Текст книги "Забытое заклятье (СИ)"
Автор книги: Елена Комарова
Соавторы: Юлия Луценко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– Прошу прощения, профессор, – мило смутилась Эдвина и, быстро обернувшись, бросила на подругу многозначительный взгляд, в котором читалось: «Надо было прислать магограмму!» – Я в крайне затруднительном положении, и помочь мне можете только вы.
– О! – только и сказал профессор. Не понадобилось ли этой хорошенькой графской дочке что-нибудь наколдовать? Пока та собиралась с мыслями, мило морща носик, он по привычке посмотрел магическое поле и еще раз, уже тихонько, сказал: – О!
«А девушка не простая, кто бы мог предположить, – удивленно подумал профессор. – Уровень пятый, а то и шестой.… Так-так, похоже, ей надо, наоборот, снять воздействие...»
– Видите ли, сударь, – начала тем временем Эдвина и извлекла из сумочки сложенный вчетверо лист бумаги, – я разыскиваю одного человека. Мага. Взгляните.
Она передала бумагу Кэрью. Тот развернул ее и удивленно вскинул брови.
– Позвольте угадать. Правильно ли я понимаю, что вы ищете того, чье имя помечено особо? – спросил он. – Знакомый почерк…
– Список писал доктор Друзи, – сказала Эдвина. – Он весьма лестно отзывался о вас, сказал, что я могу рассчитывать на вашу помощь… и конфиденциальность.
– Разумеется, – несколько рассеянно произнес профессор Кэрью, задумчиво обводя указательным пальцем подчеркнутое имя.
– Профессор, – прервала его молчание Эдвина.
– Да-да… Вы уверены, сударыня, что вам нужен именно этот человек?
– О да, – кивнула Эдвина и добавила: – К сожалению.
Профессор внимательно посмотрел на графиню, и некая смутная догадка посетила его.
– Марк… Марк… – пробормотал он, открывая один за другим ящики стола.
Он достал большую шкатулку темного дерева, раскрыл ее и принялся перебирать письма, открытки, счета и другие бумаги. Поиск свой он сопровождал комментариями. – Профессор Довилас не радует нас визитами. Он покинул Ипсвик лет пять назад и с тех пор не возвращался.… Где же она?..
– Но вы знаете, где его найти? – спросила Эдвина, в волнении подала Валентине руку, и та сжала ее, ободряя подругу.
– Где же она?.. А! Вот! Последний раз он прислал мне открытку из Крякенберри, – сообщил Кэрью и положил перед собой кусочек картона, исписанный четким почерком. – Поздравлял с днем рождения. Написал, что работает над любопытнейшей темой, пишет научный труд.… А вот и адрес!
Профессор набросал несколько строк прямо на записке доктора Друзи, аккуратно сложил ее и протянул Эдвине. Глаза у нее заблестели от переполнявших эмоций.
– О, благодарю вас, профессор! – воскликнула она, убрав вожделенный адрес в сумочку.
– Не стоит благодарности, – заверил ее Кэрью. Он замялся, но все же добавил. – Передавайте профессору Довиласу поклон.
– Вы хорошо его знаете? – подала голос доселе молчавшая Валентина.
Кэрью кивнул.
– Мы вместе учились, сударыня. Должен признать, профессор Довилас – один из самых выдающихся ученых нашего времени. Несмотря на… – он осекся. – Ну, да это дела прошлые.
– Несмотря на..? – Валентина улыбнулась самой очаровательной своей улыбкой.
Профессор смутился.
– …Характер, характер. Все из-за характера, – деликатно заметил он.
Эдвина и Валентина переглянулись, и Эдвина поднялась.
– Благодарю вас, профессор, – сказала она. – Вы оказали мне большую услугу.
– Сударыня, весьма польщен знакомством, – ответил Кэрью, еще раз целуя протянутую руку.
Он открыл дверь кабинета, пропустил посетительниц вперед, затем сам распахнул дверь в коридор, сделав предупредительное движение бровями, когда секретарь попытался подняться из-за своего стола.
В коридоре маялся от безделья Гарри Иткин. Увидев декана, он вытянулся в струнку.
– А вам что здесь надо, молодой человек? – строго спросил профессор Кэрью и извлек из кармана жилета часы. – Сейчас начнется лекция профессора Шомберга.
– Я знаю, господин декан, – ответил Гарри. – Я сопровождаю…
– Я попросила господина Иткина подождать нас, – вмешалась Эдвина. – Без его помощи мы заблудимся в коридорах!
Суровый взгляд профессора несколько смягчился.
– Ступайте, Гарри, – сказал он, – проводите дам. Если профессор Шомберг сделает вам замечание, сошлитесь на меня.
– Благодарю, господин декан.
Когда, после обычного обмена любезностями, дверь за профессором Кэрью наконец закрылась, Валентина обратилась к Гарри:
– Скажите, пожалуйста, а вы знаете профессора Довиласа?
– Профессора Довиласа? Марка Довиласа? – переспросил юноша. – Да его все знают! Мы по его программе практикум по линейным преобразованиям сдаем!
– А лично вы с ним не знакомы? – спросила Эдвина.
– К сожалению, нет, – ответил Гарри, смутился и добавил: – Или к счастью. Мне рассказывали, как он зверствовал, когда тут преподавал.
Было непонятно, восхищается Гарри Иткин преподавателем или же радуется, что дни профессора Довиласа в Ипсвике миновали.
– А где можно почитать о всяких магических законах? – не унималась Валентина.
– Что вы имеете в виду? – спросил юноша. Втроем они шли по коридору, освещенному газовыми светильниками. – Какие-то конкретные дисциплины? Или просто в общих чертах? У нас есть Кодекс магов…
Коридор закончился.
– Отсюда два пути, – сказал Гарри. – Если вы хотите снова попасть на площадь Рейнбергов, то вам налево. Если просто желаете покинуть Университет, то вот сюда.
– Нам надо на вокзал, – сказала Валентина.
– Тогда проще здесь выйти. Пройти до угла, а дальше можно взять экипаж, пять минут – и вы на вокзале.
Гарри поспешил откланяться и помчался на свидание с магической наукой в лице профессора Шомберга. Подруги остались одни.
– Какое-то скучное здание, – разочарованно протянула Валентина. – Я думала, там, где учатся волшебники, весело. Заклинания летают, райские птицы поют…
– То-то я смотрю, все рвутся в маги, – иронично отозвалась Эдвина и добавила, сменив тон: – Однако, какой милый человек этот профессор Кэрью.
– О да. И вполне симпатичный.
– Он же старый!
– Сорок лет – это не старость, а начало зрелости! – воскликнула Валентина.
Они вышли на улицу. С одной стороны тянулась бесконечная стена из серого камня, с другой вдоль обочины рос чертополох.
– У него глаза добрые. Правда, еще у него усы и бородка, я не люблю бороды.
– И залысины, – мстительно добавила Эдвина. – Но глаза и правда добрые. Впрочем, профессор Кэрью меня мало занимает.
– Конечно, тебя занимает другой профессор.
– Больше меня занимает, где он живет. Крякенберри!.. Никогда не думала, что в Ольтене есть места с такими названиями!
– Винни, ты ханжа! Не всем же жить в Арле или, скажем, Сантреме, – заметила Валентина. – Дома посмотрим географический атлас. Я сомневаюсь, что в путеводителе сказано хоть словечко о Крякенберри.
Глава 19
Ранкона – Ипсвик
– Вы не могли бы мне помочь? – обратился Себастьян к библиотекарю – очень внушительного вида пожилому господину, напоминавшему то ли античного героя, то ли опереточного графа.
– Слушаю вас, – тихий голос был похож на отдаленные раскаты грома.
– Мне необходимо подобрать газетные статьи, но, к сожалению, я не совсем понимаю, по какому принципу мне следует их искать. По правде говоря, никогда не сталкивался с такой системой составления каталогов…
Себастьян Брок всегда любил библиотеки. Было в них очарование, не поддающаяся описанию волнующая прелесть. Запах книг и рукописей, полумрак и ровный свет настольной лампы, зеленое сукно стола и медный блеск дверных ручек, – все это влекло его с детства. Дядя Ипполит заклеймил племянника безнадежным зубрилой, оставив после двадцатой попытки всякую надежду оттащить мальчика от книг и пристроить к делу где-нибудь на винограднике.
Накануне вечером, выбравшись с улицы Симона на оживленную Липовую аллею, он едва не столкнулся с одним университетским приятелем и тотчас вспомнил о данном профессору Роксбургу обещании незамедлительно по приезде в Асти отослать магограмму и сообщить о своих планах. Профессор был научным руководителем Себастьяна, ведущим зурбановедом и секретарем Общества любителей народных баллад. Разумеется, о магограмме Себастьян забыл напрочь.
В «Луке и подкове», как выяснилось, магоприемник вышел из строя – мастера вызвали еще позавчера и ждали его со дня на день. Ночной портье услужливо отметил на карте почтовые отделения, где можно было отправить магограмму. «Кроме того, – сказал он, – это можно сделать в Публичной библиотеке, и читательского билета не надо». Так что, обдумывая утром, чем побаловать себя, Себастьян почти сразу вспомнил про библиотеку. Он запросто сможет убить сразу трех зайцев! Во-первых, свяжется с профессором Роксбургом. Во-вторых, попробует найти что-нибудь касательно дел давно минувших дней и черного сапа. В-третьих, хотя бы ненадолго избавится от опеки дядюшки Ипполита.
...За несколько дней брюзжание старого Биллингема стало невыносимым. Не решившись оставлять дядю в номере, но и не желая трапезничать в компании портрета в общем зале ресторанчика при гостинице, Себастьян был вынужден заказать ужин в номер. Ночью ему снилась сен-чапельская картинная галерея, все стены которой, вместо шедевров мировой живописи, были увешаны разнообразными портретами дядюшки Ипполита, и все эти нарисованные дядюшки Ипполиты на разные лады распекали нерадивого племянника...
– Что?! – повысил голос дядя. – Ты бросаешь меня на произвол судьбы?
– Я оставлю тебя в сейфе у администратора гостиницы, не волнуйся. Мне нужно в библиотеку, – переодеваясь, терпеливо объяснил Себастьян в третий раз. Еще вчера он не хотел прибегать к столь крайним мерам, как сейф, но с утра количество дядюшкиных упреков и замечаний переполнило чашу терпения.
– Меня уже украли один раз, благодарю покорно, больше не хочу!
– Именно поэтому я и договорился насчет сейфа. Прости, дядя, мне крайне необходимо покинуть тебя ненадолго.
Себастьян справился с запонками и принялся укутывать портрет в ткань. Из-под ткани доносился приглушенный, но от этого не менее возмущенный дядин голос:
– Даже не вздумай! Ты возьмешь меня с собой.
– Сожалею, дядя, но в библиотеку нельзя проносить громоздкие вещи, – сказал Себастьян.
– Я не вещь! – немедленно взвился дядя. – Имей хоть каплю уважения к старшим!
– Я рад, что против определения «громоздкий» ты не возражаешь, – заметил Себастьян и повесил сумку с портретом на плечо. – А теперь, дорогой старший родственник, прошу меня простить. Все комментарии я с удовольствием выслушаю, когда вернусь.
– Чертов упрямец, – ответил дядя, оставляя, как обычно, последнее слово за собой.
Государственная публичная библиотека славилась своей непревзойденной коллекцией старинных рукописей, техническими новшествами и ужасно неудобным каталогом.
Библиотекарь записал фамилию Себастьяна в журнал посетителей, принял оплату за магограмму и пригласил следовать за ним. Себастьян поразмыслил, как описать суть проблемы, по которой он, к его великому сожалению, на неопределенное время вынужден задержаться в Ольтене, и в итоге ограничился упоминанием резко ухудшившегося здоровья дядюшки.
С минуту он сидел за столом, рассеянно разглядывая стены с сотнями ящичков, в которых рылись немногочисленные в эти утренние часы посетители, путеводители по картотеке, разлапистые растения в больших кадках… Напольные часы пробили половину десятого. Рассчитывая успеть на двенадцатичасовой поезд в Ипсвик, Себастьян встрепенулся и поспешил к каталогам.
После двадцати минут тщетных поисков, он сдался на милость библиотекаря.
Тот лишь единожды заглянул в справочник по индексации периодики, и вскоре перед Себастьяном уже высилась внушительная стопка старых газет.
Хавьер не солгал: давнишнюю историю всячески постарались замять. Больших статей, как обычно бывает с сенсационными криминальными репортажами не было. Только серия заметок, разбросанных по разным газетам. Вместо имен – «господин К.» (заказчик убийства), «господин М.» (очевидно, Марк Довилас), «господин В.» (судя по всему, это был автор черного сапа) и «граф Д.», жертва проклятия.
Но уж чему-чему, а искусству составлять целостную картину по фрагментам из черновиков, дневников, писем и заметок на полях, Себастьян за пять лет учебы научился.
Итак, граф Д., человек скромных талантов, не интриган, не карьерист, перешел кому-то дорогу (мнения журналистов разделились, одни считали, что здесь замешана дама, другие – что наследство). Дело зашло так далеко, что господин К. не пожалел времени и средств, лишь бы извести обидчика. Правда, в тюрьму ему не хотелось. Магия казалась идеальным вариантом, но никто, кроме господина В., не хотел браться за выполнение такого заказа. Не без помощи господина М. граф остался жив, отказался дать обвинительные показания и выразил желание просто вернуться домой и обо всем забыть. Господин В. согласился сотрудничать со следствием и без колебаний сдал заказчика. Господин К., на которого повесили всех собак, покончил с собой, не дожидаясь суда.
Последняя заметка, которую смог отыскать Себастьян, называлась «Зарыл талант в землю». Господин В., «участник недавних печальных событий», был назван в заметке лучшим студентом магического факультета в Ипсвике. «У этого юноши блестящее будущее!» – уверенно говорили профессора, оценивая его работы. «Его ждет потрясающая карьера в науке, в политике, да в чем угодно, он победитель всегда, он лучший во всем!..» – предрекали они, также сокрушаясь по поводу «…некоего странного нездорового удовольствия, которое доставляли ему игры с правилами и законами». Заканчивалась заметка обращением к молодежи не губить свою жизнь и не выбирать кривую дорожку.
Часы пробили двенадцать. Себастьян поблагодарил седовласого библиотекаря за помощь и бросился в гостиницу. На полуденный рейс он опоздал, то поезда в Ипсвик, к счастью, уходили каждые два часа.
* * *
– Ну что ты бродишь как виноград недозрелый! – терпению господина Биллингема пришел конец, и он разразился гневной тирадой после продолжительного воздержания от замечаний, поскольку в поезде благоразумно не привлекал к себе внимания. – Остановись, у меня перед глазами все прыгает!
– Дядя, таким тоном, пожалуйста, отчитывай мальчишку на побегушках, – огрызнулся Себастьян. В отличие от широких и светлых галерей университета Ареццо, Ипсвикский Университет с его слабо освещенными коридорчиками, тупиками, переходами и поворотами был настоящим лабиринтом. В полумраке возникали и растворялись фигуры в мантиях, бесшумные и унылые. Не было привычного гама, смеха, стихийно возникающих споров, шуточных потасовок. Впечатление университет производил гнетущее.
Наконец, табличка над аркой возвестила, что далее простирается вотчина магов и чародеев. Коридоры здесь были пошире, окна посветлее, а побелка на потолках посвежее. Кроме того, то там, то тут из пола прорастали загадочные побеги, с потолка капало нечто тягучее с тяжелым смоляным запахом, а по стенам метались рваные тени, смутно напомнившие Себастьяну тени Асти. Студенты-маги были порезвее математиков и юристов, и раз в десять веселее.
– Себастьян, бестолочь, – процедил сквозь зубы дядюшка Ипполит, – перестань блуждать, спроси дорогу.
Поборов страстное желание потерять портрет где-нибудь в темном закоулке, Себастьян все же воспользовался советом и спросил, как найти деканат.
– Пойдемте, я вас провожу, – откликнулся высокий худощавый юноша, спрыгнув с подоконника. – У меня сегодня день такой – в деканат всех провожать. В полдень сопровождал туда двух дам.
Профессор Кэрью наслаждался послеобеденной сигарой. На обед в кабачке «Зеленый дрозд» подавали превосходные рубленые бифштексы под нежнейшим соусом и домашнее пиво. Кабачок открылся едва ли месяц назад, и первым его обнаружил профессор Шомберг, большой гурман. Оценив кухню и обстановку, он охотно поделился своим открытием с коллегами, которые отправились исследовать неизведанную территорию на следующий же день, а затем уверенно внесли «Зеленого дрозда» в число любимых заведений Ипсвика.
С удовольствием затягиваясь, профессор предался воспоминаниям о восхитительной трапезе, когда его мысли прервал решительный стук в дверь. Не дожидаясь его ответа, дверь открылась, и в кабинет шагнул незнакомый молодой человек. Секретарь, маячивший за его спиной, лишь уныло развел руками.
– Чему обязан? – пока еще дружелюбным тоном осведомился профессор Кэрью.
– Прошу прощения за это вторжение, господин профессор, – вежливо сказал Себастьян. – Я вынужден был вас потревожить, но у меня очень серьезное дело, и мне не обойтись без вашей помощи.
– Хорошо, – кончиками губ улыбнулся Кэрью, с интересом рассматривая молодого человека. На вид не более двадцати пяти. Высокий, густые каштановые волосы, открытый взгляд, фигура человека, явно любящего спорт, но светло-карие глаза полны безмерной усталости. На плече болтается полотняная сумка, какую носят художники. – Я вас внимательно слушаю.
– Даже не знаю, с чего начать… – замялся Себастьян, чей решительный настрой начал улетучиваться.
Разумеется, дядя Ипполит не преминул вступить в разговор.
– Племянник! – сурово сказал он. У профессора Кэрью дрогнула рука, и пепел сигары упал мимо пепельницы. – За пять лет тебя так и не научили вести деловые переговоры!
– Это и есть мое серьезное дело, – извиняющимся тоном сказал Себастьян и достал портрет из сумки.
– Потрясающе, – произнес профессор, загасил сигару и вышел из-за стола.
Минут пять он рассматривал дядю со всех сторон, потер мизинцем заглушку, удовлетворенно хмыкнул, проверил раму, ковырнул ногтем холст, проделал перед нарисованным лицом какие-то пассы. – Потрясающе, – повторил он, присаживаясь на краешек стола. – Откуда у вас это?
– «Это», юноша, – сказал дядя Ипполит, – Ипполит Биллингем Второй, с вашего разрешения.
– Это мой дядя, – пояснил Себастьян, которого изрядно повеселило выражение лица Ипполита Биллингема, когда перед его нарисованным носом порхали проворные руки профессора магии.
– Мне как специалисту в этой области крайне интересно было бы узнать, как произошло сие прискорбное событие, – сказал волшебник. – Однако вы приехали с определенной целью. Прошу, располагайте мной. Чем могу быть полезен?
– Я ищу одного волшебника, – сказал Себастьян.
Профессор кивнул.
– Подожди, племянник, – перебил господин Биллингем и обратился к декану. – Может быть, вы, человек, несомненно, сведущий, сами сможете снять с меня эти путы?
Тот покачал головой.
– Увы, эта наведенная трансформация слишком сложна. Чтобы снять их с вас, надо быть либо тем, кто их наложил, либо… – Профессор подпер подбородок и нахмурился. – Либо очень, я подчеркиваю, очень хорошим практиком. Практиком с большой буквы. Видите ли, – продолжил он, отходя к шкафу и доставая оттуда бутылку и два пузатых бокала, – все дело в той цене, которую платит каждый маг за свою силу и право ею пользоваться. За каждое волшебство приходится платить своей болью. Чем серьезнее волшебство – тем больше приходится платить. Иногда эта цена кажется невыносимой.
Кэрью разлил коньяк по бокалам. Себастьян вздохнул. Спиртное на голодный желудок употреблять не хотелось – из уважения к благородному напитку и собственному рассудку, – но бокал все же взял.
– Ваше здоровье, дядюшка, – сказал он и пригубил коньяк.
Ипполит Биллингем насуплено молчал. Профессор задумчиво барабанил пальцами по столешнице.
– Скажите, – прервал его размышления Себастьян, – вы говорили, что снять заклятие может хороший практик, но разве так трудно его найти? Скажем, маги, которые работают на Этвешей.
– Ах, молодой человек, разве там практическая магия? – сокрушенно покачал головой профессор. – Игрушки! Пыль в глаза! Новейшие открытия в науке плюс малая толика того, на что способен настоящий чародей. У торгашей после их магии разве что поболит голова. А настоящие чары – это когда тебя всего наизнанку вывернет. Нынешняя молодежь не видит смысла в том, чтобы расплачиваться своим благополучием за сомнительное удовольствие управлять тонкой материей.
– Признаться, никогда не любил магов, – сказал Биллингем. – И, как видно, не зря.
– Могу ли я узнать, сударь, – обратился к нему профессор, – как… м-м-м… случился сей казус? – Он снова принялся ощупывать раму. – Никогда прежде не встречал подобных… м-м-м… трансформаций. Изящно, черт побери! И никаких следов!
– Меня навестил какой-то маг с извращенным понятием о деловых переговорах, – сказал Биллингем. – Трах! Бах! И вот я на стене. Ужасное положение!
– Полностью с вами согласен, – сказал профессор Кэрью и добавил: – Видимо, вы – весьма и весьма значительная фигура в деловых кругах, раз ваши конкуренты решили избавиться от вас подобным способом?
– Не буду отрицать, – ответствовал Ипполит Биллингем, и если бы не был портретом, то непременно раздулся бы от гордости, – я – не последний в Ольтене винодел.
– Так вы винодел! – воскликнул профессор. – Как говорится, кровь нации!
Себастьян едва удержался от усмешки, видя, как заблестели дядюшкины глаза.
– Кхм! – отвлек он профессора от портрета. – Нам рекомендовали обратиться к Марку Довиласу. Вы его знаете?
– С ума сойти, – со странными интонациями в голосе произнес профессор Кэрью. – Всем, решительно всем сегодня нужен профессор Довилас!
– Вы его знаете? – повторил вопрос Себастьян.
– Разумеется, молодой человек.
Профессор допил коньяк и набросал на листке бумаги адрес.
– Кто бы ни рекомендовал вам к нему обратиться, – сказал он, – это самый лучший выбор. Вряд ли кто-то еще из знакомых мне магов возьмется за ваше… м-м-м… дело.
– Этот Довилас, он так хорош? – спросил Биллингем.
– По крайней мере, он никогда не боялся платить по магическим счетам.
