Текст книги "Лабиринты чувств"
Автор книги: Елена Ласкарева
Соавторы: Татьяна Дубровина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
– Мама, ты же сама нас учила… – затараторила Юлька. – Нет плохой работы, есть плохие люди… А раз художники создают новые модели, их же надо кому-то показывать. И так, чтобы оценили по достоинству…
Мама трагическим жестом прикрыла рукой глаза.
– Моя дочь – вешалка для платьев! – воскликнула она. Если б она знала, что была на волосок от истины…
Лиде не спалось. Она выходила на кухню попить и злорадно наблюдала, как заплаканная Ольга пробегает в ванную и обратно, прислушивалась к возбужденным голосам за соседской дверью.
– Как я буду смотреть людям в глаза?! Весь город знает, что вы обе…
– Мамочка, разве без высшего образования ты меня любишь меньше, чем ее?
– Я все могла бы понять… Но только не ложь! И главное: ты вовсе не беспокоилась о моем здоровье, а хотела казаться лучше, чем ты есть на самом деле, – безжалостно припечатывала мама. – И дело не в образовании. Ты просто трусиха. Напакостила – и в кусты, отсидеться… А за тебя Юлька отдувается!
– Мама, это жестоко… – навзрыд рыдала Оленька.
При всей легкомысленности она любила и уважала мать, и ей было тяжело это апокалипсическое «развенчивание мифов».
Всю ночь они не сомкнули глаз, а наутро мама вновь упаковала чемодан.
Она поменяла билет на самый ближний поезд и стояла на перроне с отрешенным, обиженным лицом. Дочери молча переминались рядом с ноги на ногу и тоже молчали.
И только когда красный семафор сменился на зеленый и проводница велела зайти отъезжающим в вагон, мама быстро обняла Юльку и надолго прижала к груди Олю.
У Юльки внутри поневоле шевельнулось нехорошее чувство ревности. Свою «первенькую», несмотря на ее разгильдяйство, мама все-таки любила чуть больше, чем «последыша» Юльку, несмотря на все ее успехи…
А Оля, почуяв, что прощена, моментально просияла и с энтузиазмом принялась махать вслед поезду…
И все-то с нее, как с гуся вода…
Глава 14
ВСЕ ХОРОШЕЕ БЫСТРО КОНЧАЕТСЯ
Юльку ждал сюрприз. Едва оторвавшись от ее губ после долгого нетерпеливого поцелуя, Квентин протянул ей коробочку, перевязанную на западный манер ленточным бантом, а сам бросился к телефону.
– Передайте для абонента один-семь-три. Глаза – зеркало души, – старательно продиктовал он только что выученную русскую пословицу. – Люблю и то и другое, Венечка.
Юлька насторожилась.
Для кого это он Венечка? Это только она так его называет! Кого это он любит? Не этого же противного директора завода! И не его фиолетовую секретаршу!
Она гневно повернулась к нему, собираясь выяснить все незамедлительно, и даже позабыла о подарке.
Что за хамство! При ней передавать кому-то такие послания!
И тут у нее в руках, прямо внутри коробки, что-то оглушительно запищало.
От неожиданности Юлька выпустила коробку из рук, завизжала и… одним прыжком взлетела на кровать.
Мыши?! Глупые шутки!
Квентин расхохотался, поднял коробку и протянул Юльке.
– Не возьму! – Она замахала руками, отпихивая подарок от себя. – Я их терпеть не могу!
Квентин растерялся:
– Ты же говорила: это удобно…
Коробка продолжала пищать, а Квентин снял крышку, перевязанную бантом, и вынул…
Юлька в ужасе зажмурилась. Что-то холодное и твердое коснулось ее руки… Это не было похоже на живое…
– Ну, – ласково уговаривал Квентин, – нажми эту кнопочку…
Юлька осторожно приоткрыла один глаз.
У Квентина на ладони лежал маленький компактный пейджер. А на мерцающем экране чернели буковки сообщения: «Глаза – зеркало души…»
– Это мне? – Юлька взяла пейджер и счастливо рассмеялась. – Какая прелесть! Я так давно о нем мечтала… Но… – Улыбка сползла с липа. – Это же очень дорого…
Конечно, номер в хорошей гостинице, билет и командировочные ему оплачивает какая-то солидная фирма. Раскошеливается, так сказать, на представительские… Но подарок Квентин делает за свой счет… Неужели из-за того, что Юлька по глупости упрекнула его в отсутствии «крутых атрибутов»?
– Экономия времени стоит денег, – заметил Квентин. – Как это по-вашему…
– Время – деньги, – машинально сказала Юлька.
– У меня тоже такой, – радостно сообщил Квентин. – Запомни номер. – Он протянул картонку с цифрами. – Теперь, если ты опаздываешь, пожалуйста, предупреждай меня… Юлька засмеялась:
– Слушаюсь, сэр!
Интересно, у него в номере цифры ровно в обратном порядке: три-семь-один… Тройка, семерка, туз… А где же пиковая дама?…
Опять Пушкин… Только она не роковая дама. Она просто дама. Дама сердца…
А он ее рыцарь.
…Они занимались любовью, маленький пейджер через каждые пять минут повторял новое сообщение:
«Люблю… люблю… люблю…»
Это Квентин велел диспетчеру дублировать целый час это крайне важное, срочное признание…
Юлька протягивала руку, нажимала черную кнопочку, и текст застывал на экране…
Новое слово техники множило слова в геометрической прогрессии. Даже обожающая облекать все чувства в фразы близняшка могла наконец-то в полной мере насытиться этими словами.
– У меня для тебя сюрприз. – Он перевел дыхание и прижал Юльку к себе.
– Не слишком ли много для одного вечера?
– В самый раз. – Квентин помедлил, вглядываясь в ее лицо, и торжественно сообщил: – Я решил остаться еще на месяц. Сегодня днем мне продлили визу.
Юлька обрадовалась, но тут же испугалась:
– А тебе ничего за это не будет?
– От кого?
– От босса. Ты же уже закончил все свои дела…
– Ну, всегда можно найти новые, – глубокомысленно заметил Квентин. – У меня в России есть самое главное дело – это ты…
Юлька счастливо уткнулась носом в его плечо.
Еще никто не говорил ей, что она – самое главное в жизни. Она сама ставила сердечные увлечения только на второе место. Первое безоговорочно принадлежало работе. И вот. оказывается, все ее представления переворачиваются с ног на голову… А может, с головы на ноги? Ведь что может быть важнее, чем один-единственный миг с любимым? Разве стоит этого самая блестящая карьера?
А предстоит целый месяц… Он уже заранее кажется самым дивным, самым чудным в жизни. Он растягивается в вечность. И сжимается до мгновения, едва подумаешь, что и он когда-нибудь кончится…
Теперь Юлька постоянно чувствовала, что Квентин рядом.
Она неслась по эскалатору, привычно прыгая через ступеньки, а маленький пейджер тоненько пищал, передавая неповторимая и замечательная.
Она толкалась в вечно переполненном троллейбусе, а верный неразлучный дружок исправно писал на своем экране что ее любят, любят и ждут.
И стиснутые давкой пассажиры не могли понять, почему худенькая девушка с острыми локтями вдруг озарилась такой дивной, загадочной, отрешенной от всего улыбкой…
Она спешила по запутанным останкинским коридорам, машинально кивала на ходу знакомым, а в руке, как маяк, как путеводная звезда, был подарок Квентина. И в ушах звучал его голос…
Едва влетев в редакцию молодежных новостей, Юлька тут же бросилась к телефону.
Набрала номер и без стеснения продиктовала громко. так что слышать могли все присутствующие:
– Абоненту три-семь-один. Люблю. Буду в шесть. Не могу дождаться…
– Ого! – разом восхищенно выдохнули Александра и Костя.
А Юлька с вызовом глянула на них, не в силах скрыть сияющую, честно говоря, немного глуповатую улыбку…
И Костя тут же это подметил:
– Кажется, мы понесли потерю… – трагическим голосом сообщил он. – В наших рядах зияющий пробел… Мы лишились, товарищи, умного, мобильного, контактного сотрудника. Ведь от любви, граждане, все безнадежно глупеют. И вот участь сия не минула уважаемую Юлию Синичкину. – Он развел руками. – Даже не знаю, как теперь она будет делать репортаж из славного Приморья? Ведь ее словарный запас сократился до словарного запаса Эллочки Людоедки. И начхать ей теперь на экономику, культуру и нас с вами, вместе взятых…
Костя достал воображаемый платочек и «всплакнул».
– Сам дурак! – парировала Юлька.
А Костя в ответ только выразительно покрутил головой, призывая всех в свидетели:
– Вот видите! Глухой номер. Придется вам, Андрей Васильевич, искать, кого послать вместо Синичкиной.
Шеф потер переносицу и подключился к игре. Впрочем, по его тону было непонятно, то ли он, как и Костя, подшучивает над Юлькой, то ли и в самом деле раздумывает всерьез.
– Но ведь там, – он ткнул пальцем вверх, – утвердили ее заявку. Даже не знаю… Может, Матушкину? Правда, у нее опыта еще маловато… И трудно работать на чужом материале…
Погруженная в свои сладкие мечты, Юлька пропускала мимо ушей их реплики, но тут словно очнулась и насторожилась:
– Куда послать? Кого? Вместо меня? Ну уж нет!
– Слава Богу! – расхохотался Костя. – Кажется, это не так безнадежно. Больной будет жить…
А Юлька уже теребила шефа:
– Какую заявку утвердили? О Приморье? Это точно? И мне дадут группу?
С ума сойти! Она как самый настоящий корреспондент ОРТ поедет с собственной группой на край света делать свою собственную, авторскую передачу!
В главной редакции почти полгода мурыжили ее проект, не решаясь, по-видимому, доверить такой масштаб начинающей…
И вот…
– Лед тронулся, господа! – завопила она.
Но шеф быстренько охладил ее восторг.
– Из группы ты берешь только оператора. Остальных по мере надобности мы приглашаем с Дальневосточного телевидения Сама знаешь, сколько уходит на одни билеты.
– Ничего, – ободряюще кивнул ей Костя. – Я на все руки мастер. И за администратора могу, и за осветителя, и как телохранитель в случае чего. И крестиком вышивать… – Он мурлыкнул, как кот Матроскин. – И на машинке… и корову подоить…
Костя подхватил Юльку и закружил по тесной комнатке.
– Осторожно! Факс! – заверещала Александра.
А потом они вдвоем носились по кабинетам и приемным. Оформляли командировку, выписывали камеру и кассеты, получали в бухгалтерии деньги, в экспедиции – заказанные заранее билеты…
И только очнувшись от суеты, Юлька глянула на дату вылета и ойкнула:
– Как?! Уже послезавтра?!
– А чего тянуть? – улыбнулся Костя.
– А… никак нельзя отложить? – спросила Юлька.
Костя уставился на нее, как на тяжелобольную. Даже лоб ладошкой потрогал. И отдернул руку, словно обжегся.
– Да… Жар. Клиническая стадия… Ты сдурела, мать? Такую махину сдвинула, и на попятный? Куй железо, пока горячо! Да не мне тебя учить! Сама понимать должна. Если сейчас шустро не подсуетиться, у них потом обязательно возникнет что-то «более значимое». И твой проектик благополучно похерят.
Юлька и сама это прекрасно понимала, но…
Что же получается? Квентин ради нее решил остаться Он даже свою карьеру, возможно, ставит под угрозу… А она…
Выходит, Юлька выбирает карьеру?
Но ведь такой шанс может и не выпасть больше. А если получится, то ее ставки в этой сложной, построенной на интригax игре, называемой «телевидение», сразу и резко возрастут… И она одним махом превратится из корреспондента «на подхвате» с ненавистным декадным пропуском в уважаемого автора, имеющего собственную программу…
Вот только как это объяснить ему?
Пейджер в сумочке опять запищал, как проголодавшийся котенок:
«Люблю. Целую. Я уже в номере. Жду».
Слезы сами собой текли из глаз. Юлька почти наугад сворачивала по гостиничным коридорам к номеру Квентина.
Едва она подняла руку, чтобы постучать, как он рывком распахнул дверь.
Она не видела его лица из-за слез, а за ним все расплывалось в белом туманном мареве. И почему-то сладко, пьяняще пахло…
– Джулинька… – Он наконец-то освоил ласкательные уменьшительные суффиксы. – Это тебе…
Он потащил ее за руку, с гордостью показывая очередной сюрприз.
Весь номер был заставлен огромными охапками цветущей черемухи. Кружевные, воздушные букеты стояли в ведрах на полу, в вазах на всех тумбочках, столе, зеркале… Между ними можно было протискиваться только боком, чтобы не задеть ветки, не стряхнуть с них нежные крохотные соцветия…
Наверное, Квентин со всей гостиницы собрал у горничных ведра и вазы из свободных номеров…
Слезы у Юльки разом высохли, все-таки Близнецы не умеют долго грустить и всегда готовы переключиться на более радостные чувства…
– Это черь-е-муха, – старательно выговорил Квентин.
– Муха ты моя! – Юлька растроганно чмокнула его куда-то в подбородок. – Где же ты взял такое чудо? Признавайся, сколько деревьев обломал?
– О! – протянул Квентин. – Очень много.
– Тебя же могли оштрафовать! – припугнула Юлька. Квентин загадочно улыбнулся:
– Нет. Мой шофер стоял… на шухере. Правильно?
– Совсем неправильно, – шутливо нахмурилась Юлька. – Ты бессовестно портил наши зеленые насаждения.
Она представила, как Квентин в шикарном деловом костюме, воровато озираясь, обламывает ветки черемухи, и расхохоталась.
– А если бы поймали? Вот позор-то, а? Нота в американское посольство… Международный скандал…
– Нo я пытался купить, – оправдывался Квентин. – Я искал. Но у вас ее совсем не продают. Орхидеи – пожалуйста, а черемуху нет.
– И ты совершил налет на Ботанический сад?
– Нет. Мы осматривали площадку под строительство нового цеха, а там вокруг – целые заросли… Я наломал, сколько поместилось в машину… – И он грустно вздохнул: – Все равно ведь срубят.
– Ай-я-яй, – покачала головой Юлька. – И все из-за твоего цеха. Не стыдно?
– Но ведь землю отводит московское правительство…
Квентин на самом деле чувствовал себя виноватым …
От пьянящего аромата кружилась голова. Или это от переполнявших Юльку чувств?
Она отвечала на его поцелуи, а сама чувствовала себя гнусной обманщицей.
Надо сказать ему, что она уезжает… Нет, не сейчас позже…
Она так и не решилась.
Утром из редакции передала сообщение на пейджер: «Вылетаю в срочную командировку. Позвоню из Владивостока. Жди. Люблю и уже скучаю».
Абонент три-семь-один… Счастливое сочетание пушкинских карт… Германну они не принесли удачи. И Квентину судьба вместо тройки, семерки и туза выбросила пиковую даму. Разлуку.
Юлька выключила пейджер, чтобы не надрывать душу ответными сообщениями Квентина.
Кучу дел надо успеть переделать до отъезда. Да еще и собраться в дорогу… Найти резиновые сапоги. Костя сказал что там, где они будут снимать, непролазная грязь. Он велел взять теплую куртку.
Юлька нарочно заваливала себя срочными неотложными делами, чтобы не думать о разлуке… О своем… предательстве?
Нет! Он должен понять, что работа – это работа. А она постарается все сделать как можно быстрее и вернется…
Сутки туда… обратно… пару дней в городе, экспедиция в шахтерские поселки… Это неделя… Ну и на выезд в таежные прииски… Еще неделя.
Она успеет вернуться как раз к своему дню рождения. И у Квентина еще останется полмесяца. И они восполнят этот вынужденный пробел…
А Квентин, получив Юлькино сообщение, безрезультатно пытался связаться с ней. Но телефонистка заученно отвечала:
– Абонент недоступен для связи. Номер отключен.
Юлька сунула пейджер в глубину ящика письменного стола. В командировке он ей был ни к чему. Даже за Кольцевой в Москве он уже выходит из зоны связи.
Конечно, Оля не отказалась бы побаловаться престижной штучкой, пока сестренка в отъезде. Но Юлька прекрасно помнила историю с Денисом.
Нет уж, в любовных делах даже родная сестра может оказаться соперницей. Хватит с нее, опытная… Научилась на своих ошибках.
Хорошо, что Ольги нет дома. Усвистала на очередное рандеву…
Юлька оставила ей записку, велев не подходить к телефону и не отвечать на звонки, пусть хоть сам папа римский желает связаться с мисс Синичкиной.
…Но душа была не на месте. Она вообще была не с Юлькой, а никак не могла оторваться от абонента три-семь-один…
Пока Костя стоял в очереди на регистрацию, Юлька не выдержала и помчалась к телефону-автомату.
Жди меня, и я вернусь. —
продиктовала она диспетчеру, -
Только очень жди
Жди, когда наводит грусть
Серые дожди…
– Вы превысили количество знаков, – бесстрастно сообщила телефонная барышня.
Ей было плевать, что кому-то хочется, чтоб его непременно ждали…
– Хорошо, оставьте только начало, – Юлька не стала спорить.
– А подпись?
– Аэропорт Домодедово, – брякнула Юлька.
– Юлька! Юлия! – метался по залу Костя – Синичкина, твою мать! Паспорт давай!
– Внимание. Объявляется посадка на рейс номер… – хрипловато верещали динамики.
Юлька в спешке схватила посадочный талон, дрожащими руками привязала бирки к дорожным сумкам…
Костя, чертыхаясь, помчался за разрешением на провоз камеры в салоне.
А Квентин, прочтя сообщение, сказал:
– Сорри, экскьюз ми, плиз… – и пошел к выходу из черного овального зала международного Бизнес-центра, в котором должно было состояться подписание решающего контракта …
Черный «мерседес» на предельной скорости несся по шоссе к аэропорту. И водитель удивленно косился на всегда невозмутимого и респектабельною господина Джефферсона, который вдруг с силой рванул с шеи тугой галстук, расстегнул пиджак и высунулся в приоткрытое окно.
А ноги господина Джефферсона ритмично пинали мягкое покрытие, устилающее пол автомобиля, словно подгоняли «мерседес», как лихие ковбои пришпоривают скакуна…
Авиалайнер медленно, словно нехотя, разбежался по взлетной полосе и неспешно принялся набирать высоту.
Костя пристегнул ремень, открыл объемистый кофр с камерой, которую все-таки протащил с собой, и извлек оттуда бутылку коньяку.
– Ну, давай за взлет, – предложил он.
– А за посадку?
– До посадки еще восемь часов. – Он тихо позвенел содержимым кофра. – Успеем… если растянем…
Юлька прижалась лбом к иллюминатору.
Внизу, под крылом самолета, уплывали вниз, становясь все меньше и меньше, домишки окрестных поселков, а по ровной стреле скоростного автобана мчались крохотные, игрушечные машинки…
Отсюда, сверху, казалось, что они стоят на месте…
«Смешно, – подумала Юлька. – Суета… все суета… бег на месте…»
А Квентин метался по огромному залу регистрации рейсов от одной стойки к другой.
– Джулия!
Он бесцеремонно отпихивал стоящих в очереди и спрашивал:
– Далекий Восток… Здесь? Посмотрите… Синичкина…
– В справочное бюро, гражданин!
– Совесть имей! Нахал!
– Далекий Восток…
– В воздухе, – наконец-то поняла, чего хочет этот странный растрепанный гражданин, невозмутимая девушка в справочном и для доходчивости ткнула пальцем в небо.
… – Жди меня, и я вернусь… – сказал Квентин, садясь обратно в машину.
– Только очень жди, – неожиданного для него подхватил водитель.
– Да! Правильно! – подскочил как ошпаренный Квентин. – Откуда вы знаете?
– Так это ж Симонов, – пожал плечами водитель – Поэт. Стихи это.
«Все русские знают эти слова… – подумал Квентин. – Только очень жди… Странные… Зачем так? Разве можно ждать «не очень»?… Загадочная русская душа… Но я сделаю все, как ты велела, Джулия… Только вернись. И как можно скорее».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Не добраться к тебе! На чужом берегу
Я останусь один, чтобы песня окрепла,
Все равно в этом гиблом, пропащем снегу
Я тебя дорисую хоть дымом, хоть пеплом.
Я над теплой губой обозначу пушок,
Горсти снега оставлю в прическе -
и все же -
Ты похожею будешь на дальний дымок,
На старинные песни, на счастье похожа!
…Позабыть до того, чтобы голос грудной,
Твой любимейший голос – не доносило,
Чтоб огнями и тьмою, и рыжей волной
Позади, за кормой убегала Россия.
Павел Васильев
Глава 1
НА КРАЮ СВЕТА
Оказалось, что куда-то пропал день.
Юлька считала, загибая пальцы: вылетели утром. Значит, должен быть вечер. А здесь опять утро… Только завтрашнего дня.
Дурацкие часовые пояса! Голова кругом. А главное – и ночь пропала. Ее просто не было…
А глаза слипаются, и в голове шумит…
Они пили коньяк до самого Хабаровска, в котором ждали пересадку на другой самолет, и девушка в аэропорту так смешно объявляла вместо «пятьдесят» – «полста»…
– Рейс полста один…
За это и выпили последние «полста» граммов…
– Нечего раскисать! – ворвался к ней в номер Костя. – Пойдем на телестудию!
Юлька моментально вскочила. Конечно, лучше начать сразу, не откладывая, и закончить все побыстрее. И в Москву… к Венечке.
Полдня они провели на местной студии, до хрипоты обговаривая состав группы и график съемок.
Выехать решили завтра же. Хорошо, что дальне восточники оказались ребятами компанейскими и легкими на подъем.
А с каким восторгом они смотрели на представителей самого ОРТ»!
Юльке это безумно польстило.
После решения рабочих вопросов московских гостей торжественно завели в комнату с щедро накрытым длинным столом. Увидев белеющие между салатами горлышки водочных бутылок, Юлька обреченно вздохнула. А Костя с воодушевлением потер руки и просиял. Бочка бездонная!
Товарищеский обед плавно перетек в ужин, и поздно вечером теплой веселой компанией они отправились осматривать город.
Россыпь огней на рейде, свежий порывистый ветер с залива, узкая изогнутая бухта Золотой Рог… Улицы, то резко ныряющие вниз, то взмывающие почти вертикально, взбегая на сопки.
– Открыт закрытый порт Владивосток! – горланил Костя.
А все дружно подхватывали:
– Париж открыт, но мне туда не надо!
Местные называли свой город ласково, как мальчика или любимого мужчину: Владик. И с пафосом цитировал ленинскую фразу, увековеченную рядом с железнодорожным вокзалом:
«Владивосток далеко, но ведь город он нашенский!»
И, по-Юлькиному глубокому убеждению, Ленин никогда и ничего не говорил лучше и точнее.
Когда после долгих провожаний, петляний по улицам и заверений в искренней дружбе Юлька наконец добралась до номера, глаза уже совсем не смотрели – сплошная туманная пелена…
«Надо позвонить Квенти…» – успела подумать она и тут же провалилась в глубокий сон, едва успев упасть на кровать, даже не раздевшись.
Только смежила веки, а уже кто-то бесцеремонно трясет за плечо. И солнечный свет заливает номер.
– Вставай, проснись, кудрявая!
Костя, как обычно, бодр и весел.
– Сколько времени?
– Уже десять, дорогуша. Мы опаздываем. Собирай манатки.
– Я не распаковывала.
Юлька хлопала заспанными глазами, лихорадочно соображая, который час в Москве? Шесть вечера? Или два часа ночи?
– Два часа, – развеял ее сомнения Костя. – Мы же теперь живем с опережением.
Юлька плеснула в лицо водой и, пока Костя стаскивал вещи вниз, к японскому микроавтобусу, быстро набрала межгород.
У Квентина в «люксе» никто не брал трубку. Только длинные гудки…
Спит? Или?… Чем еще можно заниматься в такое время?! Тогда пейджер! Но междугородная связь никак не хотела соединяться с московским коммутатором. Чей-то невыразительный противный голос механически бубнил после первых же цифр:
– Неправильно набран номер…
Придется позвонить позже. Венечка просыпается в семь. Значит, по-Юлькиному это будет три часа дня…
– Юлька, в машину! – вихрем ворвался Костя, волоча последний кофр. – Номера я забронировал, сдай ключи администратору.
И правда кот Матроскин, на все руки мастер.
Заботливая хлопотунья Валечка, отправленная с ними в качестве помрежа, едва автобус тронулся, принялась распаковывать баночки-скляночки, по-домашнему ароматные и аппетитные…
– Поешьте, ребята, поешьте. Вы же не завтракали.
– Ага, – легко согласился Костя, не заставляя себя долго упрашивать.
А у Юльки после вчерашнего сумасшедшею дня кусок в горло не лез. Она едва ковырнула вилкой странную студенистую массу.
– А что это?
– Консоме, – торжественно сказала Валечка – Из морских гребешков.
Господи! Вот этим кормил ее Квентин в «Метрополе»?
– С миногами? – уточнила Юлька, не решаясь отправить в рот содержимое баночки.
– Нет… к сожалению…
– Под китайским соусом?
– Под майонезом, – растерялась Валя.
Фу, если она сейчас это проглотит, ее просто стошнит… Юлька изобразила на лице разочарование и отодвинула угощение.
– Костя…
– М – м? – отозвался он с набитым ртом.
И, поймав страдальческий Юлькин взгляд, жестом фокусника извлек из кофра банку пива.
– Шланги горят… – вспомнив Квентина, улыбнулась Юлька. – Надо залакировать…
И странно… После пива и морские гребешки показались совсем не противными, а дивно вкусными. Юлька слопала всю банку, а Валечка все подкладывала ей то домашние кулебяки с рыбой, то ватрушки, то крохотные пирожки с маком…
…Дорога петляла вдоль моря, мелкий дождь моросил за окном, а в автобусе было тепло и уютно.
Разморенная сытной едой, Юлька задремала.
И сейчас же Квентин обнял ее и мягко сказал с упреком:
– Джулинька, никуда больше не исчезай.
– Я здесь. – Она крепко прижалась к нему.
Какой знакомый, родной запах… Такой домашний… Как… у сдобной кулебяки…
Бабушка как раз вынимает ее из духовки, сбрызгивает водой и накрывает чистым полотенцем.
– Вот видишь, внученька, я ждала вас. – Она широко улыбается, и морщинки на лице разбегаются длинными лучиками.
– И я ждал, – говорит Юльке Квентин.
И вдруг его лицо меняется, становится строгим и надменным.
И не он это уже вовсе, а Пиковая дама, жгуче-черная брюнетка с крупными злыми глазами. Она держит в руке розу, красную, как кровь, и шипит зловеще:
– Уколешься о шин… шин, – а потом хохочет и продолжает противным металлическим голосом: – Абонент недоступен для связи… Неправильно набран номер… Тройка, семерка… Дама!
Юлька в ужасе шарахается от нее, но дама вновь превращается в Квентина.
– Что с тобой? – ухмыляется он. – Обманщица!
– Почему? Ведь я… – пытается оправдаться Юлька.
Но тут бабушка поворачивает голову и распахивает руки, а в ее объятия влетает… Оля.
– Вот моя внученька, – радуется бабушка и строго говорит Юльке: – А ты иди себе, девочка…
И Квентин тоже теряет к Юльке интерес, он тянется к Оле. А она визжит пронзительным голоском:
– Мой! Мой! Квентин! Квентин!
– Отдай! – не помня себя, орет изо всех сил Юлька. – Квентин!!!
… – Вентиль! – не своим голосом верещит Валечка. – Перекройте вентиль!
В автобусе суматоха и неразбериха. Снаружи доносятся громкие ругательства.
Юлька тряхнула головой, отгоняя остатки сна.
«Слава Богу, это просто бред! – с облегчением подумала она. И тут же испуганно: – А что на самом деле? Что случилось?»
Она пробралась к выходу и спрыгнула вниз. И тут же ноги почти по колено утонули в жидкой грязевой каше.
Сбоку от дороги тянулась толстая труба на цементных подпорках, и из нее хлестала мощной струей горячая, дымящаяся на прохладном воздухе вода.
Около трубы, матерясь, возились несколько мужчин в спецовках и среди них администратор группы, ассистент оператора и Костя.
Колеса японского микроавтобуса явно не были приспособлены для российских непроходимых дорог Они по самый верх увязли в горячем месиве.
Мотор натужно урчал – водитель пытался сдвинуть автобус с места, подавая то вперед, то назад. Но безрезультатно. Он только дрожал всем своим изящным белоснежным корпусом, уже изрядно заляпанным комьями грязи, и завывал тоскливо и безнадежно.
– Ну, блин! Давай же!
Водитель изо всех сил рванул стартер, мотор визгливо взревел последний раз… и вообще заглох.
– Приехали, твою мать! – в сердцах выругалась Валечка. – Идите в автобус, Юлия Викторовна. Вон, все джинсы извазюкали!
– Ну, если уже приехали, то какой смысл сидеть внутри? – заметила Юлька, чрезвычайно польщенная этой Викторовной». – А что случилось?
– Трубу прорвало.
– Это я и сама вижу.
– Там на километр дальше дорогу размыло. Да еще этот японский неженка клюкнулся! – Валя с раздражением стукнула кулаком по некогда белому боку автобуса. – Говорили же директору, что лучше наш «газик» купить! Он, как вездеход, прет и прет себе. Так нет… Выпендрился, блин!
Юлька с трудом соображала, чем же это теперь для них обернется.
– А мы далеко отъехали?
– Да ни туда ни сюда! От Владика уже километров триста, а до поселка еще двадцать… Влипли…
– Хватит ныть, бабоньки, – подошел к ним Костя. – Выгружайте вещички, пойдем ножками.
И он первым выволок на себе пару сумок, кофр и огромную треногу от камеры. Вся группа, чертыхаясь, последовала его примеру.
Высокие резиновые сапоги, заботливо прихваченные из Москвы, так и лежали в сумке, а Юлька шлепала по колено в грязи.
Из липкой жижи поверх джинсов налипла мокрая корка, тоже как сапог. Пот заливал глаза, а мышцы на ногах ныли.
– Ну-ка, поднатужились! – подбадривал всех Костя. – Еще немного… Еще чуть-чуть…
Но дорога все тянулась и тянулась вперед, и конца-края ей не было видно…
Юлька с удивлением заметила, что вдоль обочины растут высокие пирамидальные тополя, совсем как на юге. И даже вдали виднеется какая-то гора. На Кавказ они вдруг перенеслись, что ли?… Только гора уж больно правильной формы…
– Террикон! – завопила Валя. – Ура! Поселок!
Шахтерский поселок показался за поворотом, и сразу дорога стала тверже, грязь мельче… И вскоре под ногами оказалась асфальтовая лента шоссе.
Ну и вовсе не двадцать километров! Это Валечка от испуга загнула.
Сразу от сердца отлегло, и шагать стало веселее.
Навстречу группе мчался военного вида вездеходик, а за ним… два самых настоящих танка.
– Это… что? – враз осипшим голосом спросила Юлька.
– Так военные же! Дорогу чинить едут, – ничуть не удивилась Валечка.
А Костя одним движением выхватил из кофра камеру и нацелил на танки объектив. Он ожидал, что сейчас, как обычно, какой-нибудь военный чин потребует прекратить съемку, но, заметив телевизионщиков, солдатики вылезли из люка на броню и заулыбались прямо в кадр.
Из вездехода высунулся пухленький мужичок в светлом плаще и шляпе и закричал:
– К столовой идите! Там накрыто! Иван Иванович, на постой…
Вездеход промчался мимо и скрылся за поворотом.
Рабочая столовая находилась в беленьком саманном бараке в центре поселка.
– Ой, сюда, сюда, – по-украински певуче зачастила круглолицая женщина в крахмальном халате. – Здесь пожитки складайте. А помыться на задний двор. Мы воды нагрели.
Парадокс! В нескольких километрах отсюда разливается по земле горячая вода, а здесь женщины тащат вскипяченные на печи ведра.
Все помылись, переоделись, ничуть не стесняясь друг друга, прямо там же, во дворе, и босиком прошлепали по крашеным половицам в «обеденный зал». Так шикарно называлась – просторная горница с застеленными клеенчатыми скатерками столиками. На каждом в вазочке красовались пышные букеты из оранжевых лилий и фиолетовых ирисов.
– Ой, саранки уже расцвели! – всплеснула руками Валя.
– А як же! – гордо сказала повариха. – У нас тут свой микроклимат. Все раньше, чем у вас, приморских…
Юлька рассматривала дикую, с мелкими черными крапинками внутри лилию, названную по-местному «саранкой». Сразу вспомнилась любимая в детстве «Дикая собака Динго». Там Таня положила Юре на носилки букетик собранных на сопках цветов. Вот, значит, они какие… Саранки… А ей всегда казалось, что они кудрявые и кругленькие, как баранки…
Такая же пышная и крахмальная, как повариха, официантка вынесла из кухни поднос с тарелками.
– Не побрезгуйте… – почему-то виновато потупилась повариха. – Поздно нас предупредили… Есть рагу из трепангов и тушеные папоротники.
Ничего себе! Брезговать такими деликатесами? Да их только в столичном «Метрополе» и подавать!
Юлька первой уселась за стол, но у остальных предложенное меню почему-то не вызвало такого же энтузиазма.
Во заелись?
А повариха с умилением смотрела на уплетающую за обе щеки Юльку, и ее сердце радовалось при виде чужого аппетита. Она даже подсела к ней за столик и подперла щеку пухлой ладошкой.
