Текст книги "Человек из пустыни"
Автор книги: Елена Грушковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)
«Будь моим папой. Небби».
Когда Джим поднял недоуменный взгляд с диадем на Рэша, он увидел его смеющиеся глаза.
– Ну, так что ты на это скажешь? – ласково повторил Рэш свой вопрос.
Лейлора разбудил звонок. В трубке переговорного устройства он услышал бодрый голос отца:
– Лейлор, солнышко, просыпайся! Зайди ко мне в номер, пожалуйста. Я хочу тебя кое с кем познакомить.
– Что, прямо сейчас? – зевнул Лейлор.
– Да, если можешь, то сейчас, – ответил отец. – Ну же, моя радость, просыпайся, уже утро! Умывайся и приходи, мы тебя ждём.
– Кто это – «мы»? – спросил Лейлор, ещё не вполне проснувшись.
– Увидишь, – загадочно сказал отец.
Лейлор был озадачен, и больше всего голосом отца. Уже давно он не звучал так весело и жизнерадостно, и Лейлора это приятно удивило. Встав и слегка размявшись, чтобы прогнать мурашки в пальцах руки и ноги, он вышел на балкон и подставил лицо солнцу, жмурясь. Ему самому теперь не верилось, что когда-то на него нашло чёрное затмение и он хотел отказаться от такой радости, как подставлять лицо солнечным лучам. Прогревшись на этом роскошном жарком солнце и подставив ему плечи, руки, спину и ноги, Лейлор плеснул себе в лицо пригоршню прохладной воды, оделся, причесался и с особым внутренним трепетом, гордостью и удовлетворением увенчал свой лоб диадемой. Ему нравилось каждое утро надевать её, думая при этом о Раданайте.
Войдя в номер отца, он сразу услышал громкий детский голосок. Это его удивило: откуда здесь было взяться ребёнку? В его душе всколыхнулось воспоминание об Ущелье Отчаяния и голоске, попросившем: «Отпустите моего папу», – и его охватило чувство тоскливого ужаса. Почти не чувствуя под собой ног, он прошёл в комнату и увидел отца, а также Рэша, у которого на животе в сумке-кенгуру сидел агукающий синеглазый и пухлощёкий карапузик. Покоритель пустыни был сегодня без своего головного платка, который, как оказалось, скрывал под собой прекрасную светло-русую шевелюру, очень шедшую своему обладателю. Отец, сияя от счастья, объявил:
– Лейлор, познакомься! Это твой младший братик, его зовут Небро. Когда Рэш говорил, что он уже не один, он имел в виду его.
Теперь стало ясно, отчего отец так счастлив. Его с Рэшем роман имел последствие, которое теперь звонко лепетало и тащило в рот всё что ни попадалось, бросало на пол погремушку и забавлялось тем, как взрослые кидаются её подбирать. Отец бросал сияющий, полный нежности и обожания взгляд на Рэша и упитанного кроху, находясь, по-видимому, на вершине блаженства, и поэтому ему было непонятно, почему из глаз Лейлора покатились слёзы. Пару секунд он смотрел на Лейлора с недоумением, а потом бросился к нему.
– Лейлор! Родной, что с тобой? – спрашивал он почти с ужасом, вытирая щёки Лейлора и заглядывая ему в глаза. – Милый, в чём дело?
– Извините, – побормотал Лейлор, смахивая слёзы.
Он пытался взять себя в руки, но у него не получалось: пульсирующую медузу у него внутри сотрясали спазмы горя. Оно охватывало его, и он не мог с собой совладать, сколько ни пытался. До отца, видимо, что-то дошло. Он расцеловал Лейлора.
– Прости, дорогой… Прости, я не подумал. Не плачь, мой милый, всё будет хорошо. У тебя всё ещё впереди… Рэш сегодня взял выходной, и мы хотели прогуляться. Пойдёшь с нами?
– Извините, я не могу, – сдавленно пробормотал Лейлор и убежал к себе.
В своём номере он забрался на кровать и обхватил руками колени. Слёз больше не было, была только невыносимая боль и тоска, от которой не спасал ни солнечный день, ни красивый вид с балкона.
Он очнулся, когда его обняли тёплые сильные руки Рэша.
– Хороший мой… Не раскисай. Папа прав, у тебя всё впереди. Пойдём с нами, сегодня такой прекрасный день!
Лейлор уткнулся в его плечо. От Рэша веяло спокойной, уверенной силой, доброй и светлой, одно его прикосновение успокаивало и исцеляло. Но тоска крепко запустила в душу Лейлора когти, отогнать её было не так-то просто, и он покачал головой.
– Вы идите… Я посижу у себя, мне надо подумать.
– Нет, детка, так не пойдёт. – Рэш взял его за подбородок и заглянул в глаза. – Чтобы ты сидел здесь один и хандрил? Нет, мы этого не допустим. А ну, пойдём!
Без дальнейших церемоний Рэш схватил его на руки. В коридоре их уже ждал отец, сумка-кенгуру с ребёнком была уже на нём.
– Сопротивление бесполезно, – ласково сказал Рэш.
* * *
О победе Раданайта они узнали из новостей. Повторная коронация была назначена на пятое число второго летнего месяца амбине, а пока король прибывал на несколько дней в «Оазис», чтобы увидеться со своим спутником и немного отдохнуть.
Вечером накануне прибытия Раданайта Лейлор неважно себя чувствовал: его снова мучило онемение. Восстановить чувствительность помогали упражнения, и Лейлор долго разминался, вследствие чего поздно лёг, а потом ещё долго не мог заснуть. Когда же он наконец заснул, он снова оказался в Ущелье Отчаяния; преследуемый огромным, как небоскрёб, прорицателем Хадебудой, он бежал по лабиринту в скалах, спасаясь от колоссального паукообразного монстра, который головой почти доставал зеленоватого неба и изрыгал из зубастой пасти громовой рык. От кошмара его избавил звонок, который, как стрела, пронзил самую середину жуткой картины и разбил её вдребезги, вернув Лейлора в реальность его спальни, уже полной жизнерадостного солнечного света.
– Это я, мой милый, – услышал он в трубке.
Лейлор с ужасом понял, что проспал. Он должен был сегодня участвовать во встрече короля, и вот – встреча прошла без него. Сам не свой от стыда (к стыду добавлялась головная боль и разбитость вследствие скверно проведённой ночи), Лейлор нажатием кнопки открыл дверь и закрыл лицо руками. Шаги, волна аромата духов и прикосновение любимых рук.
– Солнышко, что случилось? Почему ты меня не встретил? Тебе нездоровится?
Лейлор обнял короля и покаянно потёрся щекой о его щёку.
– Прости, пожалуйста… Мне ужасно стыдно. Я проспал.
– Я вижу, – вздохнул Раданайт.
Лейлор виновато сник и нахохлился, обхватив голову руками. Чувствовал он себя скверно, да ещё и было ужасно неловко за то, что он не пришёл на встречу.
– Прости меня, – повторил он робко. – Не сердись, пожалуйста.
Рука Раданайта нежно скользнула по его волосам.
– Да я не сержусь, – сказал король мягко. – Просто люди могли подумать, что в наших с тобой отношениях не всё в порядке… – И, испытующе заглянув Лейлору в глаза, спросил: – Ведь у нас с тобой всё в порядке, малыш?
– Конечно, – вздохнул Лейлор и улыбнулся, почувствовав при этом, что левый уголок рта, в отличие от правого, плохо поднимается.
Раданайт пристально всмотрелся в него, взял его за руки.
– Слушай, у тебя левая холоднее, чем правая, – озабоченно заметил он, нежно разминая и поглаживая пальцы левой руки Лейлора. – Всё ещё немеет?
– Да, ещё бывает, – ответил Лейлор. – Вчера вечером я часа три разминался, чтобы онемение прошло.
– Я скажу здешним врачам, чтобы хоть они наизнанку вывернулись, а вылечили тебя к коронации, – сказал Раданайт. – До неё всего месяц, и за этот месяц они должны успеть, чего бы это ни стоило.
В этом «должны успеть» Лейлор почувствовал отголосок укоренившейся и уже вряд ли поддающейся истреблению привычки Раданайта – его привычки к власти. Пятого амбине, каких бы это ни стоило затрат и усилий с его стороны и со стороны врачей, Лейлору надлежало быть на коронации – улыбающимся, сияющим красотой и здоровьем, чтобы никому даже в голову не пришло, что он побывал за гранью и вернулся оттуда.
– Кстати, поздравляю с победой, – сказал Лейлор. – Я и не сомневался в ней.
– Я тоже, – ответил Раданайт серьёзно. И уже с улыбкой спросил: – Я могу надеяться, что эту ночь ты проведёшь со мной? Если будешь хорошо себя чувствовать, конечно.
– Теперь, когда ты здесь, мне станет лучше гораздо быстрее, – сказал Лейлор, потянувшись и обняв Раданайта. – Мне уже лучше. Можешь не сомневаться: сегодняшняя ночь – твоя. – И добавил шёпотом, страстно прильнув к королю всем телом: – Впрочем, как и все последующие.
Глава 31. Новое небо
Двенадцатого эйтне Илидор и Марис стали родителями. Малыша назвали Фалкон, и это не обсуждалось: имя выбрал Илидор, а Марис даже не стал спорить, как некоторое время назад не спорил с тем, что их с Илидором свадьба должна быть как можно скромнее. Свадьба была предельно скромной, праздновали её в узком семейном кругу, и никакого шума вокруг этого события не было. Итак, внук Странника родился двенадцатого эйтне, а уже двадцатого приехал из натального центра домой. Так совпало, что в этот же самый день, только тремя часами позже, порог дома переступил Рэш с маленьким Небро на руках.
Они ещё на Флокаре обговорили дальнейший план действий: Рэш берёт отпуск, приезжает вместе с малышом к Джиму и знакомится с его семьёй; Джим к этому времени должен подготовить своих к этому событию и сделать все основные приготовления к скромной свадьбе – с тем расчётом, чтобы она состоялась через две недели после приезда Рэша. Рэш был твёрдо настроен не бросать своей работы, и Джим принял решение покинуть Альтерию и обосноваться на Флокаре. Нельзя сказать, что это решение далось ему тяжело: внутренне он был готов к этому, он уже давно слышал зов нового неба, но до сих пор взлететь к нему Джиму слишком многое мешало. Рассудив, он решил, что сейчас его уже ничто не держит на Альтерии: дети выросли и стали самостоятельными, почти все обзавелись собственными семьями, в том числе и Лейлор – младшенький, любимый, свет его очей. С болью в сердце Джим отпустил его – вынужден был отпустить, так как удержать возле себя уже не мог. Сразу после коронации Раданайта Лейлор переехал к своему спутнику и теперь жил в Кабердрайке, в королевской резиденции, хотя и звонил каждый день, делясь впечатлениями от столичной жизни и от своей новой роли – роли спутника короля. Он не забывал о своём доме и своей семье, но, выражаясь словами древней альтерианской брачной клятвы, телом и душой Лейлор принадлежал теперь своему спутнику, и больше никому.
Ещё на Флокаре Джим, гуляя с Рэшем по берегу живописного озерца, подумал о том, что здесь неплохо было бы открыть ресторанчик. Точнее, эту идею высказал Рэш, когда разговор шёл о том, что на Флокаре пока мало приличных заведений. Расположение у озерца было бы весьма удачным: до городка рукой подать, «Оазис» достаточно далеко, чтобы не составлять прямой конкуренции, да и людям было бы приятно и удобно иметь неподалёку хорошее заведение, где можно было бы поесть, выпить и отдохнуть. Место было красивое: по берегам озерца изобиловала живописная растительность, и казалось, что поблизости вообще нет пустынь. От иссушающих ветров местечко было защищено горной цепью, с которой в озерцо текло два не пересыхающих ручья – кстати, рукотворных. «Уверен, от посетителей не было бы отбоя, – сказал Рэш. – Местечко чудное, расположено удачно, и какое бы заведение здесь ни появилось, оно имело бы успех». Джим рассудил: если он обоснуется на Флокаре, нужно будет чем-то заниматься – найти работу или открыть своё дело. Всё обдумав и взвесив, поговорив с управляющим г-ном Херенком и взяв несколько консультаций у знающих людей, рекомендованных ему ещё лордом Дитмаром, Джим сделал вывод: любое дело на Флокаре, если подойти к нему с умом, имеет больше шансов на успех, чем аналогичное дело на Альтерии. Флокар был краем новых возможностей, там было где развернуться, и уже не имело значения, что с этой планетой у Джима были связаны не слишком приятные воспоминания. Об этом он не думал. Флокар изменился, как изменился и сам Джим. Изменилось всё.
Всё, кроме Бездны.
…– Ребята, у меня для вас новость, – сказал Джим. – Не знаю, правда, как вы к этому отнесётесь.
– Посмотрим, – сказал Илидор. – Новость-то хорошая?
– Судить вам, – улыбнулся Джим. – Не знаю даже, как начать… Ладно, начну с главного. У меня есть избранник.
– Отличная новость, папуля! – воскликнул Дарган. – И кто же он?
– Его зовут лорд Хайо, – ответил Джим.
– Погоди, погоди, – поднялся с места Илидор. – Дай вспомнить… Рэш? Твой знакомый с Флокара? Молодой, симпатичный создатель оазисов?
– Он самый, – улыбнулся Джим. – У тебя хорошая память.
За столом все оживились. Даже задумчивый Серино, наморщив лоб, что-то припомнил и спросил:
– Это тот, из «Оазиса»?
– Не совсем так, – сказал Джим. – Рэш работает не в «Оазисе», он специалист по превращению пустынных земель в цветущие сады.
– Ты нас с ним познакомишь? – спросил Дейкин.
– Разумеется, сынок, – ответил Джим. – На днях он приезжает к нам. Но это ещё не всё, мои дорогие. Рэш приедет не один. Как бы вам сказать… – Джим смущённо потёр лоб, подбирая слова. – В общем, так получилось…
– Папуля, ты набедокурил на курорте? – понимающе улыбаясь, догадался Илидор.
Его улыбочка окончательно смутила Джима. До остальных тоже начал доходить смысл, и Дейкин спросил:
– Пап, это правда? У нас что, пополнение семейства?
– Ну, в общем, да, – решительно признался Джим. – Ему восемь месяцев, и его зовут Небби.
Он волновался, как его сыновья примут это известие; он даже готовился оправдываться, но делать это не пришлось. Новость о Небби была принята неожиданно хорошо. Дарган, шутливо ткнув Джима кулаком в плечо и значительно двинув бровями, проговорил:
– Папуля, ты проказник!
Илидор и Дарган стали отпускать шуточки – вполне добродушно, но Джима это вогнало в краску. Потом пошли анекдоты на тему, и Джим, хоть и был немало смущён, всё же почувствовал облегчение: Небби в семье примут хорошо. Вечером того же дня к Джиму подошёл Серино и спросил уже серьёзно:
– Скажи мне честно: ты обручился из-за ребёнка, или потому что ты действительно любишь этого Рэша? Ты делал генетическую экспертизу? Это точно твой ребёнок?
Разговор происходил в кабинете. Откинувшись на спинку кресла, Джим посмотрел на Серино с улыбкой.
– Сын, я тронут твоим беспокойством за меня. Не волнуйся, Рэш – не обманщик. Небби – мой ребёнок, я это сразу почувствовал, когда взял его на руки. В экспертизе нет надобности: я верю своему сердцу и верю Рэшу.
Через два дня после этого вернулся домой Марис с маленьким Фалконом. Джим не выходил из детской, любуясь на спящего малыша, потом наблюдал за его кормлением и помогал Марису его купать. Илидор, сидя у кроватки, положил руки на её край, а на руки – подбородок; он смотрел на своего сына как заворожённый, с детским изумлением, как на невиданное чудо. Марис, взъерошив ему кудри, обнял его за плечи и прильнул к нему щекой.
– Просто не верится, что мы с тобой сделали маленького человека, – прошептал Илидор, не сводя с ребёнка взгляда, полного восхищения и изумления.
Он протянул палец и осторожно дотронулся им до ладошки малыша. Крошечный кулачок сразу сжался, обхватив палец Илидора.
– Он меня за палец схватил, – возбуждённо прошептал Илидор.
Глаза у него были как у удивлённого ребёнка, ещё не вполне осознавшего, что за чудо свершилось, но переполненного смутным восторгом от познания нового. Опираясь на его плечи и нежно вороша золотисто-русые завитки его волос, рядом стоял Марис, сияя лучистым, умиротворённым взглядом. Глядя на их счастье, Джим испытывал тёплое, щекотное чувство под сердцем, со снисходительным умилением думая: «Какие же ещё они сами дети». Ясные гладкие лбы этих детей венчали серебристые обручи диадем, ещё не ставшие для них обыденностью и носимые ими с упоением и гордостью, торжественно, как если бы это были царские венцы. Всё это было частью восхитительной игры, ещё не потерявшей для них всей прелести новизны; её частью стала теперь ещё и кроватка с младенцем – непременный атрибут семейного счастья и плод их молодой и немного наивной любви.
Джим стоял на балконе, любуясь ярко зеленеющим в солнечных лучах садом и наблюдая за Йорном, трудолюбиво возившимся около пёстрых цветочных клумб, когда на посадочную площадку у дома опустилось такси. В налетевшем порыве ветра огромный сад жизнерадостно зашелестел, и под нарастающий звук этих зелёных аплодисментов на дорожке к дому появился Рэш. Ветер играл золотой копной его волос и трепал светло-голубой летний плащ, а в сумке-кенгуру, прижимаясь к его груди, удивлённо вертел головкой маленький Небби, ещё не видевший ни такого великолепного дома, ни такого огромного сада. Походя мимо клумб, Рэш обратился с каким-то вопросом к Йорну, и тот, выпрямившись, заулыбался, увидев ребёнка. Он стащил, как всегда, свою синюю шапку с головы и с неуклюжим полупоклоном вежливо ответил. Рэш, по-видимому, поблагодарил его и пошёл в направлении крыльца, а Йорн, поблёскивая на солнце лысой макушкой, ещё некоторое время стоял и провожал его добродушной бесхитростной улыбкой. Сердце Джима радостно заколотилось, и он резво бросился в гостиную.
Спускаясь по ступенькам, он видел, как Эннкетин впустил Рэша и встретил учтивым вопросом:
– Что вам угодно, сэр?
– Я лорд Хайо, – представился Рэш. – Приехал по приглашению Джима Райвенна.
– Добро пожаловать, милорд, – поклонился Эннкетин. – Я доложу его светлости.
Джим, бегом спускаясь по лестнице, воскликнул:
– Не нужно докладывать, я уже здесь! Рэш, почему ты не предупредил? Я бы встретил вас и привёз!
– Мы и так не заблудились, – улыбнулся Рэш.
Джим сказал Эннкетину:
– Лорд Хайо пробудет у нас некоторое время. Отнеси его вещи наверх, пожалуйста. И ещё распорядись на кухне насчёт праздничного ужина.
– Слушаю, ваша светлость, – поклонился дворецкий.
Когда Эннкетин ушёл с дорожной сумкой Рэша, Джим горячо расцеловал и Рэша, и малыша Небби. За одним из поцелуев их и застал Илидор, спустившийся в гостиную посмотреть, кто приехал. Джим представил их друг другу, внимательно наблюдая за реакцией сына. Илидор, пожимая руку Рэшу, устремил на него пристальный, зоркий взгляд; по-видимому, он сразу оценил его открытое, благородное лицо и смелые глаза, энергичную линию губ и неуловимую печать достоинства во всей его светлой фигуре, потому что он дружелюбно улыбнулся, сказав:
– Добро пожаловать, милорд. Папа о вас много рассказывал. Рад наконец с вами познакомиться.
Рэш ответил ему такой же искренней и ясной улыбкой.
– Взаимно. Можно без титулов – просто Рэш.
– А это, как я понимаю, мой брат Небро, – проговорил Илидор ласково, целуя кулачок малыша.
Он нежно пощекотал шейку Небби, и тот рассмеялся – звонко, как бубенчик. Знакомство состоялось.
Рэш понравился всем – решительно и сразу. Не прилагая к тому особых усилий и ни перед кем не заискивая, он сумел за один вечер расположить к себе и весёлого Даргана, и задумчивого Серино, пленил Мариса и вызвал симпатию у Эсгина, а Лайд в течение всего ужина не сводил с Рэша зачарованных глаз. Рэш держался просто, естественно и дружелюбно, в разговоре отличался отсутствием лукавства и лицемерия, выражался ясно и недвусмысленно, демонстрируя незаурядный ум, такт и безупречное воспитание. Лучше всего он поладил с Илидором, и уже на следующее утро они вместе ушли гулять в саду с детьми. Они были почти ровесники – Рэш был лишь немногим старше, – и у них нашлось много тем для разговора, а потому они быстро нашли общий язык, сразу, по-видимому, почувствовав друг к другу искреннее и безотчётное расположение. На второй день знакомства они держались уже как старые друзья: глядя на их общение, можно было подумать, что они знакомы целую вечность. Это не могло не радовать Джима.
К решению Джима покинуть Альтерию и поселиться на Флокаре почти все отнеслись с пониманием, хотя и были явно огорчены предстоящей разлукой. Впрочем, с отъездом Джима его общение с семьёй не должно было прекратиться: он пообещал, что пару раз в год как минимум он будет прилетать к ним на Альтерию в гости. Его сыновья хоть и с трудом, но всё же приняли эту новость, тогда как для Эннкетина это оказалось настоящим ударом: преданный слуга ни при каких условиях не желал разлучаться с горячо любимым хозяином. Вечером, натирая Джиму после ванны бальзамом ноги, он выглядел таким расстроенным и бледным, что Джим не мог этого не заметить.
– Эннкетин, что с тобой? – участливо спросил он. – Ты просто убит горем. Что тебя расстроило?
Эннкетин, тяжко вздохнув, опустил голову и на секунду перестал втирать в ступню Джима бальзам, а потом принялся тереть с удвоенной энергией, ничего не ответив.
– Эннкетин, посмотри на меня, – строго, но ласково приказал Джим.
Когда дворецкий поднял на Джима глаза, они были полны слёз. Охваченный беспокойством и жалостью, Джим взял его за руки и повторил свой вопрос:
– Эннкетин, да что такое? Что случилось? Я тебя таким ещё никогда не видел!
– Ваша светлость, – пробормотал Эннкетин тихим, дрожащим и срывающимся от слёз голосом, – если вы уедете, я умру. Мне не жить без вас! Моё сердце уже и так надорвано тем, что мой ненаглядный господин Лейлор от нас уехал, а если ещё и вы… Я недолго проживу, я умру от тоски.
И он, схватив руку Джима, покрыл её поцелуями и облил слезами. Джим и сам расстроился почти до слёз, тронутый до глубины души такой слепой преданностью и горячей привязанностью. Вздохнув, он погладил покрытую узором татуировки голову Эннкетина.
– Эннкетин, хороший мой… Пойми, после свадьбы я ведь не смогу жить отдельно от лорда Хайо. У него на Флокаре работа, которую он любит и не хочет бросать, а ещё у нас с ним ребёнок. – И, приложив руку к груди, Джим добавил тихо, с болью: – Моё сердце зовёт меня туда, пойми.
– А моё сердце приказывает мне быть рядом с вами! – воскликнул Эннкетин, сжимая обе руки Джима и снова горячо их целуя. – Если вы не можете остаться, возьмите меня с собой! Вы сами знаете, я годен на любую работу, я смогу служить вам на Флокаре так же, как здесь! Пожалуйста, ваша светлость, умоляю вас, возьмите меня с собой туда!
– Но кто же останется здесь? – недоуменно нахмурился Джим. – Если мы возьмём тебя, дом останется без дворецкого.
– Да почему же? Нет, ваша светлость! – убеждённо возразил Эннкетин. – Айнен справится. Специальностью дворецкого он владеет, он получал её на Мантубе, а если что-то и подзабыл, то я быстренько его натаскаю, и он всё вспомнит. К тому же, он мне часто помогал, так что он в этом не новичок. Ваш дом и вашу семью он знает и любит, ведь он у нас очень давно. В этом году исполнилось двадцать шесть лет, как он здесь служит, – неужели этого мало? Он справится, ваша светлость, я в этом уверен. Не беспокойтесь!
Эннкетин заглядывал Джиму в глаза с робкой надеждой, нежно поглаживая его руки. Джим задумался. Начиная на Флокаре новую жизнь, было бы не лишним взять туда с собой что-то из прошлой жизни – на память о доме. Почему бы не взять Эннкетина? Более преданного и любящего существа, чем он, невозможно было себе представить, да и пользу он мог принести немалую.
– Что ж, думаю, мы найдём тебе на Флокаре применение, – сказал Джим.
Эннкетин просиял.
– Спасибо, ваша светлость! – вскричал он, вне себя от счастья, и опрокинул флакончик с бальзамом. Со смехом подобрав его, он выдавил из него себе на ладонь порцию бальзама и принялся энергично растирать ногу Джима. Не совладав с распирающими его чувствами, он стал неистово покрывать её поцелуями, как много лет назад.
– Эннкетин, – строго нахмурился Джим.
– Да, да, простите, – сконфузился тот. – Я позволяю себе лишнее.
Он взял себя в руки и продолжил деловито массировать ногу Джима с бальзамом. Он так сиял от радости, что Джим не мог на него сердиться: глаза Эннкетина восторженно сверкали, а гладкая голова прямо-таки светилась, как лампочка. Засмеявшись, Джим чмокнул его в макушку.
– Думаю, я тоже не смог бы без тебя обходиться, – сказал он.
Познакомил Джим Рэша и со своими родителями. И лорду Райвенну, и Альмагиру лорд Хайо также пришёлся по душе, а щёчки Небби привели их просто в умиление. Разумеется, Рэш не избежал «экзамена» – долгой беседы с лордом Райвенном, но он выдержал это испытание с честью. Особенно лорда Райвенна интересовало родовое древо Рэша, и тот сумел дать ему весьма подробные сведения о своих предках семи предыдущих поколений, и лорда Райвенна, любителя истории, это очень впечатлило.
– Славный молодой человек, – заключил он. – Пусть он отпрыск разорившегося рода, но он вполне достоин носить титул лорда.
Новость о том, что Джим покидает Альтерию, лорд Райвенн и Альмагир приняли стойко.
– Что ж, дитя моё, это твоя жизнь, и ты волен поступать по своему разумению, сердцу и совести, – сказал лорд Райвенн со вздохом. – Это твоё решение, и оспаривать его я не стану.
Через две недели после приезда Рэша, девятого илине, Джим надел диадему во второй и, надо полагать, в последний раз в своей жизни. Когда они с Рэшем, в белых свадебных костюмах самого простого покроя, в сопровождении Илидора, лорда Райвенна и Альмагира вышли на крыльцо, чтобы сесть в белый флаер с открытым верхом, на посадочную площадку опустился чёрный, сверкающий на солнце королевский флаер-«лимузин».
– Неужели Раданайт? – проговорил лорд Райвенн.
Но из флаера появился не король, а юное создание в нежно-лиловом костюме и такого же цвета накидке, отделанной золотыми тесьмами, с роскошным букетом розовых и белых ландиалисов. Сверкая в солнечных лучах спускающимся ниже пояса водопадом золотисто-каштановых волос, серебристым обручем диадемы, золотым поясом на тонкой талии, золотыми туфельками и «ползучими» узорами на голенях, создание взбежало на крыльцо и стиснуло Джима в объятиях:
– Папуля, поздравляю!
– Спасибо, детка, – улыбнулся Джим, целуя его. – Я рад, что ты приехал. А король, значит, не удостоит нас чести?
– Ой, папуля, он ужасно занят, у него полный кабинет министров, – ответил Лейлор, сморщив носик. – Но он уполномочил меня передать тебе от его имени горячие поздравления и пожелание долгих лет счастья.
– Ну, спасибо и на том, – проронил Джим.
Лейлор тем временем, сияя ослепительной улыбкой, обратил свой взгляд на Рэша.
– Привет, Рэш! – весело воскликнул он и тут же без церемоний повис на шее лорда Хайо.
Рэш, приподняв его в объятиях, чуть покружил и поставил на ноги.
– Здравствуй, мой хороший, – ответил он ласково. – Чудесно выглядишь.
– Спасибо, я знаю, – ответил Лейлор самодовольным тоном, но с весёлыми смешинками в глазах. И, рассмеявшись, чмокнул Рэша в обе щеки: – Поздравляю! Я ужасно рад за вас с папой.
Когда его взгляд встретился со взглядом Илидора, смешинок в нём поубавилось. Совсем другим, робким и тихим голосом Лейлор проговорил:
– Привет, Илидор.
Его слова негромко прозвенели в тёплом воздухе, как аккорд на арфе с солнечными лучами вместо струн. Илидор смотрел на него без улыбки, серьёзно и нежно. Лейлор неуверенно протянул ему руку, и Илидор, взяв её, ответил:
– Привет.
Пару мгновений они смотрели друг другу в глаза. Среди яркого солнечного дня повеяло холодом дождливой ночи, а в шуме листвы почудилось шуршание ледяной крупы, сыпавшейся с клинков дуэльных мечей. Илидор спросил:
– Как ты себя чувствуешь, пузырёк?
– Я в порядке, – чуть слышно ответил Лейлор.
– Я рад видеть тебя прежним, – сказал Илидор, целуя его в лоб, чуть-чуть пониже диадемы.
Через час, под дождём из белых лепестков, Джим и Рэш сказали друг другу «да», положив руку на Кристалл Единения, и на головы им опустились серебристые обручи. Арделлидис в первом ряду, расчувствовавшись, вытирал слёзы, ухитряясь одновременно строго одёргивать своего сына Лу, которому не стоялось спокойно на месте. Долгий нежный поцелуй скрепил клятвы, и на Джима и Рэша обрушился шквал аплодисментов и поздравлений.
А в это время в саду заканчивались последние приготовления к свадебному обеду. Расхаживая между ослепительно белых столиков и блестя на солнце гладкой макушкой, Эннкетин деловито командовал, эгмемоновским тоном покрикивая на работников:
– Нет, пирог не резать! Ягоды по вазам! Куда вы потащили эти стулья? Их надо за главный стол. Эй, эй, осторожнее с бокалами! Сбавьте скорость, глядите под ноги! Разобьёте – всех уволю к чёртовой бабушке! Ну, кто так кладёт столовые приборы? Кто вас учил?! Ох, ну почему надо всё вам тысячу раз объяснять?!!
Его сверкающая голова десять раз покрылась испариной и столько же раз высохла, но всё было сделано как надо. Айнен в качестве помощника вспоминал старые знания: как видно, он ещё не всё забыл. Сад наполнился гостями, которые ели, пили, расслаблялись и веселились, в то время как Эннкетину было не слишком-то до веселья, а расслабиться было вообще некогда. Но это было для него дело привычное – его работа, которую он делал год за годом, становясь в ней всё искуснее. И всё же в какой-то миг, свободный от суетливой беготни, он остановился: из его груди рвался вздох. Легко ли для него будет покинуть этот дом, к которому он успел привыкнуть? Сумеет ли он приспособиться на новом месте, в чужом краю, и быть таким же мастером своего дела, каким он был здесь? Неизвестность тревожила его, но в одном он не сомневался: его место было рядом с Джимом, и он был готов последовать за ним в любой уголок Вселенной. На вопрос о том, мог бы он жить без Джима, он ответил бы вопросом: а можно ли существовать без воздуха? Он смог бы (с огромным трудом, с болью и тоской, но он смог бы) перенести разлуку с дорогими его сердцу Илидором, Серино, близнецами и даже с Лейлором, светом его очей, но разлука с Джимом для него была равносильна смерти.
Этим мыслям он предавался ровно минуту: бОльшим временем он не располагал. У него было слишком много дел, да ещё одним глазом нужно было поглядывать, как справляется с работой Айнен. Он был хорошим воспитателем, недурным камердинером, сносным помощником дворецкого и вообще славным парнем, но на дворецкого он, что называется, не тянул. Не потому, что он ничего не понимал в ведении хозяйства, а просто – ну, не тянул и всё! Не было у него чего-то такого, что было в Эгмемоне и в Эннкетине, – того, что заставило бы остальной персонал уважать его и слушаться. Исполнителем Айнен был толковым, но был ли он способен стать хорошим руководителем? Вот это и беспокоило Эннкетина, заставляло его хмурить брови и напряжённо думать: справится ли Айнен?
– Пожалуй, на пару дней я поставлю Айнена вместо себя и посмотрю, как он будет справляться, – поделился он своими соображениями с Кемало. – Испытаю его. Ты уж не ворчи слишком, старина, ладно? – Эннкетин с улыбкой потрепал повара по необъятной спине.
– Чего мне ворчать-то? – хмыкнул тот. – Мне нет разницы, ты или Айнен. Я-то своё дело знаю, мне ничьи распоряжения не нужны. А лично против него я ничего не имею.
Независимый характер Кемало был Эннкетину хорошо известен, равно как и его чувство собственного достоинства, а также его убеждённость в том, что он – незаменимый человек в доме. В последнем Кемало был, пожалуй, прав: если сад мог немного потерпеть без садовника, а обязанности уборщика мог временно исполнять дворецкий, то отсутствие повара даже в течение всего лишь одного дня могло принести много дополнительных проблем.
