Текст книги "Человек из пустыни"

Автор книги: Елена Грушковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Сказав это, Эсгин, сам не зная отчего, заплакал. С ним творилось что-то необычайное, как будто сквозь холодную мглистую завесу он увидел радужный блеск. Нет, его душа ещё не отмерла, не сгнила заживо, она была ещё жива, хотя и обескрылела. И всеми своими фибрами она устремлялась к этому радужному свету, тоскуя и плача от неуверенности: а примут ли её, бескрылую и больную, там – по ту сторону мглы? Заметив недоуменный взгляд Серино, Эсгин поспешно вытер слёзы и устало улыбнулся.

– Извини… Нервы пошаливают. Не обращай внимания.

Тёплая рука Серино робко завладела похолодевшей рукой Эсгина.

– Думаешь, я ничего не вижу? – тихо сказал он, заглядывая Эсгину в глаза серьёзно и внимательно. – Тебя что-то мучит, тебе очень плохо. Ты не должен страдать в одиночестве. Может быть, я могу тебе помочь?

– Ты? – горько усмехнулся Эсгин. – Нет, ты мне не поможешь. Спасибо, конечно… Я очень благодарен тебе за участие, но помочь ты мне ничем не сможешь.

– Сначала расскажи, в чём дело, – сказал Серино, завладевая и второй рукой Эсгина. – А могу я помочь или нет, позволь решать мне.

– Рассказать? – растерялся Эсгин, уронив одеяло с плеч. – Но я не могу этого рассказать!

– А ты попробуй, – сказал Серино мягко, но настойчиво. – Расскажи только то, что считаешь возможным.

Эсгин беспомощно озирался по сторонам, но их окружал только туман, молчаливый и жуткий. Его ладони тонули в тепле рук Серино, а от его доброго и ясного взгляда никуда нельзя было спрятаться. Эсгин с отчаянием обречённого вскинул голову.

– Рассказать?

Серино улыбнулся.

– Расскажи. Не бойся.

– Ладно, – сказал Эсгин глухо. – Если тебе так интересно, изволь. Откровенность за откровенность… В общем, у меня будет ребёнок.

– Так вот почему ты зябнешь, – улыбнулся Серино, поднимая одеяло и снова закутывая им Эсгина. – Но ведь это же здорово! Почему ты не рад?

– Да уж, здорово, – невесело усмехнулся Эсгин.

– А твой друг… Он знает? – спросил Серино.

– Друг? Я бы не назвал его другом. – Эсгин повернулся лицом к туманному саду. – Да, он знает, но он предложил мне избавиться от ребёнка, а когда я сказал, что не стану этого делать, он самоустранился.

– Как это? – нахмурился Серино.

– Так. – От горечи в горле Эсгин едва мог говорить, но всё же продолжал: – Не спрашивай, кто он и почему мы с ним больше не можем быть вместе.

– Я и не желаю его знать, – проговорил Серино сурово и серьёзно. – Потому что он самый настоящий подлец. И трус.

Эсгин застонал и повернулся к нему спиной.

– Нет, дело не в этом… Не то чтобы он был подлецом, просто… Нет, я не могу рассказать тебе всего. Просто не могу.

– Хорошо, не надо. – Серино, мягко взяв Эсгина за плечи, повернул его к себе лицом. – Скажи только одно: ты его любишь?

Эсгин зябко повёл плечами и поморщился от подступившей к горлу горечи и дурноты.

– Да какая уж там любовь… Я не знаю, что это. Что угодно, но только не любовь.

– Ну, тогда и расстраиваться не о чем, – сказал Серино решительно. – Он не стоит того. Он ещё пожалеет, что отказался от своего ребёнка, но будет слишком поздно.

– Не думаю, что он пожалеет, – сказал Эсгин. – Он ему просто не нужен. Он может сильно испортить ему репутацию. Равно как и связь со мной.

Серино покачал головой.

– Это не имеет значения. Он недостоин ни тебя, ни этого ребёнка.

– Не знаю, – вздохнул Эсгин. – Я и сам ещё не до конца уверен, как мне поступить. Может быть, и правда не стоит мучиться, а просто принять какие-нибудь таблетки, и…

– Что ты говоришь! – ужаснулся Серино, схватив его за плечи. – Нет, ни в коем случае не делай этого! Ведь это не только убьёт ребёнка, но и может навредить тебе самому, понимаешь? Это опасно!

У Эсгина вырвался долгий тяжкий вздох.

– Я и родителям ничего не могу сказать. Если они узнают… Это позор. Нет, лучше умереть!

– Нет! – воскликнул Серино, от волнения стискивая его плечи сильнее и встряхивая. – Так не должно быть, и этого не будет. Я этого не допущу.

– А что ты можешь сделать? – невесело усмехнулся Эсгин, смахивая вновь выступившие слёзы.

Серино опустил голову и задумался. Впрочем, его раздумья были недолгими: через несколько секунд он вновь поднял взгляд – посветлевший, спокойный, решительный и ласковый.

– Выход есть, – сказал он. – Не нужно никаких таблеток… Не уничтожай в себе новую жизнь и не подвергай опасности собственную. Лучше стань моим спутником – если ты, конечно, не гнушаешься родством с садовником. И этого ребёнка я признаю своим.

Эсгин не сразу смог заговорить. Он не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать, и не мог понять, шутит ли Серино или говорит серьёзно. Глаза Серино смотрели на него открыто, спокойно и ласково, в них не было и тени насмешки, и Эсгин был потрясён.

– Ты это серьёзно? – пробормотал он.

– Вполне, – ответил Серино.

– И ты можешь вот так, не задавая вопросов, не зная всей правды… – начал Эсгин ошарашенно.

– Могу, – перебил Серино. – Если нужно спасти твою честь, твою жизнь и жизнь ещё одного существа, я сделаю это без колебаний. Мне не нужны детали, довольно и того, что я узнал.

Изумление, восхищение, горечь и печаль – все эти чувства Эсгин испытывал одновременно, глядя на Серино. Ещё примешивалась грустная нежность, искренняя тёплая симпатия и недоумение, а сердце вдруг на миг замерло и сладко сжалось.

– Поступок, достойный лорда, – проговорил он.

– Я Дитмар, – сказал Серино. – Пусть и не по крови, но всё же я ношу это славное имя. А Дитмар по-другому поступить не мог бы. Если бы был жив милорд, я уверен, он бы одобрил моё решение.

– Он бы гордился тобой, – сказал Эсгин.

Он не удержался и ласково скользнул рукой по волосам Серино, пропустив между пальцами прядку. Серино поймал его руку и приложился к ней губами.

– Так ты согласен?

– Это очень благородно с твоей стороны, – сказал Эсгин. – Но на одном благородстве брак не может держаться. Ты мне нравишься… Возможно, и я тебе немного нравлюсь, но ведь этого мало для создания семьи! Ты можешь признать ребёнка своим, но всё равно он не твой. Не знаю, сможешь ли ты любить его…

«Что ты говоришь?! – шуршал туман у него в ушах. – Что за чушь ты несёшь? Заткнись, идиот!» Слова застряли у Эсгина в горле, душа вырвалась из тела, расправила вмиг выросшие крылья и полетела мимо радужных переливчатых пятен ввысь, к сияющему источнику света и тепла. Очнулся он на руках у Серино, в тёплой щекотной близости от его губ, обеспокоенно шептавших:

– Ты что? Тебе плохо? Что с тобой?

Еле ворочая непослушным, одеревеневшим языком, Эсгин пробормотал:

– Можно, я подумаю?

Глава 17. Утро

Слушая зябкую утреннюю тишину, Лейлор босиком вышел на балкон. Розовые лучи солнца прогоняли клочья тумана с одетых белой пеной цветения веток, оставляя на траве, на листьях и в чашечках цветков прохладные росистые бриллианты. Замирая от восхищения, Лейлор кутался в плащ и любовался садом, и на сердце у него было светло и радостно, а от вчерашнего горя не осталось и следа. Плащ он надел на голое тело и теперь слегка озяб от утренней прохлады, но во всём теле он ощущал такую лёгкость, что, казалось, стоило ему подняться на цыпочки и чуть напрячься, он мог бы взлететь. Лейлор действительно встал на цыпочки, устремившись всем телом ввысь, вдохнул всей грудью свежий, полный весеннего благоухания воздух и улыбнулся сияющему чистому небу, обводя белые кружевные макушки деревьев широко открытыми, восторженными глазами. Сверкающее всеми цветами спектра, ничем не омрачаемое счастье переполняло его, и от этого ему хотелось и смеяться, и плакать одновременно. Смех вырвался из его груди, горло сжалось болезненно и сладко, а глаза увлажнились. Счастье пронзало его, пульсировало у него под диафрагмой, подступало к горлу и делало всё его тело упругим и сильным.

Он вернулся в спальню и зарылся пальцами в разметавшиеся по подушкам волосы Раданайта. Всматриваясь в лицо спящего короля, он вспоминал слова, которые они сказали друг другу туманной ночью в центре лабиринта, и ему до сих пор не верилось, что всё это было наяву. «Неужели я сказал это?» – поражался он, вспоминая, как сделал королю предложение. И король ответил «да» – вот что было главным. Теперь они принадлежали друг другу телом и душой, принадлежали безраздельно, и Лейлор, представив себе на миг, что Раданайт обнимает и целует кого-то другого, болезненно содрогнулся. Жгучее жало ревности вонзилось в него и на миг заставило дрогнуть незамутнённую зеркальную гладь безмятежного счастья, которое наполняло его на балконе. Откинув с груди Раданайта шёлковую простыню, он приник к его коже горячими губами. Он делал это снова и снова, пока рука Раданайта не поднялась с подушки и не легла ему на голову, тёплая и тяжёлая от сна. Между ресницами короля, ещё секунду назад сонно сомкнутыми, проступала нежность.

– Счастье моё, – проговорил он ласково, зарываясь пальцами в волосы Лейлора.

Лейлор с трепетом понял: нет, этого просто не могло быть. У него не было соперников, король любил только его, это читалось в его полусонном взгляде сквозь ресницы, чувствовалось в прикосновении руки, звучало в голосе и проступало в улыбке. Чуть не плача от счастья, Лейлор прижался к нему, слушая биение сердца в его груди и улыбаясь.

– Это лучшее пробуждение в моей жизни, – сказал Раданайт, вороша пальцами пряди его волос.

– И в моей, – эхом прошептал Лейлор. – Пойдёмте на балкон, ваше величество… Утро такое чудесное!

– Отныне просто Раданайт, – поправил король. – И можешь говорить мне «ты». – И, тихонько поцеловав Лейлора в макушку, добавил: – Наедине, разумеется.

Через пять минут, стоя в туго подпоясанном вышитом халате у парапета балкона, король встряхнул распущенными волосами и с наслаждением глубоко вздохнул. Окинув взглядом цветущий сад, бело-розовый от утренних лучей, он потянулся и сказал:

– В самом деле, прекрасное утро. Но ты ещё прекраснее, мой милый.

Лейлор доверчиво потянулся к нему губами, и Раданайт поцеловал его. Лейлор обвил руками его шею, а король прижал его к себе, и поцелуй получил более страстное продолжение.

– Вот уж все упадут, когда мы объявим о нашем обручении! – сказал Лейлор. – Мне прямо не терпится увидеть их лица!

– Думаю, мы сделаем это за завтраком, – ответил Раданайт. – Это наиболее подходящий момент.

Альмагир рано поднялся и первым делом пошёл в комнату к Эсгину: ему не терпелось поговорить с ним. Эсгин уже проснулся и сидел в постели, обхватив колени руками и глядя в окно, задумчивый и бледный.

– Доброе утро, дорогой, – сказал Альмагир, целуя его в голову.

– Доброе утро, отец, – чуть слышно ответил тот.

Окинув его проницательным и заботливым родительским взглядом, Альмагир проговорил:

– Тебе не удастся от меня ничего скрыть, родной. Признайся: ты ждёшь ребёнка? Я ведь всё вижу, ты меня не обманешь.

Эсгин поёжился, кутаясь в одеяло. Всю минувшую ночь он не смыкал глаз, и сейчас голова была слегка тяжёлой. Он принял решение, и это отняло у него все силы.

– Я и не намерен пытаться тебя обмануть, – сказал он. – Да, у меня будет ребёнок.

Отец смотрел на него испытующе.

– Чей он?

Эсгин устало улыбнулся.

– Мой.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказал отец строго. – От кого у тебя этот ребёнок? Мы с милордом знаем его?

Эсгин медлил отвечать. Да, отец и лорд Райвенн хорошо знали того, кто сделал ему этого ребёнка, но назвать его Эсгин не мог. Просто не мог, и всё. Он помнил, что должен был сказать: «Серино», – как они договорились, но язык почему-то не поворачивался солгать, а правда была слишком постыдна, чтобы её сказать.

– Сынок, посмотри мне в глаза и скажи, – настаивал отец. – Я понимаю, ты уже взрослый, но мы с милордом имеем право знать, потому что мы твои родители.

– Да, вы мои родители, и я очень вас люблю, – вздохнул Эсгин.

Он собрался с духом и уже открыл рот, но не произнёс ни слова. На сердце была тяжесть. Ему было трудно и больно лгать, глядя в любящие глаза отца, но иного выхода не было.

– Этот ребёнок… – начал он.

И опять умолк. Отец выжидательно заглядывал ему в глаза, а Эсгину вдруг стало тоскливо, больно и страшно. При мысли о Раданайте он вдруг помимо своей воли почувствовал острый приступ тоски по нему. Безучастие Раданайта, его холод, его цинизм убивали его. Неужели тот лгал, когда говорил, что всегда будет его любить? Он отвернулся, он предал. Впрочем, разве можно было ожидать иного исхода? С самого начала было ясно, что всё это должно остаться в тайне, а о ребёнке не могло быть и речи. Эсгин сжал губы. Нет, эту часть души нужно отсечь, иначе гангрена будет распространяться дальше. Нужно показать Раданайту, что и без него он может прекрасно обойтись. Взять и сказать Серино «да».

– Ну, так чей же это ребёнок? – снова спросил отец.

Из дверей раздался тихий, взволнованный голос, отозвавшийся в сердце Эсгина щемящим замиранием:

– Мой.

Эсгин вздрогнул и поднял голову. В дверях стоял Серино, бледный от волнения, но решительный. Альмагир изумлённо воззрился на него.

– Твой? – переспросил он недоуменно.

– Да, – подтвердил тот, шагнув вперёд. – И я… Я и прошу у вас руки Эсгина.

Эсгину стало стыдно за свою нерешительность. Серино уже овладел собой, он стоял спокойный и твёрдый, ласково глядя на Эсгина. «Вот кто настоящий лорд Дитмар, – снова мелькнуло в голове Эсгина. – Я недостоин его».

Альмагир встал, в недоумении морща лоб.

– Погодите, погодите, ребятки, – проговорил он. – Ничего не понимаю! Я что-то не припомню, чтобы между вами была какая-то страсть. Сынок, я не знал, что у тебя отношения с Серино.

– Ты многого не знаешь, отец, – тихо сказал Эсгин.

– Это, впрочем, верно, – согласился тот. – Мы с милордом почти не видим тебя, у тебя своя жизнь… И всё же какая неожиданность! И как давно это у вас, ребята?

Эсгин растерянно молчал, и за него ответил Серино:

– Около полугода.

«Полгода, так полгода», – подумал Эсгин. У него камень свалился с души, и вдруг захотелось обнять Серино и заплакать. После того как отец вышел из комнаты, чтобы сообщить лорду Райвенну эту новость, Эсгин так и поступил.

Завтрак был подан в восемь. Стол был накрыт в саду, в беседке, окружённой яннанами и боалами. Боалы цвели белыми шарообразными гроздьями, густо насаженными на ветки друг возле друга, отчего каждая ветка выглядела, как одна большая гроздь. Излишне говорить, что аромат вокруг беседки стоял чарующий. Утро было великолепное, солнечное и безмятежное, по белоснежной скатерти весело плясали солнечные зайчики, а очищенный вчерашней грозой воздух был свеж и благоухал весной. Лейлор был в превосходном настроении, и постное лицо отца приводило его в недоумение и слегка удручало. Илидор сразу спросил заботливо:

– Как ты, пузырёк?

– Всё хорошо, – ответил Лейлор. – Всё просто отлично.

Илидор устремил ему в глаза внимательный взгляд.

– Ты прямо сияешь, – заметил он. – Как будто вчера ничего и не случилось.

Лейлор улыбнулся: ему было отчего сиять. Фадиан тоже проснулся в хорошем самочувствии и нежно ворковал с Арделлидисом, подставляя ему для поцелуя то щёку, то губы, то плечо. Лорд Райвенн, усевшись на своё место, спросил озабоченно:

– Лейлор, дитя моё, как ты сегодня себя чувствуешь?

– Я в порядке, милорд, благодарю вас, – ответил Лейлор, почтительно склоняя голову.

– Рад это слышать, – отозвался лорд Райвенн. – Иди ко мне, голубчик, поцелуй меня.

Лейлор чмокнул его в седой висок и обнял за плечи, а лорд Райвенн окинул его проницательным взглядом.

– Когда ты улыбаешься, кажется, что и солнце светит во сто крат ярче, – проговорил он ласково.

Все ждали только короля: он слегка задерживался. Но ждать пришлось совсем недолго: вскоре он появился, сопровождаемый эскортом из красивых, великолепно сложённых юношей. При его появлении все встали.

– Всем доброе утро, – сказал Раданайт с общим поклоном и улыбкой. – Как спалось? Хорошо ли вы отдохнули?

– Благодарим вас, ваше величество, – ответил за всех лорд Райвенн.

Демонстрируя безупречные манеры, король подошёл к отцу и почтительно поцеловал ему руку, после чего сел на своё место во главе стола. Один юноша принял у него плащ, другой отодвинул стул, третий подал очищающие салфетки для рук.

– Надеюсь, у всех хорошее настроение? – спросил король, с улыбкой обводя взглядом присутствующих.

Арделлидис ответил, обнимая за плечи Фадиана:

– Мы, кажется, встали сегодня с той ноги, ваше величество.

– Ну, тогда всё в порядке, – улыбнулся король.

Лейлор сидел как на иголках: ему не терпелось объявить всем радостную и ошеломительную новость, но он вынужден был ждать, пока король сам сделает это. Раданайт между тем не спешил с этим: он поддерживал общий разговор. Лорд Райвенн сказал, обращаясь к нему:

– А у нас в семье радостное событие, ваше величество. Спешу вам сообщить, что Серино сегодня утром попросил руки Эсгина, и мы с Альмагиром благословили их. Впрочем, ребята уже в том возрасте, когда родительское разрешение на брак не требуется.

Ровно секунду царила тишина, только ветер шелестел в саду. И ровно на эту секунду лицо Раданайта стало темнее тучи, а ледяной клинок взгляда пронзил Эсгина насквозь. Но уже в следующее мгновение король искусно овладел собой и как ни в чём не бывало улыбнулся.

– Что ж, поздравляю тебя, дорогой братец, – сказал он Эсгину. – От души желаю вам с Серино счастья. – И, чуть понизив голос и прищурив глаза, добавил: – И чтобы у вас как можно скорее родился малыш.

Он произнёс это с улыбкой, но его взгляд в улыбке не участвовал: глаза Раданайта были холодны, как зимнее небо. Хотя в его улыбающихся устах звучало благословение, но взгляд вонзался в Эсгина отравленным клинком. Никто, кроме похолодевшего Эсгина, этого не уловил; все стали наперебой поздравлять обручённых, особенно радовался Дарган.

– Ну наконец-то, старик! – хвалил он Серино. – Молодчина! А то я уж боялся, что у тебя синдром холостяка. Однако ловко же ты прикидывался недотрогой!

Джим, выведенный этой новостью из тревожной задумчивости, устремил на Серино недоумевающий взгляд.

– Вот так сюрприз, сын! Почему я ничего не знал?

– Папуля, прости, что поставили тебя перед фактом, – смущённо проговорил Серино, целуя его тонкое запястье. – Я подумал, ты не станешь возражать.

– Причин для возражений у меня нет, но… Это так неожиданно! – Джим нервно порвал салфетку. – Я и не подозревал, что ты намерен остепениться.

– Так уж получилось, папуля, – улыбнулся Серино.

– Философ у нас известный молчун, – заметил Илидор. – Никому не дано разгадать, что у него на уме. Старик, когда свадьба-то?

– Думаю, скоро, – ответил Серино. – Тянуть с этим мы не будем.

Раданайт опять пустил в Эсгина ядовитую стрелу:

– Вероятно, на то есть веские причины?

Слова «веские причины» он выделил голосом, но это замечание осталось без ответа. Впрочем, король не сомневался, что оно дошло до адресата: Эсгин покрылся мраморной бледностью.

– Как ты сказал, дружок? «Синдром холостяка»? – обратился тем временем лорд Райвенн к Даргану.

– Совершенно верно, милорд, – кивнул тот.

– Я бы не спешил ставить Серино такой диагноз, – заметил лорд Райвенн. – А вот применительно к его величеству это звучит гораздо уместнее.

Раданайт лучезарно улыбнулся, сверкнув безупречно ровным рядом белых зубов. Лейлор всей душой и всем телом уловил в наставшей паузе волнующий смысл и в предвкушении весь покрылся волной мурашек.

– Думаю, мне недолго осталось быть холостяком, – обронил Раданайт.

Заявление короля грянуло, как гром среди ясного неба. Все умолкли и обратили взгляды на него. Раданайт засмеялся.

– Что вы все так на меня смотрите? Что я такого сказал? Все вступают в брак, разве королю это запрещено?

– Но, позвольте заметить, это очень важный шаг, ваше величество, а для короля – в особенности, – сказал лорд Райвенн. И осторожно полюбопытствовал: – Если это не секрет, у вас уже есть избранник?

– Есть, – ответил король. – Скоро вы узнаете, кто он. Ещё осталось уладить кое-какие формальности, и до этих пор позвольте мне сохранить интригу.

Какая-то сила подбросила Лейлора со стула, как мощная пружина; он был готов на весь сад прокричать во всё горло: «Вот он я, избранник короля!», – но взгляд Раданайта, ласковый и строгий одновременно, пригвоздил его к месту. Лейлор сделал вид, что просто усаживается на стуле поудобнее, устыдившись своего нетерпения.

Завтрак прошёл в приятной и непринуждённой атмосфере; в том была заслуга короля, выбиравшего такие темы для беседы, в обсуждении которых могли участвовать все, включая Арделлидиса и Фадиана. Лейлор изнывал в ожидании, но вплоть до самого конца завтрака король так и не объявил об их обручении, ограничившись туманным намёком на своё скорое бракосочетание. Бросая на него недоуменные взгляды, Лейлор не знал, что и думать. Прощаясь, Раданайт был внешне сдержан и сух, но нежное пожатие его руки всё сказало за него гораздо красноречивее слов. Король был полон загадок и неожиданностей, и это злило, волновало и мучило Лейлора.

Уже во флаере, по дороге домой, он получил сообщение:

«Завтра вечером я приеду к вам для серьёзного разговора. Можешь сказать отцу правду о холлонитах. Люблю тебя, целую миллион раз. Твой Р.»