Текст книги "Человек из пустыни"

Автор книги: Елена Грушковская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Подходя к двери, он услышал там голос Арделлидиса, а потом увидел и его самого: он сидел в кресле, а на коленях у него был заплаканный Лейлор. Целуя его в мокрую щёчку, Арделлидис гладил его волосы.

– Да, милорд Дитмар был хороший… У нас всех тоже сердце разрывается. Как бы хотелось, чтобы он жил вечно! Вот только так не бывает, моя детка. Все люди умирают…

– Я хочу к нему, – всхлипнул Лейлор.

– Да что ты, детка! – нахмурился Арделлидис. – Не смей так говорить! Рано тебе об этом думать. Вот сначала вырасти, влюбись, создай семью, воспитай детей и понянчи внуков – потом, может быть, и думай об этом. Но не раньше! – Арделлидис прижал Лейлора к себе и крепко поцеловал. – Какой же ты славный, детка… Просто чудо. А подрастёшь – вообще равных тебе не будет. Пойдёшь со мной к Кристаллу, а? Лет через семь. Меня многие зовут туда, только я всем отказываю. То старики попадаются, то идиоты, то аферисты. А вот тебя, мой милый, я бы согласился подождать… – Арделлидис слегка качнул Лейлора на своём колене, прижал к себе крепче, подмигнул. – Как ты на это смотришь, детка? Не такой уж я буду тогда и старый. Ещё в самом расцвете! В общем, ты подумай над моим предложением, мой сладкий. Я для тебя буду очень выгодной партией!

И Арделлидис крепко чмокнул Лейлора в щёку. Джим вошёл в комнату.

– Арделлидис, ты это всерьёз?

Тот вздохнул.

– Ангел мой, я просто пытаюсь его отвлечь… Я шёл мимо комнаты и услышал, как кто-то плачет – прямо навзрыд. Бедный ребёнок убивается тут совсем один, и все про него забыли.

Лейлор, соскользнув с колена Арделлидиса, прижался к Джиму.

– Папуля… Почему милорд Дитмар умер? – всхлипнул он.

– У него остановилось сердце, моя радость, – проговорил Джим.

Он сгрёб Лейлора в охапку и прижал к себе, и они сидели так очень долго. Лейлор, прильнув к его груди тёплым комочком, облегчал невыносимую саднящую боль, которая грызла сердце Джима, и она наконец нашла себе выход – через глаза, слезами. Пусть всего на несколько минут, но всё же Джиму стало чуть легче.

В два часа приехал Гейн. Джим распорядился проводить его в ванную и убрать там с пола коврики и дорожки, а Арделлидиса попросил побыть с Лейлором. Накидка, шурша, покрыла его плечи, и по ней заструился волнистый золотисто-каштановый водопад его волос.

– Из моих волос получится хороший шиньон? – спросил он с усмешкой.

– Из ваших, ваша светлость, легко получатся даже два, – заверил Гейн.

– Можете взять мои волосы, – сказал Джим.

– Благодарю, ваша светлость, – поклонился пухлогубый Гейн.

Когда лезвия ножниц раскрылись, готовые срезать с головы Джима первую прядь, послышался топот бегущих ног и истошный крик:

– Нет!

В ванную ворвался Лейлор. Толкнув Гейна, он крикнул со слезами:

– Не трогайте папины волосы!

– Это ещё что за феномен? – пробормотал озадаченный Гейн, отступая.

Лейлор затопал на него ногами, крича:

– Уйдите, не смейте! Я не дам вам папины волосы!

– Лейлор, как ты себя ведёшь? – нахмурился Джим. – Выйди, не мешай.

Но Лейлор и не думал уходить. Он плакал во весь голос, кричал и замахивался на Гейна, всё его лицо покраснело, а потом он начал задыхаться, с хрипом ловя ртом воздух. Сорвав мешавшую ему накидку, Джим схватил сына на руки и бегом понёс его в комнату. Опустив его на кровать, он попытался как-то привести его в чувство, успокоить.

– Лейлор, детка моя! Не надо так расстраиваться! Ну что ты!

Но словами помочь было невозможно: у Лейлора был какой-то судорожный припадок. Джим в ужасе мог только пытаться удерживать его бьющееся в конвульсиях тело. Вбежал Арделлидис.

– Что случилось?

Джим гневно обернулся к нему.

– Почему ты его не удержал?! Я же просил тебя побыть с ним!

Арделлидис растерялся.

– Когда я ему сказал, зачем приехал Гейн, он так рванул, что я не успел… Он такой шустрый! Я просто не смог за ним угнаться!

Вошёл встревоженный лорд Райвенн. Увидев бьющегося в судорогах Лейлора и перепуганных Джима с Арделлидисом, он не медлил ни секунды. Склонившись над Лейлором, он вдруг влепил ему две звонких пощёчины и крикнул:

– А ну, прекрати!

Дёрнувшись ещё пару раз, Лейлор затих, тяжело дыша и глядя на лорда Райвенна широко распахнутыми от ужаса и недоумения глазами, полными слёз.

– Отец, зачем ты его ударил? – ужаснулся Джим.

– Это помогло, – сказал лорд Райвенн. – Видишь?

Напуганный криком и пощёчинами Лейлор потрясённо молчал. Лорд Райвенн тут же погладил его по волосам и поцеловал в губы.

– Успокойся, дружок. Всё хорошо. Я люблю тебя.

Минут пять он носил Лейлора по комнате на руках, укачивая, как маленького. Джима пугало молчание Лейлора и его широко раскрытые потрясённые глаза, и он испытал огромное облегчение, когда его сын сморщился и тихо заплакал.

– Ну, ну, будет, – проговорил лорд Райвенн. – Это никуда не годно, голубчик. Ты только посмотри, как ты перепугал папу! Ему сейчас и так тяжело, а ты, вместо того чтобы его поддержать, устраиваешь истерики… Никогда больше так не делай.

– Он хотел… отрезать папе волосы, – всхлипывал Лейлор.

– Потому что так полагается, дружок, – сказал лорд Райвенн. – В знак траура. Ты разве об этом не знаешь? Уж таков обычай, который все соблюдают. Почему папа не должен его соблюдать?

– Папуля… Не отрезай волосы, – плакал Лейлор. – Если ты их отрежешь, я тебя разлюблю…

– Вот это ты зря, – сказал лорд Райвенн. – Если ты разлюбишь папу из-за такого пустяка, ты окончательно разобьёшь ему сердце, которое и так разрывается от горя. Зачем ты говоришь такие слова? Ты посмотри, папа сейчас заплачет!

Лейлор сам плакал, и Джим, не выдержав, взял его у лорда Райвенна и прижал к себе.

– Солнышко моё, не расстраивайся. Так надо, пойми. А если ты меня разлюбишь… Я умру.

Оставив плачущего Лейлора в надёжных руках лорда Райвенна, Джим, стиснув зубы, вернулся в ванную. Гейн нервно расхаживал из стороны в сторону. Увидев Джима, он воскликнул:

– Ну, наконец-то, ваша светлость! Что это было? Я даже испугался.

– Это был мой сын, – ответил Джим, садясь. – Извините, этого больше не повторится.

– Ужас, – сказал Гейн. – Я в шоке.

– Я прошу прощения, – сказал Джим. – Извините его, он просто не справляется со своим горем.

– Ничего, я всё понимаю, – проговорил Гейн, пощёлкивая ножницами. – Но, если честно, я теперь побаиваюсь вас стричь. Ваш сынуля меня не изобьёт за это?

– Всё в порядке, не волнуйтесь, – усмехнулся Джим. – Он сейчас под присмотром. Работайте спокойно, больше нам никто не помешает.

– Так, – сказал Гейн, разминая пальцы, как хирург перед операцией или пианист перед сложным концертом. – Уфф, я слегка в осадке… Сейчас, сосредоточусь. Значит, так. Вам надо какую-то определённую стрижку или без разницы?

– Без разницы, – ответил Джим. – Просто коротко.

– Насколько коротко? – дотошно уточнил Гейн. – Знаете, можно ведь сделать вам аккуратненькую головку, а можно и просто оболванить. Разница есть.

– Тогда не слишком коротко, – вздохнул Джим. – То есть, спереди не слишком, а затылок можно покороче. Не мудрите особенно.

– Всё понятно, – сказал Гейн.

Лейлор очень долго плакал. Лорд Райвенн хмурился и качал головой, а потом тяжело вздохнул, сел и заслонил ладонью глаза. Время от времени он вздыхал:

– Ах, Азаро, зачем же ты… Ну, ничего, скоро мы с тобой увидимся. Теперь уже скоро…

Он тоже горевал – на свой странный взрослый манер, вздыхая и бормоча слова, смысл которых был понятен лишь ему самому. Серебристо-белый плащ волос укрывал его фигуру до пояса, а на пальцах руки, заслонявшей глаза, блестели драгоценные перстни. Лейлор не решался прерывать его горестную задумчивость. Заслышав за дверью знакомую лёгкую поступь, он тут же закрыл глаза и притворился, что спит. Послышался грустный, тревожный голос папы:

– Ну, как он?

Лорд Райвенн ответил вполголоса:

– Поплакал ещё, но теперь успокоился немного.

Папа подошёл к кровати. Лейлор почему-то не мог открыть глаза, ему было страшно и больно смотреть на него. Рука папы легла ему на плечо.

– Родной мой, – позвал папа грустно, тихо и нежно. – Ты не спишь, детка, не притворяйся. Открой глазки, посмотри на меня.

Лейлор по-прежнему не мог открыть глаз. Папины губы стали целовать его щёки, нос, всё его лицо.

– Лейлор, ты моё самое дорогое сокровище, – шептали они. – Только ты удерживаешь меня на этом свете. Если бы не ты, я бы… Не знаю, что со мной было бы. Скажи, ты меня любишь? Скажи это, детка… Мне важно это знать. Потому что если… – Папа на секунду умолк, вздохнул и договорил: – Если нет, то мне нет и смысла жить.

Сквозь закрытые веки Лейлора стали предательски просачиваться слёзы. Они просочились и скатились, и папа их тихонько вытер перчаткой, а потом взял руку Лейлора и положил себе на затылок. Хоть Лейлор и не видел его, но на ощупь чувствовал, что волосы там были совсем коротенькие, а сверху и спереди они были чуть длиннее.

– Не верю, что ты можешь меня разлюбить из-за этого, – сказал папа.

Зажмурившись ещё крепче, Лейлор сел и обнял папу за шею.

– Я тебя люблю, папуля… И никогда не разлюблю.

– Тогда открой глазки и поцелуй меня, – сказал папа.

Лейлор открыл глаза и встретился с его ласковым взглядом. Этот взгляд был единственным, что осталось от прежнего папы, а всё остальное в нём было чужим, незнакомым.

– Папуля, ты ужасно выглядишь, – поморщился Лейлор.

Папа издал нечто среднее между смехом и стоном и уткнулся своим лбом в его лоб.

– Неужели настолько ужасно? – улыбнулся он.

– Просто кошмарно, – сказал Лейлор откровенно. – Но я тебя всё равно люблю.

Папа крепко поцеловал его в губы.

– Это главное, – сказал он.

АЗАРО ЛУЭЛЛИН АНАКСОМИ ДИТМАР

1 лаалинна 2942 – 2 йерналинна 3107

Глава 9. Завещание

В широкую постель, образцово застеленную чистым и отглаженным бельём, которую Джим двадцать лет делил с лордом Дитмаром, ему теперь предстояло лечь одному. Пижама лорда Дитмара и его шёлковый халат лежали в бельевом ящике, аккуратно свёрнутые, но ещё хранили запах их владельца; в гардеробной был полный шкаф его одежды, а две диадемы – его и Джима – лежали теперь в шкафчике для украшений на чёрной бархатной подложке. Как Арделлидис ни уверял, что Джим с короткой стрижкой выглядит младшим братом собственных сыновей, всё же волос ему тоже недоставало. Ненужными стали бальзамы, маски для волос и средства для укладки, комплекты декоративных шпилек, гребни и зажимы. Впрочем, это был пустяк по сравнению с самым главным и самым страшным последствием его вдовства – беззащитностью перед Бездной. Он был один на вершине горы, пронзаемый ледяными ветрами, и не было рядом большой и сильной фигуры, которая заслонила бы его от них.

На следующий день после похорон приехал г-н Пойнэммер – невысокий, в чёрном костюме, безупречно сидящем на его худенькой миниатюрной фигурке. На его длинной, изящной шее, заключённой в ультрамодный асимметричный воротничок, сидела голова красивой округлой формы, все волосы на которой были тщательно сбриты, за исключением длинного чёрного пучка на темени, завязанного у основания узлом и спускавшегося ему на спину. Кожа на его лице и голове была идеально гладкая, чёрные брови идеально ровные, а его небольшой носик был вылеплен с таким изумительным изяществом, что это наводило на подозрение о рукотворности этой красоты: с трудом верилось, что в природе бывают такие совершенные носы. Разумеется, ничего о настоящем возрасте г-на Пойнэммера сказать было невозможно. Это существо называло себя слугой закона и сообщило цель своего визита – ознакомить семью покойного с его последней волей. Сжав затянутую в траурную перчатку руку Джима своими маленькими тёплыми ручками, г-н Пойнэммер проговорил с прочувствованной сердечностью:

– Мои глубочайшие соболезнования, ваша светлость.

Ростом он был даже чуть ниже Джима, до того хрупкий и маленький, почти тщедушный, что Джиму даже не верилось, что это существо было на «ты» со сложной системой альтерианского права.

– Дети должны с минуты на минуту вернуться с учёбы, – сказал Джим. – Не желаете ли пока чашечку чая?

– Не откажусь, благодарю вас, – изящно поклонился слуга закона, блеснув в поклоне гладкой головой.

Джим попросил Эннкетина подать чай в кабинет лорда Дитмара. Подвинув к столу стул для г-на Пойнэммера, Джим в нерешительности остановился: может быть, лучше было сделать это в гостиной? Ему до сих пор было неловко входить сюда без разрешения лорда Дитмара, но спросить разрешения было уже не у кого, с горечью понимал он.

– Присаживайтесь, – сказал он, указывая г-ну Пойнэммеру на стул.

Самому ему не оставалось ничего другого, как только сесть на место лорда Дитмара. С внутренним трепетом он сел в кресло, слишком большое и глубокое для него, оттого что оно было изготовлено по индивидуальной мерке в точном соответствии с фигурой лорда Дитмара, а г-н Пойнэммер присел на стул, аккуратно положив на стол свой чемоданчик и поправив и без того идеально повязанный галстук.

– Пока мы ждём, быть может, вы предварительно мне что-нибудь сообщите, хотя бы в общих чертах? – спросил Джим.

– Предварительно я могу вручить вам видеописьмо милорда Дитмара, адресованное лично вам, ваша светлость, – сказал г-н Пойнэммер, кладя на стол перед Джимом маленький голубой кружок, запечатанный в прозрачный конвертик. – Оно на этой карте, которая опечатана и будет в первый раз вскрыта вами. Убедитесь, что печать не срывали.

Конвертик был заклеен радужно переливающейся полоской. Джим оторвал её и вытряхнул из конвертика карту, вставил в компьютер. На карте было видеописьмо, которое, судя по дате, было записано чуть меньше трёх месяцев назад. Живой лорд Дитмар возник перед ним, и Джим, увидев его глаза и улыбку, почувствовал ком в горле.

– Мой дорогой Джим, любимый мой, жизнь моя, – ласково прозвучал знакомый, дорогой его сердцу голос. – Если ты смотришь это видеописьмо, значит, похороны уже прошли, и господин Пойнэммер выполняет моё распоряжение. Я знаю его уже давно и доверяю ему, за всё время нашего знакомства он ни разу меня не подводил, так что и ты тоже можешь ему вполне доверять. Это проверенный и надёжный человек, прекрасный специалист в области права. Он может оказать тебе любую помощь в защите твоих интересов, в том числе и в суде, и разъяснит любые юридические тонкости. Я поручил ему стоять на страже твоих интересов и интересов наших детей, и можешь не сомневаться: он добросовестно исполнит моё поручение. Более серьёзного, ответственного, а главное, знающего человека ты не найдёшь.

Горло Джима было невыносимо сдавлено, из глаз катились слёзы. Рука г-на Пойнэммера со скромным, но безукоризненным маникюром положила на стол упаковку носовых платочков и подвинула её к Джиму.

– Любовь моя, – продолжал лорд Дитмар. – Я знаю, как тебе сейчас нелегко, но прошу тебя: крепись. Не предавайся унынию и не позволяй горю завладеть тобой всецело; ты должен жить дальше, должен оставаться здесь столько, сколько это будет возможно. Не забывай о детях – прежде всего, о Лейлоре: он больше всех нуждается в тебе. О вашем материальном положении не беспокойся: того, что я вам оставляю, вам хватит, чтобы безбедно жить – при разумных тратах, конечно. Все денежные вопросы, мой дорогой, тебе придётся теперь решать самому, и для этого я обеспечиваю тебе доступ ко всей информации о наших финансах и к нашим банковским счетам. Все коды и пароли тебе передаст господин Пойнэммер, а всю информацию ты найдёшь в моём компьютере. Чтобы помочь тебе разобраться во всех этих делах, я также оставляю указания, как и что нужно делать – их ты найдёшь там же. Я постарался сделать эти указания как можно более подробными, а также оставил список людей, к которым ты можешь обратиться за помощью, и их контактные координаты. В надёжности и порядочности этих людей ты можешь не сомневаться, все они знают меня и отнесутся к тебе со всем возможным вниманием. Поэтому, родной мой, не бойся: ты остаёшься не один.

Глотая слёзы, Джим хотел бы спросить его: почему он не берёг себя, почему ушёл, хотя мог бы остаться ещё немного? почему не захотел продлить свою жизнь, а предпочёл её закончить? Ещё много горьких «почему?» душили Джима и дрожали на его губах, но тот, кому они были адресованы, уже не мог, а может, не счёл нужным на них ответить.

– И последнее, что я хотел бы тебе сказать, мой милый. – Лорд Дитмар помолчал и улыбнулся, и его взгляд мягко засиял нежностью. – Спасибо тебе за всё счастье, которое ты подарил мне. Я могу с уверенностью сказать: самые счастливые годы в моей жизни – это те, которые мы провели вместе. Всё, что было в моей жизни до тебя, не может сравниться с тем, что пришло в неё вместе с тобой. Никого и никогда я не любил так, как люблю тебя, моё сокровище, и для меня нет и не было никого дороже тебя – тебя и наших детей, разумеется. Я благодарю тебя за них и благословляю вас всех: тебя, Дейкина, Даргана и Лейлора, Серино и Илидора. Я уверен, вы справитесь, и у вас всё будет хорошо. Моя любовь остаётся с вами, мои родные.

Видеописьмо закончилось. Джим беззвучно вздрагивал, уронив голову на руки.

– Ну, ну, ну, – проговорил г-н Пойнэммер сочувственно, подходя к нему с платком и склоняясь над ним. – Я вам соболезную… Крепитесь.

Эннкетин принёс в кабинет чай. При виде того, как миниатюрный, гладко обритый гость с длинным чёрным пучком волос, оставленным на темени, заботливо вытирает Джиму слёзы, в нём шевельнулось нечто похожее на ревность: он ничего не мог с собой поделать. Но в присутствии гостя он не посмел утешать Джима и сказал только:

– Ваш чай… Выпейте, ваша светлость.

Гость выпрямился и спросил:

– Нет ли у вас маиля, любезнейший?

– Есть, сударь, – ответил Эннкетин. – Желаете, чтоб я принёс?

– Да, принесите и оставьте здесь, – сказал гость.

– И ещё, Эннкетин… – Джим вынул из пачки второй платок и промокнул глаза. – Как только Дейкин с Дарганом и Серино будут дома, пусть они зайдут в кабинет. Илидора это тоже касается. Ещё должны приехать Джеммо и Ианн. Пусть они зайдут все вместе.

– Хорошо, ваша светлость, – с поклоном ответил Эннкетин.

Он вышел, а г-н Пойнэммер подвинул Джиму чашку с чаем. У него были маленькие руки и маленькие ноги в чёрных блестящих сапогах – не больше, чем у Джима. Присев на своё место, он сделал маленький осторожный глоток чая.

– Милорд сказал, что он давно с вами знаком… то есть, был знаком. – Джим снова промокнул глаза и отпил глоток чая. – Как давно?

– Уже более пятнадцати лет, ваша светлость, – ответил г-н Пойнэммер.

– Почему я впервые вижу вас только сегодня? – спросил Джим.

– Так уж сложилось, – улыбнулся г-н Пойнэммер. – Милорд Дитмар предпочитал встречаться со мной в моём кабинете или консультировался по видеосвязи. Всё это время я знал вас только заочно, но теперь, надеюсь, мы познакомимся ближе. Что я могу сказать о себе? В браке я не состою, и детей у меня пока нет. Друг… – Г-н Пойнэммер чуть улыбнулся, опустив ресницы, – друг есть, но мы придерживаемся свободных отношений и пока не спешим связывать себя священными узами брака. Я юрист широкого профиля, в правовой сфере работаю уже тридцать пять лет, и никто пока ещё не жаловался на качество моей работы. Можете спросить вашего отца, милорда Райвенна: я с ним тоже знаком и несколько раз оказывал ему правовые услуги. Полагаю, он остался доволен.

Вошли Илидор и Серино, следом за ними – Дейкин и Дарган, а потом Ианн и Джеммо. Г-н Пойнэммер встал и учтиво поклонился. Джим сказал:

– Дорогие мои, господин Пойнэммер имеет сообщить нам кое-что важное, а именно, волю милорда. Для этого я и попросил вас зайти. Располагайтесь, кому где удобно.

Серино сел в кресло у камина, Дарган пристроился на одном подлокотнике, Ианн – на втором, Дейкин взял стул г-на Пойнэммера, а Илидор и Джеммо остались стоять. Г-н Пойнэммер открыл свой чемоданчик и достал длинный конверт, опечатанный в три раза: лентой вдоль клапана, сверху – круглой, радужно переливающейся печатью и ещё одной лентой вокруг конверта. Вскрыв его, он огласил содержимое документа, находившегося внутри. Всё своё имущество лорд Дитмар распределил между наследниками следующим образом. БОльшая часть его состояния и родовой особняк отходили наследнику титула (вне зависимости от того, кто будет этим наследником), Джиму выделялось весьма приличное годовое содержание, а также Джим получал право на гонорары от издания его книг. Остальным детям и внукам были завещаны солидные суммы, но распоряжаться этими деньгами они могли не сразу, а лишь с момента вступления в брак. Илидору доставался персональный звездолёт, подарок покойного короля Дуннгана. Пользоваться им он мог уже сейчас. Также изрядная сумма была завещана на нужды Кайанчитумской медицинской академии, которую лорд Дитмар возглавлял в последние годы и о которой всегда заботился. Главным душеприказчиком был назначен Джим, а справиться с формально-правовой стороной дел ему должен был помочь г-н Пойнэммер.

– Это то, что касается имущества, – подытожил г-н Пойнэммер. – Но есть ещё один очень важный вопрос, а именно, кому достаётся титул лорда. Согласно порядку наследования титулов, титул лорда наследует сын, являющийся на момент смерти носителя титула старшим, независимо от того, кем он произведён на свет, самим носителем или его спутником. Сын, по праву старшинства наследующий титул, может его принять лишь по достижении им двадцатипятилетнего возраста. Если на момент смерти носителя титула наследник ещё не достиг двадцати пяти лет, принятие им титула откладывается до достижения им этого возраста. Поскольку оба старших сына милорда Дитмара, Дитрикс и Даллен, на данный момент являются покойными, их мы не рассматриваем. Старшим из ваших сыновей, ваша светлость, – г-н Пойнэммер обернулся к Джиму, – является Илидор, но он не был усыновлён милордом и не носит его фамилии, а значит, не может наследовать титул. Следующим по старшинству идёт Серино. Хоть он и приходится милорду приёмным сыном, но он носит фамилию Дитмар и имеет право наследовать титул. Таким образом, новым лордом Дитмаром предстоит стать Серино по достижении им двадцати пяти лет, то есть, примерно через три года.

Все взглянули на Серино, который сидел в кресле с задумчиво-меланхоличным видом. Новость о том, что он становится лордом, его как будто не обрадовала.

– А я могу отказаться от титула в пользу кого-то другого? – спросил он вдруг.

Г-н Пойнэммер приподнял свои безупречно ровные чёрные брови.

– Отказаться? – переспросил он недоуменно.

– Да, могу ли я отказаться от права на наследование титула? – повторил Серино.

– Гм… – Г-н Пойнэммер озадаченно провёл ладонью по идеально гладкой голове. – Да, вы можете это сделать, но зачем вам отказываться?

Серино задумчиво помолчал, потом улыбнулся и сказал, взглянув на близнецов:

– Думаю, лорда из меня не выйдет. Кое-кто здесь больше подходит на эту роль.

– Серино, дорогой мой, для нас с милордом ты всегда был родным, – сказал Джим. – И если в соответствии с порядком ты должен унаследовать титул, так тому и быть.

– Согласно порядку наследования титулов, не имеет значения, является ли сын родным или приёмным, – поддержал г-н Пойнэммер. – Там нет такой оговорки. Вы старший, а значит, вам и наследовать титул.

Серино покачал головой.

– Я не чувствую призвания быть лордом, – сказал он. – И особого желания тоже. Ну, какой я лорд Дитмар? Посмотрите на меня. А теперь посмотрите на них. – Серино положил руку на колено Даргана, сидевшего на подлокотнике кресла. – Как вы думаете, кто больше похож на лорда Дитмара?

– Дело не в том, кто больше похож, – сказал г-н Пойнэммер. – А в том, кто имеет право на титул в соответствии с порядком наследования. Вы имеете на него абсолютно законное и приоритетное право. Впрочем, на ваш вопрос я отвечаю: да, вы можете отказаться от титула в пользу младшего брата. Господа Дейкин и Дарган одновременно унаследовать титул не могут, так как лордом Дитмаром должен называться лишь один человек, и в этом случае лордом станет тот из них, кто родился первым.

– Дейкин на пятнадцать минут старше, – сказал Джим.

– Ну, значит, ты и будешь лордом. – Серино легонько похлопал Дейкина по плечу.

– У вас ещё есть время подумать, – сказал г-н Пойнэммер. – Целых три года. Подумайте, взвесьте всё хорошенько. Титул – не та вещь, которой можно так легко разбрасываться.

Вдыхая аромат цветущего сада, Серино медленно шёл по дорожке, усыпанной снегом лепестков. В прохладной вечерней тишине стук его каблуков по плиткам дорожки раздавался негромко, но отчётливее, чем днём, посреди шелеста, стрекота и чириканья. Розово-жёлтый закат догорал, и в ещё прозрачных сумерках Серино взял яннановую ветку и зарылся в неё лицом, вдыхая сладкий запах. Он побродил по дорожкам и в задумчивости остановился у могилы Эгмемона, вокруг которой цвели кусты жёлто-розовой и белой ауримоны, посаженные Йорном позапрошлой весной. Они уже так разрослись, что образовали вокруг склепа цветущую ограду. Присев на траву и понюхав душистые гроздья, Серино посмотрел в чистое вечернее небо и проговорил, обращаясь не то к небу, не то к маленькому склепу в зарослях ауримоны:

– Меня хотят сделать лордом, старина… Вот такие дела. Не знаю, что мне делать. Хоть ты посоветуй!

Ответом ему была тишина и чуть слышный шелест. Серино растянулся на мягкой траве, глядя в темнеющее небо, разбросав ноги и руки. Как хорошо было в весеннем саду вечером! И какая мысль: если он всё-таки примет титул, этот сад будет его. Он закрыл глаза.

– Ваша светлость, миленький, что с вами? – раздался над ним негромкий встревоженный голос.

Серино открыл глаза. Над ним стоял Йорн с ведёрком в руке, а в ведёрке были инструменты: маленькая лопаточка, маленькие грабли, садовые ножницы, рыхлитель и ещё что-то. Серино приподнялся на локте.

– Для чего вы тут лежите? – спросил Йорн всё ещё обеспокоенно. – Вам плохо?

Серино сел.

– Нет, я в порядке. Просто захотелось полежать. Нельзя, что ли?

В ответ на его не очень-то любезные слова Йорн добродушно улыбнулся.

– Да нет, отчего же нельзя… Сад ваш – лежите, где вам заблагорассудится, мой хороший. Я просто подумал, что вам плохо.

– Да всё со мной в порядке, – буркнул Серино. – Я просто лежал… Думал. Что тебе нужно?

Йорн стащил свою неизменную синюю шапку с козырьком и виновато улыбнулся.

– Ничего, ваша светлость… Извините, что потревожил. Я пойду, не буду вам мешать.

Серино смотрел ему вслед. «Почему я с ним так разговариваю? – подумал он с досадой на себя. – Какое я имею право пренебрегать им? И почему, что бы я ему ни сказал, он всегда такой кроткий и ласковый? Такой безответный и добрый? Может быть, он просто глуп, как пробка?»

Вокруг склепа благоухала ауримона, посаженная руками Йорна. И весь сад был такой ухоженный и красивый благодаря его неустанным заботам, его каждодневному труду от рассвета до заката, вроде бы незаметному для всех, но поистине огромному: трудно себе представить, как можно ухаживать в одиночку за таким обширным садом, да ещё за оранжереей с экзотическими растениями! А Йорн справлялся один, без помощников, ни на что не жалуясь, и никто в доме не знал: быть может, ему трудно? Быть может, он смертельно устаёт?

Посидев ещё немного у склепа, Серино встал. Пульсирующий клубок мыслей и чувств у него внутри требовал выхода, требовал чьего-то внимания – живого, человеческого внимания, а не терпеливого молчания склепа, немого собеседника, с которым он пытался разговаривать. Своего приёмного отца Серино не решался беспокоить: тому сейчас было не до его метаний; перед Дейкином и Дарганом он чувствовал себя виноватым за то, что, сам того не желая, отнимал у них титул – у них, настоящих, кровных отпрысков лорда Дитмара. Лейлор был ещё мал, и единственным из братьев, способным его беспристрастно выслушать и понять, ему казался Илидор. Но всё внимание Илидора было сейчас поглощено отцом, и выходило, что до будущего лорда никому не было дела. Никому, кроме тихого, безответного и на первый взгляд простоватого парня в синей шапке на бритой голове.

Сумерки уже сгустились и стали тёмно-синими, когда Серино подошёл к домику садовника. Окошко уютно светилось: Йорн был у себя. Но Серино почему-то не решался стучаться и бродил вкруг, терзаемый муками совести за то, что опять нагрубил Йорну. И за что? За то, что тот о нём беспокоился. Вздыхая, Серино прислонился к стене домика. Дверь открылась, и вышел Йорн – без своей шапки и без рабочей куртки. Под рубашкой на его плечах бугрились большие мускулы, могучая шея изящно переходила в круглый, гладко выбритый затылок, а под кожей на руках – рукава Йорна были закатаны до локтя – проступали толстые шнуры жил. Он мог завязать узлом железный прут и, наверное, поднял и швырнул бы флаер, а что он мог бы сделать в гневе со своим врагом, и представить было страшно. Но этот здоровенный парень не испытывал гнева, врагов у него не было, а вместо швыряния флаеров и завязывания узлом железных прутов он кропотливо возился с цветами, деревьями и кустами. Стоило раз взглянуть в его чистые наивные глаза, чтобы понять, что главное его качество – доброта.

– Кто тут? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

Серино не отозвался. Он уже жалел, что пришёл: вряд ли этот большой и добрый, но глуповатый парень сможет его понять. Надеясь, что в сумерках Йорн его не заметит, он молчал и не шевелился, но Йорн его всё-таки увидел и узнал.

– Это вы, ваша светлость? – удивился он. – Всё ещё гуляете?

Серино хотел сказать: «Да, я просто гуляю, а что – нельзя?» – но вместо этого вдруг пробормотал:

– Я… Я хотел тебе кое-что сказать.

– Я вас слушаю, мой хороший, – сказал Йорн.

– Я хотел извиниться, – проговорил Серино глухо. – Я разговаривал с тобой не очень… подобающим образом. Я грубый, высокомерный, возомнивший о себе чёрт знает что болван.

Серино сам не ожидал, что скажет такое. Йорн шагнул к нему.

– Ну что вы, ваша светлость… Что вы такое про себя говорите! Вы не такой… – И, улыбнувшись в сумерках, добавил: – Уж кому вас знать, как не мне!

И это было правдой, потому что этот недалёкий и наивный, но добрейший парень произвёл его на свет. Однажды по своей наивности и неопытности он кому-то отдался, и в результате этого появился Серино.

– Я ещё хотел… кое-что сказать, – пробормотал Серино, сам не зная, зачем он это говорит.

– Тогда, может, пройдёте ко мне? – предложил Йорн. – Чего тут-то стоять? Идёмте, мой хороший, у меня чисто: я только что прибрался.

В домике у Йорна повсюду были горшки с цветами, украшая скромное жилище садовника и делая его уютным. На столе была расстелена плёнка, и на ней стоял маленький горшочек с крошечным растеньицем с тёмно-зелёными листьями, покрытыми светлым пушком, и тремя тёмно-красными шарообразными цветками. Рядом стоял пустой горшочек несколько большего размера и лежала горка земли.