Текст книги "Это всё ты (СИ)"
Автор книги: Елена Тодорова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)
28
Ты тоже что-то с чем-то…
© Ян Нечаев
– Филатова, к штрафной! – рявкаю грубее, чем требует ситуация.
Просто ради того, чтобы она на меня посмотрела.
Уперев руки в бока, с пассивно–агрессивной рожей жду, когда Ю вскинет взгляд. Едва это происходит, каменею, чтобы незаметно, с одному мне известным кайфом пережить бешеную встряску всех внутренностей и рассыпающийся искрами по грудине жар.
Взглядом, верняк, себя выдаю.
Трудно перекрыть бурлящую лаву эмоций, которую гонят на выход катастрофические излишки боли, тоски и потребности. Именно в этих чувствах я вторую неделю без передышек варюсь. Выкипел до предела. Плоть отстала от кости, начала расслаиваться и набухать, превращая меня в размякшего безвольного слизняка.
Огонь ползет по нутру лютыми дьявольскими языками. Выбивая дух, медленно поднимается в голову, наполняя ту гудящим шумом.
Ухмыляюсь, будто внутри не выжжены все нервы, и маскирую бешеное шатание в своем визуально мощном теле за жестким покерфейсом. Тяжело сглатывая, ощущаю, как откладывает заложенные с какого-то хрена уши.
Да, Юния Филатова – та еще высота. Я не могу ее взять, как бы ни бесился.
Последним своим поступком проебал даже дружбу. Теперь, чтобы между нами случился чертов зрительный контакт, я должен ее, вот как сейчас, разозлить. В остальное время игнор – все, что я получаю от Ю.
Вторую неделю весь поток наблюдает, как я таскаю ей конфеты и шоколадки, а она… Она их, мать вашу, выбрасывает.
Я, конечно, смеюсь каждый раз. Типа меня не задевает ее отношение. Будто она меня забавляет. Пиздец… Да всем и так, верняк, все понятно. Только мне похуй.
Я бы открыл глаза и Ю, если бы чувствовал, что она, мать вашу, к этому готова. Бог мне судья, но я заставил бы ее прозреть, несмотря на Свята и его рвущее душу на клочки мозгоебство.
– Вы с Юнией общались, пока меня не было?
На самом деле в этой долбаной фразе звучит что угодно, только не сомнение и не вопрос.
Огорчение, злость, обида, разочарование, тревога, укор… Да и смотрит Усманов с теми же эмоциями.
Я сам вчера раз десять подыхал.
Когда он целовал Ю… Когда обнимал и просто был рядом… Когда пришлось с ними разговаривать… Когда осознал, что она всегда будет его… Когда Ю ворвалась в гущу драки… Когда сказала ту странную фразу про сердце… Когда стояла передо мной, дрожа, задыхаясь и подставляя губы, будто только и ждала, что поцелую… Когда убежала к Святу… Когда позвонила среди ночи… Когда плакала прямо на камеру, не в силах скрыть боль… Когда, отключившись, написала, что мы больше не друзья…
Глядя Усманову в глаза, не могу соврать.
– Не то чтобы прям часто… – выдаю полуправду. – Она… – сглатывая, взволнованно провожу ладонью по голове. Растрепав волосы, натягиваю их у корней, испытывая желание вырвать к херам. В и без того воспаленных глазах обостряется жжение, но появляется спасительная влага. – Она выглядела напуганной и одинокой. Я немного подтолкнул в том, что ей легко дается… Помог расслабиться и влиться. Не удержался, соррян. Было бы тупо наблюдать за тем, как Ю страдает.
– Ее зовут Юния, – резко одергивает Свят, надвигаясь на меня так, словно собирается втащить. Не двигаюсь, потому что сам был бы этому рад. Пусть бы вмазал, тогда я имел бы право ответить, не усугубляя гниющее внутри меня ебаное чувство вины. – Ее. Зовут. Юния, – сжимая кулаки, повторяет Усманов злее, но от удара воздерживается. – Оставь это ребячество, блядь.
Усмехаясь, стряхиваю скопившийся на кончике сигареты пепел.
– Ребячество? В чем? Ты же называешь ее Ангел.
– Я называю, Ян. Я! – рявкает Свят так, что этот ор от стен гаража отбивается. – Она моя девушка! Моя!
– А я разве против?.. – хмыкаю на автомате.
Будто не я ночью ходил на ту гребаную спортивную площадку, чтобы признаться этой девушке в любви.
Срать мне было в тот момент на Усманова.
Я понял, что глубоко небезразличен Ю. Она выдала себя! Осознавая это, я шел на встречу с ней пьяный от чувств.
Но Юния не появилась.
Телефон разрядился и вырубился еще по дороге, когда я писал, не успев отправить, что иду к ней. Тормознул прохожего, попросил позвонить… И услышал механическое, что абонент находится вне зоны доступа.
Ощущая себя как никогда беспомощным, проторчал на площадке до рассвета. Все это время прокручивал на повторе все последние события. В груди и в животе так пекло и крутило, что на ногах стоять не мог. Согнувшись на скамейке, травил себя этими странными ощущениями. То взлетал в райскую высь, то падал в адскую бездну.
Потом еще пару кругов около ее дома навернул. Бесполезно. А подняться не решился. Не хотел создавать Ю проблемы с родителями.
И что по приходу домой? Пару часов отоспался, и снова Свят меня мордой об реальность разбил.
– Юнии вчера было очень плохо, – рубит Свят, явно обвиняя в том меня. – Она впервые мне солгала. Не смогла рассказать о тебе. Ты же сам знаешь, какая она жалостливая, мягкая и ранимая… И ты знаешь, что ей запрещают с тобой общаться! Так какого ебаного хера ты полез к ней?! Я могу понять, почему она приняла твою компанию и помощь. Юния не умеет обижать людей. Оттолкнуть тебя не могла. Кроме того… Ей в тот момент было непросто в новом обществе без меня. А ты – это ее воспоминания обо мне и о том времени, когда все было спокойно. Тебе-то похуй! А она обманывается, привязывается, врет близким и разрывается от чувства вины! Ты это, мать твою, понимаешь?! – оглушая словами, толкает в грудак, где до того все сжалось, что только этого удара достаточно, чтобы случился разрыв и кровоизлияние. – Понимаешь!
Взревев от боли, сгребаю в кулаки чертов свитер у него на груди. Намереваюсь ударить. Но не бью… Конечно, не бью. Просто отшвыриваю от себя.
– Херню несешь, – все, что могу выдавить.
Пройдясь по комнате, якобы спокойно опускаюсь на диван. Разваливаясь, закидываю руку на спинку. Смотрю на напряженного Свята и ухмыляюсь.
– В чем херня, блядь?
– Да хотя бы в том, что выворачиваешь все так, словно я ей, блядь, навязывался!
Ощущаю ебучее злорадство, когда вижу в темных глазах Усманова сомнения. Мгновение, но все же.
– А не надо навязываться, – хрипит Свят. – Это же Юния. Будем откровенны, Нечай, ей тебя жаль. Она долго переживала из-за того, что не смогла тебя поддержать после ареста отца.
И тут я, на хрен, взлетаю на воздух, как чертов химзавод. Подскакиваю с дивана с той же скоростью.
– Пошел ты на хуй, ясно?! Вместе со своей Филатовой!
Первым покидаю гараж. Сажусь в машину и уезжаю. Пока проезжаю город, кажется, полжизни теряю – столько сил уходит на то, чтобы сдерживать распад внутри. И лишь добравшись до места, в котором уже доводилось выплескивать самые худшие свои эмоции, ору. Ору до хрипа.
– Левее, – гаркаю, когда Ю замирает у штрафной перед мячом.
– Может, сам ударишь? – толкает она сердито и крайне взволнованно.
Когда улавливаю последнее, от живота к груди простреливают судороги гребаного трепета.
– Не огрызайся, а слушай, что говорю, – толкаю так же резко. И напоминаю главное: – На смешанных тренировках я твой капитан.
Ю замолкает. Опуская взгляд, стискивает челюсти.
Но…
Она, блядь, не перемещается. Намеревается бить с позиции, которую отстаивает чисто наперекор мне.
– Твою мать… – роняю на выдохе, вынуждая ее вздрогнуть.
Рассекая поле, подхожу к Филатовой и, поддавшись какому-то ебаному порыву… Я, блядь, шлепаю ладонью по ее оттопыренной заднице, прежде чем соображаю, что и с кем делаю.
Шокированный вздох Ю не выдает и сотой доли моего, мать вашу, собственного потрясения. Окружающая нас толпа ржет. Я же, осознавая, что не могу сейчас встретиться с Филатовой взглядом, просто продолжаю играть роль ублюдка. Освистав ее, с долбаным смехом, блокируя разворот – кладу ладони на бедра и силой смещаю на нужную позицию.
– Вот отсюда можно задать хорошую траекторию, – хриплю Ю в макушку.
Треплющий ее волосы ветер заставляет меня задыхаться. Грудь с таким накалом раздувается, что в глазах горячо и влажно становится.
Ю молчит. Затаившись, даже не двигается.
А я понимаю, что не могу от нее отойти.
Делаю еще шаг, чтобы прижаться вплотную. Принимаю на свое окаменевшее тело все ее изгибы, и за ребрами стартует бесовское светопреставление.
Веки падают, но стон сдерживаю.
Вместо него толкаю вопрос, ответ на который расставил бы все точки.
– Из-за чего ты со мной дружить перестала?
Ю продолжает хранить молчание. Только дышит так, что кажется, с секунды на секунду попросту отключится.
– Оставь Недотрогу, Нечай! – горланит со смехом Мадина, которой не посчастливилось вести с Валидолом и Викой блог про команду. Таскаются теперь за нами на каждую тренировку. – Да она же сейчас отстегнется. Не видишь, что ли? Оставь ангелочка.
Но я крепче впиваюсь в бедра Ю и продолжаю бомбить:
– Из-за Свята? Или из-за Киры?
Она вздрагивает на втором имени. Издав какой-то звук, сердито засаживает мне локтем. Хватаясь за бок, со смехом отступаю.
– Понял, – сиплю, беззаботно отмеряя, как за грудиной убийственно расходится сердце.
Юния выполняет успешный удар. С улыбкой прослеживаю полет мяча. Подмигиваю, когда оборачивается ко мне. Она, конечно же, не отвечает. Краснея, убегает подальше.
– Покатаемся? – предлагаю после тренировки.
В ответ получаю уже набивший оскомину игнор.
Но проехаться Ю со мной все же приходится. И даже больше, чем просто проехаться. Настолько больше, что я сам охреневаю.
В четверг перед очередной выездной игрой мужской сборной выясняется, что третьекурсница, которая обычно исполняет гимн нашего универа и еще какое-то подбадривающее нашу команду фуфлище, слегла с ангиной.
– Филатова хорошо поет, – выдаю я тренерскому составу. – Она бы точно справилась.
Безугленко ничего не говорит. Прищурившись, провожает якобы беззаботного меня задумчивым взглядом. И на том все.
Однако уже в пятницу утром ко мне подлетает всполошенная Ю.
– Зачем ты сказал?
– Потому что ты сама никогда бы не вызвалась, – ухмыляясь, нагло ее разглядываю.
– Конечно же, не вызвалась бы! Зачем мне это?
– Петь на весь стадион? Ну не знаю… – протягиваю со смехом, прекрасно понимаю, что ей это понравится.
– Родители не пустят меня черте куда с ночевкой!
– А ты скажи, что это скажется положительно на твоем статусе в универе.
– Ты… Ты… – запинаясь, не может подобрать слов.
Откидывая голову, ржу, будто мне, сука, реально весело.
А затем, наклоняясь к ней, ловлю прядку волос, золотистый тон которых уже, мать вашу, могу отличить от сотни других…
– Ты тоже что-то с чем-то, Ю… – толкаю хрипом. Дунув на нежную кожу щеки, дожидаюсь мурашек. А увидев, касаюсь их в самом, блядь, невинном поцелуе, который у меня когда-либо был. – Чума, – припечатываю напоследок.
Игнорируя, но запоминая все охренительно-будоражащие реакции Ю, заставляю себя уйти.
29
Да я сдурею с ним!
© Юния Филатова
– Значит, тебе тоже нравятся большие с большими?
Доносящийся с заднего сиденья противный голос Киры вызывает у меня нестерпимое желание скрипеть в раздражении зубами. Но я учусь с этим бороться, а потому прикладываю усилия и все-таки сдерживаюсь.
– Ма-харошая, – важничает, как обычно, Мадина. Со всеми своими театральными вздохами. – Разве найдутся те, которые прутся от маленьких?
Громкий девчачий смех заставляет пространство звенеть, а меня заливаться жаром смущения и того же негодования.
– Просто не понимаю, что они все здесь делают… – сокрушаюсь шепотом, обращаясь к сидящему рядом Валику.
– Автобус гигантский, а на месте нам выделяют громадный двухэтажный дом. Безугленко позволяет футболистам приглашать девчонок для поддержки командного духа, – пожимает плечами тот, краснея при этом не менее ярко, чем я.
Из него самого футболиста не получилось, а вот фотографии для блога команды он делает отменные.
– Жаль, Вика не смогла в этот раз поехать, – бормочу дальше, забивая этим разговором свои переживания. – Думаешь, одна Мадина с обзором справится?
– Ну-у… Я планирую ей помочь.
Я, конечно, улыбаюсь. И вновь тону в жаре смущения.
– Это твой шанс, – поддерживаю друга.
– Ага… Может, шанс и есть, – взволнованно отражает Валик. Оглядываясь на девочек, он нервно облизывает губы и смахивает со лба длинную синюю челку. – По крайней мере, она не выбрасывает мои шоколадки, – глядя снова на меня, подергивает игриво бровями. – Если смотреть со стороны, мое положение круче, чем у Нечаева. Вот это поворот!
– И к чему это ты?.. – задыхаюсь от возмущения. Быстро продолжить голосом не могу, а потому просто шлепаю его по руке. – Сравнил несравнимое!
Лицо Андросова тотчас выражает раскаяние.
– Да… Наверное. Не хотел тебя расстраивать, Юня. Показалось, что это забавно, учитывая, что Нечаеву еще никто не отказывал.
– Ничего забавного, Валь… – выдыхаю я.
Но закончить мысль не успеваю.
Автобус в прямом смысле покачивается и резко наполняется подавляющей мужской энергетикой – в салон заходит футбольная команда. Во главе с капитаном. Поймав взгляд Нечаева, тут же отворачиваюсь к окну. Но тело уже разбивает эта бесконтрольная, абсолютно безумная дрожь, которая заставляет мое тело гореть так сильно, что на инстинктах становится страшно.
То, что я намереваюсь его игнорировать, Нечаева, конечно же, не заботит. Он нарушает привычное размещение в автобусе и вместо того, чтобы пройти к задним сиденьям, занимает с Самсоновым места прямо перед нами с Валиком, которые ко всему прочему обращены к нам лицом.
– Привет, Ю.
Чувствую, что краснею, но не реагирую. Даже не смотрю на него, продолжая таращиться в окно. Пока он не наклоняется вперед. Судорожно вздыхаю, когда Ян врывается в мое личное пространство. Вздрагивая, резко поворачиваюсь, чтобы поймать скользнувшую мне между ног ладонь.
– Ты что?..
Кто-то смеется, кто-то комментирует происходящее, кто-то перемещается – ничего из этого не воспринимаю. Все сливается в неразборчивый шум и рябящий блеклыми пятнами фон, когда передо мной на расстоянии жалких сантиметров оказывается ухмыляющийся Ян Нечаев.
Вдавливаю ногти ему в кисть, но оторвать ее от внутренней части своего бедра не получается. Он не двигается, замирая там, где я его остановила – чуть выше колена, но уже под складками шерстяной юбки. Тонкая микрофибра колготок – мнимая защита. Прикосновение ладони Нечаева шокирует, смущает и ужасно волнует. Ужасно, потому что помимо мурашек, которые уже можно считать неизлечимой аллергической сыпью на него, по бедрам к тазу поднимаются электрические импульсы.
В нижней части моего тела возникает ноющая боль, и вспыхивает пожар, который гормональная система сходу решает гасить, выделяя из моих половых органов столько влаги, что, не приклей я утром ежедневную прокладку, сейчас бы боялась оставить на сиденье мокрое пятно.
Боже… Ну что за напасть? Почему он?
Сердце заходится в панике, выбивая такой одурелый ритм, что я с трудом слышу, как Ян, принимаясь поглаживать мою ногу, шепчет:
– Разве ты не рада меня видеть, Ю? Я тебя – очень.
– Оставь меня в покое, – выдавливаю прерывисто.
Только вот он, вероятно, тоже плохо слышит. Игнорируя это жалкое требование, наклоняется еще ближе. В унисон шумно вздыхаем, когда Ян касается носом моей щеки.
– Поздоровайся со мной, – пробивается сквозь грохот в ушах сиплый шепот Нечаева. – Скажи «Привет», Ю, – добивает эту просьбу чрезвычайно нежным трением губ по моей воспалившейся коже. – Иначе я тебя поцелую. Прямо здесь. При всех.
«Ты рехнулся?» – хочу закричать я.
Какие поцелуи?
Он не имеет права об этом даже говорить! А я не должна об этом думать!
Но…
Ничего поделать не могу.
Знаю, что это неправильно, и все равно поддаюсь на провокацию.
– Привет!
Ян вздыхает. Отстраняется ровно настолько, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Безбашенно усмехается.
– Привет, Ю, – повторяет тихо, пока я схожу с ума от будоражащих мой организм эмоций и ощущений.
Мне не хочется отпускать его взгляд. Я жажду видеть его лицо – вот так близко. Трогать его, вдыхать запах, прижиматься всем телом. Но я ведь знаю, что так нельзя. Есть десятки веских причин. Поэтому, когда Нечаев отстраняется и с той же самодовольной ухмылкой откидывается в своем кресле, не сводя с меня взгляда, помимо постыдного разочарования, испытываю некоторое облегчение.
– Все в сборе? – кричит вошедший в салон тренер.
– Да! – горланит хором весь автобус, пока я нервно одергиваю юбку, чтобы прикрыть колени.
Безугленко, зачитывая фамилии, проверяет список участников лично. Я же все это время продолжаю таращиться на Яна, сгорая от мысли, что он будет сидеть напротив всю дорогу на протяжении четырех с половиной часов.
«Да я сдурею с ним!» – думаю в очередном приступе паники.
И оказываюсь недалека от истины.
Когда автобус приходит в движение и выезжает на трассу, Нечаев вроде и не беспокоит меня, но общаясь с Самсоновым, продолжает наблюдать.
Естественно, это заставляет меня нервничать. Всю дорогу я как на иголках сижу.
Разговаривать с Валиком, который предпринимает несколько попыток втянуть меня в диалог, не получается. Прикрываю глаза, делаю вид, что сплю. Но на самом деле сознание ни на минуту не отключается. Пару часов спустя таких переживаний чувствую себя истощенной.
Однако во время остановки, когда Нечаев покидает автобус и идет с другими парнями в расположенное на территории заправки кафе-маркет, облегчения я не испытываю. Особенно когда вижу, как на выходе к нему пристает всегда улыбчивая Кира. Реагируя на какие-то ее слова, Ян смеется, покачивая головой, и тоже что-то ей говорит.
– Тебе он нравится? – бормочет Валик, почти приклеиваясь к моему плечу щекой.
– Конечно… Нет… – выдыхаю задушенно и тут же всполошенно оглядываюсь. – Нет, – повторяю настойчивее. – У меня есть парень! Ты же в курсе.
Лицо Валика, как и, очевидно, мое, розовеет.
– В курсе… – подтверждая это, пожимает плечами. – Но… Ты меня, конечно, прости, Юня, но со стороны кажется, что любовь у тебя с другим.
– Глупости! – выпаливаю я.
Перечислять аргументы не приходится – в салон возвращается народ. Малодушно этому радуюсь, потому как их у меня попросту нет.
– Это тебе.
Вскидывая взгляд, смотрю на протянутый Нечаевым коричнево-зеленый бумажный стакан с кофе, мой любимый батончик и чупа-чупс.
У-у-у… Какое яростное смущение меня охватывает! Умереть легче!
– Ты же знаешь, что я не возьму… Зачем покупаешь? – вопрошаю в бессилии, пока он наклоняется вперед и опускает стакан мне на колено.
И снова я себя чувствую так, словно мне ширнули горячий укол.
Бо-о-оже…
– Потому что хочу, чтобы ты перестала обижаться и взяла, – поясняет прямо и достаточно серьезно. И в глубине его синих глаз я улавливаю волнение. – Можем снова поторговаться. Что ты хочешь за то, чтобы принять мой подкат, Ю?
– Ты пересядешь от меня, – толкаю я на эмоциях, забывая о том, что в любом случае не должна у него ничего брать.
Ян поджимает губы, словно мое условие вызывало у него реальное огорчение.
– Ладно, – соглашаясь, кладет мне на юбку батончик и чупа-чупс. Прежде чем встать, вынуждает меня обхватить руками горячий стакан. Некоторое время держит свои ладони поверх моих. – Твоя взяла, Ю. Я ухожу, если ты так хочешь.
И едва он это говорит, за моей грудиной начинает что-то дрожать. Невольно оборачиваюсь, чтобы увидеть, как рядом с раскинувшимся на заднем сиденье Яном разваливается Кира.
– Ох… – вздыхаю убито.
Едва сдерживая слезы, выпрямляюсь. Таращусь на опустевшее место, часто моргая.
– Ты сама его прогнала, – протягивает с издевкой Самсонов, когда автобус вновь трогается.
– И правильно сделала, – поддерживает меня Валик.
Только мне от этого легче не становится.
Остаток пути я лишь тем и занимаюсь, что прислушиваюсь к разговорам в задней части автобуса. Страдаю каждый раз, когда Кира или Ян смеются. А еще она периодически визжит, будто он ее там щипает. Ну, или… Не имею понятия, что он с ней делает. Мне в любом случае больно.
– Да я не шучу… Клянусь, что делала это много раз!
– Прям клянешься?
– Ну да… Уверена же. Проверишь меня?
– Почему бы и нет…
«Нужно забыть о Нечаеве», – твержу себе.
Однако сию секунду это кажется невозможным.
Да на что мне надеяться… Я третью неделю пытаюсь.
Святослав Усманов: Почему ты мне не сказала, что едешь куда-то с футбольной командой? Как это вообще понимать? Почему в последнее время я все узнаю от Валерии Ивановны? Я в шоке, Ангел! Мне через две минуты на дежурство заступать, а я, на хрен, выбит! Как мне выдержать ночь?! Я очень расстроен!
А вот это уже отрезвляюще.
Пока набираю ответ, незаметно выпиваю кофе. Он сейчас действует успокаивающе.
Юния Филатова: Тебе не из-за чего расстраиваться. Как и не о чем волноваться. У меня все хорошо. Я с Валиком. Позвоню тебе после дежурства. Специально встану ради этого в 7 утра.
Святослав Усманов: Не разговаривай с НИМ! Я тебя люблю!
Юния Филатова: Хорошо. И я тебя.
Наконец, Свят пропадает из сети, и я откладываю телефон обратно в сумку.
«Наконец-то?» – невольно на своих мыслях зацикливаюсь.
Черт…
– Не хочу лезть, – проговаривает Валик несмело. – Но твой Усманов ведет себя как абьюзер.
– Неправда! Не смей о нем так говорить, – возражаю горячо. – Свят просто переживает. У нас сложный период. Отношения на расстоянии – испытания для любой пары.
– Ну… Может, – соглашается Андросов.
В то время как наблюдающий за нами Самсонов с той же издевкой хмыкает.
– А ты не развешивай уши, – бросаю, вспылив. Сама от себя в шоке, но слишком расстроена, чтобы остановиться. – Отправляйся на галерку к своему товарищу.
Макс на мою резкость реагирует холодно. Но с места не сдвигается до конца пути.
– Заселяемся по два человека в комнату. Мне плевать, кто с кем ляжет. Я вам не папа, не мама. Но чтобы после одиннадцати дверь каждой чертовой комнаты оставалась закрытой, и во всем доме сохранялась тишина. Всех, кого поймаю после отбоя, выпорю, – грубо растолковывает нам помятый с дороги Безугленко, когда мы после захода солнца попадаем внутрь коттеджа. – Подъем в восемь утра. Я не ужинаю. Вам всем приятного!
Подхватив чемодан, тренер скрывается за ближайшей к лестнице дверью.
– Валь, давай займем следующую комнату, – шепчу Андросову.
Однако…
Не успевает он ответить, как мою сумку подрывает с пола Нечаев. И поднимается он с ней на второй этаж.
