Текст книги "Принц Крови (СИ)"
Автор книги: Елена Прокофьева
Соавторы: Татьяна Енина (Умнова)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)
– Я больше не человек.
– И кто ты? – флегматично спросил Людовик.
– Вампир.
Король возвел очи к небесам, словно призывая их в свидетели своего мученичества.
– Я тоже не поверил бы в такое, – криво улыбнулся Филипп, – Я и не верил, поэтому угодил в ловушку. Я умер, Луи, уже более трех лет назад.
В глазах короля мелькнуло замешательство.
– Я понимаю, что это звучит дико, – продолжал Филипп, – Однако мне очень просто доказать, что слова мои правда.
Он снова в одно мгновение ока переместился к королю, и Людовик увидел, как во рту его брата вдруг появились длинные острые клыки. Невольно вскрикнув, король отшатнулся в сторону, и Филипп отпрянул от него. Глаза принца все еще горели багровым отсветом, и Людовик, глядя в них, побледнел, как смерть.
– Господь всемогущий, – пробормотал он, – Как это случилось с тобой?!
– Я здесь для того, чтобы рассказать.
– Как ты мог? – выдохнул король, – Как ты мог дать на это свое согласие?!
Теперь была очередь Филиппа удивляться.
– Ты знаешь о существовании вампиров?!
– Боже… – король утер ладонью капли холодного пота, выступившие на лбу, и постарался отодвинуться от брата еще дальше. Тот был похож сейчас на какое-то чудовище в человеческом обличии, и королю было страшно.
– Мне говорили… Но я не верил. Не совсем верил.
– Кто рассказал тебе?
Филипп снова уселся в кресло – подальше от короля, ему было обидно и одновременно забавно видеть страх в глазах брата.
– Я узнал об этом несколько лет назад… – Людовик попытался припомнить, – Впрочем, уже довольно давно. Это случилось незадолго до смерти Мазарини. Будучи уже очень больным, кардинал как-то раз попросил меня принять одного человека и заставил дать обещание, что я отнесусь со всем вниманием к тому, что тот скажет мне. И буду верить всему, даже если мне покажется, что рассказ его похож на бред умалишенного. Имя этого человека де Камброн. Вряд ли ты знаешь его… Хотя он всю жизнь прожил при дворе, и у него даже имеется должность. Не припомню, какая именно, но это и не важно. Этот де Камброн, как до него его отец, дед и прочие предки является хранителем договора между королевским домом Франции и фэйри.
– Что?! – изумился Филипп, – У нас договор с фэйри?!
– Этому договору много сотен лет, – продолжал король, – Если я верно помню, заключил его еще Хлодвиг. И суть его состоит в том, что фэйри могут беспрепятственно перемещаться по землям Франции, и селиться здесь, если им вздумается. Взамен они предоставляют некоторые услуги правящему монарху, защищают его, а еще – дарят что-то новорожденному наследнику престола. Долголетие, мудрость, красоту, полководческий талант, но не все сразу, а только что-то одно, на выбор родителя.
– И что просил для тебя наш отец? – хмыкнул Филипп.
– Наш отец хотел, чтобы я стал великим королем. – ответил Луи серьезно, – Что именно он вкладывал в понятие «великий» остается загадкой, но это и не имеет большого значения, – важно то, что вложат в свой подарок фэйри. А они хитры и коварны. Наш дед, Генрих IV, просил для сына целомудрия, в итоге Людовик XIII вообще не мог иметь детей… Памятуя об этом, я не стал ничего просить для своих детей.
– Почему ты ничего не рассказал мне?! – воскликнул Филипп горестно.
– Я не думал, что для тебя это может быть важно.
– Черт возьми, Луи! Если бы только я знал раньше, что мир не таков, каким кажется!..
– Хочешь сказать, что ты поверил бы в существование сказочных фей?
– Я попытался бы вызвать кого-то из них.
– Вот именно этого мне и не хотелось! – зло воскликнул король, – Твое порочное любопытство всегда приводит к неприятностям!
С этим трудно было не согласиться.
– Вызвать фей, – пробормотал король, – Ты не понимаешь, о чем говоришь… Это не какие-нибудь эфемерные создания, пляшущие на лепестках цветов, они могущественны и опасны.
– Ты видел их?
– Видел, когда заключал договор. Мы ничтожны перед ними, Филипп. Как ничтожны перед нами какие-нибудь букашки, которых мы давим ногами, не замечая.
– Однако мы не заключаем договоров с букашками.
– Фэйри заключили бы и с букашками, если бы от них, а не от нас зависела их возможность пребывания в этом мире. Полагаю, для них нет большой разницы. Одно радует, в нашем мире фэйри ведут себя скрытно, и, надеюсь, до конца моих дней мне больше не придется ничего слышать о них.
– А что ты знаешь о вампирах? – спросил Филипп через мгновение.
– Почти ничего, – признался король, – Только то, что они якобы существуют. Я спросил Камброна о том, что если в мире живут феи и эльфы, то может ли быть такое, что наличествуют и другие твари, которых мы считаем сказочными. Камброн подтвердил мне, что такие твари есть. И в числе прочих назвал вампиров и оборотней.
– Тебя не беспокоит, что Франция населена существами не подвластными тебе?
– Я никогда не видел никого из них… до сего дня. И, как я уже сказал тебе, – предпочитал о них не думать! У меня хватает забот и без сверхъестественных тварей, главное, что я уяснил, – вампиры не могут обратить человека без его согласия и не вмешиваются в дела людей!
– Они вмешиваются…
– Теперь я это вижу, – помрачнел король, – Как смел кто-то из них превратить в себе подобного принца Франции?!
– Этим кем-то был принц Парижа. Хозяин здешней нечисти.
– Но почему ты дал согласие на это, можешь мне объяснить?!
– Луи, я уже сказал тебе, что не верил в существование живых мертвецов!
– Как бы там не было, – ты позволил себя укусить!
Филипп ухмыльнулся.
– И что в этом особенного?
– Укусить себя какому-то… сомнительному господину!
– Он был недурен собой.
– Боже мой… – Людовик скривился, будто выпил уксуса или же, – что было для него привычнее, – настойку из жира повешенного пополам с кровью летучей мыши, – Не могу понять этого!
– Чего тут понимать? Представь, что хорошенькая женщина, наподобие Атенаис в ее лучшие годы, игриво предлагает укусить тебя в шею. Ты бы отказался?
– Оставь свои шутки! – возмутился Людовик.
– Отказался бы?! – округлил глаза Филипп, – Тогда ты, в самом деле, не поймешь!
Король гневно ударил кулаком по столу, вскочил с кресла и принялся ходить по кабинету из угла в угол, будто обдумывая что-то.
– Я мало знаю, – проговорил он, наконец, – Нужно будет позвать Камброна и расспросить… Пусть расскажет о вампирах все, что ему известно.
– А что именно ты хочешь узнать? – поинтересовался Филипп.
– Как можно все обратить вспять, – вернуть тебе человеческий облик!
Принц скептически покачал головой.
– Ты тоже ничего не знаешь! – Людовик досадливо махнул на брата рукой, – Все, на что ты способен, это творить глупости! Которые мне приходится исправлять! Может быть… отвести тебя в церковь? Пусть священник прочтет какой-нибудь экзорцизм? Или, к примеру, обольет тебя святой водой?
– Или воткнет мне кол в сердце, – флегматично добавил Филипп.
– Должен быть способ!
– Есть множество способов уничтожить вампира. Но его нельзя сделать живым человеком. Я мертв, Луи, – я не дышу, у меня не бьется сердце… Вампир выпил всю мою кровь, и я не умер только потому, что он напоил меня своей. Говоря по правде, я вообще больше не человек, я только кажусь им.
Филипп понимал, как Людовику трудно поверить в то, что он говорит, – как трудно признать мертвецом человека, сидящего в кресле рядом с тобой, глядящего на тебя, говорящего с тобой, и даже, кажется, почти не изменившегося. Это похоже на шутку или на страшный сон. И ничего нельзя исправить! Совершенно ничего!
– Почему ты не рассказал мне все сразу? – спросил король, – Как мог ты так долго скрывать от меня, что с тобой произошло?
– Так же, как и ты можешь скрывать от меня много всего, что кажется тебе неважным.
– Это другое! По-твоему, смерть моего брата может быть мне не важна?!
– По-моему так. Ты мог бы и сам заметить, что я переменился, если бы хоть раз взглянул в мою сторону!
– Ты как ребенок, Филипп! – возмутился король, – Еще немного и мне начнет казаться, что ты умер мне назло!
– Ну конечно, все в этом мире вертится вокруг тебя… – сказал Филипп язвительно, – Впрочем, как не печально, в данном случае действительно так оно и есть. Почему ты думаешь, я явился к тебе сегодня и так дерзко нарушил твой монарший покой? Потому что я узнал, что готовится заговор. Тебя хотят убить.
– Час от часу не легче, – вздохнул Людовик, – Кто хочет убить меня? И зачем?
Филипп изложил королю замысел своего мастера. После чего ему пришлось рассказать еще очень многое об иерархии вампиров и сложностях их взаимоотношений. Пришлось рассказать и о Темном Круге, правда, несколько смягчив краски относительно жертвоприношений.
Людовик все эти откровения воспринял на удивление хладнокровно, единственное, что отчего-то очень его задело – это то, что кто-то, пусть даже и нежить, предпочел видеть королем его брата.
– Филипп на троне Франции! – проговорил он иронично, – Никогда не видел человека менее пригодного к этой роли!
– Может быть, я был бы неплохим королем, если бы мне этого хотелось, – обиделся принц, – ты знаешь, что государственные дела всегда были для меня скучны.
– Они для тебя скучны, потому что ты ничего в них не смыслишь.
– Можешь пойти и рассказать об этом моему мастеру. Возможно, он прислушается к тебе и переменит свое решение. Сделает вампиром тебя… Знаешь, по-моему, фея, обещавшая тебе величие, явно поглумилась, – велик ты только в собственных глазах. И это твое величие не позволяет тебе видеть никого кроме себя! Еще бы – ведь ты затмеваешь солнце!
И Филипп отвесил королю шутовской поклон, не вставая с кресла.
Людовик побагровел от гнева.
– Я никогда не мешал тебе развлекаться, потакал всем твоим капризам, – и вот какую благодарность я получаю! Мало того, что из-за твоей глупости вот-вот произойдет государственный переворот, так ты еще меня в этом обвиняешь! Нужно было давно сослать тебя в Блуа!
– Ты всегда хотел от меня отделаться!
– Если бы хотел – отделался бы! Я считал, что могу доверять тебе! Я думал – ты меня любишь!
– Если бы я не любил тебя, был бы я сейчас здесь?!
Братья замолчали, мрачно глядя друг на друга.
– Я сделаю что-нибудь, чтобы защитить тебя от твоего мастера, – сказал король, – Тебя будут охранять днем и ночью. Я пошлю солдат в дом этого вампира, прикажу найти его и убить…
Филипп покачал головой.
– Так ничего не выйдет. Я уже придумал, как нам следует поступить. А ты должен будешь мне помочь… Что сталось с той девицей, дочерью ведьмы, чьи откровения ты давал читать мне не так давно?
– Надеюсь, что ее сожгли.
– Проверь. Если она все еще жива, нужно заставить ее немного изменить показания. Она должна назвать имя священника, который проводил для Атенаис черные мессы. Это был аббат Гибур.
– Это действительно был он?
– Я уверен в этом. Но даже если бы это было не так, Гибура должны арестовать по обвинению в колдовстве и непременно сослаться на показания девицы Мовуазен, чтобы ни у кого не возникло подозрений, что я приложил к этому руку. А после… Я сам с ним поговорю.
3.
Все было исполнено в точности. Двумя днями позже, гвардейцы, состоящие на службе у «Огненной палаты» вломились в дом Гибура и арестовали его, вытащив прямо из-за обеденного стола.
На вопрос: «Что происходит?» аббату ответили, что у «Огненной палаты» есть к нему вопросы по делу о ядах, и что показания против него дала девица Мовуазен, дочь печально знаменитой колдуньи, недавно сожженной на костре. Все эти подробности были поведаны арестованному лейтенантом гвардейцев исключительно потому, что так ему было приказано: обычно солдаты не утруждались объяснением своих действий, предоставляя это сделать позже судейским чиновникам. Но лейтенант знал, – важно было, чтобы об участии в деле девицы Мовуазен слышали слуги аббата.
Гибур был перепуган не на шутку, ведь он действительно служил для Лавуазен черные мессы. Неужели старая дура назвала его имя дочери?! А он еще прятался от нее под маской, как оказалось напрасно…
Самым первым побуждением чернокнижника было немедля бежать, для чего необходимо было вывести из строя солдат. Сделать это можно было разными способами, – временно лишить их разума или сил, дезориентировать, или причинить им такую сильную боль, чтобы все остальное перестало иметь для них значение. Гибур был достаточно силен для этого, ему не было необходимости специально готовиться, достаточно было всего лишь прочесть заклинание. Колдун несколько мгновений помешкал, панически вспоминая нужную формулу и уже начал было произносить фразу, – шепотом, очень быстро, но не успел. Его остановил мощный удар кулаком в живот.
– Не утруждайтесь, – услышал он насмешливый голос лейтенанта, пока бессильно, как рыба, выволоченная на сушу, ловил ртом воздух, – Нас предупредили о вашем коварстве и снабдили защитными амулетами.
Несмотря на это, солдаты, видимо, не на шутку испугались, или – просто разозлились. Получив доказательства злокозненности и особой опасности арестованного, они не собирались давать ему ни малейшего шанса навести на них порчу. Гибур получил еще один удар в живот, а потом в лицо, такой сильный, что перед глазами его сделалось темно, а нос пронзила настолько острая боль, что колдун нисколько не сомневался в том, что он сломан. В следующий миг Гибуру скрутили руки за спиной, а рот заткнули кляпом, который впрочем, через некоторое время с видимым сожалением вытащили, – разбитый нос чернокнижника стремительно опухал и тот едва не задохнулся.
– Нам приказано доставить вас живым, – сказал лейтенант. – Но будь я проклят, если позволю вам пробормотать еще хоть слово. Я рискну карьерой, но не поставлю под угрозу свою жизнь и жизни моих людей.
Гибур мог бы сказать ему, что тот может больше не беспокоиться об этом, – вряд ли избитый и со сломанным носом он сможет сосредоточиться достаточно для того, чтобы правильно прочесть заклинание. К тому же он уже почувствовал силу медальонов, спрятанных на груди у солдат, – они действительно обладали защитными свойствами. Вот черт, кто мы мог подумать, что инквизиции известны настоящие защитные заклинания?! На службе у Огненной палаты появился колдун?! И неплохой колдун…
По дороге к месту заключения, Гибур панически пытался придумать, как выпутаться из ужасной ситуации, в которую он попал. Слуги известят о случившемся с ним принца города, может быть пра-прадед снизойдет до того, чтобы помочь ему? Что ему стоит проникнуть в тюрьму, заворожить стражу и приказать ей выпустить заключенного? Ему даже не обязательно являться самому, может послать кого-то из своих птенцов! Но если он все же не снизойдет? Что если страшная кончина последнего потомка только порадует его? Нужно попытаться известить Филиппа… Этот принц тоже вряд ли захочет позаботиться о нем, но его можно будет шантажировать тем, что под пытками он может не удержаться и рассказать дознавателям о Темном Круге. Филиппу это не понравится. Но как дать ему знать?!
Аббата привезли в Шатле и без каких-либо церемоний бросили в зловонную и сырую камеру, где он просидел до самого вечера, ничего не зная о своей дальнейшей судьбе. Гибур бродил из угла в угол, пока не устал, после чего вынужден был улечься на тюфяк, набитый прогнившей соломой. Уснуть на нем, конечно же, было совершенно невозможно. Поэтому, кое-как завернувшись в полы одежды и все равно дрожа от холода, чернокнижник лежал, глядя на неверные сполохи света, пробивавшиеся в забранное решеткой дверное окошко. Должно быть, у дежуривших в коридоре стражников имелся фонарь. Гибур ловил каждый шорох, в надежде увидеть в этих сырых застенках явившегося словно из неоткуда вампира. Но ночь сменилась рассветом, а за ним никто не пришел.
С наступлением утра Гибур стал бояться шорохов и звука шагов за дверью. Те, кто мог придти за ним теперь, явно не стали бы дарить ему спасение, а, скорее всего, поволокли бы на допрос. Но и за весь день никто не явился, только стражник пару раз совал в дверную щель какую-то отвратного вида баланду, есть которую не стал бы ни один здравомыслящий человек. Каждый раз Гибур говорил стражнику, что хотел бы, чтобы о его бедственном положении доложили герцогу Орлеанскому, но ни разу его не удостоили ответом.
К вечеру Гибуру уже хотелось, чтобы за ним пришли, – все равно кто, лишь бы услышать человеческую речь, лишь бы хоть что-то узнать о том, что с ним будет дальше. Его одежда отсырела, он промерз до костей, все его тело ныло, в голове гудело. Однажды Гибур отважился прикоснуться к своему разбитому лицу и едва не закричал от боли. Нос ужасно распух, и стал походить на уродливую картофелину, дышать приходилось ртом. Мучимый голодом, аббат поел немного баланды из каких-то гнилых овощей, и теперь его ко всему прочему мутило.
День сменился ночью. Гибур снова свернулся на тюфячке и на сей раз забылся каким-то тревожным сном. Разбудил его довольно увесистый пинок в бок. Аббат подскочил на месте и едва не закричал от радости, – за ним пришли! И раз уж на дворе ночь, это явно не судейские! Уже в следующий миг Гибур с удивлением увидел, что камера его открыта и в дверном проеме топчется стражник с фонарем в руке, беспокойно глядящий на стоящего рядом с заключенным принца Филиппа. Тот еще раз пихнул Гибура носком сапога, вероятно, побуждая скорее придти в себя.
– Вы уверены, что хотите остаться с ним наедине? – спросил стражник принца.
– Конечно, я уверен, – протянул Филипп, – По-твоему, мне стоит бояться этого жалкого старика?
– Этот жалкий старик – чернокнижник, – заметил солдат.
– Я полагаю, не напрасно под дверью и окном начертаны какие-то знаки. И потом, если бы этот несчастный действительно мог призвать дьявола, разве он не сделал бы этого раньше, чтобы сбежать?
– Но ваше высочество…
– Пошел вон, – устало сказал принц.
Стражник скрылся за дверью, и, согласно предписанию, закрыл ее за собой.
– Я буду поблизости, – проговорил он, задвигая запор, – Если что, вам стоит только крикнуть или постучать, я сей же миг явлюсь.
Филипп молча ждал, пока стражник удалится на должное расстояние. Фонарь остался стоять на полу за его спиной, и Гибур не мог разглядеть выражения лица принца, хотя чувствовал на себе тяжесть его взгляда.
– Вы пришли… – пробормотал аббат, с трудом поднимаясь на ноги, суставы его распухли и ужасно болели, – Я бы сказал – слава Богу, но вряд ли Он приложил к этому руку.
– Ты прав, – согласился Филипп, – Я пришел по собственной воле.
– Пришли помочь мне?
– Конечно. Разве могу я бросить старого друга в беде? Темный Круг своих не бросает… Даже предателей. Он наказывает их сам, не доверяя это правосудию.
– Вы снова об этом, – вздохнул Гибур, – Я уже говорил вам – у меня не было выбора…
– Выбор всегда есть, – оборвал его принц, – Что мешает человеку в решающий момент сказать «нет»? Страх смерти? Страх перед адом? Все это такие пустяки, не правда ли?
Гибур замер, так и не разогнувшись окончательно, спину пронзила такая боль, будто в позвоночник воткнули раскаленный гвоздь.
– Не пустяки, – проговорил он, – вы сами это знаете, и потому должны понимать… Был момент, когда вы тоже не смогли сказать «нет»!
– Я знаю, что меня в аду ждут с распростертыми объятиями, как и тебя. Но только у меня теперь есть возможность оттянуть эту радостную встречу на довольно долгий срок, а у тебя ее нет. На рассвете тебя поведут на допрос, будут пытать, и ты признаешься во всех преступлениях. А еще через пару дней тебя сожгут. В самом деле – чего тянуть, таких чудовищ как ты стоит поскорее отправлять в когти к дьяволу.
Гибур уже понимал, что Филипп явился не за тем, чтобы спасти его или, по крайней мере, не за тем, чтобы спасти его бескорыстно. Что ж… Это вполне логично с его стороны.
– Чего вы хотите? – спросил Гибур.
– Хочу, чтобы ты выдал судьям замыслы принца города, рассказал все о планирующемся убийстве короля и дофина, и о его планах посадить на трон короля-вампира.
– Что?! – Гибур от изумления и ужаса едва снова не свалился на тюфяк. – Вы понимаете, то говорите? Зачем вам это надо?!
– Гибур, не будь идиотом. Как думаешь, почему ты здесь? Это я добавил к показанием Мовуазен некоторые детали о личности монаха, служившего черные мессы.
Несколько мгновений Гибур от возмущения только ловил ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.
– Вы сошли с ума! – наконец, воскликнул он, – Принц убьет вас! Вы отправитесь в ад следом за мной!
– Ничего подобного. Он не узнает о моем предательстве. Он будет думать, что это ты предал его, под пытками или из страха, или просто из желания умилостивить своих палачей.
– Я не предам!
– Правда?
– Лучше я расскажу о том, как служил черные мессы для вас, ваше высочество! Я расскажу о Темном Круге! Я расскажу правду о смерти вашей жены!
Филипп рассмеялся.
– И что? Ты думаешь, меня сожгут на костре вместе с тобой? Все же ты явно лишился разума с перепугу… Я брат короля, и что бы я не совершил, это никогда не станет достоянием гласности, никогда не выйдет за порог камеры пыток. Чем больше ты наговоришь обо мне, тем скорее тебя казнят. А протокол допроса мы все равно сможем подделать. Ты уже предал принца города, хочешь ты того или нет. Как он там говорил?.. Ничья свободная воля не имеет значения?
– За что? За что вы так со мной? – простонал Гибур, хватаясь за голову, – Я помогал вам! Я учил вас магии!
– Дорогой мой аббат, – притворно вздохнул Филипп, – Я всего лишь защищаюсь. Я не хочу умирать, и не хочу участвовать в безумной авантюре твоего предка. Я убил бы его, если бы мог… Но я не могу. Значит, за меня это должны сделать другие.
– Кто?!
– Доминиканцы.
Гибур охнул.
– Узнав о заговоре принца города, его величество король обратится к братству святого Доминика. Эти воинственные монахи ведь умеют должным образом обращаться с вампирами, не так ли? У них для этого достаточно сил и средств. Они выжгут дотла гнездо предводителя вампиров. Никто не спасется. Никто, кроме меня и Лоррена… Ну и тебя, если будешь вести себя правильно.
Гибур подавленно молчал.
– Так что же? Ты поможешь мне? – поторопил его Филипп.
– И что я получу взамен? – спросил Гибур глухо.
– Жизнь.
– Жизнь – в тюрьме?! Я не протяну здесь и недели!
– Отпускать тебя на свободу было бы неразумно, и боюсь, король не согласится. Но ведь тюрьма тюрьме рознь, я позабочусь о том, чтобы тебя поместили в уютные апартаменты, где-нибудь в Бастилии. К примеру, в те, где сидел герцог Бофор во времена фронды. Они не уступают в роскоши дворцовым покоям, ну… разве что только немного. И никто не будет знать, где ты прячешься. В протоколах суда будет значиться, что ты гниешь в Шатле или же и вовсе сожжен. Ну что, подходит тебе мое предложение?
– Как я могу верить, что вы исполните обещание?
– Я даю тебе слово, Гибур.
Аббат скептически скривился, но ничего не сказал. В самом деле, что еще ему оставалось, кроме как верить?
– Будь ты проклят… Будь ты проклят… – бормотал он, мерно биясь головой об осклизлый каменный пол своего узилища, когда Филипп ушел и в его камере снова воцарилась тьма и тишина, – Будь проклят во веки веков…
Из глаз чернокнижника текли слезы.
4.
На следующий день Гибура вызвали на допрос, и он рассказал дознавателям много удивительного и странного, что, строго говоря, не совсем имело отношение к делу, по которому его собирались допрашивать, но явно открывало новые горизонты в расследовании преступлений, связанных с потусторонними силами. Суровые, мрачные господа, обычно не склонные к тому, чтобы выставлять себя дураками, с серьезными лицами слушали жутчайший бред явно обезумевшего чернокнижника о вампирах, которые замыслили заговор против короля. И никто из них не выразил ни словом, ни жестом своего изумления и возмущения, – все были предупреждены, что это дело будет особенным. И все получили высочайшее предписание верить всему, что расскажет безумный аббат, а если и не верить, то хотя бы слушать и, самое главное, скрупулезно записывать каждое его слово и под конец поставить свои подписи под протоколом.
– Ты уверен, что все это стоит показывать магистру доминиканцев? – с сомнением спросил король, прочтя позже протокол допроса, – Он не сочтет, что я спятил?
– Уверен, – ответил Филипп, – Псы Господни знают о вампирах, они поверят, что все рассказанное Гибуром правда. Я думаю даже так – они с удовольствием поверят в это.
На все что происходило дальше, им оставалось только смотреть со стороны.
Охотники-доминиканцы действительно знали свое дело. Однажды ясным весенним днем они по всем правилам осадили один из особняков в центре Парижа и быстро захватили его, несмотря на яростную защиту его многочисленных слуг. Доминиканцев было больше, они были хорошо вооружены, и они были безжалостны и к нечисти и к людям, погубившим свои души тем, что с этой нечистью якшались.
Принц города был достаточно силен для того, чтобы не спать днем, если это требуется, и он сопротивлялся, как мог, отстаивая свой дом, свою жизнь и жизни своих соратников вместе со слугами-людьми. Но, конечно, он не мог выстоять перед несколькими десятками правильно вооруженных людей. Вломившиеся в дом монахи просто расстреляли вампира из арбалетов, болтами с серебряными наконечниками, а после выволокли его, еще живого, во двор, где тот вспыхнул на солнце и сгорел за несколько минут. От него остались только почерневшие от сажи кости.
В тот миг, когда принц умирал, казалось, весь город содрогнулся от внезапной боли, пронзившей сразу несколько сотен существ, связанных с ним семейными узами или же клятвой крови. Многим из них тоже оставалось жить всего несколько часов, – воспользовавшись своеобразной индульгенцией, полученной от короля Людовика, доминиканцы в тот день уничтожили столько вампиров, сколько смогли обнаружить. И было их немало…
Филипп, спавший в своей гардеробной в Пале-Рояле, почувствовал ужасную боль тот час же, когда первый болт с серебряным наконечником пронзил тело его создателя. Филипп знал, что так будет, – знал, что будет испытывать боль вместе с ним, но не думал, что боль будет такой, как если бы убивали его самого. Филипп не мог проснуться, он не мог вскочить и закричать, не мог спастись бегством, хотя ему казалось, что его тело пронзают десятки стрел, смоченных в едком яде. А потом обжигающие лучи солнца положили всему конец. И боль тут же ушла, оставив после себя пустоту, холодную щемящую тоску, и отчетливое понимание того, что случилось нечто непоправимое. И Филипп плакал кровавыми слезами, осознавая весь ужас своего предательства и всю безмерность своей потери. Он сам обрек себя на одиночество, которое пребудет с ним теперь на веки вечные… Обычно принц не видел снов, с наступлением рассвета он все равно, что умирал, он ничего не чувствовал и не сознавал. Но этот злосчастный день он запомнил. Потому что хотя физическая боль и ушла, оставив после себя только горькое послевкусие, боль душевная становилась все сильнее час от часу. Теперь Филипп было свободен, но, похоже, свобода далась ему слишком дорогой ценой… Лоррен чувствовал себя не лучше, он был мрачен, зол и раздражителен. Победа его тоже не радовала.
Но прошло время и выяснилось, что к вампирам вполне относится то же самое, что и к людям – чувство потери перестает быть мучительным и всепоглощающим. Несколько недель или месяцев спустя, Филипп и Лоррен научились жить с пустотой, оставшейся после смерти их мастера, они научились снова заполнять ее друг другом.
5.
Филипп сдержал свое слово и аббата Гибура на следующий же день после того, как тот дал дознавателям «Огненной палаты» нужные показания, перевели из Шатле в Бастилию. Где поселили в апартаментах, в которых прежде обретались только принцы крови, и где тот не терпел никаких лишений. Распрощавшись с надеждой получить бессмертие, Гибур всеми силами пытался придумать, как ему отсрочить свою кончину, но что он мог без своих магических книг и без жертвоприношений? К тому же, как и в Шатле повсюду вокруг его узилища были начертаны знаки, мешающие колдовству. Тьма больше не подпитывала его силы, и довольно скоро они истаяли. Всего через четыре года после заключения, Гибур умер в своей постели от старости. Смерть его, правда, затруднительно было бы назвать тихой и мирной. Как рассказывал позже начальнику тюрьмы наблюдавший за кончиной аббата тюремный врач, бедный узник ужасно мучился, он бился в корчах и страшно кричал и как будто даже отмахивался от кого-то, мешая врачу пустить ему кровь и дать лекарства.
– Казалось, будто все демоны ада разом явились по душу этого человека, – говорил тюремный эскулап, – И все произошло так быстро, что ни я, ни спешно приглашенный священник ничем не смогли помочь ему – ни душе его, ни телу…
Маска посмертного ужаса так и застыла на лице покойного, так что даже жутко было на него взглянуть. Заключенного быстро отпели, зашили в мешок и похоронили на тюремном кладбище.
А Филипп с Лорреном жили в Пале-Рояле еще довольно долго, с помощью косметических средств предпринимая все более тщетные попытки старить свои лица, и с помощью специальных подкладок, подшитых под одежду, создавать видимость нездоровой одутловатости, свойственной преклонному возрасту. Все это было довольно утомительно, но Филипп долго не мог решиться покинуть дворец и навсегда оставить образ жизни, к которому так привык.
Но, в конце концов, пришла пора сделать это. Филиппу в ту пору уже перевалило за шестьдесят и никакие ухищрения уже не могли скрыть того, что он выглядел слишком молодым для столько почтенного возраста.
Настал день и в загородной резиденции принца Сен-Клу была разыграна смерть герцога Орлеанского от апоплексического удара.
А вечером накануне Филипп повздорил с королем, который считал, что тот требует слишком многого, когда просит переписать на свое вымышленное имя все новые и новые средства. До того он выпросил уже немало!
– Ты же не хочешь, чтобы твой брат был голодранцем?! – возмущался Филипп, – У меня целая вечность впереди, я должен обеспечить себе достойное существование!
– Того, что ты уже получил, хватит на целую вечность десятку таких, как ты и твой Лоррен, – отвечал король, – Ты должен оставить хоть что-то и своим живым потомкам!
– Им не нужно столько, сколько мне! Деньги могут обесцениться, драгоценности у меня могут украсть, мне нужны еще и земли!
– Золото никогда не обесценится, – парировал король, – А украсть у тебя что-то еще посложнее, чем у Мазарини. С какой стати я перепишу земли, принадлежащие твоей семье, какому-то безродному дворянчику? И потом – аббатства отдающие свой доход нежити, по-моему, это уже слишком!
Филипп назвал короля скрягой, и они еще долго громко выясняли отношения, на радость дворцовым сплетникам, которые, хотя и не вполне понимали, о чем идет речь, смогли сделать вполне правильные выводы: Филипп снова что-то требует, король снова пытается его образумить.
