Текст книги "Подонок. Я тебе объявляю войну! (СИ)"

Автор книги: Елена Шолохова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

72. Стас

Пока отец не увязался следом, быстро надеваю куртку и выскакиваю на улицу. Подхожу к воротам, слышу, как охраннику кто-то звонит. И скорее убираюсь прочь. Вдруг это отец решил меня тормознуть.

Так и есть. Не успеваю пройти и пары десятков метров, как охранник выходит на дорогу и зовет меня. Но я только прибавляю шагу, а потом и вовсе срываюсь в бег. Лишь свернув на другую улицу, сбавляю темп и иду уже спокойно.

На ходу прикидываю, что делать дальше. Телефона нет. Ночь. До города километров десять, еще столько же – до квартиры деда. Собственно, и пешком дойти реально. Это примерно часа четыре пути бодрым шагом. Ну, пять с учетом того, что где-то придется петлять.

Но до деда я добираюсь только под утро. И сразу, как подкошенный, заваливаюсь спать.

Просыпаюсь уже днем оттого, что кто-то настойчиво тарабанит в дверь. Открываю – Сонька. Взволнованная вся, аж трясется.

– Ты чего тут? Почему не в гимназии? – спрашиваю ее, подавляя зевок.

Она заходит и тут же начинает всхлипывать.

– Я без тебя туда не пойду… Стас, зачем ты ушел из дома? Зачем?

– Так уж получилось. Помнишь, как в истории революции? Верхи не могут, низы не хотят. Вот так и у нас с отцом.

– Стас, а как же я? Я не смогу там без тебя! – Сонька уже ревет вовсю, захлебывается слезами.

Обнимаю ее, приговаривая:

– Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Только не плачь.

– Лучше вернись домой.

– Нет, туда я точно уже не вернусь.

– Ну, пожалуйста! – тихонько скулит она между всхлипами.

– Сонь, не надо. Мы с отцом не уживемся. А прогибаться под него я не стану.

Она отчаянно трясет головой.

– Может, вы как-то помиритесь? Это ведь папа попросил вернуть тебя домой. Ну, уговорить, чтобы ты вернулся…

– Нахрена? Плясать под его дудку? Нет уж, Сонь, с меня достаточно.

– Папа… он не хотел, чтобы вот так всё было, он для тебя старался…

– Он тебя еще и подучил, что говорить?

Она, не переставая рыдать, кивает. Потом вскидывает ко мне мокрое лицо:

– Стасик, но я еще больше хочу, чтобы ты вернулся. Я с ума сойду там без тебя. Или вообще умру, ты же знаешь. Я не смогу там одна. Пожалуйста!

Мне жалко Соньку, и я отлично понимаю, что драму она разводит не на пустом месте. С отцом ей будет несладко. Но и оставаться в доме отца я больше не могу. А после всех его выпадов в адрес Женьки я его даже видеть не хочу.

– Нет, прости, я не вернусь.

Сонька еще горше заливается, а потом вдруг выкрикивает яростно:

– Ненавижу Гордееву! Ненавижу! Это всё из-за нее! Она сломала нам жизнь. Как всё хорошо раньше было! А она влезла и всё разрушила! Хочу, чтоб ее не было! Чтоб ее вообще не стало!

– Прекрати сейчас же, – осекаю я ее. – Не смей так про нее. А то поссоримся. Слышишь меня?

Трясу ее заплечи, но Сонька только горестно завывает. На нее такую несчастную я даже сердиться толком не могу. Вот что с ней делать?

Вздохнув, веду ее на кухню, усаживаю на стул. Завариваю ей чай.

Сонька послушно принимает из моих рук кружку и даже пытается пить, но лишь стучит зубами о край и всё проливает мимо, на себя, на стол.

Кое-как она все же успокаивается. И я возвращаюсь к ее словам. Пусть она бросила их сгоряча, но меня это задело.

– Сонь, Женька тут ни при чем. Зря ты на нее так. Ты пойми, она мне нужна… очень нужна. Я не могу без нее.

– А я?

– И ты, конечно, нужна. Но не заставляй меня разрываться на части. Я и так сейчас в диком раздрае. Если бы вы с ней подружились…

– Нет. Не хочу. Я не люблю ее.

– Ну хотя бы давай без этой злобы и агрессии в ее адрес?

– Хорошо, – нехотя соглашается Сонька.

– Ты пойми, не будь ее, все равно я бы свалил рано или поздно от отца. Потому как достало уже терпеть его загоны.

– Можно я тогда с тобой? Можно я к тебе перееду тоже? Буду с тобой тут жить, а?

– Сонь, давай не сейчас? Я тебя обязательно заберу, но чуть позже. Мне надо пока как-то самому устроиться. Чем я тебя кормить хотя бы буду?

– А когда заберешь?

– Ну, месяц-два потерпи, а я пока придумаю что-нибудь.

– Хорошо, – Сонька расстроенно вздыхает. – А ты в школу будешь ходить?

– Ну, конечно. Завтра приду.

– А на чем ты будешь добираться?

– На автобусе, – усмехаюсь я.

На ее вспухшем от слез лице отражается чуть ли не ужас. Она порывисто подается ко мне, обвивает шею руками и бормочет:

– Бедный мой Стасик…

– Да брось, Сонь. В автобусах пока никто не умирал.

– Все равно… – она опять начинает всхлипывать. – Это кошмар какой-то.

Я снова наливаю чай. На этот раз она выпивает его почти весь. Но тут у нее звонит телефон.

– Это папа, – шепчет Сонька, поднимая на меня испуганные глаза. – Наверное, хочет узнать, как я к тебе сходила.

– Скажи ему, миссия невыполнима.

Она принимает вызов и лепечет в трубку:

– Да, папа, я здесь… Папа, я у Стаса… Нет, он не поедет… Папа, он не хочет возвращаться…

Я отхожу к окну, но даже оттуда слышу отцовские вопли: идиотка, бестолочь, ничего тебе поручить нельзя…

Потом он требует меня. Сонька с затравленным видом протягивает мне телефон. Я беру его, но сразу же сбрасываю вызов.

– Стас, ты что?! – в ужасе округляет она глаза. – Он же на тебя страшно рассердится!

– Угу. И что он мне сделает? Из дома выгонит?

Сонька поднимается.

– Мне надо идти. Там внизу папин водитель ждет…

Я провожаю Соньку до двери, подаю ей шубу, целую в щеку на прощанье. Она уже выходит, но вдруг спохватывается.

– Ой, подожди, – она суетливо открывает сумку и достает оттуда телефон и несколько купюр по тысячи, по две и даже по пять. – Это тебе, Стас. Мой старый айфон. Возьми, пока новый не купишь. А то как созваниваться будем?

– Спасибо, телефон возьму, а деньги верни отцу.

– Нет! – вспыхивает она. – Это не папины. Это мои! Я копила вам на подарки. Возьми, пожалуйста! Или я обижусь… Я же так за тебя переживаю, мне так легче будет…

***

Днем я мотаюсь по городу. Реально – на автобусах и маршрутках. Поначалу непривычно, конечно. Тесно, людно и не понимаешь, где выходить, где садиться. Улицы-то я прекрасно знаю, а как ходит общественный транспорт – вообще без понятия. Несколько раз выхожу не там, где надо, и сажусь не на тот маршрут. Но в конце концов осваиваюсь.

В салоне сотовой связи восстанавливаю себе симку. Еще раз в уме благодарю Соньку и первым делом звоню Женьке. Я ведь даже не знаю, как она долетела.

Но она говорить не может. Пишет, что все хорошо и позже перезвонит.

Потом тащусь к Милошу. Просто так, потрепаться, отвести душу. У него, конечно, шок от моей новости, но когда уже собираюсь уходить, он предлагает:

– Если что, у матери в клиники всегда найдется место санитара. Хотя… стой! Ты ж в математике сечешь и в информатике, а она как раз спрашивала… Короче, я с матерью поговорю.

Обратно еду уже правильно. Где надо – сажусь, где надо – выхожу. Одно стремно – без машины времени уходит вагон тупо на одни разъезды. Но привыкну, говорю себе. Живут же другие как-то без колес и везде успевают.

Подхожу к подъезду и вижу отцовский черный мерин. А затем и отца собственно персоной. Морально готовлюсь к его натиску и ору, но он с минуту просто стоит, топчется на месте и смотрит на меня как-то странно. То ли виновато, то ли сконфуженно. Я таким отца точно никогда не видел.

– Стас, поговорить надо, – глухо произносит отец.

– Вчера уже поговорили, – отвечаю я.

– Стас, сядь в машину. Разговор непростой будет.

– Если есть что сказать – говори. Прямо тут. Никуда я не сяду.

– Да в кого ты такой упрямец?! – на секунду вспыхивает отец, но почти сразу сдувается. – Не хочешь в машину, давай поднимемся в квартиру?

Я равнодушно молчу. Я с ним не хочу говорить ни в машине, ни в квартире, нигде. И ни о чем.

И тут отец добавляет:

– Это насчет твоей матери…

73. Стас

– Что с ней?

– Давай поднимемся… – повторяет отец.

Я разворачиваюсь и иду к подъезду. Даже не смотрю, следует ли он за мной. Взбегаю по лестнице на свой этаж. Открываю дверь, захожу в темную прихожую и на несколько секунд застываю с колотящимся сердцем, привалившись к стене. Зажмуриваюсь крепко, до слепящих искр в глазах, и пытаюсь унять внезапный мандраж внутри.

Блин, только бы не самое плохое! Только бы она не…

Не могу даже в мыслях произнести это слово, от которого стынут жилы.

Вскоре, коротко стукнув для приличия, входит отец.

– Чего ты так подорвался? – спрашивает, тяжело дыша. – Лифт, что ли, не работает? А чего в темноте стоишь? Что свет не включишь?

– Говори, что с ней, – раздраженно прошу я, но свет все-таки включаю.

Отец в первую секунду щурится, затем, не разуваясь, проходит на кухню. Усаживаясь, обводит стены оценивающим взглядом.

– Неплохо тут теперь. Тесновато, конечно, но…

– Что с матерью? – перебиваю я его.

Отец протяжно вздыхает и переводит взгляд на меня.

– Ну! – теряю я терпение.

– Ты же телефон свой оставил. Позвонили сегодня на твой номер… из какой-то больницы… Уже после того, как Соня от тебя уехала. Сказали, что вчера вечером ей стало хуже, а под утро… В общем, твоя мать скончалась. Я попросил проверить, всё так и есть…

Я молчу, стоя у окна, к нему спиной, в тяжелом оцепенении. Невидящим взглядом смотрю перед собой.

Голос отца доходит до меня как сквозь толщу воды.

– Мне жаль, Стас. Мне действительно жаль. Как бы там ни было, но она твоя мать… А мать есть мать…

Едва улавливаю смысл его слов. Они как навязчивый шум. А сам думаю только о том, что мог бы приехать к ней раньше, мог бы заставить ее лечиться, мог бы что-то сделать, и она была бы жива…

В горле камнем стоит ком. Ни сглотнуть, ни выдохнуть.

– Стас, ты крепись…

Отец подходит сзади, кладет на плечо руку. Мне хочется ее скинуть, но тело словно одеревенело.

– Где она? – выдавливаю из себя с трудом.

– Ну, в морге, надо полагать. Там, у них. Стас, возвращайся домой. Мы оба погорячились вчера. Потом всё на спокойную голову обсудим, а сейчас займемся похоронами. Я уже распорядился. В горе семья должна быть вместе…

– В горе? – вырывается у меня. – Это у тебя-то горе? Да тебе плевать было на нее. Она там еле сводила концы с концами, жила в нищете, тебя это волновало? Из-за тебя она такой стала… Ты сломал ее…

– Не говори ерунды. Я понимаю, ты расстроен, но не надо валить с больной головы на здоровую.

Я резко оборачиваюсь, готовый наговорить ему всё, что накопилось. Всё, что думаю про него. Но смотрю на отца и понимаю, что он реально не чувствует за собой никакой вины. Ни малейшей. И что ему ни скажи сейчас – он не поймет. Даже на секунду не задумается.

– Уйди, – цежу я. – Просто уйди.

– Стас, поехали домой. Ну что за мальчишество? Дома всё обсудим.

– Я и так дома. И обсуждать с тобой мне нечего. И мать свою я сам похороню.

Отец с минуту вяло препирается, но все же сваливает. Вовремя. Потому что я уже не мог слышать его голос, задыхался рядом с ним. Еще немного – и я вытолкал бы его за дверь силой.

Но когда он уходит, становится еще хуже. Меня будто подсекает, и я сползаю вдоль стены на корточки…

***

Женя перезванивает только на следующий день.

Это даже хорошо. Не хотел бы я, чтобы она слышала мой жалкий скулеж. Хватит того, что этого наслушалась вчера Сонька.

– Стас, прости, пожалуйста, – частит она. – Не успела вчера тебе позвонить. Мы весь день – то туда, то сюда. Одной ни на минуту не получалось остаться. Только уже поздно вечером, когда в отель вернулась. Я хотела было тебя набрать, а потом вспомнила про разницу во времени. У тебя уже глубокая ночь была. Ну вот сейчас, как только встала – сразу звоню.

– Круто… – бормочу я. – С добрым утром.

Женька в ответ смеется.

– Итак, отчитываюсь: долетели отлично, разместили нас тоже хорошо. У меня отдельный номер с гигантской кроватью. Вид из окна – просто потрясающий! Особенно ночью. Море огней! А вчера, помимо прочего, мы еще ездили на экскурсию по Москве. На таком большом двухэтажном автобусе. С гидом. Столько мест посетили! Я всё самое интересное нафоткала… Если хочешь, покажу фотки, но только чуть позже. А то через час уже поедем… В каком-то лицее, сказали, будет проходить олимпиада. Представляешь, я волнуюсь! В Новосибирске как-то без разницы было, а тут прямо потряхивает. Надо как-то настроиться…

– Не переживай, всё у тебя получится. Ты круче всех. Я в тебя верю, – стараюсь говорить как обычно, но, наверное, не очень выходит, потому что Женька тут же спрашивает настороженно:

– Стас, у тебя все нормально? Ты в порядке?

– Абсолютно, – вру я. – Ну, может, только не выспался…

– А чем это ты всё ночь занимался? – в шутку предъявляет она. – Ой, прости, Стас, у меня на второй линии звонок от Арсения Сергеевича. Наверное, уже пора собираться. Вечером еще позвоню!

Давлю на корню вспыхнувшее раздражение. Видать, на Арсения у меня уже рефлекс.

И все-таки хорошо, что Женька не позвонила вчера. Потому что вчера я бы точно не сдержался. Вывалил бы на нее всё-всё. А ей сейчас надо быть максимально собранной. Она вон и так на нервах. Может, потом как-нибудь…

Спустя неделю

Машину отец вернул. И банковскую карту, и телефон. Когда он уходил от меня, выложил, оказывается, в прихожей на полке вместе с ключами. Я правда заметил только на другой день.

Сначала хотел через Соньку передать всё это добро обратно. Но подумал, что это уже будет какой-то театр с элементами детского сада. Да и не до того было. Так что просто скинул всё в выдвижной ящик. Но хрена с два я с его карты хоть рубль сниму.

Машину же пригнал кто-то из его людей и оставил у подъезда. Я потом ее отогнал на ближайшую стоянку, чтобы не мозолила глаза. И эти дни гонял на маршрутках и автобусах. А к матери домой ездил на электричке. Нужны были ее документы, кое-какие вещи.

С похоронами отец все-таки помог. И даже потом поминки закатил в ресторане с размахом, но я не пошел. Там и так народу хватало, правда большинство из них мать в глаза ни разу не видели.

А сегодня наконец прилетает Женя. Я так хочу ее увидеть, что у меня аж внутри всё ноет.

Денег почти не осталось, и я тащусь в аэропорт на автобусе. Зато с букетищем. А на ангарском мосту наглухо встреваю в пробку. Сначала еще ничего. Думаю, наивный, время есть, вышел же с запасом. Но проходит час, а мы еле доползаем до середины моста.

Я злюсь, психую, каждую минуту смотрю на часы. Если б не выделывался, придурок, если бы поехал на машине, уже был бы на месте. Ненавижу себя за тупость чуть ли не больше, чем тех двух дятлов за то, что стукнулись и перекрыли дорогу. И ничего сделать не могу, хоть ты тресни.

Хотел ведь встретить ее с цветами в зоне прилета, как полагается. А в итоге едва успеваю добраться до места, несусь в здание аэропорта со всех ног с букетом на перевес, врываюсь внутрь, как от Женьки приходит сообщение, что ее на такси везет домой Арсений. Только что отъехали.

Выругнувшись, сую цветы какой-то первой попавшейся тетке, разворачиваюсь и иду обратно, злой как черт. Даже на ее сообщение не отвечаю. И, вроде как, я сам виноват – не предупредил ее, что встречаю, сюрприз хотел сделать. Но меня накрывает, прямо захлестывает, как тогда, в Новосибе. Аж в висках стучит от ярости. И лицо горит, хотя сегодня мороз под тридцать.

Еду не домой, а к Милошу. И уже от него тащимся в какой-то клуб. Он прибалтывает, но и я особо не упираюсь, хотя не фанат клубов. Мне бы куда угодно сейчас, хоть в научный зал библиотеки, только б не домой. Не могу быть сегодня один.

Правда компания из меня так себе. Но Милош вскоре склеивает двух каких-то подружек. Покупает им коктейли, мне и себе тоже что-то берет. О чем-то с ними треплется, они хихикают. Я же почти все время сижу молчаливым дубом.

– Моя Наташа, окей? – говорит Милош, когда мы с ним отлучаемся в сортир.

– Какая еще Наташа? – не догоняю я.

– Ну та, которая темненькая. В красном. Она мне понравилась. Правда, классная? А твоя тогда вторая, Олеся. Окей?

– Да мне вообще пофиг, – отмахиваюсь я.

И тут мне звонит Женька. Сердце сразу начинает болеть. Жжет так, будто его в кипяток опустили.

– Ты иди, я поговорю и приду, – выпроваживаю Милоша и принимаю вызов.

– Привет, – слышу Женькин голос.

Неожиданно спокойно отвечаю ей:

– Привет.

– Ты где? Что делаешь?

– В клубе.

– Веселишься?

– Угу. Безудержно. А как там Арсений? – тон сам собой получается мерзким. Каким-то глумливым.

Женька вздыхает и, выдержав небольшую паузу, говорит:

– Стас, как повзрослеешь – звони.

И сбрасывает вызов.

С полминуты смотрю на потухший экран, пока пожарище внутри мало-мальски не успокаивается. Возвращаюсь к Милошу и его Наташам. Но выдерживаю от силы десять минут. А потом подрываюсь и мчусь к Женьке.

74. Женя

До позднего вечера, как вернулась из аэропорта, жду звонка от Стаса. Ну или хотя бы ответного сообщения. Не то чтобы извожусь, нет. Заняться мне всегда есть чем. Но как-то странно… Вчера он говорил, что дождаться не может, сегодня – ни слуху ни духу.

Стараюсь найти разумное объяснение: мало ли какие у него дела вдруг возникли. Но… грустно.

В конце концов, уже перед сном, набираю его сама. Стас отвечает, но фоном слышу гул, грохот музыки, крики и смех в отдалении. Где он? И, что еще интереснее, с кем? Но я глушу царапающее неприятное чувство в зародыше. Без паники! Ситуации бывают разные.

И как можно спокойнее спрашиваю:

– Ты где?

– В клубе, – отвечает Стас. Мало-мальской радости в голосе – ноль.

Спасибо, конечно, за честность, но… что ты там делаешь? Кто с тобой? Почему не отвечаешь? Почему не звонишь?

Все эти вопросы так и жгут язык, но я позволяю себе лишь поинтересоваться как бы в шутку:

– Веселишься?

Не хватало еще превращаться в ревнивую истеричку.

– Угу. Безудержно, – говорит он как-то нагло, надменно, как во времена нашей войны. Я даже не знаю, что и думать. Только собираюсь спросить, что всё-таки произошло, как он выдает с какой-то издевательской интонацией: – Как Арсений?

И всё становится ясно.

Сегодняшний игнор и всё остальное – это, по-видимому, «его ответ Чемберлену». Стас разозлился на то, что меня подвез Арсений Сергеевич, и помчался в ночной клуб тешить раненое самолюбие. Ну и меня заодно решил задеть. Отплатить той же монетой. Явно ведь он там не один веселится безудержно.

К сожалению, задеть меня ему удалось. Не катастрофа, конечно, но неприятно. Очень. Говорю себе, что всё это ерунда. Грань Стас в любом случае не перейдет… ну, не должен, насколько я его знаю. Но на душе все равно скребет и давит.

Ложусь спать. Долго еще ворочаюсь, против воли представляя, что сейчас делает Смолин. Танцует с кем-то? Общается? Флиртует? Дурак!

На себя тоже злюсь. И негодую. Потому что самое нелепое то, что меня больше расстраивает не его ревность без причины, а то, что он там где-то с кем-то… В общем, бред.

Надо выкинуть всё это из головы. Потому что если не перестану думать о Смолине, то черта с два усну. Но мысли сами лезут на ум.

И вдруг тишину квартиры прорезает звонок. Кто-то пришел. В первый миг я тревожно вздрагиваю, ночь уже все-таки. Но тут же меня отпускает. Даже будто оттаиваю, потому что откуда-то точно знаю – это Стас.

Босиком шлёпаю к двери, запахиваю на ходу халат. И уже ничто не скребет внутри, не давит…

Смотрю в глазок – он!

Давлю непроизвольную улыбку и с самым строгим лицом открываю дверь.

– Какие люди… Стас, ты знаешь, сколько времени? Я вообще-то уже сплю.

– Я соскучился… я очень сильно соскучился… – произносит он так обезоруживающе откровенно, что все мое строгое лицо тут же рассыпается, а в груди начинает щемить. Бедный мой ревнивый мальчик. Сам себе покоя не дает.

– Я тоже по тебе скучала, но… – я осекаюсь. Охота высказать ему за необоснованную ревность, но чувствую – нотации сейчас вообще не к месту. – Но уже правда поздно. Я, видишь, уже спать легла. Стас, а давай завтра встретимся? Я только съезжу к маме утром, а вечером буду в твоем полном распоряжении.

Он стоит, не двигается. Смотрит на меня жадно, словно наглядеться не может. Смотрит и будто на глазах пьянеет.

– Стас, ты меня слышишь?

– Поцелуй меня, – хрипло просит он.

Так и тянет, конечно, это прокомментировать, а заодно и про клуб вставить шпильку, но прикусываю язык. Не хочу ссориться. И снова расстраиваться не хочу. Я ведь правда соскучилась. Вместо этого подхожу к нему вплотную, ласково провожу пальцами по его щеке, затем привстаю на цыпочки и нежно касаюсь губами его губ. И он тут же с жаром отвечает…

С трудом разрываю поцелуй, когда уже начинаю задыхаться.

– Я люблю тебя, – прерывисто дыша, шепчет Стас мне в губы. – Очень сильно люблю… Мне так тебя не хватало… Я что угодно для тебя сделаю…

– Поосторожнее с обещаниями, – смеюсь я. – А то получится как у Шекспира.

– Что как у Шекспира? – не понимает он. Чуть отклонившись, скользит по моему лицу затуманенным взором.

– Все влюбленные обещают невозможное, но не делают даже того, что могут, – цитирую я. – Се ля ви.

Но Стас воспринимает эти слова как вызов.

– Я для тебя всё сделаю, – шепчет еще жарче. – Ну что ты хочешь? Скажи…

Только я собираюсь ответить, что ничего мне не надо, но вдруг решаю подыграть.

– Ну всё, Стас Смолин, ты напросился! – с внезапным азартом говорю ему.

Несколько секунд думаю, что бы такого загадать, но ничего лучше не придумываю и прошу:

– Ладно, расслабься, не буду просить луну с неба или золотые горы. Просто подбрось меня завтра до маминого центра. Часам к одиннадцати заехать за мной сможешь?

Стас на миг мрачнеет.

– Что-то не так? У тебя какие-то проблемы? Если не можешь, то не надо, сама доберусь. Правда. Мне же не привыкать.

– Да нет, всё со мной нормально, – улыбается он, но как-то совсем невесело. – Не забивай голову. Отдыхай. До завтра.

Стас уходит, а мне отчего-то не по себе. Такое странное неуловимое ощущение, будто упустила что-то важное…

***

Но на следующее утро Стас подъезжает к подъезду ровно в одиннадцать, как договаривались. Звонит мне на сотовый:

– Карета подана. Выходи.

Выбегаю с полными пакетами.

Он стоит зевает, но, увидев меня, улыбается тепло и радостно. Не как вчера. Распахивает передо мной дверцу. И вообще он сегодня – сама галантность.

Потом садится сам, и мы трогаемся с места.

– Я тебя подожду, – говорит Стас, высадив меня у клиники.

– Да необязательно.

– Обязательно. Тем более кто-то обещал, что потом поступит в полное мое распоряжение, – многозначительно подмигивает он.

– Стас… – неуверенно начинаю я. – А пойдем со мной? Нет, правда, идем? Раз все равно останешься ждать. Заодно с мамой тебя познакомлю. Давай?

Стас на миг теряется, но затем с улыбкой говорит:

– Почему бы и нет.

***

Не знаю, как Стас, но я иду и волнуюсь. Веду его к маме, а внутри аж дрожу. Сама не понимаю, почему. Может, боюсь, что они друг другу не понравятся или опасаюсь какой-то неловкой ситуации, не знаю. Уже почти жалею, что всё это затеяла.

Захожу первой – вдруг мама не готова к приему гостей. Но она одета и сидит в коляске. Недавно вернулась с процедур.

– Привет, – склоняюсь над ней и целую в щеку. – Как ты?

– Хо… хорошо, – от волнения мама немного заикается. – Женя… как… как…

– Как съездила на олимпиаду? – договариваю я за нее.

Мама кивает.

– Отлично! Результаты, правда, будут позже. Мам, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Она сразу вся подбирается. А я завожу в палату Смолина.

– Мам, это Стас. Мы с ним учимся в одном классе. И… в общем, мы теперь вместе.

– Здрасьте, – кивает с порога Стас. И переводит на меня сконфуженный взгляд.

Мама ему улыбается, но я вижу, что и она очень напряжена.

Сначала неловкость, конечно, зашкаливает. Им обоим явно не по себе. И мама стесняется, и Стас как не в своей тарелке. И оба не знают, что говорить, так что я болтаю за нас троих.

Однако потихоньку они тоже втягиваются в разговор. А спустя полтора часа мы уже пьем чай с конфетами и вполне себе непринужденно беседуем. Моментами даже смеемся. Разве что иногда Стас плохо понимает маму, и я между ними как переводчик.

***

– Спасибо тебе огромное, – на эмоциях говорю ему, когда едем обратно.

– За что? – удивляется Стас.

– За сегодняшний день. Мне давно не было так хорошо, как сегодня.

– Да я же ничего такого не сделал, – пожимает он плечами.

– Ты был с нами… ты очень понравился моей маме… ты… – я хочу подобрать слова, чтобы выразить все, что сейчас чувствую, но не могу, и просто заключаю: – Ты – классный, официально тебе заявляю.

На это Стас довольно улыбается. Я хочу продолжить свою пламенную речь, раз уж меня разобрало на откровения, но тут коротко тренькает телефон, оповещая о новом сообщении.

Достаю из сумки сотовый. Сообщение пришло с незнакомого номера. Бездумно открываю.

«Ну ты и дура»

Хмыкнув, удаляю его. А в следующую секунду приходит еще одно, и меня будто окатывает холодной водой.

«Спроси у Смолина, что случилось с твоей матерью. Хотя он тебе, конечно, не скажет правду. 100 % будет вешать лапшу про какой-нибудь несчастный случай. А ты, дура, верь». И вместо точки три хохочущих смайлика…