Текст книги "Архипелаги (СИ)"

Автор книги: Елена Варна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

37. Эва

Назад, в Оссен, Эву сопровождали двое патрульных. Ехали они позади, и ей казалось, будто это не защитники, а конвойные. Они приведут ее в дом губернатора, швырнут на ковер перед Кристофером Вилриджем и расскажут, что произошло ночью. А после – исполнят его приговор.

Нет, этого не может случиться! Все, что произошло – только сон, ее горячечный бред, так не бывает! С нормальными людьми так не бывает. А с ней…

Эва задрала голову к небесам. Облака ветром утянуло прочь, и черное полотно над головой усыпали звезды. Папа! Почему ты не рядом? Как случилось, что я так мало знаю о жизни? Я стала взрослой женщиной, по документам даже – замужней. Я вот-вот буду представлять интересы одного народа перед другим народом. А мне хочется закрыться в комнате и не выходить. Мне очень страшно, папочка. Поговори со мной. Я не понимаю, что творю!

Ни одна звезда ей не подмигнула. Эва поняла, что снова плачет. Ветер сушил щеки, и дорожки от слез саднили кожу.

В другое время Эва надела бы серые шелка, черненое серебро. Не выходила бы на люди неделю, читала Священную книгу. Нужно принять исход, осознать, что Судьба оборвала нить. Поступи она согласно традициям – и траур по ее семье станет трауром по всему Северному архипелагу…

Мор остался в Стене. Она проведет эти сутки одна. Одна среди посторонних, знакомых лишь мельком людей, большинство из которых годится ей в родители. Наедине с тревогами и страхами. Разве так должна заканчиваться свадьба?

На окраинах Оссена еще царила утренняя дремота, в которой сонно переговаривались коровы и козы. Но едва грязь под копытами сменили деревянные настилы, навстречу всадникам помчались люди. Кто с вилами, кто с ножами, а кто и с ведром, они бежали от конных патрулей, которые для нет-нет да и палили в воздух. Законники явно не преследовали цели ловить горожан, скорее пытались разогнать их по домам.

На перекрестке Эва едва разминулась с парой на приземистой серой лошади. Рыжие косы девушки, которая сидела в седле, напомнили Эве про Кассиду. Правил лошадью, похоже, ее спутник, сидевший позади. Нет, венси уехала, наверное смотреть на цирк. Или в Стену ушла.

Задние ворота были заперты. Возле них дежурили новые патрульные – вовсе не те, кому Эва вчера внушала свои приказы. Парадный въезд так же охранялся, но законников прибыло. Перед входом в дом стояла телега, накрытая брезентом. Страх вызвал учащение сердечного ритма, и беспокойство поползло ниже, к пустому желудку. Ее сопровождающие остались на другой стороне улицы. Им отдали приказ проводить госпожу до ворот – они его исполнили.

Эва спешилась, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Взяв коня в повод, потянула на себя калитку. Группа патрульных направилась ей навстречу. Ее проводили в дом.

– Вы отдаете себе отчет, что могло произойти? – начал господин Вилридж, когда за спиной Эвы закрылась дверь кабинета.

Морщины его стали глубже, в углах глаз и рта сгустились тени. Развязанный галстук свисал с шеи мятой полосатой тряпицей. Жилет был расстегнут, на рубашке темнело пятно. Волосы грязно лоснились.

Эва отрицательно покачала головой.

– В городе мятеж. К нему мы были готовы. К нему, а не к вашему исчезновению! Где сын мэра Брайса?

– Дома, – ответила Эва.

Она не знала, куда деть руки. Пройти и сесть? Развернуться и подняться к себе в комнату? Ей хотелось сбежать.

– Вы ездили в Стену? Зачем?

– Отвозила Мортимера. Он не слишком хороший наездник.

– Вы – дура, или притворяетесь? Вы говорили с главой Совета Стены? Обсуждали свои планы? Или мои?

Эва молчала, разглядывая графин на краю стола. Очертания мира плыли. Тонкие нити энергии вихрем носились по комнате. Предметы начали терять материальность.

– Мне плохо, – прошептала она, опускаясь на четвереньки, чтобы не упасть.

И стыдно! Как же стыдно лежать на полу перед этим человеком!

Она снова в Йене. Стоит жаркий летний день. Воздух течет, вязкое марево навевает сон. В Гранитном дворце тихо. Так тихо, что звон фонтана кажется оглушительно громким. Эва сидит на краю чаши, рассматривает мозаику на дне. Солнце бликами рассыпается на поверхности Искры пляшут в воде. Эва пускает зайчиков карманным зеркалом. За зайчиками скачет тучный серый кот. Он неудачно разгоняется. Задевает цветочные вазы. А после – угол фонтана. Эва смеётся.

Мир замирает. Тень наплывает на солнце, зайчик гаснет, зеркало лопается. Эва ранит палец. Кот убегает прочь.

Она смотрит вверх. Над террасой ползут дирижабли. В их корпусах открываются шлюзы. Воздух свистит и трещит, расцветает фейерверком золотых искр. Ярче, чем солнце. Жарче чем солнце. Это не салют…

– Бежим. Зажигательные бомбы!

Эва вскакивает слишком поздно. Падает ничком.

Жар пронизывает её всю. Наступает всепоглощающая боль.

Эва поднимает голову и видит её. Высокую, черноволосую. Ту, которая ждёт ответов. На голове ее – корона из золотых нитей. В короне блестят бриллиантами упавшие звёзды. Кто-то из них не закончил свои дела. Судьба? Нет, хозяйка этого мира.

А Эва – всего лишь мелкая личинка. У нее нет кокона. У нее нет крыльев. Ей не спастись. Она упирается в пол ладонями, поднимается. Смотрит на женщину снизу вверх.

– Снова ты!

– Я. Ты кого-то другого ждешь?

– Никого! Никого! Я одна! Я боюсь быть одна!

– Хорошо.

Женщина тает в вязком мареве полуденного воздуха.

Из раскрытых дверей на террасу выходят люди. Их лица скрыты масками. Их карнавал страшен. Они окружают Эву. Они ее станут рвать. На части.

Эва не решалась открыть глаза. Одеяло, которым ее накрыли, казалось неподъемно тяжелым. А собственная кожа – омерзительно липкой и горячей. Кошмар постепенно распадался на куски, оставляя неприятную зудящую дрожь во всем теле.

Звук шагов тонул в плотном ворсе ковра. Кто-то ходил по комнате взад-вперед. В воздухе витал пряный аромат специй и жженого дерева. Раздался щелчок дверной ручки, едва слышно скрипнула дверь.

– Господин послал спросить, как она, – прошептала женщина.

– Скоро проснется, – ответил ей голос Деборы Корриа.

Эва дождалась, пока дверь закроется. Веки, казалось, опухли – чтобы открыть глаза, ей пришлось приложить усилие. Теплый красноватый отсвет заката лежал на обоях. На туалетном столике курились маленькие жаровни. Дебора устраивалась на высоком пуфе в изголовье кровати. Эва и пошевелиться не успела, как карлица повернула голову в ее сторону и улыбнулась.

– Вы проснулись, чудесно, чудесно, – затараторила она. – Речь не готова, платье не наметано, а наша представительница путешествует по измерениям. Бесконтрольно. Нехорошо получилось. Вы практиковали дыхание, когда ехали в Стену? А фокусировку?

– Нет, – выдохнула Эва. – Ничего не вышло. Сначала я объясняла Мору, как сидеть на коне, потом долго привыкала к иноходцу сама. Конь заезжен не мной…

– Плохо, – закивала карлица, перебивая ее. – Вообще все вышло не так. Но мы сейчас не будем это обсуждать. Нет времени. Вот, держите.

Дебора протянула ей бумаги. Эва пробежала глазами первый лист. О, хорошо что она уже выступала на ученых собраниях, иначе в жизни не смогла бы прочитать подобное вслух. Канцелярские обороты попадались чуть ли не на каждой строке.

– Что-то можете поправить, чтобы звучать искреннее. Все же понимают, что перед ними восемнадцатилетняя девушка. Эва, – карлица заставила ее оторваться от бумаги и поднять глаза. – Я шучу. Это ужасная речь, которая плохо звучала бы даже из уст господина Вилриджа. Мы позже сочиним новую. Вам удалось самой поговорить с мэром?

– Да. Удалось. Господин Брайс окажет вам всяческую поддержку. То есть – нам. Я не думаю, что убедила его словами. Все, что он будет делать, он будет делать ради Мора, и только.

– Хм, ненадежные гарантии, – Дебора спрыгнула с пуфа и снова заходила по комнате, сцепив на груди руки. – Его сын сейчас в безопасности.

– А я – нет. Мне больше нечего было ему предложить, – Эва села в кровати, скомкала одеяло. – Мои слова и я сама. Позовите, пожалуйста, портниху. Ей, наверное, дорога каждая минута.

– Эва?! – вопросительно посмотрела на нее карлица.

– Да? Я вышла замуж за Мора сегодня же ночью. Знаете, почему я говорю это вам? Потому что мне страшно, одиноко и отчего-то стыдно… И никого, кто бы понял!

Дебора присела на край ее кровати.

– Эва… Ничего в этом стыдного нет. Политические браки… О, Творец, Судьба и иже с ними! Я попробую вас понять, да, попробую. Все чего-то хотят, и никто не спрашивает, чего хотите вы сама. Вы не принимали больших решений и боитесь ошибок. Я думаю, это ужасно: так взрослеть. Но разве у вас есть выбор?

– Мор спрашивал, чего хочу я сама.

Дебора кивнула, и вышла за дверь. Пару минут спустя к Эве зашла портниха с помощницами, служанки с подносами, горничная с корзиной банных принадлежностей. Все закипело, зашевелилось, замелькало. Эва ела оладьи, пока ей примеряли юбку, и, не протирая рук, хваталась за перо, чтобы записать ускользающую мысль. Когда ее оставили одну, было далеко за полночь.

Эва закуталась в халат, слишком длинный для нее, и выскользнула на балкон, едва не прищемив подол дверью. Из приоткрытых окон центральной части дома доносился гул голосов и звон бокалов. Дебора сказала, что губернаторы Северного архипелага съехались в дом господина Вилриджа. Сейчас, судя по всему, именно они пили в гостиной, куда Эву даже не пригласили.

Эву Брайс Эллусеа, без нескольких часов правительницу Северного Архипелага. Она попыталась примерить свое новое имя и должность. Нет, видимо, до утра ничего не выйдет: шум собрания внизу намекал на ее место. Эва вскинула подбородок. Она сможет пройти через весь этот ужас… только неясно, когда и чем он закончится.

Лежа в постели, она пыталась думать о хорошем. О победе, хотя слабо представляла себе войну. О побеге, куда угодно, лишь бы подальше от ответственности. О том, что Мор ее ждет… наверное.

Эва слышала собственное сердцебиение, мерное жужжание мухи, которая застряла между рамами окна, далекий скрип паркета под чьими-то ногами. Страх не давал ей уснуть.

38. Дебора Корриа

У маленького роста было много преимуществ. Замаскироваться под ребенка, спрятаться, затеряться в толпе – куда проще, когда ты едва переросла метр. Из того, что тебя порой не замечают, тоже можно извлечь пользу. Но когда Кристофер Вилридж смотрел на нее сверху вниз – тогда Бо жалела, что родилась карлицей.

– Дебора, я правильно вас понял? Вы решили играть по своему?

Лицо губернатора эмоций не выражало, но кого он дурил? Ее? Хм.

– Не я, нет, что вы. Я очень стараюсь вас поддерживать, Кристофер. Но вы же не хотите нажить себе врагов в Ордене?

Дебора положила на кресло дополнительную подушку. Губернатор наконец нахмурил брови.

– И чего хочет Орден? Может, мы будем вести диалог, а не вставлять друг другу палки в колеса?

– Орден хочет место в новом правительстве. О, – она вскарабкалась на сиденье и махнула рукой. – Про ваш вклад никто не забудет. Но это же я завтра должна подтвердить, что Эва действительно может работать с измерениями не ниже девятого. Не смотрите на меня так.

– Мне не нужна вечная память, Дебора, мне нужна власть. Восемнадцатилетняя девочка с горячим сердцем такого наворотит, если ее не направлять…

– Мы с этим справимся. Вместе. Налейте мне вина.

Кристофер выполнил ее просьбу. Гранатовая жидкость оставила на языке терпкое послевкусие. Бо облизнулась бы, пей она в одиночестве. Но – увы, увы.

– Мы. Кто «мы»? Вы? Мне же придется на ней жениться…

– Хм, вы опоздали, Кристофер, она уже замужем. Мы – это…

Губернатор не стал ее дослушивать:

– За венси?! Это немыслимо. Тоже идея Ордена?

Бо улыбнулась. Поставила бокал на стол. Выждала пару секунд перед ответом – пусть решит, что разгадал их тайные планы. Даже если планов-то подобных не было, к сожалению. Все под контролем не может держать даже очень опытный манипулятор, куда уж созвучной мыслечтице Бо.

– Нет, это удачное совпадение. И я склонна думать, что дар ей завтра попросту не пригодится. Господин Брайс любит своих сыновей, которых осталось всего двое. И не собирается отпускать вожжи правления.

– Мэру Брайсу за Стэнвенф место в шахтах, а то и в петле! – Кристофер редко выходил из себя, но сейчас его просто перекосило от гнева. – Он обязан был сообщить патрульному корпусу…

– Но вы никому ничего не расскажете. Потому что в инциденте замешан еще и Эвин отец. Если что-то подобное всплывет сегодня – ее не назначат правительницей. А пока давайте объединим усилия против генерала, а не за должности.

– Да уж, я, – он сделал паузу, – Я – никому ничего не скажу. Но Нанта Эдоллеа хочет провести собственное расследование.

– Ей будет не до того в ближайшие дни. Эвакуация, – Дебора сделала глоток. – Э-ва-ку-а-ци-я. Хм, Э-ва. Что с ханшей Тенды?

Когда подписывались соглашения о создании Союза, южанам отошел архипелаг Венаи, который назвали Северным. Дому Вельцгоф предоставили монополию на торговлю и выпуск новых денег, а восточные правительницы получили на хранение ключ машины Адмеи – системы мировых проекций. Бо никак не могла понять, отчего сделка оказалась столь странной. Впрочем, анализ прошлого – удел историков, и, может, мастеров вероятностей. В последнее время модно смотреть не в будущее, а в прошлое…

– Ее нет в Надыне. Зато там полно кораблей генерала. И меня терзает один вопрос: он тоже ищет ключ Адмеи, или просто занимает территорию?

– Надеюсь на второе. Для таких, как он, Адмея – ураганчик. Но он собирается прибрать к рукам Гармод, что хоть и не так, а все же страшно!

Кристофер вздохнул.

Никто не относится к Гармоду серьезно, и губернатор не исключение. Все считают, что в океане плавает гора металлолома. Но зря, зря.

– Крессильн сдался. У нас теперь даже и кораблей-то толком нет. Если венси запустят в Стену на верфи четыре дирижабля: один пассажирский, три торговых – у нас появится основа для воздушного флота. Смеемся или плачем?

– У Гаррета примерно десять? Ну, четыре больше, чем ноль. А что в Ане? И куда делись корабли из Стэнвенфа?

– Суда обеспечения и патрульные корветы, приписанные к порту Ана, Бенджен Силидж отправил к Холодным островам. На них из города – тут я склонен верить слухам – уплыли все родственники и друзья господина губернатора. Так что он чуть менее, чем мы заинтересован в исходе завтрашних переговоров…

– Как обнадеживающе звучит! То есть на море у нас пусто?

– Торговцы исчезли первыми. Думаю, большая их часть ушла на запад, а так же в Вонт и Кильмер. Пусто, Дебора. Но южные верфи у венси работают. Что-нибудь соберем. Наше дело – ждать и обороняться, пока не договоримся с Тенды. Воевать нам нечем. И, кстати, некем. Где обученные солдаты? – Кристофер посмотрел в окно, словно собирался их там увидеть. – Их и во время Тихой войны было мало.

– У Гаррета ситуация такая же. Он – генерал без армии. Городские патрульные лучше умеют дуть в свистки и стоять в карауле, чем бегать и стрелять. Мало кто из них – что наших, что южан – видел пушку. Я уж не заикаюсь о стрельбе из нее… Нам бы нанять пиратов и контрабандистов, вот, кто еще знает запах пороха.

– Я бы даже не назвал эту идею дурной, – губернатор потер переносицу. – Но не уверен, что мы сможем предложить им больше, чем генерал… Йенское золотое хранилище дает ему фору.

– Увы-увы. Возвращаясь к патрульным: гарнизон Крессильна – на стороне Гаррета, Ан ненадежен, как и его губернатор. Ребята господина Норди хорошо тренированы, но сколько их? Вот-вот, – Бо покивала и снова толкнула пустой бокал через стол к Кристоферу. – Нас самих тоже кто-то должен защищать. От тех же венси. Не будем строить иллюзий – в Стене нам не обрадуются.

– Я надеюсь на благоразумие ханши Тенды, однако собираюсь посылать в Йен и убийц. И уверен, что подобное будет взаимно, хотя в Стене проще отлавливать чужих. Но охрана нам не помешает – это правда.

Губернатор снова бросил взгляд во двор, и Бо наконец поняла, что его беспокоит. Машина. Она все еще стояла там, почти под самым окном кабинета.

– Кристофер, я сняла оттуда пластину.

– Нестеит в моем доме. Нет, я не трус, Дебора, только хочу понять, влияет он на меня? Или я – на него?

– Нет, эта пластина почти не генерирует поля. Она пустая, а жаль. Я-то надеялась с ней поработать. Меня больше волнует вопрос: откуда она? Я послала запрос с описанием в Алуму, в архив Ордена. Будь у нас люди, способные организовать экспедицию на руины, скажем, Талараи или Валеды, я отправила бы их искать нестеит прямо сейчас.

– Прямо сейчас я отправился бы спать. И вам советую, – Кристофер посмотрел на часы на каминной полке и поднялся. – Надеюсь, утром я не получу от Ордена удар в спину.

Бо не ответила ему. Хмельное тепло притупляло дурные предчувствия. И касались они вовсе не Собрания.

Нестеит считался металлом. Он проводил электричество и блестел. А тепло излучал сам. И пока излучал – был крайне опасен для одаренных. Орден утверждал, что это разновидность живой материи, которая со временем отмирает, теряя свои свойства. Но теплый нестеит способен выступать проводником от человека – механизму. Теплый нестеит способен быть хранилищем памяти, а может и – личности. Если бы кто-то точно установил границу между этими понятиями… Теплый нестеит сводит с ума, потому при контакте открывает шесть надизмерений тем, кто в обычном состоянии их никогда не увидит, и при этом выжигает одаренным мозг. Последнее – лишь гипотеза. Она сама никогда не вскрывала труп мистри, который бы подвергся воздействию нестеита, а только читала очень старый протокол.

На нестеите работали все крупные механизмы венси: Гармод, энергостанции Валедаи и Талараи, аэропорты и морские порты, нефтедобывающие платформы и фабрики. Бо не была механиком, чтобы объяснить, как именно нестеит связывался с техникой и что ей сообщал. Кажется, производил какие-то разряды по принципу «включено-выключено». Но для таких нюансов в Ордене есть инженеры, они разберутся. Нестеит бы получить…

Чтобы запустить Адмею, если она стоит. «Сердце мира» – ее другое имя.

Бо видела только наброски и карты, читала воспоминания тех, кто больше двух веков назад спускался в залы под маяком. Но что она такое: оружие, модель, дверь? Никто так и не выяснил.

После Тихой войны машина Адмеи была таким же запретным местом, как и Гармод. Последними, кто посещал ее и пытался изучать, были Грегор Сандеа и Десмонд Ивергоф. Первый жил в Йене, а значит не интересовал Бо вовсе. Йен сейчас почти так же недоступен, как Континент. Про себя она записала Сандеа в покойники, ведь из столицы летели дирижабли генерала, полные предателей-законников, зажигательных бомб и охотников на мистри. Второго ученого пять лет назад сослали на Холодные острова – мелкую гряду за Северным архипелагом. По указу правительницы Орден перечеркнул все заслуги Десмонда, зарыл поглубже в архивных хранилищах монографии, убрал со стен дагерротипы. Никто не объяснял причин, и никто не отваживался распрашивать. Ходили слухи, что дело личное, и приказ отдан Вирджинией Эллусеа. Бо порой корила себя за то, что тогда промолчала, как все. Ей ничего не угрожало, а вот Инверго вспомнил бы ее сейчас, как заступницу.

Она надеялась, что Ордену удастся вернуть старика, если тот еще жив.

39. Мортимер

Мэг постелила ему в квадратной маленькой комнате. Мор лежал поверх одеяла, в костюме – только что туфли снял – и пялился в потолок. Внутри стен тихо шуршал газ, из гостиной доносилось мерное тиканье часового механизма. Мор даже начал было его считать – не помогло.

Сон не шел. Мысли застревали и крутились вокруг одних и тех же событий. Он поехал бы с Эвой, назад, в Оссен, но отец категорически запретил. Мор не стал затевать спор, чтобы не веселить патрульных. И его девушка – нет, теперь уже жена – ускакала в ночь в сопровождении двух йенцев. А он постоял у дверей и поплелся наверх следом за Мэг, как послушный маленький мальчик. В кроватку, спать.

Теперь отец снова будет диктовать свою волю: как ему жить, что делать, с кем общаться. От чего бежал – к тому вернулся, потому что Эву не отведешь на нижние ярусы в маленькую квартиру. То есть он бы отвел, но кто же ему позволит?

Нет, он бы не отвел. В отцовских комнатах в родном секторе есть две приходящих служанки, которые гоняют пауков с потолка, готовят, моют посуду, стирают платье. Есть отдельные спальни и кабинеты, библиотека и ванная комната. И если Мору это все не сильно-то и нужно, то для Эвы он хотел чего-то получше, чем тесная холодная конура без удобств. Досадно, что сам он ничего не мог ей предложить. Как-то не думал, что однажды ему окажется недостаточно планов на ближайший вечер и мелочи в кармане.

В комнату заглянула Мэг.

– Почему не спишь?

– Потому что.

– Эву проводили до губернаторского дома, все в порядке. Спи.

Мор недоверчиво хмыкнул в ответ. Вот когда Эва завтра окажется в этой комнате, все будет в порядке. Нет, и даже тогда не будет. Он пытался придумать, как прыгнуть выше головы, чем полезным заняться. И ничего, как назло, не приходило на ум. Кроме идеи устроить себе мастерскую в углу новой спальни.

Проснулся Мор от пристального взгляда. Отец сидел на табурете в углу и смотрел на него так, словно собирался навсегда запечатлеть в памяти каждую веснушку на его носу.

– И давно ты здесь? – выпалил Мор первое, что пришло в голову.

– У меня времени нет часами кого-то ждать, так что недавно. Манеры у тебя отвратительные. И на голове гнездо.

– Доброе утро, отец! – Мор вздохнул.

– Доброе. Приводи себя в порядок и приходи в кабинет. Заменишь Мэг в должности моего секретаря, она не обидится. Если ты еще раз меня опозоришь – кстати, теперь уже не только меня – откручу тебе голову и прилажу к заднице.

– Зачем мне заменять Мэг?!

Мор произнес это, только когда дверь уже закрылась. И ответил себе сам, когда полоскал под краном голову. История повторяется: отец решил снова занять его чем-то полезным для общества и собственной репутации.

Мор получил хорошее образование. Пожалуй, лучшее из того, что можно было получить в Стене, где не было университетов. Он окончил высшую инженерную школу. Предстояло выбирать себе или учителя-мастера, или место работы.

Но Мора угораздило появиться на свет не вовремя. До Тихой войны, во времена Империи, его увлечение биомеханикой оценили бы по достоинству. А в нынешних условиях йенцам не нужны были ни звероподобные, ни тем более – человекоподобные роботы, ни механические протезы. Последние ещё пользовались каким-то спросом, потому что аварии на заводах, пожары и обрушения порой оставляли без рук и ног не только работяг, но и владельцев, управляющих, счетоводов. При столь низком спросе несколько мастеров, известных на всю Стену, вполне справлялись с заказами. Обучали они, конечно, кого-нибудь из собственных детей, тем более, что зажиточные венси их рожали, сколько Создательница пошлет. Когда все письма Мора с просьбой принять его в ученики удостоились вежливого отказа, он впал в уныние.

Отец его денег не считал: если он и не был самым богатым человеком в Стене, то в десятку уж точно входил. Владел двумя заводами и депо товарных вагонов, вкладывал деньги в несколько конструкторских бюро, получая потом доход с их изобретений. Сам он занимался в последние лет пятнадцать исключительно делами политическими, управляющих и рабочих лидами не обижал. А вот бездельников не любил.

По мнению Доменика Брайса, каждый член его семьи обязан был приносить обществу пользу. Ну или хоть семье. Отцовский любимчик Стефан, который успел еще во время учебы получить несколько патентов, открыл собственную лабораторию. Максимиллиан с детства любил порядок и точность, а потому выучился на счетовода и сводил приход с расходом по двум отцовским заводам. Маргарет стала секретарем мэрии. Милисент и Молли еще не выросли из коротких юбок, да и вообще – к девчонкам папа относился иначе. Он был бы не против удачно выдать их замуж. И только Мор, закончив школу, сидел без работы, чем жутко раздражал родителя.

Он, конечно, хотел открыть собственное дело. Попросил у отца помещение для мастерской и небольшой капитал на первое время. Тот в ответ предложил Мору показать хоть одну свою законченную разработку, которая стоила бы вложений. Такой не нашлось. Мор поставил в своей спальне кульман, верстак, завалил все вокруг книгами и сутками экспериментировал – но не слишком успешно. Он учился, как дети учатся ходить. Без всякой поддержки. Хуже того, все, кроме Мэг, видели в нем неудачника.

Спустя год, отцу надоела его «безрезультатная возня». Он выхлопотал Мору место в конструкторском отделе, занимавшемся разработкой и усовершенствованием турбин и динамо-машин для электростанций Стены. Сказать, что Мор был этому не рад – слишком мягко выразиться. Шесть дней в неделю заниматься скучной ерундой, которая никак не приближала его к мечте, не давала никакого полезного опыта! Но он вынужден был согласиться.

Позже выяснился еще один нюанс, превративший работу в каторгу: все в отделе, даже последний мусорщик, знали, что Мор – сын мэра. Младший, золотой ребёнок, которому место выбил отец. И на него наклеили этикетку. На обороте, по всей видимости было написано, что относиться к Мору следует пренебрежительно, серьёзного ничего не поручать, а на вопросы его отвечать таким тоном, словно он спрашивает вещи, очевидные даже ребёнку.

Поначалу Мор очень старался. Читал, вникал, пытался увлечься. Всё это время ему поручали перечерчивать чужие чертежи, на которых обнаруживалась клякса или мелкая неточность. Он выполнял поручения, не ныл, не срывал сроков. Так его энтузиазм стух в болоте рутины. И произошло это совершенно не вовремя, как все остальные важные события в жизни Мора.

Один из инженеров, господин Лайн, заметив и оценив, наконец, его старание, порекомендовал Мора в новый большой проект. Главный конструктор нехотя согласился. Пред Мором поставили задачу, определили сроки и разрешили проявить себя. Беда заключалась в том, что гениальная идея усовершенствования биомеханического прототипа мыши, над которым он работал по вечерам и выходным все последние полгода, пришла к нему одновременно с этим новым назначением.

Времени не хватало, и Мор почти перестал спать. Днём он работал в конструкторском отделе – ночью дома. Ошибки множились и там, и там. В итоге он решил что-то одно отложить и подбросил пол лида. Выпала решка. Мор отложил проект турбины в пользу механического животного. Создание функциональной вибриссы заняло все его мысли.

Еще в школе Мор сдружился с Вердэ Скаллисом, потомственным машинистом. Но тем не менее, несмотря на вполне приличные, хоть и не выдающиеся успехи, по окончании обучения отец забрал юношу работать в депо. Вердэ интересовался турбинами, динамо машинами и всем, что было хоть как-то связано с электричеством. Мор уступил бы ему своё место, если бы мог. Но он не мог.

За три дня до сдачи своей части проекта Мор пришел к другу с тубусом исчирканной веленевой бумаги и рассказом о том, как он влип в неприятности. Вердэ трудился тогда машинистом-испытателем в утреннюю смену, а после обеда был предоставлен сам себе. Они засели за работу вдвоём, и, благодаря отличным идеям друга, дело пошло. Оставалось несколько несложных подсчётов и чистовые чертежи, которые они оставили на последний день.

Мор пришёл к Вердэ после обеденного звонка на заводе, но застал дома лишь его мать. Она даже не могла объяснить, что произошло – тряслась от рыданий и комкала в руках парадный форменный китель господина Скаллиса. Мор рванул в депо.

Вокруг стояло патрульное оцепление. Мору удалось проскочить за первый кордон, туда, где столпилась группа молодых машинистов. Парни как зачарованные смотрели на груду металлической соломки, от которой поднимался серый пар. Она лежала посреди путей, прямо на стрелке. Команда чумазых пожарных заливала из брезентовых рукавов то, что осталось от дверей паровозного стойла «310-го» локомотива. Того самого, на котором служили господин Скаллис и его сын.

Мор отстоял там в молчании, пока патрульные не прогнали машинистов прочь. Потом пошёл с ними в кабак на нижних уровнях. Ему ужасно мешал огромный тубус. Наконец он пристроил свою ношу в угол. Машинисты заказывали и наливали Мору. Он пил наравне со всеми. Впервые в жизни. Не стопку коньяка, а какую-то другую странную бурду, и название его не интересовало. Главное, что алкоголь хорошо боролся с мрачными мыслями.

О проекте, который завтра нужно будет сдавать, Мор не думал совсем. Но когда краем глаза вдруг заметил у стойки старшего брата, Стефана, решил поскорее исчезнуть из злачного места. Он залпом опрокинул очередную порцию спиртного, бочком просочился на выход и со всех ног почесал домой. Больше о том злополучном дне в памяти не осталось никаких воспоминаний.

Наутро голова Мора превратилась в гигантский паровой котёл, в котором развили запредельное давление. Руки дрожали, и застегивание пуговиц на рубашке стало тем ещё подвигом. При мысли о завтраке его едва не стошнило. Думал он только о воде. О воде, которая лилась на голову из крана, и о воде, которую он жадно сосал из принесенного Мэг кувшина. Затем он завернул на кухню, где опорожнил кружку крепкого бодрящего дашэ, который по утрам сестра заваривала для Макса. И только тогда вспомнил о собрании в конструкторском отделе.

В поисках тубуса с чертежами Мор перевернул весь дом. Мэг посмотрела даже там, куда ни один нормальный человек тубус пихать не станет. Даже Макс пытался им помочь. Но всё было безрезультатно. Мору пришла в голову малодушная мысль сказаться больным. А потом накатила злость. Сколько можно делать то, что тебе не нравится? Чертежи собственных разработок он бы никогда не потерял!

И вот, стоя перед изогнутым дугой столом, за которым собрались инженеры, главный конструктор и его отец, Мор молчал. Наблюдал, как у отца ходили желваки на щеках. С замиранием сердца понимал, что сейчас его раздавят, как таракана.

– Вы отняли двадцать минут нашего рабочего времени, – главный конструктор жестом указал Мору на место за кафедрой у доски ля чертежей. – Мы надеемся, что не зря. Начинайте уже.

Мор снова посмотрел на отца, а потом опустил глаза в пол. Встречаться взглядом с господином Лайном было уже выше его сил. Он понимал, что позорит обоих. Он пригладил взъерошенные волосы, поправил пиджак.

– Боюсь, что зря: я не готов выступить, – Мор и сам не понял, как смог это произнести, – мне жаль, что я отнял ваше время.

– Что значит «жаль», юноша? – строго спросил господин Нардинг. – Вы не смогли закончить вашу часть проекта в срок? Вам не к кому было обратиться за помощью? Вы понимаете, как вы подводите весь отдел? Объяснитесь.

– Я плохо справляюсь с работой, и она мне даже не интересна, – Мор старался держать себя в руках, хотя на самом деле его трясло. – Я сожалею, господин Нардинг, мне следовало сказать об этом сразу и отказаться от назначения.