Текст книги "Забытое заклятье (СИ)"
Автор книги: Елена Комарова
Соавторы: Юлия Луценко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Глава 20
Тер
Эдвина любила путешествовать. Ей нравилось собираться в дорогу, составлять список нужных вещей и полезных мелочей, которые непременно должны попасть в багаж. Нравилось садиться в экипаж, когда вокруг все суетятся, и толстушка Марта утирает украдкой глаза, а потом долго машет вслед карете. Нравилась толчея на вокзале после звона колокольчика, возвещающего о начале посадки. Пероны наполняются топотом и гомоном, вокзальный буфет пустеет, а в пестрой толпе пассажиров мелькают форменные фуражки станционных работников.
Это волнующее ожидание встречи с новыми людьми и впечатлениями или старыми приятелями и уже знакомыми местами!.. Этот ветер в лицо, под которым колыхаются занавески на окне, и размеренный перестук колес!..
Но путешествие в радость тогда, когда тебя не гонит вперед неизвестное науке заклятие и когда поезда не меняются с быстротой калейдоскопа – пригородный на скорый и снова на пригородный…
– Два талла за твои мысли, – сказала над ухом Валентина, и Эдвина вернулась в действительность. Перед ней стояла чашка с чаем и тарелочка с пирожными. Валентина пристроила свою чашку рядом, уселась и стала вынимать из шляпки булавки. – Наш поезд будет только через час, успеем подкрепиться. Правда, местные жители понятия не имеют о том, что такое свежая выпечка.
Валентина вздохнула. Вдруг она спохватилась.
– Путеводитель! Ой! – воскликнула она и вскочила. – Я забыла его в буфете!
Эдвина вздохнула.
– Надеюсь, что больше ты ничего не забыла, – сказала она.
В ответ Валентина скорчила гримаску. Она готова была уже бросить все силы на спасение путеводителя, но замерла, поскольку к их столику подошел молодой человек, из тех, кого госпожа де Ла Мотт называла подходящим объектом. Он обладал симпатичной наружностью, был одет в ладно скроенный серый дорожный костюм и производил приятное впечатление.
– Прошу прощения, сударыни, – вежливо произнес молодой человек и коснулся пальцами шляпы. – Полагаю, это ваше? – и он положил на краешек стола «Отраду путешественника».
– Сударь, – с чувством произнесла Валентина, – не знаю, как и благодарить вас!
Эдвина смущенно уставилась на чашку. Она поняла, что узнала этого молодого человека – тот самый любитель рогаликов, которого она мельком видела в Оксере и, как оказалось, запомнила. Тогда он никак не мог достать деньги. А теперь стоит рядом и снова улыбается, уже не смущенно, а доброжелательно и открыто.
– Ну что вы, – сказал незнакомец, поправляя на плече большую сумку, в которой, судя по всему, была картина в раме, – не стоит благодарности. Я подумал, что, раз книгой так много пользуются…
Он указал рукой на закладочки, которые сделала Валентина для удобства. Помимо них, на частоту использования путеводителя указывали загнутые уголки некоторых страниц и следы пролитого кофе на его обложке. Книга явно была настольной.
– И все же, – сказала Валентина, недоумевая, почему Эдвина, всегда такая щепетильная, когда дело касалось соблюдения приличий, молчит, – как мы можем отблагодарить вас за беспокойство?
– Ровным счетом никакого беспокойства, – сказал молодой человек.
– Пф-ф-ф, – послышался чей-то раздраженный голос.
Эдвина вздрогнула и, наконец, подняла глаза на молодого человека, который совершенно смутился, как если бы «пф-ф-ф» сказал он сам, да еще в присутствии короля. Валентина сделала большие глаза. Слух у нее был отменный, и она была совершенно уверена, что голос исходил из сумки, висевшей на плече молодого человека.
– Вы едете в Крякенберри? – полувопросительно-полуутвердительно сказала Валентина прежде, чем голос разума воззвал к ней.
По лицу Эдвины скользнула тень недовольства. Молодой человек был явно обескуражен.
– Да, – сказал он, – но я не…
Валентина открыла было рот, но Эдвина решительно сжала ее руку, вежливо улыбнулась и сказала:
– Простите мою подругу, сударь. Мы благодарим вас за путеводитель и, право слово, не хотим более причинять беспокойство.
В переводе на более простой язык это означало: «Спасибо, до свидания». Молодой человек прекрасно понял это, откланялся и отошел от столика, заняв место на угловом диванчике поодаль от подруг.
– Болтушка! – сердито сказала Эдвина. – Ну кто тебя за язык тянул?
Валентина сконфуженно промолчала. Подруга была права, хотя совершенно очевидно, что молодой человек тоже едет к профессору Довиласу. Валентина так и сказала:
– Совершенно очевидно, что он едет туда же, куда и мы! У него в сумке говорящая картина!
– Чушь, – сказала Эдвина и решительно откусила кусочек пирожного, которое по твердости могло соперничать с сухарями. Валентина уткнулась в чашку с чаем. Впрочем, долго молчать и дуться она не умела. Бросив быстрый взгляд на молодого человека, занятого, как могло показаться, исключительно стаканом с лимонадом из буфета, и сказала негромко:
– Какой вежливый господин.
Эдвина кивнула.
– Вот что я называю хорошим воспитанием, – сказала она несколько рассеянно.
Допив чай, подруги подхватили одна путеводитель, вторая зонтик и вышли на перрон. Большие часы на башне над их головами пробили половину двенадцатого.
* * *
Себастьян готов был поклясться, что заметил в толпе пассажиров восьмичасового из столицы девушку, которую уже дважды видел. Родственницу милой дядюшкиному сердцу госпожи де Ла Мотт. Если бы не обстоятельства, которые всегда сильнее нас, он бы непременно попросил дядюшку представить его этой сероглазой прелести. Себастьян не обладал способностью дяди оценивать людей с полувзгляда, видимо, этот навык приходит с опытом и возрастом, но он был уверен, что правильно угадал в девушке и ум, и доброту, и чувство собственного достоинства, а живое воображение дорисовало стройные ножки под модного кроя юбкой.
Воспитанный на классической литературе, он с уважением и пониманием относился ко всякого рода совпадениям, а потому совершенно не удивился, убедившись, что это именно юная племянница госпожи де Ла Мотт с компаньонкой, жизнерадостной темноволосой девушкой, изучает расписание пригородных поездов. Потом компаньонка отправилась в кассы, а незнакомка из Оксера осталась в зале ожидания. Под утомительное брюзжание дяди Себастьян помчался в багажное отделение – забрать саквояж, а потом вернулся в здание вокзала. После некоторых поисков он обнаружил компаньонку в буфете. Она покупала – разумеется! – пирожные.
Счастливая возможность свести знакомство с предметом интереса представилась в виде забытого девушкой путеводителя…
Несколько смущенный холодностью приема, Себастьян сел поодаль от барышень, но так, чтобы хорошо их видеть. Компаньонка как-то догадалась, куда он едет. Что, если они тоже направляются туда? Хотя, Себастьян с трудом мог представить, что у благородной дамы могут быть родственники или знакомые в таком глухом и малопримечательном местечке, как Крякенберри. Не профессора же Довиласа они хотят навестить! Нет, это было бы слишком фантастическим совпадением.
А между тем барышни поднялись, встал и Себастьян, но, замешкавшись с сумкой, потерял девушек из виду. Нагнал он их только на вокзальной площади, где понял, что девушки явно нуждались в защитнике.
* * *
– Какие приятные стоят погоды, не правда ли, дамы? – услышали подруги, и перед ними возникли трое – усач в военном мундире и два одинаковых с лица молодчика в цивильном платье, все явно навеселе несмотря на ранний час. Валентине захотелось спрятаться – так нехорошо у всех троих блестели глаза, – но она мужественно осталась стоять рядом с Эдвиной.
– Позвольте пройти, – ровным голосом сказала Эдвина, и Валентина мысленно ей зааплодировала. Впрочем, ни слова, ни тон не произвели на мужчин никакого впечатления.
– Какие милашки, – с чувством произнес один из молодчиков. – С такими симпатичными юными барышнями в таком большом городе может случиться всякое.
– Спасибо за предупреждение, – отозвалась Эдвина. Каждая хорошо воспитанная барышня знала, что порядочные господа не позволяют себе называть женщин «милашками», не заговаривают с ними, не будучи представленными третьими лицами, и уж тем более не знакомятся на улице. Кроме того, каждая хорошо воспитанная барышня имела в своем распоряжении по крайней мере три вещи, чтобы в особых случаях оказать достойный отпор любому, кто посягнет на ее честь и достоинство. Эдвина поудобнее перехватила зонтик. Валентина мило улыбнулась и якобы случайно вынула из шляпки одну из булавок. Как назло, вокруг не было ни одного полицейского или на худой конец носильщика, чтобы в случае чего спасти трех господ от увечий.
– Мы проводим вас, милочки, – предложил усач.
– Простите, что задержался, дамы, – сказал незаметно подошедший сзади Себастьян Брок. – Разрешите предложить вам руку?
Он многозначительно посмотрел на молодчиков и повел плечами.
– Нарушаем? – вежливо поинтересовался возникший рядом полицейский.
– И в мыслях не было! – поднял руки усач.
Себастьян кивком поблагодарил полицейского за своевременное вмешательство, тот взял под козырек, отступая в сторону.
Эдвина легко оперлась пальчиками о предложенную Себастьяном руку, а Валентина воткнула булавку обратно в шляпку и пристроилась чуть позади Эдвины, как и полагается скромной компаньонке. Она тоже любила совпадения, правда, считала их не счастливыми случайностями, а тщательно законспирированными закономерностями.
Глава 21
Танн – Ранкона
Вопреки всякому здравому смыслу, Вальтер Хельм не злился на старшую дочь. Скорее испытывал досаду из-за отсрочки планов и того, что не распознал в дочкиной покорности признаков бунта, но никак не злился. Для этого он был слишком практичен. Кроме того, отец не без основания полагал, что знает характер Валентины – ни один Хельм никогда не поступит бесчестно.
Выйдя из непродолжительного оцепенения, в которое его повергло известие об исчезновении еще и племянницы госпожи де Ла Мотт, Вальтер Хельм вернулся домой и заперся в кабинете, откуда немедленно стали доноситься странные звуки. Кондитер не то методично рвал в клочки бухгалтерские книги, не то выламывал решетку из камина, не то избавлялся от фарфоровых статуэток, украшавших каминную полку. Что бы там ни происходило, долго это не продлилось. Все еще не совсем придя в себя, Хельм покинул кабинет и направил стопы в кондитерскую. К удивлению Марты, с опаской заглянувшей в кабинет супруга после того, как за тем захлопнулась входная дверь, никаких следов погрома там не наблюдалось.
Вслед за классиком Вальтер Хельм мог бы воскликнуть: «Что за тяжкое дело быть отцом взрослой дочери!» Впрочем, классиков прославленный кондитер читал редко, отдавая предпочтение «Вестнику Танна», столичному ежемесячному журналу «Времена», бухгалтерским книгам, техническим документам и сборникам кулинарных рецептов. Последние господин Хельм читал с особым усердием, также планируя написать собственную кулинарную книгу. Он даже несколько раз брался за перо, но, как ни старался, мысль уводила его далеко за пределы ингредиентов и кастрюль, в итоге получалось нечто далеко не кулинарное, а иногда даже с детективным сюжетом.
Друзьям было объявлено, что Валентина по личной просьбе госпожи де Ла Мотт сопровождает ее племянницу в Ранкону. Собственно, это была чистейшая правда – по крайней мере во второй половине утверждения.
– Я всегда считал, – сказал Хельм, готовясь ко сну, – что мои дети слишком хорошо воспитаны, чтобы ставить семью в неловкое положение.
– Времена изменились, дорогой, – мягко заметила его супруга, присаживаясь за туалетный столик. – Современные девушки самостоятельно путешествуют, поступают в университеты, выбирают себе мужей и на все имеют собственное мнение. Это называется эмансипацией.
– Возмутительно! – воскликнул кондитер. – А потом они захотят носить брюки, участвовать в управлении государством, и в конце концов мужчина перестанет быть непременным условием для зачатия ребенка! Куда катится мир!
Госпожа Хельм улыбнулась и потянулась к баночке с кремом. Она растила четверых детей и помогала супругу, но никогда не забывала, что за порогом дома начинается Гернский тракт. Просто, говорила она, некоторым довольно детских мордашек, воскресных семейных обедов и встреч в Обществе друзей природы, а другим мало и целого мира. Она ни на миг не сомневалась, что Валентине не понравятся отцовские планы на ее будущее. А госпожа Хельм редко ошибалась в предположениях, когда речь заходила о представителях их семейства, пятерых из которых (включая супруга) она воспитывала вот уже более двадцати лет.
«К гадалке не ходи, Тина выдумает что-нибудь», – размышляла она, наблюдая за старшей дочерью, которая с мрачной решимостью укладывала пирожные в специальные коробочки. Обрывки упаковочной бумаги летали по всей комнате. Когда она украдкой заглянула в комнату дочери, то обнаружила под кроватью ковровую сумку, а на камине – подозрительно опустевшую копилку. «Я навещу Винни Дюпри, мама», – сказала после завтрака Валентина. «Надеюсь, ты проведешь время с пользой», – ответила мать, не сомневаясь, какой будет следующая новость о ее малышке.
– Марта, – господин Хельм потянулся к трубке, рассеянно повертел ее в руках. – Валентина сведет меня с ума!
– Чушь, мой дорогой. Тебя не способны свести с ума даже твои бухгалтерские книги. И потом, ты ведь знаешь Тину…
– После выходки этой девчонки я уже не могу сказать, что знаю, на что способны собственные дети. На всякий случай надо подержать Катрин под домашним арестом. И написать в школу, чтобы присматривали там за мальчишками.
– Вальтер, дорогой… – запротестовала было госпожа Хельм, но умолкла. Спорить с мужем было бесполезно.
– Я поеду в Ранкону или куда там сбежала эта девчонка, – сказал супруг, решительно запирая трубку в секретер. – И привезу ее домой. Завтра же и поеду.
– Разумеется, дорогой, – кивнула Марта, – правда, у тебя завтра очень важный обед с господином Тронквистом.
– Вот черт! – господин Хельм с досады так дернул воротник пижамы, что верхняя пуговица отлетела и, подскакивая, покатилась по полу. – Я не могу допустить, чтобы этот напыщенный индюк Ришар опередил меня.
Марта Хельм поправила ночной чепец и незаметно подмигнула своему отражению в зеркале. В конце концов, надо дать девочке шанс посмотреть хотя бы кусочек мира. Какой смысл убегать из дома, чтобы вернуться буквально через день? А супруг и сам в глубине души знает, что ничего серьезного за несколько дней самостоятельной жизни с Валентиной не случится – в противном случае он бросился бы в погоню незамедлительно.
Заключив вожделенную сделку прямо под носом у конкурента, господин Хельм отправился на поезде в Ранкону, от души надеясь, что его кратковременное отсутствие не нанесет непоправимого ущерба делам.
В столицу он прибыл на четвертый день после побега Валентины, нанял экипаж и вскоре уже звонил в дверь дома госпожи де Ла Мотт.
– Чем могу быть полезен? – спросил Жак Фебре, являя свои усы взору кондитера.
– Я Вальтер Хельм. Мне нужна моя дочь.
– Сожалею, господин Хельм, но вашей дочери здесь нет, – сказал Жак.
– То есть как нет?! – довольно хладнокровно для своего положения спросил господин Хельм. – Она сбегает из дома, я бросаю все дела, мчусь вслед за ней, и оказывается, что она снова улизнула?!
– О, сударь, – Жак гордился своим умением оценить человека по внешнему виду, и в данном случае вид господина Хельма Жаку весьма и весьма не понравился, – пройдите в дом, прошу вас. Я постараюсь дать все необходимые пояснения.
И господин Хельм, со всем возможным комфортом устроенный в малой гостиной, получил исчерпывающий, насколько это было возможно, ответ на свой вопрос.
– Госпожа Хельм и графиня Дюпри, – сообщил Жак, кивая Веронике, чтобы та поставила поднос с принадлежностями для чая на стол, – не далее, как сегодня утром покинули Ранкону.
Из горла гостя вырвался рокочущий звук.
– Куда они поехали? – спросил он, справившись с эмоциями.
– Я лично приобрел для них билеты первого класса на скорый поезд до Тера, – ответил Жак. Вероника хлопотала возле стола, бросая на несчастного отца сочувственные взгляды. – Должен сказать, сударь, что более мне ничего не известно.
– Ужас, ужас, – сокрушенно вздохнул кондитер и откусил кусочек щедро политого шоколадным соусом кекса. – Хм, почти как у нас дома, – сказал он чуть погодя и с профессиональным интересом посмотрел на Веронику. – Сударыня, превосходно. Уж я понимаю толк в подобных вещах.
Вероника зарделась от удовольствия.
– Ах, сударь, – сказала она, – позвольте заметить: мне бесконечно жаль, что вы разминулись с Валентиной. Она очень, очень милая девушка.
Хельм задумчиво кивал, отправляя в рот новую порцию.
– Они оставили адрес, по которому направляются? – спросил он некоторое время спустя.
– Увы, сударь, – сказал Жак.
– Они не говорили, зачем едут?
– Увы, сударь.
– Ничего? Ни слова, ни намека?
– Увы, сударь, – в третий раз ответил Жак.
Одновременно с ним Вероника начала было: «Это после вчерашней…», но осеклась, услышав его многозначительное «Гм!»
Господин Хельм посмотрел Веронике прямо в глаза. Та не выдержала цепкого взгляда кондитера и пояснила, покосившись на Жака:
– Вчера девочки ездили в Ипсвик. Вернулись очень взволнованные и сразу же велели собирать вещи.
Кондитер не сказал ни слова, но взгляд его буквально буравил совершенно смешавшуюся Веронику. На помощь ей пришел Жак.
– Полагаю, сударь, в Ипсвике барышни навестили профессора Кэрью, по крайней мере, именно это имя они упоминали.
– Ну что же, – через паузу возвестил гость, поднимаясь и берясь за шляпу и трость. – План таков. Я еду в Ипсвик на поиски профессора. Прошу вас, любезный э-э-э…
– Жак Фебре, к вашим услугам.
– Да, благодарю. Прошу вас узнать расписание поездов до Тера. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что после визита к профессору мне придется покинуть Ранкону. Надеюсь, – добавил господин Хельм уже на пороге, – извозчик знает короткую дорогу на вокзал.
– Деловой человек! – с уважением заметил Жак, когда за посетителем закрылась дверь.
Глава 22
Тер – Крякенберри
Обсуждая маршрут, подруги разложили на кровати карту Ольтена и вооружились линейкой и путеводителем. Крякенберри, вопреки опасениям Валентины, в нем значился – благодаря тому, что в миле от городка располагался знаменитый замок Шлестов. Вариантов добраться до конечного пункта их многотрудного путешествия было всего два – на поезде через Тер или дилижансом через Вальберг и Варез. Валентина была за дилижанс, апеллируя к тому, что дилижансом они еще не путешествовали, а Эдвина настаивала на поезде, поскольку так комфортнее. Сошлись на том, что добраться до Крякенберри надо как можно быстрее. А обратно, пообещала Эдвина, они поедут дилижансом.
Примерно так же рассудил Себастьян, изучив расписание скорых поездов. Как ни крути, а ради выгоды в шесть часов стоило заплатить лишних полдюжины талов.
Своими размерами город Тер превосходил даже Ранкону. Построенный на месте поселка угольщиков, он за полтора столетия разросся до промышленного центра региона. Деньги в него вкладывались огромные и отдачи ждали не меньшей, причем вполне обоснованно: как-никак, четверть всей казны составляли деньги от Тера.
На осмотр достопримечательностей, в основной список которых входил собор Святого Марка с самым большим в Ольтене органом, фонтан на главной площади и дом, в котором жил Молиз, времени не было. Впрочем, Валентина еще в поезде зачитала комментарии из путеводителя о каждом более или менее интересном для осмотра месте, и Эдвина сказала, что, судя по всему, в Тере вообще не на что смотреть.
После волнующего происшествия на вокзале Валентина больше всего на свете хотела подкрепить силы и успокоить нервы шоколадкой, припасенной именно на такой случай. Но рядом был молодой человек, который представился Себастьяном Броком, и копаться в ридикюле не представлялось возможным.
Себастьян – очень вежливо – настоял на том, чтобы проводить барышень до их поезда. Последовал краткий обмен информацией о маршрутах, и если кто-то и удивился, что все трое следуют в одну сторону, то это была не Валентина. Сгорая от любопытства, она старалась держаться поближе к сумке, которую их попутчик не выпускал из рук. К ее великому сожалению, больше никаких звуков из сумки не доносилось.
Поезд до Крякенберри еще не был подан, и молодые люди, забрав свой багаж из камеры хранения, устроились на скамейке на перроне. Валентина приметила, как примечала очень многое из того, что происходило вокруг, что Себастьян Брок явно симпатизирует Эдвине.
– Вы едете в Крякенберри с деловым визитом? – осторожно спросила Валентина у Себастьяна, когда темы погоды, книжных новинок и состояния дорог в Ольтене были исчерпаны.
– Да, можно и так сказать, – не менее осторожно ответил Себастьян. – А вы?
– И мы, – сказала Эдвина. Себастьяна ее легкомысленная улыбка не обманула. Он видел, что в глазах у девушки улыбки не было – сплошная тоска. «Глаза ее светились тем внутренним светом, коий присущ особам великонравственным и необычайно скромным», – вспомнил Себастьян барона фон Кальвера, чьи сочинения имел сомнительное удовольствие разбирать целый семестр. Барон четко соблюдал им же придуманное правило – треть романа должна быть про войну, треть – про нравственные метания героев, а оставшееся место занимали многочисленные описания очей разнообразного цвета,. Прочих характеристик персонажа барон не признавал.
– Гхм! – послышался голос из сумки. Валентина встрепенулась, Эдвина удивленно посмотрела на Себастьяна.
– Вы путешествуете с домашним животным? – вежливо спросила она.
– Да, – соврал Себастьян, представляя, в каких приблизительно выражениях потом дядя выразит протест. Валентина прикусила нижнюю губу. В ней боролись хорошее воспитание и природное любопытство.
Подали поезд. По перрону прошелся начальник станции в серой форме, с блестящими пуговицами. Засуетились, толкаясь локтями, пассажиры, стремясь поскорее занять свое место в вагоне. У провожающих заранее увлажнились глаза. Раздался низкий гудок, возвещающий о скором отправлении поезда.
Себастьян бросил мальчишке-носильщику монетку и велел сторожить их саквояжи, а сам проводил барышень в купе.
– Да вы снимите это, – предложила Валентина, вежливо, но настойчиво потянув за ремешок сумку с плеча Себастьяна.
Тот две секунды помешкал, затем коротко кивнул и очень аккуратно поставил картину на сиденье, а сам ушел за багажом. Первым делом Валентина достала из ридикюля плитку шоколада.
– Винни, я все вижу, – сказала она, угощая подругу. Та меланхолично прожевала шоколад и вздохнула.
– Даже не буду делать вид, что не понимаю, о чем ты.
– Глупо отрицать очевидное, – пожала плечами Валентина. – Готова спорить, что и ты произвела на него впечатление. Ко мне на выручку он вряд ли бы помчался.
– Ох, Тина, как бы узнать поточнее? – Эдвина подперла ладонью щеку и задумчиво посмотрела в окно. – Если все так, как ты говоришь, то с моей стороны было бы нечестно не предупредить его о чарах…
– Да, я бы тоже не хотела, чтобы такой симпатичный молодой человек сломал себе что-нибудь. С другой стороны, у него просто может оказаться невеста… или даже жена… и куча детишек…
Эдвина насупилась.
– Ну, ну, не сердись, – примирительно сказала Валентина. – Я шучу. Я очень рада, что ты не утратила способность замечать привлекательных молодых людей. Вот снимем твое проклятье у профессора Довиласа и…
Она выглянула в окно, убедилась, что Себастьян с их багажом наперевес никак не может преодолеть препятствие в виде грузного господина в мундире, его не менее грузной супруги в шляпе с широкими полями и их многочисленного потомства возрастом от шестнадцати лет до шести месяцев. Семейство прочно забаррикадировало собой проход в вагон.
– Ох, Винни, я, наверное, сейчас умру от любопытства, – сказала Валентина, осторожно трогая пальчиком картину. – Я буду не я, если не посмотрю, что там.
– Валентина!.. – Эдвина и ахнуть не успела, как подруга стащила с картины полотно и уставилась на портрет пожилого господина – насупленный господин явно был в дурном настроении.
– Как ты думаешь, кто это? – спросила Валентина, мельком проверив и убедившись, что Себастьян все еще пытается зайти в вагон, но пока безуспешно.
– Домашнее животное, – с достоинством сказал господин Биллингем.
* * *
…Бывают маленькие города с великим прошлым, бывают – с большим будущим, но Крякенберри было суждено всегда оставаться маленьким тихим городком на границе Ольтена и Вевиса. Зимой играющие в снежки детишки регулярно начинали дипломатические конфликты, попадая по подданным чужого государства, а на улочках можно было часто встретить котов серебристо-серой вевисской масти с характерно ольтенскими круглыми наглыми мордами – кошки плевать хотели на границы.
Себастьян поправил на плече сумку с портретом и осмотрелся. Перрон был почти пустым: немногочисленные местные жители, явившиеся встретить своих друзей и родственников с дневного поезда, уже разошлись. Молодой человек и две его очаровательные спутницы остались одни.
– Наверное, нам следует спросить дорогу у кого-нибудь из местных жителей, – предложил он. – Пойдемте?
Девушки кивнули и последовали за ним.
В здании вокзала (вокзалом это можно было счесть с очень большой натяжкой – две кассы, буфет да крохотный зал ожидания) было пустынно. Голые стены украшало лишь расписание движения поездов да барельеф напротив расписания. Именно он и привлек внимание любопытной Валентины: причудливые буквы с завитушками, сложившиеся в название города, и герб – вставший на дыбы зверек вроде оленя, но не по-оленьи широко разинувший пасть.
– Это Саблезубый Лань, – пояснил Себастьян. – Хранитель и покровитель Крякенберри. Легенда гласит, что некогда этот город осадили кочевники. Осада длилась долго, жители подумывали сдать город, когда произошло чудо: однажды утром кочевники отправились на охоту и среди прочего застрелили детеныша лани. Тогда пришедший в ярость отец этого детеныша бросился на охотников, затоптал их копытами и искусал чудесным образом удлинившимся зубами. И жители осажденного города поняли, что даже самое кроткое из божьих созданий может превратиться в грозную силу, когда нужно защищать свой дом и свою семью, и это укрепило их дух. А через два дня подоспела армия тогдашнего ольтенского короля Феоклиста Второго и разнесла кочевников по всей округе, – буднично закончил он.
– А я думала, что этот Лань их сам разогнал, – задумчиво сказала Валентина.
– А здесь водятся лани? – вскинула брови Эдвина.
– Вы слишком много просите от бедного рассказчика, – развел руками Себастьян. – Я эту легенду вычитал в каком-то сборнике сто лет назад.
– Да, что-то такое и в нашем путеводителе было, – кивнула Валентина.
В путеводителе хватало и других историй, но, к сожалению, составители не включили в него подробного плана улиц, упомянув лишь те, на которых были расположены местные достопримечательности. Искать неприметный Проточный переулок, где в доме под номером шесть проживал профессор Марк Довилас, путешественникам пришлось самостоятельно.
Это оказалось несложно, как и всегда бывает в подобных городках. В вокзальном буфете обнаружился усатый господин в железнодорожной форме, чинно беседующий с хозяйкой, и уже через минуту молодые люди получили от означенного господина, оказавшегося начальником станции, подробнейшее описание пути, а от буфетчицы – еще и адрес местной гостиницы на тот случай, если им придется задержаться в Крякенберри. Багаж путешественники оставили на станции под присмотром ее начальника – его усы внушали безоговорочное доверие.
Здесь, на самом севере Ольтена, дыхание осени ощущалось куда сильнее – и в пронзительной глубокой синеве неба, и в прохладном утреннем ветерке, и в шелесте уже пожелтевшей листвы. Себастьян и девушки неторопливо шли по улице, любуясь старинными домами, не столь пышными, как в столице, но невыразимо милыми и по-домашнему уютными.
– Я бы хотела жить здесь, – вдруг сказала Валентина.
– С твоим характером ты заскучаешь на второй день, – подколола подругу графиня. – Посмотри, какая здесь тишина.
– Если заскучаю, всегда можно пригласить кого-нибудь в гости. Или поехать в гости самой. Согласись, Винни, здесь очень хорошо. А вы, господин Себастьян, какого мнения?
– Ну, – задумался молодой человек, – я полагаю, это прекрасное место. Возможно, в будущем я бы и поселился в подобном тихом городке, занимался бы творчеством…
– Потому что в приличной работе толку от тебя нет, – подал голос из сумки господин Биллингем. – Юные дамы, не слушайте этого бездельника, ему бы только стишки читать.
– В таком случае, дядюшка, – парировал племянник, – я предлагаю тебе самому провести экскурсию для наших спутниц и рассказать им, к примеру, о замке Шлестов, который находится в миле от Крякенберри. Конечно, если у нас будет свободное время…
Девушки прыснули, представив, как господин Ипполит будет излагать им исторические факты, не забывая давать собственную едкую оценку событиям – с его манерой вести беседу они уже успели познакомиться в поезде.
Но тут на их пути встало практически непреодолимое препятствие: булочная, из которой доносились такие ароматы, что ноги сами собой развернулись по направлению к ее дверям.
Пока Эдвина и Себастьян рассматривали в витринах образцы сдобы, отчаянно борясь с желанием попробовать сразу все, Валентина обратила внимание на единственного покупателя. До слуха девушки долетели обрывки разговора:
– …и никак не желает уняться, окаянный! – горестно вздыхала продавщица. – Шумит, вещами кидается, никакого житья сестре нет!
– Жаль, – голосом, в котором жалости не наблюдалось ни капли, ответил покупатель. – В таком случае, придется мне лично навестить госпожу Леокадию и побеседовать с ее бывшим супругом.
– Ой, только вы его не сильно пугайте, сударь, – попросила булочница.
– Вот что-что, а пугать его я совершенно не собираюсь, – заверил ее клиент.
– Тогда мы вас завтра вечерком будем ждать, да?
– Часам к пяти.
Расплатившись, он взял трость, которую держал подмышкой, и, прихрамывая, направился к выходу. Любопытная госпожа Хельм успела бросить на него всего пару взглядов, но зрительная память у нее всегда была отменной: высокий мужчина лет сорока, светлые, почти соломенные волосы, бледная кожа и серые глаза, черты лица резкие и явно далеки от классических канонов. Нет, совсем не красавец. И все же, что-то в нем запоминается. Наверное, голос: вроде бы и негромкий, но звучный и уверенный.
Эдвина уже оказалась у прилавка и отсчитывала монетки за сдобные булочки с изюмом, а Валентина, чуть помедлив, остановила свой выбор на пакетике хрустящей соломки.
– Скажите, – словно бы между делом спросила она, – а кто этот господин?
– Это спаситель наш, – ответила булочница, с быстротой молнии раскидывая мелочь по отделениям в кассе. – Если б не он, сколько бы еще мучиться бедной сестрице с ее муженьком.
