Текст книги "Архипелаги (СИ)"

Автор книги: Елена Варна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

18. Мортимер

Погони не было. Почему-то не было. Они пролетели несколько кварталов по пустому центру, потом свернули в сторону порта. Виктор остановил машину на набережной канала, там, где каменное ограждение сменялось деревянным. Эва объехала его и тоже затормозила. Он подбежал к «Мартии», рванул на себя дверцу.

– Дальше пойдем пешком. Ваша Кассида сказала, что сможет идти. Я знаю место, где мы заляжем.

– Что?!

Эву трясло, она судорожно сжимала рулевое колесо. Мор вылез, обошел паромобиль спереди. Свет фары подрагивал на брусчатке.

– Не сиди. Потом подумаешь, в безопасности. Ну!

Она вышла, Виктор схватил ее за руку и потащил за собой.

– Что мы наделали… – обреченно выдохнула она. – Что теперь будет?

Мор старался не отставать, хотя тоже слабо представлял, какое будущее ждет людей, которые участвовали в перестрелке с патрульными. Он уже проклинал ту минуту, когда покинул Стену, чтобы помочь йенке. Эпидемия, измена. Этот чокнутый гонщик с двумя револьверами под пальто. Что дальше?

Темный переулок пошел вверх. Касси едва поспевала за ними – Мор постоянно оглядывался на нее, готовился прийти на помощь. Облупившаяся краска фасадов открывала кирпичи, словно изъеденные с углов. Часть окон разбита, остальные – заколочены. Мимо них, шарахаясь от стены к стене, прошаркал мерзкий тип, который оставил после себя запах дешевого пойла. Единственный целый фонарь – масляный, не газовый – освещал проход между высокими темными домами. Виктор свернул под ним. Взгляду Мора предстал двор, заваленный мусором и обломками кладки. Они прошли через покосившиеся двери, попали на темную лестницу, передвигаться по которой пришлось на ощупь, держась за стену. На шестом этаже, когда Касси уже дышала, как паровоз, их проводник остановился, вытащил из пазов доску и толкнул дверь.

– Входите, располагайтесь. Я сейчас организую свет.

Масляная лампа выхватила из темноты стены с оторванными обоями, заколоченные наглухо окна. Два матраса в углу, колченогий стул, несколько ящиков. Эва прошла вперед и остановилась посреди комнаты.

– Что дальше, Тори? Нас все равно найдут и повесят.

– Она права, – заметил Мор.

Он прислонился спиной к стене и обшарил свои карманы. Сигарет не нашлось. Рука наткнулась на обломок химического карандаша. Выкинет он его когда-нибудь или нет?

– Не думаю, – Виктор извлек из-за полы пальто серебряный портсигар и спички, уселся на ящик. – Хотя тебя, Эвэл, за государственную измену, возможно, и вздернули бы. Ну, признавайся во всем.

– В чем?! Мор, Кассида – простите. Я не понимаю, что произошло. Я не состояла в подпольных обществах, не готовила мятежей – ничего такого. И папа не нарушал закон. Может, проблемы у Карла?

Касси наконец устроилась на матрасе. Ее совершенно не смущали ни пятна, ни торчащая из дырки темная вата. Она щурилась и молчала, поглядывая то на Мора, то на Эву, комкала пустой рукав пальто. Виктор чиркнул спичкой.

– Наверное, это из-за меня, – вдруг произнесла девушка. – Я…

Она опустила взгляд на свои сапоги.

– Я участвовала-таки в одном деле… ну, противоправном. И когда Эва меня сбила, потеряла сумку с важными документами. Я-таки все равно умру, да? Я больна, так может мне пойти и сдаться?

– Нет, это исключено. Твою сумку утащил какой-то беспризорник. И мою семью не тронули бы из-за… – Эва замялась. – Из-за венси. Не обижайся, но мы же знаем положение вещей. Нет, тут что-то другое. Как ты себя чувствуешь?

– Бок болит, где синяк и выше. И я снова хочу пить. Пока вроде все, больше не трясет. Это же хорошо?

– Но тебе нужно попасть в больницу. Вот что теперь делать? У меня ничего с собой нет. Ни лекарств, ни шприцов.

– Эвэл, не ной, – Виктор выпустил струйку ароматного дыма. – Надо будет – все достанем. Значит так: я вас тут оставлю и свалю до утра. Попробую подключить старых знакомых, чтобы разузнать побольше. Ну, что с твоим отцом, братом, чем пахнет и куда ветер дует. Как нам утечь из города. Загляну и в госпиталь тоже. И в аптеку.

– Они закрыты.

– Для меня – сделают исключение.

Да уж, для таких, как Виктор, вообще не существует ни закрытых дверей, ни запретов. От него сейчас больше всего пользы. Стоило его за это уважать, несмотря на то, что он вел себя по хамски и терпеть не мог венси. Стоило, вот как братца Стефана, который ненавидел йенцев. Только Мор с такими типами не ладил.

– Тогда принеси порошков от простуды, бутыль спирта, пачку марли и пилюли с персазолином. И бутыль водного дистилята. И соль.

– Спирта я тебе прям сей секунд могу дать. Там, в нише в углу, фляга с огненной водой.

– Слишком разбавленный.

– А есть тут какое-нибудь одеяло? Или плед? – Касси подтянула к себе поближе ноги и закуталась в пальто. – Холодно-таки.

– Одеяло в ящике. Эвэл, чего тебе не жалко: сережек или кольца? – спросил Виктор, затушив сигару об пол.

Она посмотрела на него с удивлением.

– Ну, никто просто так ничего не делает, сама понимаешь. Мне нужно заинтересовать ребят. А мне нечем.

Эва стащила с пальца золотое колечко, сняла серьги и протянула ему:

– Н-ничего…

Мор не разбирался в драгоценностях, но мысль, что девушка только что отдала не самому благонадежному человеку целое состояние, его все же посетила. Впрочем, это ее вещи, это ее друг – и это ее дело. Он ничего не сказал.

– Венси, дверь припри изнутри бревном, как засовом, – Виктор кивнул Мору на брус, который лежал у стены. – Я постучу трижды, потом дважды – тогда откроешь. Все, береги дам, – он вышел на лестницу.

Звук шагов быстро стих. Касси завернулась в рваное одеяло и повалилась на бок. Эва присела рядом девушкой, потрогала ее висок и вздохнула.

– Плохо. О, нет, кошмарно. Дико. Бред какой-то. Поверить не могу, что оказалась в такой ситуации. Как ты думаешь, служанки дождутся помощи?

– Я бы предпочел трусливо об этом не думать, – ответил Мор. – Мы пытались помочь, но не смогли.

– Мор, я должна тебе сказать одну важную вещь: я – мистри.

– И что из этого?! – наверное, прозвучало резко, потому что она поджала губы.

Он не хотел ее обижать. Мору казалось, что девушка и без того на грани истерики. Такое выражение лица он видел у своих сестер перед бурными рыданиями. Но Эва вдруг продолжила:

– Я понимаю, ты и так жалеешь, что связался со мной. Прости. Я, конечно, надеялась… не знаю, на что. На папу. На ошибку. На лучшее, одним словом, но зря. Мне совестно.

– Я верю. И даже если жалею, то не о том, что с тобой «связался». А о том, что пошел у тебя на поводу и вывел в город. Сам виноват. Твой отец что-то знал, он не зря просил отправить поезд в Оссен. Может, тебе туда и нужно теперь попасть.

– Может, но туда либо пешком, либо на лошадях. Поездом – никак, раз Стена закрыта. Дирижабли в Оссен не летают, кроме личных, там нет ни башни, ни аэродрома. На паромобиле тоже не доберемся – он не проедет по лесным дорогам. Но я не понимаю, к кому там обратиться за помощью. Если только к губернатору, господину Вилриджу, других друзей у папы в Оссене нет.

– По-моему, знакомства с самим губернатором округа вполне достаточно, чтобы не пропасть в любом городе, – Мор улыбнулся.

– Пропасть мне не дадут нигде. А вот в зависимое положение легко поставят. Долго объяснять, почему – просто поверь. Деньги мало что решают, все наши знакомые достаточно богаты. Но возможность получить рычаги влияния или залезть в чужое исподнее – очень ими ценится.

Она вздохнула, потом продолжила:

– Я не хвасталась даром, когда сказала тебе, что я – мистри. Беда в другом. Я им сегодня пользовалась, тогда, в патрульном управлении. Чтобы сверху не спустилось подкрепление, чтобы не организовали погоню. Теперь в любую минуту у меня начнется… назовем это – приступ. Я буду терять сознание, или неожиданно засну. Могу при этом разговаривать, нести чушь, плакать. Выглядит со стороны, наверное, страшно. Хотя я сама, разумеется, не видела. Но все обычно проходит за несколько часов, – Эва отвернулась и уставилась на ящик.

Мор догадывался, что ей ужасно стыдно от этого признания. Вроде как сказать другому, что ты – умалишенный. Так, слегка ненормальный. И опасный. Возможно – опасный, но он так и не понял, что Эва сделала. Одаренные создают огонь, воду, предметы по воздуху перемещают, гадают. Видят то, что недоступно другим: духов разных, тайные двери. Только все это по большей части напоминает сказки квени. Он никогда не встречал мистри: среди венси таких не рождалось.

– Я не из пугливых. Буду охранять ваши с Кассидой неспокойные сны, – Мор плюхнулся на матрас рядом с ней, вытянул ноги.

Эва, не поворачиваясь, протянула ему руку, и он сжал ее в своей ладони:

– Не бойся.

С лестницы донесся безобразный женский смех и грубые мужские голоса. Хлопнула дверь этажом ниже.

19. Виктор

Тори удержался от соблазна спуститься к каналу и взглянуть, что осталось от паромобилей. Район такой: к утру разберут, как и не было. Господин Эллусеа потом купит новые. Уж Эва-то ему дороже всех на свете железяк.

Со стороны порта над домами светилось в ночном тумане оранжевое марево. Горят склады, что ли? Тори завернул в ту сторону, и уже на старой рыночной площади понял, что не ошибся. Несло дымом и тошнотворным запахом горелой резины. Может не склады, а гостиница, или какое-то судно. Все едино – туда лучше пока не соваться. Утром потушат – тогда он и спустится, посмотрит, как обстоят дела с кораблями. Сваливать из города через порт безопаснее, чем пробовать улететь дирижаблем. Аэровокзал находится в деловом районе, где всегда полно патти. Да и капитаны многих посудин, насколько он был наслышан, за определенную плату могут взять на борт кого угодно, и не будут задавать лишних вопросов. Да они с Эвой и вопросов-то не вызовут. А венси никто с собой брать не собирался!

Если все сложится, он увезет Эву в Ан. Или еще куда подальше. Будет нужно – даже придумает, как выправить ей новые документы. А когда решатся недоразумения, и освободят господина Эллусеа – они вернутся. Тори навсегда завяжет с прошлым, попробует набраться этой их респектабельности, приобщиться к солидному образу жизни с поздними завтраками, белыми рубашками, дорогими сигарами. Займется… чем-нибудь займется.

Пока нужно еще насущные вопросы решить. Пока его связи на дне куда ценнее их фамилий и манер. Тори свернул на широкую Праздничную улицу, пересек рельсы конки и вернулся на тротуар. К нему подкатила худая и длинная, как жердина, продажная девица. Откуда только вылезла? Юбка ее, спереди обрезанная выше колена, шумно мела шлейфом тротуар.

– Куда держите путь, господин?

– Не к тебе. Брысь, – цыкнул Прохвост, и она отстала.

Плохо, что Эвэл осталась с венси. Мор это, конечно, мэрский сыночек, и вряд ли себе лишнего позволит. И сама Эвэл – не безвольная соплячка. Но все равно – плохо.

Тори свернул с бульвара на Кривую улицу. Над местом, куда он держал путь, поскрипывала покосившаяся железная вывеска «Грёзы». Подворотня напротив выглядела на редкость пустынной для этого часа – только у бака, наполненного тлеющими поленьями, дремал старик в обносках. Куда-то пропали пьянчуги, обычно играющие здесь в кендри на расстеленной газете. Тори толкнул дверь и оказался в прокуренном зале кабака.

Пустовато. Словно повымер город. Но он пока чувствовал себя отлично, даже бодро. Говорят же, что зараза не липнет к заразе.

Прохвост окинул взглядом зал, кивнул мужчине за стойкой и направился к лестнице в подвал. Внизу его встретил маленький косоглазый фэшн, и протянул вперед ладонь.

– На выходе отдам, – процедил Тори. – Я к Лаве.

Фэшн брезгливо поморщился, но повернул в замке ключ и запустил его в нижнее помещение. Прохвост начал пробираться между цветными тюлями. То там, то тут он задевал свисающие с потолка ленты из колокольчиков и мелких монет. Половина лежанок пустовала. Огромные сосуды источали струи дыма и отражали полированными боками огони мелких масляных светильников, которые в беспорядке стояли на каменных столах, на полу и полках.

Посетители «Грез» возлежали одурманенные и полные дум, кто поодиночке, кто с девицами. Некоторые даже поднимали глаза на Тори, когда он проходил мимо, но вряд ли видели его.

Хозяин курильни, Лава, сидел в своем любимом дальнем углу. Под мышкой у этого бритого налысо здоровяка ютилась полуголая девица, завернутая в кружевной отрез, и качала в воздухе мундштуком с тлеющей сигариллой. Лава что-то ей шептал на ухо, пока Тори не подошел совсем близко. Заметив его, громила расплылся в улыбке и указал на подушку напротив.

– Давно не видно тебя, мальчик. Чем дышишь? Слышал, ваши гонки прикрыли до срока…

– Так оно и есть, Лава. Может, тогда и еще какие новости до вас дошли? – он плюхнулся на предложенное место, вытянул ноги.

Стоило, конечно, вести себя поскромнее с первым порошечным императором Стэнвенфа. Почти все дурманящие вещества в городе распространялись через сеть его заведений и его людей. Но может оттого Тори и держался на плаву в болоте, что ни перед кем не лебезил?

– Эт какие? Ха, – он выдохнул, оттолкнул от себя девицу, и та быстро исчезла в море тюлей, оставив после себя перезвон колокольчиков.

– Патрона моего, говорят, арестовали. Такие вот новости. И я хочу выяснить, за что и надолго ли.

– Печально, Прохвост, печально. М-да. Я думал, ты развеяться зашел. Тут в городе хворь людей косит. Тебя не настораживает? А что старого врача прибрали – так может, плохо лечил?

– Про эпидемию я тоже наслышан, но меня не задело, и вас, Лава, по воле Судьбы, не задело. Значит нужно пока о текущих делах беспокоиться. Могут ваши ребята пошуршать у патти, разузнать, что случилось с Эллусеа? Я заплачу.

Тори достал из кармана Эвино кольцо.

– Вот, пока так. А потом добавлю.

Толстые пальцы Лавы сомкнулись на золотом обруче, он поднес его к глазам и внимательно осмотрел. Попробовал на зуб, опустил в нагрудный карман жилета:

– А про переворот в Йене ты не слыхал, мальчик? Усе, кончилась власть старой мистри. На югах теперь свобода, равенство, прогресс и никаких одаренных. Скоро и до нас нововведения докатятся. Но это, конечно, слухи, что на вчерашнем дирижабле прилетели.

Тори присвистнул:

– Звучит! Но что-то я не понимаю: куда они всех мистри денут? Это ж йенская элита, аристократы и прочая.

– Ха-ха-ха, Прохвост, не расстраивай меня. Говорю же: равенство и прогресс. У одаренных все отбирают, беднякам раздают.

– Так они и отдадут…

Лава сложил ладонь пистолетом и направил Тори в лоб.

– Кто ж их спрашивает? Пиф-паф, нет мистри – нет проблем.

– А прогресс-то в чем?

– Ну, как тебе объяснить? Слышал, что новое – забытое старое? Генерал, что утворил переворот, нашел машины венсийской империи. И запустил их. Такой вот прогресс. Ну, и обещаний надавал, говорят. Элехтричество, нефть – чуешь, чем запахло?

– Не, не чую, Лава. Нам с этого что?

– А там посмотрим. Нам-то хуже не станет, наше государство – отдельное. Щепотку порошка хочешь?

– Не сейчас. Дела у меня, некогда расслабляться.

– Ну, приходи, когда не будет дел.

Тори встал, поправил ремень и уже собрался уйти ни с чем, когда Лава, шумно прочистив горло, поманил его пальцем.

– Сходи на Ганфскую улицу, в серый дом с мансардой. Во второй парадной, на третьем этаже поверни налево. Постучи пять раз, а потом еще один. И у того, кто тебе откроет, поспрашивай про патрона твоего. В расчете?

– В расчете, Лава, если он что-то знает.

– Если Мышу не известно, то никому из моих не известно, – Лава махнул рукой, словно отгоняя от себя комара.

Прохвост кивнул, развернулся и поспешил прочь, стараясь задевать как можно меньше колокольчиков. Огрызнулся на фэшна у входа, почти бегом добрался до Ганфской.

Здесь, тесно прижимаясь друг к дружке, высились безликие доходные дома. В парадных пахло едой, и желудок напомнил Тори, что хоть и не хлебом человек жив, а без хлеба не обойтись. После завтрака у Мита во рту не было ни крошки.

Человек Лавы оказался статным, краснощеким парнем со шрамом на лбу. Напольную вешалку в его небольшой, скромно обставленнлой комнате, украшал синий патрульный мундир без нашивок. Какой-то особый корпус, видимо – Тори не сильно в этом шарил.

Мыш постоянно кашлял в кулак, и в целом выглядел неважно. Тори старался держаться от него подальше.

– Бенджамен Эллусеа обвиняется в государственной измене. Подробности не известны, а приказ есть, и в нем такая формулировка. Содержался под персональной охраной в центральном управлении, но вечером его увезли его в университетский госпиталь. Есть вероятность, что до отправки в Йен не дотянет. Болен.

– А что его сын? Он же вроде полковник?

– Карл Эллусеа вне подозрений. Да, тяжело, когда приходится брать под стражу родственников. Но такая служба. Еще чем-то могу быть полезен?

– Нет, это все. Я на Эллусеа работал, выступал на гонках.

– Это мне известно.

– Вот, хотел узнать, не пора ли искать новое место. Господин Карл, вероятно, продаст паромобили, он противник азартного спорта.

– Господин Карл тоже болен. У врачей плохие прогнозы. Так что ищи Прохвост, ищи.

– Меня-то хоть ни в чем не подозревают? – спросил напоследок Тори.

– Тебя-то вообще вздернуть мало. Но по этому делу ты не пройдешь. Вопросы еще есть?

– Не-а.

– Свободен, – Мыш кивнул ему на дверь и согнулся в приступе кашля.

Прохвост резво сбежал по ступенькам. Башня Адагра напомнила ему четырехкратным боем часов, что ночь не бесконечна.

По дороге назад Тори размышлял, как бы потише вскрыть аптеку. Одно дело – бравадиться перед Эвэл, и другое – заниматься кражами со взломом. Изготовители и продавцы пилюль обычно живут аккурат над своими лавками. Так что требовалась сноровка и готовность грохнуть заспанного старичка. Но Тори порой мучили вопросы, в кого стрелять, а в кого – не стоит, и он небезосновательно боялся, что рука дрогнет.

Он остановился напротив «Аптеки Шеннала», и начал разглядывать темную витрину за решеткой. Глаз остановился на грелке для ног. И совсем невпопад Тори вспомнил вдруг про синий саквояж, который остался в доме Эллусеа, на столе у камина. Господин Бенджамен брал его, помниться, на срочные выезды к больным.

Странный все же человек Эвин отец. Был. Состояние и положение позволяли ему не работать, а он с утра до ночи пропадал то в университете, то в госпитале. И еще по ночам мог ездить на дом, не к беднякам, конечно. Но делал это не ради денег. Не спалось ему, что ли? Или он тешил свое тщеславие великого врача?

Проклятый внутренний голос подсказал Тори, что он поступает, как скотина. Дурно думает о человеке, который всю жизнь ему помогал. Тащил из грязи за уши. Но странно как-то тащил: нет бы просто обеспечил. А он все говорил: нужно расти над собой. Добиваться. Чего добиваться-то? Сначала бы выживать перестать.

Тори сплюнул и направился в особняк Эллусеа. За саквояжем.

20. Бенджамен Эллусеа

– Можешь еще раз повторить, что в эпидемии виноваты венси. Я не поверю.

– Да, конечно. Ты всегда защищал всех этих… из Стены, из Трущоб. Несчастных. Ничего не стоящих, как твой любимец, Виктор Дименс. Гнил бы себе он в канаве, после очередной дозы порошка!

– Он лучше тебя.

– У тебя все – лучше меня. Ты всю жизнь заботился только об Эве. Эвочке, Эвите!

Карл плевался слюной, перегнувшись через стол и нависая над Беном. Он вышел ростом и фигурой в потомственных военных из рода своей матери, но больше ничего в нем не напоминало о Веронике. Да и на него самого сын не походил ни лицом, ни характером. Не имей Бен дара читать мысли, не женись он на женщине, не-мистри – подумал бы, что это Карл ему неродной. Но горькой правда заключалась в том, что он упустил собственного сына. Позволил вылезти на свет чудовищу.

– И она – лучше тебя.

– А! Избалованная девица, обреченная провести всю жизнь в окружении подопытных зверьков и микроскопов – лучше меня. Лучше всего, что ты создал в этой жизни. – Карл упал обратно в кресло. В рабочее кресло Бена, с потертыми подлокотниками. – Давай к делу, отец. Я не хочу умирать. У меня большие планы.

– Я тебе еще в госпитале сказал, что и пальцем не пошевелю для твоего спасения. Тем более, я понятия не имею, чем ты болен. Ты должен был подумать головой, прежде чем устраивать массовое уничтожение людей. Скоро не важно станет, кто виноват в гибели города: венси – не венси. Никакой карательной операции в Стене не состоится. Стэнвенф вымрет. И ты – вместе с ним.

– Венси готовили мятеж! В лаборатории Стефана Брайса есть тому подтверждение. Как ты можешь обвинять…

– Легко, Карл, – Бен перебил его, а затем закашлялся в ладонь – она стала мокрой от крови. – Мой термосейф в университете не взламывали, а вскрыли ключом. Ты взял Эвин ключ. Ты только что сам об этом подумал. Тебя никогда не настораживало, что я не афиширую свой дар?

– А, забыл. Дар! Против чего мы с генералом боремся! Такие, как ты копаются в наших головах – а нам терпеть?

– Я мало копался в твоей. Доверял. А значит виноват и я. Я позволил тебе стать монстром, Карл. Но теперь этого монстра спасать не стану, нет, – Бен вытер руку о стол и попытался встать.

Ноги его не держали. Жар недавно спал, и от слабости кружилась голова.

– Станешь! – рявкнул сын. – Станешь! Я знаю, что ты был на Гармоде! И что ты вынес оттуда много… м-м-м… находок, благодаря которым развивал свою медицину. Если ты мне поможешь, клянусь, я дам твоей Эвите сбежать на восток. Так-то! Иначе ее ждут Дегартские подземелья.

– Я поверю тебе только когда увижу, как она садится на дирижабль до Надына. И улетает на нем.

– Хорошо…

Что-то упало и гулко запрыгало по ступеням лестницы. Карл вскочил, вытащил пистолет и вышел за дверь.

– Ты!

Почти сразу грянуло два выстрела. Потом кто-то из стрелков упал. А второй вошел в кабинет. Бен сидел спиной к двери, и не желал поворачиваться. Не хотел видеть ни своего сына, если он жив, ни его убийцу, если Карл мертв. Это было неважно. Совершенно неважно.

– Господин Бенджамен, с вами все в порядке? Мне сказали, что вы арестованы, под охраной, в госпитале.

Он узнал голос Виктора.

– Не подходи. Не хочу заразить тебя. Карл привез меня сюда. Он угодил в собственную ловушку. И надеялся, что в моем сейфе лежит универсальное средство от всех болезней. Он ошибся. Я лишь хотел бы изобрести такое… Ты убил его?

Он мог не задавать этот вопрос: за дверью стояла тишина. Его мысленная связь с сыном тоже прервалась. Виктор стрелял метко, знал, куда целиться. Вот и применил свои умения, в кои-то веки, где нужно.

– Думаю, да. С такого расстояния трудно было промазать. Я все слышал. Про Эву он вам врет… врал. Она в безопасности.

– Я знаю, в Оссене ей помогут.

– В Оссене?!

Виктор обошел стол и встал в углу у картины «Закат над горами». Бен так любил это полотно. Покой. Багряные облака в синем небе. Нежно розовые вершины. Едва заметный глазу туман у подножья… А завтра будет новый день.

– Мэр закрыл Стену еще ночью, поезд, – приступ кашля скрутил его, не позволив закончить.

– Эва здесь, в городе. Давайте, я отвезу вас к ней. А завтра найду судно, на котором все мы сможем уплыть. Хоть на восток, хоть куда.

Бена затрясла крупная дрожь. Виктор сделал шаг в его сторону.

– Отойди! – крик отнял последние силы, теперь голос звучал, как треск в телефоне. – Как? Почему Эва здесь? Она тоже больна?

– Нет, с ней все в порядке. Венси вывел ее из Стены – Мор, который «Хаденс» ремонтировал. Они пришли сюда, и я тоже пришел, после гонок. Ваша экономка…

– Все, пожалуйста, замолчи, – только и смог прошептать Бен. – Эва должна выбраться из города. Пусть отправляется на Восточный Архипелаг. Там проще затеряться, пропасть. Ей нужно пропасть. Стать жрицей Фахн, например. Она сможет, моя девочка сильная.

Бен почувствовал, как по щеке катится слеза. Он стер ее окровавленной рукой. Виктор убрал в кобуру револьвер.

– Я прощаю тебя за убийство Карла. Ты иначе не мог, понимаю. Или ты, или он… А он – чудовище пострашнее. Только Эву ты отпусти. Посади на пароход, дирижабль, попрощайся, а потом забудь. Хочешь денег – я тебе дам. Много денег. Но не смей трогать мою дочь. Понял?

– Господин Бенджамен…

– Не перечь мне. Я знаю, что у тебя на уме. Найди у Карла ключ с головкой в виде пирамиды. Я скажу тебе комбинацию на сейфе. Там бумаги, которые нужно уничтожить. И драгоценности, которые ты можешь забрать себе.

Виктор выполнил его просьбу с достойной резвостью. Бен знал, что использование дара доконает его быстрее, чем разъедающая легкие инфекция. Но лучше умереть в бессознательном состоянии, чем корчиться на полу, страдая от нехватки воздуха. А воздух-то будет, целая комната, целый мир – все наполнено несущим жизнь газом. Только тонкие мембраны внутри его грудной клетки сейчас плавятся, рвутся, слипаются. В природе не бывает пустот – на место разрушенной ткани вытекает кровь. Жаль, многого не успел…

Бен следил за мыслями Виктора. Он чувствовал, как совесть и порядочность, которые все еще оставались в этом юноше, борются с алчностью и тщеславием, желанием сунуть свой нос, куда не следует и пренебречь просьбами умирающего старика. Не такими он представлял свои последние часы…

Помещение заливает мягкий ровный свет. Он идет от прикрытого матовым стеклом высокого потолка. В центре из огромной шахты в потолке проходят перевития разноцветных проводов. Их так много, что в самом верху они образуют толстую косу. Спускаясь ниже, коса рассыпается на сотню более тонких. А те расплетаются. Паутинная вязь тонкой проволоки пронизывает всю верхнюю часть расставленных радиально стеклянных цилиндров. В них, заполненных особым раствором, подключенные к системе, плавают тела избранных, чей разум управляет Гармодом.

Таких готовят с детства. Они не знают ни отца, ни матери. У них нет друзей. Им чужды человеческие чувства. Они – часть машины, огромного живого корабля. Они его управляющие, его навигаторы, его счетные мощности. Сейчас их тридцать.

Тридцатым стал тот, кого не растили для системы. До того, как в его мозг вживили тысячи тончайших электродов, он имел имя. Это имя и осталось у него от реальной жизни. Имя и знания об устройстве Гармода. Кажется, часть его памяти просто отключили от питания. А вот имя не исчезло, не померкло, не стерлось.

Гайнэ.

Но зачем оно ему нужно, это имя, Гайнэ не задумывается. Он выполняет программу. Он корректирует ошибки штурманов, он отвечает за курс корабля, за точное следование маршруту, просчитывает любые отклонения, постоянно замеряет глубину и рельеф дна, силу и направление течений, скорость ветра, приливы, отливы, величину загрузки корабля, изо дня в день наполняющегося нефтью.

Его не интересуют люди на борту. Только цифры. Только бесконечные потоки данных. Хотя он понимает голоса, и может отвечать на запросы – тоже голосом. Своим ли – Гайнэ не знает. Голос идет из динамиков в центре управления. Здесь, в комнате с матовым светящимся потолком, всегда царит тишина.