Текст книги "Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

14. Женя

Когда мы выходим за ворота, я осознаю, что без понятия, где нахожусь и как отсюда выбираться. О том, что эти сволочи вернут меня туда, откуда забрали, я даже не мечтаю. Но хотя бы узнать, что это за место.

И тут я вспоминаю про сотовый. Вовремя! Сейчас бы псих уехал с ним, и не знаю, что бы я тогда делала.

– Телефон мой отдай, – говорю ему.

Стас оборачивается. В первый момент не понимает меня, потом, видимо, тоже вспоминает, что забрал мой сотовый. Однако отдавать мне его не спешит.

– Ты просишь у меня телефон, но делаешь это без уважения, – стебётся он, и его дружки оглашают пустынную улицу новым взрывом хохота.

Я дожидаюсь, когда они утихнут, и повторяю:

– Отдай. Мой. Телефон.

– Не, – качает он головой. – Проси как следует.

Очень хочется послать его как следует, но я беру себя в руки. Послать я еще успею, а сейчас надо отсюда как-то выгребать. Превозмогая собственную злость, выдавливаю из себя:

– Отдай, пожалуйста, мой телефон.

– Как-то тоже не очень, да? – обращается к дружкам Стас. – Вяло. Натужно. Неискренне.

Смотрю на него как на идиота.

– Ага, – поддакивают ему остальные.

– Может, мне еще на колени тут встать и слезу пустить?

– Именно.

Стиснув зубы, я с шумом выдыхаю. Ненавижу…

Его же всё это явно забавляет. Он ещё и понукает с глумливой улыбочкой:

– Ну! Давай!

Дернул же меня черт ляпнуть про эти колени! Ну, не ждет ведь он этого в самом деле… Или ждет? Да пошел он!

– Ты вообще нормальный?

И тут вдруг один из парней, невысокий, коренастый, с коротким ежиком иссиня-черных волос, обращается к нему:

– Стас, слушай… может, ты поговоришь с Соней? Что-то она уж слишком жестит с Полинкой. Нафига она заставляла ее жвачку на лоб себе лепить? Это просто уже треш какой-то… Совсем берегов не видит, и вообще в последнее время она как с ума сошла…

Лицо Стаса на глазах меняется. Каменеет. В темных глазах вспыхивает угроза.

– По ходу, это ты, Рус, берегов не видишь, – произносит негромко, но с такой ледяной яростью, что этот Рус сразу идет на попятную.

– Ну ладно, извини. Я ничего такого не имел в виду… просто не так выразился… не подумал…

– Ну так ты думай, когда говоришь о моей сестре, – наезжает Стас. – Какого хрена ты вообще лезешь в бабские разборки? Без тебя разберутся.

Значит, ту рыжую зовут Полиной, а та ненормальная Соня – это сестра Стаса? Что ж, они стоят друг друга. Парочка психов.

– Стас, всё, брейк, – вмешивается Милош. – Рус, Влад, давайте, пока!

Двое парней садятся в мерс и уезжают. Милош, попрощавшись со Стасом за руку, возвращается в коттедж. Ну а псих садится в свой чертов Порше, так и не отдав мой телефон.

Я стою посреди дороги, жду, когда он тоже уедет. Но он почему-то всё не уезжает. А затем пассажирская дверца распахивается.

– Эй! Ты там к земле приросла? Долго мне еще ждать? Садись давай живее! – раздраженно велит он мне.

Красиво было бы, конечно, с гордым видом отказаться, но очень хочется выбраться отсюда поскорее. Ничего, я потом придумаю, как потешить свою гордость.

Стас едет молча, музыку свою разрывную тоже, слава богу, не включает. Но напряжение в салоне зашкаливает. Я даже дышу едва-едва.

Мы проносимся мимо поворота на Серебряный бор и гимназию. Неужели псих решил меня до города подбросить? Как-то не верится. А вдруг он сейчас опять завезет черт знает куда…

Но голос подать не решаюсь, он до сих пор разъярен. Я эту его ярость буквально кожей ощущаю. Хотя, как по мне, ничего ужасного этот Рус не сказал. Причем ведь и правда сцена утром была за гранью. Псих так нежно любит свою сестру?

Мне не по себе, но… мы действительно въезжаем в город. Я собираюсь было попросить его высадить меня у ближайшей автобусной остановки, но тут он спрашивает сам хмуро, однако без всякой агрессии:

– Куда дальше?

От неожиданности я диктую ему адрес. И он в самом деле подвозит меня прямо к дому. Останавливается недалеко от подъезда, небрежно швыряет на мои колени телефон и, не глядя на меня, бросает:

– Вали.

Я молча выскакиваю из его машины, и он тут же уезжает, оглашая двор ревом мотора.

Всё внимание сразу на меня. Соседки на приподъездных лавках и парни, сбившиеся возле теннисного стола, чуть головы не вывернули. Но мне плевать. Хочу одного – добраться до дома, упасть на кровать и забыться беспробудным сном.

Однако, едва я захожу в квартиру, как тут же кто-то звонит в дверь, долго и требовательно. Открываю – Денис.

– Ну привет, – с какой-то неприятной, даже агрессивной усмешкой здоровается он. – Стесняюсь спросить, а что это сейчас такое было?

– Что именно?

– Женя, блин! Тебя только что привез какой-то хрен на фраерской тачке. На виду у всех!

Я так вымотана и физически, и морально, что даже обсуждать это не хочу. Вместо этого спрашиваю:

– Денис, ты получал от меня сообщение?

– Нет… а-а… да, получал. Странное какое-то. С какими-то координатами, да? А это что-то значило? Я ничего не понял. Подумал, что ты ошиблась… А что это было за место? Погоди, давай сначала с фраером разберемся. Ты не переводи разговор…

– Это было место, где меня сегодня могли убить. Я скинула тебе координаты, чтобы ты мог меня найти…

Денис оторопело моргает и не находится, что ответить.

– Всё, Дэн, иди, потом поговорим. Мне нужно в душ и спать.

– Стой… Как это убить? Кто? Это шутка такая? Или что? Я не понял… Тебя кто-то обидел? Ты скажи, мы с пацанами разберемся…

– Да, Дэн, это была шутка. Иди, пожалуйста. Я правда на ногах не стою.

– Так а что за мажор на Порше был, ты так и не ответила?

– Дэн, всё потом, – выталкиваю я Дениса на площадку.

15. Стас

Домой приезжаю злой как черт. Рус меня просто выбесил. Нет, может, отчасти он и прав. Наверное, поэтому меня так и зацепило. Соньку и правда часто кидает в крайности, а в последнее время вообще заносит. Даже я это вижу. Но распускать язык он не должен был. Да Рус просто охренел говорить такое о Соньке!

Бросаю тачку посреди двора. Инессу очень злит, когда я так делаю. Пусть побесится. Встречу ее – вообще прибью. Вот уж кто действительно берегов не видит.

Вчера вечером, когда мы вернулись с Сонькой из клуба, отец снова вызвал меня к себе побеседовать. Сначала ходил вокруг да около:

– Вы слишком много времени проводите с Софьей… Постоянно вместе… А тебе надо больше учиться… да и ей тоже…

Я даже не понял, к чему он клонит.

– У меня с учебой никаких проблем нет. Сонька тоже вывозит.

Сонька, конечно, буксует почти по всем предметам, но отец не в курсе. Он сроду не интересовался, как она учится.

– Вы слишком много времени проводите вместе, – с каким-то тупым упрямством повторил отец. А я все еще не мог догнать его мысль.

– И что с того?

– Это… – Отец вдруг замялся и покраснел. Потом выпалил: – Это ненормально!

Я аж поперхнулся от такого заявления.

– Что?! Ты совсем обалдел?!

– Ты как с отцом разговариваешь?

– Блин, что за бред? Что за извращенские намеки? – я даже растерялся, смеяться мне или негодовать.

– Никаких извращенских намеков! – рявкнул отец, хотя явно смутился. – Никто ни про что такое не говорит. Я имею в виду… то есть Инесса… она в этом понимает… В общем, она, как психолог, всё объяснила… Вы слишком привязаны друг к другу… постоянно вместе… Это потом дурно влияет… могут быть проблемы в дальнейшей жизни…

– Это Инесса на тебя дурно влияет, – перебил я его. – Весь мозг тебе засрала.

– Да как ты смеешь, щенок? Ты на кого голос повышаешь? Ты живешь в моем доме, за мой счет, на всем готовеньком и еще рот на отца открываешь?! Я тебя научу уважать…

Но меня тоже уже понесло.

– Левая баба втирает тебе, что твои дети – уроды, и ты сразу же ведёшься.

– Инесса не левая баба! Не смей так о ней! И она знает, что говорит… она – психолог.

– Хренолог! Каждый раз она сочиняет про нас всякое дерьмо, и ты веришь…

– Ты это дерьмо сам творишь все время! Далеко ходить не надо. Напомнить, по чьей милости ваша поломойка чуть кони не двинула?

– И что, мы с Сонькой поэтому теперь извращенцы? Да как вообще такая дичь пришла тебе в голову? Ты не подумал, что твоя Инесса гонит, потому что мы ей тут нахрен не нужны? Хотя тебе, по ходу, тоже… Она же уже залетела. А прикинь, у нее родится какой-нибудь да…

– Я тебе сейчас прикину! – рявкнул отец. – Пшел вон!

Он еще злился, но, наверное, и сам уже понимал, что перегнул. Потому что почти сразу заглох. А вслед мне даже бросил:

– Если бы ты был мне не нужен, тебя бы тут не было.

Ключевое тут «ты». Сонька, как обычно, мимо. Отец ее просто терпит, всегда так было. С самого рождения. Потому что родилась она слабой и недоразвитой.

Так бывает, объясняла мать, что один из двойни в ущерб второму берет больше – питания, кислорода, не знаю, чего еще. В итоге я родился абсолютно здоровым, и отец забрал меня домой, а Сонька – с какими-то серьезными осложнениями. Она не дышала сама и еще месяц лежала в реанимации на аппарате. Мозг тоже как-то пострадал из-за гипоксии. Ещё что-то было с ней не так, я уже не помню.

Мать с ней до года вообще из больниц не выходила. Да и потом лечила то одно, то другое.

Отцу всё это быстро надоело. Хотя, мать говорит, он сразу же отдалился, как только узнал, что Сонька нездорова и, может быть, такой и останется. Но сначала просто держался отстраненно, типа, это его не касается. А уж потом из него полезло всякое дерьмо.

Раньше Сонька страдала эпилепсией. Так мать говорит, его от брезгливости аж передергивало, когда он видел ее судороги. А когда мать заикалась про какое-то очередное лечение, отец орал, что не желает больше это слушать. «Ты родила ее такой, сама и разбирайся. Меня не грузи. Мне хватает проблем на работе. А дома мне нужен отдых».

Однажды мать за ужином похвасталась ему про Сонькины успехи, и его прорвало.

Нам тогда было три года. Я вовсю болтал, даже какие-то короткие стихи уже с няней выучил, а Сонька лишь изредка издавала непонятные звуки.

Отец считал, что у нее дебильность и вся возня с ней бессмысленна. Но мать была убеждена, что она все понимает и заговорит, когда время придет. По большей части – из-за меня. Потому, что я с Сонькой не просто играл, но и как-то общался. Порой даже мог задвинуть что-то типа: «У Сони болит живот» или «Соня хочет слушать сказку». Мать и няня спрашивали, почему я так решил. А я отвечал: «Она сама сказала». Правда каким образом – объяснить не мог. Но мать утверждает, что так всё и оказывалось. Я всего этого, конечно, уже не помню. Только по рассказам матери знаю.

А в тот вечер мать попросила няню привести Соньку, показать отцу, что она научилась говорить «папа». Но отец не оценил.

«И чему тут радоваться? – орал он. – Тому, что твоя умственно-отсталая дочь наконец сказала то, что все дети в год умеют? Ты сама уже в идиотку превратилась! Лучше бы вообще оставили ее в роддоме или где таких оставляют».

Мать говорит, что после этого она хотела от него уйти, но тогда он ее не отпустил. А спустя четыре года сам выгнал. Просто вышвырнул на улицу, потому что надоела. Потому что захотел другую, молодую, свежую, не повернутую на Сонькиных болячках.

Отец хотел оставить себе меня, а сестру отдать матери. Но когда мать пришла за ней, мы с Сонькой устроили адскую истерику. Вот это я даже сам смутно помню. Мы вцепились друг в друга и ревели на весь дом. Нас растаскивали, а мы оба, рыдая, вырывались и опять хватали друг друга, не слушая ни уговоры матери, ни угрозы отца.

В тот вечер мать не выдержала и ушла одна. Отец сам отвез к ней Соньку на другой день. А еще через день я сбежал из дома. На поиски. Но в итоге потерялся. Почти сутки слонялся по городу, пока меня не опознал какой-то случайный чел. Отец тогда всех на уши поставил, везде трубили: «Пропал мальчик…».

Эта эпопея длилась, наверное, месяц, а потом мать решила попросту уехать. Точнее, сбежать. Вместе с нами. Тайком. Отец ей этого не простил. Нашел, избил ее зверски, до полусмерти, на наших глазах, а нас забрал. Обоих. И видеться с ней запретил.

Только вот Соньку он забрал тупо назло матери. Ни тогда, ни сейчас она не была ему нужна. Хотя сестра, сколько помню, из кожи вон лезла, чтобы он ее заметил, чтобы хоть раз похвалил. Но он ее замечал только тогда, когда она косячила…

16. Стас

Захожу в дом, поднимаюсь на второй этаж и – какой сюрприз! – сталкиваюсь с Инессой нос к носу.

Невовремя выползла она из своей комнаты. Тварь.

Инесса собирается спускаться вниз, но я преграждаю ей путь. Она делает шаг влево, пытаясь меня обойти, я – тоже. Она – вправо, и я – вправо, заслоняя лестницу собой.

Тогда она отступает на шаг и, скрестив на груди руки, спрашивает с раздражением:

– Что за игры, Стас?

– Какие уж тут игры? – улыбаюсь я. – Ты у нас, оказывается, опытная психологиня.

– Психолог, – поправляет она с бесстрастной миной.

– Один хрен. Так вот посоветуй, как психолог, что делать. А то у меня проблема.

– Это надо обсуждать прямо сейчас? – нервно спрашивает она.

– Да. Прямо сейчас. А то, чувствую, – приближаюсь к ней, – еще немного – и быть беде.

Несколько секунд она сверлит меня взглядом. Потом, хмыкнув, спрашивает:

– И в чем же твоя проблема?

– В том, что нестерпимо хочется взять одну суку, которая лезет, куда не просят и мелко гадит исподтишка… и свернуть ей шею. Или как вариант: спустить эту тварь с лестницы. С этой, например… – показываю я за спину.

Инесса прищуривается и шипит:

– Послушай меня, избалованный ублюдок, я сделаю так, что и ты, и твоя полоумная сестрица вылетите отсюда в два счета. Отправитесь к своей малохольной мамаше и больше от отца ничего не увидите… ни рубля, ни…

Я хватаю Инессу за предплечье и с силой толкаю к краю лестницы, но руку не отпускаю. Наоборот, сжимаю крепче, удерживая ее, неуклюже балансирующую на верхней ступени. Если бы разжал пальцы, она полетела бы сейчас кубарем вниз. Но мне достаточно и просто увидеть в ее глазах животный страх. Затем дергаю ее на себя и прижимаю спиной к стене. И только тогда убираю руки.

– Видишь, как это легко сделать, – бросаю ей в лицо.

Она судорожно выдыхает, а затем срывается в визг.

– Витя! Витя! – зовет она отца. Затем цедит: – Ты – психопат! Я всё расскажу… Завтра же вас здесь не будет! Вас обоих давно пора изолировать… Витя!

Слышу, как внизу открывается дверь отцовского кабинета. Затем его голос:

– Инесса, ты меня звала?

– Да! Прошу поднимись!

– Я занят, это срочно?

– Да, Витя! Очень!

– Да что там у тебя… – бурчит отец и начинает тяжело подниматься.

Инесса бросает на меня злорадный взгляд.

– Ну всё, идите собирайте чемоданы, выродки, – шепчет она, поглядывая на лестницу. – Ему будет очень интересно узнать, как ты чуть не убил меня.

Отец уже почти наверху, и ее злобная мина в одну секунду превращается в благостно-страдальческую.

– Про твоего брата ему тоже будет интересно узнать, – говорю ей. – Так что вместе будем собирать чемоданы.

Ликующее выражение мгновенно гаснет. По лицу ее рябью пробегает судорога, а в глазах – снова страх. Такой живой, острый, мне даже кажется, я чувствую его запах. И это чистый кайф.

О том, что у Инессы есть родной брат, я узнал совершенно случайно. От Милоша. Его мать владеет частным пансионатом для инвалидов. Он как-то заезжал к матери и видел там Инессу. Без палева, потому что она моих друзей в лицо не знает, а вот они ее – очень даже.

Милош потом, уже по моей просьбе, выяснил, что там находится ее брат с какой-то тяжелой формой ДЦП. Но самое прекрасное, что Инесса всё это скрывает от отца. От всех.

Она пытливо вглядывается в мое лицо, пытаясь понять, как много я знаю. И я ей безмятежно улыбаюсь, словно подтверждая: всё.

– Что такое? – недовольно спрашивает отец, поднявшись к нам. На меня смотрит с сердитым прищуром. – Опять Стас что-то выкинул?

Инесса сглатывает, пытается выдавить улыбку, а у самой дрожат губы.

– Н-нет, ничего такого. Стас… он только что подошел.

– А чего ты меня звала? – хмурится отец.

– Да ничего. Всё уже нормально, прости, что выдернула тебя.

– Прости? Я там вообще-то делами занимаюсь, – раздражается он.

– Витенька, прости. У меня… голова закружилась. Так бывает во время беременности. Я испугалась, что упаду.

– Кого-нибудь из прислуги позвала бы тогда… – ворчит он, но уже не так сурово. – А сейчас как? Лучше?

– Да, да, уже отпустило.

Отец уходит. А Инесса так и стоит у стены как прибитая. Всегда такая хладнокровная, сейчас она явно в панике. Потому что уже знает то, что мы поняли еще в детстве. У отца установки четкие: выживает сильнейший, остальные – в утиль. Слабые, больные, немощные, по его мысли, – ненужный балласт, от которого надо избавляться. А тут вдруг такой шурин. Да ещё и генофонд сомнительный.

– Ты ему расскажешь? – глухо спрашивает Инесса. – Не рассказывай, пожалуйста…

Вообще-то я даже ей не собирался говорить, что знаю её тайну, а отцу – так тем более. Но ей расслабляться не за чем.

– Смотря как себя вести будешь, – ухмыляюсь я. – Будешь милой, послушной мамочкой – не скажу. А если опять начнешь лить говно отцу в уши про меня и Соньку, то…

– Я поняла. Я… я согласна…

– Тогда проверим, насколько ты поняла. Идем, – я направляюсь в сторону Сонькиной комнаты.

– Что? Что ты хочешь? – семенит за мной Инесса. – Что проверим?

– Какая ты теперь у нас послушная и милая, – глумлюсь я. – Заходишь сейчас к Соньке и просишь прощения.

– За что?

– За всё! Мало ты ее изводила и унижала? – тут же закипаю я. – Мало из-за тебя ее отец гнобил? Помнишь, как он по твоей просьбе заставлял ее вымаливать у тебя прощение? Вот сейчас повторишь этот номер, только теперь сама. Ясно?

Инесса, скиснув, кивает. Я иду дальше, она покорно тащиться следом.

Захожу первый в комнату к Соньке. Она залипает в телефоне с несчастным видом, но, увидев меня, вздрагивает и быстренько прячет сотовый в карман.

Но когда на пороге возникает Инесса, Сонька аж темнеет лицом.

– Что ей тут надо?

– Соня, – молвит наша мачеха убитым голосом. – Прости меня, пожалуйста. Я была к тебе несправедлива. Мне очень жаль.

Затем Инесса обращается ко мне:

– Всё? Я могу идти?

– Вали.

С перекошенным лицом она выскакивает пулей. А Сонька наконец закрывает рот.

– Стас, это что сейчас такое было?

– Покаяние, – плюхаюсь на диван рядом с ней. Про брата Инессы Сонька не знает, и чтобы не допытывалась, перевожу разговор: – А ты чем занималась? Только не говори, что ты все еще по Шаманскому с ума сходишь.

– Нет! – врет она. Я всегда вижу, когда она врет. – Я, наоборот, контакт почистила, все фотки Алекса сейчас удалила…

– Хорошо, если так. Если бы ты сразу меня послушала…

Она, горестно вздохнув, кивает. Но затем все равно упрямо произносит:

– Если бы не эта рыжая сучка… она перед ним там жопой крутила… и ведь знала же, что он со мной… а все равно… тварь…

– Да блин, – раздраженно прерываю ее я. – Соня, кончай гнать. Меркулова тут вообще ни при чем. Я тебе всегда говорил, что Шаманский – мудак. Не было бы Полинки – была бы другая.

– Откуда ты можешь знать?

– Да все мы такие. Это у вас, у девочек, всякая муть в голове, – обнимаю ее за плечи.

– Не муть, а любовь.

– Один хрен. Просто нам это вообще не надо.

– Ладно, у нас любовь, а у вас что?

– А у нас тестостерон, – усмехаюсь я.

– Алекс говорил, что любит меня, – тоном обиженного ребенка возражает она.

– Да гнал он тебе, чтобы прикатать на… А у тебя с ним точно ничего не было?

– Да точно, точно! – перебивает Сонька. – Но мне вообще-то уже восемнадцать. Если я захочу…

– Я тебе захочу! – повышаю я голос.

– И что ты сделаешь? – дразнит она.

– Увидишь. А если серьезно, оставь уже Меркулову в покое.

– Не могу. Я так сильно ненавижу эту рыжую тварь. Закрываю глаза и опять вижу, как она с ним целуется… Как я ее ненавижу!

– Ненавидь на здоровье. Просто притормози немного с разборками. Реально, Сонь, это уже перебор. Мало того, что случилось?

Она дергает плечом и скидывает мою руку. Подтягивает колени к груди и сидит теперь, надувшись. Минуту сидит, две, потом заявляет:

– Ты тоже против меня!

– Дурочка, – легонько щелкаю ее по макушке. И опять обнимаю за плечи.

Сонька еще пытается обижаться, но почти сразу сдувается.

– Ой, Стас, – вспоминает она. – А что с дочкой уборщицы? Задали ей жару?

– Да так, прикололись немного. Влад снимал, скинет потом в чат видос. Может, уже скинул.

– Она от нас свалит?

– А она тебе чем мешает?

– Она мне не нравится. Швабра! Хочу, чтобы она скорее свалила. И ты вообще-то обещал, что она долго не продержится.

– Угу, – бездумно киваю я. А сам вспоминаю ее забег. А следом – как она пялилась на меня, сверкая глазами. С такой жгучей ненавистью, аж кровь заиграла. – А как, кстати, ее зовут?

– Швабра и швабра, – ведет плечом Сонька. – Будет еще кто-то по имени ее звать… О! У меня на ее счет возникла идейка!

Сонька сразу оживает, тянется за телефоном.

– Какая?

– Завтра узнаешь, – загадочно отвечает она. – Теперь наша очередь над ней прикалываться…