Текст книги "Забытое заклятье (СИ)"
Автор книги: Елена Комарова
Соавторы: Юлия Луценко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Глава 17
Ранкона
Жить в спокойное время приятно. С одной стороны. С другой – кому, как не главе Службы внутренней безопасности Зиновию Николаки, знать, что спокойных времен не бывает. Именно в периоды затишья в преступных умах зреют коварные планы. Так что Служба сохраняла бдительность, а господин Николаки подавал в том личный пример. Говорите, паранойя? Ну-ну…
К сожалению, предыдущие успехи быстро забываются.
Николаки промокнул испарину на обширной лысине белоснежным платком и потянулся за кофейной чашкой. Это было необходимо, чтобы хоть немного прийти в себя после визита его величества, да еще в сопровождении брата, – события из ряда вон выходящего, поскольку обычно генерал являлся во дворец сам. Либо с докладом, либо по приглашению Александра.
Даже в тот день, когда глава Службы положил на рабочий стол короля документы по раскрытому заговору, – даже тогда он не видел короля настолько взбешенным. Казалось, только присутствие младшего брата не позволило сегодня Александру попросту взять Николаки за грудки и припереть к стенке. В остальном его величество себя не сдерживал, ясно и недвусмысленно дав понять, какого он мнения о работе хваленой Службы внутренней безопасности, прозевавшей появление в Ольтене мага невиданной силы – ах да, соблюдавшего инкогнито! Высказавшись, король вихрем вылетел из кабинета, хлопнув дверью. Точнее, намереваясь громко хлопнуть дверью – в последний момент ее придержал Стефан.
Задетый за живое Николаки залпом опрокинул рюмку «успокоительного» и вызвал к себе подчиненных. Командный рык старого контрразведчика придал невиданное ускорение всем сотрудникам. Через пару минут коридоры Службы внутренней безопасности стали напоминать растревоженный муравейник. Одновременно отрабатывалось с десяток версий, в архивах не осталось и следа от привычной дремы – такому столпотворению, наверное, позавидовал бы и Королевский драматический театр в сезон премьер, а Зиновий Николаки лично возглавил группу, отправившуюся на место происшествия, в Оперу.
…Что больше всего удивляло – это редкое спокойствие персонала Оперы и особенно зрителей. Они были скорее расстроены из-за невозможности досмотреть представление, нежели испуганы. Словно падение люстры было сродни регулярному и уже поднадоевшему аттракциону. «Да, она чуть не упала», «Нет, ничего подозрительного не замечали», «Да, если что-то вспомним – сообщим непременно».
– А вы бы предпочли толпы обезумевших от ужаса людей, несущихся в панике к выходам и затаптывающих тех, кто оказался менее проворен? – слегка улыбнулся господин Вильнёв.
– Нет, – честно ответил Николаки, внимательно изучая собеседника.
Пока целая толпа экспертов изучала каждый уголок театра, Зиновий Николаки и его помощники обосновались в кабинете директора Оперы, превратив просторное помещение в нечто вроде временного штаба. Сюда мгновенно поступали все обнаруженные сведения, здесь же проводились допросы. И первым посетителем «штаба» стал господин Инкогнито, спокойно дожидавшийся появления главы Службы безопасности. «Я подумал, что вы обязательно пожелаете со мной поговорить. Лучше уладить все формальности сейчас».
– Значит, это спокойствие потерпевших – ваших рук дело?
– Не совсем рук. – Еще одна улыбка. – Элементарное заклинание, его знают все студенты – применяют для обретения смелости и спокойствия духа перед экзаменом.
– А ваши… э-э-э… манипуляции с люстрой? – продолжал генерал.
– Линейное перемещение. Простая, но действенная мелочь.
«Интересно, он, в самом деле, считает это мелочью, – промелькнуло в голове контрразведчика, – или просто издевается?» А вслух он сказал:
– Однако вы проявили беспримерное мужество, господин Вильнёв…
– Что вы, это сделал бы любой маг. Просто в тот миг я оказался ближе.
«Издевается», – с неожиданной ясностью понял Николаки.
– Я могу быть свободен? – осведомился Вильнёв.
– Разумеется. Возможно, мне понадобится задать вам еще несколько вопросов в будущем…
– Я остановился в «Регенте». Буду рад встрече с вами. Всего доброго.
– Спокойной ночи, господин Вильнёв.
Когда волшебник вышел, Николаки откинулся на спинку кресла и фыркнул. За долгие годы службы он выработал особое чутье, которое никогда не давало осечек. И сейчас оно подсказывало, да где там подсказывало – оно просто кричало во весь голос, что этот красавец знает куда больше, чем говорит. И что верить ему нельзя ни в коем случае.
Увы, чутье чутьем, но без надежной доказательной базы в нынешнее просвещенное время требовать что-либо от господина Инкогнито не получится – он просто рассмеется в лицо. Впрочем, пообещал Николаки сам себе, это ненадолго, потому как поисками информации о таинственном госте столицы, предотвратившем катастрофу, уже занимается целый отдел. Тогда-то мы и посмотрим, за кем останется право смеяться последним.
Допрашивать оперный персонал оказалось удовольствием ниже среднего, хотя господин Николаки знал сам и не уставал напоминать подчиненным, что бесполезной информации не бывает, ибо даже Всевышнему неизвестно, где именно может прятаться тот самый кончик, потянув за который, удастся распутать весь клубок. Из допросов он уже накопил достаточно материала относительно самых разных аспектов оперной жизни и её интриг, но ни грана – по интересующей теме. Балерины и вокалисты представления не имели о сложных технических устройствах, благодаря которым ранконская Опера заслуженно считалась едва ли не лучшим театром континента, а рабочие сцены клялись и божились, что не заметили в люстре и ее креплениях ничего подозрительного.
Генерал машинально переложил несколько бумаг на столе – и вдруг взгляд его упал на красивый белый конверт с каллиграфически выведенным адресом: «Господину Николаки, лично в руки». Он понятия не имел, когда это послание оказалось на столе.
Из распечатанного конверта выпал лист дорогой кремовой бумаги.
«Многоуважаемый господин Николаки! – начиналось письмо. – Довожу до Вашего сведения, что налицо явная попытка опорочить доброе имя подотчетного мне Оперного театра. Не далее, как сегодня днем я лично проверил люстру и могу заверить, что не выявил никаких изъянов. Таким образом, прискорбное происшествие может быть расценено как акт целенаправленного вредительства, к которому никто из моих сотрудников не может иметь отношения. Очень прошу Вас разобраться с этим случаем и смыть позорное пятно с репутации театра. С наилучшими пожеланиями, П.О.».
Николаки перечитал послание еще раз в надежде, что наваждение развеется. Увы, листок растворяться в воздухе отказался, а пижонски закрученные «хвостики» буковок словно насмехались над генералом. Он, разумеется, знал о существовании в Ранконе Призрака Оперы (на него даже собрали досье), но получить от него личное письмо? Однако!
В двери деликатно постучали, и в кабинет вошел помощник.
– Господин генерал, руководитель экспертной группы желает ознакомить вас с результатами осмотра.
– Я буду через… – Николаки сверился с часами, – десять минут. Сразу, как только допрошу последнего свидетеля. Если не ошибаюсь, он ожидает в приемной, позовите его.
Последним свидетелем оказался Артур Конти, исполнитель партии принца Сибелиуса. Хмурого тенора вместе с коллегами-вокалистами сразу же взяли в оборот агенты, однако его очередь давать показания оказалась самой последней. Так он и ожидал вызова: в разноцветных шелках сценического костюма, в сверкающем яркими камнями обруче на родных черных кудрях, нервно обмахиваясь отлепленной накладной бородой.
– Присаживайтесь, – пригласил певца Николаки. – Прошу прощения, что вас заставили ждать так долго.
Конти скривил губы, но опустился в кресло напротив генерала.
– Как я понимаю, вы находились на сцене непосредственно в момент происшествия, – начал тот. – Возможно, что-то показалось вам необычным?
– Нет, ничего, – покачал головой тенор. – Кроме того, даже если бы что-то и было, мое дело – блистать на сцене и петь, а не разбираться в машинерии. Я не рабочий, я – артист.
– Значит, – задумчиво подытожил Николаки, – вы были на сцене и не заметили ничего странного. Хм-м-м… вы правы, это и в самом деле не входит в сферу интересов артистов... А как насчет сферы интересов Призрака Оперы?
Перемена облика Артура была мгновенной и разительной. Избалованный манерный тенор исчез, а его место занял некто новый, незнакомый и властный.
– Как вы узнали? – спросил он.
– Мы – Служба внутренней безопасности, – улыбнулся в усы Николаки. – Узнавать – наша работа. Итак, каково мнение Призрака ранконской Оперы по поводу случившегося?
– За двести лет в нашем театре не было ни единого подобного происшествия! Перед премьерой все крепления были абсолютно надежны, и никто не приближался к люстре до спектакля. Что бы это ни было, оно случилось во время представления. И удар был нанесен извне. За свой театр я ручаюсь.
Генерал пометил что-то у себя в бумагах.
– Не смею больше вас задерживать, сударь. Однако если вы что-то припомните, или же у Призрака Оперы появятся новые соображения, я буду счастлив их выслушать. Кстати, вам не кажется, что эта идея с посланиями, возникающими, словно по волшебству, отдает мелодраматизмом?
– Кажется, – честно признался Конти. – Но это традиция. Традиции нужно сохранять.
Тенор откланялся, а Николаки аккуратно сложил бумаги стопкой на столе и отправился на свидание с экспертной группой.
…Агенты наводнили Оперу от фундамента и до самого чердака. В данный момент один из дознавателей был близок к тому, чтобы начать допрашивать крылатые изваяния покровителей искусств на крыше – генералу были нужны результаты, дабы не уронить честь мундира в глазах его величества. Несчастную люстру разобрали на подвески, изучая всеми известными науке и магии способами каждый миллиметр конструкции. Что уж говорить о многострадальных креплениях – эксперты набросились на них, точно коршуны.
Начальнику группы Ференцу Малло недавно исполнилось двадцать шесть, и в своем стремительном подъеме по карьерной лестнице он успел обойти не одного соискателя, заслужив множество косых взглядов и определений вроде «выскочки» и «молокососа». Кое-кто даже намекал, что группу молодому специалисту ему доверили благодаря какому-то влиятельному родственнику, шепнувшему словечко в нужные уши. Родственник у Ференца Малло действительно был и, в определенном смысле, достаточно влиятельный. Но карьеру молодой человек делал не благодаря этому родству, а скорее вопреки. Служба заметила лучшего студента потока на предпоследнем курсе и тогда же сделала ему предложение о дальнейшем сотрудничестве. Сотрудничество оказалось плодотворным.
– Господин генерал! – Ференц, склонившийся над длиннющим столом, где лежали разобранные хрусталики с люстры, выпрямился и помахал рукой. – У нас тут следы магического воздействия!
– Вы оторвали меня от важных дел, чтобы сообщить об этом? – холодно поинтересовался Николаки. – Разумеется, должны быть следы воздействия, ведь господин маг некоторое время левитировал люстру, а затем переместил ее.
– Это само собой, – отмахнулся эксперт. – Подойдите сюда, я покажу. Мы исследовали все здесь, отправили образцы в лабораторию на анализы. Потом я решил посмотреть еще и нашел странное пятнышко, здесь, – он ткнул пальцем в сверкающий бок хрусталика и провел над ним ладонью. Хрусталик окутался туманом, в котором проявились несколько серебристых жилок-ниточек. – Это от нашего мага. Стандартные заклинания перемещения, их у нас на первом курсе учат. Но я начал разбирать дальше... – Новый пасс, серебристые ниточки растаяли, хрусталик очистился, сверкнул, и снова окутался туманом. Ференц осторожно коснулся одной из граней и медленно отвел палец. – Видите? – За указательным пальцем потянулась тончайшая, почти невидимая паутинка. – Это более раннее воздействие. Кто-то колдовал над люстрой раньше.
– Природу магии определили? – сразу же перешел к делу Николаки.
– Пока нет, – слегка разочарованно ответил Ференц. – В лаборатории будем изучать дальше.
– Это всё? – сурово сдвинул брови генерал.
Молодой маг помялся, оглянувшись на коллег, потом вздохнул, решившись.
– У нас тут возник один свидетель, Батист Клопен…
– Кто такой? Почему не доложили? – Усы генерала возмущенно встопорщились.
– Потому что свидетель пьян в стельку, – поморщился Малло. – Мы попытались применить воздействие… на основе параграфа о даче показаний… Но магия и алкоголь плохо взаимодействуют. Когда свидетель проспится, повторим.
– Ну и что он такого сказал?
– Сказал, что видел Призрака Оперы на колосниках. А за ним бежал еще один Призрак Оперы. А потом они оба пролетели над сценой и исчезли с глаз.
Генерал пожевал кончик уса.
– Спьяну еще не то привидится, – сказал он. – Но чем черт не шутит… Малло, передайте показания свидетеля капитану Эдгарсу, он проверит. А ваша задача – всякие магические штучки.
– Да, генерал, – коротко кивнул Ференц и вернулся к экспертной группе.
Николаки отдал последние распоряжения и решил ехать сразу в Управление: на дворе раннее утро, выспаться все равно не удастся, так хоть поработать в тишине и спокойствии в компании старинной трубки, набитой душистым вендоррским табаком. Проходя по главному холлу, он замедлил шаг возле доски объявлений. В центре красовалась записка от Призрака Оперы. Генерал хмыкнул. Пьянства он не одобрял, особенно на рабочем месте. В этом с Призраком он был солидарен. Внизу, под ровными строками было накарябано карандашом: «Осознал. Б. К.»
…На столе в кабинете Николаки уже красовалась стопка папок – перед отъездом он приказал собрать материалы обо всех случаях магических происшествий за последнее время. Взяв самую верхнюю, генерал погрузился в чтение заявления некоего Себастьяна Брока.
* * *
В прихожей выстроились на просушку три скромных черных зонта. Как все маги, чья волшба из количества давно перешла в качество, гости Хавьера Герингаса в быту крайне редко пользовались заклинаниями.
Их осталось четверо «вольных художников» с улицы Симона. Остальные не в счет, сколько бы там не было у них в черной кассе и какие страшные небылицы они бы не рассказывали о себе посетителям. Герингас и его гости принадлежали к той части магов Ольтена, на кого заведены вторые, в дополнение к официальным, досье в Службе безопасности. Им негласно прощались некоторые нарушения уголовного кодекса и частичные отступления от Кодекса магов, ибо только они могли прийти на помощь, когда все прочие средства окажутся бесполезными.
Гости расположились возле камина, протянув ноги поближе к огню. Хавьер неспешно расставлял непременную на таких встречах посуду – рюмки под фруктовую наливку, тарелочки с закуской, пепельницу для Закарии. Внешне все было как обычно: хозяин хлопочет, Закария причмокивает, раскуривая трубку, Максим ворошит поленья, Карл дремлет – или делает вид, что дремлет; его лицо в тени, а сам он очень напоминает взъерошенного воробья… Впечатление обманчиво. Гости примолкли в тревожном ожидании: Хавьер вызвал их секретным словом, без объяснений.
– Сегодня, – произнес Хавьер, садясь в свое кресло, – мне принесли наведенную трансформацию.
Пауза. Только трещат поленья в камине.
– Ты должен был видеть его, Максим, твоя лавка перед моей.
– Портрет. – Кивок. – Я не стал связываться. За квартал разит криминалом высшей пробы. След замаскирован так, словно на дверях амбарный замок и табличка «под охраной полиции».
Пауза.
– Я имел дело с этим следом. Черный сап, Виктор де Вилье.
– Тебя тогда знатно взяли за жабры, Герингас, – пыхнул трубкой Закария.
Смешки.
– Я послал «подарочек» Марку Довиласу.
– Он тебя еще не благодарил? – Это Карл. Он переменил позу, лицо по-прежнему в тени, но от птичьей посадки ничего не осталось.
Смешки.
– Выходит, де Вилье вернулся. Ты хочешь столкнуть их с Довиласом лбами? – подал голос Максим. – Или нас?
Снова молчание, плотное, дымное, полное невысказанных слов.
– Я хочу знать, что затевает Виктор, – произнес Хавьер.
– Он уже закончил, разве нет? Трансформация, – напомнил Максим.
– Это верхушка мусорной кучи. Я уже говорил – я посчитал выброс. – Закария поднял бровь, Максим пошевелил рукой, предлагая Хавьеру закончить мысль. – Он «схлопнут».
– Ты хочешь знать, где рванет? – Закария покачал головой.
Хозяин счел, что сейчас самое время для наливки, тяжело поднялся с кресла. Звякнула упавшая на поднос пробка.
– Я дорожу своей жизнью, – сказал Хавьер, раздавая гостям рюмки. – Не надо бы, но такова людская натура. Виктора мне не одолеть. Сейчас. Но я в силах помочь другим это сделать.
– Марку Довиласу, хочешь ты сказать.
– Как всегда, зришь в корень, Макс, – отсалютовал рюмкой Закария.
– Все-таки ты хочешь свести нас, – удовлетворенно заметил Максим.
– Делом займутся люди из Безопасности, – Хавьер подмигнул Карлу. – А не пора ли тебе навестить племянника, Карл? Того, кто работает на площади Согласия под крылышком генерала Николаки.
– И не подумаю, – нахохлился Карл. – Мы о работе не разговариваем. Чего ухмыляешься? Еще наливки плесни.
Рюмки наполнились второй раз.
Как часто судьбы людей, городов, государств решаются в промозглые вечера за неспешной беседой и наливкой? Как часто собеседники сознают, что вершат чьи-то судьбы?
– У тебя, конечно, есть план?
– У Герингаса всегда есть план, Макс.
– Да уж, это у тебя всегда были импровизации, Карл.
– Но талантливые импровизации, заметь.
Смешки. Запах наливки, смешавшись с запахом крепкого табака, будоражил аппетит.
– Если они сойдутся лицом к лицу, Ранконе не поздоровится…
– О, я этого не переживу, – всплеснул руками Закария, – я так привык к этому городу, даже прикупил небольшой домик.
– Пожалуй, ты прав, дружище, – усмехнулся Хавьер, – мне наша старушка тоже дорога как память.
– Вспомним былое?
Рюмки наполнились в третий раз.
Глава 18
Ранкона – Ипсвик
– Значит, – сказала Эдвина, глядя на проплывающие за окном деревца, кое-где тронутые желтой осенней кистью, – вот оно как.
Валентина оторвалась от ридикюля, в котором что-то яростно разыскивала, и посмотрела на подругу долгим грустным взглядом. Затем вернулась к прерванному занятию.
– По крайней мере, пока все идет по плану, – заметила она и вдруг воскликнула: – Ага! Попалась!
Эдвина вздрогнула и обернулась. Валентина достала из ридикюля шоколадку и щедрой рукой разломила ее пополам.
– Угощайся. От шоколада не полнеют.
– Да что ты, – довольно язвительно заметила Эдвина, но лакомство взяла. – А что же тогда от него происходит?
– От него добреют. Откуси кусочек, пожалуйста. А то ты сейчас меня на лоскуты порвешь и сошьешь из них подушечку для иголок.
Эдвина вздохнула и развернула яркую обертку.
– Не разорву. Не растерзала же я тебя утром.
Это была чистейшая правда.
Утром Валентина коварно прокралась в спальню Эдвины и раздернула тяжелые шторы. Солнечный свет разлился по комнате. Впрочем, если Валентина и желала таким образом разбудить подругу, то опоздала: Эдвина выглянула из туалетной комнаты, вытирая волосы полотенцем.
– А я уже хотела идти тебя поднимать, – сказала она. – Думала, ты не встанешь до двенадцати.
– Дурная привычка – вставать рано, – ответила Валентина. – Папа приучил. И рада бы поваляться в кровати, да не могу, сна ни в одном глазу. Как спалось после вчерашнего представления?
– На удивление спокойно! – воскликнула Эдвина. – Даже странно, мне всегда казалось, что после таких катастроф все должны пить успокоительное и вздрагивать от каждого шороха.
– Но ведь она вчера так и не упала, – рассудительно возразила Валентина. – Над чем тут дрожать?
– Ну-с, дорогая госпожа Хельм, огласите, пожалуйста, наш план на сегодня, – улыбнулась Эдвина. Настроение у нее было самое благодушное, как если бы вчера кто-то единым махом избавил ее не только от панического страха перед надвигающейся катастрофой, но заодно и от переживаний по поводу предстоящих поисков мага.
«Дорогая госпожа Хельм» устроилась перед трюмо и взялась за пуховку.
– Мы едем в Ипсвик, – сообщила она, сдувая лишнюю пудру.
– Вот это новость, – удивилась Эдвина. – Кажется, я пропустила что-то важное. Поведай мне, о мудрейшая, почему мы не навестим для начала тех волшебников, которые живут поблизости?
Валентина улыбнулась кончиками губ.
– Эдвина, прости, пожалуйста, – сказала она. – Я не сказала тебе вчера ничего. Не хотела портить праздник.
– Ты меня пугаешь, Валентина Хельм.
– Твой отец прислал тебе магограмму.
– Я знаю, он меня поздравлял… или… Он прислал еще одну, верно? – Эдвина присела на кровать. – И ты мне о ней не сказала.
– Говорю сейчас. Я не удаляла ее из приемника. Тебе надо самой ее услышать.
…Поезд уже оставил позади одинаковые серые складские постройки, пересек реку Анг по мосту и теперь, весело пыхтя, катился по лесной просеке.
Валентина листала путеводитель по Ольтену, за который отдала целый талл в ближайшей к дому Августы де Ла Мотт книжной лавке. Шоколадка примирила Эдвину с окружающей действительностью и несколько скрасила путешествие. Девушка снова повернулась к окну, попыталась было считать верстовые столбы, но сбилась. Из головы не шла отцовская магограмма…
– Ну вот, – сказала утром Валентина, когда Эдвина ватными пальцами выключила магоприемник. – Сама видишь.
– Вижу, – сказала Эдвина, голос ее прозвучал, словно чужой. А в ушах еще звучало отцовское «…он представился Марком».
Валентина крепко обняла подругу за плечи.
– Поэтому мы едем в Ипсвик. Другие маги нам не помогут.
– Как он мог, – всхлипнула Эдвина, утыкаясь носом в мягкое плечо Валентины.
– Кто?
– Па-апа…
Историю с покушением на драгоценную папенькину жизнь Эдвина знала в самых общих чертах. Удивительно, но родители, устраивающие театральные сцены по любому поводу, на этот раз словно вступили в заговор молчания. Наверное, решила в свое время Эдвина, папа еще не придумал, как рассказать эту историю, чтобы выглядеть геройски, а иные версии событий его не устраивали.
– Никак не могу поверить, – сказала Эдвина, – что все эти магические штуки вроде пророчеств и проклятий действительно работают.
– С пророчествами и проклятиями мы еще не сталкивались, – оптимистично заявила Валентина, покорно отрываясь от путеводителя. – Пока мы имеем дело с типичным случаем преступного сговора между магом и графом Дюпри в корыстных целях – то есть ради извлечения выгоды, а выгода – это ты.
– Где ты нахваталась таких словечек?! – изумленно спросила Эдвина. Валентина покраснела. – Понятно, от отца. Хорошо, что еще кондитерскую технологию не цитируешь.
– Могу, если хочешь. Тебе о чем рассказать, о карамели, мармеладе, зефире, или сразу шоколаде?
Эдвина не сдержалась и хихикнула.
– Смейся, смейся, – пробурчала Валентина. – Тебе можно. Ты меня перещеголяла.
– Чем?
– Чарами своими. То есть, теми, которые на тебе. Как же я тебе завидую!
Эдвина хмыкнула. Как ни ужасно это звучало, но пока что выходило, что пользы от этих чар больше, чем вреда. Благодаря им Эдвина успешно избежала несчастливого брака – трижды, прошу заметить. А потом вырвалась из родительского гнезда и на всех парах мчит сейчас в Ипсвикский университет. Самой принимать решения – это ли не счастье?
– Вот бы только поподробнее узнать, как они действуют, – услышала она голос подруги и немедленно спустилась с небес на землю.
– Ну, вот и узнаем. Наверное, надо было предупредить профессора Кэрью магограммой о нашем визите.
– Вот уж не надо было! – воскликнула Валентина. – Мы сделаем ему приятный сюрприз.
– Ты думаешь, – засмеялась Эдвина, – нам следует застать его врасплох?
Поезд вынырнул из леса. Впереди замаячили опрятные домики и высокий шпиль Ратуши.
Ипсвикский университет был старейшим учебным заведением Ольтена. Носить знак выпускника Ипсвика – дубовые ветви, перевитые лентой с девизом, – было даже почетнее, чем щеголять шрамами после Авангурской кампании, иметь фамилию Этвеш или растить виноград в Асти. Ректорат Ипсвика славился своей неподкупностью, вступительные экзамены считались самыми суровыми на континенте, а студент, прошедший горнило учебы, получал лучшие предложения о работе.
Традиционно самыми престижными факультетами были юридический и инженерный. И так же традиционно меньше всего студентов было на магическом факультете. Отчасти из-за того, что сильные таланты в последнее время появлялись редко, отчасти из-за специфики магического искусства, даже одаренные природным даром студенты выбирали для поступления другие факультеты, где перспективы после обучения смотрелись лучезарнее.
Дела обстояли настолько плохо, что шесть лет назад министр образования собрался с духом (все-таки магов – пусть и не таких могущественных, что были в славном прошлом, но все же магов, – обижать не хотелось) и решил поставить вопрос о целесообразности сохранения в Ипсвикском Университете целого магического факультета.
В Оксере магов «слили» с химиками и биологами, Ипсвик же пока не трогали, поскольку упразднению факультета противился его декан, профессор Кэрью. Он даже имел очень неприятную беседу на повышенных тонах с министром, грозился, что добьется аудиенции у короля. «Да вас и на пушечный выстрел к королю не подпустят!» – гремел тогда министр. «Тогда я сложу с себя полномочия декана, – кипятился в ответ профессор, – а вместо себя поставлю профессора Довиласа, он ваши пушки узлом завяжет!» И все в том же духе еще минут двадцать. Покидая министра, он так хлопнул дверью, что та задымилась за его спиной, а на столе у секретаря взорвалось пресс-папье. Министр вышел следом, бледный, но еще не побежденный, напросился в гости в Службу безопасности к генералу Николаки, просидел всю ночь в архиве, листая дела волшебников, и только после этого признал идею упразднять магический факультет Ипсвикского университета преждевременной.
Магический факультет занимал отдельное крыло, пристроенное в краткие сроки – специально для волшебников-недоучек, как их заклеймил ректор Ипсвика, когда на очередной летучке ему наябедничали, что будущие маги всем осточертели своими дуэлями, колосящимся паркетом в аудиториях и повышенной смертностью среди мышей в виварии. «Сначала мыши, – злобно сверкал очками профессор Шамбли, биолог с мировым именем, – а потом и за людей примутся! Или я – или маги». И ректор принял мудрое решение – по возможности изолировать противников друг от друга.
Так что теперь паркет колосился лишь в отдельно взятых помещениях, поголовье мышей неуклонно росло, а главное здание Ипсвика, ранее с высоты птичьего полета напоминавшее букву «П», теперь иначе, чем «П с хвостиком», не величалось. В роли «хвостика» выступало, конечно, магическое крыло.
…Девушки отпустили экипаж и остались на небольшой площади, с трех сторон окруженной зданиями. В центре ее стоял памятник братьям Рейнбергам – математику Рене и астроному Камилу, которые вместе открыли новую планету, один на бумаге, а второй затем и в небе. Валентина засмотрелась на строгие лица братьев, и Эдвине пришлось дернуть ее за рукав, чтобы привлечь ее внимание.
– Ну и где нам искать профессора Кэрью? – тихо спросила она. Валентина пожала плечами. – А я говорила: надо было магограмму послать. Нас бы тогда встретили. Иди спроси, где тут магический факультет.
– Почему я?
– Ты вроде как моя компаньонка. Мне по статусу не положено спрашивать, предполагается, что аристократы выше этого.
Валентина секунд пять размышляла над таким раскладом, затем кивнула, соглашаясь. Поблизости не было ни души. И вдруг огромные часы над центральным зданием громко пробили двенадцать, двери распахнулись, и на волю посыпались студенты в черных мантиях с гербом Ипсвика. Площадь наполнилась гомоном и смехом. Подруги растерянно взялись за руки, чтобы их не сбили с ног, и стояли так, пока поток молодых людей не иссяк. Тогда Валентина отпустила Эдвину и решительно заступила дорогу высокому юноше в очках. Юноша как раз собирался откусить от яблока.
– Прошу прощения, – как можно более беспомощно произнесла Валентина. – Вы не поможете, сударь? Нам нужен декан магического факультета.
Юноша замер, не донеся яблоко до рта. Его и девушек окружила небольшая компания студентов.
– Гарри, это твои родственницы? – спросил один из компании. – Вот тихоня! Ничего нам не говорил!
– Пойдемте, – быстро сказал Гарри, галантно пропуская девушек вперед. Вслед им неслись шутки и смех.
Проведя подруг по коридорам и миновав не менее десятка лестниц, по которым надо было то подниматься, то опускаться, при этом Эдвина и Валентина едва успевали придерживать юбки, чтобы не споткнуться, – куда там следить за дорогой! – Гарри остановился перед дверью с двумя медными табличками: внушительной и сверкающей «Деканат» и второй, поменьше, «Проф. Кэрью». Рядом с дверью на специальном стенде для объявлений висел лист бумаги, на котором размашистым почерком было написано с десяток фамилий. Озаглавлен был список грозно: «Хвосты по уравнениям маг. физ.».
– Вам сюда, сударыни, – сказал Гарри.
Валентина взялась за ручку двери. Эдвина улыбнулась юноше.
– Благодарим вас, молодой человек, – с достоинством сказала она. – Как вас зовут?
– Гарри Иткин, к вашим услугам, – ответил он и пожал протянутую руку.
– Большое спасибо, господин Иткин. Я полагаю, разговор с профессором Кэрью не продлится долго. Вы не окажете любезность подождать нас? Боюсь, что найти дорогу обратно будет выше наших скромных сил.
Валентина восхищенно и с некоторой долей зависти наблюдала, как студент Иткин заверил Эдвину, что окажет всякую любезность, какая только придет ей в голову.
…Декан магического факультета пребывал в самом благодушном настроении. Семестр только начался, никто из студентов еще ничего не поджег, не взорвал, никого не проклял, ни с кем не подрался. Дуэли, в том числе магические, в Ольтене были официально запрещены еще лет пятьдесят назад, но ничто не могло удержать горячие головы от встреч на рассвете где-нибудь у Лебяжьей горки. Будущие волшебники, особенно с младших курсов, не познавшие еще на своей шкуре всех прелестей магических Правил, были склонны к романтике, а потому не реже раза в месяц декан вынужден был разбирать очередной случай.
За дверью послышался шум, приглушенный голос секретаря, затем дверь открылась, и на пороге возникли две молодые особы.
– Чему обязан, сударыни? – галантно осведомился профессор, оставляя сигару и поднимаясь из-за стола.
– Я – Эдвина Дюпри, графиня Арлезская, – представилась светловолосая девушка. Профессор поцеловал предложенную ему руку и пригласил графиню присесть. Та изящно опустилась на стул для посетителей. Ее компаньонка, милая, немного полноватая девушка с темными глазами, встала за стулом, положив руки в перчатках на его спинку.
– Я весь внимание, госпожа графиня, – сказал Кэрью, недоумевая, какое дело могло привести к нему девушку столь знатного происхождения. – Вы явились так неожиданно…
