Текст книги "Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

20. Женя

После гимназии еду к маме в больницу, а когда возвращаюсь домой, у подъезда вижу всех наших. Девчонки бросаются мне навстречу, сжимают в объятьях, будто мы не виделись как минимум год, а не всего несколько дней.

Поднимаемся всей толпой ко мне. Леська – сразу на кухню. Достает из пакета колбасу, сыр, батон.

– Девчонки, давайте быстренько сделаем бутеры на всех?

Я ставлю чайник. Парни, пока мы с девчонками возимся у стола, толкутся в дверях кухни, отпускают шуточки и сами над ними же хохочут.

Потом мы, сытые и довольные, сидим в зале, кто – где: на диване, на креслах, на ковре. Наши наперебой рассказывают со смехом забавный казус, случившийся на лабораторной по химии, а я понимаю, как дико тоскую по ним, по нашей школе, по недавней жизни.

– Ну а ты, Женька, чего молчишь? Рассказывай, как там в твоей мажорской гимназии? – спрашивает Вадик Шмелев.

Как же мне хочется пожаловаться: «Ребят, там ужасно, они вообще не такие, как мы, как все… Мне кажется, я не выдержу». Но вместо этого, улыбаюсь ему и бодро отвечаю:

– Нормально. Учусь, да и всё, – пожимаю плечами, стараясь не замечать, что Дэн сверлит меня суровым взглядом.

– Ну а как там вообще? – интересуется Леська. – Круто, наверное?

– Круто, – соглашаюсь я. – Очень красиво, очень современно.

– А мальчики есть симпатичные? – хихикает она.

Я опять пожимаю плечами. Дэн и так мрачнее тучи.

– Я особо не приглядывалась, – слегка привираю я. Вот Смолин Леське однозначно понравился бы на лицо, она без ума от красавчиков. В общем-то, мне бы тоже, будь он нормальным. И не будь у меня Дэна, конечно.

– А чем вас там кормят? – спрашивает Ваня Дубов.

– Ой, там меню как в ресторане. На любой вкус.

– О, как классно!

– А как ты добираешься туда и обратно? Измайловская гимназия – это же где-то за городом?

– У них свой автобус. Развозит персонал. Ну и меня заодно прямо до нашей остановки.

– Да чего ты скромничаешь, – хмыкнув, подает голос Дэн. – Женьку на спортивном порше уже привозят… к самому дому…

Наши неловко замолкают. Я тоже молчу. Дэн, наверное, ждет, что я начну оправдываться или объясняться. Но я встаю и выхожу на кухню. Слышу за спиной сразу шушуканье и оправдывающийся голос Дэна:

– Да че я? Я ж просто сказал…

Следом за мной на кухню заходит Олег Хоржан.

Я наливаю воду в стакан, будто мне захотелось попить. Но на самом деле я просто сбежала от их внимания – иначе сейчас разнылась бы. Я и так с трудом держусь, а тут еще Дэн со своей нелепой ревностью и упреками.

Хоржан стоит на пороге кухни, сначала молча наблюдает, как я давлюсь водой. Потом говорит:

– Жень, что-то случилось?

– Да нет, всё в порядке, – вымучиваю я улыбку.

– Там так плохо, да? Тебя обижают?

– Нет, правда, всё нормально. Просто… просто я еще не привыкла и… скучаю.

Олег хмурится, будто не верит мне. И в конце концов говорит:

– Если я чем-то смогу помочь – только скажи.

Я так растрогана, что в порыве обнимаю его. И сразу отхожу – вспоминаю, что Олег с трудом переносит тактильный контакт.

– Спасибо. Если вдруг что – обязательно, – говорю ему теперь уже с искренней улыбкой.

***

Следующий день проходит более или менее спокойно. Одноклассники меня просто игнорируют. Даже Соня и Смолин. Никогда не думала, что буду этому рада. Плохо только, что и Полина явно трусит со мной общаться, хотя и ее тоже бойкотируют. А мне так нужно ее разговорить! Но стоит мне подойти к ней – на перемене или в кафе, – она тотчас придумывает что-то срочное-важное-неотложное и сбегает.

Последним у нас физкультура. Подряд два урока. Нас объединяют с девочками из десятого класса. Но зато парни занимаются отдельно. Сегодня у них занятия в зале. Нас же гоняют по стадиону. Он, конечно, шикарный, не чета нашему. Поле – с искусственной ярко-зеленой травкой, беговые дорожки – с каучуковым покрытием. Всё очень красивое, как и везде здесь. Но к концу второго урока я едва на ногах держусь. Пот с меня в три ручья стекает, футболку – хоть отжимай. В глазах темнеет.

Смолиной, кстати, вообще на физкультуре не было. Полина, сразу без нее осмелев, сообщила, что Соня ходит только на плаванье, от остального – освобождена по здоровью. И слава богу.

– Молодцы, девочки, – говорит тренер, худощавая, невысокая женщина лет сорока. Но, несмотря на свою миниатюрность, она очень жесткая. Загоняла нас просто. – В целом, хорошо сегодня поработали. Все свободны. Кроме новенькой. Задержись.

Я хочу просто сесть куда-нибудь и вообще не двигаться полчаса. Но ковыляю к ней, тогда как все остальные уходят со стадиона. Минут десять она меня еще терзает, показывая мои ошибки и заставляя переделывать упражнения. Потом, видать, понимает, что толку сейчас с меня уже никакого.

– На сегодня достаточно. Но хочу сказать, дыхалка у тебя ни к черту, мышцы зажаты, хотя все данные есть. Совсем не подготовленная к нагрузкам. В той школе вы что, на скамейках все уроки просиживали?

– Нет, но к чемпионату мира нас, знаете ли, тоже не готовили.

– Ладно, всё, иди, – наконец отпускает меня.

***

Я возвращаюсь в раздевалку. Там почти уже никого нет, только три девочки из десятого. Иду к шкафчику, где висит моя форма и лежат остальные вещи. Набираю код, дверца открывается. К слову, вот это они отлично придумали. Потому как, зная моих новых одноклассниц, я бы побоялась оставлять вещи в открытом доступе. А так – всё в целости и сохранности и никаких сюрпризов.

– А ты что, в душ не пойдешь? – оглядывает меня одна из девочек со смесью недоумения и легкой брезгливости. – Ты что, прямо вот так будешь… после физры…?

– Но у меня ничего с собой нет… – теряюсь я. – Ни полотенца, ничего.

Все трое в ответ только смеются.

– Там же всё есть! В самой душевой. И полотенца, и халаты. На полках лежат. Зайдешь – и сразу увидишь. И фены есть, если что. У вас что, там, где ты училась, не принимали душ после физры, что ли?

В моей старой школе вообще никакого душа в помине не было. Правда, и на физкультуре мы так не потели, как здесь.

– А где душевая? – спрашиваю я.

– Так ты же сейчас мимо неё проходила. Стеклянная матовая дверь.

– Да тут все двери такие.

Десятиклассницы переглядываются между собой и снова смеются.

– Ладно, пойдем покажу, – предлагает одна.

Мы выходим в коридор. Она, покрутив головой по сторонам, указывает на одну из дверей, напротив раздевалки, наискосок.

Черт, на ней и правда написано: shower room. Даже я знаю, что это по-английски значит «душ».

Я благодарю её и захожу в душевую, точнее пока в ее «предбанник». И сразу вижу стеллаж с белоснежными полотенцами. Выуживаю из идеально ровной стопки пару полотенец. А еще упаковку с тапочками и халат, тоже белый, с эмблемой гимназии, вышитой на груди. Какая бы дичь ни творилась в этой гимназии, но вот такие мелочи все равно удивительны и приятны.

Прохожу дальше, во вторую комнату. Там в центре – длинные скамейки, а вдоль стен – тоже шкафчики. Видимо, здесь раздеваются, что я и делаю, складывая вещи в крайний шкафчик. Халат пока оставляю там же и иду в душ голой. На мою удачу, здесь никого нет, все девушки уже ушли. При ком-то мне было бы, конечно, не слишком комфортно… мягко говоря.

Захожу в ближайшую кабинку. Включаю воду и некоторое время просто наслаждаюсь тропическим душем. Запрокинув голову и закрыв глаза, подставляю лицо прохладным струям. Затем прибавляю горячей воды, потом снова делаю похолоднее. И вскоре гудящие от перенапряжения и усталости мышцы успокаиваются, а голова – проясняется.

Обернувшись полотенцем, слегка подсушиваю волосы феном и иду одеваться. Но едва я начинаю разматывать полотенце, как слышу хлопок двери, а затем шаги. А в следующую секунду заходит псих, на ходу снимая майку. Меня он пока не замечает.

Но я от неожиданности вскрикиваю и лихорадочно прижимаю к груди полотенце, которое уже почти размоталось и теперь висит с одного бока чуть ли не до щиколотки, а с другого – наоборот, почти не прикрывает.

Смолин от моего крика вздрагивает и несколько секунд тоже ошалело таращится на меня.

– Ты что здесь делаешь?! – Наконец ко мне возвращается дар речи. – Ты в своем уме? Ты зачем сюда вошел?

– Что я здесь делаю?! – взметнув брови, переспрашивает он. – В мужском душе?!

– Что? Как? Это мужской… – И всё моё возмущение моментально сметает жгучий стыд.

Он отбрасывает майку на скамейку и, сунув руки в карманы шорт, разворачивается ко мне, демонстрируя свой безупречный атлетический торс. Я же, судорожно вцепившись в полотенце, готова немедленно провалиться сквозь пол. Раствориться в воздухе. Исчезнуть. Только бы скрыться от его теперь уже наглого взгляда.

Первый шок его отпустил, и сейчас Смолин бесстыже разглядывает меня и развязно ухмыляется. Я прижимаюсь спиной к шкафчику, чтобы он не мог увидеть меня сзади, там-то даже полотенце меня не прикрывает.

– Выйди, пожалуйста, – прошу его как человека. А у самой лицо полыхает огнем.

– С чего бы? – хмыкает он и, сволочь, склонив голову набок, нарочито скользит оценивающим взглядом по моим голым ногам.

– Мне нужно одеться.

– Одевайся, – пожимает плечами он. – Кто мешает?

– Ты мешаешь!

– Ну охренеть! – издает он смешок. – Я тебе мешаю? В мужском душе?

– Я не знала, что это мужской…

– Твои проблемы, – глумится он. Подходит ближе, останавливается буквально в метре от меня, опершись плечом о соседний шкафчик.

Это ж надо было вляпаться в такой конфуз!

Я задыхаюсь от смущения и стыда. И не успеваю ничего ему ответить, как в душевую с шумом и смехом заходят остальные парни. Много парней! Целая толпа! Из нашего класса и из десятого. Пока они еще там, в предбаннике, разбирают полотенца, но через пару секунд будут здесь и увидят меня… И вот тут я осознаю весь ужас своего положения. Мне делается тошно. Меня трясет. Мысли панически скачут: боже, что сейчас будет? Что делать?

И вдруг Смолин поворачивается ко мне спиной, а лицом – ко входу, где уже показались Милош, Руслан и кто-то еще.

– Э, пацаны, тормозим, у нас тут гости. Подождем там пару сек.

Он вразвалочку шагает им навстречу и останавливается на пороге, преграждая собой путь.

– Стас, а кто? Кто там? Девка, что ли? Оу! А кто такая? – начинают галдеть еще громче и ломиться активнее. – Дай посмотрю…

– Тут подождем, говорю, – повышает голос Смолин, не давая никому пройти.

– А-а, это с тобой, что ли? Ну вы даете!

Даже думать не хочу, кто и что там нафантазировал. Как только Смолин выходит сам и выводит всех, я молниеносно выдергиваю халат из шкафчика, надеваю его и завязываю пояс потуже. На всё про всё у меня уходит буквально пять секунд.

Забираю оставшиеся вещи, натягиваю «покер-фейс» и, умирая внутри от стыда, иду на выход. Мимо толпы парней, которые с жадным любопытством разглядывают меня. Спасибо хоть без комментариев. Лишь когда выскакиваю в коридор, слышу из-за двери, как среди них начинается бурное оживление.

21. Женя

– Ну, расскажи, что там было? – пристает ко мне Полина.

Сегодня она сама подсела ко мне на обеде. Ее настолько разбирает любопытство, что она даже Сониного гнева не побоялась.

– Где? – спрашиваю я, хотя и так догадываюсь, о чем она.

– Ну… в душе. Кто что болтает… Рус говорит, что вы там со Стасом были…

– Со Смолиным? Да ты что? Бред какой! – возмущаюсь я нелепым намекам. – Это дурочки из десятого решили так остроумно пошутить и отправили меня в мужской душ. Сказали, что это женский. Я туда зашла, а следом – Смолин.

– И? – она подается ближе, как будто боится пропустить хоть слово. У нее аж глаза блестят. Но я, конечно же, не собираюсь рассказывать про свой вчерашний конфуз. Дай бог забыть его скорее.

– Ну… я просто вышла и всё.

– А-а, – слегка разочарованно тянет Полина. – И что, Стас ничего не сказал? Ничего не сделал?

– А что он должен был сделать?

Она пожимает плечами.

– От Стаса всего можно ждать…

Раз уж Полина сама затеяла разговор, да тем более речь зашла о Смолине, то и я, пользуясь случаем, спрашиваю ее о том, что меня интересует больше всего.

– Полина, а когда они с тобой… это сделали? – киваю я на пышный хвост, прикрывающий половину головы.

Она сразу сникает.

– В прошлый понедельник. В субботу была та чертова вечеринка, ну на которой мы с Шаманским целовались. Ну а в понедельник я пришла на уроки… а Соня уже всё знает. Блин, ужас такой… – Полина на миг закрывает глаза и тихонько содрогается. – На перемене она подошла ко мне и сказала, что надо поговорить. Велела прийти после уроков в спортзал. Я думала, мы просто объяснимся… ну, мы же дружили… Извинюсь, думала… Я же понимаю, что виновата. Но я никак не ожидала, что они там… что будет такое…

Я с понимающим видом киваю ей, а сама мысленно прикидываю: маму тоже увезли на скорой в понедельник. И Платонов говорил про спортзал. То есть он просил маму сказать, что плохо ей стало в спортзале. Совпадение? Вряд ли.

Сильно бомбить ее вопросами я опасаюсь. Полина запугана, чуть переусердствуешь – и она опять замкнется. Поэтому я пока просто сочувственно поддакиваю ей.

– Это кошмар, конечно. Вообще шок. Представляю, как тебе было страшно и плохо… Они втроем на тебя… на одну? Или еще кто-то был?

– Сначала втроем, потом Стас ещё пришел…

– Он что, тоже над тобой издевался? – изумляюсь я.

– Он… – начинает Полина и замолкает. – Я не хочу больше про это.

– Наоборот, выговорись, легче станет.

– С чего бы? – вдруг злится она. – Волосы, что ли, быстрее отрастут? Или я забуду, как они все в меня плевали? Как царапали меня?

Она закрывает лицо ладонями.

– Тебе станет легче, если их за это накажут, – говорю ей.

Несколько секунд она никак не реагирует, словно меня не слышит. Потом убирает руки и горько усмехается.

– Кто их накажет? Не смеши. Да и не хочу я, чтобы про мой позор знали предки или кто-то еще.

– Это не твой позор. Это их позор, – горячо возражаю я. – Это им должно быть стыдно за то, что сделали. И зря ты думаешь, что им прямо совсем ничего за такое не будет. Не будет – если никто ничего не узнает. А если узнает…

– И что? Даже если узнает, что с того?

Я вспоминаю, как лебезил Платонов перед их отцом. Как заверял, что всё останется в тайне. Что ни одна живая душа ни о чем не прознает. Зачем бы тогда они так суетились? Значит, не такие уж они и неуязвимые, если боятся, что правда вскроется.

– У них отец – публичное лицо, между прочим. Это же такой скандал будет!

– А тебе-то какая разница? – хмурится Полина. – Не над тобой же они издевались.

С минуту я колеблюсь. В конце концов, если я жду от нее искренности, то скрытничать самой не получится. У нас же с ней общее несчастье и, можно сказать, общий враг.

– Они маму мою довели… она до сих пор даже встать с постели не может… инсульт у нее… повторный… из-за них. Правая сторона не работает… И восстановится ли – неизвестно, – голос у меня начинает дрожать, и я ненадолго замолкаю, чтобы взять себя в руки. – Поэтому для меня очень даже большая разница. Я думаю, что они и над ней поиздевались… скорее всего, тогда же. И там же.

– С чего ты решила, что это Смолины? Может, это вообще не из нашего класса.

– Из нашего. Я слышала разговор Платонова. Он сказал, что меня зачислят в тот класс, где учится… виновный. Правда, не назвал фамилию, но узнать ее – всего лишь дело времени. Все равно рано или поздно это всплывет. Всё тайное всплывает. И тогда… тогда они за всё ответят.

– Да ну, – скептически морщится Полина. – Такие как Смолины всегда выходят сухими из воды.

– Потому что такие, как ты, молчат вместо того, чтобы вывести их на чистую воду. Полин, ну как ты не понимаешь, что они сами боятся? Боятся, что об этом узнают? Потому и замять стараются. Подкупить, запугать… Значит, надо сделать так, чтобы все всё узнали. Про тебя, про маму, может, и еще про что-то…

– Ну не знаю, – нерешительно пожимает плечами Полина. И это уже хорошо. По крайней мере, зерно сомнения я в ней посеяла.

– А почему ты уверена, что это Смолины? Ну, что это они маму твою довели…

– Я не то что уверена. Это, скорее, догадки. Если бы была уверена, я про них уже везде раструбила бы, молчать бы не стала.

– Ясно… – вздыхает она.

– Полин, а ты что-нибудь знаешь про мою маму? – спрашиваю с надеждой.

Подумав, она качает головой.

– Нет, я ничего не помню… не знаю…

А мне почему-то кажется, что она врет. Боится и врет. Ну или у меня уже паранойя.

***

После уроков все расходятся, а я иду на математический кружок.

К моему удивлению, кроме меня там всего три человека, не считая преподавателя. Однако еще больше я удивляюсь, когда спустя десять минут сюда заявляется Смолин.

Честно говоря, я даже не знаю, зачем он пришел, потому что мы решаем, а Смолин просто сидит, подперев щеку рукой, и откровенно скучает. Пару раз преподаватель задает ему вопросы, не слишком сложные, и тот отвечает, но так свысока, так небрежно, будто великое одолжение делает.

А ближе к концу занятия Арсений Сергеевич просит его выполнить небольшое, но заковыристое задание. Я и сама сначала не поняла, что оно с подвохом и не имеет решения. Смолин же долго что-то пишет, стирает, черкает. Озадаченно хмурится, трет затылок, взъерошивает волосы, что-то бормочет под нос, но не понимает, что не так.

– Евгения, не поможете Стасу? – обращается ко мне Арсений Сергеевич и добавляет с явным ехидством: – А то он что-то у нас совсем потерялся.

– Здесь нет решения, – с места говорю я.

И математик, просияв, восклицает:

– Верно! Евгения – молодец. А ты, Стас, увы и ах… сел сегодня в лужу…

Смолин бросает на него тяжелый и мрачный взгляд, прямо-таки убийственный, но ничего ему не отвечает. Я вижу, что он очень уязвлен, и с трудом сдерживается, чтобы не наговорить резкостей. Мне тоже не по себе. Не люблю, когда людей унижают, даже если это псих. Только математик рад – щелкнул Смолина по носу и теперь страшно собой доволен.

Попрощавшись с нами, он выходит. Остальные ученики тоже быстренько покидают аудиторию. Не знаю, почему я не вылетаю вслед за всеми, а, наоборот, даже медлю, складывая вещи в сумку. И между делом поглядываю украдкой на психа. Он так расстроился, что даже забавно. Ведь это же такая мелочь, а на нем прямо лица нет. Есть в этом что-то по-детски трогательное. Ну, или это мой какой-то загон. Когда Дэн сильно расстроен, меня тоже трогает и прямо пробивает на нежность.

Уткнувшись в телефон, Смолин кому-то что-то написывает, потом вдруг резко поднимает на меня глаза.

– Что? – спрашивает с наездом.

– Ничего.

Он возвращает всё внимание в телефон, но лишь на несколько секунд, затем снова бросает на меня взгляд. На этот раз уже не столько раздраженный, сколько внимательный. Даже, я бы сказала, заинтересованный. Он убирает телефон в карман и неспешно направляется ко мне, плавно огибая столы между нами.

Я тут же начинаю нервничать. Какого черта я тут торчала, еще и пялилась на него? Уже бы ушла давно спокойно!

Когда он подходит ближе, говорю первое, что на ум пришло.

– Спасибо, что вчера все-таки дал мне одеться и уйти… и что других задержал…

Я, между прочим, совершенно искренна. Хоть он и псих, хоть я и злюсь на него, и вообще считаю не самым приятным человеком, не говоря уж про мои подозрения, но вчера он всё-таки спас меня от жуткого позора. И я благодарна за это. Но только за это.

Раздражение и огорчение в нем исчезают окончательно. Смолин на глазах превращается в себя прежнего: наглого, самодовольного мажора. Все-таки расстроенным он выглядел куда привлекательнее.

– Пожалуйста, но за тобой теперь должок, – ухмыляется он.

– Ладно. Если однажды окажешься в женском душе, я тоже дам тебе уйти.

А он в ответ вдруг смеется, так просто и искренне, будто и не усмехался глумливо всего секунду назад. И я вдруг ловлю себя на мысли, что любуюсь им в этот момент. Ему идет вот так смеяться. Даже не потому, что у него красивые белоснежные зубы, как с рекламы зубной пасты. А потому что так он выглядит как абсолютно нормальный человек. Правда почти тут же Смолин добавляет с пошловатой улыбкой:

– О, если я окажусь в женском душе, то вряд ли захочу уходить…

22. Стас

В выходные отец с Инессой укатили на какие-то острова. Праздновать свою годовщину. Так что целую неделю мы с Сонькой – вольные птицы.

Хоть отец и велел быть тише воды ниже травы, она, конечно, сразу же позвала Яну с Аллой. Ну а следом на стихийную вечеринку подтянулись Влад, Милош и Рус.

Сначала мы зависаем в бильярдной, потом Сонька тащит всех вниз, к бассейну.

– Блин, жарко тут у вас, – тянет Яна, обмахиваясь тканевой салфеткой. – Знала бы, купальник взяла.

– Хочешь, мой какой-нибудь возьми, – предлагает ей Сонька.

– Стас, так а чё, ты Швабру прям голой видел в душе? – спрашивает вдруг Влад и изображает руками пышные формы. – И чё? Как она?

С Сонькиной легкой руки все в классе новенькую зовут шваброй. А про то, как она в среду забурилась в наш душ, кто только не обсудил.

– Говорю же – в полотенце она была, – отвечаю ему и на миг зависаю, как будто опять вижу перед собой её. Пылающую от смущения. Жмущуюся голой спиной к дверце шкафа. Прижимающую к груди свое дурацкое полотенце. И меня тут же опять ведет. Кровь горячо ударяет в голову, сердце влёт разгоняется, а в горле пересыхает. Сглотнув, тянусь за бутылкой минералки и жадно пью воду, с трудом отгоняя этот морок. Реально, какой-то навязчивый бред.

– Надо было сдернуть с нее полотенце… – в шутку предлагает Рус.

Я уж молчу, конечно, что в мыслях так и сделал.

– Ага. И нафоткать, – подхватывает Влад. – А Стас, блин, еще и не пропустил никого, посмотреть не дал. Ни себе, ни людям…

– Да было бы там, на что смотреть и что фоткать, – кривлюсь я. Не дай бог кто-нибудь просечет, какая дурь мне в голову приходит. Сам от себя в шоке.

– Вот именно, – поддакивает Яна. – Жаба мелкая.

– А кто вообще придумал отправить Швабру в мужской душ? – спрашивает Рус.

– Мы, – хвастливо отвечает Сонька, переглядываясь с Аллой. – Подговорили девчонок из десятого. Хотели приколоться над ней. Думали, вы всей толпой после физры завалите, а там – Швабра. Решили вам сюрприз устроить… Думали, поржем потом все вместе…

– А Стас всех обломал, – подытоживает Влад с деланно кислой миной.

Тут к нам бесшумно приближается один из охранников. Наклоняется ко мне и тихо сообщает:

– К вам там пришли.

– Кто?

– Девушка. Полина Меркулова. Просила передать, что у нее для вас есть кое-что важное…

– Для меня? – удивляюсь я.

– И для Софьи Викторовны, – многозначительно добавляет чуть громче охранник.

– Капец! Вы слышали? Меркулова сюда приперлась! Что этой рыжей твари надо? – моментально сатанеет Сонька. – Совсем страх потеряла, что ли? Я ж ее прям тут в бассике утоплю…

– Сонь, угомонись, а? – одергиваю ее. – Где она?

– За воротами. Пропустить?

– Да, проводи ее сюда, – говорю ему.

– Стас! Ты чего? – обескураженно тянет Сонька, но затем, скрестив руки на груди, откидывается на спинку стула и с азартом выдает: – А хотя… пусть заходит! Уж мы ее встретим, да, девчонки? И теперь нам никто не помешает…

Замечаю, что Рус вдруг занервничал. Сидит елозит. Бросает беспокойные взгляды то на Соньку, то на дверь, откуда вот-вот должна появиться Меркулова. Нравится ему рыжая, что ли? Может, поэтому просил тогда Соньку унять? Впрочем, пофиг.

Спустя несколько минут всё тот же охранник приводит к нам Меркулову и сразу удаляется. Она беспомощно смотрит ему вслед. Со стороны видно, как ее потряхивает от страха.

– Ну, – зловеще улыбается моя Сонька. – Зачем притащилась? Снова каяться? Невиноватая я, он сам пришел…

– Нет… то есть… – лепечет Полина. – У меня для тебя важная инфа.

– Как интересно… – усмехается Сонька. – Хотя вообще-то нет. Мне пофиг, что ты там хочешь сказать, поняла? Я тебя даже слушать не собираюсь. Но раз пришла, просто так ты отсюда не уйдешь.

Меркулова смотрит на нее затравленно, а я с интересом наблюдаю за Русом: что он скажет? Но он молчит. И вообще отвернулся. Не хочет смотреть, как будут Полину унижать?

– Это правда важно… вас касается… поверь… – чуть ли не хнычет Меркулова, но девчонок это только веселит.

– Поверь… – передразнивает ее Сонька. – Я тебе уже верила! И что? Что ты сделала?

– Прости меня… – потупив глаза, бормочет Меркулова.

– Так прощения не просят. На коленях давай проси… И повторяй: «Прости меня, рыжую суку, подлую шлю…

– Сонь, всё, сбавь обороты, – вмешиваюсь я, пока она не вошла в раж. – Полин, ты что нам сказать хотела? Говори уже.

– Стас, ну тебе реально охота знать, что эта лживая мразь наплетет? Она же что угодно придумает, лишь бы мы забыли про ее маленькие шалости…

– Это про новенькую… про Швабру… – обращается теперь только ко мне Полина.

– О, ну да, – издает смешок Сонька. – Это прямо капец как важно…

– Она всё знает, – продолжает Меркулова.

– Кто знает? Что знает? – переспрашивает Сонька, но вижу, до нее и так доходит смысл.

– Швабра знает, что сделали с ее матерью. Она знает всё. Ну, почти всё. Где, когда, кто… Она сама мне об этом сказала.

– А она откуда это знает? – спрашиваю я, моментально напрягаясь.

– Кое-что – от Платонова. Он обсуждал это с кем-то, а она подслушала. Кое-что – еще где-то выведала. Она же ходит тут ко всем подмазывается, типа в подружки набивается, а сама выспрашивает. Она и со мной так же.

– Вот ведь крыса! – ахает Сонька.

– Да она специально к нам перевелась. Чтобы все разнюхать. Чтобы следить за каждым шагом… И теперь она ищет доказательства и собирается всё-всё слить везде, куда только можно. Сказала, что у вашего отца будут проблемы. А у вас так вообще… Она и меня подбивает рассказать… ну, о том, как вы меня…

– Наказываем за подлое предательство? – добавляет Сонька, а сама аж бледнеет на глазах.

– Ну, типа травите и всё такое… – опускает голову Полина.

– А ты что?

– А я вообще сначала сказала ей, что это не вы… ну, с ее матерью… что, типа, кто-то другой, не из нашего класса. Но она сказала, что знает точно, что это вы. И потом стала меня уговаривать слить вас. Ну и я сразу к вам.

– А что там с ее матерью? Она поправилась? – спрашиваю я.

– Не знаю, вроде нет… вроде всё плохо с ней, но я точно не помню, – пожимает печами Меркулова.

– Какая же она сука… – дрожащим голосом произносит Сонька. На нее сейчас смотреть страшно. Протягиваю ей стакан воды.

– Попей.

Она на автомате пьет, потом поднимает на меня глаза, а в них – страх, мольба и ярость.

– Стас, что делать?

– Сонь, успокойся, – обнимает ее за плечи Яна. – Ну какие она может найти доказательства? Кроме нас никто ничего не знает. А мы ничего никому не скажем. Да, Аллочка?

– Конечно! – заверяет Алла.

– Да она тут всего неделю и уже знает больше, чем надо! – взвивается Сонька. – Блин! А если еще будет ходить всё вынюхивать. Подслушивать, подглядывать, везде совать свой нос… Прикиньте, каждый день за нами эта хитрая пронырливая тварь будет следить… Какая же она мерзкая скользкая гадина… А ты, Стас, еще и впрягался за нее! Защищал!

– Когда это я за нее впрягался? Что ты несешь? – тут же вскипаю я.

– Возле лингафонного зала! Наорал на меня еще из-за нее! И сейчас опять на меня злишься… – говорит она с обидой. И взгляд ее теперь такой несчастный, что у меня сразу в груди екает и вся злость сходит на нет.

– Дурочка, да пофиг мне на нее. Я же просто не хочу, чтобы у тебя были лишние проблемы. Не накручивай себя раньше времени, – успокаиваю я Соньку, у которой, по ходу, вот-вот истерика начнется. И тогда атас.

– А когда накручивать? Когда уже будет поздно?

– Да, может, она просто на понт берет.

– Нет, надо что-то делать! Срочно! Надо эту тварь как можно скорее выжить из гимназии. Чтобы вылетела как пробка! Чтобы ноги ее здесь не было!

– Завалить гадину! – паясничает Влад, но тут же затыкается, нарвавшись на Сонькин взгляд убийцы. – А если серьезно, можно ее, например, накачать чем-нибудь, раздеть и нафоткать. И пригрозить, что если не свалит, то все увидят эти фотки, а еще лучше видос с ней запилить…

– Тебе бы только фоткать, папарацци ты наш, – усмехается Яна.

– Нет-нет, – останавливает ее Сонька. – Владик дело говорит. Если у нас будет такое видео, ну или даже фотки, она точно свалит. Она же не захочет, чтобы ее мамашка видела свою дочурку в таком виде. Так что уползет она от нас, как побитая собака.

Сонька, сразу приободрившись, говорит теперь с воодушевлением.

– А это реально идея! – поддерживает ее Алла.

– Да вы чего? Это уже совсем треш какой-то. Чем вы ее накачивать собрались? И где? В школе на обеде? А раздевать и фоткать? Опять в спортзале? Да нас самих потом за это нахлобучат, – снова завожусь я. – А если она вдруг кони двинет? Ну или плохо ей станет? Блин, Соня, ну ты думай хоть иногда о последствиях.

– Стас, – обращается она ко мне со всей серьезностью. – Ты же понимаешь, что будет, если эта тварь раскроет рот? Если это реально просочится куда-то дальше? Ты же понимаешь, что будет со мной? С тобой? С всеми нами?

К сожалению, понимаю…

– Стас, надо заткнуть ей рот раньше, чем она его откроет. Милош, можешь достать что-нибудь такое… не знаю, чтобы ее ненадолго срубило, но чтобы без всяких эксцессов?

– В принципе, да, наверное… но мать… если узнает… там же у нее всё под учетом…

– Милош, – Сонька с Аллой тянут укоризненно.

– Я попробую, – сдается он.

– Обожаю тебя, – Сонька шлет ему воздушный поцелуй и деловито продолжает дальше: – Ну и, естественно, это будет не в школе, а на какой-нибудь вечеринке. Типа она там сама так накачалась. Пусть потом докажет, что это не так.

– На какой еще вечеринке? Идиотизм, блин. Где вечеринки и где она.

– Да, Стас, прав. Швабра, конечно, не вписывается в наши вечеринки. Полин, – зовет Меркулову Сонька, и та с готовностью откликается. Подходит ближе, ловя каждое слово. – Ты правильно сделала, что нам передала про эту суку. Поможешь ещё кое в чем, и будем считать… будем считать, что я тебя простила.

– Да, конечно! А что сделать надо?

– Устрой у вас в загородном доме вечеринку. И позови туда Швабру.

– Ну, она вряд ли пойдет, – озадаченно бормочет Меркулова.

– А ты сделай так, чтобы пошла! Ну скажи, что у тебя днюха. О, или скажи, что там будет кто-нибудь, кто про ее мать что-то знает. И она прибежит как миленькая…