Текст книги "Архипелаги (СИ)"

Автор книги: Елена Варна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

5. Катти Лавенго, Крессильн, Северный архипелаг

Катти боролась с отвращением к самой себе. Красное шерстяное платье липло к грязному телу. Чесалась макушка – все из-за стянутых в тугой пучок жирных волос. Она с трудом подавляла в себе желание выгнать Карла вон. Из комнаты, из дома, из города. Это было бы честно.

Это бы убило и ее, и маму. И папу, если он еще жив, конечно. И еще нерожденного братика или сестренку.

– Свою семью я арестую после воскресных гонок. И той же ночью отправлю сюда, в Крессильн. Ты попробуешь уговорить отца принять нашу сторону? С Эвой, понятно, церемониться не следует.

– Конечно, милый. Попробую найти нужные слова. Но тебя же не это беспокоит?

Катти протянула ноги поближе к камину. Желтый туман лез наверх от моря и окутывал роскошный двухэтажный особняк Лавенго: просачивался в щели оконных рам, стелился под дверями. Даже шерстяные чулки не спасали от сырости.

Ее отец добровольно сдался генералу Гаррету неделю назад и улетел в Йен. Карл сказал, что он участвует в секретной разработке. Катти полагала иное.

Три дня назад убили правительницу Союза. Как они до нее добрались – Катти не представляла. Разве что раздобыли старинные машины, подавляющие одаренных.

Про смерть Вирджинии пока мало кому известно. Йескапот отрезали от остальных Архипелагов. Всю аристократию, которая выскажет хоть слово против нового лидера и политического строя, уничтожат. Из тех, кто будет молчать, наберут жертв для экспериментов. Потом повторят.

Петля истории: так раньше поступали венси. Теперь они – жалкие пленники Стены. Но мечта о мировом господстве и промышленном развитии выросла в уме армейских генералов во главе с Недом Гарретом. Интересно, он с венси в сговоре?

– Больше половины моих людей могут… эм… отказаться от участия в перевороте. Да! Я не Гаррет, мне не даются речи! Стэнвенф – не Крессильн, не Йен! У нас… – он перестал плеваться словами и понизил голос. – М-м-м-м… как сказать? У нас хороший фасад, вот.

Он прошелся от кресла, в котором сидела Катти, до окна, бросил взгляд на долину, вернулся назад.

– Благотворительность, образование… э-э-э… ну, что там твориться за закрытыми дверями наверху – ну, кому это интересно? У меня две трети парней – не бедные горожане. А те, что бедные – беспросветно тупы. И как объяснить им, что за выгода от промышленной революции?

Карл резко умолк. Затянулась пауза. Катти погладила теплый керамический бок кружки, которую держала в руках.

– А как ты полагаешь, – начала она тихо. – Как ты полагаешь, что могло бы вызвать у них желание перемен?

– Перемен? Хм, да ничего! На кой им перемены? Ну, ясно, жители Трущоб и Порта хотят смены властей. Да только вовсе не такой! Им порядок, думаешь, нужен? Им в бардаке удобнее: пьянствовать, воровать, драться. Венси свободы хотят. И генерал вроде с ними, ну, договорился. А потом передумал. Нечего, говорит… Так-то. Но мне отдали приказ, я не могу его не выполнить! Не могу!

Катти почувствовала, как Карл схватился за полированную дужку кресла-качалки прямо над ее головой. Постоял так немного, а потом начал медленно раскачивать ее, наваливаясь всем корпусом. Фруктовый кисель в кружке перекатывался волнами в такт его движениям. И мысли в голове набегали и откатывались, тоже волнами.

За самой Катти пока никто не приходил. У нее все было готово для побега. Другого выхода она не видела, оставалось убедить маму. Хотя Крессильн и отделен от Йена океаном, но скоро волна переворота докатится до них. Карлу уже отдали приказ.

– А если, предположим, произойдет что-то такое, что жителям города станет не до переворота? – спросила Катти.

Кресло Карл раскачивать прекратил.

– Какое – такое? Какое? Война? Венси взбунтуются? – воскликнул он над ее головой.

Катти давно уже научилась не вздрагивать от подобных выходок. Идея, которая сейчас в муках рождалась в ее голове, была мерзкой, как туман за окном. И лучше бы она удержала ее внутри, но предложения сами уже скользили наружу сквозь липкие губы:

– Скажем, если в городе разразится эпидемия? Будет введен карантин. Тогда стэнвенфцам станет не до смены власти. Не до юга. А затем…

– Милая, но это было бы слишком удачным совпадением! – перебил он.

– Каким совпадением, Карл?!

Брови сами поползли вверх. А морщины ей не к лицу. Нужно держать себя в руках. Соберись!

– Нет, что ты… Все придется делать тебе самому, – Катти медленно подняла голову.

– Что делать?

– Карл, твой отец же врач. И он занимается изучением инфекций, так ведь? Микробы – всем это известно – вызывают страшные эпидемии.

– К чему ты клонишь?

Ах, как было бы замечательно, сообрази он сам, к чему. Но рассчитывать на это не приходилось.

– Помнишь пару лет назад на фермах в бернском округе произошла вспышка Галатской колики? Должен помнить, об этом трубили на весь Архипелаг. Больные не могли подняться с кровати несколько недель. И твой отец выезжал на помощь. Может, нам нужно что-то подобное?

– Я тебя не очень понимаю, дорогая. Отец, конечно, помог бы с лечением, да, хм… Только вот я его арестую раньше. Да и откуда возьмется болезнь?

Катти сама себя не очень понимала. Тошнота накатывала вместе с головной болью. Но она продолжала:

– Это должно быть просто. Нужно взять образцы, которые твой папа хранит в лаборатории, и как-то их распространить. Может этой болезни, может – другой. Твоя сестра не раз предостерегала меня, что инфекции передаются с пищей, водой и немытыми руками. Если как-то высыпать микробов в воду… или вылить. Или как они там хранятся?

– Водопрово-од, хм, – протянул Карл, затем поскреб пальцами короткую клиновидную бородку. – Мне, значит, нужен доступ к водопроводу. А распределительная цистерна находится в Стене. И планы Стены у меня есть. И люди…

– Именно, дорогой. Спустить это все в водопровод, – подтвердила Катти, и постаралась незаметно ущипнуть себя за запястье. – Большинство жителей заболеет. Им будет не до переворота. А когда все закончится, мы поможем им… чем сможем. Остальной Архипелаг будет нашим. И-и-и, – протянула Катти, надеясь, что Карл закончит ее мысль.

Но воцарилась тишина. Неужели план смутил его? Нет-нет! У него нет совести, нет сострадания.

Сильные руки скользнули по ее плечам, сошлись на шее под стоячим воротником, там, где его скрепляла рубиновая брошь. Карл спрятал лицо в волосы Катти и пробубнил оттуда:

– Ты – мой маленький гений, дорогая. Изящное решение проблемы. Да-а-а.

Она вовсе так не считала. Изящное?! Это был самый отвратительный, самый подлый и гнусный поступок в ее жизни. Не то что предложить, но даже о таком подумать. Как она могла? Но она могла. Она только что предложила трусливому безумцу заразить какой-то дрянью целый город.

В священной книге Судьбы написано: «Тот силен, кто творит историю мира для себя и рода своего».

Поскорее бы он уехал! Пусть делает что хочет там, на севере, далеко-далеко. За это время Катти найдет способ уплыть на запад. Там ни он, ни генерал ее не найдут. Туда они еще долго не доберутся. Может даже – никогда…

– Я устала, милый. Я пойду к себе, – она разомкнула его объятья. – Прилягу, уже спустился туман.

Карл промолчал, убрал руки. Катти посмотрела на него, когда поднялась: лоб рассекали морщины, но глаза светились огнем решимости.

– Сладких снов, дорогая! – как издевка прозвучало ей вслед.

Наверху, в своей комнате, Катти тут же бросилась в угол к алтарю, открыла книгу и сложила руки в замок.

– Пусть судьба сильных протянет нити свои через невзгоды, ибо они творят ее с восхода до заката, и ночью темной, – зашептала она липкими губами. – И прощены будут им ошибки, ибо действие лучше бездействия.

Катти хотела одного: выжить. Сбежать. Проснуться однажды в залитой солнцем комнате, вдохнуть аромат печеных яблок, которые готовят празднику урожая в каждом доме. Забыть о сегодняшнем кошмаре. Улыбнуться. Больше не лгать, никогда не лгать. Она все, все для этого сделает, все!

6. Эва

Часы на башне Адагра уже пробили половину восьмого. Желтый свет газовых фонарей придавал пустынной улице тревожный вид. Но Эва была спокойна. Ведь неприметное здание напротив – Пристенное Управление патрульного корпуса, а место – одно из самых безопасных в городе. Папа не просто так выкупил здесь участок для гаража. Дорогие его сердцу «Хаденсы» и «Мартии» находились под круглосуточным присмотром стражей порядка.

Она вылезла из наемного экипажа, вытащила огромную рабочую папку и решительно направилась к калитке. На полпути поняла, что тащит свою ношу зря, но возвращаться не стала. Да и мало ли что этому извозчику в голову взбредет: может ведь уехать… Восстанавливай потом работу целой недели.

За забором раздавались хлопки пара и знакомое глухое тарахтение мощного мотора. О! Тори, значит, пока еще здесь! Вряд ли папа так газует вхолостую.

Лишний раз видеться с Тори Эва желанием не горела. В последнее время он только и занимался тем, что подтрунивал над ней и всячески старался ее смутить. Некоторые шутки даже граничили с непристойностью. Манеры его никогда не отличались изяществом, как и речь. Но в последнее время он только при папе и держал себя в руках. А ведь раньше Эва без колебаний назвала бы его своим лучшим другом.

Кто научил ее метко стрелять?

А скакать через заборы на лошади?

Кто лазал с ней по крышам старого аэропорта?

Кому можно было рассказать секрет?

Только Тори.

Но что-то испортилось в их отношениях. Что-то пошло не так. Сначала он исчез. Потом вернулся и начал выигрывать гонку за гонкой, но его словно подменили. «Слава портит людей» – написал один великий мудрец. Тори она точно испортила.

Эва толкнула калитку и оказалась на залитом прожекторным светом дворе. Гоночный «Хаденс» блестел боками на выездной дорожке. Из моторного отсека торчала нижняя половина механика. Карманы брюк его смешно оттопыривались в стороны, и рубашка вылезла из-под ремня.

Тори откинулся на спинку кресла и мусолил сигару. Он сидел за рулем, а папа стоял рядом с водительской дверцей и о чем-то с ним разговаривал. Эва подошла к отцу, поднялась на цыпочки и слегка прикоснулась губами к его бакенбарду.

– Добрый вечер, па! Привет, Виктор!

– Привет, госпожа Эллусеа! – ответил Тори и, кажется, даже подмигнул ей.

– Эва, а не поздновато ли для одиноких прогулок? – строго спросил папа. – Почему ты еще не дома?

– Я не гуляю, я ехала из библиотеки и решила забрать тебя к ужину, – улыбнулась она. – Слишком велик шанс, что ты снова на него опоздаешь. А мне нужно обсудить множество важных вещей.

– Ну, раз так, придется немного меня подождать. Но мы сможем начать обсуждение по дороге.

Папа подошел к механику и спросил его о чем-то. Звук мотора заглушал их голоса.

– Готово, можно проверять. Давай один круг, мы с Эвой дождемся тебя, а потом уедем ужинать, – прокричал он спустя минуту.

– Может хочешь прокатиться, а, Эвэл? – шепотом спросил Тори.

– Нет. И ты знаешь, что папа не одобрит.

– Так и скажи, что скорости боишься, – хмыкнул он, натянул на лицо очки. – Ладно, я мигом, а то у вас там потускнеет столовое серебро.

– Пф-ф-ф, – только и смогла ответить Эва.

Добавлять что-то еще было бесполезно – Тори прибавил подачу газа, и котел запыхтел с удвоенной силой, а тарахтение мотора стало просто невыносимо слушать, и она отошла в сторону.

«Эвэл» ее называли только три человека: он, Катти Лавенго и Ханна Ульсимиа. В детстве Эва подписывала так записки «Эв. Эл.». Пока ей не сказали, что инициалы – это только первые буквы. О, сколько воды утекло! Даже Тори успел поменяться…

Механик закрыл капот, отскочил в сторону, туда, где уже стоял папа. Зазвенели приводные цепи ворот. Створки не успели еще раскрыться полностью, как «Хаденс» тронулся, повернул на дорогу и умчался в осеннюю темень. Когда звук мотора затих вдали, до ушей Эвы донесся скрип вывески на противоположной стороне улицы. Послышались удаляющиеся шаги, всхрапнула за забором лошадь.

Холодный липкий воздух все глубже пробирался под тонкую блузку. По шее вниз пробежали мурашки, Эва застегнула верхние пуговицы на жакете и поправила шарф. Вот и листьев на земле уже полно. И этот прелый запах осени витает повсюду.

Механик-венси подошел к ним и обратился к папе:

– Мне его дожидаться, господин Эллусеа? Я, честно говоря, сделал что мог.

– Да, задержитесь, Мортимер. Думаю, это минут на десять. Очень вам благодарен, очень. Через несколько дней состоятся Большие Осенние Гонки, закрытие сезона. Я, безусловно, компенсирую.

Папа ловко извлек из кармана жилета чековую книжку, а затем спрятал назад. Похлопал себя по бокам, повернулся к Эве:

– У тебя есть с собой кошелек, милая? Я, кажется, забыл свой в госпитале. Просто растяпа…

– Да, конечно, па.

Эва достала из потайного кармана замшевый мужской бумажник и протянула ему.

Она подняла глаза на механика. На голову выше ее ростом, худой и длиннорукий, он напомнил Эве смешное южное насекомое – травяного прыгунца. Морковно-рыжие волосы выдавали в нем истинного венси. Они торчали из под клетчатого кепи и слегка завивались. Мелкие веснушки рассыпались по носу и щекам. А таких ярких зеленых глаз Эва еще ни у кого не встречала. Хотя много ли она видела обитателей Стены?

Какого, кстати, цвета глаза у сбитой ею девушки? Нужно будет обязательно зайти к ней после ужина. Стыдно, конечно. «Привет! Я Эва, и это я тебя сбила.» Не лучшее начало знакомства. Но шел третий день, а она так и не находила другого варианта. Герта сказала, что гостье не слишком у них нравится, она просится домой. Но папа еще не выправил нужные бумаги. А куда ее без разрешения отпускать?

Только сейчас Эва поняла, что все еще смотрит на юношу. И он тоже не стесняясь ее разглядывает. Свысока. Ну а как иначе, если она ему по плечо ростом?

– Эва Лари Эллусеа, – она протянула механику ладонь для рукопожатия.

Папу ее дерзости порой даже забавляли. Потому Эва решила дать юноше понять, что он излишне внимателен к ее персоне. Чересчур.

– Мортимер, – он посмотрел на свою грязную руку, после чего аккуратно коснулся ее пальцев. – Мортимер Брайс. Просто Мор.

В его речи слышалось смущение, и Эва даже пожалела о своем поступке. Она отняла руку, чтобы поправить папку с рисунками, которую держала под мышкой. Но та уже выскользнула и шлепнулась на землю. Мор поднял ее быстрее, чем Эва успела наклониться. Тогда она улыбнулась. Забавный юноша. Почти не теряется, и столбом не стоит, хотя ему явно неловко.

– Простите, Мортимер, знаю, чек вам не слишком удобно обналичивать. Тут, мне кажется, недостаточно, – папа наконец закончил копаться в бумажнике и протянул венси две крупных купюры. – Но я отправлю еще вашему отцу. Очень вовремя вы появились.

Механик взял деньги, небрежно сунул в карман куртки, кивнул и улыбнулся:

– Хорошо. Только я живу отдельно. Вроде вырос уже, так что: четвертый ярус, триста третья квартира. Мне было интересно покопаться в «Хаденсе», господин Эллусеа. Полагаю, можно еще облегчить противовес, но тут без расчетов никак. И это не точно…

Мортимер снял кепи и почесал затылок.

– Посчитайте, и если что-нибудь еще действительно даст нам пару лишних секунд… предоставлю вам и «Хаденс», для эксперимента, и хорошую компенсацию. А там, глядишь, и рекламу. Откроете свою мастерскую.

– Спасибо, это вряд ли, – ответил юноша. – Я разбираюсь в моторах, но интерес у меня другой. Биомеханика, знаете. Но сейчас это непопулярно. И не прибыльно.

Эва, все это время наблюдавшая за Мором, заметила, как вспыхнули у венси глаза. Прямо как у папы, когда он получал результат после долгих месяцев труда. Здорово, когда человек увлечен своим делом, неважно, каким. Ее отец вдохновил тем, чем занимался сам. После смерти мамы книги, микроскопы, эксперименты под его руководством занимали все Эвино время. И вот она уже пишет статьи, в свои восемнадцать лет! И, между прочим, делает выдающиеся успехи в учебе. Ведь не так-то просто быть единственной женщиной на факультете! Хотя, по слухам, в Крессильне в этом году появилась ее конкурентка. Это даже хорошо, если задуматься. А то выходило, что медицинскими сестрами женщины могут быть, а для врачебного дела у них ума не хватает. А для инженерного, значит, хватает? Впрочем, женщины-инженеры – все венси.

А биомеханика… Популярности у йенцев не снискала – это правда. Казалось бы: какое поле для применения! Протезирование, улучшение человека: сверхсила, сверхвыносливость. Устойчивость к болезням и травмам. Но те, кто владел Даром остерегались модифицировать себя – и Эва понимала почему. А кто еще мог платить за эксперименты? Наверное, венси что-то мастерили в Стене, для своих. Только у кого там нашелся бы хоть миллион лидов? А разработки – дорогое удовольствие. Непопулярно – неприбыльно…

Эва вырвалась из плена раздумий и обнаружила, что папа протягивает ей бумажник. Вероятно, чтобы нарушить напряженную тишину, он спросил:

– Как позанималась, милая?

– О, просто замечательно, па. Составила список вопросов, которые хотела с тобой обсудить. Сделала копии с иллюстраций к «Труду о микроскопии витых бацилл», – она указала на свою папку. – Перечитала постулаты теории вирионов и спор господина Стенсли с господином Аберриа. Но принять ничью точку зрения не могу. Есть нюансы. А еще я заказала Даффи твое любимое тушение с грибами.

– Звучит неплохо. Виктора на ужин будем приглашать?

– Нет, – вылетело у Эвы тут же, она еще и подумать не успела. – То есть я не против, но…

– Хорошо-хорошо, – папа улыбнулся. – Я понял, ты полна впечатлений, и жаждешь ими поделиться. Тогда нужно вызвать нам дилижатор.

– Я приехала на извозчике и просила его ждать.

Вдали послышался звук мотора. Он нарастал, катясь по улице впереди паромобиля. Эва поняла, что сейчас самое время, чтобы решить ее вопрос, не столкнувшись с папиным протестом.

– И, да, па: коня, которого ты мне купил, не с кем отправить. Поэтому я уеду в Ганф в пятницу утром. В помощники возьму Хенри, а утренним воскресным поездом мы вернемся. Ты ведь простишь мне опоздание к началу Гонок?

– Эва! – в голосе отца прозвучала строгость, но она-то знала, что застала его врасплох, и сейчас он даст согласие. – Хенри не конюх…

– Грандиозно! – выкрикнул Тори через окно, едва заехав во двор. – Парень шарит…

– Па, пожалуйста. Этот конь почти так же важен для меня, как победа Виктора – для тебя, – Эва коснулась руки отца.

– Хорошо, – выдохнул он и поспешил к паромобилю.

Мортимер приподнял кепи, сказал ему в спину «до свидания», отступил назад и посмотрел на Эву:

– Доброй вам ночи, юная госпожа.

С Виктором венси прощаться не стал, и направился прочь, в темноту, к Стене. Эва поймала себя на мысли, что с удовольствием пригласила бы на ужин этого юношу. Но не произнесла ни слова вслух.

7. Вильгелимина Ямга

– Стеф, ты уверен, что мы поступаем правильно? Все-таки доктор Эллусеа…

– Солгал мне. Он создал лекарство от туманной лихорадки, Мина. Его коллеги опубликовали статью в «Медицинском вестнике». А когда я обратился за помощью – доктор начал плести про отсроченные побочные эффекты. Про опровержение, которое напечатают в следующем номере. Где оно? А? – Стефан поднял со стола журнал и с нескрываемым разочарованием швырнул обратно. – Нет его…

– Возможно, что-то просто не срослось со статьей? Или появились новые сведения, – Мина застегнула ремень, но куртку надевать не спешила. – Может, они решили продолжить работу над…

– Ты трусишь? Ты на чьей вообще стороне? – он недобро прищурился.

– Н-нет, – она помотала головой из стороны в сторону. – Не трушу. Просто пытаюсь выяснить подробности. Это мне важно. Есть просто йенцы, и есть такие, как доктор. Раньше он всегда нам помогал. Присылал своих студентов, медикаменты. Неужели…

– Он предложил, – Стефан спрятал нож в голенище сапога, – Да, он предложил выделить помощь. Но ты же понимаешь разницу. Эпидемия уносит сотни людей, и без лекарства ничего не изменится, Мин, ничего. Мы не собираемся громить его лабораторию. Нам просто нужны две вещи.

– Лекарство? И? – Мина присела на край столешницы и вопросительно посмотрела на него. – Какая вторая вещь?

– Лекарство. И правда. Правда нам тоже нужна. Это топливо нашего дела! Мы за правду! За равенство! А не только за свободу.

Когда Стеф начинал говорить о мятеже, Мина замирала и любовалась им: изумрудно серыми глазами, волосами, цвета темной меди – вот уж совсем нехарактерный для Брайсов цвет! Его широкими плечами, гордой осанкой. Мина заслушивалась глубоким голосом Стефа. Он был для нее богом-Творцом. Творцом будущего. Светлого, полного надежд и свершений. Будущего под бескрайним небом, полным ветра и дождя.

– Хорошо, – почти выдохнула она и накинула куртку. – Пойдем. О Кассиде ничего не слышно?

– Как в домне сгорела. От Пекаря вышла рано утром – и пропала. Среди арестованных не числится, в лазареты не поступала. Очень, конечно, странно. На следующей неделе мне попробуют снова отправить график караулов. Плохо, если Кассиду дознаватели приперли. Но пока все тихо…

Они спустились вниз по узкой винтовой лестнице под Стену, на уровень ниже паровозных тоннелей. В сырой темноте пахло ржавчиной и плесенью одновременно. Над головой змеились трубы, в которых шуршал газ и клокотала вода. Проходы то сужались, то расширялись, раздваивались и пересекались.

Стеф шел впереди, крутя ручку динамо-фонаря. Мина старалась не отставать. Смотрела она больше под ноги, чем по сторонам. Здесь, внизу, со временем скапливался всяческий хлам, ненужный на верхних ярусах. Несмотря на запрет, венси частенько тайком швыряли в вентиляционную шахту ржавый лом или рваную резину, бумагу и ткань. «Авось на этот раз не забьется,» – думал каждый из нарушителей. Авось… пол сектора живет этим «авосем»: не меня, не на мне, не на этот раз. Как Стеф их умудряется сплотить?

Чистильщики разгребали завалы в нижних тоннелях несколько раз в год. И травили ящерокрыс. Эти огромные жирные твари устраивали гнезда в мусорных кучах, а после выводили там многочисленное голодное потомство, которое без устали точило метал переборок Стены. После дератизации вниз сгоняли ремонтников. Прорехи латали, балки меняли. Мусор снова копился. Ящерокрысы размножались.

Однажды Стена все же рухнет с таким отношением. Но если их дело – их мятеж – окончится победой, венси к тому времени уже не будут больше заперты в тесной железной коробке. Все только обрадуются, когда их бывшая тюрьма превратиться в груду лома. Хотя сколько воспоминаний связано с этими коридорами… Мина уже тосковала. Хотя еще никуда не уходила.

Пару раз Стефану пришлось попотеть, возясь с запорными вентилями дверей, которые отделяли один отсек тоннелей от другого. Путь закончился в канализационном коллекторе. Смердело здесь ужасно. Мина достала из кармана защитную маску и поспешила натянуть ее на лицо задолго до того, как они сюда попали. Но ядовитые испарения просачивались даже через фильтр. Стеф сверился с планом, показал рукой вперед, налево и снова вперед, а потом наверх. Она кивнула.

Когда стоки остались позади, Мина долго стояла, прислонившись к стене подвала, и дышала, дышала, дышала. Часто, но тихо. Шуметь нельзя. Они находились в исследовательском крыле университетского госпиталя. Несмотря на позднее время, здесь таилась опасность нарваться на фанатичных ученых, которые могли и задержаться ради открытий. Лаборатория доктора Эллусеа располагалась где-то над их головами.

– Стеф, а вдруг она охраняется? – шепотом спросила Мина, когда успокоилась.

– Ты опять начинаешь? Вот ты стала бы охранять свой рабочий кабинет в конструкторском бюро?

– Я ни с чем опасным не работаю. Ну, официально – ни с чем.

– Он – тоже. Это учебный госпиталь, а не правительственный секретный объект. Главное – не наделать шума и поаккуратнее пользоваться фонарями, чтобы нас не заметили через окна. Все, пошли, теряем время.

Дурное предчувствие не оставляло Мину. Что-то ворочалось в подреберье, что-то заставляло ладони потеть. Стеф был прав, прав, да, она – трусиха. Негодная мятежница. Нерешительная, слабохарактерная и ведомая. Почему он вообще возился с ней такой? Лучше бы она наперекор маме рисовала картины. И не лезла в эту борьбу. Ни за свободу. Ни за справедливость. Не борец она. Борцы – сильные, смелые, а она – нет.

Замок в двери глухо щелкнул, ручка подалась вниз под пальцами Стефана, и он кивнул Мине: заходи, мол. Она ящеркой скользнула внутрь и замерла. Отраженный свет фонарей из университетского сада очерчивал контуры мебели. В штативах, ровными рядами выстроенных вдоль стены, блестели бока пустых пробирок. На узких полках прижимались друг к дружке боками склянки с реактивами. Или реагентами. Аккуратные ярлыки их едва заметно белели, но мелкий текст в темноте сливался в полосы.

Мина прошла дальше, до длинного стола. В углу его, под чехлом, угадывались очертания микроскопа. А под стеклом столешницы в рамках торчали сотни крошечных стекол.

Стену между двумя окнами занимал книжный шкаф, верхняя полка которого подпирала высокий потолок. Стефан уже стоял там и подсвечивал корешки томов карманным фонарем. Мина присоединилась:

– Напомни, как он должен называться?

– «Рабочий журнал», или «отчетный», или «учета образцов». Как-то так. Если найдешь что-то вроде «результатов исследований»… а, вот, кажется, – он подцепил пальцем толстую книгу, на корешке которой читалась рукописная надпись: «Каталожная перепись образцов одиннадцатого числа третьего месяца лета 11 года по…».

Стефан сел на пол и начал ее листать. Мина опустилась на корточки напротив.

– Культуральные… сахарорасщепляющие… брожение… хм, нет, не то. Журнал для узкого специалиста. Посмотрим, может есть что-нибудь вроде отчетов.

– Я пойду узнаю, что там? – Мина показала на темную дверь в углу.

Стеф кивнул, продолжая шарить лучом фонаря по полке.

Мина быстро прошмыгнула мимо окна, бросив мимолетный взгляд на дорожку сада. Пятна света в беспорядке лежали на фигурно подстриженных кустах звездника. Покачивались фонарики над пустыми лавочками. А сердце все же норовило провалиться в желудок.

Дверь оказалась тяжелой, и поддалась с трудом: печально скрипнула вначале, но дальше пошла бесшумно. За ней скрывался небольшой кабинет с узким окном, нижняя часть которого была затянута плотной тканью. У окна стоял массивный стол с двумя тумбами, разделенными на мелкие ящики. Стену напротив занимал большой металлический шкаф. Под ним гудел вентилятор. На панели для ключа красовались окошки с буквами и цифрами. Сейф. Только какой-то он гигантский для сейфа…

Мина залезла в первый ящик стола. Небольшие лотки внутри были наполнены лупами, иглами, странными проволочными приспособлениями в виде ручек с петлей на конце… Во втором ящике оказалась куча маленьких листков, исписанных крупным почерком. Похоже на напоминания, которые прикалывают на планировочную доску: «просмотреть 3-18», «нейрогенный путь?», «снизить температуру культивации»… В третьем ящике одиноко лежала толстая серая тетрадь.

Мина раскрыла ее на середине и пробежалась по строчкам глазами. Фонарик разряжался. Элементы питания Стефана пока что не отличались надежностью и долговечностью. А динамо-подзарядка производила много треска. Масляная же лампа – чадила.

«По Туманной л. 21/3 лета, утро. Рассадил культуру Токса Ганфа. Колонии блестящие, округлые. Активный рост при 38 градусах. Продолжить культивирование, сделать несколько стекол. Красить анеленом? В чашках с дисками: препарат 3-16 сдерживает рост популяции, область высветления около 0,6 миллиметров. Продолжить с большей концентрацией?»

Дыхание перехватило. То, что нужно. Кажется.

– Ссс… – звук застрял у Мины в горле.

В соседнем раздался топот сапог, затем вспыхнул свет.

– Стоять! Не двигаться! Руки! Проверьте дальнее помещение!

Мина и не думала сопротивляться, когда двое патрульных вытолкали ее из кабинета. Серая тетрадь осталась лежать на полу. Стефан стоял у шкафа с поднятыми вверх руками. На него смотрело дуло пистолета, который сжимал в руке служитель закона. Еще один патти стоял чуть поодаль, держа руку на эфесе сабли.

Высокий йенец с нашивками полковника шагнул вперед из дверного проема и закрыл за своей спиной тяжелую створку. Его огромные карие глаза, казалось, собирались вылезти из орбит. Черные усы подрагивали, словно он принюхивался. Мина узнала его сразу. Карл Эллусеа, бывший связной господина Куратора.

– Венси, – поморщился он. А потом вдруг усмехнулся. – Как кстати! Даже не буду спрашивать, что вы здесь делали…

От его тона у Мины скрутило живот. Йенец прошел в комнату с узким окном, и, судя по звуку, начал крутить наборные барабаны. А потом провернул в замке ключ.

Что ему понадобилось ночью в отцовской лаборатории? Почему они – «кстати»? И неужели он не узнал ее и Стефа?