Текст книги "Это всё ты (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
40
Что же, как не желание двоих стать одним целым,
является главным?
© Юния Филатова
Дома все как обычно… Шагаю в другую реальность.
Но я слишком взбудоражена событиями этого потрясающего дня, чтобы заострять внимание на гнетущих чувствах и ощущениях.
– Вернулась, дочь? – растягивает вышедшая из кухни мама.
– Угу.
Избегая пристального взгляда, наклоняюсь, чтобы спрятать на нижнюю полку ботинки.
Боже, надеюсь, никого не насторожит то, что к подошвам налипли сухие елочные иголки.
Подцепив комнатные тапки, по привычке подхожу к маме, чтобы поцеловать.
– Привет, – прижимаюсь губами к щеке.
– Привет, ангел! – приобнимает меня. – Как день прошел?
– Восхитительно!
Уже собираюсь отпрянуть, когда мама вдруг задерживает.
– Что это? – принюхивается к моим волосам. – Мужской парфюм? Ты вся пахнешь…
К лицу резко приливает кровь, но я заставляю себя рассмеяться до того, как отстраниться и посмотреть маме в глаза.
– Святу духи к Новому году присматриваю. Пшыкнулась пару раз теми, которые больше всего понравились. Хочу понаблюдать, как ощущаются при долгом использовании.
– Тут не только духи… Что-то еще мужское… И никотин.
– Ой, да перестань! – смеюсь еще заливистее, будто ее подозрения смешны. В груди же сердце ухает с такой скоростью, что я чудом контролирую дыхание. – Ты чего? Думаешь, я курю, что ли?
– Да нет… – выдает мама как-то потерянно.
Стараюсь не фокусироваться на этом.
– Тебе нужна помощь? – переключаюсь на домашние дела.
– Да… – отвечает все еще рассеянно. – Я там тесто на пельмени сделала, – тряхнув кудрявой головой, уже более уверенно указывает рукой в сторону кухни. – Агуся занята, готовится к контрольной. А ты переодевайся и приходи.
– Конечно! Только в ванную заскочу. Искупаюсь, согреюсь… И прибегу, мам.
– Недолго давай. Хочу к приезду папы успеть.
– Хорошо, мам!
Но закрывшись в ванной, первым делом проверяю телефон.
Ян Нечаев: Воу!
Ян Нечаев: Знаешь, что сейчас делаю?
Ян Нечаев: Топлю по проспекту и работаю над собой, чтобы не повернуть назад.
Разулыбавшись, с шумом перевожу дыхание.
Юния Филатова: Если тебе будет легче, напишу, что я выйти все равно уже не смогу.
Пока жду ответа, затыкаю пробку в ванне и пускаю в нее горячую воду.
Ян Нечаев: Мне будет легче, если ты напишешь, что тоже скучаешь.
Тоже скучаешь? Тоже!
Всплеск оголтелой радости выталкивает из моей груди странный визг. Чтобы его заглушить, приходится прижать ко рту ладонь. И все равно меня так куражит, что я вскидываю взгляд к потолку и несколько раз подпрыгиваю.
Ничего подобного со мной никогда не происходило! Я в шоке!
Впервые в жизни от переизбытка счастья хочется кричать.
Юния Филатова: Скучаю!
Откладываю телефон, чтобы приложить к щекам ладони и постараться отдышаться. Однако едва тот издает характерный дзинь-дзинь входящего, бросаюсь проверять мессенджер.
Ян Нечаев: I❤️U
И я! И я тебя люблю!
Снова скачу до потолка. Пока радость не утихает до тех пределов, в которых возможно функционировать.
Юния Филатова: I❤️U
И сердце биться перестает.
Ян Нечаев: Зайка (*_*).
Ян Нечаев: (/_)
Ян Нечаев: Моя.
По-быстрому нахожу в интернете значение отправленных Яном символов.
(*_*) – восхищен, фанатею, обожаю.
(/_) – таю.
И сама таю от умиления.
Отправив Яну стикер с целующей зайкой, прячу телефон под стопкой полотенец. А минут пятнадцать спустя, выкупавшись и одевшись в домашний костюм, обнаруживаю «циферки» непрочитанных сообщений не только на аватаре Нечаева, но и… на фото Свята.
Долго собираюсь с духом, чтобы открыть и прочитать.
Святослав Усманов: Я освободился. Наберешь?
Стыдно и горько признавать, но это послание служит той самой ложкой дегтя.
Чувства, которые вырываются сейчас на передний план, нашпиговывает мое сердце болью. Какое-то время, несмотря на все мои усилия, оно попросту отказывается сокращаться, словно перерезанными оказываются важнейшие нейроны.
Юния Филатова: Да. Сейчас.
Прежде чем это сделать мне, увы, приходится написать Яну не самое приятное сообщение.
Юния Филатова: Не отправляй пока сообщений. Я буду с мамой на кухне. Нельзя, чтобы она увидела, что мы общаемся.
Все внутри скручивает, пока жду его ответа.
И после него легче не становится.
Ян Нечаев: XD.
Ян Нечаев: Лады, Ю. Не стрессуй. Исчезаю.
Мне не нравится его реакция.
Юния Филатова: Не обижайся. Я буду скучать. Клянусь! Я тебя *****! Напишу, как только смогу.
Ян Нечаев: Снова мои фишки повторяешь? :D
Это так странно, но правда в том, что…
Юния Филатова: Мне нравится повторять твои фишки, Ян.
Когда я это делаю, они кажутся общими, личными и очень особенными.
«Я в нирване. Рассвистелся сегодня по полной…»
Вспомнив эти слова, не могу не улыбнуться. И так буду ему говорить! Решусь обязательно. Пусть только даст шанс.
Ян Нечаев: Ты говорила, что я тебе дорог.
Ян Нечаев: Мне по кайфу смысл. Пиши так.
Конечно!
Задушенно пыхчу, пока набиваю ответ.
Юния Филатова: Ты мне дорог, Ян! Очень!
Ян Нечаев: Зайка (*_*).
Ян Нечаев: Ставим точку. Беги. Напишешь, когда останешься одна. Буду ждать.
Звоню Святославу, только когда выхожу на кухню к маме. Ему это отчего-то не нравится. Он несколько раз спрашивает, много ли нам осталось… Но я упорно делаю вид, что не понимаю его желания поговорить наедине.
Последние недели и без того являются изматывающими.
Не могу разорвать отношения по телефону. Это было бы совершенно бездушно. А притворяться все сложнее становится. Смерти подобно! Особенно после сегодняшнего дня.
Я вся в себе. В своих чувствах к Яну. В счастье, которым упивается мое сердце.
«Я готов сражаться, Ю! За тебя. Со всеми, понимаешь? Со всем миром!» – звучит в моей голове, пока старательно леплю эти пельмени, предоставляя возможность общаться со Святиком маме.
Вскоре прибегает Агуся, которая вроде как должна быть занята подготовкой к контрольной… Как обычно, ярко перетягивает одеяло на свою персону, забивая своим звонким голоском весь эфир.
– Я песню написала! Послушай, Свят!
Пританцовывая перед камерой, поет а капелла. Мама с Усмановым подбадривают ее хлопками и восторженными звуками. А я слышу эти «у-у-у» и вспоминаю брутальное «воу» Яна. Краснея, абсолютно не воспринимаю пение Агнии.
«Я хочу, чтобы ты была моей… Всегда!»
Я тоже этого хочу. А что же, как не желание двоих стать одним целым, является главным? Свят, мама, папа, бабушка… Все они должны принять это.
Боже, ну как же страшно! Невыразимо!
«Жаль, что не решился сказать об этом в девятом… Я с тех пор запах твой помню. Засел, понимаешь? Ты везде! Ты во всем!»
Конечно, понимаю. Потому как чувствую то же.
«Я дал слово Святу… Тебя не трогать!»
Что это значит? Почему прозвучало не просто как защита, которую мне всегда давал Усманов? Почему кажется, что в этом уговоре было что-то большее?
– Ангел, ты бы хоть улыбнулась? – подбивает меня мама.
Машинально растягиваю губы, но принимать участие в этих песне-плясках, естественно, не хочется.
– Мам, ну я спешу… – практически не отрываю взгляда от силиконового коврика. Деловито притрушиваю его мукой. – Ты же сама говорила, нужно приготовить ужин до возвращения папы. А еще же варка!
Наконец, у Свята заканчивается свободное время, и он с нами прощается.
«Наконец…»
Уговариваю себя, что после того, как получится объясниться, все встанет на свои места. Я сделаю все, чтобы сохранить дружбу и возобновить былые теплые отношения.
Отец приезжает домой злым. О крайней степени этого состояния свидетельствует то, что он не разговаривает.
Молча садится за стол. Молча ест. Молча покидает кухню.
А чуть позже, по дороге из ванной, улавливаю обрывки происходящего за дверью отцовского кабинета разговора.
– Адвокат Нечаева подал ходатайство о возобновлении производства по делу ввиду открывшихся обстоятельств, – толкает папа.
– Надо же… И что это за обстоятельства? Что-то действительно важное?
– Не обнародовали.
– Думаешь, купили кого-то?
– Черт знает… Да и плевать! Важно лишь, чтобы Юния своего мнения не поменяла, осознавала, что это за семья, и дальше сторонилась этого неуравновешенного футболиста.
Не понимая, как относиться к этим словам, предпочитаю их просто проигнорировать.
И какой же счастливой себя вновь ощущаю, когда, закрывшись в спальне, наконец, могу написать Яну. Обмениваемся сообщениями до двух часов ночи.
Тем для обсуждения находится масса! А когда они иссякают, перебрасываемся какими-то мемами, забавными видео.
И все же неловкий момент, заставляющий меня задохнуться, тоже случается.
Попадается мне в ленте ролик с подписью «Наша первая встреча после недели грязных переписок», и я возьми и отправь этот животный поцелуй Нечаеву.
Ян Нечаев: Ююююююююююю!!!
Кажется, что слышу его возмущения в реале.
Сходу в жар бросает. До испарины на коже. До ломоты в мышцах. До перегрева всех жизненно важных органов.
Ян Нечаев: Смерти моей хочешь???
Ян Нечаев: Не присылай мне ТАКОЕ!
Живот спазмирует. Дыхание спирает. Сердце заходится одурелым бегом.
И тут телефон начинает вибрировать.
– Алло?.. – выдыхаю, едва живая.
Вот-вот сознания лишусь.
– Знаешь, что самое смешное? – прорезает трескучую тишину бархатный с ржавыми прожилками голос Яна. – Я увидел этот ролик раньше тебя. Хотел отправить. Потом думаю: «Нет, перебор. Моя Ю такого не поймет…», – мягко взрывает пространство приглушенным смехом. – А моя Ю берет и бросает эту гранату вместо меня. Умница, зайка. Сладкая девочка, – шепчет, покрывая мою кожу горячим медом.
Вздрагивая, покрываюсь мурашками.
И…
Неосознанно соскальзываю ладонью вниз по своему ноющему животу. Через сорочку давлю на лобок, содрогаюсь, охаю и отпускаю. В трусиках моментально становится горячо и липко.
– Не представляешь, как хочу тебя целовать… Сейчас, Ю… – проникает внутрь меня Ян.
Беспрепятственно. Захватывая все стратегически важные объекты, обретает полную власть.
– Ян…
– Воу…
– Я-я-ян… Бесоё… – выговорить не получается. В ушах резкий гонг звучит, словно я сама себя цензурю. – Мм-м?
Он смеется. Понимает, что спрашиваю.
И отвечает, конечно, предельно честно.
– Бесоеблю, Ю.
– Ох…
– Хочу целовать тебя, пока не потеряешь голову.
Вновь щекочу себя пальчиком по лобку, по ногам дрожь несется, и дергаются стопы. Соскальзываю чуть ниже, к небольшой выемке между половыми губами. Надавливаю сильно и резко. Подскакиваю на кровати, роняя телефон. Рвущиеся из горла крики глушу рукой. Пугаюсь этого так страшно… Часто дыша, спешно нащупываю телефон.
– Ян?
– Что там у тебя?
– Все хорошо… Кот выбил телефон… – прибегаю в отчаянии ко лжи.
Не могу же я ему рассказать, что происходило на самом деле.
– У тебя есть кот?
– Мм-м… Плюшевый.
Он смеется, запутывая этим вибрирующим потоком мои нервы.
– Значит ли это, что ты спишь с плюшевым котом?
– Нет же! Он свалился на меня с полки!
– Полка над кроватью?
– Нет… Над столом… Не знаю, как это случилось!
И снова он смеется.
Меня поражают такие мурашки, что кажется, кожа уже никогда не станет гладкой.
– Хочу так же свалиться к тебе в постель, Ю.
– Ох… Поцелуешь меня завтра?
– А то! – толкает Нечаев. – После таких-то грязных переписок.
– Наши переписки не грязные…
– Между строк, зай. Между строк.
Я не нахожусь с ответом.
Наверное, он прав. Ведь я трогала себя, чувствовала ВСЕ ЭТО… И у меня влажные трусики.
Живот болит. Как же мучительно все это терпеть!
– Давай спать, Ян… – прошу тихо. – Слишком много всего…
– Давай, зай.
Закрываю глаза, но не отключаюсь.
– Спокойной ночи, Ян.
– Спокойной ночи, Ю.
Засыпаю под звуки его размеренного дыхания.
41
Дурею от любви.
© Ян Нечаев
– Во сколько ты сегодня должна быть дома? – толкаю, приближаясь к Ю, в то время как обязан оставаться в воротах и защищать их.
От нее.
Она против меня с мячом. Готовится пробить. И имеет хорошие шансы всадить гол. Но мне пофигу. Мы же не ради футбола остались после тренировки вдвоем, правда?
Да, блядь… Конечно же, не ради футбола.
Ю поднимает глаза. И я тону в ее океанах.
– Эм… Думаю, около девяти тридцати, если попрошу Валика с Викой подтвердить, что мы раздаем в торговом центре листовки о предстоящем финальном матче, – бормочет задушенно и стремительно краснеет.
– Попроси, – шепчу я, опуская взгляд к ее губам.
Она пунцовеет еще ярче и принимается их кусать. Приходится это остановить. Освобождаю плоть пальцами, оттягиваю, а потом лижу открывшийся ротик языком.
Позабыв о мяче, Ю вцепляется в мою футболку пальцами и покорно ждет дальнейших действий, явно рассчитывая на полноценный поцелуй.
«Господи, дай мне силы быть мужчиной…» – мелькает в моей башке, но не особо внятно.
Целую ее сладкие губки. Если бы не обилие слюны, сдающей мой зверский голод, и те возбуждающие влажные звуки, которые так или иначе формируются, пока чмокаю Ю, этот контакт можно было бы назвать целомудренным. По крайней мере до того момента, как я проскальзываю в ее горячий ротик языком.
Мое сердце стопорится. Но только затем, чтобы в следующий миг, когда маленькая дрожащая Юния Филатова – мечта всей моей жизни – качнется ближе, выдать ей в ладони такую мощную очередь, которая в нужный момент становится убийственной для нас двоих.
В щепки. Разлетаемся. Пылающим эфиром топим наверх.
И похрен, кто нас там будет встречать.
В моем мозгу скрипучие помехи. По венам адская смесь – это горючее. В сердце множится любовь – она и управляет этим полетом.
Обжигает душу. Заставляет тело дрожать. Но я принимаю, проживаю, выпускаю щедрыми тиражами наружу.
Для моей Ю. На мою Ю. В мою Ю.
Стрелка падает за двести. Забываю о технике безопасности и необходимости притормаживать, хотя бы на поворотах.
Нет никаких названий для НАС. Никаких определений. Никаких требований. Никаких ограничений. И никакого, блядь, осуждения.
Я знаю, кто я, и что является в моей жизни главным. Несу ответственность перед отцом, матерью, братьями. Предан им до последней капли крови. Как бы ни было тяжело, остаюсь сильным ради них, потому что знаю, что не могу подвести.
Но это не значит, что в этом же крепком духом и телом человеке не может жить простой влюбленный пацан. Поэтому стоило ей только намекнуть на взаимность, я разом все щиты сложил, избрав путь быть максимально открытым.
«Я тебя тоже…»
И понеслась.
Любовь в каждом моем взгляде, в каждом слове, в каждом действии.
Оторвавшись от пышущих жаром розовых губ Ю, с не меньшим кайфом просто прикладываюсь лбом к ее переносице.
– Ты меня лова-лова? – хриплю, придерживая за талию и заставляя словно в танце раскачиваться.
Выдаем глаза в глаза все. Но я хочу слышать, как она говорит, задыхаясь.
– Угу.
– Что? – смеюсь, упиваясь искренним смущением своей девочки. – Скажи. Лова-лова, м?
Втягивая с перебоями воздух, Юния так же выразительно прочищает горло.
– Лова-лова, – шелестит приглушенно.
Оставляю на ее губах еще один благодарный поцелуй, беру за руку и вывожу из спортзала.
– Хочешь со мной в душ? – задвигаю якобы на приколе.
Скашивая взгляд, вижу, как Ю спотыкается. Ржу, а она закашливается.
Слюна не в то горло ушла?
– Ян… Ты…
Слов моя Бесуния не находит.
– А что такого? Почему бы не спросить? Все сложное просто, Ю, – говорю же, соблюдаю полную откровенность. – Я буду спрашивать, ты раз откажешь, два откажешь… Через неделю тебя этот вопрос перестанет шокировать, а через две – ты согласишься.
– Ян…
– Дыши, – напоминаю заботливо, когда останавливаемся у двери, которая ведет в женскую раздевалку. Глядя Ю в глаза, продолжаю так же четко и уверенно, хотя, честно, нахлобучивает меня в этот миг нехило: – Я восхищен твоим целомудрием. Обещаю тебе быть смиренным и терпеливым. Но с верой в сердце, что настанет день, когда ты выберешь меня как мужчину, чтобы познать все виды любви.
Это, вероятно, самый откровенный текст, который я когда-либо толкал. Переполненный смущением, едва сдерживаюсь, чтобы не выдохнуть после этой речи, как после штанги, вес которой ты, натянув все жилы, с трудом выжал. По раздувшимся в припадке масштабного напряжения мышцам летит дрожь. Но я стою, как будто не бомбит – нерушимо. Не сгибаюсь – грудь на полный разворот плеч. Не закрываюсь – взгляд прямо в блестящие глаза Ю.
Ее лицо горит, а дыхание срывается. Она часто моргает. Но ничего не отвечает.
Я нахожу в своей голове любимый альбом: «Поцелуи с Ю». Разворошенные кадры, конечно же, бьют в голову как самое крепкое бухло и люто рубят мне по нервам. Но суть не в том. Разворачиваю этот лагерь, чтобы напомнить себе, как Ю возбуждается, и заверить себя, что все у нас будет.
Она боится и стесняется, но она уже этого желает.
Я же видел, как Ю терлась об меня, как отчаянно сжимала бедра, и как при этом дрожала. Ее так сильно накрывало, что мне, блядь, больно было. Особенно, когда уловил запах ее возбуждения. Сам не знаю, как не опрокинул ее в ту же секунду.
Потрогать хотел, чтобы облегчить хотя бы муки Ю. Но она испугалась. И дреманула от меня в лес. Это, естественно, приглушило все порывы. Задвинул свою похоть под санкции. И дальше… Тренировать терпение.
Только бы не докатиться до откатов или каких-то бездушных автоматов.
Охота раскрывать Ю. Пускай медленно, черепашьим, мать вашу, ходом, но продвигаться вперед.
– Ладно. Иди, – говорю как могу мягко, хотя голос под весом эмоций хрипит и рвется давить. – Встретимся здесь же минут через пятнадцать, ок?
– Угу, – мычит Ю и сбегает.
Как ни странно, после того, как преодолеваю порыв войти следом за ней, чувствую, как тело постепенно расслабляется. В душе остатки пожара тушу. Передергиваю, конечно же. Культ есть культ. Я если чему-то предан, то предан до конца.
Хах.
А если серьезно, пугает меня то, что на самоудовлетворение все меньше времени уходит. Как бы не докатиться до состояния какого-то ебучего скорострела.
Но что поделать, если я, мать вашу, постоянно на пределе?
У меня никогда не возникало проблем во время траха. Однако именно сейчас я вспоминаю одну из лекций сексуального воспитания от отца. Он как-то так заметил тогда, что если девушка сильно нравится, откатать программу на сотку в первый раз практически нереально. Типа если не получится, это нормально. Не терять веру в себя и не стесняться. Мол, может быть с каждым.
Хах.
На хуй я это вспомнил?
Сейчас вот реально страшно становится.
Господи, дай мне силы… Дай мне силы, Господи!
Выдохнув, заставляю себя покинуть душевую. Одеваюсь, собираю шмот, выхожу в коридор и еще минут пять жду Ю.
Сердце почти успевает успокоиться, но я все равно первое время помалкиваю.
– Уладила с семьей? Все норм? Можем кататься? – спрашиваю, пока пролетаем родной проспект.
Даю себе добро задержать взгляд, даже когда вижу, как Ю краснеет.
– Да, все в порядке. Можем.
– Отлично.
Скольжу ладонью по ее колену, словно только сейчас получил на это разрешение. Замирая, не наглею. Она и так дрожит, пока поглаживаю большим пальцем.
– Можно я у тебя кое-что спрошу? О твоем отце?
Удивлен, но не показываю. Откровенность же, обещал себе.
– Спрашивай.
Хорошо, что нужно следить за дорогой.
– Дело возобновили?
– Пока нет. Только подали ходатайство в суд.
– Я… – шепчет Ю взволнованно. – Ян, я гуглила информацию. Прости.
Убирая руку с ее ноги, сжимаю руль сильнее, чем хотел бы. Моргая, не отрываю взгляда от мокрой дорожной полосы. Планомерно перевожу дыхание.
– Ну гуглила и гуглила, зай. Тебе не за что извиняться, – заключаю искренне.
– Просто… Мне теперь страшно, Ян. За тебя. Дело об убийстве. Это очень серьезно. А ты сам ищешь каких-то свидетелей, доказательства... Если твоего отца подставили… За этим наверняка ужасные люди стоят. Как ты не боишься?
Единственное, что я осознаю сейчас – несмотря на всю ту хероту, что ей навязывали люди, на мнение которых она полагается, как на истину, Юния допускает вероятность, что мой отец может быть невиновен.
Это уже надежда.
– Я сражаюсь за правду, Ю. За свою семью. За своих близких. У меня нет права бояться.
Она выдает какой-то судорожный вздох и вдруг сама находит мою кисть, чтобы сжать ее обеими руками.
– Все, кто считают тебя плохим, глупцы! – чеканит Юния в порыве.
Качнув головой, заставляю себя засмеяться, прежде чем посмотреть на нее.
– На самом деле, моя маленькая Ю… Внутри каждого человека есть темнота. В ней свои демоны, – поделившись этим, вынужден вернуть внимание на дорогу. Но тему не сворачиваю. Вытаскиваю из своей души то, что обычно прячу от всех. – Добро или зло – это всегда выбор. Сознательный. Я не без греха. Отнюдь. Есть чернота и в мыслях, и в действиях. Но в масштабе стараюсь беречь все то светлое, что в меня вложили родители. Отец больше всех, – беру паузу, только чтобы сглотнуть подступивший к горлу ком. – Знаешь лучше других, я был пиздец каким трудным ребенком. Но мой отец… Мой папа, – позволяю себе смягчить тон до тех интимных нот, которые раньше допускал лишь внутри семьи. – Он проявлял такое терпение в моем воспитании, которым чисто по-человечески невозможно не восхититься. В ретроспективе, конечно. Раньше я, упертый баран, не понимал. А сейчас считаю, что именно это послужило железобетонным фундаментом. Тем, что не дало мне провалиться. Тем, от чего я смог оттолкнуться. Это база, понимаешь? Возможность не потерять себя. Стать сильнее. Стать мудрее. Стать достойным человеком, Ю, – открывая самое сокровенное, вновь смотрю на ту, которую хочу видеть рядом с собой. – От меня зависят все сейчас. Разве я могу их подвести? – риторика, конечно. Сомнений не оставляю. – Папа десантник. И хоть я сам пока ни в каких войсках не служил, от отца часто слышал одну фразу, которая буквально врезалась в память. Десантник бежит сначала сколько может, а затем – сколько нужно. Понимаешь смысл? Вот я и бегу, Ю. Вот я и бегу… Два с половиной года бегу.
Так получается, что говорить заканчиваю, когда глушу мотор. И моя Ю, едва это слышит, издает какой-то странный всхлипывающий звук и бросается ко мне. Обнимает, сдавливая грудь не столько физически, сколько… Да я дышать не могу, так накрывает. Не раздувается диафрагма. Не поднимается клетка, в которую дробно долбит сейчас мое сердце. Не наполняются скрученные в тряпку легкие.
Разогнать эту слабость дает возможность смех.
– Ну ты че, Ю? Зачем так реагируешь? – сиплю на пониженных. Неловко поглаживая подрагивающие плечи, пытаюсь отлепить ее от себя. – Ну хватит, зай… Иначе больше подобным делиться не буду.
Последнее заставляет ее встрепенуться. Вскидывая голову, она заглядывает мне в глаза, добивая, блядь, еще и своими слезами.
– Делись, Ян! Пожалуйста! Я… Ты восхищаешься своим отцом, а я… Я восхищаюсь тобой, Ян! Ты меня поразил больше, чем когда-либо.
На переизбыток эмоций мой организм реагирует каким-то глубинным гулом и головокружением. Но я, конечно, игнорирую жжение за грудиной и продолжаю, как дурак, улыбаться, хоть брови и сводит от напряжения.
– Ну не говори, что больше, чем когда целовал.
– Ян… Не обесценивай мои слова!
– Ого, – только так на ее выпад могу среагировать. Потом вдох-выдох… И добавляю: – Я не обесцениваю. Как я могу, зай? Когда ты рядом… Ю, ты вытесняешь все плохое. И я, честно, не хочу об этом думать и как-то дополнительно углубляться.
– Я понимаю.
– Тогда… – смотрю на нее и ухмыляюсь. – Потанцуем, Ю?
– Эм… Где? Здесь же… Это пустырь какой-то?
– Угу. Выходи из машины.
Неуверенно, но выбирается на улицу. Я накручиваю музыку на полную мощность и выскакиваю следом, чтобы поймать Юнию в свете фар и, прижав к груди, закружить под ускоренный кавер Дельтаплана[10]10
«Дельтаплан», В. Леонтьев.
[Закрыть].
И, как поется, пусть людям крыльев не дано, но отрывает. И не только от суеты. От земли, как любит говорить Ю. И с ней мне действительно никакие приспособления не нужны.
С ней я пою, танцую, смеюсь… Дурею от любви.
