Текст книги "Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

43. Женя

Понимаю, что это бессмысленно, но продолжаю упорно дергать ручку двери.

– Прекрати, – останавливает меня Смолин и убирает мою руку. – Спалимся только.

– А что делать? Как отсюда выбраться?

Только я замолкаю, как слышу с той стороны двери, в приемной, характерный шум. Цоканье каблуков, шорохи, скрипы и, наконец, голос секретарши. Боже, она вернулась! И мы в ловушке…

– Яна Романовича сегодня уже не будет, – отвечает она кому-то.

Мы со Смолиным переглядываемся и, не сговариваясь, уходим от двери подальше, вглубь кабинета. На всякий случай.

Он, тяжко вздохнув, усаживается полубоком прямо на стол. Тот, за которым мы писали недавно объяснительную. Я, поколебавшись, занимаю один из стульев.

Смолин на меня не смотрит. Пялится в окно с хмурым видом. Молчание затягивается. И как будто еще больше обостряет нервное напряжение.

– Что делать-то будем? – первой нарушаю я тишину.

Наконец он переводит взгляд на меня.

– А что еще остается? Будем торчать здесь, ждать, когда Лида свалит. Потом позвоню Валере, чтобы нас выпустил.

Смолин легким хлопком бьет по карману, где у него, видимо, сотовый.

– Валере?

– Охранник. Сегодня его смена.

– Ну что ж, тогда подождем, – говорю я с облегчением.

Это действительно выход. Пусть придется подождать, зато никто ничего не узнает. Интересно, во сколько секретарша уходит?

Вот-вот закончится урок, потом еще один, последний, и всё. Надеюсь, и она уйдет со всеми вместе.

Тут у Смолина начинает гудеть телефон. Он принимает звонок, но говорит очень тихо, почти шепотом:

– Что? … Ну, не смог… ну, дело появилось… да никакое… Сонь, давай потом? … Нет, на последний тоже не пойду… Говорю же, дела… Не паникуй… А это… – Смолин бросает на меня такой взгляд, что мне сразу кажется, будто речь обо мне. Ну или при мне ему неудобно говорить. Отворачиваюсь, чтобы не думал, что я подслушиваю. Хотя, конечно, подслушиваю.

– В общем, Соня, всё сделано… Все нормально… И давай больше без фокусов, хорошо? … Говорю же, дела задержали… Езжай домой одна, я потом, позже…

Он убирает телефон.

– Ты не сказал сестре, что мы застряли? То есть что ты тут застрял…

– Зачем я буду ее втягивать в неприятности? Чем она поможет? Только разволнуется, а то еще и выкинет очередной… – Смолин осекается. – В общем, я же сказал, Лида свалит, и Валера нас выпустит. Что еще?

– Ничего, – пожимаю я плечами, и мы опять надолго замолкаем.

Тем временем начинается последний урок. Секретарша, если и уходит из приемной, то лишь на несколько минут, а затем опять возвращается. Я ее уже по шагам узнаю.

Смолин вдруг плавно снимается со стола и идет к шкафу. Не к тому, что с бумагами, и не к тому, где мы прятались, а к боковому длинному невысокому шкафчику, больше похожему на комод. Сверху на нем стоит поднос с графином и стаканами.

И тут Смолин начинает выдвигать ящики, открывать дверцы, перебирать что-то на полках. Находит там распечатанную коробку шоколадных конфет и без зазрения совести отправляет одну конфетку в рот. Нажевывая, дальше продолжает исследовать директорские запасы.

– Не ройся, – прошу его, опасаясь, что секретарша услышит шум.

Он оглядывается и, удивленно взметнув брови, усмехается.

– Ну ты, Гордеева, конечно, уникальный кадр! Кто бы говорил… Или только тебе можно рыться?

– Я ничего не брала и все поставила на место, как было.

– Ой, да не убудет с него от одной конфеты… от двух, – Смолин берет еще одну из коробки и тоже съедает. Потом поясняет мне: – Есть хочу. А, кстати, сама-то ты тут что выискивала?

– Ничего… просто так.

Смолин подходит ко мне и, пока я не успела встать и уйти, упирает руки в подлокотники моего стула по обе стороны от меня. Сам при этом наклоняется, практически нависает надо мной. Лицо его совсем близко. В глазах загорается охотничий азарт.

Я инстинктивно вжимаюсь в спинку, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между нами. Лучше бы он и дальше рылся в закромах директора и поедал его конфеты.

– Просто так? – насмешливо переспрашивает он. – Ты залезла в кабинет к директору… копалась в его бумагах… И всё это просто так? Может, у тебя хобби такое?

Смотрю в его глаза, черные, блестящие, и вижу в них собственный силуэт. Мне не по себе. Сердце начинает скакать как загнанный кролик. Щеки снова неумолимо краснеют. Но вида я не подаю и с улыбкой отвечаю:

– Может, и хобби. Почему нет? У всех свои причуды. Кто-то в бумагах копается, а кто-то конвертики тайком подкидывает… с деньгами…

Пусть не думает, что я ничего не поняла. Ведь наверняка директор имел в виду именно этот конверт, когда ругал секретаршу по телефону и говорил про пропажу денег. Как он оказался у Смолина – не знаю, но судя по тому, что его наглость тут же как ветром сдуло, что-то здесь не чисто.

Смолин убирает руки и выпрямляется. Окидывает меня долгим взглядом сверху вниз и, качнув головой, едва слышно произносит:

– Чума.

– Что?

– Ничего. Из-за тебя я здесь застрял, – Смолин опять устраивается на столе.

– С чего это из-за меня? Не помню, чтобы я тебя задерживала.

– Да тебя тут вообще быть не должно.

– Как и тебя.

– Ну и наглая ты, Гордеева, – заключает он, но без всякой злости. Даже с неким подобием улыбки на губах. – Просто в конец оборзевшая.

– Ну, ты-то, конечно, скромник.

Нашу легкую перепалку прерывает звонок. Вот и последний урок закончился.

Мы оба прислушиваемся к звукам из приемной. Но проходит пять минут, десять, двадцать, тридцать, а секретарша никуда не уходит.

И тут я вспоминаю про Арсения Сергеевича. Он же меня ждет! Мы ведь договорились с ним, что я после уроков приду готовиться к олимпиаде. Вчера не смогла, поэтому обещала ему, что уж сегодня точно буду. А, выходит, опять не приду. То есть уже не пришла.

Как же неудобно, черт. Сегодня даже хуже. Вчера я хотя бы предупредила его.

– Стас, – набравшись смелости, обращаюсь к Смолину. – Пожалуйста, можно позвонить с твоего телефона? Я свой оставила в сумке, в классе… А меня ждут… ждет, то есть… Арсений Сергеевич.

Смолин молча подает мне свой айфон, разблокировав экран. Но настроение его тут же резко портится, я это чувствую. Да и вижу. Лицо его буквально на глазах мрачнеет.

– Стас, а ты случайно не знаешь его номер? Или может, он у тебя есть в контактах?

– Нахрен он мне нужен в контактах? – неожиданно грубо и зло отвечает Смолин. – И уж, конечно, Гордеева, номер его я не знаю.

Раздосадовано возвращаю Смолину его телефон, так и не позвонив. И не очень-то понимаю, с чего он вдруг так внезапно разозлился.

Устав ждать в одном положении, я подхожу к окну. И боковым зрением вижу, что Смолин следит за мной взглядом. Но когда оборачиваюсь – отводит глаза. Однако я все же успеваю на секунду поймать его взгляд. Тот, каким он смотрел на меня, пока я стояла к нему полубоком, а затем и спиной.

И от этого взгляда, пронзительного и жгучего, у меня екает внутри. И я сама в смятении сразу поворачиваюсь обратно к окну. И застываю так на долгие несколько минут, не зная, о чем говорить, как тут вообще быть.

Я ему нравлюсь. Может, «нравлюсь» – это не совсем то слово. Может, даже совсем не то. Но я не знаю, как еще это назвать. Если уж честно, мне и раньше иногда так казалось. Правда, потом думала: да нет, не может быть. Но сейчас поняла совершенно ясно. Как и то, что он никогда сознательно не примет свои чувства. Я же у него «второй сорт».

Честное слово, было проще, когда мы открыто враждовали. Тогда хотя бы все было понятно. А сейчас… сейчас я и сама не знаю, как к нему отношусь.

На улице между тем начинает смеркаться. И в кабинете тоже. А секретарша всё сидит и сидит. Иногда ходит по приемной, стуча каблуками, и снова – за стол. Господи, сколько можно работать? Уже и так поздно! Иди ты уже домой, и нам дай уйти!

Еще это звенящее молчание невыносимо.

Смолин как в рот воды набрал. Ни слова не произносит, не шевелится. Но я прекрасно чувствую его присутствие за спиной. Чувствую кожей, затылком, всеми нервными окончаниями. И чем темнее становится в кабинете, тем, мне кажется, сильнее сгущается напряжение между нами. Оно прямо как будто потрескивает электрическими разрядами в воздухе. И это при том, что мы сейчас на достаточном расстоянии друг от друга.

Наконец, секретарше кто-то звонит. Она пару минут спорит по телефону и вскоре покидает приемную. На этот раз с концами. Однако уже совсем темно: и здесь, и на улице.

Смолин достает мобильный и набирает, видимо, своего знакомого охранника. В полной тишине я слышу долгие гудки, а затем механический голос: абонент не может ответить, позвоните позже… Меня едва опять не накрывает нервным смехом. Столько ждали, чтобы что?

Но Смолин сдается не сразу. Пытается дозвониться еще несколько раз. Но тщетно. Потом он протяжно выдыхает, шепотом выругнувшись.

Я даже не спрашиваю больше, что будем делать. Просто стою спиной к окну, смотрю на Стаса… точнее, вглядываюсь в его силуэт. Лица уже совсем не видно, только рубашка белеет в темноте.

Затем Смолин, словно что-то надумав, поднимается и идет прямо ко мне. Неспешно, но уверенно.

Что он собирается сделать? И словно в ответ на мой вопрос, в голову тут же лезут всякие мысли. Не самые скромные.

Сердце, чувствую, заметалось. К лицу приливает кровь. Но сама я не сдвигаюсь с места ни на шаг, напряженно глядя, как он приближается.

Вот между нами всего шаг. Ловлю себя на том, что задерживаю дыхание. Пульс же грохочет так, что, кажется, его слышно даже за дверью. Я смотрю во все глаза, не мигая, на Смолина. Теперь я хотя бы немного вижу его черты – с улицы падает свет фонарей, вижу блеск в глазах. Это почти невыносимо.

Хочу отпрянуть в сторону, отойти подальше, но не хочу выглядеть пугливой овечкой. Я остановлю его, говорю себе. Если он захочет меня поцеловать, я смогу его остановить. Буду деликатной, но твердой.

Смолин поднимает руку, протягивает вперед. Сглотнув, произношу глухо:

– Стас…

Сердце едва не выпрыгивает от волнения.

Однако вижу, что он тянет руку вовсе не ко мне, а к окну.

– Что? – спрашивает он, открывая створку и впуская в кабинет холодный ноябрьский воздух. – Отойди-ка.

Слегка обескураженная, я отодвигаюсь в сторону. И успокаиваюсь. С облегчением и… досадой? Да ну!

Смолин, пока я копаюсь в себе, оказывается с ногами на подоконнике.

– Стас! Ты это зачем? Ты что собрался делать?

– Спущусь по стене. Как Бэтман.

– Ты что, с ума сошел? Это же опасно!

– Это всего лишь второй этаж. А на первом – решетка.

– Может, лучше еще кому-нибудь позвонить? Милошу, например?

– И что он сделает? Пальцем двери откроет?

– Ну нет… ну, может, позовет кого-нибудь?

– Кого? Брось, свои проблемы надо решать самому, а не сваливать на других.

Смолин выбирается наружу, цепляясь за карниз. Находит ногами опору и потихоньку спускается. Я буквально ложусь животом на подоконник, глядя вниз и испуганно шепчу:

– Стас, пожалуйста, не делай этого! Я боюсь за тебя!

Он поднимает ко мне лицо. Смотрит прямо в глаза, так выразительно, так пылко, словно я не простое человеческое беспокойство проявила, а призналась ему в личной симпатии. Но от его красноречивого взгляда я смущаюсь.

– Не бойся, Гордеева. Все будет хорошо.

– У тебя же такие травмы были! Тебе беречься надо.

– На пенсии поберегусь, – улыбается он.

Безумец!

Не дыша, с ужасом слежу, как он повис, а затем начинает переставлять по решетке руки ниже и ниже. И только когда спрыгивает на землю, выдыхаю.

44. Женя

– Ну всё, давай, Гордеева! – негромко, но отчетливо говорит Смолин, махнув рукой.

Сует руки в карманы и идет вдоль здания, скрываясь в тени. Только белая рубашка его выдает. Я смотрю, как он удаляется, как заворачивает за угол, как полностью исчезает из вида.

Он просто ушел и всё…

Меня вдруг охватывает разочарование. Или обида? Говорю себе: а чего я, собственно, ждала? Что Смолин кинется меня выручать? После того, как я опозорила его драгоценную сестру? После того, как Дэн страшно избил его и унизил? Глупо было даже думать о таком. Другой бы еще позлорадствовал, а этот просто ушел. Но все равно так обидно, прямо плакать хочется.

Распускаться я себе, конечно, не даю. Глушу ненужные эмоции и заставляю себя думать о вещах поважнее. Например, как мне теперь отсюда выбираться? Тоже через окно? Но я-то точно не Бэтман. Сорвусь обязательно. Или, может, всё не так страшно?

Я снова ложусь животом на подоконник и высовываюсь наружу. Меня тут же обдает ледяным ветром. Он завывает, свистит в ушах, пронизывает насквозь как иглами.

Черт, холодно-то как! И минуты не прошло, а у меня уже зуб на зуб не попадает.

Свесив голову, пытаюсь прикинуть, насколько опасен и труден будет путь на землю. И ясно понимаю, что подобный подвиг мне не по плечу. По-моему, у меня даже роста не хватит, чтобы, повиснув на карнизе, достать ногами до решетки.

Остаться здесь на всю ночь и быть пойманной утром как какой-то воришка-неудачник – так себе, конечно, перспектива. Впрочем, тогда я доделаю начатое. Раз уж все равно попадусь, так хотя бы, может быть, получу то, за чем сюда пришла. А если это удастся, то плевать на всё остальное.

И тут вдруг слышу, как щелкает замок и отворяется дверь.

Темноту директорского кабинета теперь слегка рассеивает желтый свет из приемной.

– Гордеева! – восклицает с порога Смолин. – Ты что творишь? С ума сошла? Быстро слезь с окна, ненормальная!

Я, опешив от его внезапного появления, спрыгиваю с подоконника. Смолин быстро подходит к окну и закрывает створку. Потом поворачивается ко мне и окидывает ошалевшим взглядом.

– Гордеева, ты совсем умом тронулась? Куда ты полезла? Шею свернуть захотела? – возбужденно выпаливает Смолин, едва не кричит на меня.

– Я думала, ты ушел, – сдерживая улыбку, говорю я.

Хоть он и грубо покрикивает на меня, но я, неожиданно для самой себя, очень обрадовалась, что Смолин за мной вернулся. Такое на душе облегчение…

– Уйдешь тут с тобой, – хмурится он. – Нет, ну надо же быть такой дурой! Как тебе это только в голову пришло?

– Ну тебе же пришло.

Он бросает на меня снисходительно-высокомерный взгляд, мол, ты уж меня с собой не сравнивай, кто ты, а кто я. Но ворчать прекращает.

– Всё, идём отсюда скорее, пока там бедный Валера инфаркт не словил. Еле выпросил у него ключи.

Мы вместе выходим из кабинета. Смолин запирает его на ключ, а затем и приемную, перед уходом везде выключив свет. Спускаемся в фойе – там нас ждет молодой охранник, и он действительно явно нервничает.

– Там все в порядке? Вы там ничего не натворили? Не разбили, не наследили? Всё закрыли? Свет не горит? – обеспокоенно частит он, забирая у Смолина ключи. – Проблем, надеюсь, никаких не будет? Стас, сам понимаешь, если что не так, меня отсюда пинком под зад…

– Успокойся, Валер, все закрыли, все в порядке, – заверяет его Смолин.

– А у меня еще сумка осталась в аудитории, – подаю я голос. И оба смотрят на меня с таким выражением, что хочется сквозь землю провалиться.

– В какой аудитории? – раздраженно спрашивает Смолин.

– Я на литературе оставила вещи…

– Валер, пустишь? Мы быстро, – просит он охранника.

Тот, всем видом показывая, как сильно ему этого не хочется, помедлив, все же достает ключ и передает его Стасу.

– У вас две минуты, – сердито говорит он.

Мы чуть ли не бегом поднимаемся опять на второй этаж. Смолин меня запускает, но на своем месте я сумку не нахожу.

– Ее тут нет… но я точно помню, что здесь ее оставляла, – говорю ему.

– Ну, убрали куда-нибудь. После нас тут же еще уроки были. Ищи быстрее.

Он прав – нахожу свои вещи на подоконнике. Хватаю и выскакиваю из аудитории.

– А куртка? – вспоминаю я. На улице совсем не лето.

– Без куртки придется. От гардероба у Валеры нет ключа. Я уже спрашивал. Да нам только до парковки добежать, а там я тебя довезу до самого подъезда.

Едва мы выходим на крыльцо, охранник с грохотом запирает за нами двери. И мы со Смолиным припускаем со всех ног к его машине. Но я все равно успеваю продрогнуть до костей. Холод стоит собачий! Даже снег немного пробрасывает.

Никогда прежде я не заскакивала в машину с таким нетерпением, как сейчас.

– Замерзла? – спрашивает Смолин.

Я даже ответить не могу и просто киваю, хотя это и так очевидно. Сижу, обхватив себя руками, трясусь как в лихорадке и выстукиваю зубами чечетку.

– Сейчас согреешься.

Смолин включает печку, и постепенно становится тепло, даже жарко.

– Стас, – обращаюсь к нему, как только снова могу нормально говорить. – Спасибо тебе огромное.

Губы его, дрогнув, поджимаются. Вижу, что он пытается сдержать улыбку. И ему это почти удается. Он даже отвечает с напускным равнодушием:

– Было бы за что.

– А по камерам не увидят… ну, что ты из окна вылез? Что мы к директору заходили?

– Записи смотрят, только если что-то случается. Ну и в реальном времени за нами палил только Валера.

– А почему он тебе на звонок не отвечал?

– Да просто от… в туалет ходил. Не переживай, Гордеева, никто не узнает про наши приключения.

Едет Смолин в этот раз не спеша. И, разморившись в тепле, я незаметно засыпаю. Пробуждаюсь от его голоса. Не сразу понимаю, что он говорит не со мной, а со своей Соней по телефону.

– Сонь, все со мной в порядке, не переживай… Да, уже еду… где-то через час буду дома…

Кручу головой по сторонам, пытаясь сообразить, где мы. Оказывается, уже совсем близко. Минут через десять будем на нашей улице. И тут меня пронзает мысль: ключи от дома остались в куртке! Я всегда их там держу, потому что в сумке никогда ничего с первого раза отыскать невозможно, а в кармане – пожалуйста.

Черт! Как же так? У меня внутри аж холодеет. В отчаянии я начинаю перетряхивать сумку. Вдруг по какой-то невероятной случайности я туда закинула ключи. Но увы…

Смолин поглядывает на мою возню, но ни о чем не спрашивает, а я не решаюсь сказать ему, что не смогу попасть домой. Как назло, я и у тети Нелли с Денисом вчера забрала запасные ключи, раз уж с мамой сидеть не надо. Впрочем, я могу к ним напроситься на ночь, только вот в подъезд бы еще попасть… Можно, конечно, позвонить Дэну, но он увидит, с кем я приехала и тогда… Хотя я могу набрать его после того, как Смолин меня высадит и уедет.

Да, так и сделаю. А пока напишу ему, подготовлю, чтобы не упасть как снег на голову.

«Привет! Ты дома?» – быстро набираю сообщение.

«Не-а. А что такое?» – отвечает с небольшой задержкой Денис.

«А скоро дома будешь?».

«Ну, пока не собирался. Мы тут с пацанами зависаем у Кирюхи. У него предки отчалили в Тай. У тебя что-то срочное?»

«Да вот хотела к тебе в гости».

«Блин, Жень, давай в другой раз? Давай завтра?»

«Дэн, я домой не могу попасть. Ключей нет. Думала, у вас переночую».

На этот раз Денис совсем не торопится с ответом. Мы уже сворачиваем к нашему дому, когда от него наконец приходит сообщение.

«Жень, давай ты лучше к Кирюхе подъедешь? Он на Второй Железнодорожной живет. Я тебе скину адрес. Потусим вместе. Мне домой сейчас просто вообще не в тему. Мы же не чай тут пьем. Мамка спалит. Орать будет. Жду тебя, короче, здесь».

Я даже ничего ему на это отвечать не хочу, просто убираю телефон в сумку. И в тупой прострации пялюсь перед собой в окно. И мы как раз подъезжаем к нашему дому.

– Что-то не так? – интересуется Смолин.

Сказать или хватит с него на сегодня?

Все-таки говорю:

– Ключи от дома в куртке…

Качнув головой, он издает смешок.

– Все у тебя, Гордеева, не слава богу. И что, дома никого нет?

– Никого.

С полминуты Смолин молчит, видимо, что-то обдумывает. Потом берет телефон и звонит кому-то.

– Сонь, короче, я сегодня домой не приду… ну, извини… так получилось… Да, все со мной хорошо… Точно… Нет, утром сразу в гимназию оттуда поеду… Не скучай… Уроки поделай для разнообразия, – смеется он. – Ладно, пока. Спокойной ночи.

Последние слова Смолин произносит с неподдельным теплом, даже слышать непривычно. Затем он убирает телефон и, развернувшись, выезжает со двора.

– Ты куда?

– Поедем ко мне. Что с тобой делать? В смысле, не ко мне домой, а в старую квартиру. Да ты там уже была, – хмыкнув, припоминает он.

– Нет, не стоит. Спасибо, конечно, но…

– Есть другие варианты?

– Просто… – начинаю я, но замолкаю на полуслове. Не знаю, как выразить свою мысль, но переночевать у Смолина – это для меня что-то абсолютно немыслимое.

– Не волнуйся, фоткать тебя больше не буду, – с усмешкой говорит он, выезжая на дорогу.

– Мне просто… не по себе.

– Ты боишься, что я буду к тебе приставать? – искренне изумляется он. И тут же цепляет на себя знакомое насмешливо-высокомерное выражение. – Вот за это вообще можешь не переживать, Гордеева. Уж тебе это точно не грозит. Ты не в моем вкусе.

На языке крутятся колкости, но я ничего ему не отвечаю. Благодарность заставляет помалкивать. Все-таки он готов меня приютить, хотя я даже не просила.

На самом деле приставаний со стороны Смолина я совершенно не опасаюсь. Уж скорее это он от меня отшатнулся бы, если б мне вдруг в голову пришла безумная идея поприставать к нему.

Просто рядом с ним мне неловко. Это не страх и даже не совсем смущение. Это что-то трудно поддающееся определению. Какое-то непонятное напряжение, которое держит меня в тонусе. Вибрирует где-то внутри. Не дает расслабиться ни на секунду. А ещё делает кожу сверхчувствительной даже к его взглядам.

До его дома мы едем в молчании. Но это молчание громче и красноречивее любых слов. Оно давит и накаляет до предела воздух, ситуацию, нас самих. И что бы Смолин ни говорил, он тоже это чувствует.

Поэтому в лифте мы стоим по разным стенкам и друг на друга даже не смотрим. Поэтому же и потом, нечаянно столкнувшись в темной прихожей, шарахаемся в стороны, словно от удара током…