, одним меньше, какая разница?
Лоррен натянул штаны и уселся на диван, устраиваясь поудобнее.
– Рассказывайте!
Расхаживая по комнате из угла в угол, Филипп изложил ему все, что узнал про неведомых тварей. По мере выяснения всех подробностей, лицо Лоррена становилось все более довольным, Кристиан же, напротив, выглядел ошеломленным, похоже, на время даже забыв злиться на Лоррена.
– Существуют твари, о которых не знаете даже вы? – спросил он, удивленно, – То есть мир еще сложнее, чем кажется?
– Ерунда, – сказал Лоррен, – Парочка крыс нажрались мутировавших грибов в своих катакомбах и им примерещилось черт знает что.
Принц посмотрел на него с возмущением.
– А мы все, по-твоему, идиоты? Ле Февр, Белуа и я тоже? Париж завален иссушенными трупами! Кто это делает, по-твоему, галлюциногенные грибы?!
– Филипп, не бывает неведомых тварей, существуют только хорошо позабытые, – лениво сказал Лоррен, – Крысы или люди приволокут вам их трупы – мы посмотрим, что это такое и, я уверен, найдем что-то похожее в каких-нибудь старых книжках. А потом, – он хищно улыбнулся, – мы славно поохотимся на них!
– Ты думаешь, кто-нибудь из смертных сможет отловить нам этих тварей?
– А вы полагаете, они совсем ни на что не годны? Хорошо, я сам могу спуститься в подземелья.
– Еще чего…
– Я хочу возглавить отряд, который пойдет на разведку. Мне, право, уже любопытно, что так напугало крысюков.
– Лоррен, не зли меня. Мне и так хочется кого-нибудь убить! – воскликнул Филипп.
– Ты уже убил, – подал голос Кристиан. Он стоял на коленях рядом с лежащим на ковре парнем, – Похоже, он не дышит…
На лице Кристиана было выражение крайнего недоумения, будто к нему вдруг пришло осознание какой-то простой, но отчего-то прежде неочевидной истины. Он вообще выглядел очень смешно и трогательно, – ошеломленный и взлохмаченный, со все еще припухшими от слез глазами и весь перепачканный кровью, своей и Лоррена.
– Какое несчастье, – печально проговорил Лоррен, – Похоже, сладенький узнал нашу страшную тайну, монсеньор. Про то, что мы вампиры. Теперь нельзя оставлять его живым.
Кристиан выпрямился, скрипнув зубами и сжимая кулаки.
– Отпусти его в катакомбы, Филипп! Пусть какая-нибудь тварь въебет ему как следует! Может быть, тогда он оставит меня в покое?!
– Я сейчас сам въебу вам обоим! – прорычал Филипп, – Мы теряем город! А вы двое тут… веселитесь! Охотники носятся по улицам впустую! Крысы в панике! Даже маги переполошились и оторвали жопы от кресел! И все они ничего не могут ни понять, ни сделать, поэтому явились ко мне: пусть кровосос выпутывается, как хочет! А я тоже не хрена не знаю, что делать! Но мне вот не к кому бежать!
Филипп схватил со столика первое, что попалось под руку, – это был то ли пульт от телевизора то ли чей-то мобильный телефон, и от души швырнул его в стену. Лоррен поднялся с дивана и обнял его, удерживая от того, чтобы еще что-нибудь расколотить.
– Вы уже сделали все, что было необходимо, – сказал он, – Теперь остается только ждать.
– Сидеть и ждать, пока невесть что уничтожает мой город? – жалобно всхлипнул Филипп, утыкаясь лбом ему в плечо, – Я чувствую – все бессмысленно! Мы все делаем неправильно!
– Я добуду вам это невесть что, мы его препарируем и во всем разберемся.
Лоррен поднял голову принца за подбородок и заглянул ему в глаза.
– Мы выбирались и не из таких передряг. Прорвемся.
В гостиную снова вошел Жак. Он мрачно посмотрел на человека, распростертого на ковре, и произнес:
– Только что звонили из «Ле Руа». К вам еще один посетитель. Посетительница.
– Кто такая? – настороженно осведомился Филипп.
– Ортанс Дюран. Директриса Яблоневого Приюта.
– Кто?! – принц с изумлением воззрился на Лоррена, – А этой что может быть надо?
Лоррен выглядел не менее потрясенным.
– Может быть, она что-то знает?
– Что она может знать? – презрительно поморщился Филипп.
– Фэйри… – Лоррен многозначительно приподнял бровь, – Это не может быть делом их рук?
– Нет. Никто из фэйри на такое не способен.
– Вы уверены?
Принц задумался.
– А черт их знает, на самом деле… Жак, пусть эту девицу привезут сюда. Я не могу ехать в «Ле Руа», жду двух перепуганных крыс. И надо еще решить, кого отправить в катакомбы.
Глава 5
1.
Сны фэйри, даже полукровок, отличаются от тех снов, которые снятся людям. У людей бывают сны сюжетные, а бывают – бессмысленные, которые порой никак не связаны с событиями их реальной жизни, и часто после пробуждения люди не могут вспомнить, что же им снилось… К фэйри – что чистокровным, что полукровкам – во сне возвращается прошлое, со всеми подробностями и ощущениями, вкусами и запахами, целые эпизоды из прошлого, и сны не забываются. Но вот у чистокровных фэйри бывают сны не только из собственного прошлого, но картины того, что случилось задолго до их рождения: память предков, память крови. С полукровками такое не случается никогда. И очень редко бывает, чтобы полукровка оказался наделен даром ясновидения: тогда во снах он может видеть картины будущего, или же что-то, что происходит не с ним, но повлияет на его жизнь…
У Ортанс не было дара ясновидения. Ей всегда снились эпизоды пережитого. Счастливые или горестные – это зависело от того, как прошел день накануне. Если ложилась счастливая, довольная, – и сны были радужные. Если ложилась утомленной, терзаемой заботами, – сны ей являлись скверные.
Но сон, который она видела этой ночью, не имел отношения к ее прошлому. Она видела настоящее. Она знала, что видит настоящее. И это был кошмар, худший из возможных кошмаров.
Ортанс видела катакомбы под Парижем, кости тысяч людей, упокоившихся там, и высокого сидхе в черной мантии мага, покрытой вышитыми золотом защитными рунами, который шел в темноте, иногда – по черепам, сокрушая их в пыль, шел в тот коридор, в который никогда не могли попасть смертные, потому что от них он был защищен заклятьями, а остальные твари, населяющие этот мир, не пошли бы туда, ибо ощутили бы смертный ужас, которым веяло из этого коридора. Коридор расширялся, пока не привел в пещеру, к стене, в которой были врата… Меньшие из врат, ведущих в бездну. И Ортанс поняла, что хочет сделать этот сидхэ, и начала кричать, но он не слышал ее крика, он сосредоточенно положил ладони на ключ – каменный шар, выступающий из стены – и вспыхнули магические перстни на его пальцах… Врата распахнулись. И в мир рванулась Тьма, которую несли с собой фоморы.
Ортанс проснулась, крича от ужаса.
Фоморы.
Он выпустил фоморов.
И это был не сон… не сон!
Она слышала крики других полукровок – детей и воспитателей, живших в Яблоневом Приюте. Кричали даже брауни, обычно такие спокойные! Кричали от ужаса все, кто увидел этот сон… Если только это можно назвать – сном. Этой ночью все они увидели то, что случилось. То, что отныне обречет их всех и весь этот мир на погибель, если только не остановить… Но кто может остановить фоморов?
Ортанс знала, что сейчас к ней прибегут младшие воспитатели и старшие воспитанники, что ей будут задавать вопросы и ждать от нее решений, а она чувствовала себя такой слабой, совершенно обессиленной, ни на что не способной. Она свернулась клубочком и тихо заплакала. И плакала, пока не почувствовала руки Мишеля на своих плечах. Она повернулась к нему, нырнула в его объятия и зарыдала в голос. А он просто укачивал ее. Укачивал… Как младенца… Как когда-то она укачивала на руках его, новорожденного…
Как странно сплетает судьба свои нити.
Когда-то новорожденный Мишель лежал в объятиях Ортанс и она его защищала.
А теперь он – рослый и могучий, бесстрашный и страстный, – ее супруг навеки, потому что полукровки, как и фэйри, от которых они произошли, выбирают себе только одного спутника на всю свою жизнь… И любят только однажды. Для Мишеля Ортанс стала его единственной любовью.
Мишель поднял ее на руки и принялся носить по комнате. Ей так уютно было в его объятиях. Казалось, уж он-то может защитить ее от кого угодно. Два с лишним метра роста, стальные мускулы, острые зубы и когти, которые он вынужден скрывать с помощью гламора, и глаза, светившиеся в темноте ярко-алым – на темном лице… Внешность он взял от своего отца, от гоблина из рода Красных Колпаков. Правда, колпака-то у Мишеля и не было. И нежную душу он получил от своей матери, от своей несчастной матери…
Красные Колпаки. Самые страшные и свирепые из всех фэйри. Единственные, кому с трудом могут противостоять даже сидхэ.
Красные Колпаки когда-то осаждали стены Яблоневого Приюта. И тогда Ортанс тоже думала, что все кончено и все погибнут. И на помощь пришел вампир…
– Мишель, мне нужно обратиться к принцу Парижа, – прошептала Ортанс охрипшим от слез голосом.
– Ты думаешь, упыри могут справиться с фоморами?
Конечно, Мишель тоже видел этот сон и знал, чего ожидать.
– Я не знаю, – вздохнула Ортанс. – Но надо их хотя бы предупредить. И… возможно… они в большей степени принадлежат этому миру… Я не знаю. Но вдруг они что-то смогут?
…Когда-то, бесконечно давно, эту землю населяли фоморы: чудовищные и могущественные существа, внешне ужасные настолько, что разум не только человека, но даже высшего фэйри не всегда мог выдержать одно лишь лицезрение этих тварей… Были ли они изначальными хозяевами или явились из мира иного, и уничтожили тех, кто жил здесь до них, – никто не знал. Животные и деревья хранили молчание об этом: так велик был их ужас перед фоморами. Известно лишь, что пробыли фоморы в этом мире недолго и не успели уничтожить все живое, превратив планету в иссушенную пустыню.
Когда с заокраинного Запада пришли фэйри, желавшие расширить пространство своего мира, сильнейшие из них – сидхэ и гоблины – бились с фоморами и сокрушили их.
Сидхэ и гоблины издревле воюют между собой. Воевали они в своем мире и воевали после поражения фоморов… Но ради битвы с общим врагом они объединились.
И фоморов низвергли в бездну, находящуюся вне пределов этого мира и иных обитаемых миров.
И пути в эту бездну закрыли восьмью вратами.
Заточение фоморов было задачей едва ли не более трудной, чем победа над ними. Год трудились величайшие маги и мастера, создавая врата и ключи, сплетая заклинания. Только в те дни, когда истончаются границы между мирами, можно было замыкать ворота. А между этими днями воины сидхэ и гоблинов день и ночь бились у края бездны, чтобы не пустить фоморов обратно в этот мир, где осталось столько сладкой добычи для них…
Первые, малые врата, закрыли на Самайн, и хотя через эти врата могли прорваться лишь самые слабые и мелкие из фоморов, все же труднее всего замкнуть было первые. Но магия сработала и дальше было легче: на Йоль, на Имблок, на Остару, на Бельтайн, на Литу, на Ламмас замыкались врата, и последние – великие – сомкнулись на Мабон.
Теперь кто-то начал обратный отсчет.
Сегодня ночь Самайна. Он отворил малые врата.
Возможно, если остановить его прежде, чем он отворит остальные, малые врата еще можно закрыть…
Не стоит отчаиваться. Падре Лазар всегда говорил: отчаяние – самый страшный грех. Отчаянием ты показываешь свое неверие. Падре Лазар верил в силу Нового Бога. И верил в магию своей веры. Хотя он не любил, когда Ортанс называла это магией.
2.
– Держись рядом со мной. Молчи. И не бойся. Хотя бы не показывай им, что ты их боишься, – сказал падре Лазар. – Мы выглядим, как люди, но все же необычно. Они ничего не поймут, но ты почувствуешь их настороженность. Но не бойся. Они не знают. В этой деревне нет тех, кто мог бы понять…
Ортанс кивнула.
Они действительно выглядели необычно: молодой и очень красивый священник, юная и очень красивая монахиня. Юные и красивые монахини иногда встречаются, молодые и красивые священники встречаются реже, но вдвоем они уж слишком бросались в глаза. Все встречные аж шеи выворачивали, разглядывая их. Гламор – магия фэйри – могли приглушить нечеловеческое сияние глаз, волос и кожи, но совсем скрыть красоту они не могли…
Падре Лазар и Ортанс были не чистокровными фэйри, а полукровками. Детьми от союза смертного и фэйри. В их случае фэйри принадлежал к самому могущественному волшебному народу: и у Лазара, и у Ортанс отцы были сидхэ. От сидхэ они получили свою фантастическую красоту, свою силу и способности к магии. Но человеческая часть существа приглушала и растворяла магию, и у них не хватало сил на полноценный гламор.
Любой сидхэ может принять ту личину, которую захочет, и прекраснейшая из дев может предстать перед смертными сгробленной старушкой. Полукровки Лазар и Ортанс менять внешность не умели. Они оставались высокими, стройными, тонкокостными, с точеными лицами, нежной кожей и большими ясными глазами.
Роскошные белокурые волосы Ортанс были спрятаны под монашеским покрывалом, а глаза цвета чистой бирюзы – у людей таких не бывает! – с помощью гламора превращены в серые. Но все же она была прекрасна, как Пречистая Дева с картины.
Роскошные огненно-красные кудри Лазара были коротко острижены, с помощью гламора он придал им простой рыжий оттенок, а свои фиалковые глаза сделал карими. Но все же он был красив, как юный Архангел.
Коричневая сутана Лазара и черно-белое монашеское облачение Ортанс, и то, что Лазар ехал на буром муле, а Ортанс – на круглобоком сером ослике, не придавало их облику обыденности.
Они выглядели слишком красивыми.
А еще они не были людьми.
Все люди чувствуют чужаков. Не сознают, не понимают, не допускают мысли, но… чувствуют. Но иногда встречаются те, кто видит сквозь гламор. Или знающие и опытные. Их надо опасаться. Из-за них Лазар и Ортанс могут угодить на костер. Вместе с тем младенцем, которого они ехали спасать…
Правда, Лазар сказал, что в деревне Мадо нет знающих и опытных.
Видящие же встречаются редко.
Потому что фэйри их не просто ослепляют, как рассказывают в сказках.
Фэйри их убивают.
Стояла весна 1756 года. Лазар и Ортанс выехали еще затемно, а сейчас солнце поднялось высоко, мул и ослик устали, хотя хозяева пытались поддержать их силы магией, поглаживая животных между ушами. Прикосновения фэйри целебны для животных, и даже полукровки имеют эту власть… Но все же следовало бы дать им отдых, да и самим передохнуть в тени.
Однако останавливаться было нельзя. Нужно было спешить.
Стояла весна 1756 года, в просвещенной Франции уже не казнили за колдовство.
Но в деревеньке Мадо местная девушка родила ребенка: как сама она твердила, от демона.
Демон был прекрасен, он встретил ее у реки, с его золотых волос текла вода, он играл ей на арфе, он затуманил ей разум, он соблазнил ее, и она приходила к нему на свидания, и получала такое наслаждение, о котором и представить себе не могла.
А потом однажды она пришла к нему сразу после причастия, и ей словно глаза промыли – она увидела, что он не человек, что зубы у него острые, все зубы острые, как у зверя, и что кожа его холодна, как не бывает у человека, и звуки его арфы больше не имели власти над ней, и она бежала от него…
А потом поняла, что беременна, и призналась во всем матери и священнику.
Она хотела вытравить плод, но священник запретил, не поверил, что ее соблазнил демон. Священник подумал, что девка согрешила, а теперь про демонов сказки сочиняет.
И вот теперь родилась девочка, а юная мать не желает давать ей грудь и кричит, что ее нужно бросить в огонь.
Мать и бабушка не хотят ночевать с малюткой под одной крышей…
Соседи считают, что ублюдка лучше все-таки сжечь…
Священник забрал кроху в свой дом, его верная служанка кормит девочку коровьим молоком из рожка, но он боится собственных прихожан, которые непонятно почему возненавидели беззащитного младенца. Он окрестил девочку, дал ей имя Мари-Анжель, поручая ее защите Богородицы.
Малютка во время священного обряда не кричала, как другие младенцы, а блаженно погукивала. Что не удивительно, она же наполовину никса, родной стихией ее отца была вода! Никсы – одни из самых неагрессивных и доброжелательных к людям фэйри. Они любят музыку и питают слабость к красивым смертным девушкам. И обычно их отпрыски не попадают в приют, потому что они – прехорошенькие и послушные детки, которых все любят. Да и связь с никсом как правило остается в памяти смертной, как приятное приключение.
Но только не в этот раз. И крошке Мари-Анжель не помогло ее хорошее поведение во время крещения. Деревенские еще сильнее обозлились: они говорили, что дитя демона просто глаза отводит, что нормальные младенцы кричат, когда их окунают в холодную купель!
Теперь священник боится, как бы деревенские не взяли штурмом его дом…
Он написал Лазару.
Отцу Лазару в Яблоневый Приют.
Во Франции многие священники знали про этот приют в Нормандии. Приют, куда свозят всех детей, от которых матери отказались при загадочных обстоятельствах. Всех сирот, которые выглядят или ведут себя странно. Всех сирот, которые не похожи на обычных уродцев или дурачков…
Уж священники-то разбирались, кто обычный уродец, а кто – особенный, ведь им постоянно приходилось крестить детей. Некоторых священников когда-то сочли достаточно умными, чтобы посвятить в тайну существования фэйри и их полукровок. И они знали, куда отправлять этих детей.
А еще чаще – повитухи. Повитухи-знахарки, которые, приняв дитя, с ног до головы поросшее волосами, или дитя с глазами, в которых вертикальных зрачок, дитя с перепонками между пальцами или с зачатками крыльев на спине, говорили роженице, что ее ребенок мертв, а сами уносили его в лес и призывали тех, кто мог переправить полукровку-фэйри в Яблоневый Приют.
…Яблоневый Приют, огромный дом, стоящий среди бескрайних яблоневых садов, и эти сады урожайны даже в самые скудные годы, и яблони дают самые вкусные яблоки, Приют не бедствует, тогда как в других приютах дети зачастую голодают.
Яблоневый Приют, где по покровительством пары-тройки монашек работают странные тихие няньки, которых никто из простых людей никогда не видел.
Яблоневый Приют, на территории которого любой человек и нечеловек испытывает покой и радость, и все что было дурного на сердце – гнев, сомнение, подозрение – все исчезает… Чтобы вернуться, едва он покинет эти земли.
Яблоневый Приют, словно хранимый светлой силой.
Руководит им всегда священник, так что для подозрений, вроде бы, причин нет. И церковь там есть. Только вот в этой церкви нет колокола. Но сиротки и без колокола регулярно ходят на службы. И Яблоневый Приют ни у кого не просит помощи. И никому, вроде бы, не мешает…
Сегодня падре Лазар, нынешний руководитель Яблоневого Приюта, и сестра Ортанс, одна из монахинь, приглядывающих за сиротами, должны забрать малышку Мари-Анжель, хорошенькую, как куколка, нелюбимую матерью малышку, дочь водяного-никса и очередной соблазненной им девицы – которой по счету за все сотни лет его жизни?
Дети никсов самые милые, с ними не бывает проблем, они вырастают прелестными юношами и девушками. Лучше, чем другие полукровки, адаптируются среди людей. Всех юношей-полуниксов из Яблоневого Приюта неизменно пристраивали секретарями к знатным вельможам, а потом – как-то само собой! – вельможи начинали питать душевное расположение к милым и доброжелательным мальчикам, и выдавали за них своих дочерей, а у кого не было дочери – тот усыновлял юного полуникса, обеспечивая ему благополучное будущее. А с девушками-полуниксами было еще проще: их выдавали замуж за еще более знатных вельмож. И всегда это были счастливые браки по любви, ведь не любить полуниксу невозможно. Сами же полуниксы – ласковые, добрые, нежные существа. Ровно как и их родители-никсы. Они даже смертных-то соблазняют не ради забавы, а потому что влюбляются!
Только бы крестьяне не успели расправиться с малышкой…
Если фэйри-полукровка растет в волшебной стране, среди фэйри, – что случается редко, потому что фэйри не любят принимать к себе полукровок, – то развитие получает его магический дар, и с возрастом полукровка все больше похож на фэйри той разновидности, от которой произошел. Если же, как чаще всего случается, полукровка остается среди людей, со временем магический дар ослабевает, фэйри все больше становится похожим на человека, к тому же приучается притворяться. Но новорожденная девочка еще не может притвориться. Она еще на границе двух миров. И люди ощущают ее – чужой. Все, кроме доброго и истово верующего деревенского священника, для которого любое дитя – Божье… что, собственно, соответствует истине.
3.
В деревеньку Мадо они прибыли очень вовремя. Возле дома священника стояла угрюмая толпа. А над толпой несся хриплый визг женщины, дошедшей до предела отчаяния:
– Это дитя дьявола, говорю я вам! Оно лишило разума нашего падре! Ломайте двери! Сожгите ребенка! Иначе мы все погибнем!
Падре Лазар спрыгнул с мула, передал повод Ортанс, тихо сказал:
– Следуй за мной.
А затем громким, ясным голосом, к которому невозможно было не прислушаться, сказал, нет – провозгласил:
– Расступитесь! Дайте дорогу служителю Господа!
Крестьяне расступились.
Лазар пошел вперед.
Ортанс – за ним, с осликом и мулом.
Возле двери стояла молодая женщина: измученное лицо, затравленный взгляд, сальные волосы распались из-под криво надетого чепца, вся одежда в беспорядке, и запах… Пахло от нее ужасно. Болезнью и грязью. Ортанс вгляделась в нее магическим зрением и ужаснулась: разум несчастной женщины представлял собой круговерть ужасающих видений, какие-то монстры плясали, щерились, плевались, и чудовищный младенец размером с колокольню ревел басом и протягивал руку, чтобы стереть с лица земли деревеньку Мадо… А вместо сердца у женщины была дыра. Пустота. Она вырвала из своего сердца любовь к никсу и теперь там уже ничего не прорастет. Да и разум к ней не вернется.
– Они посланники Сатаны! – завизжала женщина. – Убейте их! Убейте падре! Убейте младенца!
– Бланш, перестань, – усталым голосом сказал пожилой мужчина, стоявший с топором наготове и, видимо, собиравшийся высаживать дверь.
Ортанс увидела розово-золотую нить, оплетавшую этого мужчину и безумную юную женщину, и двоих испуганных девочек в стороне, и угрюмого парня, и исхудалую старуху, и еще одну женщину, которая сидела на земле и плакала – все они были одной семьей, все они были связаны родством и любовью. Значит, мать ребенка зовут Бланш. А это – ее отец.
– Ты разве не видишь, что они демоны? Ты разве не видишь, что их красивая оболочка создана, чтобы обманывать таких, как мы?! – Бланш уже осипла от крика.
Наверное, эта юная женщина кричала тут много часов, призывая односельчан убить ребенка, которого она родила.
– А ты не видишь, что у них обоих четки со святыми распятьями? – огрызнулся отец, – Да и все знают, что демоны не выносят самого вида сутаны…
– И колоколов. Они не выносят колоколов, – робко сказала одна из девочек-сестер. – Может, попросить звонаря позвонить в колокол?
Смертные считали, демоны не выносят звона церковных колоколов, священных предметов, а так же самого вида сутаны священника.
Ортанс не знала, правда ли это – насчет демонов. Но вот фэйри действительно не выносят, когда звонит колокол… От этого звука фэйри охватывает паника: кажется, разрывается голова, лопаются сосуды, каменеет сердце… Чем слабее фэйри, тем труднее им выдержать этот звук. Могущественные сидхэ могут вынести все, не утратив самоуверенности и изящно наведенного гламора, но младшие фэйри впадают в панику, а крылатые феи-крошки от звона колоколов падают без чувств среди цветов… Селки, мерроу, роаны – все обитатели моря оставляют свои жилища и отплывают на глубину, если на берегу строят церковь с колокольней. Хорошо еще, звон колоколов не убивает, чего не скажешь о холодном железе!
Сутана священника – это просто одежда. Священные предметы – что ж, полукровки чувствуют их силу и видят, как они светятся. Но это светлая сила и она не причиняет полукровкам боли. А вот звон церковных колоколов причиняет боль. Но можно привыкнуть. Притерпеться. Потому что это не яд холодного железа, это просто усиленный во много раз, грохочущий голос иной силы, воцарившейся на земле. Силы, которая сделала людей способными противостоять фэйри. Когда пришла эта сила – на земле сменилась власть. И начался исход фэйри…
Только брауни притерпелись к колоколам. Потому что не могут жить без людей, потому что суть их жизни – служение семьям, и если брауни обитает в добром доме, где хозяева любят друг друга, чтут стариков и ласкают детей, где уважают самих брауни, не забывая оставлять им угощение – плошку сливок или кусок хлеба с медом – там они с легкостью претерпеваются к чему угодно. Ну, а если в доме скверно, так и безо всяких колоколов брауни страдает и сходит с ума. Хотя колокола усугубляют дело. Кстати, здесь, во Франции, брауни называют не брауни, а эспри фолле… Но это не меняет дела. На самом деле они те же брауни – невысокие, хрупкие, с темной кожей, длинными шелковистыми темными волосами, с огромными прекрасными золотистыми глазами, со странными личиками без носа и губ: нечеловеческими, но удивительным образом привлекательными. Брауни, от которых чудесно пахнет свежим хлебом, яблоками, медом и летним днем. Брауни, которые служат не только людям, но прежде всего – высшим фэйри. Семьям любых высших фэйри. Хлопочут по хозяйству и нянчат детей. Нет лучших нянек, чем брауни! Особенно если ты – сирота… А тем более – сирота-полукровка. Рожденный от союза человека и фэйри. Выросший в Яблоневом Приюте.
Сидхэ отбыли на Авалон. Морские уплыли на глубину. Все остальные фэйри укрылись в полых ситхенах: так называли незримые для смертных изгибы, лакуны вселенной… Простой холм, внутри которого – целое царство. Гору, под которой – страна. Дерево, в дупле которого таится часть огромного древнего леса, населенного крылатыми феями.
Некоторые фэйри остались в этом мире, но держатся подальше от городов и от церквей. Некоторые – перемещаются между мирами. Но даже гордые сидхэ не против навестить оставленный ими мир. И все фэйри любят посмеяться над смертными и соблазнить их женщин… А в результате покидают в этом мире свое дитя.
Женщины-фэйри тоже любят соблазнять смертных мужчин. Но они своих детей редко оставляют. А если оставляют, то находят хорошую семью и подменяют новорожденного – своим ребенком. Судьба похищенного человеческого младенца зависит от того, кем была мать подменыша. Если из гоблинской породы – он будет убит и съеден. Если кто-то менее жестокий – заберут с собой, воспитают себе слугу. Быть слугой в ситхене – не худшая участь.
И оказаться в Яблоневом Приюте – тоже.
Хуже всего тем полукровкам, которого примет обычная суеверная повитуха, рядом с которым не окажется священника, знающего о сидхэ и их детях, и которого отвергнет его мать… Такого ребенка могли бросить в костер или живьем зарыть в землю. Даже сейчас. В просвещенные времена.
Люди привыкли защищаться от демонов крестом и святой водой… В большинстве своем они забыли, как защищаться от чар фэйри. Забыли, что красноплодная рябина, ясень и зверобой не позволят околдовать вас, а четырехлистный клевер разрушает гламор, с помощью которого фэйри притворяются людьми или как-либо еще обманывают смертных. И про холодное железо, про то, что прикосновение его для фэйри – яд, а оружие из него почти всегда – смертельно, – про это люди не забыли, хоть и забыли обо всем остальном… Ангелы и демоны подчинили себе их мысли, надежды и страхи.
– Уведите эту женщину. Она безумна. Это случается с беременными и после родов. Я не раз видел такое, – спокойно сказал Лазар. – Возможно, через месяц она придет в себя. И тогда ей будет стыдно за свое злое безумие. А вам всем должно быть стыдно уже сейчас. Падите на колени и покайтесь перед вашим добрым и мудрым падре, который не допустил детоубийства. Дитя мы забираем в приют.
В его голосе было столько успокаивающей, нежной силы, что Ортанс почувствовала, будто прохладный голубой туман опускается на пылающие головы селян, принося покой, облегчение и легкую сонливость… Уже никто не хотел крушить и убивать. Никто, кроме Бланш, которая с воем кинулась на Лазара, но он схватил ее, завернул руки ей за спину, ловко связал ее же фартуком – и оставил лежать на земле, визжащую, проклинающую, богохульствующую, на вид – совершенно безумную. Ортанс знала, что Лазар мог успокоить Бланш одним прикосновением. Но Лазар был разгневан на нее. На мать, отвергнувшую свое дитя.
Когда-то его мать, родившая его от сидхэ, хотела бросить его в огонь, и спасла его оказавшаяся в толпе монашка… Непосвященная, ничего не знавшая о сидхэ и полукровках, но считавшая, что младенцы невинны.
– Заберите свою дочь, – сказал он мужчине с топором.
А сам шагнул на порог дома священника.
Дверь открылась.
Священник смотрел затравленно и прижимал к себе крохотный сверток: малютка Мари-Анжель размерами была поменьше обычного младенца. Полуникса, они все в детстве миниатюрны.
