Текст книги "Это всё ты (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
48
Вот и все объяснение.
© Ян Нечаев
«Тебя, конечно, БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
«Люблю…»
Вроде и был настроен благодаря своей неутихающей ревности против этого слова… Но в тот момент, когда Ю направила его на меня, обо всех сдерживаемых факторах забыл. Столько ответных чувств это признание подняло, что в сердце, мать его, тесно стало.
«Тебя, конечно, БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
Ношу с тех самых пор эти слова в себе. Держу ближе всех остальных. Даже ближе непреложных истин, которыми наградили мать с отцом.
«…БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
Не тешу гордыню. Конечно, нет. Дело не в ней. Другие чувства подкашивают, блядь, под корень, когда думаю о том, как высоко Ю меня подняла. Растекаюсь сиропом от своей собственной любви.
Передо мной Ю разделась до белья. Передо мной.
Видел, как трудно ей было это сделать. Конечно, видел. И сам своим реакциям удивился. Потому как, помимо ожидаемой похоти, жестко защемило все чувствительные струны от нежности.
Вот и сейчас… Щемит, мать вашу. Щемит до звона.
Ю содрогается и задыхается, разбиваясь в своем первом оргазме, а меня топит такой трепетной любовью, что у самого все физиологические процессы клинит. Проваливаюсь в затяжную амурную кому.
«Блядь… Наконец-то разрядил… Разлетелась… Дожал… Первый… И в этом первый… Перемахнули…» – такие мысли пульсируют в моем подсознании.
И льются они с нетипичным моему гребаному бруталу интонированием. Словно божественное, мать вашу, пение. Но мне ни хрена не стыдно. Член горит адски. Но ментально… У меня такое состояние, будто я достиг той самой нирваны, до которой так упорно бежал. Впервые за долгое время чувствую, что могу расслабиться, выдохнуть, замереть в моменте… Никогда, даже на пике собственного оргазма, не проживал ни таких ощущений, ни таких эмоций. Ничего подобного.
Получается, что этот оргазм – открытие не только для Ю. Для меня тоже, словно прозрение. Раскачка всех чувств. До тех размеров, о которых прежде не подозревал.
А потом… Ю падает со своего неба и начинает плакать.
Сердце сжимается. До микроскопических размеров, казалось бы, не способных вмещать в себе жизнь. Но, тем не менее, из эпицентра этой сверхмощной мышцы пульсирующими толчками выбивается та самая запредельная нежность. Расплываясь по груди, наполняет жаром.
Сам себе кажусь отяжелевшим. Поэтому, смиряя буйство плоти, скатываюсь на бок и увлекаю за собой Ю. Притягивая к груди, чувствую дрожь не только в руках, но и во всем остальном теле.
Юния и сама, сталкивая у плеча скрученные в кулачки ладони, жмется в мою гремящую грудную клетку с таким отчаянием, словно физически проникнуть внутрь пытается.
– Что теперь будет? – выдыхает, выплескивая со слезами не ожидаемый мной испуг, а глубочайшее потрясение.
Это ощущается так трогательно, что я просто не могу сдержать рвущийся из меня смех умиления. Он, конечно, приглушен и другими, не столь возвышенными чувствами, и не самыми чистыми помыслами, но в целом, как мне кажется, звучит ласково.
– В каком смысле, маленькая? – шепчу, успокаивающе растирая ладонью ее напряженную спину.
– Что ты обо мне думаешь? – бормочет отрывисто и замирает в ожидании «приговора», не находя ресурсов даже на слезы.
Толкаю еще один тихий и хриплый смешок, но лишь затем, чтобы иметь возможность выдохнуть и набрать в легкие новый кислород. Глядя на пламя в камине, чувствую, как собственный огонь рассыпает по телу искры. В горле и за грудиной собирается жжение, будто чего-то перченого хлебнул. А по венам летит густой хмель. В паху и вовсе горит так, что, мать вашу, есть риск испепелиться в прах.
– Я думаю, что моя девочка пиздец какая милая, – шепчу ей, выезжая на нежности.
Судорожный вздох, и руки вокруг моей шеи.
В кадык жарко бьются слова:
– Я не из тех, которые… Не из тех…
Не в характере Юнии кого-то осуждать. Вот и не находит она слов, которые чисто гипотетически могли бы оскорбить другого человека. Но внушенное ей стремление быть хорошей – это как болезнь, которая истязает и убивает ее настоящую.
Чую, долго нам лечиться придется.
– Не из тех, Ян…
– Я знаю, что не из тех, зай, – заверяю, понимаю, как важно унять ее боль.
Прижимаясь губами к волосам Ю и продолжая при этом поглаживать ее спину, жду, пока она полностью успокоится. Чувствую, как перестает дрожать и снова разогревается.
Съезжаю чуть ниже, чтобы инициировать зрительный контакт. Но Юния держит веки опущенными.
– Открой глаза, – шепчу, покрывая легкими поцелуями ее пылающее и соленое от слез лицо. – Открой, зай… Посмотри на меня.
Судя по натужным вздохам, чтобы сделать это, Юнии приходится реально недюжинную силу приложить. Ободряюще улыбаюсь, когда она, наконец, справляется. Хотя самому в этот момент не легче. Столько всего рассекает за грудиной, что дай себе волю, не знаю, на чем бы остановился: заскулил бы или зарычал.
– Зачем ты это сделал?.. – лепечет Ю все так же печально, но глаза при этом горят не только от смущения.
– Чтобы ты перестала этого бояться, – повторяю сделанные ею акценты.
– Я… Все равно… – растерянно бормочет она, все еще не понимая себя. – Ян… Мне так стыдно… Ужасно стыдно!
– Прекращай, зай, – тихо проговариваю я. – В удовольствии ничего постыдного нет.
– Не знаю…
– Я знаю, Ю.
– Моим телом словно бы неведомая сила управляла!
– Это был я.
– Ян, – стонет возмущенно, когда я смею рассмеяться.
– Ладно, не только я, – вздыхаю, возвращая себе серьезность. – Твоя женская сущность отозвалась на мою мужскую, понимаешь? – сам не знаю, откуда берется такая формулировка. Просто ударяет в голову, и я выдаю. Тонко чувствую то, что она думает, добавляю немного громче и отличительно тверже: – Это не какой-то там демон, Ю. Это не разврат. Не конец света. Это природа. Это любовь, Ю. Это синхрон. Мы спелись, понимаешь? Мы, блядь, наладили идеальную связь.
– Боже, Я-я-ян… – издает какой-то звук, по которому понять невозможно… То ли это смешок, то ли все-таки новые всхлипы. – Ты такие вещи озвучиваешь… Мне о таком даже думать стыдно!
– Это пройдет, – обещаю ей. – Мне из-за тебя когда-то тоже было стыдно, – привожу себя в пример.
– Когда?
На это любопытство не могу не усмехнуться.
– Когда ты думала, что я тебя презираю, Ю, – глядя ей в глаза слегка жмурюсь. Воспоминания ослепляют. – Ты вся дрожала от страха и задыхалась, когда я оказывался рядом…
– Не от страха… Не только из-за него… – поправляет, краснея. – Уже говорила.
– Да, – улыбаюсь. – Но я же тогда думал, что ты меня боишься… И… В общем, меня твои реакции возбуждали. Я пиздец как стремался и жутко злился.
– А потом?..
Смеюсь.
– А потом привык и позволил себе кайфовать.
– Ты… – толкает и замолкает.
– Продолжай, – прошу как можно осторожнее, опасаясь спугнуть.
– Ты точно не думаешь обо мне плохо? – тарабанит на одном дыхании, пронизывая лихорадочными переживаниями.
Сердце в который раз сжимается. И в этот раз боль реально невыносимая. Сглатываю, прежде чем заговорить, с трудом двигая губами, но при этом ими же, ради Ю, улыбаясь.
– Как я могу? Знаешь сколько меня самого это мучило? А сейчас я счастлив. Клянусь, зай.
– Счастлив? Из-за чего? Ты же… Ты не… – запинается, громко сглатывает и дышит так, что по всем, блядь, нервам проходится. Оглушает своей чувственностью. – Ты не получил удовольствие?
– Я счастлив, что доставил удовольствие своей девочке, – задвигаю, наслаждаясь жарким смущением Ю. Она, конечно, быстро опускает веки. Но в целом не возражает. – Это, оказывается, больший кайф, чем самому отстреляться.
После этих слов крайне деликатно придвигаюсь, чтобы прижаться к горячим губам.
– Ты такая сладкая… Торчу от тебя пиздец как сильно…
Юния отвечает, но скованно. Потому я призываю себя к терпению и даю ей свободу.
– Погладь меня.
И я, конечно, глажу. Долго и с удовольствием.
Вспоминаю, как отец учил не быть мудаком – не срываться сразу после близости в дальние дали, полежать с девочкой, приласкать уже без вектора на секс. Хах. Ну, я, конечно, не внял. Был мудаком. Вынимал и уходил. До Ю. Сейчас не просто сам хочу лежать с ней в обнимку. Стремлюсь к тому, чтобы она чувствовала себя защищенной, желанной и любимой.
– Ян… А как ты… – созревает разомлевшая в моих руках Ю на новый вопрос. – Ты по характеру очень стремительный… Реактивный ты… Но со мной тактичный, нежный и терпеливый… Если честно, я поражена… Покорена, Ян… Как?.. Объясни…
– Ты моя девочка, Ю. Вот и все объяснение.
– Мм-м…
– Непонятно?
Едва заметно мотает головой.
– Непонятно…
– Я хочу тебя. Зверски, Ю, – извещаю, заставляя ее пылать и задыхаться. – Безусловно, мне рвет крышу, когда я улавливаю ответные сигналы, когда я целую тебя, когда обнимаю, когда вдыхаю твой запах… Блядь, да просто когда смотрю на тебя! Но… Зай… – несколько раз натужно вздыхая, выдаю свой истинный надрыв. – Ай лав ю, помнишь? АЙ. ЛАВ. Ю.
Ее глаза увлажняются. Дыхание срывается. А голос, когда она отражает мое признание, дрожит.
И снова мы целуемся. И снова без фанатизма. Нежничаю с Юнией как никогда старательно. Только когда чувствую, что полностью расслабляется, отпускаю в ванную. Она там чертову кучу времени проводит, я терпеливо жду.
Немного борзею по дороге домой. Всему виной тоска из-за предстоящей разлуки. Ну и моя проклятая неизменная ревность.
Как не думать о том, что моя Ю пишет Святу? Эти мысли приобретают маниакальный характер.
– Ян… – взволнованно шелестит Ю и упорно спихивает мою руку со своего бедра.
– Прости, зай, – ухмыляюсь я. – У меня воспаление.
– Ах… Чего? Наглости?
– Хах. Нет. Трогательного синдрома.
Юния улыбается и с каким-то чарующим трепетом роняет ресницы на алые щеки. Только необходимость смотреть на дорогу дает мне возможность оторвать от нее взгляд.
Высаживаю, как обычно, между домами. Прощаемся сладко.
Но…
Меня вдруг догоняет какая непреоборимая поебень. Выскакиваю из машины и нагоняю Ю. Проглотив ее испуганный вздох, притискиваю к стене. Сжимаю ладонями лицо. Жадно поглощаю и без того истерзанные губы.
В расшумевшемся улье вспышками мелькают одуряющие меня кадры, как Юния лежала подо мной, как бурно вздымалась ее охренительная грудь, как она учащенно и рвано дышала, как беспорядочно дрожала, как чувственно постанывала, как робко двигалась навстречу, как фантастически ощущалась, какой мокрой и ароматной она была, что это не помогла скрыть даже одежда, как нежно она трепетала, как исступленно целовала, как отчаянно обнимала, как трогательно боялась и смущалась, как красиво она кончала…
Поцелуй получается страстным до дикости. Почти животным. Жгучим. Влажным. Настойчивым. Рваным. Торопливым. Неугомонным.
Но Юния все-таки отталкивает.
– Мне надо бежать… Пока, – последнее мне в губы произносит.
Хочет всего лишь чмокнуть, но я открытым ртом ловлю. Несдержанно засасываю.
После чего Ю убегает уже не прощаясь.
– Увидят, ну… – улавливаю, пока выдергивает ладонь.
Естественно, я переживаю, что переборщил. Пишу ей еще до того, как успевает подняться в квартиру – прослеживаю ее путь по вспышкам в окнах лестничной клетки.
Ян Нечаев: Все нормально?
Ответ приходит не сразу, что меня едва не выносит из зоны контроля. Телефон отзывается, только когда я домой захожу.
Юния Филатова: Да.
Ян Нечаев: Не ругали?
Юния Филатова: Слава Богу, пронесло. Я заскочила в ванную, пока мама у соседки была. А папа подумал, что я давно дома.
Переписываемся быстро, допуская опечатки в словах и напрочь игнорируя знаки препинания. Да что там? Я на пороге застыл и дышу через раз!
Ян Нечаев: Я тебя не обидел?
Юния Филатова: Нет.
Юния Филатова: (*^^*)[12]12
(*^^*) – смущение.
[Закрыть]
Растирая ладонью лицо, с шумом перевожу дыхание. И улыбаюсь, ощущая, как у самого рожа вспыхивает.
Ян Нечаев: (^L^)[13]13
(^L^) – счастлив.
[Закрыть]
Юния Филатова: I❤️U
Ян Нечаев: I❤️U
Юния Филатова: Мне нужно отложить телефон и заняться домашней работой.
Ян Нечаев: Ок. Наберешь.
Она действительно звонит. Ближе к полуночи. Я даже не пытаюсь ломать комедию, что не измаялся в ожидании. Вываливаю почти все, что чувствую. Ю тоже не скромничает. Нет, конечно, смущается, но необходимый моему организму сироп щедро льет.
Не прощаемся. Засыпаем, когда бормотание теряет четкость.
На следующий день с утра пораньше приходят добрые вести: расследование по делу отца возобновлено. И мы с Ю немного выпадаем из жизней друг друга. Так получается, что мне нужно помотаться в интересах семьи. Переписываемся на постоянке. Но встречаемся только вечером третьего дня, на тренировке.
Мать вашу…
Я, как вижу Юнию, налетаю, едва ее с ног не сбиваю. Подрываю в воздух, когда шатается.
– Ян… Ян… Подожди…
Должен признать, на меня ее увещевания работают слабо. Я словно сорвавшаяся с цепи скотина. Хорошо, что лаять не умею, а то мой щенячий, блядь, восторг, услышал бы весь универ.
Но…
В какой-то момент Ю произносит имя, которое меня приземляет с треском. Одно, сука, имя.
– Свят…
– Что?
– Не звонил тебе?
– Нет, – толкаю сухо и немного резко.
А в башке уже гудит.
– Валерий Геннадьевич… – не сразу соображаю, к чему Ю упоминает отца Усманова. – Его сегодня с приступом в больницу увезли… Святик… Он получил увольнительную и уже летит домой… Я-я-ян…
49
Как ты смеешь этого не понимать?!
© Юния Филатова
– Я-я-ян… – растягиваю имя, на которое сейчас готова в буквальном смысле молиться. А он молчит. – Я-я-ян… – разбиваюсь во внутренней дрожи, которая мучает уже несколько часов. – Я не смогу ему сейчас сказать… Свят… Он очень волнуется из-за отца… Случай, и правда, тяжелый… Кровоизлияние… Валерий Геннадьевич в реанимации! Врачи никаких гарантий не дают! Я-я-ян… Что же ты молчишь??? Ты бы слышал Свята… Я его голос не узнала! – пытаясь повысить тон, срываюсь на хрип. В груди все сдавило. Нет отдельных независимых органов. Все в одной изувеченной массе. – Решила, потерял телефон… Подумалось, кто-то забавляется… А это не шутки, Ян… Я-я-ян… Я не смогу! Не смогу! Это убьет Свята… Я-я-ян?..
В его глазах появляется странный, будто болезненный блеск. Взгляд пустым становится. Смотрит сквозь меня и ни слова не говорит.
А потом…
Когда неестественную бледность лица разбавляет проступающий алыми пятнами жар, а веки приобретают воспаленно-красный оттенок, Ян делает натужный вдох и резко выталкивает:
– Подожди.
Замолкая в полной сумятице чувств, не переставая дрожать и отрывисто дышать, наблюдаю за тем, как он отворачивается и уходит. По пути к полю ногами что-то футболит. Будь то мелкие камешки или, возможно, незамеченные уборщиками пивные крышечки – я не знаю. Но выглядит так, словно Ян зол и крайне сильно расстроен. Остановившись в стороне от людей, обхватывает голову ладонями. Быстро проводит взад-вперед. И свешивает руки вдоль тела. По яростному сокращению мышц спины под футболкой и вздымающимся плечам осознаю, какие сильные переживания он сейчас пытается скрыть.
Моя душа откликается на эту боль. И вся я будто бы разваливаюсь на куски.
Что делать, как реагировать, где найти необходимые слова – не знаю.
А потом Ян разворачивается, идет обратно ко мне… Глаза в глаза, и в моей голове будто что-то взрывается. Не единожды. А с монотонной периодичностью. Словно череда лютых выстрелов через хладнокровную перезарядку оружия. И этим огнестрельным оружием является взгляд Яна.
Приблизившись, он хватает меня за руку и уволакивает в сторону раздевалок. Заталкивает в ту, которой пользуются реже всего – как правило, приезжие команды.
В помещении темно и тихо. Но лишь до того момента, как Ян бьет по выключателю и надвигается на меня.
– Что это значит? – голосом выталкивает мощнейшие, слабо контролируемые, но не до конца понятные мне эмоции. – Ты хочешь сделать вид, что ничего не было? Что ни хрена не изменилось? Пойдешь к нему?.. И что?! Позволишь обнимать себя?! Целовать?! Об этом сейчас говоришь?!
– Ян…
Пошатнувшись, хочу подойти к нему. А получается так, что пячусь назад, потому как он слишком агрессивно напирает.
– Ответь на мои вопросы, Ю, – требует жестким тоном.
Хватая губами воздух, пытаюсь избавиться от иллюзорной запыленности в организме. Все функции из-за этого смога сейчас заторможены. Мозги не работают, а дать полную волю чувствам я не имею права.
– Почему ты молчишь, Ю? Отвечай, блядь, на чертовы вопросы! – кроет Ян криком. – Как ты себе представляешь ситуацию? Хочешь продолжить играть с Усмановым в любовь?! Какая моя роль? М? Я должен, как раньше, прикидываться, что ваши поцелуи меня не ебут?! Так, что ли?!
– Конечно, нет… – шепчу я рвано.
Но Яна такой вопрос не устраивает. Он словно бы и не слышит его.
Продолжает свой монолог:
– Не получится, Ю! Ясно тебе?! Не получится!!!
Обида, стыд, вина, грусть, настоящая злость… В моей груди закипает волна.
– Конечно, нет! Поцелуев не будет, Ян, – этот выдох словно разгон. Прежде чем выпалить, срываю голос от болезненного возмущения: – Разве сам не понимаешь?! С кем-то, кроме тебя, я уже не смогу целоваться!
Мои слова достигают цели. Производят должное впечатление.
Ян с надрывом переводит дыхание и толкается к моей переносице лбом. Ладонью шеи касается. Проводит большим пальцем по гортани. Не прекращая на повышенных оборотах циркулировать воздух, поражает мои губы густой и горячей смесью мяты, табака и себя самого.
– Ты не сможешь, Ю, – повторяет тихо, соглашаясь с моим признанием. – А он? А-а? Ю?
– Ян… Святу тоже сейчас не до поцелуев. Он сильно расстроен!
– Ты наивная, просто пиздец… – со смехом отступает.
Но глаза в этом действии не участвуют.
Они больные, встревоженные и несчастные.
– Ю… – выталкивает со свистом и дрожью Ян. – Не надо так. Не откладывай этот чертов разговор. Подумай обо мне, зай… Я же с ума сойду от мысли, что ты с ним! Меня уже кроет! Разве ты не понимаешь?!
– Я понимаю… – выдыхая это, беру Яна за руки, чтобы остановить хаотичную резкость его нервных перемещений. – Успокойся, пожалуйста. Я люблю тебя, клянусь.
И снова вижу, что удается достучаться. Хоть Нечаев и не отражает мои чувства, вижу, как много они для него значат. В попытках справиться с эмоциями, которые усиливают лихорадочный блеск в его глазах, он кусает губы и натужно втягивает носом кислород. Мышцы его лица приходят в активное движение, появляется выразительная мимика. Ян то хмурится, то морщится, то кривится. Но сейчас я уверена, что это не негативная реакция. Ему действительно тяжело.
Сжав мой затылок ладонью, он наклоняется к лицу… И в этот момент кажется, словно падает. Зажмурившись, напрягаюсь всем своим естеством, будто я, Господи, способна выдержать вес его тела. Лишь три секунды спустя понимаю, что мы не сваливаемся. Ян твердо стоит на ногах и крепко держит меня.
– Скажи ему, – хрипит, скользя своими губами по моим.
– Скажу… Поговорю, как только Валерий Геннадьевич поправится.
– Да блядь, Ю… – снова срывается Ян. Отталкиваясь, смотрит не только с болью, но и с ломающей меня изнутри жесткостью. – А если он не поправится?
– Что ты такое говоришь?! – задыхаюсь от ужаса.
– Такое случается! Люди умирают, Ю! – хладнокровно берет самые высокие ноты своего сильного голоса. – А еще их сажают в тюрьму.
– Что? – теряюсь я. – О чем ты?
– Ни о чем. Жизнь – дерьмо. Вот и все, Ю, – высекает с исключительной резкостью. – Ты, блядь, говоришь, что я тебе дорог. Говоришь, что любишь меня. Говоришь, что я важнее всех. А на деле… – замолкает, но совершает такой выдох, что меня буквально оглушает. По моей коже несется безумная волна мурашек. Пока следующие, крайне жесткие фразы Яна не лишают меня возможности как-либо реагировать: – Ю, ты снова выбираешь Усманова! Ты ставишь его чувства выше моих! Ты выдвигаешь его на первое место!
– Неправда… – с трудом выбираюсь из того оцепенения, в которое он меня погрузил. Глаза наполняются слезами. И сразу же они прорываются. – Ты понятия не имеешь, как мне трудно… Было и есть, Ян! Свят для меня много сделал. Он чудесный, добрый, чуткий, заботливый… Он мой близкий человек. И навсегда таковым останется. Думаешь, разбивать ему сердце не болезненно для меня самой? Да я умираю каждый раз, когда он пишет, как страдает из-за нашей разлуки… Но… Несмотря на всю эту боль, я выбрала тебя! Уже выбрала, Ян! Уже несу за это ответственность! Потому что я точно знаю, что хочу быть с тобой всегда!
– Дай мне телефон.
– Что?..
– Свой телефон сейчас дай!
Не понимаю, зачем он ему понадобился. Но, как и всегда, покорно выполняю требование – достаю из кармана ветровки, снимаю блокировку и опускаю Яну на ладонь.
Он действует быстро и уверенно. Не вижу, какие именно приложения открывает.
Но…
Мгновение спустя по тому, что он зачитывает, въезжаю в искаженную суть происходящего.
– «Доброе утро, Свят!»… Хм, интересно, ты это пишешь до или после меня, блядь?
– Отдай, – молю, задрожав от обиды.
В отчаянии осмеливаюсь даже попробовать отнять телефон силой. Но Ян просто отпихивает мои руки и продолжает яростно пролистывать нашу со Святом переписку.
– «Я тоже скучаю»… Ха-ха! Пиздец!
– Прекрати! – не замечаю, как срываюсь на плач.
– «Не волнуйся, Святик, без тебя ничего интересного не происходит»… Хаха… Нихуево, блядь…
– Прекрати же! Остановись! – продолжаю кричать я.
Однако Ян меня в упор не слышит. Ограждаясь рукой, никак не позволяет приблизиться.
– «Приятных снов, Свят!» Заебательно!
– Не надо!
– «Я…», – тут он, тряхнув головой, смеется раньше, чем читает увиденное вслух. – Хах… Хах… Хах… – невероятно жутко видеть, сколько попыток совершает, прежде чем цитирует меня. – «Я люблю тебя», – жует эти слова, с остервенением вгрызается в каждый звук.
Мои затылок и спину ударяет дикой волной дрожи.
Но…
Это лишь первый шквал.
Всю силу эмоций Яна, которые оказываются мощнее вселенской катастрофы, я ощущаю, когда он вскидывает взгляд. Прорезая разделяющее нас пространство, они заставляют меня буквально всем телом сжаться и застонать от боли.
– Не думал, что ты до сих пор пишешь ему подобное… Это… Это ебаный пиздец, Ю… – хрипит Нечаев, поражающе часто моргая. – Меня и раньше, сука, подташнивало от этих слов. Но сейчас ты заставила меня их возненавидеть, – чеканя слог, скрипит зубами.
– Ян…
– Может, скажешь, что это тоже неправда?
– Правда… – признаюсь, захлебываясь рыданиями. – Но… В том-то и дело, что любовь бывает разной! – сама в шоке, откуда силы берутся. Секунду назад смирилась и собиралась просто умереть. Как вдруг… Толчки по венам, и цунами адреналина несется в сердце. – Ты сам это знаешь, Ян! Любовь может быть детской, дружеской, сестринской! Я люблю Свята, это правда, Ян... Я люблю его как брата! Тебя же… Как ты смеешь этого не понимать, Нечаев?! Я люблю тебя как мужчину!
Он реагирует на мой крик совсем не так, как я того ожидаю.
Отшатывается.
Стискивает челюсти, выразительно сглатывает и, распахивая губы, тяжело и шумно через них выдыхает.
– Не говори мне гребаное «люблю», пока говоришь то же Усманову.
– Но я люблю тебя…
– Серьезно, Ю! – рявкает Ян, не скрывая ту яростную боль, которую вызывает у него мое признание. – Не говори больше!
И я замолкаю.
Опуская взгляд, курсирую им по серым клеткам кафеля. Пытаюсь за что-то зацепиться, но там просто не за что.
И вдруг… Мой телефон начинает звонить.
Ян ругается матом так грязно, что я сжимаюсь и зажмуриваюсь.
А он… Вкладывает жужжащий мобильник мне в руку и выходит, в сердцах громыхнув дверью.
На экране фотография и имя Свята. Должно быть, он приземлился в Одессе. Наверное, звонит, чтобы я поехала с ним, как и договаривались, в больницу к отцу.
Ему нужна моя поддержка. Нужна.
Но… Я не могу принять вызов.
Перед глазами все еще Ян стоит. В висках пульсируют его слова. А в сердце бьются его эмоции.
Почему он не заметил, что я отвечала на сообщения Свята преступно редко? Почему не увидел того, как Свят из-за этого обижался и злился? Почему не понял, что Свят буквально выжимал из меня эти слова?
Юния Филатова: Где ты?
Боже… Вместо того чтобы ответить на звонок, пишу сообщение Яну.
Он прочитывает. Но не отвечает.
Проходит минута, две, три… Я начинаю задыхаться.
Юния Филатова: Ты заставляешь меня волноваться.
Юния Филатова: Напиши, пожалуйста, чтобы я знала, что с тобой все хорошо.
Только после этого он присылает отписку.
Ян Нечаев: Порядок.
Юния Филатова: Где ты?
Ян Нечаев: В дороге. Нужно проветриться.
Юния Филатова: I❤️U
Отправляю и замираю бездыханно. Кислород в легких заканчивается крайне быстро, а Ян… Он так и не отвечает.
Оседая на пол, разражаюсь слезами. А точнее, бьюсь в каких-то задушенных конвульсиях. Ведь боль такая сильная, что полноценный выплеск невозможен.
Вибрация входящего звонка. Яркая вспышка надежды. И… Горькое разочарование.
– Алло, Свят… – лепечу в микрофон, с трудом владея языком и упорно кривящимися губами.
– Ты плачешь?
– Да… Прости…
– Не волнуйся так сильно, ангел… Я уверен, что папа справится. Должен.
И снова мне становится убийственно стыдно.
– Конечно… Я тоже в этом уверена, Свят.
– Откуда я могу тебя забрать?
– Давай… Давай я тебя на троллейбусной остановке подожду, ок?
– Ок. Еду.
