Текст книги "Дорога Смерти (СИ)"
Автор книги: Eldar Morgot
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Явилось еще несколько окровавленных солдат. Среди них был Бастиан. Радостно кивнул Ивону, покосился на Зезву и опустился на траву рядом с что-то угрюмо промычавшей Маррой.
– А где Кадык?
Бастиан угрюмо покачал головой в ответ.
– Погиб? – опечалился Ивон.
– Не знаю, – покачал головой Бастиан, – там каша страшная была, наших полегло немеряно. Может и выбрался, подождем.
Зезва поднял глаза. Вздрогнул от пристального взгляда Марры.
– Что-то хотела спросить?
Джуджия молча отвернулась. Донеслось ржание, и Ныряльщик поспешно вскочил. Нужно отыскать Толстика. Если рыжий друг жив, то он где-то рядом.
Убийца был недоволен. Напарник не реагирует. Сколько еще ждать?! Нет, нужно успокоиться. В конце концов, это работа, за которую уплачен солидный аванс. Основная часть вознаграждения еще более солидная. Убийца взглянул на Цель. Так близко, совсем рядом! Терпение, только терпение.
Сознание вернулось резко, наотмашь. Марех застонала, попыталась открыть глаза. Послушался только правый. Левый глаз распух, дергался пульсирующей, рваной болью. Нужно как-то осмотреться. Темнота вокруг. Нет, вот свет появился, свет… Руки связаны. Ноги тоже. Без рук, без пальцев она беспомощна… Ни связаться с сестрами, ни заклинание сплести… Но как, каким образом она угодила в ловушку? Мысли путались. Голова раскалывалась от боли. Боли давящей, молотом бьющей в висках. Марех закашлялась и осторожно повернула голову. Направо. Налево. Свет факела на стене. Уже хорошо. Голоса. Знакомые голоса.
– Херососка очухалась, надо же.
– И это – замечательно.
Кто это говорит? Уцелевший глаз видит плохо, черные круги…
– Марех, красавица ты наша. Ой, глазик заплыл слегка, хе. Так ничего, наколдуешь новый.
Двое подошли вплотную к… дыбе! Она на дыбе, в пыточной! Марех попыталась яростно крикнуть, но услышала лишь хрипение.
– Кто вы такие? Вам конец, людишки, конец!
Двое в капюшонах переглянулись и разразились каркающим, отрывистым смехом.
– Ручки связаны, кудианово отродье, – сказал тот, что стоял справа, – а все равно что-то вякает. Мы сейчас вопросики будем задавать, шлюха гнойная. А ты будешь нам отвечать. Подробно и со всей возможной страстью. Со страстью же у тебя все в порядке, сучка?
Марех молчала.
– Язык проглотила? – усмехнулся незнакомец. – А теперь?
Резким движением он откинул капюшон. Его товарищ колебался лишь мгновение и тоже открыл лицо.
– Вы!? Что… что…
– Что? – прошипел агент Мгер, приближая лицо к Марех вплотную. – Что, спрашиваешь ты, прошмандовка недовздрюченная? Говори, курва, зачем ты убила Сарис?
Марех едва не потеряла сознание от ужаса.
– Что…вы… говорите?! Я виделась с Сарис и…и…
Черные круги стали ярче, голова кружилась. Она уже почти не чувствовала ног и рук.
– Да, убила ведь, признайся, – глазки Эниоха метались по полу, скрипучий голос Второго в Тени звучал тихо и почти ласково. – Отпираться бесполезно, доказательства у нас на руках. Зачем так таращить глаза, то есть глаз? Именно, доказательства.
– Вы, – Марех закашлялась, – дури накурились или…
Мгер облизал губы и влепил ведьме пощечину. Голова Марех дернулась, она согнулась на дыбе и ее вырвало. Теневики брезгливо сделали шаг назад. Эниох нетерпеливо щелкнул пальцами.
– Мы нашли тело Сарис, ведьма, – Мгера трясло от желания свернуть ведьме шею. – Она встречалась с тобой перед смертью… Смотри в глаза, рыжая блядь! Или ты и не рыжая вовсе, а? Может у тебя и хвостик имеется над задницей, а? Ты не горюй, зад мы тебе пощупаем, ха-ха. Смотри в глаза, сучка!
Марех внимала словам, но ей казалось, что она и не слышит вовсе. Весть о гибели сестры настолько ошеломила кудиан-ведьму, что она почти полностью потеряла способность мыслить. Марех лишь переводила взгляд от Эниоха на Мгера и обратно. Она не замечала, как часто бегающие глазки Второго в Тени застывали на темной части каменного мешка, в котором висела на дыбе Марех. Сарис… Сарис… погибла, умерла. Как, как такое возможно? Этого не может быть, это ложь… могущественную кудиан-ведьму может убить только… Марех прикусила губу, и лишь когда капелька крови покатилась по подбородку, снова стала прислушиваться к плюющемуся слюной Мгеру.
Эниох перевел взгляд на повисшую на дыбе рыжеволосую красавицу. Хмыкнул, потер руки. Затем тихо велел Мгеру помолчать.
– У нас к тебе много вопросов, дорогуша, – скрипучий голос Второго в Тени был едва слышен. – Поверь, мне очень не хочется звать нашего мастера пыток, который как раз ждет за дверьми. Должен сказать, что у него скверное настроение: его разбудили среди ночи. Знаешь, всегда неприятно вставать на службу из теплой постели. Уж я то знаю это не понаслышке! Да.
Марех не шевелилась. Казалось, ведьма погрузилась в транс. Эниох хмыкнул еще раз. Упрямая.
– Наши вопросы являют собой жизненную необходимость, важность которых диктуют интересы государства.
Кудиан-ведьма соблаговолила взглянуть на теневика. Кривая ухмылка тронула красивые пухлые губы. Мгер размахнулся, чтобы ударом кулака выбить курве все зубы, но короткий взгляд Эниоха заставил его замереть с поднятой рукой. Очень медленно младший теневик опустил руку, еще медленнее разжал кулак и спрятал ладонь за спиной. Другая рука уже давно была там. Скрюченные пальцы вцепились друг в друга, грязные ногти впились в мозолистую кожу. Если бы Эниох сейчас видел выражение лица Мгера, то был бы очень удивлен. Но в подвале царил полумрак, и Второй ничего не заметил.
– …интересы Мзума, моя милая заблудшая Марех. Что? Кажется, ты хочешь что-то сказать?
– Вы оба покойники.
Эниох грустно рассмеялся. Мгер лишь отступил дальше в темноту, где дал волю чувствам, переполнявшем его. При этом он не издал ни звука.
– Все мы станем кормом для червей, милая. Рано или поздно. Но одно я могу обещать тебе. Если ты сумеешь оправдаться, то сохранишь жизнь и положение не только себе, но и…
Теневик умолк. Марех яростно сплюнула. Она уже пришла в себя от потрясения.
– Если только один волосок, – прошипела она, – упадет с головы Сайрака, клянусь, я…
– Сайрака? – поднял бровь Эниох.
Кудиан-ведьма заметалась на дыбе. Она поняла. Мгер вышел из тени, со страхом покосился в темный угол комнаты и вопросительно взглянул на печально качавшего головой Эниоха. Не дождавшись приказа, снова скрылся в тени.
– Вижу, мы поймем друг друга, – Эниох некоторое время смотрел на пламя факела, затем его глазки снова забегали. – А вопросы наши совершенно просты. Я буду их задавать, а ты отвечать.
Марех без сил повисла на дыбе. На кривящихся губах Мгера впервые появилась улыбка.
– Вопрос первый: что ты знаешь про кудиан-ведьму по имени Миранда? Покойную. Около года назад ее отправил на соль небезызвестный Зезва по прозвищу Ныряльщик. При довольно странных обстоятельствах.
В звенящей, давящей тишине было слышно, как трещит факел. За дверьми кто-то загремел железной цепью. Второй в Тени поморщился. Что за олух этот палач! Неужели нельзя сидеть тихо?
Марех тщетно пыталась сдержать дрожь. Скрипучий, едва слышный голос, казалось, бил как молот.
– Вопрос второй: что ты знаешь про девочку по имени Аиша? Одиннадцати или двенадцати лет. Отца нет. Мать зовут Лали…
Ведьму трясло. Мгер скалился. Эниох потер переносицу и в этот раз сдержал зевок. Затем он задал третий вопрос.
Кудиан-ведьма широко раскрыла здоровый глаз. Теневик повторил вопрос. Мгер выступил из тени и снова был остановлен Эниохом.
Задыхаясь от ужаса, Марех смотрела в темный угол камеры. Боли она уже не чувствовала. Остался лишь липкий страх.
За дверьми опять загремела железная цепь. Палачу жутко хотелось спать.
Рокапа, архиведьма, Та Что Танцует с Кудианом, медленно и осторожно спускалась по скользким, покатым ступеням. В руке она несла факел, и перед тем как ставить ногу, старательно осматривала каждый камень. Длинные черные волосы Рокапы были заплетены в простую толстую косу. Темно-коричневое приталенное платье облегало стройную фигуру. На поясе висели две вещи: расческа и небольшой кинжал в обычных ножнах.
Одолев три пролета, Рокапа остановилась передохнуть. Несколько мгновений ее взгляд блуждал по сырым мрачным стенам, затем архиведьма продолжила спуск.
Сверху падали капли черной зловонной воды. Там и сям на пути возникали целые колонии насекомых, и Рокапа брезгливо переступала через них, всякий раз тщательно проверяя платье на наличие жуков или, не приведи Кудиан, сороконожек.
– Пауков и прочих гадов только не хватало, – прошептала она, перекладывая факел из одной руки в другую. – Хотя, с другой стороны, кто же еще должен подстерегать отважную героиню в страшном подземелье? Туман бы еще. Будь я сказочная волшебница, сразу бы наворожила зловещий донельзя туман. Но так как я, к сожалению, наколдовать туману не могу, приходится довольствоваться сыростью и смрадом…
Рассуждая подобным образом, кудиан-ведьма спускалась все ниже и ниже. Вскоре в чернильной пропасти спуска забрезжил слабый свет. Рокапа ускорила шаг насколько это было возможно на старой, скользкой лестнице. О чем там любят молоть языками послушницы? Юные сестры шептались, что лестница ведет прямиком в пасть Кудиана. Рокапа усмехнулась. Если бы…
Свет становился ярче с каждым шагом. Наконец Рокапа осторожно просунула голову в арку, ярко освещенную странным сиянием, которое, казалось, исходило от самих стен.
– Ну же, девочка, не бойся, проходи. У меня так редко бывают гости. Ну надо же, какая честь. Сама архиведьма. Добро пожаловать! Выглядишь отлично.
Столь приветливый голос принадлежал женщине лет пятидесяти на вид. Но Рокапа знала, что говорившей намного больше. Намного. Архиведьма вставила факел в пустую скобу на стене и подошла к столу, возле которого в старом кресле сидела хозяйка подземелья. Почему-то стало сухо во рту.
– Привет тебе, милая Гуранда. Давно не виделись.
– Давно. Я уж решила, забыли про старуху. Оказывается, не совсем. Ну…Как дела, Рокапа, что нового в деле спасения мира, или кого ты там сейчас спасаешь? На чьей мы нынче стороне: добра или зла? А может, как обычно, и нашим, и вашим? Умно, ага. Нет белого или черного, а есть выгода Сестринства. Всегда гордилась нашей прозорливостью. Очень, очень гордилась. Да и теперь, хвала Кудиану, горжусь невероятно!
Веселые искорки играли в зеленых глазах Гуранды. Седые, чуть вьющиеся волосы, заплетенные в две косы, аккуратно лежали на плечах. Красивые, правильные черты лица не портили ни круглое лицо, ни горбинка на носу. Руки пожилой ведьмы чинно лежали на коленях. Ни единой складки не было на безупречно белом платье. В ногах дремал старый кот. Он лишь приоткрыл левый глаз, презрительно осмотрел Рокапу и снова уснул, свернувшись черно-белым калачиком. Рокапа собралась погладить кота, но затем передумала. Еще царапнет спросонья. Гуранда с улыбкой покачала головой.
– Он не царапается.
Рокапа вздрогнула. Осторожно облизала пересохшие губы. Вина бы.
– Это же тебе не Кудиан Сарисов, вот тот, да, котяра серьезный.
Гуранда умолкла и некоторое время рассматривала хранившую молчание Рокапу.
– Ты изменилась.
Архиведьма подняла глаза.
– Вот как?
– Да… – Гуранда вытянула ногу в домашнем войлочном тапке и погладила замурчавшего во сне кота. – В лучшую сторону. Повзрослела, если будет уместно так сказать про тебя, – зеленые глаза сверкнули, от чего Рокапа вздрогнула и отступила на шаг назад. – Ты садись. Отдохни. Хочешь вина?
Рокапа кивнула. Уселась на предложенный мягкий стул с затейливой резьбой на спинке. Осторожно взглянула на улыбающуюся коту Гуранду.
– Высокая передает тебе привет.
– Спасибо, – пожилая ведьма не отрывала глаз от блаженно щурившегося кота. – Знаешь, до сих пор не могу привыкнуть, что она стала нашим союзником. Жизнь полна неожиданностей, милая. Пей.
Повернув голову к столу, Рокапа увидела перед собой невесть откуда взявшийся кубок. Осторожно пригубила пахучее терпкое вино.
– Нравится? – промурлыкала Гуранда.
– Вкусно, – Рокапа отставила кубок. Ей стало немного жарко, но расстегнуть ворот платья она не решилась.
– Хочешь еще?
– Спасибо. Может, чуть позже.
– Позже… – Гуранда подняла зеленые глаза, и замершая на месте архиведьма увидела, как рука старой колдуньи медленно исчезает, ныряет в ничто, словно в воду. Вот только никакой воды не было видно, одна лишь пустота, в которой исчезла кисть руки. Сначала пропали пальцы, затем невидимое ничто поползло вверх, к предплечью, неумолимо пожирая плоть. Кот мурлыкал, не открывая глаз. Так же стремительно рука вернулась, как будто выросла из пустоты. На кончиках пальцев еще играли голубоватые язычки пламени. У Рокапы снова пересохло во рту. От улыбки Гуранды архиведьме захотелось вскочить, опрокинуть этот старый, почерневший от времени стол и бежать наверх, бежать сломя голову. Потому что невозможно находиться в этом каменном мешке, невозможно смотреть в эти страшные глаза и невозможно видеть все эти…
– Фокусы? – уточнила Гуранда. – Ты прости меня, девочка. Я должна постоянно практиковаться. Иначе…
Рокапа знала. Умеющая Жить Гранью не может не соприкасаться со смертельным дыханием потусторонних субстанций. И делать она это вынуждена ежедневно, еженощно, потому что в противном случае Грань убьет Умеющую. Сожрет. Как руку несколько мгновений назад. Но уже навсегда. Архиведьма потянулась к кубку. То, что он оказался полон вина, ее не удивило.
– С кем ты хочешь говорить?
Рокапа ждала этого вопроса, но все равно оказалась не готовой к нему. Дрогнувшей рукой поставила кубок на стол. Пробарабанила короткую трель ногтями по расческе на поясе, чем вызвала новую улыбку Умеющей. Вот только в зеленых глазах Гуранды уже не было веселья. Она знает. И знала с самого начала.
– С Мирандой.
Умеющая закрыла лицо руками. Рокапа терпеливо ждала. Кот приоткрыл левый глаз и тут же уснул снова, потянувшись всеми четырьмя лапами.
– Боюсь, – не открывая лица, проговорила Гуранда, – не принесет тебе радости разговор с душой моей любимой единоутробной сестры. Опомнись.
– Это необходимо.
– Необходимо жить, – Гуранда опустила ладони. – Дышать, вкушать пищу, любить, наконец.
– Любить? – усмехнулась Рокапа. – Кого может полюбить хвостатая дедабери, как я? Или кто может влюбиться в меня? Разве что кадж змееголовый?
– Миранда полюбила.
– Полюбила! – Рокапа вдруг поняла, что кричит. – И к чему привела эта любовь? Чем она закончилась? И закончилась ли вообще? И разве приворотом можно настоящую любовь породить?
Наступило молчание. Где-то журчала вода в невидимом фонтане и налетал приятный ветерок. Рокапа оглянулась, силясь понять, откуда в подземелье свежий воздух. Сияние, льющееся со стен немного усилилось. Или ей только показалось?
– С Мирандой, – повторила она, поведя языком по сухим губам. – Необходимо, понимаешь?
– Чем чревато, осознаешь, девочка? – Гуранда вдруг хихикнула. – Для тела твоего, не только для духа. Для красоты твоей неувядающей.
Рокапа молча кивнула. Разговор с тенями мертвых – это несколько дней рвоты, головной боли, от которой раскалывается голова, и клоки выпадающих волос. Неминуемая и мучительная смерть для простого человека, джуджи или ткаесхелха. Но не для хвостатой дедабери. Нет, блевоты с болью не избежать, как и пары прядей волос, потерянных навсегда. Говорят, что и нескольких лет жизни. Но решение принято. Эликсиры помогут, в любом случае. Рвота прекратится. Волосы отрастут…
– Конечно, отрастут, – подтвердила Гуранда, задумчиво смотря на развалившегося у ног кота. – Правда, с душевными ранами будет… сложнее. Ладно! Раз ты настаиваешь, девочка.
– Настаиваю.
– Хорошо. Кудиан с тобой.
Гуранда поднялась. Кот вздрогнул, но остался лежать. Лишь стал следить наполовину приоткрывшимися глазами. Рокапа покачала головой. И у хозяйки, и у ее питомца глаза одинакового цвета. Изумрудно-зеленые. Дикие. И очень страшные. Архиведьма повела плечами. Снова сухо во рту. Она уставилась на кубок с вином.
– Больше не пей, – велела Гуранда, останавливаясь у стены. – Даже не думай. Ты выпила то, что нужно. Еще один глоток убьет тебя.
Рокапа медленно кивнула. Гуранда никогда не любила терять время. Вино не простое, конечно же. Все так просто. Слишком просто.
– Старайся не паниковать.
Архиведьма скривила губы. Ее пальцы судорожно сжимали расческу. В подземелье стало темнее. Или ей только кажется? Нет, свет угасает, умирает на этих влажных, сырых стенах. Тошнота подступила к горлу. Рановато. Как сквозь туман слышится голос Гуранды:
– Не задавай один и тот же вопрос два раза…
– Хорошо, – с трудом ответила Рокапа, едва шевеля онемевшим языком.
– Увидишь Пожирателей Душ, стой спокойно. Они не тронут.
– Не тронут, – эхом отозвалась архиведьма.
– А может, и тронут, – засмеялась Гуранда, и Рокапа вздрогнула, заметив, как что-то незнакомое, пугающее загорелось в изумрудных глазах. – И не смотри на них слишком долго. Сожжешь глаза. Понятно? Видеть не сможешь потом. Вообще.
– Я поняла, – осторожно ответила архиведьма, отводя взгляд.
– Вряд ли, – Гуранда снова захихикала. – Неприкаянные все время голодны, их существование, если его вообще можно так назвать, полно вечной муки, вечного страдания. Вообрази, моя милая, что ты мечешься между миром живых и Гранью, словно твой кролик, что в силок, бедняжка, угодил. Кролик… Хорошее сравнение, правда? Тебе не кажется, что душа похожа на кролика? Нет? Боль и голод… Да, голод и боль. Будь осторожна, девочка.
Мурашки уже бежали по пальцам левой руки. Рокапа стиснула зубы, увидев, как полупрозрачное, похожее на студень нечто ползет по ее руке. Пространство вокруг стало искажаться, она увидела тонкие, похожие на червей нити, парящие под потолком. "Черви" извивались и, как почудилось Рокапе, едва слышно пищали. Они были похожи на… Похолодев, ведьма отвернулась.
Капли воды, переливаясь всеми цветами радуги, застыли в воздухе, слабо подергиваясь и мерцая. Архиведьма опустила глаза и содрогнулась, увидев, что пол исчез, а под ногами стелется странная, похожая на дым, субстанция, в недрах которой вспыхивают призрачные огоньки. Темнота стала настолько густой, что казалось ее можно потрогать. Рокапа стиснула зубы. Потому что шелест бестелесных голосов ударил по нервам.
– Ой, кто это тут? – почти детский.
– Неужели Гурандочка прислала покушать? – полный надежды мужской.
– Ах… нет, живая…дедабери… – разочарованный.
– Но, погодите… – детский голосок.
"Детские голоса самые страшные… – думала Рокапа, переводя дыхание, – от них всегда хочется плакать…"
Зажмурившись на мгновение, архиведьма двинулась вперед. Вокруг бушевало пламя, она словно шла сквозь огонь, чёрный и не обжигающий. В висках стучало, мурашки бегали по телу, и тошнота снова подступила к горлу.
С новой силой зашелестели голоса.
– Не смотрит на нас.
– Боится, что ли?
– Ах, остроухая, надо же.
– Нет, это хвостатая. Дедабери.
– Ну, посмотри, посмотри же на нас!
– Нам больно, как ты не понимаешь, больно!
– Знаешь, как страшно, когда тонешь?
– Веревка сжимает горло…
– Болит…
– Посмотри же на нас, ведьма!
– Недавно мы с одной уже побеседовали…
– Ты с ней знакома?
Рокапа остановилась. Но откуда-то прилетел тихий голос Гуранды:
– Не слушай их, они лгут…
Архиведьма продолжила путь. Или она и не идет никуда вовсе? Черное пламя бесновалось вокруг. О чем говорят Пожиратели? С кем они могли беседовать? Лгут, они лгут… потому что хотят сожрать ее душу.
– Ты думаешь, Пожиратели едят души?
Рокапа глубоко вздохнула и повернула голову вправо. Вот она. Переливающееся призрачное тело средь черных всполохов. Это она. Миранда. Проклятая сестра. Архиведьма вдруг поняла, что Пожирателей больше не слышно. Ушли, не иначе повинуясь той, кто стоял перед ней…
– Не иначе.
Неужели Рокапа слышит смех в голосе потустороннего существа? Душа Миранды, или что там осталось от ее живой сущности, не может сама общаться с живыми. Для этого Умеющие, как Гуранда, вызывают демонов-носителей, с помощью которых умерший может снова говорить. Архиведьма сглотнула слюну. Так что это не Миранда перед ней, а лишь оболочка, существо из-за Грани, медиум, который дал вселить в себя падший дух Проклятой сестры… Раздавшееся хихиканье заставило Рокапу усомниться в собственных знаниях. Слишком уж похож этот смех на подобный, только у Гуранды.
– Ага, – проговорил насмешливый скрипучий голос, – мы же сестрички. Сестрички, сестрички! Она же тут?
– Да, – подтвердила Рокапа.
– А как там душечка Сарис, которую я нянчила вот такой малюткой, – черные сполохи раздвинулись, когда бестелесные прозрачные руки показали Рокапе, как они нянчили маленькую Сарис. Правда, она уже была большой девочкой… А ты, Рокапа… Красуля, как и прежде. Говори, с чем пришла.
Рокапа решила, что потом будет размышлять, зачем Миранда вспомнила про Сарис…
– Нази, – проговорила Миранда, и архиведьма с трудом сдержала крик. – Она же сестренкой была Сарис, правда? Ах, извини… ты спрашивай, спрашивай. Только давай как в старинных сказочках: на неинтересные вопросы отвечать не буду. А на каждый твой вопрос я буду задавать свой. И ты уж потрудись, отвечай. Иначе я уйду. Да и больно находиться тут. К тому же демончик этот, хоть и молодой, но…
Миранда не договорила, потому что прозрачное тело выгнулось, и на какой-то невообразимо короткий миг появилось нечто черное, с рогом на лбу и с горящими огненными глазами. Архиведьма отшатнулась. Но в следующее мгновение Миранда снова смотрела на архиведьму. Рокапа уже различала черты лица, искривленные губы и клоки волос. Затем все исказилось, поменялось, заиграло черно-серыми красками. Демон. Молодой и нетерпеливый.
– Почему каджи хотят уничтожить Ламиру? – спросила Рокапа.
– Уничтожить? – засмеялась Миранда. – Дурочка ты, Рокапа. И сестра моя Гуранда дура, что привела тебя сюда. Впрочем, честь по чести: вопрос задан, надо отвечать. Месть, обычная месть.
– Месть?
– Месть и власть, дурочка Рокапа, – голос Миранды усилился, задрожал, – ведь нет ничего слаще мести, уж я то знаю! Жаль, не успела всех порешить тогда. Но удачные моменты ведь были, признай! Вспомни!
– Да, – призналась Рокапа, думая о Сарис и Марех, – я помню… Как явилась ты феей прекрасной юной девушке во сне, чтобы обмануть чистую душу.
– Чистую? – хохот Миранды заметался в черном пламени. – Будь она, эта изменница, чистых кровей, то не поверила бы мне. Ах, как велико было ее желание братцев своих названных спасти. Так ведь и спасла же, в конце концов. Братьев было трое, а потом, – Миранда захихикала, – молва людишек сначала сделала из них пятерых, затем семерых, и, наконец, целых одиннадцать, ха-ха! Удивительно, как это человековское отродье не умножило их на все сто! А Роин…
Столько животной ненависти было в голосе падшей, что Рокапу бросило в дрожь. Король Роин…
– … не заплатил за все сполна. И прислужник его, Ваче Ныряльщик, ушел от моей мести. Хотя и сдох чуть позже от рук других человеков. Ты слушай, слушай, милая. Но если бы удалось мне тогда отплатить сполна, то не достал бы меня ублюдок Вачев по имени Зезва! Поплатилась я за собственную беспечность, ах как поплатилась…
Миранда умолкла. Архиведьма кусала губы. Черный огонь тихо бесновался вокруг.
– А вы? – тихо продолжила Миранда. – Как отвернулись от меня… И теперь вызываешь душу мою да вопросы задаешь? Каджи? Или ты не знаешь сама, кто такие каджи? Или ты не знаешь, что Нестор лишь слуга?
– Слуга?
– Все-таки дура ты, архиведьма, – мстительно захихикала Миранда. – Ах, приятно-то как…
– Месть, значит, – Рокапа словно и не заметила обидных слов. – На что они надеются? Старые времена не вернешь, Каласская Стена бурьяном поросла!
– Бурьян можно скосить, – хохотнула падшая кудиан-ведьма. – Ты бы в Эстан съездила, что ли.
– Эстан? Что ты хочешь этим сказать, я не… – Рокапа запнулась, широко раскрыла глаза.
– Видишь, – веселилась Миранда, – сколько ценной информации может мертвая сообщить, ха-ха. А как там мой любимый мальчик Гастон? Красавчик с разноцветными глазками.
Рокапа вздрогнула. Гастон?
– Большим человеком стал, не так ли? – голос Миранды заметно ослабел. – А сестричка его, не сгнила еще полностью? Нет? Ха-ха-ха… Мораль: пожилым людям нельзя в помощи отказывать, никогда. Тяжесть поднести пару кварталов. Хи-хи.
Гастон Черный? Разве у всесильного Теневика была сестра? Рокапа кусала губы, мучительно размышляя.
– Отвечай, архиведьма, твой черед!
– Гастон здоров. Про сестру я ничего не знаю.
– А знаешь… – Рокапа уже напрягала слух, чтобы услышать Миранду, – для чего каджам конь Лурджа?
– Что? – вскричала Рокапа, бросаясь вперед.
Поздно. Черное пламя заклубилось, заметалось, и демон-носитель Проклятых душ снова возник перед потрясенной архиведьмой. Свернул глазами, полными боли и огня. Исчез.
И зашелестели голоса.
– Ушла.
– Много говорила.
– Устала.
– Бедненькая.
– А мы все так же голодные.
– Почему нельзя вот эту сожрать?
– Она живая.
– Это ничего, рано или поздно попадет к нам…
– Такие всегда попадают к нам!
Рокапа пришла в себя от того, что кот терся об ее ноги и мурлыкал. Архиведьма с трудом повернула голову и тут же вскрикнула от дикой боли, пронзившей все тело. В следующий миг ее уже рвало в предусмотрительно подставленный Гурандой тазик. Умеющая заботливо поддерживала ведьму и гладила по черным волосам, бормоча ласковые слова и хмурясь.
Кот отошел от Рокапы и принялся тереться о ноги хозяйки. Затем принюхался, возмущенно фыркнул и ушел в угол, откуда еще долго и возмущенно наблюдал, как Гуранда хлопочет над извивающимся телом гостьи.
Мягкий свет снова полился из влажных стен. Одинокая капля монотонно барабанила по маленькой лужице. Кот закрыл глаза. Нужно поспать, ведь он так устал…
Зезва потрепал Толстика по холке, успокаивая. Но рыжий скакун, только начавший приходить в себя после недавней потери хозяина и счастливого обретения его заново, упорно не хотел успокаиваться. Он тревожно прядал ушами, косился по сторонам, храпел и бил копытом, брызгая грязью во все стороны.
– Да что с тобой такое? – шипел Зезва, поднимая плетку и тут же опуская ее. – Видишь, это кнут. Добротно сделанный кнут. Как дам сейчас по колбасным местам, живо уважать меня научишься! Боевой скакун, едрит твою кобылу. А если атака? Тише, на живодерню отправлю, курвин корень!
Толстик покосился на кнут и обиженно притих, всем своим видом показывая, что ни в какую атаку идти не желает. Ныряльщик в сердцах сплюнул в грязь.
– Мерина из тебя надо сделать! Давно пора, курвин корень!
Колонна махатинцев остановилась посреди леса рядом с небольшой опушкой. Большая часть солдат сидела на корточках, напряженно всматриваясь вперед, куда недавно ушла группа разведчиков. Лучники заняли позиции на флангах и в арьергарде, конные рмены отправились вслед за пешими лазутчиками, предварительно обвязав морды лошадям, чтобы те не ржали. Зезва остался единственным кавалеристом в отряде.
– Идут, – проговорил Ивон, устроившийся под пышно цветущей дикой вишней. Элигерец ухмыльнулся в ответ на взгляд Ныряльщика. Сидящий рядом с Ивоном Бастиан дремал, скрестив руки на груди.
Бесшумной тенью явилась Марра. За ней еще трое солдат. Плюхнувшись на хвою, карла долго пила из фляги. Когда терпение подскочивших к ней Теодора и Губаза уже стало иссякать, джуджия вытерла губы, сплюнула, прищурилась и, наконец, стала говорить.
– Мы отрезаны со всех сторон, о достойнейшие из командиров. В Тыше не меньше сотни рыл, корабли бросили якорь в бухте, три галеры патрулируют вдоль береговой линии. Не иначе ждут еще транспортные корыта с войсками. На Мчерском тракте конные разъезды, в кустах и лесочках засели арбалетчики. Большой отряд, судя по всему во главе с их начальником, движется в нашу сторону. Преследуют. Впереди идут ыги.
– Твою ж мать в дупло, – выругался Губаз. – Метальщики ножей.
– Вот-вот. Следопыты тоже неплохие. От них не уйдешь.
Теодор некоторое время размышлял, опустив голову.
– Марра, сколько человек в этом отряде?
– До хера.
– Сколько, я спрашиваю?!
– Не сердись, мой прекрасный командир. Сотни четыре. Тяжелые. С ними с десяток конных и лучников пара дюжин. Ыгов не меньше сорока.
– Пятьсот человек, – присвистнул Губаз, и услышавшие этот возглас махатинцы зашептались. Ивон что-то упорно втолковывал Бастиану, который слушал его, не открывая глаз и не меняя позы.
Зезва тоже прислушивался к разговору Марры с командирами. Их преследует отряд в пять сотен солдат. После боя на пляже, где махатинцы понесли тяжелые потери, в строю осталось около трехсот человек, вместе с уцелевшими рменами. Причем двадцать солдат были вынуждены нести раненых, которых набралось четырнадцать человек. Еще вчера их было больше, но к утру умерло трое, и их могилы чернели землей в чаще поодаль. Еще двое очень тяжелые.
– Ыги, значит, – Теодор рассматривал носки своих грязных сапог. – Марра.
– Командир?
– Этих шакалов нужно отправить на соль. Они как ищейки, бегут впереди основных сил, – комендант оторвал взгляд от сапог и взглянул на лениво жующую травинку карлу. – Тяжелая пехота душевников как неповоротливая корова и не может поспевать за метальщиками. Возьмёшься?
Джуджия выплюнула травинку, поднялась, стряхивая с ладоней грязь. Хитро прищурилась. Наконец кивнула.
– Хорошо, – Теодора скривил губы в улыбке. – Сколько человек тебе нужно?
– Не просто человек, мой любимый командир, – Марра провела рукой по правой стороне собственной груди, вернее по тому месту, где должна была быть женская грудь, – мне нужны лучшие.
Зезва вздрогнул, поймав на себе взгляд карлы.
– Дорогу королеве! Дорогу её величеству!
Тевад Мурман в ярости развернул коня и поскакал навстречу колонне всадников, что спускалась по горной дороге. Каспер и Аристофан поспешили следом. Тяжеловооруженные рыцари остались на месте.
– Дорогу коро…
Молодой телохранитель не договорил, вернее, не докричал свой призыв, потому что налетевший Мурман сбил его с седла и, наклонившись над барахтающимся в грязи юнцом, прошипел, свирепо вращая налитыми кровью глазами:
– Твою в пещеру проститутку мать! Заткни сосальник, козоеба кусок! Или хочешь, чтобы противник услышал, что едет государыня?! Встать и в седло, молокосос, ну!
Телохранитель наконец поднялся и поплелся ловить своего испуганного коня, изредка оглядываясь.
– Мурман.
Королева Ламира подъехала в сопровождении мага Вааджа и военного, закутанного в плащ с низко опущенным капюшоном. Тевад пристально взглянул на него. Снежный Вихрь – личный охранник королевы. Но уже в следующее мгновение Мурман расплылся в улыбке, заметив позади Вааджа отца Кондрата. Монах молча осенил тевада знаком Дейлы, крепко стиснул руку Каспера, заглядывая юноше в глаза.
– Ваше королевское величество…
Ламира знаком заставила наместника Горды умолкнуть. Взгляд зеленых глаз окинул склонившихся в поклонах солдат, скользнул по рядам лучников, выстроившихся вдоль узкой, выложенной булыжником дороги, по которой свита поднялась к Шраму. Вороной жеребец королевы нервно грыз удила, бил копытом по грязи и камню.