Текст книги "Нити жизни (СИ)"
Автор книги: Эль де Море
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Это не то, что называется «боязнь толпы». Нет. При желании я могла ответить, может даже пококетничать, если такое имело место, но все дело в том, что его не возникало – того самого желания. Наверно, я одиночка до мозга костей или маскировалась под неё. Мне не нравилось то, когда кто-то цеплялся, нарушая мое мысленное уединение, да еще и пытаясь со мной познакомиться. Это так банально и не искренне. Причем каждый раз начиналось одинаково. Все эти фразочки по типу: «Можно с вами познакомиться?» Ты ему: «Нет», а он тебе: «Почему?». Меня поражало, неужели в нашем мире слово – «нет» утратило все свои отрицательные свойства, а также смысловой подтекст, не предусматривающий дальнейшие расспросы!? Боже, ведь это так очевидно и бесспорно. На кой продолжать настырничать и докучать? До меня не доходило никогда. Вероятно, я слишком критичная натура, но их попытки общаться я воспринимала поистине агрессивно.
Всех людей я разделяла по колонкам, каждого субъекта зачисляя – либо в положительную, либо в отрицательную, третьего было не дано. Своего рода я создавала – «людской архив», записывая их поведение и поступки в мозговые диски, я могла вычислить чего и от кого можно будет ожидать. Это, как игра в шахматы. Просчитаешь ход противника и выигрыш у тебя в кармане. Но даже этот математический метод не гарантировал точность и давал просчет, в этом я тоже не раз убеждалась. Ни моя интуиция, ни мои логические каноны жизни так и не обеспечивали мне стопроцентной защиты. Наверно, правда то, что у каждого на роду написано своё и от этого никуда не денешься, что суждено то и произойдет. Нагонит и поглотит. Вот тогда и будем мы барахтаться, пока не найдем способа выплыть из этой трясины, ну а если не найдем, засосет нас и всё, что от нас останется – это пузырьки, то пресловутое бульканье, выжимаемое грудной клеткой в знак протеста.
Уголки губ неизвестного поползли вверх. Непонятное чувство, какая-то неловкость, заставили меня неосознанно отступить в сторону. И тут на меня нахлынуло, перед глазами всплыло омерзительное лицо Джастина, его руки, блуждающие по моему телу, стеклянные, не выражающие ничего глаза, и весь этот ужас снова налетел на меня. Я собралась с духом и постаралась придать лицу дружелюбное выражение. Ну, куда уж там! Как же, забудешь такое. Мне было не стереть с лица настороженного выражения. Теперь я не могла довериться ни одному объекту. Даже себя я ставила под сомнение.
Я вгляделась в него пристально. Он, конечно, не походил на маньяка со стажем, но я тут же заподозрила неладное. Ведь я торчу в незнакомом районе, одна, в наряде, который сам за себя говорит, если не кричит. Мало ли, кто тут бродит и с какими намерениями. Мое чувство самосохранения сиреной раздалось у меня в ушах. Я нервно сглотнула. Мелькнула шальная мысль: хотела приключений, мало тебе было? Вот ты их и получишь двойной порцией, если не уберешься отсюда, как можно скорее.
Я уже была настроена улепетывать, унося ноги подальше, когда инкогнито закашлялся. Гулкие, сухие, терзающие звуки вырывались из его гортани и капли крови упали на тротуар. Когда приступ прошел, он выпрямился.
– Не очень, да? – пробормотал он чуть слышно. – Последствия недавнего гриппа.
– Ничего. Я понимаю, – голос мой прозвучал на октаву выше обычного. В нем проскользнули нотки размытой тревоги после недавних событий, а за ней увязалось откуда-то взявшееся сочувствие.
– Ты с вечеринки Джастина? Да, ведь? – Незнакомец уставился на меня с непроницаемым выражением лица.
От знакомого имени по мне прокатилась волна дрожи и волнения, что вызывало сильную тревогу. Не успела я сообразить, что к чему, как мощный электрический заряд, словно в меня попала молния, прошел сквозь меня – от макушки до пяток и вошел в землю. Напоминая обо всех неудачах в моей короткой жизни. Я совсем растерялась. Меня парализовало. Бешеные удары сердца оглушали. Я была напугана. Похотливый взгляд долговязого воздыхателя вновь явился передо мной, его руки, тянущиеся ко мне, та квартира, моя агония, сопротивление, побег – все повторялось, вертясь в голове. Я рухнула на колени и, обхватив руками затылок – зажала уши, но произносимые им слова отчетливо громыхали в моем подсознании. Я заметила – меня трясет, как в лихорадке. Я хотела скрыться, сжаться и забиться куда-нибудь, чтоб никто не видел и не трогал меня.
– Эй, ты в порядке? – рука незнакомца потянулась ко мне, но я отмахнулась от неё и, как шальная, тут же вскочила.
– Не дотрагивайся до меня, – выкрикнула я. – Даже не приближайся! Что тебя надо, кто ты вообще такой? – сокрушалась я.
Он с минуту изучал моё лицо, с неодобрительным видом, а потом добавил:
– Поверь, мне уж точно ничего не надо. Тем более от тебя. Одна сплошная головная боль и неприятности – это не моя сфера интереса.
– Что? Да, как вы… да… ты… – Я выпучила глаза.
– Вот-вот. Всегда такая ершистая, да?
Когда раздалось жужжание, я сверлила его взглядом и чуть ли не рычала от раздражения. Он перевел взгляд на экран телефона и поднес к уху:
– Да. Нашел. Где? А как ты думаешь!? Вот именно. Сейчас? Нормально. Да, со мной. Что? Давай потом. Да, привезу, – он посмотрел на меня. – Всё, отключаюсь.
Поток вопросов засыпал моё сознание. Я, молча, наблюдала и переваривала только что услышанное. Кого и куда он собрался доставлять? Неужели? Ответ нашелся сам. Быть того не может!? Только не говорите мне, что Джастин решил не отпускать меня просто так и привести в исполнение свои угрозы в отношении меня – вызвал подмогу. И я попалась, угодив прямо в западню. Во мне все окаменело. Я оробела. Лицо перекосило. Кулаки впились и без того в помятую ткань. В горле запершило. Я сглотнула твердый, колючий, распирающий комок, образовавшийся в горле. И интуитивно стала искать поддержку, но вокруг по-прежнему не было никого. Ну и где все патрульные машины полицейских, когда они так нужны. Что, лопают пончики, заправляясь кофе? Вот и не верь стереотипам.
– Идем, я тебя отвезу, – сказал он, засовывая в карман телефон, а потом добавил: – Моя машина там, – за углом.
Образовалась пауза. Я припала к столбу, брови приподнялись, глаза округлились от неожиданности и не сводили с него подозрительного взгляда. «Кто ты, черт возьми, такой?» – вертелось в моей голове. Неожиданный спазм сжал желудок. Я только и успела отвернуться к ближайшей кирпичной стенке, как поток переработанного горючего под названием – «текила», украсил подножие здания. Меня все-таки стошнило. Хотя чего можно было ожидать после всех встрясок, которые я устроила моему хилому тельцу.
– Ну, хорошо, что хоть не в моей машине, – напомнил о себе равнодушный голос. – Эй, ты там закончила?!
– Черт! – выдохнула я. – Ну никакого чувства корректности! – Развернулась, чуток оклемавшись, и воззрилась на него: – Ты еще здесь? У тебя нет других дел? Слушай, если попытаешься хоть на шаг ко мне подойти, я за себя не ручаюсь, – хриплым голосом пригрозила я. – А Джастину можешь так и передать, что он полный мудак и в гробу я видела таких, как он! Кусок дерьма!
– Пожалуй, – сказал он.
Честно говоря, я растерялась и не знала, что ответить. Мне почему-то вспомнились сказанные когда-то отцом слова о том, что первое впечатление о человеке чаще всего обманчиво. И в запале мы делаем неверные суждения, о которых потом сожалеем. Может и правда, этот человек не был тем, за кого я его приняла. Что я о нем знала? Ничего. Но с другой стороны, мое мнение было трудно изменить, как говорится, первое впечатление бывает обманчивым, но остается надолго.
– У каждого свои ошибки и все мы заслуживаем второй шанс, – добавил он. – А поройстоит принимать людей просто такими, какие они есть и не лезть на рожон.
И что на это сказать?! Впрочем, слова уже не имели значения.
Зазвонил телефон, а потом резко умолк. Он – ответил. Из трубки послышался возглас, показавшийся крайне знакомым, хоть и искаженный:
– Ну и где вы? Ты что разучился водить?
– Там же. Я не укротитель, – сухо изрек парень. – Буйнопомешанные – не мой профиль. Передай телефон своей подружке, – дополнил он и протянул мне мобильник: – Тебя!
Я приняла его с долей неуверенности и приложила к уху:
– Алло!
– Полина! – испуганно раздался визг. – Что случилось? – На том конце прозвучал голос сестры.
Что-то я не очень поняла. Но она справилась с задачей – отвлекла от неприятных дум.
– Все хорошо, – наконец произнесла я. – Немного заблудилась, – я слабо улыбнулась.
– Пожалуйста, приезжай скорей! Я места себе не находила, не найдя тебя на вечеринке. А когда кто-то сказал, что видел, как ты уходила с Джастином, я так перепугалась! Ведь о нем ходят такие слухи, и ты… твоё состояние. Я растерялась, – хлюпала она.
– Со мной все в порядке, – отрезала я, вкладывая в голос уверенность.
– Честно? – По голосу я поняла, что она успокоилась: одной проблемой меньше.
– Да! – как можно спокойней ответила я, для закрепления эффекта.
– Но, скажи, кто этот парень? – сощурилась я и присмотрелась к некоему человечишке, у которого я не вызывала восторга, а похоже лишь негатив.
– А… симпатичный, да?
«Нашла время, – подумала я, – у меня тут душа в пятки уже ушла, а она сводничает». Но сказала кратко:
– Нет.
– Это же Нейл, – довольно объявила сестра. – Ну и кто он такой? – Лицо вспыхнуло от негодования. – Он меня до чертиков напугал! – провозгласила я.
«Интересно, а ему что-нибудь слышно?» – подумала я. И на всякий случай посильнее прижала телефон к уху.
Повисла тишина, и только чередующиеся потрескивания на линии сообщали, что мы еще находимся в контакте друг с другом.
– Ау? – позвала я.
– Разве он не представился?
– Браво! Ну и кто это существо, не обученное манерам?
– Э… ну, в общем-то, брат Майкла.
«Черт!» – воскликнула не впервые я в уме. – Скоро буду, – я нажала на отбой. Постаралась придать лицу спокойное выражение, повернулась.
Нейл – темноволосый, волосы взъерошенные, смуглый от природы или загорелый, не худой и не перекаченный – с довольно таки хорошей фигурой, ростом около двух метров, если сравнить, я ему примерно дохожу где-то до груди – чванно загорал с невозмутимым видом. «Ну и тип» – проскользнуло в голове. Предполагается, что братья должны быть похожи, но тут на сходство и малейшего намека не было. Полная противоположность – внешне и характерно. Неудивительно, что его дружок именно Джастин, кретинизм – это вирус, заразный и притягивающий своих носителей друг к другу.
– Может, все же вернешь то, что взяла и уберешь свои глазки с меня?!
Я злобно стиснула зубы, моргнула и, зажав в ладони айпод, направилась к нему. Поравнялась, вытянула руку и демонстративно разжала пальцы – «сенсорный» плюхнулся ему в руку.
– Полегчало? – съехидничал он.
– Намного.
– Тогда, пошли, – кинул он через плечо, отдаляясь.
Он подвел меня к старой знакомой – «Ламборджине». Уселся за руль, скинул десяток компакт-дисков с переднего сидения и, опустив стекло, выглянул:
– Ты садишься?
– Может, откроешь мне дверь? – заартачилась я.
– Я понял, ты дойдешь пешком, – он повернул ключ зажигания.
– Стой! – крикнула я и бесцеремонно уселась в салон. – Не сомневаюсь, – проворчала.
Мы дали задний ход и вывернулись на трассу – порулили по шоссе. На первом же повороте попали под грозящийся светофор, а когда он усмирился и дал добро – поменяв цвет, мы двинулись дальше.
Я откинулась на спинку сиденья, глядя, как проносятся мимо дома, банки, страховые компании. Как стелятся кварталы и витрины павильонов, утопающие в предрассветной оранжево-синей прослойке, напоминая праздничный пудинг. Как солнце поднимается из-за горизонта, отсылая ночь. Как преломляются его лучи разноцветными бликами – желтыми, янтарными, лиловыми, – пляшут по сонному городу. И пухлые, тучные облака уступают место – легким, невесомым, перистым.
Ехали мы, как глухонемые, молча. Атмосфера раскаленной сковородки медленно поджаривала нас, просто подрумянивала: то один бочок, то другой. К этому было психологически трудно привыкнуть, у меня возникло чувство, что надо, хотя бы, попытаться завязать разговор. И тут я вспомнила переадресованный вопрос Майкла к кузену.
– Почему именно «Ламборджине»? – предприняла я попытку. Неуклюжую и неудачную. Меня тут же наградили почетно презрительным взглядом. Я сделала заключение, что этот типаж ненавидел всех без исключения, кто находился в радиусе пяти метров от него. Но больше всего задевало то, что он напоминал мне меня же.
– Это не мой выбор. Отца.
– Ему нравится эта марка?
Тишина и беззвучие, пока мы не проехали еще один квартал, только потом слова все-таки нашлись и он произнес:
– Пафос и показушничество – вот его удел.
– А твой отец?
– Узник на Уолл-стрит.
– Ого. Многие туда стремятся. По-моему, ты можешь им гордиться.
Я украдкой взглянула на Нейла, но он не удостоил меня даже недовольным взглядом из своего фирменного репертуара. Мы снова молчали.
Я попробовала зайти с другой стороны:
– По мне, так Уолл-стрит прекрасна. На ней пахнет не только большими деньгами, но и пирожками, которыми торгуют мексиканцы.
Каменная рожа. Да, на контакт он не шел. Поэтому понять, что творится в его душе, было невозможно. Бог знает, что скрывалось за этой непробиваемой баррикадой. У всех у нас свои скелеты в шкафах. Кому, как не мне, знать об этом.
Рядом промчалась «Тойота» с поцарапанным бампером и подбитой фарой. После чего скрылась из вида, увозя своих пассажиров в таинственную неизвестность. Я уставилась в зеркало заднего вида и не отрывала от него глаз, пока двигатель машины не стих.
Едва мы остановились у фасада моего терема, как дверь с грохотом отварилась, ударяясь об стенку, и по ступенькам сбежала сестра.
«Мой персональный конвой» – подумала я и вылезла. Меня сразу обняли. Вот чего-чего, а телячьих нежностей я не ожидала. Но старалась быть терпеливой.
– Объясни-ка, что произошло? – потребовала она, отпустив меня.
В этот момент в дверях появился Майкл. – Ничего, – попыталась отвязаться я. Он спустился к нам.
– Боже, да у тебя порез! – в голосе сестры послышались пронзительные нотки.
Я и не заметила, что около локтя была сбита кожица и красовалась неглубокая рваная ранка, наверно зацепилась за что-то, когда пикировала с кровати. Тоже мне, подумаешь, пустяки.
– Я просто… просто… – залепетала я, соображая отговорку.
– А что с платьем?
«Черт» – выругалась я, заметив, что оно все мятое и надорванное в некоторых местах по шву. Пробормотать что-то уклончивое уже не выйдет, но суметь заставить себя признаться, невозможно – это как ударить в грязь лицом. Мне не подходило подобное самоуничижение.
– Боже, – взмолилась сестра. – Этого не может быть! Скажи, что это не правда?!
Две пары глаз уставились на меня, а другая точила во мне дырку где-то между лопатками.
– Все нормально, – стандартно ответила я. – Я упала. Ясно. Ну же, скажи им? – произнесла я, намекая на персону позади.
Майкл пристально посмотрел на брата, но тот и бровью не повел.
Я застыла на месте, мысленно пытаясь придумать, как можно правдоподобней это объяснить, чтоб не осталось сомнений, придумала, но ответить не успела.
– Это я виноват. – Нейл высунул голову из окна машины.
Несколько секунд все смотрели на него с недоумением, включая и меня, но потом я поняла, в чем дело – он поможет, поддержит. Но будет защищать вовсе не меня, а своего друга.
– Зажал дверцей машины, а она дернулась, ну и грохнулась.
– Случайно, – добавила я с невинным видом, кивнув. А сама подумала: глупее отговорки я не слышала, но сейчас и эта сгодится, чем ничего.
– Вот видишь, – сказал Майкл, обойдя и похлопав меня по плечу. – Всё просто.
Но серо-голубые глаза не верили и продолжали сверлить пытливым взглядом, настраиваясь на продолжение тирады. А я-то уже понадеялась провести эту встречу с минимальными потерями для себя. Она начала что-то говорить, но, к великому огорчению сестры, её перебили.
– Ну, я поехал, – вклинился надменный голос в разговор.
– Эй! – рука Майкла соскользнула с моего плеча. – Имей совесть, меня-то подбрось. – Ну и достался же мне братец, да? – сказал он, подмигнув мне и быстро чмокнув сестру в щечку, обогнул тачку.
Заревел мотор. Механически активированный откидной верх – поднялся, превратив машину в кабриолет. Куда Майкл и запрыгнул.
– Спокойной ночи! – выкрикнул он, послав нам воздушный поцелуй.
«Это уж точно» – подумала я. Плотно сжала губы, развернулась и, не сказав ни слова на прощание, удалилась в дом.
Тогда я еще не знала всех тонкостей, почему у Нейла в этот день были травмированы костяшки на обеих руках, зачем он поехал за мной и как нашел.
Тогда я еще ничего не знала о нём и о его жизни, которая уже плотно переплеталась с моей.
8 Те, кто не в курсе, а кто знают – молчат
Я решила не идти в душ и забралась в постель в одежде, даже не сняв. Спала, как убитая, от переизбытка непонятных и неожиданных эмоций, чувств, танцев, встреч и наличия алкоголя в крови вперемешку с глупыми мыслями и пугающими желаниями.
'Да' – подвела я черту во всех своих вчерашних похождениях или уже сегодняшних?! – И с трудом разлепила один глаз.
В доме было тихо. Окно было открыто, но не было холодно. Жалюзи собраны. На безоблачном небе висел яркий солнечный диск. Солнце щекотало лучами белую поверхность потолка, исследуя каждый сантиметр, пробираясь все дальше в глубь. А ветер, скрываясь в кронах деревьев, мирно наблюдал за ними оттуда.
Я сбросила с себя одеяло, соскребла свои размазанные косточки по кровати и, как лунатик, прошагала в ванную. Встала и с ужасом посмотрела на своё отражение в зеркале над раковиной.
Чудодейственность макияжа исчезла, не оставив и следа. Темные круги под глазами, покрасневшие глаза, волосы дыбом и врожденная бледность лица, говорили об одном – я точно приведение.
– Кто ты? – произнесла я, уставившись на отражение.
Оно хмыкнуло, скривилось и ответило:
– 'Ты!'
Я выкрутила кран на всю мощь, сунула руку под струю воды, подбирая нужную температуру – убавляя горячую и прибавляя холодную. Урегулировав, избавилась от вещей – скинув их с себя, и залезла под душ. Встала под его сильные, властные струи. Парная вода ручьями потекла по моему обнаженному телу. Кровь прилила к кончикам пальцев. В голове, кажется, немного просветлело. Я расслабилась и вся погрузилась в эту терапию.
Спустя полчаса я выключила душ и завернулась в полотенце. За окном уже чирикали птицы. Пока я переодевалась в пижаму, внизу, скорее всего на кухне, что-то громыхнуло. Я подошла к комоду, выдвинула верхний ящик и вытащила фен. Распутала шнур и впихнула штекер в розетку. Включила. Освободилась от махрового чурбана на голове и принялась сушить мокрые сосульки. Шум наполнил комнату, заглушив все остальные посторонние звуки.
Закончив, расчесала волосы, хотя щетка еще с трудом продиралась сквозь остатки спутанных кудрей. Но я расправилась с ними и собрала гриву в неряшливый кособокий хвостик, после заколола челку, чтобы она не падала на лицо.
В этот момент снизу опять раздался чмокающий звук. Мой нос уловил слабый запах свежей выпечки. Животик радостно забурчал. И держа нос по ветру, я стала спускаться. Прошла через фойе и, завернув под боковую лестницу, ведущую еще на один ярус вниз, оказалась около кухни.
– Тук-тук, – выдала я, раздвигая и втискиваясь через дверные створки.
Стоя ко мне спиной, сестра мыла под краном тарелку.
– А вот и ты, – сказала она, поворачиваясь ко мне. – Давненько не виделись, – на желтых резиновых перчатках виднелась мыльная пенка.
– Я тут вздремнула часок? – сказала я, опускаясь на табурет.
– Ты проспала пять часов. Скорее похоже на кому. – Она извлекла из мойки стакан и, ополоснув, положила в сушилку. – Лучшей перспективы даже представить себе не могу.
– Не говори так, – ответила она и вытерла губкой опустошенную раковину. Я продолжала наблюдать, как она выключила кран, избавилась от защитных рукавиц, повесив их на ручку духовки.
– По поводу вчерашнего, – начала я, дождавшись, пока она дойдет до конца стола.
– Судя по всему, тебе уже лучше. – Она старалась говорить, как ни в чем не бывало, но я улавливала скрытую обиду.
– Да, – зевнула я.
– Я боялась, что с тобой что-нибудь случится.
– То, что хуже смерти? – я судорожно рассмеялась. – Зря волновалась.
Она с минуту смотрела на меня, потом спросила:
– Хочешь чего-нибудь перекусить?
– Не откажусь, а чем угощаешь?
– Молоко и черничные маффины. Еще есть вафли, только что приготовленные. – Она кивнула в сторону приспособления для выпечки, где в пластиковых формочках лежали, поджаренные до хрустящей корочки, вафельки-сердечки.
– Я буду всё, – объявила я.
– Хороший выбор! – провозгласила Алина.
На улице кто-то промчался на быстром шумном мотоцикле. Мне показалось, что я даже уловила выхлопные газы.
– А чего это ты не в школе? – сказала я, вдруг, вспомнив о времени.
– Блин, – протянула сестра и вздохнула. – Ты, как мама, ну, честное слово! Содержание доверия на нуле. У меня «окно». Занятия после обеда – вторая смена. Правда.
Я поверила, но приняла отрицательный вид – сощурив глаза до щелочки.
– Тс-с-с… – цокнула она язычком. – Не веришь, да? Хочешь, могу принести распечатку расписания, убедишься сама.
– Вот уж не надо, – я рассмеялась. – Верю.
Сестра подошла к холодильнику и вытащила молоко:
– Держи!
– Спасибо. – Я налила себе стакан и дотянулась до маффина, рядом на блюдце Алина поставила те самые вафли.
Я облизнулась и принялась хрустеть, с наслаждением уплетая вкусняшки.
– Вижу, тебе понравилось? – заметила сестра, поглядев, как я поглощаю кекс и отламываю кусочек от вафельки.
– Угу, – облегченно промычала я и улыбнулась.
Позавтракав, мы поднялись в мою комнату. Почему? Просто так вышло. Алина разлеглась на коврике, подложив под голову руку и, включив телевизор, сказала:
– Не хочу на учебу! Это такая скука.
– А как же Майкл? – Я облокотилась на край стола.
– Ну… мы видимся в основном в обеденный перерыв, да и сталкиваемся в коридоре. – Она перевернулась на спину и стала писать что-то в воздухе.
В это время на экране по кабельному показывали рекламу зубной пасты.
– А тебе бы сразу хотелось за него замуж, медовый месяц и целый детский сад с детишками, да?!
Сестра покрылась красными пятнами.
– Не говори ерунды! – простонала она. – Просто, это естественно, хотеть находиться рядом с тем, кто тебе нравится или уже по уши влюбленная. – Она смущенно прикрыла ладошками лицо и засучила ножками, как карапуз.
– Не знаю, – холодно ответила я, и это было правдой. Я никогда особо не стремилась к завязыванию отношений с кем-то. Скажем так, этот период выпал из моей жизни, как ненужная карта из колоды карт. Время, когда у девочек и мальчиков начинают возникать первые, не совсем дружеские, но – теплые, трепетные чувства, я проводила за учебниками. Если в краткости, то выполняла программу по своему культурному образованию, составленную моей амбициозной мамочкой. И всегда пыталась понять, почему родители перекладывают на хрупкие плечи своих детей то, чего не смогли достичь сами. Все свои нереализованные мечты и собственные желания. Они, как олимпийские бегуны, вручают нам эту эстафету и всю дорогу продолжают гнать вперед – без отдыха и остановок. В этом они видят наше счастье? Делая за нас выбор? Определяя нам судьбу? Неужели так трудно, хотя бы один раз задать простой вопрос: «А что ты хочешь?» Один раз дать нам шанс выбрать самим, а не пренебрегать, ссылаясь на то, что они знают, что для нас более подходящее. Но так неправильно. Ведь мечты, как отпечатки пальцев – не бывает двух одинаковых, у каждого свои – сокровенные и желаемые. И важно найти ту самую искорку, поддержать её и вывести на нужный уровень. Почему многие не понимают таких простых вещей?
Я, конечно, не считала себя чем-то обделенной или слишком обремененной. Всегда все положенное выполняла, но без интереса, без того запала, который приносит ощущение счастья, но оно было в маминой улыбке, глазах, в хваленых словах знакомых, в грамотах и поздравлениях. Поэтому я просто не могла взбунтоваться и все бросить. У меня не было на это права. Я боялась принести разочарование любящим меня людям, так что, продолжала все держать в себе. Наверно, поэтому, мои дни были пусты и бездонны, хоть я и уверяла себя, что это не так. Все только ширма, за которой спрятано столько всего. Всякий раз мне не хватало той крохотной девочки, что жила внутри меня и мечтала о столь многом, порой нереальном, фантастичном, но столь удивительном. А потом все рухнуло, полетев в тартарары и как странно, я стала скучать даже по той расписанной, занятой и суетливой жизни, которую никогда не жаловала и от которой теперь оставались лишь ломкие напоминания.
– А тебе бы разве не хотелось того же? – сестра приподнялась и поймала мой замутненный взгляд, быстро вернув меня в настоящее. В её глазах плясало озорство.
У меня челюсть отвалилась. Хлебом не корми её, а дай поковыряться в твоей башке. Вот она, плохая наследственность – гены нашей матушки. Выуди все, что можешь и используй это в своих корыстных целях. Цены бы им вдвоем в разведке не было.
– Ну… нет, – выдала я. – Мне и одного недуга хватает, еще одну мороку хочешь свалить на меня? – вышучивала я. – Хотя, это довольно забавно, когда наблюдаешь за влюбленными парочками. Одного взгляда уже на тебя достаточно, чтобы сделать вывод. Пациент, ваш диагноз ясен – мозг ушел в бессрочный отпуск и забыл прислать замену, – я щелкнула её по носу. – Это печально и нечему тут радоваться!
– Вот, ты так всегда! Это все твоя защитная реакция! Я-то знаю, – кивала она, как китайский болванчик. – Все девушки мечтают об этом.
– Возможно. Но не я, уж очевидно. – Меня её речь не убедила.
Никогда толком не понимала, что это значит – «любить». И где пограничная полоса между – «нравится» и «люблю»? Все чувства похожи, все отображают наши эмоции в определенные моменты, но как определить, какие из них подлинные, а какие лживые?
Любить – как много заложено в этом слове и как мало осознаваемого. Если, это значит, постоянно думать о человеке, нигде и ни с кем не находиться, а лишь рядом с ним, то разве, – это не обычная привязанность, привычка или чувство долга за тех, кого мы приручили? Отдаем ли мы себе отчет в том, что нами движет? Или любовь превращает нас в слепых котят? Опиум для наших глаз и ушей, но у противоядия горький вкус, тогда задумываемся ли мы, употребляя этот яд?
Мой отец, стремившийся взять от жизни многое, после девяти лет брака изменил моей матери. Просто исчез, не оставив ни письма, ни записки, ни хотя бы клочка – ничего. В один из вечеров не вернулся домой. Мне тогда и восьми лет не стукнуло, а что говорить о сестре – ей было пять. Одна, с двумя детьми на руках, в полной неизвестности. Что испытывала моя мать, я могла только догадываться. Мне было не постичь её чувств, мук и переживаний.
Это тоже любовь или какая-то её неотъемлемая часть? И почему эта старая боль до сих пор живет во мне и при каждой возможности начинает кровоточить и жечь мне душу? Нахлынет и ощущается, как горечь во рту от перца, случайно попавшего вместе с ложкой супа. А вам доводилось испытывать похожее? Спросите себя и вы получите ответ. Подобные воспоминания всегда колкие и их невозможно стереть, они пробираются в глубину твоей души, закрадываются в самые дальние уголки памяти и прорастают, как семечки. И от них не избавиться, не скосить, не вырубить – они как нашествие саранчи на поля, пожирают нас из года в год, – медленно, исподтишка.
Мама старалась скрывать свои страдания, понимая, что не должна перекладывать на наши плечи груз своего несчастья. «Командировка!» – вот так, одним словом, с выдавленной улыбкой, мать объяснила это моей младшей сестренке, предполагалось, что и мне, но я уже знала, что это ложь. Мне не забыть бессонных ночей, заплаканных глаз, бесконечных звонков в больницы, морги, обивания порогов милиции с заявлениями на розыск и череда поездок на опознание.
– Человек пропал, а вы ничего не хотите делать! – кричала моя мать в телефон в очередной раз, разговаривая с дежурным на посту.
– Трое суток, мадам, трое суток, – отвечал механический голос, словно зачитывая стишок.
Они прошли: на работе он так и не появился, ни у друзей, ни у знакомых. Заявление приняли. Прошло две недели, а новостей так и не было. Мама продолжала ходить, как опущенная в воду, впав в меланхолию, со всем забросив нас, тогда к нам и приехала бабушка, взяв всю хозяйственную работу на себя. Но все равно, холодом и запустением веяло отовсюду, казалось, у нас затушили жизненную свечу. Мама позабыла о себе и буквально жила возле телефона, судорожно вздрагивая каждый раз, когда от него раздавался малейший треск. Хуже всего было, когда ошибались номером, ведь после – она ревела каждый раз. Мне так хотелось сделать хоть что-то, но что? Перегрызть шнур, утопить его в ванной, сбросить с балкона?! И вот, в очередной такой звонок, голос в трубке попросил приехать на опознание – мол, где-то в депо электричек было найдено, похожее под описание, тело. У мамы случился срыв. В ту ночь я нашла её на кухне толи плачущей, толи смеющейся, но как-то не естественно – отрывисто, наигранно. Словно, это была не она, а кто-то в её облике потешался над ней. Она сидела на кафельном полу в окружении пустых бутылок, вытряхнутых фотоальбомов, а на полке буфета, выделенной под телевизор – крутились записи с их свадьбы. Звук разъедал пространство, как кислота. Сделав глоток чего-то пузыристого, она заметила меня:
– Иди спать, детка, – сказала она, кажется, улыбнувшись, – мама в порядке! Но это было не так, в туже минуту её вырвало. Я вскрикнула, испугавшись, и тут же, пулей полетела будить бабушку. Мне приказали сидеть в комнате и не выходить, а также не пускать сестру, но этого и не требовалось – она продолжала крепко спать. А я слушать крики, которые стихли лишь под утро. Позже мне тоже никто ничего не объяснил, просто собрались и уехали.
– Двое кроликов остаются дома, – ласково сказала бабушка и захлопнула дверь.
Я посадила сестру завтракать. А сама ушла в ванную, задвинула задвижку, включила воду и разрыдалась. В школу в тот день мы не пошли.
В обед они вернулись, мамино лицо ничто не выражало, я испугалась, но бабушка покачала головой и, поцеловав меня в лоб, погладила по голове и повела маму в спальню. Вечером мы ужинали все вместе, ну, почти все…
Прошло три месяца, кажется, мы привыкли к жизни без отца, только Алина стала чаще спрашивать про папу: «мол, скучаю я, где он, ну где же… где?». «В командировке», – повторяла мама, украдкой смахивая выступающие слезы. И снова запиралась в спальне. А потом от нас уехала бабушка, сказав: «берегите маму». Я не поняла почему, но это помогло – мама пришла в себя. Смех и улыбки снова стали гулять в нашем мирке. И вот однажды утром раздался столь долгожданный звонок. Мама подошла и посмотрела на телефон, словно решала – отвечать или нет, а он продолжал звонить, наполняя пространство раздражающими, угнетающими и неизбежными звуками. И вот она ответила – на том конце прозвучал голос отца. Я подошла ближе и прижалась к маме. Она всё поняла, что я знаю, что не был он ни в какой выдуманной командировке, но и где был, тоже.
